Текст книги "От альфы до омеги (СИ)"

Автор книги: Lorain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 23. Ирис. Лаборатория, прототип омеги и мааджит

На лестнице невидимкой зашуршало платье Лидии. Она поднялась и, положив руку на перила, бросила полный презрения взгляд на скорчившегося Тита. Потом перевела взгляд на Ирис и тронула мужа за рукав.

Он только фыркнул.

– Подслушала? Молодец, девочка.

– Может, не стоит... – начала Лидия.

– Тайны уже не вышло, так что давай-ка теперь сыграем вот во что, – сказал он, глядя на Ирис. – Похожа она на твои тени? – он повернулся к жене, и голос его смягчился. – Нет же, смотри сама. Она не тень. И ее платье – это ни о чем. Не улика, не доказательство.

Ирис выдохнула. Запасы энергии она пополнила вовремя, очень вовремя. Если этот наглый огромный человек так и напрашивается на представление – он его получит.

– Дело не в том, похожа она на тень или нет! – Лидия поморщилась. – Если эти люди проходят сквозь время...

Тит тем временем неуклюже поднялся за ноги и привалился к стене. Ирис поймала его затравленный взгляд.

– Она не опасна, этого просто не может быть, – с непонятной, испуганной мягкостью настаивал Дарий.

С Титом этот гигантский человек себя не сдерживал. А с женой становился неуклюжим, неказисто-заботливым.

– Слухи рождаются не из пустоты, – очень тихо, очень вкрадчиво заметила Лидия.

– Слухи рождаются из страха, – аккуратно возразил отец Тита.

Ирис вдохнула поглубже.

– Я хочу уйти, сейчас же. В приют я не собираюсь, можете себя не утруждать, —объявила она. – Пропустите.

Дарий шагнул в сторону, загородив собой всю лестницу.

– Я докажу, сейчас же, – прошептал он жене. – Не бойся. Страх – это...

И тут Ирис зажмурилась, собираясь с силами.

Ее фигура дрогнула и растворилась. Время пошло. На сколько она удержит камуфляж в этот раз?

Дарий моргнул, обмяк и как-то сгорбился. Лидия сдавленно охнула и отшатнулась, чуть не оступившись на узкой лестнице. Тит позади неопределенно дернулся.

Юркнув вбок, Ирис протиснулась мимо его отца и метнулась по ступенькам вниз. Замешательством нужно было пользоваться, и быстро.

Контрольный блок домашней электронной системы. Подключиться. Свет, окна, двери. То, что нужно. Подготовить блокировку. Андроиды! Подключиться. Без всяких уловок, напрямую. Неавторизованный пользователь... Сейчас получишь неавторизованного... Пароль принят. Новая команда.

Андроиды встретили ее внизу, у дверей. Дорогу не загородили, а только тихо расступились. Дверь за ней щелкнула: сработал автоматический замок. Эту комбинацию изнутри не вскроют еще очень и очень долго.

Не стоило сюда соваться. В который раз она надеется на помощь людей, но толку? Она – омега, она росла в полной зависимости от человека, и теперь ей пора выучить новый урок – полагаться на себя одну. Ей нужны кукловоды, не нужны экскурсоводы и няньки. Она теперь человек, а это значит, что она – сама за себя.

…Вот только найдет Ликвидатора, а уж потом будет сама за себя.

Ночь обдала прохладой и ароматом остывающей земли. В траве стрекотали цикады.

Она заблокировала и двери, и окна. Знала, что за ней непременно бросятся вслед, но сегодня из этого дома не выйдет никто, и мирный сад будет тонуть в теплом, летнем полусне, прерываемом разве что песнями сверчков.

Она найдет Ликвидатора и все ему расскажет. Вот для чего Ирис его ищет. Не потому, что хочет его просто видеть. У этой мысли нет логики, она не опирается на четкие и понятные факты. Просто видеть – это бессмысленно. Любая встреча должна иметь свою цель. И такая цель у Ирис есть. Но почему, почему же ей так невыразимо хочется на него взглянуть без всяких отговорок логики?

