Текст книги "Сага о власти (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Леон стоял у себя в комнате на втором этаже их виллы в Винтерхуде и осторожно выглядывал из-за шторы в окно. Комната выходила окнами на фасадную сторону дома, и подъездная дорожка отсюда хорошо просматривалась.

В три часа пополудни послышался шум мотора и лёгкий шорох колёс по гравию, и из-за поворота показался чёрный представительский «мерседес». Лимузин притормозил у парадного входа.

Из дома тут же вышел отец при полном деловом параде. Быстрым пружинистым шагом он спустился по лестнице навстречу новоприбывшим и принялся энергично трясти им руки в порядке старшинства.

Гостей было трое.

Двое из них, хоть и не походили на обычных бизнесменов, водившихся среди друзей отца в избытке, всё же ничем особо не выделялись: костюмы, галстуки, ботинки – солидно, дорого, безлико. А вот третий, самый молодой из них, парень за двадцать… Вот он выглядел отпадно. Вьющиеся светлые волосы до плеч (Леон решил, что точно крашеные – в природе таких восхитительных оттенков не бывает) обрамляют холёное модельное лицо. Огромная «женская» сумка на согнутом локте. И сапоги. Умопомрачительные белые сапоги из кожи питона до колен.

Леон смотрел во все глаза, затаив дыхание, словно боялся, что чудесное видение растает от малейшего неосторожного движения.

Этот парень был именно таким, каким больше всего хотел быть сам Леон: сильным и стильным. Стильность парня была налицо. А то, что он был ещё и сильный, сомнений не вызывало: чтобы появиться в таком обществе в подобном виде, нужно немалое мужество. Сам Леон, разумеется, тоже делал вид, что ему плевать на мнение остальных, но внутренне всегда чувствовал себя неуютно от глумливых подколок сверстников или неодобрительных взглядов взрослых. Парень же держался так, словно его облик – самая естественная вещь на свете.

Леон мог бы выглядеть так же – они даже внешне были похожи: оба невысокие, хрупкие, светловолосые, – если бы ему повезло с родителями, вернее, с отцом. Сам Леон походил на маленького старичка – обычная короткая стрижка, безликая классическая одежда: прямые брюки, строгие рубашки, скучные свитера – всё это с равным успехом мог бы носить покойный дедушка, будь оно на несколько размеров больше. Стоил его гардероб дорого, но выглядел убого. По мнению отца, это называлось «приличным внешним видом». По мнению Леона, последний иммигрант и тот выглядел круче. И в чём, спрашивается, прикол родиться в богатой семье, если в итоге ты всё равно лох лохом?

Леон сканировал необычного гостя с головы до ног и обратно, то и дело задерживая взгляд на ключевых деталях облика. Результат осмотра оказался неутешительным: он впервые устыдился своего стадного инстинкта – сам Леон слишком усердно подражал новоявленной школьной звезде Биллу Каулицу. Разумеется, только в мечтах, но сам факт удручал. Парень же был неповторим: каждая деталь его облика в отдельности была последним писком моды, а всё вместе непостижимым образом превращало его в яркую индивидуальность – так, как выглядел он, не выглядел никто. По крайней мере, Леон не встречал никого похожего на него. А уж он был в курсе всех модных тенденций.

Но ещё большее любопытство, чем сам незнакомец, у Леона вызвала реакция отца на него. Возникшее между ними напряжение чувствовалось даже здесь. Отец подошёл к парню последним, на миг застыл в нерешительности, но руку всё-таки протянул. Они с вызовом посмотрели друг другу в глаза. Отец скупо кивнул, но не обменялся с ним ни словом, и тут же поспешил пригласить гостей в дом.

Парень отцу не понравился – ещё бы! – и это только подхлестнуло интерес Леона: вот бы подружиться с ним! Хотя глупо, конечно, надеяться, что такой захочет водиться с малолеткой.

***

Когда отец с гостями исчезли из виду, Леон ещё некоторое время простоял у окна, размышляя, – мысль познакомиться с экстравагантным парнем не покидала.

