Текст книги "Конец партии: Первая искра (СИ)"

Автор книги: Кибелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Цепкий взгляд женщины прошелся по мне с головы до ног.

– А вы ему кто?

На сей раз я встретила удар стоически.

– Родственница.

– Близкая?

– Не очень, – уклончиво ответила я, всеми силами пытаясь избежать неумолимо надвигающегося на меня допроса. – Так что с ним?

Женщина и парень обменялись уничтожающими взглядами. Но тетка, как старшая, из этого молчаливого спора вышла победителем, и, еще раз тряхнув головой, раздраженно сказала Ванечке:

– Сам объясняй. А у меня дела.

И уплыла, оставив нас вдвоем. Я не замедлила вцепиться в санитара – слава богу, с ним можно было не церемониться.

– Быстро говори, где он и что с ним!

– Да все с ним нормально, – сказал парень хмуро, и мне неожиданно захотелось совершить какое-нибудь безумство, например, броситься ему на шею и расцеловать в обе щеки. – Живой, здоровый, даже целый. Ни царапины.

Все было прекрасно в моей жизни, и универ, и эта ночь, и предвкушение выходных, и даже эта пропахшая хлоркой больничка. Все, кроме мрачного тона, с которым Ванечка произносил свои замечательные слова. Я вспомнила, что он говорил что-то про морг, и в душе зашевелились какие-то нехорошие подозрения.

– А что такое? – спросила я тем самым тоном, которым задаю подобные вопросы, одновременно включая в кармане диктофон.

– Да, блин, – парень озадаченно почесал затылок, – меня тут за психа держат, говорят, набухался, вот и привиделось…

Судя по тому, что от Ванечки весьма ощутимо пахло перегаром, в чем-то его коллеги были правы.

– А я, между прочим, пока ни на что не жалуюсь! – заявил парень с непонятным ожесточением. – Нас какая-то тетка вызвала, сказала, что его на полной скорости сбило! По асфальту размазало! Да у него, блин, были травмы, несовместимые с жизнью! Что я, не пойму, что ли? Да меня б отчислили сразу, если б я такое не понял! А он…

Я слушала и жалела, что у меня нет диктофона.

– А он, блин, встал и пошел! – заявил Ванечка почти обиженно. – Как будто все нормально! Ни перелома, ничего! Да я у него в машине ни одного целого ребра нащупать не мог!

На нас уже начали оборачиваться редкие посетители, и я поспешила попытаться свернуть беседу:

– Ну ладно уж, может, вам и впрямь показалось…

– Показалось! – хохотнул санитар. – Что мне могло показаться? Пробитая печень? Разорванные нахрен легкие? Показалось? Да, блин…

Я уже была готова высказать ему все, что я о нем думаю, но тут на сцене снова появилась женщина в белом халате – выплыла откуда-то из коридора и поманила меня пухлым пальцем:

– Это вы Наталья? Идите за мной.

В кабинете заведующей отделением, кем оказалась эта рыжая дама, меня усадили на шатающийся стул и долго пытались выбить из меня хоть что-нибудь. Кем он мне приходится, где его документы… но я, отойдя от первоначального шока, вновь почувствовала в себе способность врать, что и начала делать со всем возможным вдохновением. Поэтому ничего толкового она от меня так и не услышала – я, как заведенная, трындела одно и то же про родственника, приехавшего из другого города и умудрившегося в первый же день потерять паспорт. В конце концов, Матильда Васильевна капитулировала и заявила, что раз мой родственник чувствует себя нормально, то пусть пишет заявление об отказе от госпитализации и катится на все четыре стороны.

– Вот и круто, – обрадовалась я, протягивая руку будто бы за авторучкой и неуловимым движением опуская женщине в карман халата пару тысячных купюр. – Спасибо за труды…

На лице женщины мелькнуло будто бы смущенное, но от того не менее мерзкое выражение человека, привыкшего получать взятки.

– Ну что вы, что вы…

– И еще, – вспомнила я, – мне звонила какая-то женщина по имени Людмила, где она?

– Людочка? – всплеснула руками заведующая. – Да сейчас я ее позову! Подождете в холле, ладно?

