Текст книги "Конец партии: Первая искра (СИ)"

Автор книги: Кибелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Повисшая пауза длилась недолго. Я даже моргнуть не успела, как он поднялся со скамейки и, неожиданно схватив мою протянутую ладонь, поднес ее к губам.

– Je serai reconnaissant infiniment, – произнес он какую-то полную, судя по всему французскую, белиберду. Наверное, это было выражением благодарности. Я об этом тогда не особо подумала – у меня от смущения запылали уши.

– Да я… да не… да не за что, – выдавила я, почти что отнимая руку. – Пойдемте скорее.

Объяснить ему, что из языков знаю только английский, русский и русский матерный, я решила чуть попозже.

Наверное, мы представляли из себя странную парочку – взъерошенная молодая девчонка и с ней мужчина средних лет, одетый, как будто только что со сборища ряженых, в какой-то мундир, и вдобавок ко всему шарахающийся от проезжающих мимо редких машин. Неудивительно, что бомбилы не горели желанием притормаживать. Удача улыбнулась нам только спустя минут двадцать моих прыжков у обочины с пятисотрублевой купюрой в руках: рядом остановилась убитая в хлам “девятка”.

– Куда едем? – подозрительно покосившись на моего спутника, осведомился водила.

– Гони на Садовую, – приказала я, распахивая заднюю дверь. – Дальше покажу.

– Платишь сколько?

– Пятихат.

Никогда в здравом уме я бы не отдала столько за пятиминутную поездку, но было не время торговаться. При виде заветной бумажки глаза водителя загорелись, и он энергично кивнул. Еще бы, нечасто сваливается такая удача.

– Ваше Вел… – я на секунду осеклась, подумав, как это будет выглядеть со стороны, но потом решила, что за пятьсот-то рублей водила может и не такое стерпеть. – Ваше Величество! Садитесь!

С явной опаской Павел приблизился к машине. Судя по тому, как он пораженно осмотрел металлический корпус, в его время о подобных чудесах техники и не задумывались. Но был не лучший момент для того, чтобы объяснять принцип работы двигателей внутреннего сгорания.

– Садитесь, – повторила я почти умоляюще, – пожалуйста. Это совершенно безопасно, клянусь.

Он недоверчиво хмыкнул, но все-таки забрался на заднее сиденье. Я тут же плюхнулась следом и скомандовала с интересом наблюдавшему за нами водиле:

– Гони быстрее.

– Говно вопрос, – ответил тот, выжимая из хиленького двигателя почти сто километров в час. Павел ощутимо побледнел и издал какой-то сдавленный звук, когда его вдавило в спинку сиденья. Ну конечно, с непривычки…

– Мы скоро приедем, – шепотом сказала я. – Вам нехорошо?

Вопрос был, скорее, риторический – казалось, моего спутника вот-вот стошнит. От всей души понадеявшись, что этого не случится, я пихнула в плечо водителя, так некстати включившего на всю катушку завывания радио:

– Выруби, а.

– Как скажешь, – пожал он плечами и сделал “Маму Любу” на пару тонов тише. Я только скрипнула зубами. По моему скромному мнению, у неподготовленного человека от этой песни мог случиться культурный шок, но Павла в последнюю очередь занимало, что доносится из динамиков: бледный до невозможности, он сидел неподвижно, прижав ко рту тыльную сторону ладони, и иногда бросал дикие взгляды на проносящиеся за окном здания. Вид у него был настолько потерянный, что мне на секунду стало жаль беднягу, хотя кого мне стоило жалеть в этой ситуации, так это себя. Сейчас мы приедем домой, и… что дальше? Как мне общаться с новоиспеченным постояльцем? И вообще, не спятил ли он за то время, что был привидением? Хотя, если верить остаткам моих школьных знаний, его крыша уехала еще раньше. Зайти бы сейчас в интернет, но телефон, несмотря на то, что я зарядила его на полную перед тем, как выйти из дома, сел и на прикосновения не отзывался – я понадеялась, что он не сломался после всех потрясений, что обрушились в замке на него, да и меня заодно.