Нужная идея пришла быстро – когда Леон чего-то хотел, он умел найти способ получить желаемое. Но прежде надо было хоть что-то сделать с собой – не являться же на глаза иконы стиля в «приличном виде»!

Леон вернулся в комнату, открыл дверь шкафа и, вывалив на пол содержимое, опустился на колени. Нужная вещь нашлась быстро – чёрная облегающая водолазка с длинными рукавами. На краях рукавов с внутренней стороны он решительно проделал ножницами две дырки и, надев свитер, просунул в них большие пальцы.

Спустившись в гостиную, он набрал по памяти номер телефона и мгновение спустя уже слушал гудки вызова.

– Бабуль, привет!

Дальше достаточно было просто мычать время от времени что-то согласно-заинтересованное – бабушкин ворчливый монолог в активных собеседниках не нуждался. Добрых полчаса спустя Леон, продолжая поддакивать, вышел в ванную. Прижав трубку плечом к уху, он смочил руки водой – средства для укладки волос были под запретом, – ловкими отработанными движениями соорудил на голове некое подобие причёски и, придирчиво оглядев себя в зеркале: не топ-модель, конечно, но и далеко уже не тот занудный замухрышка, каким он выглядел пару минут назад, – невзначай поинтересовался, не позвать ли кого из родителей.

Расчёт оказался верным: престарелая властная бабушка Матильда, мать отца, после смерти деда изнывала от тоски и скуки в фамильном поместье близ Мюнхена и постоянно жаловалась на невнимание со стороны детей.

– Разумеется, позвать! – зарокотала трубка. – Сами они не догадаются позвонить.

Для верности Леон заглянул по пути на кухню. Мама, бледная и суетливая, гоняла в хвост и в гриву поваров, специально приглашённых ради сегодняшнего приёма из какого-то супермодного ресторана, и покидать свой стратегический пост не собиралась. Отлично! Можно приступать.

От отца потом, конечно, влетит, ну, да ему не привыкать. Леон набрал побольше воздуха в грудь, коротко постучал и, не дожидаясь приглашения, распахнул дверь столовой. Разговор за столом тут же стих. К нему повернулись четыре пары глаз: гости смотрели с интересом, отец, как и следовало ожидать, – с недоумением и даже раздражением.

– В чём дело, сынок? – в переводе с гостевого языка на семейный это означало: «Ты что себе позволяешь, щенок?!»

Леон поздоровался с гостями и сказал как ни в чём не бывало:

– Тебя бабушка к телефону, в гостиной.

– Передай, что я позже перезвоню.

– Бабушка сказала – срочно.

– Не подавайте дурного примера сыну – бабушку надо слушаться, – рассмеялся старший из гостей – представительный темноволосый мужчина с трёхдневной щетиной, которому с равным успехом могло быть и хорошо под сорок, и слегка за пятьдесят, – и подмигнул ему: – Верно, Леон?

– А то! – улыбнулся он.

– Идите-идите, – повернулся к отцу мужчина. – Леон на правах молодого хозяина составит нам компанию.

Отец нехотя поднялся, испепеляя Леона взглядом.

– А вы откуда знаете, как меня зовут? – спросил он, когда отец скрылся за дверью столовой.

– Мы друзья твоей семьи, – подал голос второй мужчина, под откровенным взглядом которого Леону стало не по себе. – А у друзей принято интересоваться их близкими.

– Твой отец нам все уши прожужжал о тебе – очень уж беспокоится о твоём будущем, – улыбнулся первый, и остальные, как по команде, рассмеялись тоже: похоже, это была одним им понятная шутка – сам Леон ничего смешного в сказанном не видел.

Мужчина поднялся ему навстречу, протягивая руку:

– Кристиан.

– Дэвид. Флориан. – Подтянулись остальные. И это тоже было необычно: друзья и коллеги отца неизменно представлялись по фамилии, и обращаться к ним надо было господин Такой-то. Эта же троица явно превосходила их всех по части власти и влияния – ни перед кем ещё отец так не заискивал, – однако в них совсем не наблюдалось свойственной друзьям родителей снисходительности взрослого к ребёнку. И это подкупало.

