Текст книги "Сага о власти (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Ровно в девять утра в зал быстрой энергичной походкой входил красивый представительный мужчина.

Мужчина садился на стул и, небрежно закинув ногу на ногу, объявлял тему сегодняшней дискуссии. Небольшой монолог-вступление плавно перетекал в бурное всеобщее обсуждение. После обеда ученики расходились по классам, где уже учителя продолжали развивать заданную лектором тему на уроках истории, социологии или философии.

Леон провёл в гимназии всего три дня, но уже был наслышан о легендарных понедельничных лекциях и ждал их с нетерпением.

– Доброе утро, мальчики! – мужчина окинул внимательным взглядом собравшихся и, встретившись глазами с Леоном, подбодрил его улыбкой. – Я Кристиан Кейм, и сегодня мы поговорим о порабощении человека. О еде и сексе.

– …капусте, королях, – подхватил нараспев Леон, желая показать, что он с Кеймом на короткой ноге. Нечаянно превратившись в звезду, он теперь хватался за любую возможность блеснуть – сказывались годы вынужденного пребывания в тени. Кейм от души расхохотался.

– Браво! – захлопал он, не скрывая восторга от подобной интерпретации. – Вынужден признать, аналогия Леона намного ёмче, образнее и точнее, чем моя собственная.

Кейм явно был большим поклонником Кэрролла, потому что тут же самозабвенно продекламировал:

“The time has come,” the Walrus said,

“To talk of many things:

Of shoes – and ships – and sealing-wax –

Of cabbages – and kings –

And why the sea is boiling hot –

And whether pigs have wings.”

– Вот это мы сейчас и выясним, – подытожил он, переходя на немецкий. Оживление в зале мгновенно спало. Слушатели тут же настроились на серьёзный лад.

Леон весь превратился в слух, приготовившись внимать каждому слову лектора: если человек по достоинству оценил тебя, он наверняка умный, и послушать его интересно и полезно.

– Еда и секс, – Кристиан вольготно откинулся на стуле, всем своим видом показывая, что то, о чём он сейчас будет говорить, самая естественная вещь на свете, – две первейшие потребности человека.

Подавляющее большинство людей едят курятину и брезгуют змеями не потому, что попробовали то и другое и единодушно сошлись во мнении, что первое лучше. Их предпочтения – следствие не личного выбора, а дань культурным традициям, в которых они выросли. Они просто с молоком матери всосали убеждённость, что первое хорошо, а второе плохо.

Мужчины в нашем обществе предпочитают женщин по той же причине, по которой заказывают в ресторане курятину: все вокруг так питаются, следовательно, это правильно. Рьянее всего против змеятины выступают те, кто никогда её даже не пробовали.

Люди не рождаются натуралами, точно так же, как не рождаются мясоедами или вегетарианцами. Подавляющее большинство просто перенимает укоренившиеся в обществе сексуальные и пищевые предпочтения от окружающих. Следовательно, сексуальные предпочтения можно воспитывать и культивировать точно так же, как и пищевые. Вы рождаетесь с потребностью в сексе, а не в женщинах. Точно так же, как рождаетесь с потребностью в пище, а не в хлебе. Вы вправе выбирать, как и чем утолять голод, пищевой и сексуальный.

Гетеросексуальность – такая же исторически сложившаяся привычка, как курятина в кулинарии. Тому были объективные причины – на заре человечества будущее народов зависело от их численности. Увеличение рождаемости было государственным приоритетом номер один. Но история не стоит на месте. Времена изменились. Сегодня, чтобы выжить, перед нами стоит противоположная задача – сокращение рождаемости. Чтобы решить эту проблему, не надо отказываться от секса. Достаточно перенаправить свой вектор влечения.

Вдумайтесь в понятие «нетрадиционная сексуальная ориентация». Даже сами натуралы, придумавшие его, тем самым признают, что гомосексуальность – это сексуальное предпочтение, противоречащее традициям. Традициям, а не природе. Следовательно, гомосексуализм всего лишь нетрадиционен, а не противоестественен.

