Текст книги "Конец партии: Первая искра (СИ)"

Автор книги: Кибелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Анжеле я набрала смс с извинениями, но она не торопилась отвечать. Прождав немного, я уже хотела было ей звонить, но, как оказалось, запоздало, ибо телефон завибрировал сам, не догадаясь, пока я к нему прикоснусь. Это был перезаведенный мною будильник: пробило 19:00.

– Ну, погнали, – вздохнула я, закрывая ноутбук. Оставалось уточнить еще одну маленькую деталь, и я направилась в кухню.

Павел заканчивал бутерброд с маслом, когда я возникла на пороге, и заметил:

– По моим часам еще три минуты.

– Так я спросить хотела, – я нервно откинула лезущие в глаза волосы за спину, – мне сразу раздеваться или нет?

Кажется, он только чудом не подавился куском хлеба.

– Простите, что?

– Мне самой раздеться? – уточнила я уже напрямую. Он посмотрел на меня так, будто впервые в жизни увидел.

– Простите, а как иначе?

Либо мне показалась, либо в его голосе на секунду проскользнула какая-то неуверенность. Я решила просто об этом не думать.

– Ну ладно, – пожала плечами и развернулась, чтобы выйти из кухни, и тут до меня донеслось:

– Только… возьмите что-нибудь похожее на накидку. Белое.

Я обернулась.

– Простыня подойдет?

– Я думаю, да, – кивнул он. С видом “хозяин-барин”, я вышла из кухни и отправилась ворошить в шкафу.

Спустя примерно полчаса я с тоской вспомнила, что муз, вообще-то, было всего девять, но Павел с чего-то решил, что их количество приближалось по меньшей мере к пятистам. Не хотелось бы никого утомлять перечислением всех поз, которые мне пришлось принять, завернувшись в простыню на манер хитона: сидя, лежа, стоя, стоя на коленях… А Павел все никак не мог угомониться, не в силах найти нужный ракурс, и у меня даже начали закрадываться опасения, что он, возможно, действительно хотел просто меня сфотографировать. Но я эти мысли от себя раз за разом откидывало, ведь тогда выходило, что вовсе не он озабоченный извращенец, а я.

– Я вас утомил? – спросил он вдруг, отрываясь от объектива. Я попыталась улыбнуться, но его взгляд меня как приморозил, и вышло кое-как.

– Ну что вы, нет.

– Осталась последняя, – заверил он меня. – Терпсихора. Встаньте ко мне боком… хотя нет, останьтесь лучше так…

Все его приказания я выполняла механически, не думая о том, как выгляжу со стороны. Все помышления мои, хоть я и старалась это пресечь всеми силами, раз за разом возвращались к Андрею. Может, стоило вытащить его на лестницу якобы для перекура и уже там сказать, что мы расстаемся? Или вовсе дождаться конца вписки и сказать? Или сказать, наоборот, при всех, чтобы его унизить и сделать больно? Хоть на пятую часть того, как больно было мне…

– Наталья!

Судя по тону, Павел окликал меня уже не в первый раз, но я так увлеклась картинами того, как размазываю Андрея по стене, что утратила возможность слышать его. Я постаралась принять невинный вид и часто-часто заморгала: перед глазами вдруг все начало немного расплываться.

– Простите, я задумалась…

– У вас слезы, – каким-то странным тоном проговорил он, откладывая зеркалку на стол. Меня как ожгло: невозможно. Невозможно, чтобы я плакала, и уж тем более, чтобы он это видел.

– Вам показалось, – пробормотала я, опуская голову и думая, как бы незаметно утереться. Как Павел подошел ко мне, я даже не заметила: наверное, у него со времен бытности призраком сохранилась способность ступать совершенно бесшумно. Я не отступила. Все мое тело охватило какое-то странное оцепенение, когда я ощутила прикосновение ласковых пальцев к своему лицу.

– Ну, что с вами? – спросил Павел мягко, бережно приподнимая мое лицо за подбородок. – Ну же, посмотрите на меня.

Я впервые оказалась так близко с ним лицом к лицу и неожиданно осознала, что мы почти одного роста. И все же я смотрела на него немного снизу вверх, смотрела и не могла глаз оторвать, как будто он одним взглядом меня зачаровал.