Перелетели полусонный Невский; машину тряхнуло, когда одно из колес угодило в неглубокую выбоину, и Павел изо всех сил вцепился одной рукой в дверь, другой – в сиденье. Наверное, мне надо было попросить водителя немного сбавить, но я даже не подумала об этом в тот момент, слишком уж хотелось домой. Пронеслись мы по Садовой – мимо выхолощенного, выбеленного Гостиного, мимо ощерившегося полутемными, обшарпанными арками Апраксина двора. Выехали на Сенную, спящую в предрассветном тумане.

– Здесь направо сворачивай, – скомандовала я водителю, чуть не пропустив нужный поворот. Никогда, пожалуй, я не была так рада тому, что скоро окажусь дома.

– Где тормозить? – осведомился водила, доехав почти до самого конца улицы.

– В арку езжай.

Обычно я не заставляю тех, кто меня подвозит, заезжать во двор моего дома, ибо выехать оттуда – геморрой тот еще, но сейчас мне было на это немного наплевать. У двери парадного машина замерла, и я, сунув водителю в протянутую ладонь сложенную купюру, обернулась к своему притихшему спутнику:

– Приехали.

Не без моей помощи Павел выбрался из тачки, бормоча себе под нос что-то про дьявольщину. “Привыкай”, – невесело подумала я, открывая дверь парадного. – “В нашем жестоком мире такой дьявольщины – хоть жопой жуй”. И это он еще в метро не ездил…

– Где мы? – спросил он, едва увидев мой родной, загаженный “колодец”. Я вытащила магнитный ключ и приложила его к железному кругляшу домофона – открыть, как всегда, удалось не с первого раза, но после третьей попытки дверь подалась.

– У меня дома. Заходите.

Пусть подозрительно косясь на меня, но в парадное Павел все-таки зашел и тут же закашлялся от царившего внутри запаха дешевых сигарет, жареной рыбы и, если обоняние не подвело меня, чьей-то блевотины. Добро пожаловать в культурную столицу России, Ваше Величество.

Презрительно обогнув темневшую на полу лужу непонятного происхождения, Павел принялся нашаривать лестницу. Лампочки в парадном давно выкрутили, и лишь благодаря занявшемуся рассвету можно было углядеть очертания ступенек. Я, привычная уже, поднялась по ним без проблем и нажала кнопку вызова лифта.

– Вы здесь живете? – осведомился Павел, оказываясь рядом со мной. – Что это за заведение?

– Это, Ваше Величество, обычный жилой дом, – в тон ему ответила я, слушая мерное гудение спускающейся к нам кабины. – Зайдите в любой по соседству, и увидите то же самое.

Тут же открылись двери лифта, и я с облегчением заметила, что хотя бы сегодня никому не пришла в голову мысль его загадить. Я шагнула в кабину первая, но Павел следом идти не спешил – только сосредоточенно принюхивался и морщился, чтобы в конце концов спросить:

– Что это?

Ощущая себя мамашей, ведущей на поводу трехлетнего ребенка, и предчувствуя, что в ближайшее время мне придется отвечать на тысячу подобных вопросов, я вздохнула:

– Лифт. Ну, знаете, такая штука, он нас наверх поднимет…

– Знаю, – оборвал меня Павел. – Я предпочел бы лестницу.

“Прелестно, – подумала я обреченно, – начинается”. Разбираться в причинах внезапно возникшей у моего спутника лифтофобии я не имела ни сил, ни желания, и поэтому просто постаралась сделать свой тон максимально убедительным:

– Зачем подниматься по лестнице, если есть лифт? Всего несколько секунд, и мы на нужном этаже.

– Я не доверяю таким устройствам, – отбрил Павел, оставаясь стоять на месте. Я подавила искушение выругаться в полный голос.

– Я живу в этом доме всю свою жизнь. И этот лифт ни разу не застревал.

Стоило, конечно, уступить моему спутнику и подняться на нужный этаж пешком, но я была измучена, устала просто смертельно и чувствовала, что подъем не осилю. Рухну где-нибудь на третьем этаже навзничь, и поминай как звали… А этого допустить было нельзя, поэтому я продолжала стоять на своем:

– Ничего не случится. Обещаю.