Ирис все-таки нуждалась в диагностике, долгой и вдумчивой, без лишних глаз и громких шумов. В Центре самодиагностика поощрялась, и для нее же в западном корпусе отводился целый зал, заставленный капсулами – удобными, звукоизолированными ячейками, в которых можно было закрыться на любой срок и провести любую необходимую проверку. В Эмпориуме девяносто четвертого года ничего такого, конечно, нет. Но странная мысль все не давала Ирис покоя. Она размышляла над своим «дефектом» и раз за разом невольно задавалась вопросом: а что, если ее способность к эмпатии можно развить до совершенного нового уровня? В конце концов, именно так омеги и устроены – они созданы для того, чтобы учиться на опыте и развиваться. Что, если можно развить и эмпатию? Что, если можно усовершенствовать эту способность, присоединив ее к стандартным сигналам и научиться чувствовать самостоятельно?

Но Ирис прекрасно понимала, что такое невозможно. Ее рецепторы лишь синтетические аналоги человеческих. Чувствительность можно снизить, повысить или вовсе отключить. Она ощущает чувствует боль в том смысле, в котором ее чувствует человек. Для нее что нежное прикосновение, что удар – простые сигналы, несущие в себе фактическую информацию, анализируя которую она может так или иначе среагировать. Но само главное даже не это. В ее теле нет человеческих гормонов, и все процессы регулируются электронными системами. Ей ни к чему соматропин – она растет согласно программе. Не нужен и инсулин – в ее крови нет привычной человеку глюкозы. Без надобности ей и адреналин – ее реакции ускорит процессор. И нет в ее организме тех самых гормонов, которые создают для человека радость: эндорфинов, серотонина, дофамина. Омега все-таки не клон, и тело ее создано по совершенно другим законам. Задумай Сальватор создать существо, всецело повторяющее человека, то у него бы вышла совсем не омега, да и к чему это нужно? Проект синтетического Центра создавался совсем не в погоне за полной достоверностью. Сенату нужны были удобные человекоподобные существа, которые будут слушаться и выполнять задания, не задавая лишних вопросов, не страдая и не желая ничего, кроме одобрения. Омег лишили самой возможности что-либо ощущать, а те чужие чувства, что Ирис отражает благодаря зеркальным нейронам, не что иное, как скопированный образ. С такой фотографией многого не сделаешь, на нее лишь можно смотреть.

Но что же тогда с ней происходит? Ее тело производит непонятные, совсем незнакомые сигналы. Или нет здесь никакой загадки, и она просто превращается в заветную десятку, и непонятные реакции – не что иное, как сигнал о том, что она окончательно выросла?

Мотнув головой, Ирис нырнула в проулок. Башня связи – здание наверняка высокое, так что искать нужно в центре, среди леса зеркальных небоскребов. Их не так уж и много – несколько десятков. Можно просто-напросто обойти их все, собирая сигналы окружающей электроники. В конце концов, она все-таки найдет эту заветную Башню связи и подключится к ее сети, и никакие проводники ей не нужны.

Только почему ей все кажется, что за ней кто-то снова следит? Тит надежно заперт, по крайней мере, до утра. А если не он, то кто еще может красться за ней хитрой тенью?

Ирис на полном ходу развернулась. Аллея тонула в душистом, безмолвном мраке. Деревья, рядком протянувшиеся до следующего перекрестка, стояли молчаливые, усталые, не шевелилась ни веточка. Окна двухэтажных домиков смотрели черно и безразлично. Все спали.

Кроме Ирис и ее преследователя, конечно. Ну и кто за ней увязался в этот раз? Мамонты и отряд Особых Назначений – в будущем. Или это просто полиция? А может, это Сальватор все-таки нашел за ней дорогу и дышит в спину, готовый сцапать и отправить в свои лаборатории для новых опытов? Но нет, портал за ней закрылся, она видела. Разлом сомкнулся плотно и окончательно, воздух затянуло крепким невидимым швом, как будто и не было никогда временной трещины. Сальватору за ней дороги нет.

Тогда кто же это?

Ирис покрутилась на месте, прислушалась, в который раз подкручивая чувствительность слухового модуля, а потом включила термо-сканер. Так и есть: за третьим деревом отсюда притаилась человеческая фигура. Роста небольшого, веса среднего. Мальчишка, иначе и быть не может.