Людмила, которой по телефону можно было дать никак не меньше пятидесяти, оказалась миловидной практиканткой лет шестнадцати, чем повергла меня в неистовый диссонанс. Со скромной улыбкой она протянула мне Павлов айфон – чудо, что он не разбился, разве что обзавелся парой царапин на корпусе.

– Мне чужого не надо, возьмите.

– Спасибо, – я хотела сначала дать ей денег, но наткнулась на простой, незамутненный взгляд и опустила купюру обратно на дно кармана. – Слушай, а он правда был при смерти?

Она задумалась на секунду, забавно подперев подбородок указательным пальцем.

– Ну… я точно не знаю, но мне говорили, его со всей дури сбило. Так что он у вас либо везучий очень, либо этот, как его, Супермен.

Ни под одну из категорий Павел решительно не попадал, но я решила не развивать эту тему. Девчонка вдруг хихикнула:

– А он странный. Сказал, что родился в тысяча семьсот каком-то году, представляете?

“Вот дебил”, – подумала я.

– Может, перепутал.

– Да, скорее всего, – безмятежно сказала Людочка. – Головой, может, ударился… вы бы его все-таки к врачу сводили…

“Ага”, – подумала я, раз за разом бросая нетерпеливый взгляд на двери отделения. – “Только, походу, сначала придется вести меня. И причем к психиатру”.

Спустя несколько бесконечно долгих минут мне, наконец-то, вернули Павла буквально с рук на руки – потрепанного и явно еще не отошедшего от пережитого шока, но явно живого и вполне способного к самостоятельному передвижению. Не теряя времени, я выволокла его на улицу, где начинало уже медленно, туманно рассветать, и проговорила, удивляясь, каким усталым слышится мой голос:

– Ваше Величество, не делайте так больше, ладно?

Инстинктивно я потянулась поправить волосы – не удивлюсь, если завтра обнаружу там парочку седых.

– В произошедшем не было моей вины, – сказал Павел. – Он вылетел из-за угла, я не успел даже повернуться…

– Небось очередной пьяный урод сел за руль, – вздохнула я, становясь у бордюра и поднимая руку, чтобы поймать машину – кажется, этот жест грозил скоро войти у меня в привычку. – Ненавижу их, блин, только представить, что могло случиться…

– Вы беспокоились? – с каким-то странным выражением спросил он. Я позволила себе посмотреть на величество, как на круглого идиота.

– По-вашему, я просто так сюда примчалась посреди ночи? Конечно, я волновалась! Я…

Я не успела закончить свою тираду: у тротуара притормозила покоцанная “Калина”. Решив поддерживать несчастных владельцев отечественного автопрома, я даже не стала особенно торговаться с водителем и первая юркнула на заднее сиденье. Чудовищно хотелось курить, но сигареты закончились, как назло, а у водилы обнаружился только богомерзкий “Бонд”, от которого у меня жуткий кашель. Вообще, сейчас на удивление мало осталось нормальных сигарет – на те, от которых я не хочу выкашлять легкие, приходится разоряться, но что поделаешь, склад моего характера таков, что я скорее разорюсь, чем найду в себе силу воли бросить.

Я думала о сигаретах. О том, что пора бросать. О том, что завтра у Анжелы вписка, и веселье наверняка будет то еще. О том, что надеть завтра. В общем, о чем угодно, только бы не обращать внимание на то, что Павла куда больше вида за окном интересовала моя скромная персона – чуть повернув голову, он смотрел на меня безотрывно, и я готова была поспорить, что вижу, как играют в его глазах блики проносящихся мимо уличных фонарей.