Однако почти во все времена и во всех сообществах гомосексуализм жестоко преследовался. Его объявляли грехом, противоестественными склонностями и извращением. Но так ли это? Как известно, плохое дело извращением не назовут.

Гимназисты рассмеялись. Кристиан улыбнулся.

– Культ гетеросексуальности, – продолжил он, – главная предпосылка существования семьи. А что такое семья? Главное средство порабощения человека. И вот как это работает.

Кристиан встал и заходил по сцене, нагнетая драматизм.

– Сначала вас лишают возможности удовлетворить одну из главных ваших потребностей – секса. Вам внушают, что получить его вы можете только от женщин. Женщин же убеждают, что спать с вами они могут только в браке. От безысходности вы принимаете предложенные правила игры, и как только вы вступаете в брак, вам тут же выдвигают следующее условие – жениться ради секса нельзя. Смысл семьи – в детях. Вы покорно глотаете и эту наживку. Всё, теперь вы попали – всю оставшуюся жизнь вы будете работать на детей. У вас не будет возможности задуматься о смысле, вернее, бессмысленности подобного существования – вам некогда, вам детей кормить надо. Вы будете трястись перед начальством на работе и мириться с любым решением правительства – вы не сможете позволить себе роскошь протеста, вам о детях думать надо. Чего, собственно, система и добивалась. Теперь вы её покорные винтики.

Зал притих – слушатели вспоминали незавидную жизнь собственных родителей.

– А взломать матрицу очень просто, – заговорщически улыбнулся Кейм, и по залу прокатилась физически ощутимая волна облегчения, – достаточно лишь отказаться от навязанной вам гетеросексуальности и воспользоваться альтернативой. Я не открываю вам ничего нового: во все времена и во всех обществах находились люди, которые это понимали. Практически все значимые представители рода человеческого были геями. Теперь вы знаете, почему.

Кристиан умолк, тем самым давая зелёный свет общей дискуссии.

– Но все не смогут стать геями, – тут же начал Рональд. Рональд настолько обожал спорить, что иногда выдвигал и отстаивал тезисы, с которыми сам был несогласен, лишь бы втянуть собеседника в спор. – Получается, эти люди заведомо окажутся в более невыгодных условиях.

– Разумеется! Высшие и низшие классы существовали и будут существовать всегда и везде. Идеальное общество – не то, в котором отсутствует классовость как таковая, а то, в котором принадлежность к элите определяется личными заслугами, а не родословной.

– Другими словами, вы против равноправия? – уточнил Рональд.

– Равноправие, как его понимаете вы, – это утопия. – Кристиан, похоже, был раздосадован тем, что приходится объяснять столь очевидные вещи. – Равноправие не значит равноценность. Права у всех равные, способности – нет. Истинный смысл равноправия в том, что каждый имеет право воспользоваться своими способностями. В мире нет дискриминации, есть только нехватка способностей. Jedem das seine. И в этом высшая справедливость.

На это даже Рональду возразить было нечего – в гимназии царил культ способностей. Их способностей. Отрицание идей Кейма было равнозначно отречению от уготованного им блестящего будущего.

– И поскольку каждый из вас обладает незаурядными способностями, – продолжил Кристиан, будто прочитав мысли своих питомцев, – мы, сегодняшняя элита, считаем своим долгом правильно и своевременно сориентировать вас, элиту завтрашнюю, в жизни, чтобы вы в полной мере смогли реализовать свой уникальный потенциал. Одних только способностей и права воспользоваться ими недостаточно. В этой игре имеется ещё одна переменная, решающая, – свобода выбора. Вы сейчас стоите на развилке, у которой два указателя в противоположные стороны: одна дорога ведёт к самовоспроизведению, другая – к самореализации. Что предлагает вам общество и куда ведёт натуральный путь развития, мы уже разобрались. Осталось только выяснить, что предлагаем вам мы и в чём состоит альтернатива.

