Текст книги "Сага о власти (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Флориан почувствовал, что позорно краснеет. Сука! Умная, проницательная и чертовски обаятельная сука.

«Тогда предлагаю прерваться на кофе», – оживился Йост. Флориан с заметным облегчением перевёл дыхание, и Бригманн, подавив улыбку, вызвал Марка.

***

После разморённого утреннего секса, так резко контрастировавшего с безумным ночным поединком, но оттого не менее волнующе-приятного, они ещё долго и лениво целовались, а потом так же неспешно завтракали: завтрак в постель, на который Бригманн так опрометчиво согласился накануне, посчитав, что Вальберг упомянул его для красного словца, оказался для того чуть ли не фетишем. И Франк, последний раз завтракавший дома ещё школьником под присмотром мамы, целый час рыскал по окрестностям в поисках свежайших круассанов и сочнейших апельсинов, молол и варил кофе, выжимал сок и поджаривал тосты, а потом кормил своего маленького большого босса с рук, сцеловывая крошки с губ. И готов был кончить от того, как тягуче тот вылизывал ему жирные от выпечки пальцы.

Утреннюю идиллию нарушил телефонный звонок. Бригманн скосил глаза на дисплей мобильного и, болезненно поморщившись, нажал кнопку приёма вызова.

– Марк, – пояснил он, закончив разговор, и выразительно пошевелил бровями: – Звонил отпроситься по не зависящим от него обстоятельствам – он вынужден задержаться у господина Йоста.

– А это идея! – вскинулся Флориан и потянулся к своему телефону. – Hi, Dave! For your information: в офисе меня не будет. Я сегодня весь день у Бригманна – хочу продолжить начатое вчера.

– И ведь ни словом не соврал! – восхищённо присвистнул Франк.

– Я никогда не лгу руководству, – ухмыльнулся Вальберг и, вздёрнув ему подбородок сухими пальцами, пристально посмотрел в глаза: – И тебе не советую.

Отключив телефон, он улыбнулся и похлопал рукой по постели рядом с собой:

– Сегодня мы работаем здесь.

– Мне нравится ваш подход к организации труда, сэр, – прошептал Франк, наваливаясь на него всем телом и прихватывая ртом его губы.

Что примечательно, в тот день они и вправду ударно поработали. Вальберг, вживаясь в роль требовательного босса, довольно быстро пресёк неделовую инициативу подопечного и достал свой ноутбук, и они до вечера провалялись в постели, азартно обсуждая тенденции развития шоу-бизнеса на ближайшее пятилетие. Так Франк узнал о любимом виде досуга своего куратора – секс с умными беседами в антракте.

После заказного – «Бригманн, тебе надо научиться готовить: мужчина за плитой – это эротично!» – ужина смотрели демо-записи претендентов на контракт с лейблом.

– Вот этот, этот и этот. – Вальберг уверенно отметил тройку кандидатов, к которым склонялся сам Бригманн.

– Мне нравится твой выбор, – одобрил он.

– Мне тоже, – усмехнулся куратор. – Но это ничего не значит – окончательное решение, сам понимаешь, за кем.

– Я в курсе, что право первого прослушивания священно, неприкосновенно и пожизненно закреплено за господином Йостом, – дурашливо отчеканил Бригманн и тут же умолк, запоздало спохватившись: он знал нового куратора всего сутки, но уже ощущал с ним такую глубокую близость и общность, что совсем потерял бдительность. Совместно проведённая ночь – ещё не повод нарушать субординацию, а полная гармония в сексе – ещё не душевное родство. Он покосился на Вальберга, но того подтрунивание над маленькими слабостями большого босса, похоже, ничуть не покоробило – он со смешком спросил:

– А как насчёт второго?

– По иерархии, оно ваше, сэр.

– Я предпочитаю быть не вторым и даже не первым, а единственным. – Тонкие губы Флориана по инерции ещё тянулись в улыбке, но застывший взгляд стал опасным, а от голоса повеяло холодом. – Так что уступаю своё право тебе. В воздухе, несмотря на шутливую перепалку, вдруг повисло невесть откуда взявшееся напряжение, и Франка осенило: да мальчик, никак, ревнует?!