Я не знала, куда деть себя от этого взгляда. Если бы я, следуя канонам романтической истории, влюбилась в спасенного мною императора, то было бы, несомненно, гораздо легче, но дело было в том, что на пути к этой светлой цели мне что-то неумолимо мешало. Какое-то кажущееся мелким, но на практике совершенно непреодолимое препятствие. Я не могла его никак определить, но чувствовала, что оно есть и никогда не позволит мне воспылать к Павлу какими-то несоизмеримо высокими чувствами. Не спорю, иногда я могла взглянуть на него заинтересованно, пытаясь хладнокровно произвести расчет возможных последствий и перспектив, но в решающий момент в голове будто что-то щелкало, разбивалась идеально выстроенная цепь, и я оставалась с носом. Не знаю, мешало ли ему что-нибудь, но выдерживать на себе его долгий, тяжелый взгляд с каждым днем становилось все труднее.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я, чтобы как-то разогнать сгустившееся молчание. Павел неопределенно повел плечами.

– Как будто ничего не случилось. Можете не беспокоиться.

Я снова и снова вспоминала слова санитара Ванечки. Разорванные легкие и ни одного целого ребра? Да быть не может, ему действительно показалось с пьяных глаз. Пусть Павел и восстал из мертвых, он все-таки не Невероятный Халк, если бы его действительно так сильно приложило, вряд ли бы он смог самостоятельно передвигаться…

Только когда Павел легко тронул меня за руку, говоря, что мы приехали, я обнаружила, что за своими размышлениями умудрилась задремать прямо в такси, и что хуже всего – уплыла в сон, склонив голову моему спутнику на плечо. И, столкнувшись с ним взглядом, обмерла на секунду, ибо увидела там совсем не простую заинтересованность, а что-то, что заставило меня нехило испугаться за собственную неприкосновенность.

Когда мы выбирались из машины, я предпочла проигнорировать галантно протянутую мне ладонь. И пообещала себе, что завтра первым же делом врежу в дверь своей комнаты новый замок. От греха подальше.

========== Глава 8. Алкоголь ==========

Проснулась я от того, что сосед сверху решил, будто субботний полдень – лучшее время для прослушивания ударного дабстепа. Сложно было продолжать спать, когда от этой кошмарной какафонии стены ходили буквально ходуном. Еще не продрав глаза толком, я зло ударила кулаком по ни в чем не повинной подушке. И ничего ведь не сделаешь с этим уродом: стук по батареям ему по барабану, ментов не позовешь, ибо до десяти вечера он в своем праве слушать что угодно на любой громкости.

Смирившись с тем, что выспаться мне не удастся, я заворочалась в постели и уже начала морально готовиться к тому, чтобы выползти из-под одеяла, как тут из коридора донесся резкий звук хлопнувшей входной двери. Чуть не упав с кровати и благодаря этому окончательно проснувшись, я крикнула:

– Ваше Величество!

Ни единого звука в ответ не последовало. Чертыхаясь на чем свет стоит, я выпуталась из одеяла, выдернула из кучи одежды на стуле первые попавшиеся шорты и, на ходу пытаясь пятерней расчесать волосы, выглянула в коридор.

– Ваше Величество!

Но нет, он действительно ушел. Размышляя в такт долбящей сверху музыке о том, куда могло понести Павла с утра пораньше, я направилась в ванную, чтобы умыться. По пути я успела глянуть на себя в зеркало на двери шкафа и прийти к выводу, что шорты выглядят слишком провокационно – из-под безразмерной футболки, в которой я хожу дома, их еле-еле видно. Секунду я думала, не пойти бы поискать в комнате какие-нибудь штаны подлиннее, но в конце концов просто завязала футболку узлом на животе и пошла совершать утренний туалет.

Все опасения вчерашнего вечера теперь, при одном взгляде в зеркало на собственное заспанное, ошалелое лицо вызвали у меня лишь смешок. Похоже, я и в самом деле становлюсь параноиком – сначала боялась этих парней из реалити-шоу, теперь вот своего собственного квартиранта. Ну с чего, скажите на милость, мне в голову взбрело, что он непременно будет меня домогаться? Наверняка ему и в голову ничего подобного не приходило, а мне только дай придумать что-нибудь, чего можно испугаться, и потом дрожать в углу от ужаса перед плодами своего воображения.

Успокоив себя подобным незатейливым образом, я вышла из ванной и с удивлением поняла, что музыка затихла. Либо у соседа проснулась совесть, либо, что более вероятно, кто-нибудь все-таки пришел и настучал ему на ушам. Например, дядя Миша с восьмого этажа, умеющий гнуть монеты одними пальцами, не прилагая к этому никаких видимых усилий. Ну и славненько, зато у меня не будет раскалываться от чужих битов голова.

