Текст книги "Конец партии: Первая искра (СИ)"
Автор книги: Кибелла
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– А что в ящике? – заинтересованно спросила Люда. Я только покачала головой:
– Я не увидела. Не знаю.
– Короче, – Люда закрыла крышку ноутбука и, вытащив из стопки рядом с салфетницей визитку, протянула ее мне, – узнай, из-за чего его убили. В этом и ответ, зачем он вернулся. Если что – звони.
Машинально я забрала бумажку и, стараясь не дать руке дрогнуть, засунула ее в карман. Пожалуй, даже когда я убегала от парней в черном, мне не было так страшно за себя. Что ни говори, а теперь вопрос о том, зачем Павел вернулся к жизни, занимал в моей душе первое место, потеснив даже сессию. Сам он, конечно, не скажет мне ничего, на это он намекал, и не раз. Значит, мне придется обратиться на другую сторону.
– Слушайте, – решительно произнесла я, – какой вы знаете верный способ связаться с мертвыми?
Еще пару дней назад идея показалась бы мне дурацкой, но после всего услышанного она таковой отнюдь не выглядела. Я скептически посмотрела на зеркало, висевшее на шкафу в гостиной, решила, что в силу малого размера оно для моей цели не подходит и притащила из коридора еще одно, от пола до потолка, и установила его у противоположной стены. Затем задернула шторы, создавая в комнате располагающий на потусторонний лад полумрак. Я даже нарыла на антресолях пару старинных подсвечников и, найдя для них свечи, торжественно их зажгла. Пожалуй, все было готово: я припомнила советы, которые надавала мне Люда, и решила, что ничего существенного не упустила. Можно было начинать.
Я крепко сцепила руки и закрыла глаза, пытаясь одновременно расслабить мозги и сосредоточиться на человеке, портрет которого я неотрывно разглядывала в Википедии всю дорогу до дома. Люда говорила, что в этом деле главное – не заклинания, а правильный настрой. Если я смогу, так сказать, поймать нужную частоту, то все получится.
Впрочем, в транс мой организм впадать не спешил. Я чуть приоткрыла глаза, но в зеркале не метнулась ни одна, даже самая завалящая тень. Я увидела лишь свое бледное отражение.
– Так… – пробормотала я, снова зажмуриваясь. – Сосредоточиться…
Я сосредотачивалась как могла. Не знаю, сколько я так простояла посреди комнаты в свете свечей, но на секунду мне почудилось, что из зеркала на меня повеяло легкое дуновение прохладного ветра. Я испугалась в первую секунду, но тут же заставила себя успокоиться. Все шло, как надо. Оставалось назвать имя.
– П-п-п… – язык неожиданно отказался повиноваться мне, пришлось сделать над собой усилие. – Петр фон Пален…
Ни звука в ответ. Но ветер будто даже усилился: я ощущала, как он легко шевелит мои волосы. В этом не было ничего угрожающего, но у меня неожиданно душа ушла в пятки. Тихо потрескивали, изо всех сил стараясь не потухнуть, свечи.
– Петр фон Пален! – собрав себя в кулак, заявила я требовательнее. – Вы явитесь или нет?
– Я здесь, – раздался тихий голос за моей спиной.
Наконец-то, Анжела нашла свадебное платье, которое устраивало ее по всем параметрам. Изящный покрой, необычная форма юбки, никаких дурацких кружев и бантиков, приятный небесно-голубой цвет – что за дурацкий обычай, в самом деле, выходить замуж обязательно в белом? Стоило платьишко, конечно, недешево, но без пяти минут жених всячески давал понять, что готов раскошелиться и не на такое.
“А в путешествие уедем на Мальдивы…” – лениво думала девушка, листая фотографии на каком-то туристическом сайте. – “Или на Сардинию, говорят, там просто волшебно в конце июля…”. Жизненные перспективы, как ни крути, вырисовывались перед ней исключительно радужные.
Из коридора послышался писк дверного звонка. Анжела подорвалась было с места, но ее опередила мама, крикнувшая из кухни:
– Я открою!