– Я занятой человек, господин Вальберг, – ответил он серьёзным тоном, желая замять неудачную шутку. – Мне некогда заниматься прослушиваниями – в этом вопросе я всецело полагаюсь на господина Йоста. По тому, как быстро и ощутимо расслабился Флориан, Франк понял, что ответ – а значит, и породивший его вопрос – верный. Ну что ж. Своё главное требование новый куратор озвучил, и президент «Юниверсал» подумал, что его выполнение ему труда не составит.

«Останешься на выходные?» – шепнул он, сдувая светлую прядь с уха куратора и целуя открывшийся участок шеи.

Выходные затянулись на всю жизнь.

***

Прошёл месяц с начала их отношений, и стало ясно, что для обоих это не минутное увлечение.

Вечером они отметили это событие ужином при свечах – романтичный Вальберг с его кулинарными фетишами настоял, чтобы вместо опостылевших походов в ресторан они остались дома и приготовили всё сами. Уютный по-семейному вечер ожидаемо перетёк в бурную ночь. А утром за завтраком Флориан как ни в чём не бывало сказал:

– Я собираюсь говорить с Дэвидом. Буду просить назначить тебе нового куратора.

Вальберг удивлял его каждый день, но сегодня превзошёл себя.

– Я могу узнать, что не так?

– Всё так. – Флориан буднично подлил ему кофе и пригубил свой сок. – Я решил отказаться от работы с тобой – не хочу смешивать бизнес и личное. Не считаю это правильным.

– Вальберг, не глупи. Это назначение слишком важно для твоей карьеры. От подобных проектов добровольно не отказываются. Поползут слухи, что ты не справился, что тебя отстранили. Зачем тебе это пятно на репутации?

– Я не спрашиваю твоего совета, я ставлю тебя в известность. – Флориан с раздражением отодвинул от себя тарелку с нетронутым омлетом и, залпом допив сок, резко встал, давая понять, что разговор окончен.

Подобный тон от любого из его предыдущих парней автоматически означал бы конец отношений – Франк тряпкой не был и отсутствием гордости не страдал. От Вальберга же он безропотно сносил всё. И дело было вовсе не в страхе перед Корпорацией.

За сорок лет жизни и двадцать – работы в шоу-бизнесе Франк успел уже основательно пресытиться и порядком подустать от феминизированных юношей, милостиво позволявших себя любить и считавших метросексуальность карт-бланшем на проявление бабской истеричности, капризности и расчётливости.

Флориан был с ним не ради денег и протекции. С ним не надо было играть в эти женские игры, ухаживать и уламывать на вялый пресный секс, а потом платить за него тройную цену, как будто это ему одному было надо. Вальберг был равноправным партнёром с равными обязанностями. С ним можно было и потрахаться со вкусом, и поговорить со смыслом. Вальберг был тем, кого он уже отчаялся найти, – the guy who mates for life. И упускать его Франк не собирался.

Новоявленный куратор, самоуверенный непредсказуемый мальчишка, разом перевернул все привычные стереотипы и представления, и останавливаться на достигнутом не собирался. Флориан блистал везде: в зале совещаний он поражал острым умом и оригинальным мышлением, в полумраке клуба – умением тусить, которому позавидовали бы отпетые рокеры, а в спальне затмевал любую из звёзд, побывавших там до него. Однако подобная цельность натуры имела и теневую сторону – мальчика то и дело заносило. Но заносчивость его, странным образом, Франка не задевала. Возможно, потому, что не имела ничего общего со спесью старлеток, которые, едва проснувшись в президентской постели, считали, что ухватили бога за яйца: под напускной наглостью и высокомерием Флориана прятались неуверенность и страх. Молодой куратор только вступал на путь, который его подопечный уже успешно прошёл, и панически боялся проявить слабость и сделать ошибку, отчаянно балансируя между долгом и чувствами. Франк ещё помнил свои первые шаги на опасном корпоративном поприще: в его случае оступиться означало упасть и вернуться в исходную точку – неприятно, но не смертельно; путь к вершине Вальберга был усеян минами, и каждый неосторожный шаг мог оказаться последним.