– Что случилось? – его голос меня обволакивал, как одеяло в лютый мороз. – Расскажите мне.

А я ни слова не могла выдавить из неожиданно пересохшего горла. Только и хватало сил на то, чтобы смотреть, как его участливый взгляд постепенно подергивается легкой поволокой, и мелькает в нем что-то, что я одновременно боялась и ожидала увидеть со вчерашнего вечера, когда он неожиданно подошел ко мне в прихожей. Но на этот раз я не испугалась. Да что там, я даже не шевельнулась, когда он протянул руку и медленно потянул край простыни с моего плеча.

– La douceur des liliacees*… – услышала я его сбивчивый шепот, в котором, закономерно, не поняла ни слова. Как-то не к месту вспомнилось, что я до сих пор не сказала ему, что не знаю французского. Впрочем, кажется, легче будет его выучить…

Он, наверное, увидел, что я не противлюсь его порыву, и решил больше не тянуть, одним резким движением сорвал с меня многострадальную накидку и отправил в угол комнаты, оставив меня совершенно обнаженной. По логике, я должна была почувствовать себя как минимум неуютно, но у меня не возникло даже естественного порыва прикрыться, я так и осталась стоять в позе Терпсихоры, ощущая, как чужие пальцы неторопливо скользят по талии и обнаженным плечам.

Наверное, еще секунда, и мы бы поцеловались – во всяком случае, я успела заметить, как Павел дернулся наклониться к моему лицу. Но тут донесшийся из прихожей резкий звук с силой выбил меня из ледяной прострации, в которой я плавала, не чувствуя ничего – пронзительный писк дверного звонка.

Мое сердце отмерло и застучало с утроенной силой; я как будто проснулась после долгого и глубокого сна и с неожиданной остротой ощутила все – и тепло чужих прикосновений, и прохладу, обдувающую меня из открытой форточки, и то, что у меня позорно алеют щеки, а главное – что больше всего на свете я сейчас хочу ускользнуть из чужих объятий, какими бы приятными они ни были.

– Надо глянуть, кто пришел, – поначалу я хотела решить дело миром.

– Подождут, – выдохнул Павел, все-таки пытаясь дотянуться до моих губ. Я прянула назад, отворачиваясь; кольцо его рук, сомкнувшееся у меня на спине, неожиданно распалось, дало мне свободу, и я почувствовала, что могу дышать, не смогла отказать себе с наслаждением втянуть в легкие показавшийся неожиданно вкусным воздух. Павел, кажется, растерялся.

– Наталья…

– Я сейчас, – брякнула я и метнулась из комнаты, на ходу подбирая простыню и заматываясь в нее, как в полотенце после душа. Еще не имея понятия о том, кто пришел, я подумала, что буду благодарить его до конца жизни, и резко распахнула дверь.

Первым я увидела огромный, несуразный в своем разноцветии букет, составленный каким-то обкурившимся фанатом гладиолусов. От жутких, перемешанных без всякой закономерности соцветий у меня зарябило в глазах, и я даже не сразу поняла, что этот кошмарный веник держит Андрей.

___________

* нежная, как лилия (фр.)

========== Глава 10. Мое сердце ==========

“Все очень плохо”, – мелькнуло у меня в голове. Я замерла, вцепившись изо всех сил в простыню, и судорожно попыталась придумать, что делать. Само собой, ни одной дельной мысли мне на ум не шло: все, на что меня хватило – беспомощно отступить.

– Наташа, – торжественно начал Андрей, протягивая мне букет. – Прости меня, пожалуйста, я вел себя как…

Он осекся, не закончив фразы. Видимо, до него дошло, в каком виде я перед ним стою.

– Наташа? – улыбка медленно сползла с его лица, сменяясь очень-очень нехорошим выражением. – Ты что это…

Наверное, я смогла бы придумать, как оправдаться, чтобы он хоть чуть-чуть успокоился и был морально готов к тому, что ему пришлось бы узнать. Но я не успела, ибо дверь комнаты за моей спиной приоткрылась, и оттуда выглянул предельно недовольный, буквально мечущий во все стороны молнии Павел.