Оказывается, пока я умывалась, Павел успел вернуться и сидел на кухне, с невозмутимым видом протирая объектив зеркалки. Меня, появившуюся на пороге, он окинул тем отрешенно-безразличным взглядом, какой у него обычно бывал после приступов ярости, и слова приветствия пробормотал как-то сдавленно, что означало только одно – приступ был знатный, мне повезло не оказаться рядом с этим бушующим ураганом.

– Доброе утро, Ваше Величество, – как можно более жизнерадостно откликнулась я, бухнув на плиту турку. – Вам музыка не мешала?

– Это была музыка? – с тем же безразличным выражением спросил он.

Я засмеялась.

– Ну, так это называют.

– Я решил, что дом рушится, – сказал он, отложив объектив в сторону и глянув на меня мрачно. – Или что наверху погром.

Мои неясные подозрения только усилились, когда я увидела, что на соседнем с ним стуле лежат ножны со шпагой. До сегодняшнего дня они мирно покоились в шкафу, куда я убрала Павлов мундир и шляпу – это я помнила точно, ибо собственноручно засунула оружие в дальний угол, за груду старых ботинок. В сочетании с непродолжительным исчезновением моего постояльца из квартиры картина вырисовывалась совсем пугающая.

– Вы что, были наверху? – осторожно спросила я, едва не просыпая кофе мимо турки. Павел кивнул.

– Пришлось подняться на верхний этаж, потому что никто, кроме меня, не собирался это прекращать.

– О боже, – простонала я. – Он жив?

– Кто?

– Парень, который там живет.

После короткой паузы, за время которой у меня сердце успело убежать куда-то в район печенки, Павел ответил:

– Впервые встречаюсь со столь невежливым молодым человеком. Устроить такой шум, перебудить весь дом и после этого отправлять меня… меня…

У него судорожно задергалась щека, а глаза загорелись знакомым мне яростным огнем, и я ощутила, как пол уходит у меня из-под ног.

– Вы что… – прошептала я, хватаясь за столешницу, чтобы не упасть. – Вы что, убили его?

Это было ошибкой. Теперь весь гнев Павла, доселе направленный на бедного фаната современной музыки с верхнего этажа, переключился на меня.

– За кого вы меня принимаете, Наталья? Вы считаете, я могу хладнокровно лишить человека жизни?!

– Хладнокровно – нет, – пробормотала я, пряча взгляд. – Но если вас разозлить…

Павел лишь презрительно скривил рот:

– Подобные личности на редкость трусливы. Я не успел даже извлечь шпагу из ножен, как этот юноша поклялся мне, что более не будет причинять никому никаких неудобств.

– О, Боже, – простонала я страдальчески. – Надеюсь, он не вызвал милицию… Да если даже и нет – теперь весь дом будет о вас судачить…

– Вас это так волнует? – спросил Павел безмятежно, понемногу успокаиваясь. – Я считаю, что вы запоздали беспокоиться по этому поводу.

Я подавила искушение со всей силы удариться лицом о столешницу. Теперь до меня начало доходить, что означают все эти обращенные на меня взгляды пожилых кумушек, которые выползли на скамейку перед парадным с наступлением первых теплых дней. Пожалуй, мой собеседник был прав, я действительно редкостный тормоз. Не удивлюсь, если весь дом уже с пару недель обсуждает, что Наташка Кремина с пятого этажа поселила у себя мужика.

– А… а… ну и ладно, – единственное, что я могла сказать на это. – Возьмите лучше тосты…

“Главное, чтобы матушка не узнала, – думала я, жуя завтрак и проглядывая с айфона сводку новостей. – А эти пусть болтают сколько влезет”.

И тут у меня в глотке будто что-то резко сдавило, отчего я подавилась куском тоста и несколько секунд заходилась в приступе мучительного кашля. Павел разом встрепенулся:

– Дать вам воды?