Вальберг бравировал бесчувственностью, тщательно маскируя ею чувствительность. Эту защитную броню Франк так и не смог пробить – Флориан даже в самые интимные моменты называл его не иначе как по фамилии, будто пытался убедить его и себя: «Ты же понимаешь, это всего лишь рабочий секс, и то, что ты меня ублажаешь, ничего не меняет». И он, принимая правила игры, покорно называл его Вальбергом, а деловые споры, грозившие в любой момент перерасти в непримиримые баталии двух высокостатусных самцов, гасил на корню шутливым: «Да, сэр! Нет, сэр!», деликатно давая куратору понять, что тот зарывается. Воспитательный процесс приносил плоды: замашки большого босса не исчезли, но Вальберг, по крайней мере, начал извиняться.

Кто бы мог подумать, что его многолетний управленческий опыт, приобретённый на лучших бизнес-площадках мира, больше всего пригодится не на совете директоров и не на собрании акционеров, а в спальне для поиска компромиссов со своим маленьким большим боссом без ущерба для достоинства обоих. Пройденный путь позволял Франку распознавать и избегать известных ловушек, а приобретённый опыт – с терпением и снисхождением относиться к неопытности и самоуверенности молодости.

Но сейчас проблема была в другом – его чересчур принципиальный мальчик не вынес груза предательства.

– Уволь Марка, – потребовал Вальберг неделю назад.

– Чем он тебе не угодил? – Даже сейчас Франк со стыдом вспоминал, что первой его реакцией была ревность: «Неужели у них с Йостом действительно что-то было, и это такая мелочная месть за то, что он предпочёл этого?» И, хотя внутренне он сам был только рад подобному решению, из чистого упрямства сказал: – Не спорю, приятного в нём мало, но работу свою он выполняет хорошо.

– Даже слишком хорошо, – ухмыльнулся Вальберг. – Вот только работает он не на тебя. Так понятно?

Франк медленно кивнул: а вот и ответ на загадку, почему Йост так падок на шлюшек из роскошных приёмных. Поражённый странным широким жестом куратора, он смог лишь выдавить из себя:

– Спасибо.

На лице Флориана промелькнули раздиравшие его противоречивые чувства. Но он тут же взял себя в руки. Внутренняя борьба сменилась привычным самодовольным ехидством.

– Не за что, – сказала ехидна. – Терпеть не могу нерационального расходования средств – я вполне способен присмотреть за тобой сам.

И, насколько Франк успел его узнать, он теперь и вправду будет бдить за двоих, чтобы заглушить угрызения совести и искупить вину.

У Бригманна не было повода для иллюзий – Вальберг с самого начала расставил все точки над «i».

– Не хочу, чтобы какие-либо недомолвки отравляли наши отношения, как деловые, так и личные, – сказал он, прежде чем согласиться на переезд к Франку. – Корпорация – моя семья. Против семьи я не пойду никогда.

Возмездие не дремлет: Франк, несмотря на пафос и крайнюю серьёзность куратора, с трудом подавил улыбку, вспомнив, как подтрунивал над женатыми коллегами, постоянно жаловавшимися на тёщ, и вот сам получил сразу двух, да каких – Кейма с Йостом.

– The Family first. – Вальберг отчеканил каждое слово, будто сказанное нуждалось в переводе: – Семья. Прежде. Всего.

Со своей настоящей семьёй Флориан отношений не поддерживал: отца он так и не простил за то, что тот не принял его таким, как он есть, а мать – за то, что приняла сторону отца.

– А мы? – Франк всё понимал, но подобный фанатизм настораживал. Во рту загорчило, и он впервые усомнился в том, в чём был уверен с самого начала. – На каком месте в твоей иерархии мы?

– А мы – вне и выше всего. – Вальберг заботливо снял с его рукава длинный светлый волосок.

И Франк понял, что будущее у них всё же есть.

– Мне это подходит, – сказал он, обнимая его и чмокая в кудрявую макушку. – Думаю, мы с вами сработаемся, сэр.