Зал замер в предчувствии кульминации.

– Мы предлагаем вам место среди элиты будущего. В переводе на более понятный язык это значит: большие деньги, свободный секс, блестящую карьеру и возможность оставить след в истории – всё то, что испокон веков двигает мужчинами и составляет суть и смысл их бытия. Мы не отрицаем отцовский инстинкт: вы сможете сполна удовлетворить его, став наставниками молодёжи и сознательно выбрав себе «сына» по собственному образу и подобию, вместо того, чтобы нести крест, предопределённый судьбой. Рождение ребёнка – это всегда игра в рулетку, слепой случай. Количество родителей, получивших именно таких детей, о каких они мечтали, равно количеству сорвавших джек-пот в лотерее. Вы же сможете сами выбирать себе воспитанников, которые наиболее точно соответствуют вашим представлениям об идеальных детях и которым вы поможете стать теми, кого бы вы хотели в них видеть.

– А откуда эти дети возьмутся, если все прозреют и никто рожать не будет? – спросил со смешком кто-то из задних рядов.

– Деторождение – удел низших классов, тех, кто не способен на большее. Рожать должны низшие, воспитывать – высшие. Это рациональное распределение труда и обязанностей: во всех отраслях дизайном занимаются одни, а сборкой на конвейере – другие. Рабочий у станка крутит гайки, и ему даже в голову не приходит создать собственную машину. Но при этом этот же самый рабочий настолько самоуверен, чтобы самому заниматься созданием, дизайном и совершенствованием самого важного продукта – человека. Вот вам домашнее задание – подумайте на досуге над фундаментальным вопросом: «Натурал я дрожащий или право имею?»

Кристиан взглянул на часы. Был без пяти полдень.

– Хорошего аппетита, мальчики! И не только в еде.

Кейм был отличным психологом и прирождённым вождём – он умело играл на самых чувствительных струнах мальчишеских душ. Подростки – кейм-югенд, как метко окрестила их глава PR-отдела Корпорации, – впитывали его теории, как губки. Каждый из них покидал аудиторию, преисполненный решимости «взломать матрицу», «избежать участи быдла» и «занять место среди элиты».

Романтика закрытого мужского общества, причастность к тайной организации, ощущение собственной избранности, красивая жизнь и секс в избытке – Корпорация предлагала им полный набор любимых мальчишеских игрушек. Ошалелые от открывшегося им тайного знания и ощущения собственной избранности, мальчишки боготворили своего вождя. Вождь же их просто любил.

«Гомосексуальность – это нормально», – утверждал харизматичный философ Кристиан Кейм.

«Любить себе подобных – это круто», – вторил ему крутой профессионал Дэвид Йост.

«Schwul ist cool», – выдыхал с ментоловым дымом стильный космополит Флориан Вальберг.

«Мы с тобой одной ориентации, ты и я», – заговорщически подмигивали ориентированные на успех наставники.

Подростки могли выбирать себе кумира – и лозунг – на любой вкус. Крылатые фразы вождей привели к появлению расхожей шутки для посвящённых.

– Как ты там, сынок? – тревожились матери.

– Отлично! Круто! Сool! – давились смехом сыновья. – Полёт нормальный, ориентация на успех.

Материнские сердца были спокойны: ребёнок радостный и довольный, у него и правда всё хорошо.

– Господин Кейм, – отважился однажды спросить у него директор гимназии, – мы делаем всё возможное, чтобы правильно сориентировать мальчиков. Но тлетворное влияние внешней среды полностью исключить нельзя. Вы не боитесь, что они потом разъедутся на каникулы по домам и бросятся во все тяжкие – навёрстывать упущенное?

– Боюсь? – расхохотался Кейм. – Да я на это надеюсь!