– Тит! – позвала Ирис. – Выходи, я тебя вижу.

Она его, конечно, не видела, но объяснять все тонкости выходило не к месту. Тит покорно отделился черной тенью от яблоневого ствола и вышел под свет фонаря. Вверху, гулко ухнув, прошуршала мягкими крыльями сова. Трещали ночные цикады.

– Ну и как ты выбрался?

Ирис натянула на лицо самое хмурое из тех выражений, какие у нее были оттренированы.

– Через подвал, – втянув голову в плечи, объяснил Тит. Он остановился в нескольких шагах, смущенно вставая на цыпочки и опускаясь. – Я так давно уже от родителей бегаю. Они не знают. Охранную систему, скорее всего, закоротило, дверь заперта... Постой, а ты откуда знаешь?..

Он наклонил голову и замер, но Ирис на лишние вопросы отвечать не собиралась.

– Ты бегаешь от родителей? – не поверила она.

– Ну да, – кивнул Тит и опустил взгляд. – Там есть мусорный сток, ну так я отодвинул планки и устроил себе лаз...

Ирис поморщилась.

– Значит, ради того, чтобы от них улизнуть, ты готов протискиваться через мусорку?

– Не через, а рядом, – аккуратно поправил Тит. – А как ты исчезла?

Поднялся ветерок, и фонарь над их головами легко качнуло. Зашумели яблоневые листья.

– Оптический камуфляж, – не помедлив, ответила Ирис. – Участвую в испытаниях. Ты что, не слышал о таком?

Глаза Тита расширились.

– Оптический камуфляж?

Фонарь все качался, поскрипывая на металлическом креплении.

– Зачем ты за мной пошел? – только и спросила Ирис.

– Ты не найдешь Башню связи одна.

Он все еще робел, но упорно тащился за ней. Ну почему, зачем ему это нужно?

– Твои родители... – начала Ирис.

Тит бросил на нее тяжелый взгляд исподлобья.

– Плевать. Я хочу прожить свою жизнь сам.

Ирис вспомнила, как тяжелые кулаки отца обрушивались на спину Тита, и отвела взгляд.

– Они думают, что я как глина, – продолжил он тихо. – Что можно из меня вылепить что угодно. Как будто у меня своей головы нет, вообще ничего своего нет… Я даже в полицию не хочу, а отец все твердит: отслужишь в полиции, прямиком попадешь в Особые Назначения. А разве мне туда надо?..

– Ну и чего же хочешь ты? – осторожно спросила Ирис.

Вести этот разговор и дальше не тянуло, но мальчишка излучал такую сложную, такую немыслимую смесь эмоций, что она даже не представляла, как можно отвернуться и просто уйти. Сцена на лестничной площадке снова и снова вставала перед глазами.

Система имитации услужливо подсказывала: люди в таких случаях просто так не уходят. Процессор добавлял: расплетешь этот клубок, поймешь что-то важное. Дурацкая система накопления опыта…

– Я тебе покажу, – вдруг оживился Тит, подскочил к ней и схватил за руку. – Сейчас и покажу. Пойдем скорее.

– Куда? – запротестовала Ирис, силясь вырваться.

Но Тит держал крепко.

– Здесь недалеко. Туда лучше ходить как раз ночью. Утром придет профессор, а чужих он не любит. Там все по пропускам, – упрямо мотнув головой, объяснил Тит.

Они шли по скупо освещенной аллее и то ныряли в бархатную глубину темноты, то выплывали под желтый свет округлых фонарей. В паутине проводов, растянувшейся над их головами, поскрипывали порывы ночного ветерка.

– Послушай, – попыталась вразумить его Ирис. – Сейчас не время для экскурсий. Я просто хочу найти Башню связи, и знакомиться с твоим профессором мне совершенно ни к чему…

– А ты его и не увидишь, – пообещал Тит. – Я же говорю, не стоит ему на глаза попадаться. Сейчас быстренько заглянем – и все.

– Зачем? – только и спросила Ирис.

Тит упрямо тянул ее за собой и молчал. Потом повел плечом и все-таки ответил:

– Я никому об этом не рассказывал. Даже Тео. А тебе могу. Мне так кажется.