Не знаю, что подумал обо мне Павел в этот момент, но в лифт он все-таки зашел, и я с облегчением, что удалось обойтись без скандала, нажала кнопку с цифрой 5. Но радужным мечтам моим, как мы сейчас зайдем домой, я упаду на диван, служащий мне постелью, и просплю по крайней мере сутки, не суждено было сбыться. Где-то между третьим и четвертым этажом над нашими головами раздался дикий скрежет, от которого у меня тут же зазвенело в ушах, кабина тяжело сотряслась и замерла, и, не успела я охнуть, погасла и без того мутная, наполовину залепленная жвачкой лампочка.

Несколько секунд стояла тишина. Я боялась даже вздохнуть, ощущая, что сейчас над моей головой разверзнутся небеса, и оттуда на меня посыпятся молнии. Но ничего подобного не произошло – Павел ограничился нервным полусмешком и, судя по гулкому металлическому звуку, легко ударился затылком о стенку кабины.

– Извините, – пробормотала я, пытаясь нашарить в кармане зажигалку. Успокаивало осознание того, что я не одна – окажись я в одиночестве в кромешной тьме, весь дом спустя секунду оглох бы от моего визга.

– Я говорил вам, – заявил Павел из темноты, – мне лучше не иметь дела с этими устройствами.

– А что? – я наконец смогла зажечь огонек и, мгновенно найдя кнопку вызова диспетчера, надавила на нее. Зажигалку я на всякий случай убрала тут же – не хватало только сжечь весь кислород и умереть от удушья. Где-то я читала, что это не самая легкая смерть, и проверять это заявление на собственном опыте мне не хотелось.

– Это, сударыня, не первый подъемник, который до меня ни разу не ломался, – вздохнул Павел. Я надавила на кнопку еще раз. Конечно же, никакого ответа. Кто пойдет вызволять застрявших в половину шестого утра?

– А какой был первый? – спросила я для поддержания разговора. Все лучше, чем сидеть во мраке и молчать.

– Вам приходилось бывать в Нижнем парке Петергофа? – осведомился Павел, судя по звуку, постукивая кончиками пальцев по стене. Мне оставалось только удивляться тому, как он, после всего, что выпало на его долю этим утром, сохранял способность говорить совершенно непринужденно, почти что светски, будто мы на приеме у английской королевы, а не застряли в этом чертовом, душном, грязном лифте.

– Конечно, приходилось, – ответила я. – Еще в школе, да и вообще…

– Сохранился ли там павильон Эрмитаж?

– Э-э-э… – последний раз я была в Петергофе почти год назад, на открытии фонтанов, и была тогда больше занята поисками места, где можно уединиться с Андреем, нежели разглядыванием достопримечательностей, так что мне было затруднительно ответить на вопрос. – А как он выглядит?

Павел на секунду задумался.

– Размерами он невелик, – сказал он задумчиво. – В нем всего два этажа, он предназначен для обедов и ужинов в узком кругу приближенных, и там…

– А! – воскликнула я, поняв, о чем он говорит. – Там еще такой стол на веревочках? Который, типа, поднимают с первого этажа на второй, чтобы не бегать по лестнице?

– Лестницу сделали уже в мое царствие, – заметил Павел. – До этого гости поднимались наверх на подъемнике, подобном этому. Он тоже никогда не ломался… до того, как мне как-то раз пришлось им воспользоваться.

Дальше он мог не рассказывать. Меня начал разбирать смех.

– И вы застряли?

– Да, – ответил он и издал еще один смешок. – Ни с моей бабкой, ни с матушкой, ни с кем-либо из придворных не случалось ничего подобного. После этого я перестал доверять этому механизму и, взойдя на престол, приказал заменить его лестницей.

“Взойдя на престол”… у меня голова шла кругом от того, как легко он все это произносил. Я чувствовала себя как в каком-то сюрреалистичном сне – только там могло происходить нечто настолько невероятное, странное и в каком-то смысле забавное. Застрять в лифте с императором – отличный сюжет для анекдота.

– И долго вы там просидели?

– Почти три часа, – ответил Павел. – Теперь понимаете, почему я не хотел ехать?