– Не… не надо… – прохрипела я, с трудом проглатывая злополучный кусок. – Тут опять…

Говорить не было сил, горло немилосердно жгло, и я просто придвинула к Павлу свой телефон, одним движением пальцев увеличивая незаметный среди множества катастроф, терактов и стихийных бедствий заголовок: “В Михайловском замке вновь обнаружен труп женщины”.

Лицо Павла побелело и стало похоже на мраморное. Молча он изучил короткую заметку, посвященную смерти очередной смотрительницы, затем, все так же не произнося ни слова, вернул мне айфон, откинулся на спинку стула и, закрыв глаза, издал короткий вздох.

– Но почему…

– Вы не знаете, кто это делает? – спросила я без особой надежды. Павел качнул головой.

– Нет. После второй смерти я понял, что это не несчастный случай, и пытался выследить их, но им все время удавалось меня перехитрить.

– “Их”? – насторожилась я. – Почему обязательно “их”? Может, это какой-нибудь псих-одиночка, которому доставляет мочить бабуль?

Если Павел и не понял значения некоторых моих слов, то смысл фразы целиком до него определенно дошел. После секундного молчания мой собеседник ответил с тем странным выражением, которое я уже, кажется, когда-то слышала в его голосе:

– У меня есть причины полагать, что это не так.

– Значит, вы все-таки кого-то подозреваете? – я, как и положено журналисту, вцепилась в него мертвой хваткой.

– Я могу предположить, кто, – ответил Павел ровно. – Но я не могу понять, зачем.

Больше мне, к сожалению, не удалось вытянуть из него ни слова – самым деликатным образом он сообщил, что лучше мне в это дело не лезть, и мне пришлось убраться несолоно хлебавши, оставив его в расстроенных чувствах допивать кофе.

Сверху больше не доносилось ни единого звука, и никто не помешал мне провести день в своих обычных хлопотах: я написала еще пару страниц курсовой, ощутила приближение творческого кризиса и отправилась разгонять сплин на Ютуб, где хотела посмотреть всего пару видео, а в результате застряла на полтора с лишним часа, потом попереписывалась с Анжелой, выясняя, какой сорт виски лучше подходит для большой компании, набросала пару абзацев из новой статьи и, как водится, устала. На часах было около пяти, я лениво потянулась в кресле, ощущая, как похрустывают суставы, и потянулась было за наушниками, как вдруг из спальни раздалось пронзительное завывание флейты.

Я даже подскочила на стуле от неожиданности. Мирно дремавший рядом со мной Косяк рывком поднял голову, поднялся с места и вынесся из комнаты – как выяснилось позже, отправился гадить под умывальник, тем самым проявляя себя тонким ценителем прекрасного.

– Хренасе, – пробормотала я себе под нос, против воли прислушиваясь к мелодии: она казалась мне странно знакомой. – Оказывается, он еще и и эту штуку притащил…

От флейты мои мысли быстро перекинулись к злополучной шпаге, и я, посомневавшись секунду, отправилась к Гуглу за адресом ближайшего комиссионного магазина. Конечно, это чужое имущество, но одновременно еще и, черт возьми, холодное оружие, и лучше перестраховаться от возможных проблем с нашей правоохранительной системой, которые могут приобрести совсем нехороший масштаб, если выяснится, что у обладателя шпаги нет ни паспорта, ни свидетельства о рождении, ни вообще хоть какого-нибудь документа, который подтвердит, кто он такой. Мрачно предвкушая, каким скандалом обернется моя попытка растолковать Павлу, что его, да и меня заодно, за хранение оружия могут элементарно посадить, я мониторила выданные мне поисковиком адреса. И тут в той части моего мозга, которая до сих пор была сосредоточена на доносившейся из-за стены музыке, что-то с оглушительным треском перемкнуло.

Оторвавшись от экрана, я тупо посмотрела перед собой и ошеломленно сморгнула. Быть того не может.

Я узнала песню, которую наигрывал Павел. И это были, мне пришлось признать, “Алюминевые огурцы”.