– Наталья, – проговорил он, подступаясь ко мне и протягивая руку; от прикосновения я увернулась, вжавшись в стену, – не могли бы вы объяснить мне, что…

И тут он тоже замолчал. В одну секунду воздух в коридоре сгустился до такой степени, что от него можно было, наверное, отламывать куски при помощи кирки. Андрей сжал руки в кулаки до такой степени, что ни в чем не повинные стебли букета едва не переломились надвое.

– Так, – глухо и яростно заговорил он, – ты еще что за хер с горы?

“Это ты зря”, – хотела сказать я, но не смогла, ибо заговорил Павел – тем самым спокойным и совсем чуть-чуть подрагивающим голосом, за которым, как я знала, крылся уничтожающий все в радиусе видимости смерч:

– Молодой человек, смените тон.

– Да ты… – Андрей чуть ли не швырнул многострадальный цветочный веник на полку и сделал шаг вперед, оказавшись угрожающе близко к новоявленному сопернику, – ты охуел, что ли, сука? Ты что тут делаешь вообще?

– Андрей, – запищала я из угла, оценив, во что может обернуться разница в росте и габаритах между этими двумя. Откровенно сказать, перевес был отнюдь не на стороне Павла, ибо мой незваный гость был выше его на целую голову. И сейчас этот миролюбивый и веселый раздолбай приблизился очень близко к состоянию кровожадного берсерка. В другом он бы просто не бросил мне, даже не поворачивая головы:

– А ты вообще заткнись.

– Молодой человек, – от гнева Павел будто даже стал повыше, но ему это не сильно помогло, – что вы себе позволяете?

– Я тебя последний раз спрашиваю, – Андрей с хрустом размял пальцы, и я обреченно поняла, что мордобоя не избежать, – ты кто такой, блять?

На Павла, впрочем, это не произвело ни малейшего впечатления, он продолжил смотреть на своего соперника со всем возможным презрением, граничащим даже с брезгливостью.

– Молодой человек, я не из тех, кто повторяет в третий раз. Смените тон.

И тут Андрей улыбнулся, но улыбка эта больше походила на окал приготовившегося к прыжку зверя.

– Окей, сука. Как хочешь.

И, прежде чем я успела закричать что-то вроде “Не надо!” размахнулся и неплохо поставленным хуком справа впечатал Павла в дверцу стенного шкафа. Тот, ошеломленный, даже не вскрикнул, но ему не дали и секунды, чтобы оправиться от удара – приподняли за грудки и мертвой хваткой схватили за горло.

В одну секунду сравнявшись по цвету с моей многострадальной простыней, Павел исступленно захрипел что-то и безрезультатно попытался вдохнуть хоть немного воздуха. Пальцы его со всей возможной силой сомкнулись на запястье Андрея, но тот обратил на это столько же внимания, сколько на укус комара.

– Нет! – завопила я во весь голос, подскакивая к Андрею и тщетно пытаясь его оттащить. – Нет, ты его убьешь!

– Свали! – рявкнул он мне, отталкивая будто бы легко, но я отлетела на пару шагов и, едва не выбив дверь, оказалась в гостиной. Павел пытался отбиться, но как-то вяло – силы оставляли его с каждой секундой, а ладонь на шее – я видела точно, – сжималась все сильнее и сильнее. Я начала паниковать.

– Андрей!

– Вот сучара, – не обращая уже на меня внимания, обратился он к своей жертве, – три недели, значит, не было меня…

Павел уже не слышал ничего – глаза его медленно закатились, и он, прохрипев лишь чуть слышно:

– Воздуху! – обмяк, лишился сознания. В ужасе я заозиралась по сторонам, пытаясь найти в комнате что-нибудь достаточно тяжелое, чтобы можно было приложить доморощенного Отелло по затылку. Зеркалка? Книга? Ноутбук? И тут мой взгляд упал на стоявшую на столе кружку с давным-давно остывшим чаем. Я не думала долго, ибо всеми моими действиями руководил не разум, а какой-то слепой защитнический инстинкт – схватила ее и резко выплеснула остатки холодной жидкости Андрею на затылок.