– Ага, – подавленно проговорила я и снова безрезультатно нажала на диспетчерскую кнопку. А мой товарищ по несчастью даже не собирался умолкать:

– Может показаться, что я говорю или делаю немыслимые и сумасбродные вещи, но…

Он не успел закончить фразу, и я так и не узнала, что скрывалось за этим “но” – лампочка внезапно мигнула, включаясь, где-то в недрах шахты послышалось знакомое мне гудение, и лифт продолжил свой пусть наверх, будто и не останавливался только что. Я позволила себе шумно выдохнуть и тяжело привалилась к стене. Ноги уже совсем отказывались меня держать.

– По крайней мере, сейчас мы тут проторчали только десять минут.

– Но все же, – подытожил Павел, когда створки кабины распахнулись, выпуская нас на лестничную площадку, – в следующий раз я предпочту воспользоваться лестницей.

Решив, что переубеждать его бесполезно, я закопошилась ключом в замке.

Я несколько раз поблагодарила все высшие силы, что живу в двушке. Отец мой, не последний партийный чинуша времен позднего застоя, квартиру получил казенную, переехав в Питер из Минска, а в эпоху постперестроечного бардака умудрился ее приватизировать, что дало нашей семье неплохую жилплощадь почти в самом центре. Пока мать не переехала к своему новому мужу, мы жили с ней вдвоем, но последние полгода я коротала время в одиночестве. В одну из комнат, которая раньше исполняла роль родительской спальни, я давно уже не заходила, с тех пор, как осталась жить одна, и думала уже начать ее сдавать. А теперь оказалось, что она может пригодиться.

– Заходите, – заявила я, отперев дверь. – Хоромы у меня мелкие, но уж какие есть.

Странно, что в моей миниатюрной прихожей у него не случился приступ клаустрофобии. Я машинально бросила взгляд на висящие на стене часы: половина шестого утра, об универе завтра можно забыть.

– Ра… разувайтесь, – проговорила я, сбрасывая осточертевшие кеды и давя зевок: только сейчас я ощутила, как дико, адски, непередаваемо хочу спать. – Сейчас я вам тапки найду…

Носили ли в его время домашние тапочки? Об этом я не имела ни малейшего понятия. Но не ходить же ему, в самом деле, по квартире в том, в чем он с улицы пришел. И вообще, наверное, ему надо будет во что-нибудь переодеться. Ходить в мундире по современному Петербургу – эпатажно, но его либо на части порвут желающие сфотографироваться, либо, опять-таки, заберут в психушку.

Я ощутила, как у меня начинает пухнуть мозг. Ну уж нет, никакого желания думать об этом сейчас у меня не было. Подумаю обо всем завтра. Сейчас надо было решить вопросы насущные, связанные с устройством моего нежданного гостя.

Тапочки он, ясное дело, проигнорировал и проследовал за мной по коридору прямо в сапогах, но я слишком устала и была слишком растеряна, чтобы предъявлять какие-то претензии. Вымою пол, в конце концов, с меня не убудет. Все еще продолжая думать каким-то краем сознания, что смотрю интересный сон, я справилась с охватившей меня дрожью и открыла дверь комнаты.

– Заходите…

Что думает Павел обо всем этом, я не представляла и представлять не хотела. Скромную обстановку комнаты он оглядел не без интереса и, по крайней мере, не остался явно недовольным. Это вселяло в меня робкую надежду, что он худо-бедно осознает происходящее – значит, с ним можно будет как-то договориться.

– Постель я сейчас застелю, – засуетившись, я кинулась отпирать шкаф, – полотенце найду, только у меня нет, во что пере…

Слова испарились с моего языка сами собой, когда я почувствовала, что меня берут за локоть: с одной стороны, аккуратно, но с другой – цепко и ухватисто. Сердце у меня тут же застучало где-то в горле от ужаса, и я с трудом разобрала, что мне говорят:

– Почему вы не смотрите в глаза?

– Ч… что? – меньше всего я ожидала такого вопроса и удивилась несказанно, но – вот странность, – заставить себя поднять взгляд с первого раза не смогла. Павел сжал мою руку чуть сильнее, и я поняла, что начинаю паниковать.