Бригманн нагнал его уже в холле, где Вальберг зло сопел, безуспешно пытаясь втиснуться в узкие ультрамодные ботинки, подаренные вчера Франком.

– Дай я, – сказал он, опускаясь на корточки. Флориан послушно поднял ногу, и ступня, умело направляемая чуткой ладонью, легко скользнула внутрь, застыв в ботинке как влитая. Закончив со шнуровкой, Франк погладил его костяшками пальцев по лодыжке.

– Вальберг, не злись, я думаю о тебе.

– А я думаю о нас. Не хочу, чтобы между нами встало то, что нас свело.

– Не лучше ли просто промолчать? Делам наши отношения не вредят, скорее наоборот, а чем и с кем ты занимаешься в нерабочее время, никого не касается.

– От Дэвида у меня секретов нет, – жёстко отрезал Флориан, но тут же смягчил тон: – Особенно в том, что касается работы.

– Понимаю. – Франк подтянул ему носки и, поправив напоследок безупречно отутюженные штанины, поднялся на ноги.

– Тогда ты, надеюсь, поймёшь и то, что если я останусь твоим куратором, то буду вынужден относиться к тебе на порядок строже, чем сам Йост.

– М-м-м, звучит очень эротично, сэр. – Чутьё подсказывало, что гроза миновала, а значит, можно позволить себе некоторые вольности.

– …чтобы не дать им ни малейшего повода обвинить меня в покровительстве, попустительстве и прочих смертных грехах. – Вальберг, не обращая внимания на ладонь, оглаживающую его ширинку, всё ещё пытался сохранить невозмутимость. – Ты этого хочешь?

– Я хочу тебя. – Франк стиснул ладонь. – Об остальном решать не мне – you are the boss.

***

– …и хотя я уверен, что наши отношения на интересах дела никак не отразятся, во избежание ненужных этических проблем я считаю необходимым отказаться от курирования «Юниверсал».

– Так его любишь? – Вопрос застал Флориана врасплох: любовь – последнее, что могло вызвать понимание у законченного циника Йоста, менявшего парней, как носки. Внутренне сжавшись в предчувствии насмешки, Вальберг скупо кивнул.

– Вот что я тебе скажу, Фло. – Дэвид неспешно подошёл к нему и, обняв за плечи, присел на подлокотник кресла. – Бери отпуск и поезжай со своим «универсалом» куда подальше – всё равно вам сейчас не до работы. А вернёшься – продолжишь проект: других кандидатов на твоё место у меня нет, а тебе я верю.

– Спасибо. – Флориан с силой сжал руку Дэвида.

– Тебе спасибо. – Йост поднялся и потрепал его по спине. – За верность и честность. Хочу, чтобы ты знал: я это ценю. Никогда – ни до, ни после – Флориан не чувствовал к нему большей признательности, чем в тот момент.

На следующий день они, воспользовавшись великодушным предложением Йоста, уехали на две недели в Швейцарские Альпы, где у Бригманна имелось небольшое уютное шале.

***

Франка всегда манили горы.

Когда по долгу службы двести дней в году ты вынужден проводить на банкетах, фуршетах, презентациях и прочих тусовках, в отпуске тебя вряд ли потянет в клуб.

Он любил в одиночестве бродить горными тропами, вдали от суеты и толпы, отдыхая душой и набираясь сил для покорения вершин в жизни. Но позволить себе такую роскошь один из богатейших менеджеров мира мог очень редко – всех его избранников почему-то тянуло исключительно на райские острова и фешенебельные курорты.

Предложение провести отпуск в деревянной хижине на лоне природы воспринималось как издевательство и проявление крайнего жлобства. Оплатить любовнику курорт класса deluxe, а самому уехать в горы… Отдыхать порознь не было смысла: отпустить безнадзорного мальчика в злачное место означало не просто обзавестись рогами, но и оплатить их по высшему разряду из собственного кармана. Да и какой смысл заводить постоянного парня, если нельзя провести с ним редкие свободные дни?