– Бля! – вскрикнул он, оборачиваясь и, слава Богу, выпуская Павла из своей хватки; тот безвольной грудой рухнул на пол. – Ната, ты ох…

– Замолчи! – не помня себя, я подскочила к нему и второй раз за последние сутки (наверное, я превращаюсь в конченную истеричку, что и немудрено в такой-то истории) отвесила звонкую пощечину. – Ты что делаешь, идиота кусок? Ты мог его убить!

На сей раз Андрей, кажется, даже не почувствовал, что я его ударила, хоть и ударила от души – на бледной щеке в секунду проявился явственный красный след. Лицо его ожесточилось еще больше и стало будто высеченным из камня.

– Вот как, значит, – проговорил он размеренно, – ты его защищаешь… И что, давно ты с ним?

– Я не с ним, идиот! – завопила я срывающимся голосом. – Я тебя люблю, мудак! А ты…

И не выдержала таки, разрыдалась. Громко, с всхлипами и подвываниями, забыв даже про простыню и предоставив ей почти сползти с моей груди, открывая Андрею весьма интересный вид. Рыдала я, правда, недолго, бурный поток слез высох минуты за две, и когда я решилась поднять глаза на этого придурка, то увидела на его лице почти что человеческое выражение. Он медленно перевел взгляд с меня на Павла, тщетно силящегося подняться. Затем обратно.

– Нат, – вдруг заговорил он своим обычным голосом, подходя ко мне и помогая подтянуть простыню, – Нат, кто это?

Я хотела схватить край ткани, а получилось – его руки.

– Я… я тебе сейчас все объясню, – пролепетала, глядя ему в глаза. – Только успокойся, хорошо?

Он долго смотрел на меня, пытаясь, наверное, отыскать в моем лице хоть какие-то признаки неискренности, и, закономерно не найдя их, проговорил с озадаченным видом:

– Какая-то херня вышла, по-моему…

Что ж, он всегда был предельно точен в формулировках.

– Ребят, – Андрей отставил от себя чашку кофе и посмотрел на нас с Павлом, как на идиотов, – вы меня разыгрываете, что ли?

Мой квартирант, еле-еле оправившийся от пережитого потрясения, промолчал и лишь надменно дернул подбородком, всем своим видом показывая, что разговаривать с ним ниже его достоинства. Я молча придвинула к Андрею айфон, на экран которого только что вывела парадный Павлов портрет:

– Сам посмотри.

С видом следователя, сличающего лицо преступника с фотороботом, Андрей посмотрел на портрет, затем на, так сказать, живой исходник.

– Не, – проговорил он, почесав переносицу, – вообще похож, но… Это бред какой-то.

– Мне тоже казалось, что бред, – сказала я, забирая айфон обратно. – Но поверить пришлось.

– И чего теперь? – Андрей сделал еще один гигантский глоток из чашки. – Как это вообще вышло-то?

Я пожала плечами и покосилась на Павла, намекая, что он один тут в курсе подоплеки происшедшего ночью в Михайловском. Но тот, наткнувшись на заинтересованный взгляд Андрея, отрезал:

– Я не обязан вам ничего доказывать, юноша.

– Какой я юноша? – Андрей снова начал закипать. – Мне вообще-то двадцать пять!

Павел лишь со снисходительным видом хмыкнул.

– Охуеть, – пробормотал Андрей, подпирая ладонью щеку. – Просто охуеть.

Немного помолчали, думая каждый о своем, прежде чем я сказала, поняв, что парень мой намеков не понимает:

– Может быть, ты хочешь извиниться?

– Я? – с выражением оскорбленной девственницы вопросил Андрей. – Да что я…

Я метнула на него испепеляющий взгляд и выразительно провела ребром ладони себе по горлу. Павел активно делал вид, что его тут вообще не существует.

– А, – кажется, Андрей начал что-то понимать, – ну, вообще, да, я психанул…

Павел даже не взглянул на него. Я легонько пнула незадачливого ревнивца под столом и сделала выразительный жест: мол, давай дальше, этого недостаточно. Андрей вдохнул поглубже. Сколько знаю его, он никогда не умел просить прощения, даже если сам осознавал, что крепко налажал.

– Да, я психанул, – сказал он почти важно. – И я признаю свою ошибку. Не стоило мне вас… вас…

Павел напряженно дернулся.