– Не думаю, что мы сможем ладить, если вы будете что-то скрывать от меня.

От еле уловимой прохлады, которой подернулся его голос, я всем телом вздрогнула, но ожила от сковавшего меня оцепенения и смогла, наконец, встретиться со своим гостем взглядом. Глаза у него были светлые, живые и тревожные; где-то на дне их, как мне почудилось, плескалось стылое выражение неизъяснимой грусти.

– Я ничего не скрываю, – пролепетала я, чувствуя себя кроликом перед лицом змеи. – Просто…

Он сразу перебил меня:

– Я вас пугаю?

Надо было отдать должное его проницательности, хотя сложно было предположить что-то иное в той ситуации. Я испуганно замерла, не зная, что делать: “нет” будет звучать наигранно и фальшиво, “да” можно счесть за оскорбление. Черт его знает, что творится в монарших мозгах. Я понятия не имела, как вести себя с особами царских кровей, и поэтому подавленно молчала, судорожно пытаясь придумать ответ, который прозвучит одновременно нейтрально и правдиво.

– Я мог и не спрашивать, – вдруг произнес Павел, выпуская мою руку; впору было отступить от него подальше, но я осталась на месте. – Не бойтесь. Между нами могут существовать… различия, но я такой же человек, как и вы.

“Ага, – чуть не слетело с моего языка, – только ты пару часов назад ходил сквозь стены, и вообще тебя убили в каком-то махровом году”. Я вовремя успела остановить себя, поняв, что этого говорить не стоит. Лучше всего было кивнуть, заставив себя ни в коем случае не отводить глаз.

Немного помолчали, приглядываясь друг к другу. Мысли мои были запутаны настолько, что выдернуть из этого плотного клубка хотя бы одну не представлялось возможным, а все душевные силы уходили на то, чтобы не начать плакать. Тишину нарушил Павел:

– Вы не держите слуг?

– Нет, – я слегка удивилась такому вопросу. – Тут всего две комнаты, зачем мне слуги?..

– Тогда принесите воды для умывания.

Сказано это было абсолютно будничным тоном, не оставлявшим сомнений в том, что для моего гостя отдавать приказы – дело привычное и впитанное накрепко с самого детства. Но я все-таки возмутилась про себя, хоть и понимала, что глупо было ожидать чего-то иного. Все-таки в горничные я тут не нанималась, и плевать, что он думает иначе.

– Зачем ее нести? – спросила я, думая свести все в шутку. – В этом нет никакой необходимости. Идемте за мной.

Я вышла из комнаты первой и вздрогнула, когда у меня за спиной послышался сочный звук удара и болезненный вздох: привыкший, очевидно, не обращать внимания на любые препятствия на своем пути, Павел попытался срезать через стену и врезался в дверной косяк. Хотелось то ли смеяться, то ли рыдать.

– Осторожнее, – пробормотала я и открыла дверь ванной. – Вот, заходите сюда.

Водопроводный кран не вызвал у моего гостя особого удивления. Даже не дав мне начать объяснения, он подступился к умывальнику и решительно выкрутил холодную воду на максимум. Кран аж сотрясся от хлынувшего потока воды.

– А, вы умеете с ним обращаться? – обрадовалась я.

– Видел подобные приспособления в замке, – ответил он, щедро плеснул себе на лицо ледяной воды и буквально выдернул из моих рук протянутое полотенце. – Но я не думал, что они стали доступны мещанам.

Последнее слово я поняла лишь приблизительно, но было не время для лингвистических дискуссий. Меня начинал незаметно топить сон, я поняла это, попытавшись моргнуть и ощутив, что получается как-то очень уж долго. Действительно, после такой ночи только спать и спать.

– Ваше Величество…

Он, до сих пор внимательно разглядывавший в зеркале свое лицо, повернулся ко мне. Я напомнила себе, что надо смотреть в глаза: мне это было затруднительно, я во время разговора, как правило, смотрю куда-то чуть в бок от собеседника.

– Вам… надо еще что-нибудь? Я, извините, адски хочу спать.

Я подавила рвущийся зевок, и Павел почти тут же сделал то же самое.