И Бригманн, изнывая от скуки где-нибудь под пальмой на Лазурном Берегу, с футуристической ностальгией думал о старости, которую он будет коротать в своём шале: зимой рубить дрова и топить камин, летом – собирать травы на чай, а потом заваривать его, непременно на костре… Достичь жизненных высот, чтобы в итоге сменить их на горные, казалось врождённому эстету красивым и стильным завершением земного пути.

Эта поездка их окончательно сблизила. Что особенно потрясло Франка: Вальберг, гламурный до кончиков накрашенных на ногах ногтей Вальберг, сам предложил отдых в шалаше!

– Бригманн, давай махнём куда-нибудь в глушь. Чтоб только ты и я. And let the rest of the world go by.

И Франк окончательно убедился: он нашёл, что искал.

***

Они были идеальной парой.

Бригманн доминировал физически, но подчинялся психологически. Вальберг – наоборот. Вместе они составляли третью сущность – Вальбриг Бергманн, по меткому определению Флориана, – в которой первые две растворялись, сливались, сплавлялись, и уже невозможно было отделить одного, не задев при этом жизненно важные органы другого.

Со своим подопечным Вальберг впервые в жизни почувствовал себя в безопасности.

– Шутишь? – расхохотался Франк, когда Флориан, в порыве откровенности, сказал ему об этом. – Какие возможности у Корпорации, и какие – у меня.

– Я не о том, – отмахнулся Вальберг. – Корпорация защищает меня от мира, а ты защищаешь меня от неё. Франк не ответил: судя по тихому, непривычно серьёзному тону, Вальберг приготовился к длинному монологу. Он не ошибся.

– Я познакомился с Йостом, когда он только начинал карьеру, – неспешно начал Флориан. – Мы спали одно время. Впрочем, неважно. Ничего серьёзного, дружеский секс, не более. Флориан тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Франк промолчал.

– Знаешь, он раньше не был таким. Когда я уезжал в Америку, он запомнился мне живым отзывчивым парнем, влюблённым в жизнь, в Кейма и в его идеалы. А когда вернулся семь лет спустя, это был уже совсем другой человек, циничный и ни во что не верящий. Не знаю, что с ним случилось, – при всей открытости наших отношений он всегда избегал этой темы. Не уверен даже, что дело в самой Корпорации. Но я боюсь повторить его путь. А ты… даёшь мне надежду.

***

На работу в то утро Флориан опоздал на час: трёхлетняя годовщина отношений – достойная дата, чтобы её достойно отметить.

В лифт он вошёл неприлично довольный, вернее, удовлетворённый, сопровождаемый завистливыми улыбками всё понимающих мальчишек с ресепшена. На втором этаже к нему присоединились Кейм с Йостом, как раз возвращавшиеся из корпоративного кафетерия, где время от времени завтракали, культивируя близость к народу.

– Шикарно выглядишь, Фло. – Руководство многозначительно переглянулось.

– Любовь и секс творят чудеса, – улыбнулся он, поправляя перед зеркалом платок, скрывающий свежий засос на шее – Бригманн, вопреки просьбам, а может, в отместку за стервозность натуры, не удержался и «пометил»-таки территорию.

– Жду тебя в десять с подробным докладом, – ухмыльнулся Йост.

– А я в субботу у себя – с виновником такого преображения, – подмигнул Кейм и торжественно пожал ему руку: – Добро пожаловать в клуб, Фло!

Сердце Флориана бешено заколотилось – он знал, что означают эти слова.

***

Заместитель директора главного департамента самой могущественной структуры Европы в двадцать девять лет – впечатляющая карьера.

В Корпорации повышение в должности не считалось наградой за успехи. Это был трамплин для новых достижений. Настоящая награда за сделанное – возможность сделать ещё больше.

«Большие люди вырастают на больших проектах», – напутствовал Йост, назначая его куратором «Юниверсал».