– Можете опустить подробности.

– Ну вот, – ободренно продолжил Андрей, – так что, это, извините меня, что ли.

Глупо было думать, что напряжение после этого исчезнет. Напротив, мне показалось, что с каждым его словом они все больше готовы сцепиться снова. Тут я решила вмешаться – взялась за их руки и заговорила доверительно, глядя то на одного, то на другого:

– Ну пожалуйста, не надо больше ссориться. Вышло недоразумение, но…

– Действительно, недоразумение, – заметил Павел с иронией и поправил воротник рубашки. При одном взгляде на багровую полосу на его шее, которая не сошла даже спустя почти месяц, у меня тоскливо сжалось сердце. Сумел же Андрей, сам того не зная, ударить по самому больному.

– Ну, блин, я же не специально! – воскликнул Андрей, сжимая мою ладонь в ответ. – Что мне теперь, вечно голову пеплом посыпать? Я же не знал, что вы… что вас…

Этого Павел вынести уже не смог – порывисто поднялся со своего стула и направился в коридор. Я еле удержалась, чтобы не метнуться следом за ним, и только вопросила потерянно:

– Куда вы?

– Я оставлю вас на минуту, – ответил мой квартирант, оборачиваясь. – Только заберу фотоаппарат.

Едва за ним закрылась дверь, я с осуждением посмотрела на безмятежно допивающего кофе Андрея.

– Ты идиот.

– Не спорю, – ответил он. – Я полный мудак, но… может, хоть ты меня простишь?

Я внимательно посмотрела на наши сцепленные руки. Год. В следующем месяце будет ровно год, как мы встречаемся. Хотя знаю я его гораздо дольше – как сейчас помню, как я, шестнадцатилетняя девчонка, пришла к Анжеле на очередную вписку и увидела высокого темноволосого парня в клетчатой рубашке, наигрывающего на гитаре и распевающего “Мое сердце”. Наверное, тогда я и влюбилась в него, даже толком этого не осознав: со мной был мой тогдашний, вечно пребывающий в нирване художник Рома, который, впрочем, вскоре исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился в ней, оставив на память лишь пушистого вредину Косяка. Еще год я регулярно видела Андрея на тусовках у Анжелы, подарила ему на день рождения автограф Леннона, на который копила с карманных денег несколько недель, но упрямо не хотела верить в то, что он когда-то обратит на меня, пигалицу, внимание. И однажды он просто перехватил меня за локоть, когда я, затушив сигарету, возвращалась в квартиру с лестничной клетки, и просто спросил:

– Сбежим?

– Ч-что? – я даже не поняла, что он мне предлагает, настолько внезапным было это обрушившееся на меня счастье. Он улыбнулся, глядя на меня, и мне тут же захотелось творить всякие несуразные глупости:

– Пошли гулять.

И мы гуляли всю ночь, угодили на развод мостов, любовались с набережной видом на Петропавловскую крепость, и тогда он впервые меня поцеловал. Не было тогда во всем мире человека более счастливого, чем я. С тех пор прошло столько времени, и все чаще я задавала себе вопрос: а осталось ли от той оглушающей, всепоглощающей радости хоть что-то? Хотя бы одна, самая маленькая искра?

Мы сидели на моей залитой светом кухне, и я физически ощущала, как его молчание из подавленного мало-помалу становится отчаянным.

– Наташ…

Я вспомнила про идиотский букет, который так и остался в прихожей. Надо будет принести для него вазу.

– Просто… просто не делай так больше, ладно? – спросила я и что было сил сжала его ладонь.

Я ожидала, что он подпрыгнет на стуле, начнет нести какую-то бессвязно-обрадованную хрень, но он просто улыбнулся – той самой улыбкой из прошлого.

– Не буду. Обещаю.

– Не бросишь больше? – прошептала я, опускаясь в долгожданные его объятия. И в голове стукнуло что-то: вот теперь все так, как надо.

– Не брошу, – выдохнул он в ответ, покрывая поцелуями мое лицо. – Никогда.

И я, конечно же, ему поверила. И жадно поцеловала в ответ.