– Думаю, нет, – он выключил воду и бросил еще один взгляд на себя в зеркало – короткий, будто прощальный. Я почти в восторг пришла от осознания, что сейчас наконец-то доберусь до уютной постели.

– Тогда я к себе пойду. Это соседняя дверь. Если что, стучите.

– Непременно, – кивнул он, и я пулей метнулась к себе, радуясь хоть кратковременному, но освобождению, захлопнула дверь, заперла ее на всякий случай и, уже на ходу проваливаясь в сон, упала на служащий мне постелью диван лицом в подушку.

Разбудил меня Косяк, удивительно вредный горностай, который к тому времени жил у меня уже почти два года и, по видимому, считал хозяином квартиры себя, а меня – так, девочкой у него на побегушках. Поэтому и будил он меня бесцереремонно: сначала потыкал холодным, мокрым носом в лицо, а потом, убедившись, что я не собираюсь шевелиться, и вовсе слегка укусил.

– Твою мать, – ругнулась я, рывком приподнимаясь; Косяк тут же слетел с моих плеч и замер на подлокотнике дивана, выжидающе глядя на меня своими черными глазами-бусинами. – Кось, ты чего?..

Ответит он мне, разумеется, не мог, но, судя по яростно подергивающемуся хвосту, был чем-то крайне недоволен. Я перевела взгляд на часы: ого, уже почти одиннадцать, универ я проспала безнадежно. И, конечно, забыла покормить зверька в срок, он-то привык получать завтрак около девяти.

– Ладно, ладно, – пробормотала я, протирая глаза и поднимаясь. – Пошли, я тебе жрать положу…

В голове была сущая каша, из которой поминутно удавалось выцепить какие-то неясные картины, судя по всему, обрывки сна. Вдобавок ко всему, нещадно ломило виски – очевидно, вчера я, поссорившись с Андреем, выпила больше, чем следовало бы. Позвонить ему, чтобы помириться, или дождаться, пока он позвонит сам? Мучаясь этой дилеммой, я лениво умылась, почистила зубы и вообще попыталась привести себя в порядок, ибо видок у меня был – краше в гроб кладут. Косяк не отставал от меня ни на шаг, даже в ванную следом за мной зашел, что для него, вообще-то, странно.

– Потерпишь, – бросила я ему, сражаясь с безнадежно спутавшимися волосами. – Дай, я хоть в себя приду…

Сон мне снился на редкость дурацкий – будто я отправилась в Михайловский одна, встретила там привидение императора Павла, который каким-то загадочным образом умудрился вернуться к жизни. Бред, но удивительно реалистичный, будто все это было на самом деле. Впрочем, я сама виновата – не стоило читать все эти дурацкие статьи про призраков перед сном…

Взглянув на себя в зеркало и решив, что сейчас лучше все равно не сделать, я уныло поплелась на кухню. Мысли начали более-менее проясняться, и среди картин ночного бреда всплыли воспоминания куда более насущные: например, что я уже упустила все сроки сдачи статей, что на карточке осталось денег с гулькин нос, что препод, чей семинар я сегодня проспала, точно мне этого никогда не забудет. Но я даже не успела вздохнуть, оценив град навалившихся на меня проблем – когда я сделала шаг в кухню, все более-менее связные размышления из сознания как губкой стерли. Все, на что меня хватило – издать какой-то звук вроде “а-а-а-а” и в попытке удержаться на подгибающихся ногах ухватиться за дверной косяк.

Павел, сидящий за столом у окна, заметил меня не сразу – был увлечен рассматриванием улицы и какими-то своими размышлениями. Но, услышав мой сдавленный и полный безнадеги голос, он рывком обернулся и поднялся со стула мне навстречу.

– Доброе утро, сударыня.

Не приснилось.

Пиздец.

========== Глава 4. Добро пожаловать ==========

Я, конечно, пару раз ущипнула себя за руку, но сделала это скорее от безысходности, нежели реально ожидая, что все-таки проснусь. Конечно же, кухня осталась неизменной, и мой странный гость в воздухе растворяться не желал. С чего бы ему, действительно, он же больше не привидение. Он теперь, вашу маму, живее всех живых, как бы парадоксально это ни звучало.