Все это было настолько нелепо и странно, что я рассмеялась. В моей квартире сидел император всероссийский и выводил на флейте опус вечно живого Цоя. Тут сложно было не расхохотаться в полный голос, что я и сделала, но Павла это не смутило ни разу – напротив, мелодия только окрепла и усилилась, теперь ее можно было распознать совершенно точно.

Ну, все лучше, чем дабстеп.

И, если подумать, у Цоя с моим постояльцем есть кое-что общее – они оба вроде как мертвы, но в то же время живы.

Подпевая вполголоса, я вернулась к изучению Гугла.

Вечер подкрался незаметно, и я, созвонившись с Анжелой и удостоверившись, что все в силе, начала собираться. Павел, разумеется, мгновенно засек мое шевеление в прихожей и выглянул из спальни с томиком Достоевского в руках. Посмотрел на часы и озадаченно вопросил:

– Куда вы, Наталья?

– На вписку, – я была слишком озабочена вдеванием сережки в ухо, чтобы фильтровать, что говорю. Закономерно, он меня не понял:

– Простите?

– К подруге я иду, – справившись-таки с непокорной бижутерией, я обернулась к нему. – Приду поздно. Ждать меня не обязательно.

Кажется, он был не очень доволен, что я ухожу куда-то на ночь, но от комментариев, слава яйцам, воздержался. И все-таки я решила немного сгладить ситуацию и заявила примирительно:

– Да ладно, все в порядке. Я все время у нее зависаю.

– Разве я что-то вам сказал? – спросил он и вдруг, бросив книгу на полку, сделал шаг ко мне. Я напряглась мигом – аромат близких неприятностей перебил даже запах духов, которыми я щедро облилась перед выходом. И все домыслы вчерашней ночи резко перестали казаться мне такими уж беспочвенными.

Нет, все это мне решительно не нравилось. Мне, скажу, никогда не нравилось, когда кто-то замирает у меня за спиной на таком расстоянии, что я чувствую его дыхание, и еле-еле касается моих обнаженных плеч. О, будь проклята кофточка с короткими рукавами. Прикосновение было едва ощутимым, но и этого мне хватило, чтобы содрогнуться всем телом.

– Вы боитесь? – вопросил Павел будто бы с удивлением. Я украдкой бросила взгляд на висевшее у дверей зеркало и, на беду, пересеклась с ним взглядом. Ладони на моих плечах сжались чуть сильнее, и у меня к горлу начала медленно подступать холодная паника.

– Извините, – я почти рванулась из чужих объятий, но Павел, как выяснилось, вовсе меня не удерживал, и я чуть не поприветствовала носом дверь, – я тороплюсь…

Из квартиры я вылетела, на ходу влезая в пальто, и стремглав бросилась к лифту, как будто за мной гналась сотня демонов. Но тот, зараза, все не подъезжал, и я полетела вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Не останавливаясь ни на секунду, я запахнула воротник, вытащила из сумки плеер и позволила себе замереть, чтобы одышаться и распутать наушники, только выбежав со двора и очутившись на более-менее освещенной и не лишенной прохожих улице. Унимая дрожь в руках, оглянулась на собственные горящие теплым светом окна и тут же, увидев, как в окне кухни дернулась занавеска и за ней показалась знакомая тень, бросилась прочь, как ошпаренная. “Ну нахрен, – стучало в голове, – сегодня точно напьюсь, как свинья”.

Дверь мне открыла Анжела, уже немного пьяная и со стаканом неизменного виски-кола в руке.

– Чего это ты? – удивленно протянула она, взглянув на мое лицо, и посторонилась. – Гнался за тобой, что ли, кто?

– Хуже, – коротко ответила я, отбирая у нее стакан. Сделав гигантский глоток, я даже не поморщилась, что удивительно, учитывая, в каких чудовищных пропорциях Анжела обычно разбавляет вискарь. – Слушай, я тебе потом объясню…

– Ну хорошо, – протянула подруга с возрастающим недоумением. – Заходи, чего стоишь?