Директор был прав – многие парни, едва вырвавшись на свободу, из чистого любопытства и естественной тяги к запретному плоду, тут же принимались соблазнять девушек. Это напоминало квест: за девушками надо было ухаживать, девушек надо было уламывать, девушкам надо было давать то, что они привыкли сами получать. Девушки пугали и внушали чувство собственной неполноценности – отвыкшие за время раздельной учёбы от какого-либо присутствия противоположного пола, парни чувствовали себя с его представительницами очень неуверенно. А когда они наконец получали заветный приз, разочарованию их не было предела: слюнявые поцелуи, неуклюжие ласки, зажатость или наигранная развязность в постели – вот всё, что могли им предложить юные неопытные сверстницы. Им нечего было противопоставить умелым мужским рукам и жаркому сексу с опытными мужчинами. Возвращались парни в гимназию твёрдо убеждённые на собственном опыте, что «курятина» и вправду не идёт ни в какое сравнение со «змеятиной».

Кристиан Кейм на открытии очередного учебного года читал на лицах своих питомцев нехитрые мальчишеские рассказы на тему «Как я провёл лето» и торжествующе улыбался.

***

Лекции Кейма приятно щекотали авантюрный мальчишеский дух. Но самым любимым предметом у всех, без сомнения, были уроки сексуального воспитания. На них пубертирующим подросткам откровенно и без ложного ханжества, без набивших оскомину тычинок и пестиков, объясняли, что с ними происходит и что с этим делать. Много говорилось о мужской сексуальности и о том, что только мужчина способен в полной мере понять и удовлетворить мужчину. С шестнадцати лет теория подкреплялась практикой – в школьную программу включались прикладные занятия: манекены, в мельчайших подробностях воспроизводящие все особенности мужской анатомии и снабжённые сверхчувствительными сенсорными датчиками, позволяли в совершенстве изучить мужское тело и его реакцию на различные ласки, начиная с прикосновений и минета и заканчивая полноценным половым актом. Гимназия сдерживала свои обещания – её воспитанники вступали во взрослую жизнь полностью подготовленными во всех отношениях.

Но даже самые приближённые к жизни уроки не шли ни в какое сравнение с самой жизнью. По вечерам в общих гостиных общежитий велись типичные мальчишеские разговоры. Старшие парни смаковали интимные подробности очередной встречи с наставниками, младшие от смущения гоготали, внимая про себя каждому слову.

Леона очень будоражили эти рассказы. После них он полночи беспокойно ворочался в постели, томясь от обуревавших его фантазий и изнывая от неудовлетворённых желаний. Но эти посиделки также вызывали у него почти позабытое ощущение лузерства: большинство его ровесников уже встречались с мужчинами.

Личного наставника каждый из учеников получал в течение года после поступления в гимназию – в четырнадцать лет.

«Мальчиков нужно правильно сориентировать в жизни, и чем раньше, тем лучше, – говорил Кейм – идейный вдохновитель проекта. – Наша задача – привить им правильные ценности. Никто при принятии решения не пользуется всем доступным выбором. Обычно люди выбирают лучшее среди имеющегося, а не возможного. Достаточно окружить подростков правильными мужчинами и дать мальчикам выбрать среди них. Это называется правильное партнёрство. Это и есть правильный подход к воспитанию молодёжи».

С началом нового учебного года гимназию наводняли кандидаты в наставники – элита бизнеса, политики, науки, искусства и, разумеется, верхушка Корпорации. Для них и новопоступивших мальчиков устраивались совместные вечера, на которых они получали возможность поближе узнать друг друга и выбрать себе наставника или подопечного. В течение следующих двух лет между наставником и его подопечным завязывались тесные близкие отношения, которые строились по модели «старшего и младшего товарища» и со временем перерастали в нечто большее. Считалось, что «нечто большее» наставники позволяют себе не раньше, чем подопечным исполнится шестнадцать. Но на деле это происходило намного раньше: могущественные мужчины спешили вкусить нежный запретный плод – юношеский расцвет так зыбок и недолговечен, а сами мальчики, обуреваемые гормонами, и подавно не возражали, желая побыстрее приобщиться к взрослой жизни со всеми её соблазнами.