Пауза затягивалась. Я мысленно отвесила себе оплеуху. Молчание, конечно, тоже может быть весьма красноречивым, но это точно не мой случай.

– Доброе утро, – выдавила я, вспомнив, что неплохо было бы для начала поздороваться, и снова замолчала. Язык как бетонной плитой придавили, ни одна более-менее связная фраза на ум не шла. Впрочем, Павел, кажется, тоже не особо соображал, что можно сказать. Уж больно дурацкой выходила ситуация, в которой мы оказались.

Мимо моих ног проскользнул Косяк, пулей метнулся к холодильнику и выжидающе застыл возле пустующей миски, требовательно сверкая глазами. Как сквозь обморок, я вспомнила, что хотела, вообще-то, его покормить, для того и пошла на кухню. И было бы неплохо заварить себе кофейку. Лучше всего – с лошадиной дозой успокоительного. Так что я дала себе воображаемого пинка, кое-как сбросила прохладную сеть оцепенения и схватилась за чайник.

– Кофе будете? Или чай?

– Кофе, – ответил Павел, медленно опускаясь обратно на стул. – Благодарю.

– Ага, минутку, – я щелкнула кнопкой чайника и распахнула дверцу холодильника. Как и следовало ожидать, внутри было хоть шаром покати: пачка трехдневных сосисок, несколько яиц и всякая фигня типа майонеза и горчицы. Царского угощения из этого не получится, как ни крути.

– Вы будете завтракать? – спросила я, тщетно пытаясь заставить себя смотреть в глаза собеседнику. – Правда, у меня только яичница… Не знаю уж, что вы привыкли есть…

– С удовольствием, – отозвался он, несколько оживляясь. – Уверяю, я совершенно неприхотлив. Особенно после того, как двести лет провел без крошки.

Судя по слабой улыбке, последняя фраза должна была быть шуткой. Мне ничего не осталось, как улыбнуться в ответ. Хотя больше всего в жизни хотелось колотиться в стену и орать: “Почему? Почему вся самая большая херня в этом мире происходит именно со мной?!”. Но я заставила себя не срываться и сконцентрироваться на процессе готовки. Все хорошо. Все в порядке. А воскресший из мертвых император у меня на кухне – так, всего лишь незначительная мелочь, которая никоим образом не осложнит мою жизнь.

Аутотренинг вышел, откровенно сказать, хреновым. В отличие от яичницы – в кои-то веки я умудрилась ее не пережарить или оставить растекаться малоаппетитной жижей. Я даже отыскала в холодильнике чуть подвявшую петрушку и украсила ей свой шедевр.

– Приятного аппетита, – почти бодро заявила я, вручая Павлу тарелку и вилку с ножом. – Кофе сейчас налью.

Он, впрочем, есть не спешил – когда я, желая спросить, с сахаром ему или нет, обернулась, он сидел на стуле неподвижно, переводя подозрительный взгляд с несчастной яичницы на меня. “Ну вот, пожалуйста”, – подумала я обреченно, – “Сейчас выяснится, что я как-то не так дала ему тарелку и этим кровно его оскорбила”. Но реальность оказалась куда более прозаичной. И, к слову сказать, обидной.

– Что-то не так? – осторожно осведомилась я, ставя на стол дымящиеся чашки. Павел напряженно дернул уголком рта. Видимо, в его душе происходил какой-то сложный внутренний конфликт. Уже предчувствуя беду, я заговорила упавшим голосом:

– Честное слово, я не хотела вас…

– Попробуйте кусок.

Я, уже поднесшая к губам чашку, чуть не залила весь стол. Чего-чего, а подобного я не ожидала.

– Вы… вы считаете, что я хочу вас отравить? – ответа я не дождалась и сразу перешла в наступление. – Да я же на ваших глазах ее готовила!

Лицо Павла дрогнуло на секунду, но голос остался твердым.

– Попробуйте.