Примирение обещало быть бурным – избавляя меня, конец, от осточертевшей простыни, Андрей завалил меня прямо на стол, только чудом умудрившись не сшибить на пол ни одну из чашек. За стол я не беспокоилась – тот успел повидать и не такое, – а вот за то, что дверь сейчас откроется, опасалась целую секунду, прежде чем Андрей успел спуститься с поцелуями к груди: это всегда было моим слабым местом, почти рубильником, переводящим мой мозг из активного состояния в коматозное. Так что я шумно выдохнула, смыкая ноги у Андрея за спиной, и думать бросила о том, что мы, вообще-то, в квартире не одни, и если сейчас…

Через мутное стекло кухонной двери я увидела на секунду, как за ней застыла знакомая тень. А потом она истаяла, отступив, и до моего слуха донесся звук закрывшейся входной двери.

– Опачки, – рассмеялся Андрей, высвобождаясь из футболки, – кажется, нас решили оставить наедине.

– Представь себе, милый, – ответила я, притягивая его обратно к себе, – просто в его время существовали представления о деликатности.

Жизнь мало-помалу вовзращалась в привычное русло. Я бегала в универ, сдавая долги, и в редакцию, получая нагоняи от редактора за недостаточную идеологическую выдержанность. Пару раз в неделю мы пили с Анжелой, но я, памятуя о позорном утре, всеми силами старалась больше не перебарщивать. Андрей все так же заходил ко мне, как к себе домой, когда ему вздумается, съедал половину содержимого холодильника и сражался с паролем от соседского вай-фая. А еще он всеми силами пытался наладить отношения с Павлом, испытывая угрызения совести за то, каким нетривиальным способом прошло их знакомство.

– Скажите, – спросил он однажды, придя и застав Павла за моим ноутбуком, – а вы Вконтакте зарегились уже?

Павел мрачно посмотрел на него из-за экрана.

– Не понимаю, о чем вы.

– Чего? – Андрей удивленно заморгал. – Вы не слышали? Сайт такой в Интернете…

Я, хлопочущая над туркой, замерла.

– Молодой человек, – тяжело произнес Павел, – выражайтесь яснее.

– Вы что, – изумлению Андрея не было пределов, – не слышали про Интернет?

– Нет, – был короткий ответ.

Андрей посмотрел на меня в поисках поддержки. Я коротко качнула головой.

– Да вообще, – у него, разумеется, сразу же воткнулось шило в известное место, – как же так? Вы же теперь современный человек, типа, и живете без Интернета! Давайте, я вам покажу…

Павел даже сказать ничего не успел – его оттерли от клавиатуры и щелчком клавиши загрузили браузер.

– Смотрите, это называется Гугл…

Я разлила по чашкам кофе и сочла за лучшее убраться из кухни, справедливо рассудив, что не хочу присутствовать при этом. Но бодрый голос Андрея, объясняющего, что такое Википедия, доносился до меня даже сквозь стену. Я молча сунула в уши наушники и врубила плеер погромче. О том, какие последствия может иметь знакомство Павла со Всемирной Сетью, я не хотела даже думать. А последствия, забегая вперед, вскрылись чуть позже – необратимые и весьма печальные.

Уходя, Андрей отдал моему постояльцу последнее наставление:

– И если вам будут предлагать увеличить член – не ведитесь. Сплошной лохотрон.

Я выразительно покашляла и сделала вид, что увлечена своим отражением в зеркале. Павел даже не изменился в лице.

– Вижу, вам можно доверять в этом вопросе.

– Еще как, – ухмыльнулся Андрей, натягивая ветровку. – Я эту рекламу писал. Ну, всем покеда.

Стоило ему уйти, я виновато обратилась к новоиспеченному интернет-адепту:

– Вы уж извините его…

– Боже мой, Натали, – ответил Павел, – за кого вы меня принимаете?

И с энтузиазмом застучал по клавиатуре. Вздохнув, я ушла к себе.