Когда Флориан назвал себя, Леон подумал, что это единственно возможный вариант. В его образе всё было продумано до мелочей. Даже имя.

Протянутая ему кисть, вся в дизайнерских кольцах, была сухой и тёплой и приятной на ощупь. Парень ободряюще улыбнулся, чуть задержав его руку в своей. Леон ответил робкой улыбкой.

– Присаживайся к нам. – Кристиан по-хозяйски подвинул ему отцовский стул и налил апельсинового соку в один из бесчисленных бокалов из мудрёной сервировки. – За знакомство, Леон!

Мужчины подняли бокалы с вином.

Леон был ошарашен: максимум, на что он рассчитывал, – хотя бы одним глазком взглянуть вблизи на новоявленную икону стиля. Однако эти странные мужчины устроили ему настоящий приём, проявив к нему неподдельный интерес, как к равному.

Леон сам толком не знал, чего ожидал от этой встречи. Возможно, он просто хотел убедиться: до этого он видел подобных парней только на страницах гламурного глянца и в глубине души даже сомневался, что такие и вправду существуют и что это не происки фотошопа. И сейчас, рядом с живым воплощением своего идеала, в нём возродилась надежда: может, когда-нибудь… он тоже сможет стать… таким.

Большей частью говорил Кристиан.

– Отличная идея, – заметил он, кивая на рукава.

Комплимент Леону польстил, хотя, признаться, ему больше хотелось услышать мнение Флориана. Но тот не сводил с него глаз и молчал: ещё бы – нечасто увидишь такое унылое зрелище. Леону стало неловко – вся эта затея вдруг показалась ему до невозможности дурацкой.

– Позвони мне завтра. – Кристиан протянул ему бледно-кремовую карточку из плотной шероховатой бумаги. – Наша организация содействует талантливой молодёжи, мы спонсируем множество курсов и кружков. Может, и тебя что-то заинтересует.

Леон смутился – ему впервые в жизни давали визитку. Поблагодарив, он мельком взглянул на неё: никакого логотипа или хотя бы названия фирмы, только имя и фамилия – Кристиан Кейм – и номер телефона, набранные мелким шрифтом бордового цвета, – и сунул карточку в карман джинсов. Очень вовремя: в столовую как раз вернулся отец. Он и без того не в восторге от его увлечений и идею посещения кружков по интересам вряд ли поддержит.

Уже стоя в дверях, Леон не удержался и бросил последний взгляд на Флориана. Тот с сосредоточенным видом поправлял манжеты своей умопомрачительной дизайнерской рубашки.

***

Из столовой Леон вернулся к себе, твёрдо вознамерившись дождаться ухода гостей, чтобы ещё раз взглянуть на Флориана. А пока он удобно разместился на кровати и принялся зарисовывать его по памяти в своём скетч-альбоме. Окно, несмотря на промозглую декабрьскую погоду, Леон предусмотрительно оставил открытым.

Время за рисованием, как всегда, пролетело незаметно – когда Леон погружался в любимое занятие, внешний мир для него переставал существовать. К реальности его вернул звук шагов и голоса, доносившиеся со двора. Бросившись к окну, Леон тут же занял свой наблюдательный пост.

Особо довольными ни гости, ни отец не выглядели.

На прощание Кристиан что-то сказал. Слов было не разобрать, равно как и ответ отца, но, судя по выражению его лица, что-то не особо приятное для собеседника. Кристиан улыбнулся в ответ, и троица проследовала к лимузину.

Из «мерседеса» тут же вышел молчаливый водитель и открыл дверцы пассажирам. Флориан сел спереди, Кристиан с Дэвидом расположились на заднем сиденье.

Водитель так же молча закрыл за ними двери, и машина тронулась с места.

***

– Что скажешь? – в гнетущей тишине лимузина заданный вполголоса вопрос прозвучал непривычно громко. По тону Кейма Флориан понял, что вопрос предназначается ему.

– Этого и следовало ожидать, – ответил он, разминая в пальцах сигарету. Водитель тут же услужливо щёлкнул зажигалкой. Флориан кивком поблагодарил его и затянулся, чтобы выиграть время.

– Я не об исходе переговоров.