О принуждении и речи быть не могло – Кейм в этом отношении был непримирим: речь шла о будущей элите нации, тех, кому они передадут власть. Малейшая ошибка, способная вызвать недовольство политикой Корпорации и разочарование в проповедуемых ею идеалах, была чревата крахом всей системы.

Самые принципиальные всегда могли уйти. Пока желающих не нашлось: тот мир, из которого они пришли и куда, в случае несогласия, вынуждены были бы вернуться, не шёл ни в какое сравнение с той сказочной реальностью, дверь в которую открывала перед ними Корпорация.

За двадцать лет существования в гимназии института наставничества имел место всего один случай изнасилования. Кейм сделал из него показательный процесс, заставив насильника добровольно уйти в отставку с завидной министерской должности и выплатить пострадавшему компенсацию в размере одного миллиона немецких марок.

С тех пор в гимназии ввели анонимный телефон, по которому учащиеся всегда могли пожаловаться на ненадлежащее обращение или обратиться напрямую к Кейму, который пристально следил за тем, чтобы «мальчики были довольны». Времени у основателя Корпорации было предостаточно: собственно делами занималась подобранная им команда во главе с Хоффманном, Йостом и Вальбергом. Сам Кристиан концентрировался на разработке стратегии, идеологии и философии организации, в основе которых лежала работа с молодёжью.

«Мы должны привить им вкус к этому, – постоянно напоминал он. – Обеспечить такой секс, чтобы они забыли о самом существовании женщин».

Эти мальчики были не для развлечения. Для каждого из наставников они являлись серьёзным ответственным проектом, от успеха которого зависело их личное положение в Корпорации и карьера в целом. Многие обзаводились двумя любовниками: один был для тела, другой – для дела. Первый ублажал их, второго ублажали они. Подопечный вундеркинд был признаком статуса и аналогом законной жены у «цивилов»: с подопечным полагалось выходить в свет, его наличие было гарантом, что ты свой и принимаешь правила игры.

Политика назначения на ключевые посты прирождённых геев была переходным тактическим решением, а в перспективе – тупиком: Кейм хотел видеть в своих рядах лучших из лучших, а не лучших из имеющихся. Нужно было во что бы то ни стало привлечь на свою сторону лучших представителей человечества, а не только геев.

Особенностью Кейма было то, что он никогда не изобретал велосипед: он брал готовое, уже придуманное кем-то изделие, но использовал его по-новому, способствуя тем самым появлению нового продукта с минимальными затратами. Нестандартное парадоксальное мышление позволяло ему видеть вторую, скрытую суть вещей и альтернативные пути их использования. Вдумчиво анализируя богатый исторический опыт человечества, он брал из него готовые модели и теории и переворачивал с ног на голову, подстраивая под свои нужды. Вернее, с головы на ноги, как утверждал он сам.

Нужный аналог нашёлся быстро.

«Если церкви оказалось под силу убедить своих служителей, что они могут обойтись без секса вообще, то мы тем более сможем убедить, кого надо, что они в состоянии обойтись без секса с женщинами».

Так появилась гимназия имени Леонардо да Винчи – кузня геев из мальчиков с наибольшим интеллектуальным потенциалом.

***

– Жизнь полна парадоксов, – говорил своим питомцам Кристиан Кейм. – К тому времени, когда вы заработаете на её лучшие удовольствия, у вас уже не останется ни сил, ни желания ими наслаждаться. Но есть и другой вариант. Позвольте мужчинам дать вам все те блага, которые наибольшую радость приносят в том возрасте, в котором вы меньше всего способны позволить их себе сами. Позвольте мужчинам опекать вас, заботиться о вас, любить вас. Поверьте, только мужчина, сам когда-то побывавший в вашей шкуре, знает, что именно вам надо, и в состоянии дать вам это. Пусть вас не беспокоит чувство ложной зависимости – вы сможете вернуть долг позже, когда сами станете наставниками.