Компания действительно подобралась знакомая. Олег, вечно нетрезвый студент-патологоанатом, со своей подружкой, имени которой я никак не могла запомнить; пара однокурсников Энжи, оживленно дискутировавшие на тему “взлетит – не взлетит”; несколько девчонок разной степени гламурности, которых я знала еще со школы, и, наконец, сама виновница торжества, развалившаяся на своем законном месте в кресле и махнувшая мне на заставленный бутылками стол:

– Выбирай, что хочешь. А ты-то что принесла?

Мой вклад заключался в бутылке текилы, за что я получила несколько одобрительных кивков и даже один поднятый вверх большой палец (от того парня, который ратовал за “не взлетит”), а сама я налила себе для начала ром-колу в слабенькой пропорции и заняла место на диване. Нервозность моя постепенно унималась – в кои-то веки я была среди друзей, а не наедине с долбанутым извращенцем из позапрошлого столетия, который, если верить википедии, не привык, чтобы ему отказывали. Как я буду возвращаться домой, я искренне не знала и поэтому решила просто об этом не думать и пить, благо алкоголя было – хоть топись.

Совсем скоро включили музыку, и мы сели играть в seven-heaven. Думаю, все знают эту игру – на всех раздается колода карт в пятьдесят два листка, и каждый, не глядя, по очереди вытаскивает по одной. У каждой карты свое значение: например, если выпадает двойка, ты должен выбрать, кто выпьет из своего стакана, а согласно тройке должен выпить сам; если выпадает пятерка, то пьют все парни, а если шестерка – девушки; на четверке все должны коснуться пола, кто успел последним – пьет, а на семерке должны, с аналогичным исходом, поднять руки в воздух. В классическом варианте порция должна составлять десять-двадцать граммов водки, но после пары неудачных экспериментов мы поняли, что это слишком хардкорный вариант, и приняли за правило, что порция – просто глоток из стакана. Было только одно “но”…

Мне попался джокер.

А это значило, что я должна осушить свой бокал залпом.

– Твою ж мать, – мое сдавленное ругательство потонуло во всеобщих смешках. В стакане оставалось еще больше половины, но делать было нечего. Вдруг, уже приложившись к нему, я перехватила направленный на меня взгляд Анжелы. Странный взгляд, как будто она чего-то напряженно выжидала. Но я не успела даже поинтересоваться, в чем дело – тут же мне выпала дама, означавшая, что любой ответивший на мой, даже самый невинный, вопрос будет вынужден сделать штрафной глоток. Спустя еще пару кругов я забыла было о том, что хотела спросить, но, стоило игре кончиться, как Анжела сама подошла ко мне, вручила собственноручно смешанную порцию виски-кола и кивнула в сторону двери в свою комнату:

– Пошли поболтаем?

От выпитого залпом стакана меня немного повело, и желание наконец-то рассказать подруге, что за жопа творится в моей жизни последнее время, стало совсем невыносимым. В конце концов, разве не для того нужны друзья, чтобы они тебя выслушали, когда тебе хреново? А у меня, как ни крути, был как раз тот случай.

– Мы на секунду! – крикнула Анжела гостям, прежде чем втолкнуть меня в комнату и запереть дверь. Я даже не думала, как это выглядит со стороны – в конце концов, про нас с ней еще в школе ходили самые разные слухи…

– Слушай, – она даже рта не успела раскрыть, как я уже плюхнулась на постель, едва не расплескав при этом виски себе на колени, и завела свое, – ты в привидений веришь?

Она, конечно же, не ожидала такого вопроса.

– Ну, вообще не очень, а что?

– Во-о-о-от, – протянула я торжествующе. – Я тоже раньше не верила… а потом этот мудак Андрей…

Заслышав это имя, Анжела заметно воодушевилась:

– О, я как раз хотела о нем поговорить.

Я даже примолкла.

– А в чем дело?

– Ну… – Энжи села на постель рядом со мной и доверительно положила руку мне на плечо. Дались им всем мои плечи, блин. – Ты его любишь?

– Я… – от неожиданности вопроса я ответила, не размышляя, то, что показалось мне самим собой разумеющимся. – Люблю, конечно.

– Во-о-о-от, – подруга кивнула каким-то своим мыслям и продолжила. – А ты хотела бы с ним помириться?