Флориан поморщился: он предусмотрительно занял место рядом с водителем, малодушно надеясь оттянуть неизбежный разговор с Кристианом, – сначала надо было самому разобраться в своих чувствах и впечатлениях.

– Хороший мальчик, – неопределённо пожал он плечами. – Только с семьёй не повезло.

– Это мы исправим, с твоей помощью.

Флориан задумчиво покивал.

Остаток пути ехали молча.

***

– Я могу только в субботу.

Это был единственный день, когда Леон был предоставлен самому себе: мама с утра отправлялась на шопинг, который плавно перетекал в затяжные посиделки в кафе с подругами, а отец до вечера играл в гольф.

– Хорошо, – сказал Кейм. – Мне это подходит. Я заеду за тобой в двенадцать.

Леон похолодел. Если кто-нибудь из прислуги увидит, что он садится к незнакомцу в машину, отцу обязательно донесут, и скандала не миновать. Впрочем, скандала Леон не боялся – за тринадцать лет он уже свыкся с постоянными выволочками. Гораздо страшнее было другое: если отец узнает о его новом знакомстве, с надеждами можно будет распрощаться.

– Можно вас попросить? – Леон замялся, лихорадочно соображая, как получше сформулировать просьбу: если сказать правду, Кристиан, чего доброго, захочет сначала поговорить с родителями, а то и вообще откажется от встречи. – Вы могли бы подождать меня на углу улицы? И, не дожидаясь ответа, он тут же принялся объяснять, где именно.

– Договорились. – Мужчина на том конце провода улыбнулся и заговорщически понизил голос: – Никто ни о чём не узнает – пусть это будет наш с тобой секрет.

Кристиан Леону определённо нравился.

В субботу ровно в полдень Кристиан ждал его в условленном месте.

Если бы не уже знакомая лёгкая небритость, выдававшая давешнего солидного бизнесмена, Леон никогда бы не узнал в нём Кейма. Неброские тёмные джинсы, под распахнутой чёрной кожаной курткой – простая белая футболка, шёлковый шарф и пилотские очки, по отдельности на вид – самая обычная одежда, всё вместе на Кристиане – эффектный прикид, по силе воздействия не уступающий Флориановому.

Шофёра на этот раз тоже не было. За рулём жёлтого «бентли» восседал Кристиан самолично.

– Здесь неподалёку есть один отличный джус-бар. – В безупречном немецком Кейма Леону почудился едва уловимый британский акцент. – Можем там посидеть.

Леон не возражал.

Тоном завсегдатая Кристиан заказал себе «как обычно» и вопросительно уставился на Леона.

– Мне колу, – ответил тот – ничего другого он не пил.

– Два огуречно-сельдереевых, – перевёл Кристиан, заметив растерянность на лице официанта, и повернулся к Леону: – Извини, колы здесь нет. Но альтернатива тебе понравится.

Леон с сомнением покосился на соседний столик, за которым двое мужчин с безупречным загаром потягивали из высоких стаканов какое-то подозрительное мутно-зелёное пойло.

Однако «альтернатива», вопреки опасениям, и вправду оказалась намного вкуснее, чем можно было ожидать от напитка с подобным названием. От внимания Кристиана это не ускользнуло.

– Никогда не отвергай альтернативу только потому, что кто-то сказал, что это плохо, – довольно улыбнулся он. – Сначала попробуй сам.

Такой подход к жизни Леону импонировал – уже хотя бы тем, что кардинально отличался от железных отцовских «аргументов» в стиле «Нельзя, потому что нельзя» или «Потому что я так сказал!».

Очень скоро болтовня с Кристианом его настолько увлекла, что он готов был пить что угодно, даже молоко, которое с детства терпеть не мог, лишь бы встреча не заканчивалась. Кейм был из той редкой породы взрослых, которые вели себя с детьми и подростками на равных, без тошнотворной снисходительности и ложного превосходства, и это подкупало. Кому-то явно повезло с отцом, подумал Леон.

– Скажи… – Кристиан, допив свой веллнесс-дринк, задумчиво повертел в руках пустой стакан. – Какое у тебя сложилось впечатление о Флориане?