Питомцы считали такой подход разумным и справедливым. Давали и позволяли.

Но Леону нужен был не просто спонсор-наставник. Ему нужен был крутой мужик, чтобы утереть нос им всем. Но больше всего и прежде всего ему нужен был секс.

Леон пробовал заигрывать с парнями и даже учителями, но всё было тщетно. Преподаватели гимназии имели все основания дорожить работой: зарплата на уровне университетских профессоров, сверхсовременное оборудование, которому позавидовали бы многие исследовательские институты, знакомство с влиятельными людьми и все условия для профессиональной самореализации – учить приходилось не гопоту из иммигрантско-криминальных районов и не пресыщенных разбалованных сынков элиты. Их учениками был золотой фонд нации. Ради этих ребят хотелось выкладываться. Учителя делали вид, что не понимают его намёков, а парни…

Парней, особенно старшеклассников, влекло к нему со страшной силой.

Потому что, кроме родства с Тем-от-кого-зависело-всё, было ещё одно обстоятельство, способствовавшее невиданной популярности Леона, возможно, самое важное. Природа рационально распоряжается дарами – гении редко блещут красотой. Интеллект облагораживал лицо, спорт – тело, а стилисты с косметологами – внешность. Холёными и по-своему привлекательными были все гимназисты, но настоящей красотой могли похвастать единицы. А вот новенький был хорошеньким. Очень хорошеньким.

После уроков ему наперебой предлагали помощь в подготовке домашних заданий: в прежней, «обычной» элитной гимназии, Леон был отличником – смышлёному от природы мальчику, для которого под запретом были все занятия, кроме учёбы, туда была прямая дорога, – но до «тридцатки учеников Германии с наибольшим интеллектуальным потенциалом» он всё же недотягивал.

При каждом удобном случае старшие парни норовили похлопать Леона по плечу, на перемене то и дело затевали с ним дурашливую возню или – предел мечтаний! – и вовсе сжимали во время игры в футбол в объятиях и, потискав, валили на землю и катались с ним по траве, будто на радостях от забитого мяча. И всё.

Большее было нельзя.

Сразу после появления Леона в гимназии всех учащихся предупредили: «Зарубите себе на носу, парни: этот мальчик не для вас. Если вас поймают, вас ничто не спасёт».

А то, что поймают, ни у кого сомнений не вызывало.

Все укромные уголки, где можно было бы уединиться, находились под видеонаблюдением и вдобавок день и ночь патрулировались дежурными учителями. Приглашать к себе в комнату гостей строго-настрого запрещалось. Учитель, поймавший мальчиков на горячем, получал премию в размере тройной зарплаты. Сами нарушители исключались из гимназии.

Культ секса, всячески поощряемый руководством и не находящий реализации, вполне ожидаемо направлялся в конечном итоге на наставников. Чего, собственно, и добивались спонсоры проекта.

***

Впереди были длинные выходные – Троица в этом году выпала на понедельник. Флориан с Франком взяли в пятницу выходной и ещё в четверг вечером отправились в четырёхдневный мини-отпуск. Собственно, они и его приглашали с собой, но Леон отказался. Во-первых, приглашал только Франк. У братца же, по-видимому, были свои, совершенно определённые, планы на эти выходные, вернее, на Франка, и третий-лишний-малолетний в них явно не вписывался. Ну, а во-вторых, Леон и сам не захотел.

– А куда мы поедем? – спросил он в ответ на предложение Франка.

– В Швейцарию, в Альпы, у меня там настоящее шале. – Бригманн, оседлав любимого конька, тут же воодушевился. – Представляешь, как там здорово: будем жить в горной хижине, рубить дрова, готовить еду на костре – настоящая мужская романтика!

Леон представил: глушь, комары, а из развлечений – только полуночная аудиотрансляция «настоящей мужской романтики» за стенкой рядом. Нет, благодарю покорно. Расскажи кому о таких «выходных», засмеют.