– Кажется? – изумилась Ирис. – Но ты ничего обо мне не знаешь!

– А ты обо мне? – вдруг глянул на нее Тит. – Я покажу тебе это место, ты сразу все поймешь. Ты никому не расскажешь, ни родителям, ни Тео, никому. Тебе это не нужно. Вот потому-то я тебе все это показать и хочу.

Ирис молчала. Профиль Тита, выхваченный жестким фонарным светом, резко вырисовывался на фоне черных деревьев. Тит нашел благодарного слушателя: Ирис его секрет никому не раскроет. Что ж, справедливо. Только ей совсем неинтересны глубины его души, ей не нужны друзья в замену старым – да и были ли у нее друзья когда-то раньше? Насчет Ликвидатора она так и не решила, а все омеги из синтетического Центра, скорее всего, докладывали Сальватору.

А Тео – кто такой Тео?.. Значит, все-таки есть у него друзья, всех до единого Лидии отвадить не удалось.

С освещенной аллеи они свернули в темную улочку. Обогнули Алый Залив, и теперь спускались к порту. Центр города, а вместе с ним и башни, оставались позади. Ирис то и дело оборачивалась, все подумывая о том, что стоит просто вырваться и убежать – ни к чему ей эти ночные приключения – но Тит держал крепко, а она колебалась. Он ей не враг. Он просто глупый, несчастный мальчишка, у которого не все в порядке в семье.

Дома вокруг потянулись бедные, обшарпанные, один непригляднее другого. Они громоздились неровными этажами все выше и выше, нависали кривыми балконами над мостовой, роняли вниз бельевые веревки. Последние этажи почти смыкались над улицей, словно очень хотели прикоснуться друг к другу, и темное небо, расчерченное созвездиями, отступало все дальше и дальше. Ирис узнавала эти места: квартал Сифов. Над крышами вздымала свои круглые трубы фабрика полимеров, в воздухе разносился сладковатый запах смеси пластика, резины и нечистот. Где-то здесь, за цепочкой грязно-зеленых домишек прячется квартира Ликвидатора – вернее, она когда-нибудь ею станет. Какое все-таки отвратное место, и как бы, наверное, оскорбился молодой Ликвидатор, узнай он, что когда-нибудь сбежит сюда, причем по собственной воле. Как обнищает отдел Ликвидации через двадцать лет, если на их деньги можно будет позволить себе только такое!

– Сюда, – Тит указал на обшарпанный дом.

Из-под слоя темно-желтой краски проступали красный и синий. Здание, видимо, пережило не одно десятилетие и не один ремонт. Над третьим этажом уродливым аппендиксом прилепилась пристройка, запрятанная за облупившуюся балюстраду, которая когда-то окружала крышу по периметру. Окна во всем здании были залеплены ставнями, будто внутри уже давно никто не жил.

И какой профессор согласится работать в такой дыре?

Тит взялся за медную ручку, отполированную многими и многими пальцами, и потянул дверь на себя. Сверху тотчас же что-то щелкнуло, мелькнул красный луч и скользнул по фигуре мальчишки. Не оборачиваясь, Тит оттолкнул Ирис в сторону, а потом, выждав с несколько секунд, кивнул.

– Теперь можно. Только ты ничего не трогай, иначе профессор надерет мне уши. И старайся не чихать. У него паранойя, он каждую неделю проверяет тут с ДНК-анализаторами.

Ирис невольно улыбнулась. Уж от нее-то никаких следов не останется, сколько ни чихай. ДНК в человеческом смысле у нее нет.

Тит шагнул в темноту, и Ирис юркнула за ним. Дверь, тихонько скрипнув, закрылась сама по себе. Тит отыскал в полумраке руку Ирис и потянул за собой. Они миновали новые двери, потом остановились, и тут над их головами вспыхнул свет. Тит зажмурился, а Ирис смотрела вокруг, позабыв про систему имитации и то, что на ярком свету нужно поначалу закрыть глаза.