Я плюхнулась на стул напротив него и впервые за все время нашего короткого знакомства посмотрела ему в глаза. Постаралась сделать свой взгляд многозначительно-пронзительным, но получилось, наверное, плохо. Пришлось снова прибегнуть к силе слова:

– Ваше Величество, это же… ладно, чтобы не сказать “глупо”, но вы же меня этим оскорбляете.

Он молча смотрел на меня в ответ, а во мне с каждой секундой все более росло жгучее желание убраться куда-нибудь подальше из этой квартиры. И никогда, никогда больше сюда не возвращаться. А все из-за смутного понимания, что я сегодняшним утром во дворе Михайловского замка взвалила на себя какую-то непомерную ношу, нести которую вряд ли мне будет по силам. Не унесу, сломаюсь и останусь навсегда лежать в земле, придавленная этим жутким грузом. Я ведь не ученый, не историк, не героиня кино или игры, я обычная студентка, которая просто захотела срубить легких денег. Ну что ж, всем известно, где бывает бесплатный сыр…

– Вот что, – плюнув на все, я решительно придвинула к себе тарелку. – Если вы хотите, я, конечно же, попробую. Но давайте договоримся…

Отпилив ножом приличный кусок белка, я решительно отправила его в рот и, прожевав, продолжила.

– …я не желаю вам никакого зла. У меня нет привычки убивать людей. Если бы я хотела причинить вам какой-то вред, то я просто… ушла бы, оставила вас там, во дворе замка. А отравить… Неужели вы правда думаете, что я на это способна?

Кажется, мне удалось немного его пристыдить. Он бросил короткий взгляд на нашу яичницу раздора и, подвинув тарелку обратно к себе, проговорил со вздохом:

– Прошу меня извинить.

Я чуть-чуть перевела дух. Слава яйцам, понял.

– Ладно, забейт… то есть, оставим это. Ешьте. Приятного.

На яичницу он накинулся с огромным аппетитом. Впрочем, чему тут удивиться – он же сам заметил, что двести лет не ел.

И тут меня ощутимо цапнули за лодыжку, да так, что я даже вскрикнула. И поделом мне, забыла напрочь, что в кухне еще один жаждет перехватить что-то съедобное.

– Что с вами? – поспешно спросил Павел, глядя, как я растираю укушенную ногу – крови не было, а вот боли в избытке. Я приложила все свои душевные усилия, чтобы не выматериться в полный голос.

– Ничего… это просто… Косяк… секунду…

Горностай был в крайней степени ярости: выгнул спину дугой, распушил шерсть, разве что не шипел, как кот, и молча скалил острые зубы. Даже когда я все-таки наполнила его миску свежей порцией “Вискаса”, он не торопился успокаиваться и продолжал гневно смотреть то на меня, то на моего гостя.

– Как, вы сказали, его зовут? – осведомился Павел прохладно, бросая на зверька неприязненный взгляд. Я некстати вспомнила, что, отправляя нежданного визитера спать, мне стоило предупредить его, что пустующая комната давно уже обжита маленьким, но опасным и обожающим кусаться хищником. Интересно, им удалось мирно поделить место на подушке?

Впрочем, эта моя надежда растаяла почти мгновенно. Слова “Косяк” и “мирно” несовместимы, а уж вернувшийся из мертвых император вряд ли стал бы с ним церемониться. Отложив вилку, Павел продемонстрировал мне глубокую царапину, которую острые зубы оставили на его ладони.

– Он меня укусил.

Я не знала, куда деваться от стыда. Одно дело – когда Косяк кусает Андрея, над последним еще можно хорошенько по этому поводу постебаться. А другое…

– Извините, – пробормотала я тихо, поднимаясь со стула. – Не волнуйтесь, он привит, болячек не будет… я сейчас бинт принесу…

Подавив искушение по дороге хорошенько пнуть нагло глядящего на нас зверя, я бросилась в комнату.

Бинт, вата и перекись, конечно, обнаружились на самом дне аптечки, поэтому, когда я вернулась в кухню, Павел уже покончил с яичницей и осторожно отпивал кофе. После первого же глотка его лицо перекосилось так, будто он проглотил как минимум половину лимона. Ну вот, только этого еще не хватало…

– Что это? – спросил он севшим голосом, справившись с приступом кашля. Я постаралась принять независимый вид.