В гимназии вот уже целый месяц только и разговоров было, что о грядущей Троице: все куда-то собирались со своими наставниками и старались перещеголять друг друга крутизной поездок и тусовок. Себастьян летел с Кеймом на частном самолёте в Нью-Йорк, Максимилиан со своим мужчиной был приглашён в Монако на вечеринку к Андреа Казираги, Даниэль в минувшее воскресенье получил от своего покровителя, председателя правления концерна «Порше», одноимённый подарок по случаю совершеннолетия и на выходных собирался тестировать его на загородной трассе. В гимназии оставались только дежурные учителя да сопливая мелюзга. Остаться вместе с ними означало расписаться в полном лузерстве. Этого допустить Леон никак не мог.

– Ты точно не хочешь? – переспросил Франк. – Тебе же будет скучно одному.

– Так необязательно ведь торчать в интернате все три дня, – небрежно ответил Леон, а сам внутренне сжался, прежде чем деланно небрежно озвучить свой тайный план: – Я лучше в Гамбург съезжу, потусуюсь с друзьями из бывшей школы.

Никаких друзей у Леона в прежней гимназии, разумеется, не было, но ему нужен был предлог, чтобы остаться на выходных самому в городе. А уж чем заняться, он найдёт! Да хотя бы с Георгом встретится…

– Тоже идея! – улыбнулся Франк, и две пары глаз с надеждой повернулись к Тому-от-кого-зависело-всё: – Что скажешь, Фло?

– Я не для того разрабатывал подробный свод правил для учащихся гимназии, чтобы мой собственный брат их нарушал, – менторским тоном начал Флориан. – Правила гимназии гласят, что учащиеся могут покидать гимназию только под поручительство наставников. Как твой опекун я подобного поручительства дать не могу, если я не в состоянии проконтролировать, где и чем именно ты будешь заниматься.

Леон с немой мольбой уставился на Франка.

– Я сказал – нет! – отрезал Флориан, прежде чем Франк смог что-либо возразить.

– Нет так нет, – натянуто улыбнувшись, Франк развёл руками.

Вот подкаблучник! Слова ему поперёк не скажет. И за что он только любит без памяти этого стерву?

Первым порывом Леона было сказать, что он передумал, и назло Флориану отправиться с ними в горы, а там не отступать от сладкой парочки ни на миг и испортить им всю «романтику». Но рассказом о том, как он мешал трахаться брату, не козырнёшь перед гимназической тусовкой. И Нью-Йорк Себастьяна с «порше» Даниэля не затмишь. Не говоря уже о том, что авторитет брата – его главный капитал и он первый заинтересован в его поддержании.

Да ну их нафиг, решил в сердцах Леон. Пусть катятся к чертям и комарам и утрахаются там вусмерть. Мысли тут же переключились на ещё одно больное место.

Франк мужик, конечно, классный, но то, что он трахает его брата, напрягало. Вернее, напрягал не сам факт, а то, что о нём знали. Разумеется, в гимназии об этом открыто не говорили. Но однажды Леон случайно подслушал один разговор между парнями выпускного класса. Обсуждали, судя по всему, мальчиков руководства.

– Вальберг? В активе?! – ухмыльнулся самодовольный мачо Штефан. – Да он может трахать разве что мозги!

– Зато уж в этом ему нет равных, – огрызнулся задетый за живое Леон. Парни испуганно умолкли, а у Леона появился ещё один комплекс.

«Тоже мне, крутой босс, – думал он со злостью после очередного братского воспитательного сеанса. – Ты бы лучше в постели свою крутизну доказывал».