Чистые стены слепили белизной. Металл, стекло, десятки экранов, обвитые проводами аппараты, столы, заваленные деталями, провода, снова провода, микросхемы, аквариумы со странной вязкой жидкостью синеватого цвета, в которых что-то плавает, длинные узкие контейнеры вдоль стен, запечатанные пробами со странными символами... Изнутри лаборатория от своего фасада отличалась разительно. Это место прятали, Ирис поняла сразу. И создавали здесь нечто особенное.

Она замерла. Прямо перед ней, на широком столе, который освещала мощная светодиодная лампа, лежало тело андроида. Серые пластиковые конечности валялись отвинченные и разобранные по суставам. Живот был разворочен, внутри слоились микросхемы. Лицо покрывал нежно-розовый материал, мягкий и гладкий. Он оканчивался как раз под подбородком, из-под него выглядывал уже знакомый серый пластик. Глаза, опушенные черными ресницами, были безмятежно закрыты. Пухлые губы расчерчивали капризные вертикальные морщинки. Скулы на ощупь казались бархатными.

Ирис отдернула руку.

– Это незаконно, – чуть не с гордостью сказал Тит, поглаживая локоть разобранного андроида. – Профессор берет их прямо с производственной линии. Там работает его племянник, он подправляет цифры. Пропажу никто не заметит.

– И что же он делает с этими роботами? – спросила Ирис.

Она смотрела прямо на Тита. Тот отвел, наконец, глаза от андроида, отдернул руку и улыбнулся.

– Это нечто кардинально новое. Он хочет создать нового робота. Совсем другого. Смесь робота и человека.

– Киборга?

Тит качнул головой.

– Куда лучше. Это будет что-то совсем другое. Это будет мета-человек. Человек, который превзойдет и человека, и робота. Последняя ступень эволюции.

Последняя... Омега. Последняя буква греческого алфавита.

– Искусственный интеллект?

Ирис все пробовала найти простое, понятное объяснение, которое перечеркнуло бы все догадки.

– Да ну брось ты эти древние названия, – в возбуждении мотнул головой мальчишка. – Это прошлый век. То, что делает профессор, превзойдет все то, что мы знали раньше.

Ирис на мгновение закрыла глаза и по старой привычке глубоко вдохнула, разгоняя свое синтетическое сердце, чтобы синтезированная кровь побежала быстрее по синтетическим венам. Не шутка ли это разумной аномалии? Не отправила ли она ее в прошлое так, чтобы омега воочию увидела собственное рождение? Но нет, еще слишком рано. Да и она сама родится лишь через несколько лет. А это... Она перевела взгляд на спящего раскуроченного андроида. Это лишь прототип. Самое начало. Истоки.

– И что здесь делаешь ты? – спросила она, не сводя с Тита взгляда.

Его глаза горели.

– Я ходил к нему на лекции. Еще год назад. Тогда был огромный скандал. Ну, помнишь? Профессор Каракс. Его последнюю лекцию сорвали, афиши снимали, его самого чуть не посадили. Была даже демонстрация. Ну же, неужели не припоминаешь?

Ирис отвела взгляд. Библиотеку Центра еще не построили. Она не может покопаться в исторических сводках, да и загрузят ли туда такое? Омегам детали истории ни к чему. А сомневаться в том, что омеги нужны, и нужны были всегда – тем более.

– Они тоже тогда все твердили про искусственный интеллект. Про то, что замыслы профессора перевернут мир. Что человечество свергнут искусственные люди. В результате – вот, – Тит обвел рукой лабораторию. – Он ушел в подполье. А я все ошивался вокруг его дома, следил, куда он ходит. Я не один месяц за ним таскался, уговаривал, доказывал, а он отнекивался, гонял меня, а потом сдался. Это я ему сделал фальшивую личную карту.

Тит так и светился гордостью

– А ты не думаешь, что так и будет? – тихо спросила Ирис. – Что эти твои мета-люди займут твое же место?

– Ну нет, – беззаботно засмеялся Тит.

Его робость исчезла без следа. Здесь, в своем тайном царстве, он плавал как рыба в воде.

– Такого не будет. Профессор уж позаботится. Тут есть такая идея... – он подтащил ее к доске, исписанной схемами и формулами. – Система самоаннигиляции. То есть, самоуничтожения.