Леон от неожиданности поперхнулся.

– Вы о… парне, который был с вами у нас в гостях? – спросил он, откашлявшись.

Кристиан кивнул.

– Мне показалось, он тебе понравился.

– Очень! – воскликнул Леон. Он полночи проворочался без сна, пытаясь придумать, как бы поаккуратнее расспросить Кристиана о Флориане, а главное, чем объяснить свой интерес. Ну правда, не говорить же этому солидному взрослому мужчине, что его спутник покорил его своей стильностью. И вот такая удача – Кейм сам заговорил о нём, да ещё в нужном ключе.

– Это хорошо. – Кристиан откинулся на спинку стула, выдержал паузу и негромко сказал, глядя Леону в глаза: – Потому что Флориан твой брат.

***

Год спустя после ссоры с сыном и его ухода из дома Вальберг-старший, поняв, что Флориан не «образумится», твёрдо вознамерился начать всё сначала и обзавестись-таки достойным наследником. Подыскав на стороне суррогатную мать (Эмма, жена, в свои сорок пять уже не могла рожать), он сделал второго сына.

Вину за неудачный «пилотный проект» он целиком и полностью возложил на жену: недоглядела, разбаловала, вырастила из сына девку. Эмма оказалась виновата во всём, начиная с выбора «пидорского» имени для сына и заканчивая тем, что её не оказалось дома в тот роковой день, когда Флориан с одноклассником решили перейти к практике.

Суррогатная мать, как бы не так! Эмма прекрасно знала о многолетней связи мужа с этой шалавой Новой, но предпочла сделать вид, что поверила. Откажись она от ублюдка мужа, как решила сначала, ещё неизвестно, как отреагировал бы Дирк: раз решил взять внебрачного сына в семью, значит, разводиться с ней не собирается, а не согласись она, муж, чего доброго, ещё уйдёт от неё к матери ребёнка. Подобный исход супружеской жизни её не пугал: с уходом Флориана семья перестала для неё существовать, и если бы Дирк выбрал себе любовницу из их круга, Эмма сама подала бы на развод. А так… Мало ей было позора, когда сын оказался геем и ушёл из дома, так теперь ещё все потешаться будут, что муж на старости лет бросил её ради какой-то косметички.

Для друзей и знакомых Эмма весь положенный срок прилежно симулировала беременность. «Рожать» уехала в частную закрытую клинику в Швейцарии, а вернулась неделю спустя с поддельным новорождённым сыном и настоящей послеродовой депрессией.

Мальчика назвали Леоном – в честь прадеда Дирка Леонарда, основателя семейного бизнеса.

Насколько Эмма боготворила своего первенца Флориана, настолько возненавидела приёмыша Леона.

Однажды, ожидая приёма у психоаналитика, у которого она теперь была постоянной клиенткой, она рассеянно листала какой-то психологический журнал, найденный на диване для посетителей, и наткнулась на альтернативную версию сказки о Золушке и злой мачехе.

…Жил-был на свете вдовец. Жена его давно умерла, оставив его с маленькой дочкой на руках. Помучился он так, помучился и решил снова жениться. Вскоре и жена подходящая нашлась – такая же вдова с дочкой-ровесницей его собственной.

Привёл он её в дом. Мачеха, едва увидала дочь мужа, тут же её возненавидела: слишком красивая девочка была, рядом с нею её родная дочь совсем невзрачно смотрелась. И решила она извести падчерицу со свету. Думала она, думала и придумала изощрённую месть.

Падчерица спала до обеда, ела досыта и ничего по дому не делала, только дни напролёт перед зеркалом вертелась да наряды примеряла.

Свою же собственную дочь мачеха держала в чёрном теле: девочка вынуждена была вставать на заре, кормить кур, доить коров, стирать, убирать, готовить, работать в поле – весь день в заботах, куда там прихорашиваться – тут даже в зеркало взглянуть некогда.

– Почему она ничего не делает, а я – всё? – недоумевала родная дочка.

– Её и так судьба обидела – без матери оставила, – отвечала та. – Ты должна проявить сострадание к сестре.