О Терпсихоре и всем остальном мы с Павлом больше не заговаривали. Я решила, что, если об этом не говорить, то все забудется само собой, и от души надеялась, что мой квартирант не держит на меня обиды. Он действительно ни единым словом не выказывал, что чем-то недволен или рассержен, и я надеялась, что эта дурацкая ситуация мало-помалу изгладится из его памяти. Но нельзя было не признать, что с того приснопамятного вечера между нами возникло весьма ощутимое охлаждение, и я понятия не имела, чем можно пробить стену отчужденности, которая с каждым днем становилась все крепче и выше. Пожалуй, наиболее остро я ощутила это одним субботним утром, когда проснулась в шесть, разбуженная естественным порывом организма, и, зевая, направилась в туалет. Он, к слову сказать, в квартире моей совмещен с ванной, что и позволило произойти очередной нелепице в духе плохой комедии.

Открыв дверь и мимоходом отметив, что надо бы починить плохо работающую щеколду, я первым делом увидела у порога жестяное ведро, почти наполовину заполненное льдом, и лишь вторым – стоящего возле умывальника Павла.

Я не представляла себе, что такое возможно, но я проснулась мгновенно. Было от чего: во-первых, на моем постояльце не было рубашки, и во-вторых, он с совершенно безмятежным выражением обтирался внушительным ледяным осколком. Наши взгляды пересеклись в зеркале, и я ощутила себя по меньшей мере извращенцем-вуайеристом. Ну почему…

– Ох блин, – пролепетала я, отступая. Потеряв контроль над собой, я совсем забыла, что сзади меня находится чертово ведро, поэтому с грохотом опрокинула его на пол, а затем, поскользнувшись, закономерно опустилась пятой точкой в разлившуюся на кафеле ледяную лужу.

– Натали? – Павел обернулся ко мне и потянулся за полотенцем. – Вы сегодня рано…

Я даже не чуствовала мокрого холода, пропитавшего футболку и белье, просто сидела и моргала с самым, могу предположить, дурацким видом.

– Я… я не знала, что вы тут…

Он поспешно набросил на себя рубашку, доселе небрежно перекинутую через бортик ванной.

– Я уже закончил. Вы позволите пройти?

Я, проблеяв что-то вроде “извините”, подвинулась, освобождая проход, и он с гордым видом удалился, направившись в кухню. Я долго глядела ему вслед беспомощным взглядом, прежде чем вспомнить о том, что я жалко сижу на полу, и одежда моя все больше пропитывается холодной водой. И только орудуя шваброй и убирая следы локальной водной катастрофы, я подумала, что Павел, должно быть, все-таки на меня обижен. Если подумать, как выглядела ситуация с его стороны? Вот я стою перед ним фактически обнаженная и уже готовая, простите, дать, и тут приходит какой-то хамоватый парень, с порога распускающий руки и принимающийся его душить, а еще спустя пятнадцать минут я с энтузиазмом позволяю этому парню поиметь меня прямо на кухонном столе. Тут у кого угодно мнение о моих моральных качествах могло упасть ниже плинтуса, а что уж тут говорить о Павле с его возвышенно-рыцарскими загонами? Нет, откладывать дело в долгий ящик точно было более нельзя, а то наш разлад угрожал перерасти в полноценную непреодолимую пропасть. Поэтому я, покончив с лужей, поспешно переоделась, причесалась и, придав себе наиболее приличный вид, зашла в кухню.

Завидев меня, он вежливо-холодно кивнул. У меня упало сердце. Как я раньше могла этого не замечать?

– Ваше Величество…

– Я вас слушаю, Натали, – ответил он отстраненно. Сжимая кулаки, я опустилась на стул рядом с ним.

– Слушайте, я хотела извиниться.

– За что? – осведомился он, наконец-то удостаивая меня взглядом. Я заговорила поспешно, боясь, что он снова глаза отведет:

– Тогда, когда вы… ну… меня фотографировали, я сама не знаю, что на меня нашло. Честное слово, я не хотела, чтобы так вышло, просто Андрей… я его уже давно знаю, мы с ним… в общем, он… я думала, он не вернется, мне было так плохо, я вообще ничего не соображала, и… вышло тупо, я виновата, но я не хочу, чтобы вы думали про меня, что я…

Он слушал меня с каменным лицом, и я все больше и больше ощущала себя песчинкой у подножия огромной горы.

– Вы теперь терпеть меня не можете, да? – наконец спросила я опустошенно. – Злитесь?