Ирис перестала дышать.

Он ткнул пальцем в одну из схем и проследил по рисункам до самого края доски.

– Активируется при нарушении условий функционирования. Грубо говоря, если это существо не выполняет поставленные задачи, то включается эта система, – пояснил он, увлеченно чертя пальцем по доске.

– И когда... Когда она может включиться? – почти шепотом спросила Ирис.

– Да когда угодно, – пожал плечами Тит. – Эти существа будут служить человеку. Делать то, что не может он. Как дополнительная пара рук, продвинутый мозг в придачу.

– И как понять, что робот нарушил установленные человеком правила?

– Ну... как... – Тит хмыкнул. – Вот когда происходит эта самоаннигиляция, так и понять.

Ирис молчала. Сигналы тревоги заходились бешеным воем.

– Тебя это пугает? – глянул на нее Тит.

Она натянула улыбку.

– Но хорошо ли это... для человека? Ты только представь: купил себе такого робота, а он взял, и через два дня взорвался...

– Вот потому их надо сделать совершенными. А ошибки – сжигать, – безжалостно бросил Тит, и тяжелая складка залегла между его бровями.

Ирис так и вздрогнула. Какие знакомые слова...

То, что она до сих пор не самоликвидировалась, означает одно из трех: или эту систему так и не внедрили (отказались вовсе или не поставили только ей?), или она все еще следует плану Сальватора, или она вот-вот погибнет.

Так какой же вариант вернее всего?

– Но кто же будет оценивать качество выполнения приказов? – спросила она.

Тит повел плечом.

– Не кто, а что. Система оценки. Непростая программа, это да. Но иначе никак.

Ирис замолчала. В ее процессоре больше не осталось вопросов. Кроме, пожалуй, одного.

– А можно все-таки увидеть этого твоего профессора Каракса?

Что если его имя Сальватор? Или, скорее, даже его племянник – это молодой человек, а значит, по возрасту он подходит куда больше самого профессора, да и в истории этой он замешан самым что ни на есть прямым образом.

– Интересно, да? – Тит расплылся в довольной улыбке. – А я тебе говорил. Проект просто бомба! Зря все эти демонстрации и прочее... Люди – дураки. Страх мешает развитию. Нужно не бояться, а решать проблемы. Вот такими эти существа и должны стать. Не субъективными, а разумными. – Он глянул на Ирис и спохватился. – А с профессором тебе лучше не знакомиться. Я же говорю, он... параноик. Сама подумай, его чуть не запрятали за решетку! У него тут только четыре сотрудника, он сам, да еще я. Меня он еще с лекций запомнил, я все задавал вопросы, да и меня он с трудом к себе подпустил.

– А племянник?

– Он тоже сюда ходит, – кивнул Тит. – А он тебе зачем?

Она не ответила, но мальчишка уже отвернулся, самодовольно окидывая взглядом лабораторию, словно все это уже принадлежало ему.

Ирис еще раз покосилась на исписанную доску, и тут в процессоре что-то будто щелкнуло. Она подошла ближе и провела пальцами по знакомым символам. Эти строчки были втиснуты в угол, как будто что-то незначительное, но Ирис их уже видела.

Та самая формула, спрятанная в спальне Ликвидатора! Никаких сомнений: это она. Только чуть ниже, сбоку – приписка. Новые знаки, еще и еще, и все это – как на чужом языке. Ирис сощурилась, ускоряя работу процессора. Она может их разобрать, только нужно постараться: сравнить символы с уже когда-то виденными, проанализировать контекст, подставить в уравнение неизвестные и…

Ну конечно. Вот он, ответ. Эта формула, будто выведенная на доске случайно, не что иное, как формула контроля над омегами. Тит в таких сложностях пока не разбирается, но Ирис все поняла. Значит, и там, в записке, которую она нашла у Ликвидатора, она же… Только зачем Ликвидатор ее хранит, если понятия не имеет о том, что это такое и как ее использовать?

– Вот этим я и хочу заниматься, – с придыханием произнес тем временем Тит. – В университете есть курс робототехники. Там, конечно, о таких штуках не говорят... Пока. Но это не важно. Если я туда пойду, я смогу потом помогать профессору по-настоящему. Занять когда-нибудь его место.