Отец на жену нарадоваться не мог – до чего же милосердная да справедливая!

Быстро пролетели годы. Девушки повзрослели. Позвала их мачеха к себе.

– Состарились мы с отцом, дочки, не можем вас больше кормить да одевать. Пора вам теперь своим умом жить и самим о себе заботиться.

Выдала она каждой поровну денег, что они с мужем скопили, и велела идти в мир, самим на жизнь зарабатывать. Родная дочка тут же устроилась на работу в богатый купеческий дом. Добрая, скромная и трудолюбивая девушка, даром что не красавица, приглянулась хозяйскому сыну. Да и сами хозяева прикипели к ней душой: кроткая, послушная, работящая – лучшей невестки и желать нельзя. Вскоре и свадьбу сыграли.

А избалованная красавица падчерица, которая в жизни даже тарелки за собой не помыла, зато привыкла только спать да гулять, быстро прокутила полученные деньги и умерла с голоду, никому не нужная.

Пару дней ходила Эмма сама не своя, а на третий её осенило. Теперь она знала, что ей делать.

Видит Бог, меньше всего она хотела, чтобы сын оказался таким. Долгими бессонными ночами изводила она себя мыслями о том, как и почему так всё сложилось. Неужели в этом действительно была её вина? Но разве она хотела этого?

Эмма и вправду души в Флориане не чаяла – не ребёнок, златокудрый фарфоровый ангелочек. «Вот ведь природа несправедлива, – шутливо вздыхали подруги. – Зачем парню такая красота? Любой девушке фору даст!»

Слишком сильно любила она своего первенца. Не могла ему ни в чём отказать. И если сына с малолетства тянуло к куклам и красивым нарядам, у неё не хватало духу отказать ему в таком пустяке – перерастёт.

Принимая сторону мужа, Эмма желала сыну добра: думала, Флориан, оставшись без родительской поддержки, образумится. А вышло только хуже: сын не то что не исправился, а и вовсе из дому ушёл.

«Воспитала из сына пидора, говоришь? – усмехнулась она про себя, ставя точку в нескончаемом мысленном оправдании перед мужем. – Ну что ж, значит, у меня уже есть опыт».

Дирк на жену и произошедшие с ней метаморфозы нарадоваться не мог: пока Леон был бессловесным младенцем, она даже не взглянула на него ни разу – все заботы по уходу за ребёнком легли на круглосуточных приходящих нянек. Но стоило мальчику начать ходить и говорить, жену словно подменили: раньше из депрессий не вылезала, а тут вдруг ожила, глаза блестят, но главное – полностью изменилось её отношение к Леону. Эмма теперь от него ни на шаг не отходила, как когда-то от Флориана.

«Это естественный и закономерный результат терапии, – сказал ему напыщенный профессор Фридманн – светило немецкой психоаналитики, которого сам Дирк считал шарлатаном, чья деятельность сводилась к организации досуга богатых домохозяек. – У вашей жены ремиссия. То, что она не смогла реализовать с родным сыном, она захочет наверстать с приёмным. Не препятствуйте ей – это пойдёт на пользу и ей, и ребёнку».

***

– Сынок, пошли спать. Я расскажу тебе сказку.

– Про кого?

– Про короля и принца.

Леон безропотно позволил уложить себя в кровать и, затаив дыхание, приготовился слушать.

– Жил-был король, и было у него три сына, – начала мама. – Младшего, самого красивого, звали Леон.

– Как меня?! – ахнул ублюдок.

– Как тебя, – подтвердила мама. – Слушай дальше, не перебивай.

Выросли сыновья, пришла пора им жениться. Пригласил король в гости незамужних дочерей всех соседских правителей. Два старших брата быстро выбрали себе жён. Леон же только нос воротит – ни одна принцесса ему не нравится: одна слишком старая, другая слишком страшная, а третья слишком глупая.

Надоело это королю, рассердился он на Леона:

– Вот тебе лук и стрела, – говорит он сыну, – поднимайся на самую высокую башню в замке и пусти её в небо. Где стрела упадёт, там и твоя суженая.