– Конечно, хотела бы… – я все никак не могла понять, куда она клонит.

Лицо Анжелы осветила улыбка. Хлопнув меня по плечу, отчего я чуть не подавилась, подруга поднялась с постели и вдруг громко заявила.

– Ну вот, а ты не верил!

Я чуть не упала на пол. Впору было думать, что Энжи схватила белочку или просто-напросто спятила. Или у нее дома тоже живет долбанный призрак?

И тут в просторном стенном шкафу, стоящем у входа в комнату, послышалось какое-то шевеление. Едва не роняя стакан на пол, я ошарашенно наблюдала, как со скрипом открывается деревянная дверь, и из заполненных вещами недр вываливается… Андрей, живой, здоровый и с лифчиком на голове.

– Ну, блин! – заявил он, снимая с макушки верхнюю часть Анжелиного бикини, и подступился ко мне. – Я задолбался тут сидеть! Думал, уморить меня решили… Наташа!

С радостно-виноватой улыбкой он распахнул приветственные объятия и двинулся ко мне. Энжи поспешила тут же испариться из комнаты, бросив напоследок что-то вроде “Не буду третьей лишней, ребята”. А я была настолько ошарашена этим явлением героя, что даже позволила себя обнять и приподнять над полом, прежде чем ко мне вернулась способность говорить.

– Ты… ты какого хрена тут делаешь?

Андрей явно не ждал такого от девушки, которая две минуты назад заявляла, что любит его. Но у меня при одном взгляде на его физиономию, на которой он старательно удерживал смиренное выражение, так и зачесались кулаки как следует по ней врезать. А уж потом любить. Если получится.

– Ты какого хрена тут делаешь?! – заорала я, выпутываясь из его рук и отступая. – Ты где был?!

– Наташ, – заговорил Андрей успокивающе, – Наташ, я знаю, тупо получилось…

– Тупо получилось? – я двумя глотками осушила свой стакан и, ощущая, как алкоголь начинает бурлить в крови, кинулась в яростную атаку. – Да ты вообще знаешь, что у меня происходит, идиот? Ты меня бросил!

– Не бросал я!

– Бросил! – припечатала я. – Оставил одну! На произвол судьбы! Зассал идти ночью в замок!

Его лицо на секунду перекосилось, как от мимолетного ужасного воспоминания.

– Наташ, блин, я знаю, я мудак, но…

– Заткнись! – никто не думала, что могу визжать на кого-то, как заправская истеричка. – Ты меня бросил, уехал, не звонил, не писал, тебя не было три недели!

– Да я сам охренел, когда проснулся утром в Хельсинки без денег!

– И почему ты мне не позвонил?

– Мне было стыдно!

– Стыдно? – я против воли расхохоталась. – Вы только поглядите на это, ему было стыдно! А вот так вываливаться из шкафа с чужим лифаком – это нормально?

– Это была идея Анжелы! – пытался протестовать он. Но я слушать его не хотела. И видеть – тоже. И вообще, единственным моим желанием было уйти с этой идиотской вписки, пойти в какой-нибудь бар и напиться уже там, в одиночестве, потому что к глазам уже подступали жгучие слезы, в любую секунду грозя покатиться по щекам. И я, закрыв лицо руками, рванула мимо Андрея к двери.

– Наташа! – он схватил меня за руку. – Да подожди ты!

И тут я сделала то, чего от себя тем более не ожидала – залепила ему звонкую пощечину. Да такую, что он даже отступил.

– Не смей меня трогать, урод! – рявкнула я, глядя, как Андрей с обалделым видом потирает ушибленную щеку. Голос все-таки сорвался на судорожный полувсхлип, но мне было уже плевать. – Видеть тебя больше не хочу!

И, не дожидаясь, пока он скажет еще что-нибудь, что совсем расстроит и выбесит меня, я распахнула дверь и метнулась в прихожую. Смех Анжелы, беседовавшей о чем-то с гостями, оборвался при одном ее взгляде на меня.

– Ната! – сшибив стоявшую на полу пустую бутылку, она кинулась за мной. – Нат, ты чего?