Он выпрямился и смотрел перед собой затуманенными, безумными глазами. Ирис сделала шаг назад. Там, на темной аллее, под скрип ночных фонарей, Тит с его преданным и восхищенным взглядом пугал ее куда меньше, чем в этой светлой, чистой лаборатории профессора Каракса. Здесь, где-то здесь будет работать и Сальватор. Но где он, кто он? Когда он здесь появится? Но он – Сенатор, никакой не ученый, не робототехник. Так может, он просто выкупит этот проект позже, когда он выйдет из тени? Ведь в четырнадцатом году омеги не только абсолютно легальны; на этот проект возлагают огромные надежды. А это значит, что курировать синтетический Центр сможет лишь очень обеспеченный, очень влиятельный человек.

– Вот, посмотри, – Тит снова схватил ее за руку.

Он даже не подвел ее к одному из аквариумов, а подтащил, особо не церемонясь. Он так увлекся, что не заметил, как сильно сжал пальцы. Система имитации заставила Ирис охнуть.

– Ой, прости, – Тит вздрогнул, резко покраснел и отдернул руку.

Видно, он на какое-то мгновение очнулся, вынырнул из своих увлеченных мечтаний, а потом снова погрузился в них с головой. Он указал на аквариум поменьше:

– Вот здесь выращивают клетки кожи. Они делятся, как живые. Такой покров можно будет повредить, вызвать настоящее кровотечение. Кровь у этих роботов, конечно, будет, алая, как у людей. Никаких подделок.

Он усмехнулся.

В густом киселе плавал рваный кусок кожи, и свет, искаженный в синей жидкости, рисовал его совсем зеленым. На лице же распростертого андроида красовались покровы вполне обычного цвета, и готовая кожа его была ни слишком смуглой, ни слишком бледной: такую мог иметь самый обыкновенный, среднестатистический житель Эмпориума.

– Кровотоки профессор поначалу считал бесполезными, – продолжал объяснять Тит. – Но если нам нужна не дешевая подделка, а качественная имитация, то тела этих существ должны повторять реакции человеческого тела. Синяки, ушибы, ссадины – все это будет непременно. Ну а нервная система будет передавать электрические импульсы, информацию от процессора. Довольно удобно и логично. В принципе, у человека почти так же. Только у него, конечно, мозг, а не процессор.

Он помолчал, напряженно всматриваясь в образец кожи, застывший в синем растворе.

– Все это очень сложно. Мне не хватает знаний. Я просто слушаю профессора, кое-где помогаю, но самых деталей я не понимаю.

Руки его нетерпеливо сжались в кулаки.

– Конечно, никакого пластика не будет, – снова заговорил он, встряхнувшись. – Это пока что эксперименты, – он кивнул на спящего андроида. – Будут синтетические мышцы, связки, – он указывал на аквариумы, один за другим, – уплотненные кости... И да, ускоренная система регенерации. Ни к чему такой дорогостоящей штуке истекать кровью.

Следя за его пальцем, Ирис обводила взглядом комнату.

И тут, у одного из стеллажей, на которых громоздилась сложная, угловатая аппаратура, она приметила какое-то движение. Сначала ей почудилось, что это очередной кусок синтетической плоти шевельнулся в густом синем растворе, но тут зашумели уже знакомые помехи. Это был не просто слабый сигнал тревоги, который она услышала в заброшенном доме у порта; это было нечто куда более явственное, яркое, почти оглушительное, как если бы ей крикнули в самое ухо. Тень колыхнулась явственно, выделяясь в полумраке за шкафами, скользнула под лампы и обрела четкость.

Замолчал и Тит. От смотрел на аномалию круглыми, совершенно глупыми глазами, и не двигался.

В первую минуту Ирис подумала, что это аномалия из четырнадцатого года, и пришла она за ней. Но исходивший от аномалии сигнал отличался от того, что она почувствовала в Пыльных Городах. Эти помехи различались так же, как отличаются запахи и голоса людей: видно, ультразвук, который аномалии испускали, служил чем-то вроде опознавательного знака. По крайней мере, для омег. Слышат ли они сигналы других аномалий? Да и что они вообще такое?