Леон же был очень умный принц, даром что самый младший. Придумал он, как отца перехитрить: и волю его исполнить, и не жениться. Поднялся он на самую высокую в замке башню, как велел отец, осмотрелся – с высоты все окрестности были видны как на ладони – и выстрелил в болото – уж там точно никакой жены быть не может.

Ублюдок хихикнул, довольный находчивостью тёзки.

– Пошёл принц искать стрелу, – продолжала мама. – День шёл, другой шёл, по лугам, по лесам, по горам шёл, а на третий день зашёл в топкое болото. Смотрит, а посреди болота лягушонок сидит – стрелу его в лапках держит.

– Квавствуй, Леон, – поздоровался лягушонок, – квавствуй, суженый.

– Какой я тебе суженый? – возмутился Леон. – Я принц! Не могу я на тебе жениться. Меня подданные засмеют!

– А ты женись, Леон, не пожалеешь.

Подумал Леон, подумал: а и правда, уж лучше жениться на лягушонке, чем на какой-нибудь мерзкой жабе-принцессе. Завернул принц лягушонка в кружевной платочек и вернулся с ним в королевский замок.

Опечалился отец, когда увидел его невесту, да ничего не поделаешь: негоже королю от собственного слова отказываться!

Созвали они гостей со всего королевства и сыграли три свадьбы: старший сын женился на принцессе, средний – на княжеской дочке, а младший – на лягушонке.

Три дня гуляли, а на четвёртый король созвал сыновей и говорит:

– Ну что, дети мои, теперь вы все трое женаты. Пришла пора решить, кому из вас мне королевство передать. Будет вам от меня три задания. Кто лучше всех с ними справится, тому и достанется трон после меня. Вот вам первое испытание: мудрость короля – в его решениях. Приготовьте к завтрашнему дню ваши первые указы.

Поклонились принцы королю и пошли выполнять отцовскую волю.

Загрустил Леон – он никогда красиво писать не умел, в школе уроки письма для него пуще пытки были.

– Что ты грустный такой, Леон? – спрашивает его лягушонок. – Обидел кто тебя?

– Как же мне не грустить! – отвечает Леон. – Велел отец на завтра написать настоящий королевский указ.

– Не печалься, Леон, – говорит ему лягушонок. – Давай лучше поиграем, а потом ляжем спать – утро вечера мудренее.

Сбросил он с себя лягушачью кожу и обернулся Королём Голландским – таким красавцем стал, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Наигрались они с Леоном, Леон утомился и уснул. А Король вынул из потайного кармана мешочек с волшебными травами, посеял их за окном, травы и нашептали ему указ.

Проснулся утром Леон, а на столе бумажный свёрток лежит, красной лентой перевязанный. Бросился к нему Леон, развязал, а там – готовый королевский указ. Обрадовался Леон, тут же побежал к отцу. А там уже и братья собрались – ждут не дождутся, когда смогут свою волю огласить.

Подал отцу свой свёрток старший принц. Отец развернул его, но даже читать не стал.

– Что это за указ?! – закричал он. – Весь в кляксах и пятнах, позор для короля!

Подал отцу свой указ средний принц.

– Это уже лучше, – смягчился отец. – Но ошибок больше, чем блох в моём парике! Казнить нельзя помиловать. Как прикажешь это понимать?!

Настал черёд Леона.

Развернул король его свёрток и глазам не поверил: ни единого пятнышка, ни единой описки, а сам текст такой мудрёный и заковыристый, что не каждый придворный мудрец его разберёт.

– Вот указ, достойный зрелого и мудрого короля! – просиял отец и тут же дал сыновьям второе задание: – Сила короля – в его дальновидности. Жду вас завтра снова – с рассказом, каким вы видите наше королевство через сто лет.

Пуще прежнего загрустил Леон – откуда ему знать, что будет с их королевством через столько лет?

– Что ты опять невесёлый, Леон? – спрашивает его лягушонок.

– Как же мне веселиться? – отвечает Леон. – Велел отец завтра поведать ему о будущем нашего королевства через сто лет.

– Не тревожься, Леон, – говорит ему лягушонок. – Пошли лучше поиграем, а потом ляжем спать – утро вечера мудренее.