Казалось невероятным, учитывая пристальное внимание Кейма к жизни самых ценных своих людей, что Флориану удавалось на протяжении стольких лет вести образ жизни, несовместимый с моральным обликом топ-менеджера Корпорации. Пока он оставался пусть и ведущим аналитиком департамента контроллинга, но всё же рядовым сотрудником, это было несложно – достаточно было не афишировать свои предпочтения. Но назначение на должность заместителя директора по контроллингу обязывало, прежде всего – остепениться и обзавестись наконец юным подопечным, подобающим его новому статусу. И даже в этот раз своеволие сошло ему с рук. Появляться на корпоративах с Франком особого труда не составило – на подобные мероприятия приглашались не только сотрудники Корпорации, но и её ключевые протеже, к которым Бригманн принадлежал по праву. Можно было делать вид, что они не пара, а гости со стороны жениха и невесты, случайно встретившиеся на общей свадьбе.

Знал ли о них Кейм? Вопрос лишён смысла. Достаточно того, что знал Йост: допустить, что Дэвид мог что-то утаить от Кристиана, было за гранью реального.

И вот Флориан вырос. По-настоящему. Прозвучала заветная формула посвящения – он получил допуск в клуб вершителей мира: положение и власть в Корпорации определялись не тем, какую должность ты занимаешь, а где бываешь.

Пришла пора взрослеть.

В субботу Флориан впервые вышел с Бригманном в свет – на приватную вечеринку по случаю шестидесятилетия Кейма на вилле юбиляра. Он до последнего сомневался в правильности и целесообразности подобного шага: не потому, что стеснялся своего избранника или боялся Кейма. Реакция последнего была ему известна заранее, но… во-первых, рано или поздно это должно было случиться, а во-вторых, сделав столь провокативное приглашение, он напросился сам. Гораздо больше Флориан беспокоился за Франка: корпоративный бомонд был теми ещё снобами: в элитарный «Triple-С» – «Christian Cayme Club» – чужие не допускались. Особенно такие строптивцы, как Бригманн, отказавшийся в своё время стать одним из них. Он боялся, что Франк почувствует себя там мальчиком из эскорта, как все те безымянные куколки, сопровождавшие на подобных сборищах верхушку Корпорации. Впрочем, пойти на вечеринку самому означало унизить его ещё больше.

Кейм, как и следовало ожидать, от его выходки в восторг не пришёл, но и скандал закатывать не стал – холодно поблагодарил за поздравление и весь вечер делал вид, что их с Франком не существует.

Гости исподтишка пялились на них, хозяин вечеринки их демонстративно не замечал. Вся эта свора, заискивающая перед ним с тех пор, как Кейм официально объявил его преемником Йоста, теперь, ещё толком не поняв, в чём дело, но безошибочным чутьём почуяв перемену отношения Хозяина к щенку-выскочке, старательно подражала ему, не обращая на них с Бригманном никакого внимания.

К экстравагантному внешнему виду, более подобающему подростку в поисках богатого покровителя, чем мужчине его возраста и положения, они уже привыкли. С эпатажным поведением смирились. Вызывающе свободного образа жизни ему не простит никто и никогда: ни родная традиционная семья, ни нетрадиционная приёмная. По всему выходило, что единственным человеком, принимавшим и любившим его таким, как он есть, был Бригманн.

Впрочем, исключение всё же было. Его второй раз приятно удивил Йост, решивший, видимо, взять на себя роль посредника-миротворца. Большую часть вечера Дэвид протусовался с ними, отвлекаясь разве что на развлечение юбиляра, который мрачнел с каждым часом. Под конец Йост, видимо, убедившись в бесплодности своих попыток, махнул на всё рукой и, забившись в дальний угол с бутылкой виски, принялся планомерно напиваться из горла.

«Бригманн, поехали домой. – Флориан решительно поднялся на ноги. – У меня есть идея получше, как провести эту ночь».

А в понедельник грянула буря.

***

– Сядь, – буркнул Йост, избегая его взгляда. Мрачный, как давешний Кейм.

Флориан присел в кресло для посетителей и вдохнул-выдохнул, пытаясь унять волнение.

– Ты мне вот что скажи. – Нарочито спокойный поначалу голос Дэвида стремительно набирал обороты. – Обязательно было приурочивать этот «каминг-аут» к его юбилею?

– Вот только не надо делать вид, будто он всё это время понятия не имел, с кем и как я сплю, okay? Он знал, кого приглашал.