Ирис шагнула вперед. Система имитации кипела, но Ирис не обращала внимания. Сейчас не до страха, удивления и тому подобных человеческих реакций. В конце концов, она уже видела такое создание, так что бояться ей нечего.

Чем ближе она подходила, тем слабее звучали помехи. Аномалия повернула к ней голову, и сигнал почти совсем затих, как будто Ирис подключилась к его сети.

Существо потеряло прозрачность, и силуэт обрел четкую форму. Стопы аномалии не касались пола, она парила в воздухе в каких-то миллиметрах от земли. Глаза у нее переливались, словно все еще выбирая самый удачный цвет, а зрачки редко пульсировали. По коже змеились трещинки-татуировки.

Ирис остановилась. Тит за ее спиной шумно вздохнул. Аномалия излучала уже знакомое любопытство.

– Не бойся, – прошептала она Титу. – Оно не причинит вреда.

– Откуда тебе знать? – почти выкрикнул он, и Ирис дрогнула.

– Я знаю. Я их уже видела.

Тит опять громко втянул воздух, и Ирис бросила в его сторону мимолетный взгляд. Своим страхом Тит может все испортить. Этого допустить нельзя.

Она протянула руку. Она все-таки выяснит, что имел в виду Сальватор. Все-таки узнает, что за связь такая у омег и аномалий.

Та опустила голову и очень медленно подняла собственную ладонь, рассмотрела ее со всех сторон, словно никак не могла понять, что с ней делать, а потом решительно протянула ее Ирис.

– Все хорошо, Тит, – прошептала Ирис, не оборачиваясь к нему. – Ты же мне веришь?

Его волнение чуть улеглось, но он боялся, и притом панически. Он едва сдерживался, чтобы не рвануться вперед, не ударить странную тень первым попавшимся предметом – да хоть ногой отключенного андроида...

А верила ли она сама себе? Что случится, когда она наконец-то коснется руки этого существа? Она держала в руках стекляшку, но временной разлом – бестолковый кусок энергии. А эта аномалия...

Она дотронулась до призрачной руки.

По алым дюнам гуляли пыльные вихри. Палатки из плотной, украшенной узорами материи были разбросаны по долине цветными островками. В центре низины чернел оазис: высокие причудливые пальмы, длинные шестипалые ветви, мясистые ростки с прихотливыми, многолепестковыми цветами – и все это сухое, потерявшее цвет и последние соки. В глубине завядших зарослей виднелось округлое блюдце водоема, но вода давным-давно схлынула и стояла мутной лужей на самом дне, словно раздумывая, что легче: окончательно уйти под землю или испариться под лучами беспощадного солнца.

Вокруг палаток сидели женщины. Их волосы переплетали косы из цветных нитей и бусин, на руках темнели узоры. Бегали плохо одетые ребятишки – чумазые, черноглазые, улыбчивые. Переваливая через гребень дюны, старик вел под уздцы то ли мула, то ли низкорослую лошадку.

Вдалеке, за песчаными холмами к горизонту клонилось багряное солнце, но небо никак не темнело. За стоянкой, прилепившейся к засыхающему оазису, поднималось второе солнце: неправдоподобное, ярко-зеленое, и одного взгляда на него хватало, чтобы стало страшно.

Ирис распахнула глаза. Зрачки аномалии больше не вздрагивали; они расширились почти до самых век.

И тут Ирис даже не услышала, она почувствовала, как аномалия заговорила.

«Я ищу хозяина», – сказала она.

Но это были не слова, не фразы, а нечто куда более отвлеченное, размытое, словно концентрированные, отфильтрованные мысли, обретшие законченную форму. И передавала аномалия свои слова не по воздуху, не привычным для человека голосом, а словно бы в прикосновении. Пальцы Ирис все еще лежали на ладони аномалии, и она чувствовала легкую вибрацию, которой сопровождалась каждая новая мысль. При этом такой «разговор» ощущался почти так же, как волнение Тита: все это было лишь образом, который изготавливала ее «дефектная» подсистема эмпатии, картинкой, односторонней связью.