«Для мужчины секс значит гораздо больше, чем удовлетворение физиологической потребности, – говорил им Кристиан Кейм. – В основе своей секс физиологичен, но по сути – психологичен. Для нас секс – средство установления иерархии. Секс – это ринг, борьба за то, кто сильнее и главнее. Это борьба за то, «кто сверху» не только в постели. Нет ничего зазорного в том, чтобы отдаться старшему мужчине, который выше и сильнее вас во всех отношениях. В этом нет ничего унизительного, потому что сорокалетний президент корпорации стоит на порядок выше вас по всем параметрам: возрасту, жизненному опыту, финансовому и социальному положению. От такого союза вы только выиграете, во всех планах: финансовом, карьерном, жизненном и – the last but not the least – сексуальном.

Разновозрастной союз тонизирует: для старшего партнёра это мощный стимул держать себя в форме, как физически, так и психологически, чтобы оставаться привлекательным для младшего, а для младшего – стимул расти личностно и интеллектуально, чтобы соответствовать и быть интересным старшему. Ровесники учатся друг на друге, разновозрастные – друг у друга. Ровесники взаимозаменяют друг друга, разновозрастные – взаимодополняют. Ровесники – два похожих элемента, разновозрастные – две половинки одного целого. Дружить и тусить лучше с ровесниками, жить и любить – со старшими или младшими. Недаром разновозрастные союзы более прочны и долговечны.

Уступить сверстнику, равному вам, значит проявить слабость, добровольно признать его главенство без каких-либо реальных на то оснований. Секс с мужчиной вас возвышает. Секс со сверстником – унижает. Он унижает вас даже в том случае, когда вы оказываетесь в активной роли, – просто потому, что вы выбираете более примитивный путь и лишаете себя тех возможностей роста, которые доступны только в союзе со старшими мужчинами.

Скажу вам как мужчина – мужчинам: давать нужно тем, перед кем потом не будет мучительно стыдно за минутную слабость».

***

От спонсоров в гимназию регулярно наведывались Кристиан Кейм – с выносящими мозг лекциями – и Флориан Вальберг – с дисциплинарным мозготрахом. Дэвид Йост появлялся крайне редко, обычно, если надо было подменить кого-нибудь из первых двух кураторов. Сегодня, судя по всему, был именно такой случай. Кейм и Вальберг ещё вчера смотались со своими пассиями куда подальше, а Йост торчит в преддверии выходных в гимназии, где остались только дежурные учителя да сопливая мелюзга, будто его и не ждёт никто.

Узнав о присутствии Дэвида, Леон совсем сник: если до этого его дерзкий план имел хоть какие-то шансы, то сейчас они равнялись нулю – кто из руководства пойдёт на грубое нарушение правил перед самым носом проверяющего? И всё же он решил попробовать – не в правилах Леона было сдаваться раньше времени.

Попытка успехом не увенчалась – Балановски был непреклонен.

– Весьма сожалею, Леон, но мы не можем отпустить тебя в город одного – у нас очень строгие распоряжения на этот счёт.

– Я еду к брату.

– Очень хорошо. Пусть он мне позвонит – этого будет достаточно.

– Вам не кажется, что мой брат – слишком занятой человек, чтобы беспокоить его по таким пустякам?

– Я в этом уверен. Но если у него нашлось время придумать эти правила, то его не обременит и соблюсти их.

– Не советовал бы вам быть таким категоричным, господин директор, – процедил Леон. – Потом и пожалеть можете.

– Боюсь, что я гораздо сильнее пожалею, если уступлю тебе, Леон, – так же холодно ответил директор.

Леон захлопнул дверь директорского кабинета: достаточно громко, чтобы дать Балановски понять, что он об этом думает, и достаточно осторожно, чтобы хлопок можно было списать на сквозняк, – и вне себя от злости пустился вниз по лестнице. На лестничной площадке, в пролёте между вторым и первым этажом, он заметил Йоста. Дэвид стоял, прислонившись к стене, и увлечённо набирал смс. Леон замедлил движение, но силы инерции хватило, чтобы налететь на него. Дэвид, не отрывая взгляда от телефона, одной рукой отправил сообщение, а второй ловко подхватил на бегу Леона.