– Нет, это ты знал, с кем он тебя приглашал! – взорвался Дэвид. – Он давал тебе шанс. Ты же счёл его великодушие разрешением дерзить дальше, теперь уже в открытую.

Флориана не покидало ощущение сюра. Они с Дэвидом знали друг друга пятнадцать лет, их связывали сначала любовные, а потом – деловые и дружеские отношения. И за всё это время они умудрились ни разу не поссориться. И вот Дэвид впервые в жизни делал ему выговор, отчего обоим было ощутимо не по себе.

– Каждый из нас чем-то жертвует для общего дела, и в первую очередь он! И только ты почему-то считаешь себя вправе жить так, как тебе заблагорассудится.

– Возможно, это потому, что я не верю, что счастливое будущее могут построить несчастные люди, – тихо сказал Флориан. – Счастье человечества начинается с нас.

– Ты понимаешь, что тем самым ставишь крест на своей карьере? – прошипел Дэвид. Глаза как щёлки, сжатые до белизны губы – сплошная тонкая полоса. – The message is clear. Если ты не перестанешь вести себя, как мальчик с ресепшена, очень скоро там и окажешься!

Тут-то это и случилось.

– У Кристиана претензии к моей работе? – Флориан вскочил на ноги и, опираясь кулаками о стол, навис над Дэвидом, так что тот невольно отпрянул. – Я не справляюсь со своими обязанностями? Появился более подходящий претендент на моё место, и вам нужен предлог, чтобы вышвырнуть меня к чертям собачьим?! Вальберг сделал своё дело, Вальберг может уходить?

Флориан сам испугался подобного взрыва ярости. Страшно стало не от собственной смелости – гораздо больше его испугало то, каким растерянно-испуганным сделался Йост.

– Да уймись ты! – процедил он сквозь зубы. – Никто ни в чём тебя не обвиняет и тем более не пытается убрать. Ты знаешь Кейма – у него иногда бывают заёбы. Не считаться с которыми мы, однако, не можем.

Но Флориана уже было не остановить.

– Не все такие супермены, как вы с Кеймом, готовые быть в топе круглосуточно. Я вкалываю на вашу грёбаную Корпорацию по двенадцать часов в сутки, без выходных и отпусков. И хотя бы ночью у себя дома я хочу – и имею полное право! – расслабиться. И ебал я вашу Корпорацию, если она будет предписывать, с кем и как ебаться мне!

Он сам не поверил, что эти слова слетели с его языка. Семь лет жизни с профессором изящной словесности даром не минули – грязные ругательства и Флориан Вальберг были таким же немыслимым сочетанием, как грязные ботинки и Флориан Вальберг. Но, к его несказанному удивлению, слова эти подействовали магически.

– Фло, послушай. Я просто передал тебе мнение Криса, – примирительно сказал Дэвид и заговорщически понизил голос: – Не обязательно понимать и, тем более, исполнять его буквально. Достаточно просто не мелькать с Франком на людях без особой надобности. А для выхода в свет можно нанять мальчика из эскорта: твой Бригманн мужик не глупый – всё поймёт правильно, а с тебя не убудет.

Флориан предупреждению внял, но с тех пор на всех мероприятиях демонстративно появлялся один.

***

– Что случилось? – спросил Франк, когда Вальберг поздним вечером вернулся домой: за три года всякое бывало, но таким Флориана он видел впервые. Будто умер кто-то.

– Бригманн, отстань, мне надо побыть одному, – огрызнулся тот и захлопнул дверь в свою комнату.

Бесполезно было настаивать – после своего первого и, Франк был уверен, последнего должностного преступления трёхлетней давности Вальберг свято соблюдал принцип конфиденциальности и никогда не обсуждал с ним служебные дела, не имевшие отношения к их совместному проекту. По большому счёту, к корпоративным тайнам Франк и не стремился. Если происходящее в Корпорации его и интересовало, то только потому, что имело отношение к Флориану.

Под утро Флориан неслышно вошёл в зал на первом этаже, где Франк сидел в темноте перед плазмой с выключенным звуком. По измождённому застывшему лицу плясали тени. Вальберг скупо клюнул его в висок и сказал:

– Бригманн, пошли спать.