Сбросил он с себя лягушачью кожу и обернулся Королём Голландским. Поиграли они с Леоном, Леон устал и уснул. А Король вынул мешочек с волшебными грибами, посеял их за окном, грибы и открыли ему будущее королевства.

Проснулся утром Леон, а лягушонок ему всё и пересказал.

Повеселел Леон и тут же отправился к отцу. А там уже старший брат заканчивает свой рассказ.

– С таким видением ты через год королевство потеряешь! – разозлился отец.

Среднему брату повезло не больше.

– С таким видением тебе вообще королём не быть! – разгневался отец.

Рассказал Леон, что услышал от лягушонка.

– Вот видение, достойное мудрого и зрелого короля! – обрадовался отец и тут же дал сыновьям последнее задание.

– Опора короля – в его супруге, – сказал он. – Каким бы мудрым и сильным ни был король, с глупой и слабой супругой он и сам таким станет. Посему приглашаю вас завтра на бал с вашими жёнами – хочу посмотреть на них, понять, достойны ли они стать королевами.

Совсем опечалился Леон – уж с этим заданием он точно не справится: о чём говорить королю с лягушонком?

– Что печальный такой, Леон? – спрашивает его лягушонок.

– Как же мне не печалиться! – отвечает Леон. – Хочет отец завтра тебя видеть.

– Леон, не горюй, – говорит ему лягушонок. – Давай лучше поиграем, а потом ляжем спать – утро вечера мудренее.

Наигрались они с Леоном, устали и легли спать. Леон же только притворился, что уснул. Дождался он, пока Король уснёт, и сжёг его шкурку в камине.

Проснулся Король Голландский на рассвете, бросился искать свою шкурку, а шкурки нет! Только горсть пепла в камине лежит.

– Что же ты наделал, Леон?! – вскричал Король. – Теперь я больше не смогу притворяться лягушонком. Придётся тебе теперь признаться, на ком ты на самом деле женат.

Совсем Леон голову повесил – не подумал он об этом.

– Ладно, – смягчился Король. – Отправляйся-ка ты на бал, я следом за тобой приеду. Как услышишь шум и гром – не пугайся: это я со своей свитой буду.

Пошёл Леон на бал один. А там уже братья собрались – не терпится им своими жёнами похвастаться. Увидели они Леона – и давай потешаться:

– Что же ты, брат, без лягушки своей явился? Хоть бы в платочке её принёс и дал отцу послушать, как она квакает.

Вдруг поднялся шум да гром – весь замок затрясся-зашатался. Гости переполошились, повскакивали со своих мест. А Леон говорит:

– Не бойтесь, гости дорогие! Это мой лягушонок со своей свитой едет.

Подбежали все к окнам и видят: подъезжают к замку триста рыцарей – все как на подбор такие красавцы и богатыри, что ни в сказке сказать, ни пером описать! А во главе их король: конь вороной под ним искры копытами выбивает, латы золотые на солнце сияют, сам король красотой своей ослепляет.

Спешился Король Голландский, взял его Леон под руку и повёл в бальный зал.

– Вот мой суженый! – гордо сказал он.

Гости от удивления дар речи потеряли: «Где такое видано, где такое слыхано, чтобы принц на короле женился?!» Но вслух ничего не сказали – ждут, что король на это ответит.

Пригласил король сыновей с супругами за свой стол и завёл разговор с женой старшего сына. А та только и знает, что без умолку о нарядах и балах трещать. Наскучила королю эта пустая болтовня.

– Не быть тебе королевой! – сказал он. – Всю казну на балы и наряды спустишь.

Заговорил король с женой среднего сына. Она тут же принялась перемывать косточки гостям.

– Из тебя тоже королева никакая! – помрачнел король. – Всех подданных своим злословием против мужа настроишь.

Настал черёд суженого Леона. Завёл он разговор об укреплении обороны замка и развитии торговли с Голландией. До глубокой ночи обсуждали они с королём государственные дела.

– Вот лучшее решение! – воскликнул наутро отец. – Одна королевская голова – хорошо, а две – ещё лучше! Так и быть, твоим будет королевство, – сказал он Леону.