На глаза у меня навернулись бессильные, жгучие слезы. Нет, мне определенно пора было лечить нервы. Я опустила голову, словно подставляясь под карающий удар, и закрыла лицо ладонью. Черт, никогда в жизни, наверное, мне не было так стыдно.

Молчание длилось минуты две. Я ожидала чего угодно – что он сорвется на крик или, еще хуже, тем же ничего не выражающим тоном скажет, что, конечно же, я вольна поступать как хочу, и в ожидании сурового приговора не шевелилась, только старалась скрепить сердце, чтобы не дрожали мелко плечи. От осторожного, ласкового прикосновения к запястью я всем телом содрогнулась, но руки от пылающего лица не отняла.

– Натали, – тихо проговорил Павел, настойчиво отводя мою ладонь в сторону, – разве могу я держать зло на вас? Вы спасли меня… возможно, я обязан вам жизнью…

– П-простите, – прошептала я, поднимая на него взгляд. – Я правда не хотела…

Он помолчал немного, сжав губы и будто собираясь с силами.

– Ну что вы. Все мы совершаем ошибки. Думаете, я никогда их не совершал?

– Я… я не знаю…

– Ладно, ладно, – сказал он, вдруг рассмеявшись. – Вы меня пристыдили. Я не могу вас осуждать, Натали.

– Так вы… вы не сердитесь? – воспаряя духом, спросила я. Нет, мне не показалось, взгляд Павла постепенно теплел.

– Ни единой секунды.

Позволяя себе расслабленный смешок и ощущая, как медленно слабнут сомкнувшиеся на сердце тиски, я откинулась на спинку стула. Похоже, давешняя статья действительно не соврала про необыкновенную отходчивость. “Чему я научилась?” – спросила я у себя минутой позже, открывая холодильник. – “Правильно, никогда больше так не делать”.

Если подумать, я еще никого не кидала во френдзону с такой легкостью.

Спустя несколько дней после этого разговора мы втроем с Андреем и Анжелой собрались в уютном кафе на Петроградской стороне, чтобы обсудить важнейший насущный вопрос, а именно мое приближающееся девятнадцатилетие. Подруга, как всегда, фонтанировала идеями по поводу проведения столь важного мероприятия:

– Можно сначала выпить у тебя, а потом поехать в клуб…

– О боже, – поморщился Андрей, – вы опять будете дергаться под эту хрень, а мне сиди у бара и нажирайся…

Он никогда не любил клубы, и на то у него было одно неоспоримое основание: даже несмотря на несколько месяцев, проведенных в попытках хоть как-то воспитать у себя чувство ритма, Андрей потерпел в этом совершеннейшую неудачу. При этом пожаловаться на отсутствие слуха он не может, но при любой попытке станцевать начинает напоминать мне медведя на льду.

– Никто не просит тебя нажираться, – отбрила Анжела. – Ну как тебе идея, Нат?

– Вообще, можно бы, – протянула я, делая глоток мохито, – но тут, понимаешь, такие дела…

Пряча усмешку, Андрей сделал вид, что увлечен копанием в телефоне. Анжела посмотрела на меня недоуменно.

– А что случилось?

– Просто… – я мысленно сказала себе, что скрываться бесконечно от лучшей подруги глупо, и рано или поздно все равно пришлось бы ей рассказать, – просто у меня сейчас живет… ну…

– Проживает, – уточнил Андрей, не отрываясь от экрана. Анжела посмотрела на него и спросила подозрительно:

– Это какой-то прикол или что?

– Нет, – я решила разрубить все одним ударом, – просто я пустила к себе квартиранта. Вот и все.

Андрей громко закашлял и тут же, давя хохот, отлучился якобы в туалет. Проводить его уничтожающим взглядом мне не дала Анжела:

– Квартиранта? Ого! А ты не говорила. И давно он у тебя?

– С месяц уже.

– Фига себе! И что? Кто он такой?

– Да так, – ответила я уклончиво, трубочкой перемешивая в стакане мяту, лед и остатки рома. – Обычный мужик…

Анжела вытаращила на меня глаза:

– Мужик? Ого! А Андрей чего, не ревнует?

– Пытался, – ответила я, мрачнея. – Но я объяснила ему, что к чему. Этот мужик… нормальный, ко мне не пристает…

– А лет ему сколько?