Франк молча поплёлся за ним в спальню. Уже в постели он всё-таки не выдержал – слишком убитым выглядел Вальберг – и задал донимавший его вопрос:

– Как дела в… семье? Всё нормально?

– Ты моя семья, Франк, другой у меня нет, – пробормотал сквозь сон Флориан, зарываясь носом ему под мышку. – И у нас с тобой точно всё нормально.

В ту ночь Бригманн так и не уснул: за три года совместной жизни Вальберг впервые назвал его не по фамилии.

***

Родной отец не смог смириться с тем, что он гей, а «крёстный» – с тем, что он «неправильный» гей.

Флориан был предан делу Кейма и ему лично всей душой. В Корпорации он нашёл помощь и понимание в самый сложный период жизни. Он считал, что обрёл здесь настоящую семью. И вот, оказывается, всё повторяется: чтобы не потерять её, нужно опять делать выбор и ломать себя. Впрочем, выбор для него был очевиден. Он не боялся потерять работу. Гораздо больше его страшило крушение идеалов, в которые он искренне верил и осуществлению которых отдал треть жизни.

К счастью, поддержка пришла от человека, от которого её можно было ожидать в последнюю очередь: даже в самой смелой фантазии Флориан не мог представить, что Дэвид примет его сторону, выступив тем самым против Кристиана, которому был верен беззаветно.

Кейму не оставалось ничего иного, как смириться с «бунтом на корабле».

Но Флориан видимостью лёгкой победы не обольщался: Кейм никогда не сдаётся.

Сам Кристиан на эту тему с ним ни разу не заговорил.

То ли не видел смысла метать бисер перед свиньями, рассудив, что он и сам должен понимать, что к чему. То ли считал ниже своего достоинства вести воспитательные беседы с заблудшей овцой, полагая это уделом её непосредственного пастыря. То ли, что наиболее вероятно, опасался потерять авторитет, не без оснований подозревая, что «упрямый мальчишка» не изменит своего мнения даже после разговора с ним.

И вот, полгода спустя, когда затяжная холодная война зашла в тупик, Кейм вызвал его к себе.

– Я долго думал, что с тобой делать. – Кристиан прищуренным взглядом смотрел куда-то в даль своего бескрайнего кабинета, будто пребывал в раздумьях даже сейчас. – Мы очень много в тебя вложили, и средств, и надежд. Было бы глупо разбрасываться таким потенциалом из принципа. Но нет ничего опаснее большого потенциала, направленного в неверное русло.

Флориан молчал, понимая, что вызвали его не для философского диспута, а для оглашения окончательного приговора.

– Я решил дать тебе шанс. – Кейм встал, словно желая подчеркнуть серьёзность момента. – Последний. Окажи нам одну услугу – и я на многое закрою глаза.

========== Часть 5. Власть крови. Стилисты. ==========

К приезду гостей готовились месяц. В доме из-за этого было столько суеты и разговоров, что Леон сразу понял: гости будут необычные.

По вечерам родители запирались у себя в спальне и о чём-то приглушённо спорили, а наутро у мамы были опухшие покрасневшие глаза, которые она прятала за солнцезащитными очками.

И вот день «икс» настал.

Отец ещё утром строго-настрого приказал ему сидеть у себя и не высовываться. Это было странно – обычно, когда приезжали гости, родители сами звали его, чтобы похвастаться: как Леон хорошо учится, как чудесно рисует, какое место занял на школьном конкурсе юных талантов. Не то чтобы Леон испытывал такое уж большое удовольствие от этих встреч: он неизменно чувствовал себя на подобных сборищах диковинным зверьком на потеху публике. Гости тут же принимались с ним сюсюкать, задавая из года в год одни и те же набившие оскомину вопросы, ответы на которые никого не интересовали. «Как дела в школе? Кем мечтаешь стать? Какие планы на каникулы?» В общем, тоска смертная. Но на этот раз отцовский запрет его задел: во-первых, из одного чувства протеста – этих запретов уже было столько, что у Леона выработался на них рефлекс; а во-вторых, особенно обидно, когда тебя не приглашают туда, куда ты сам не горишь желанием идти.