Понятия не имея, кто пришел, Анжела безразлично вернулась к экрану. Ей было отчаянно скучно. Даже поболтать было не с кем – все куда-то разбрелись, даже Наташа до сих пор не вернулась домой после экзамена, а Паша обещал позвонить только вечером, ибо с утра у него наметились какие-то дела. Вот и пришлось Энжи тухнуть дома в ожидании звонка, пока что развлекая себя просмотром фотографий двухнедельной давности. Это была одна из первых их фотосессий: Анжела поддалась уговорам и изменила своим принципам, надев платье длиной до пола, и почти полтора часа ее фотографировали в Летнем саду, а потом отвели пить удивительно вкусный кофе. Дойдя до сделанных ей собственноручно фоток из кофейни, девушка мечтательно вздохнула. Могла ли она подумать в тот момент, что все зайдет так далеко?
Дверь ее комнаты распахнулась.
– Ну что, не скажешь мне хоть “привет”?
Анжела прислушалась, не всколыхнет ли в ней этот голос хоть какие-то родственные чувства. Не всколыхнул.
– Тетя Амалия, – стараясь убедительно улыбнуться, она развернулась к вошедшей родственнице, – сто лет тебя не видела…
– Да, тут такие дела творятся, – тетушка обняла ее, но искренности в ее объятиях не было ни на грош, – я все в работе… а ты выросла!
– Ты заметила, – не удержалась Анжела от едкого замечания, но тетя Амалия будто не слышала.
– Действительно, как быстро время летит… скоро пора будет в дело брать, а?
О чем она говорит, Анжела не имела ни малейшего понятия. И не хотела иметь. Ей, пожалуй, никогда не было так все равно, в какой бизнес хочет ее взять любезнейшая тетушка.
– Наверное, – ответила она уклончиво, стараясь думать, как незаметно закрыть альбом с фотографиями. Но тетя Амалия, черт бы ее побрал, заметила, как рука девушки медленно потянулась к мышке.
– Ого, новый фотоаппарат купила? Покажи-ка…
– Это не мой, – попыталась отбиться Анжела, чувствуя, что начинает всерьез раздражаться. – Слушай, это вообще не твое…
В этот момент тетя Амалия таки добралась до фотографии, на которой был запечатлен размешивающий кофе Паша. Ее лицо при этом надо было видеть: настолько искреннее изумление, понемногу сменяющееся неприкрытым торжеством не мог изобразить ни один актер.
– Это кто? – вкрадчиво спросила тетушка, указывая на экран. И Анжела совершенно неожиданно для себя стушевалась от такого вопроса. Что ответить-то? “Мой парень”? Для парня он староват. “Мой любовник”? Если бы. “Мой…” Кто?
– Мой жених, – отрезала она, чувствуя, что начинает заливаться краской. Тетя Амалия смотрела на нее секунду, а потом разразилась серией коротких непонятных смешков.
– А он для тебя не староват?
– Тебя забыла спросить, – буркнула Анжела, все-таки закрывая злополучное фото. – Уйди из моей комнаты.
– И давно ты его знаешь?
– Три месяца, – почти рявкнула девушка в ответ. – Я же сказала, уйди.
– А где его найти можно?
– Блин, – только воспитание не позволило Анжеле выразиться крепче, – ты по-русски не понимаешь, что ли? Хватит меня допрашивать!
Тетя Амалия, прищурившись, глянула на нее. Уже не скрывая своей злости и не пряча глаз, Анжела глянула в ответ. Так они стояли молча пару секунд, прежде чем тетушка со смиренным видом отступила.
– Ладно, ладно, уж и спросить нельзя…
– Это просто не твое дело, – огрызнулась Анжела, совсем не стыдясь за свою вспышку. – Уйди из моей комнаты.
Больше ничего не сказав, тетушка удалилась, а Энжи, чувствуя, как вконец испортилось настроение, повернулась обратно к экрану.
Я захолодела. Первое желание было – бежать с воплем из комнаты, а потом сжечь к чертям весь дом, но ноги будто к полу приросли. Я открыла глаза, с трудом преодолевая страх перед тем, что может открыться мне в зеркале.
Но нет, решительно ничего страшного в облике стоящего за моей спиной человека не было. Даже напротив, его облик я бы назвала скорее приятным и внушающим расположение, если бы не одна маленькая деталь – холодный, едва насмешливый взгляд человека, не привыкшего считаться с такой бесполезной мелочью, как моральные принципы.
– Je suis ici, – он, видимо, решил выпендриться и заговорил на этом изрядно доставшем меня уже языке, – pourqoui vous m’avez appelé?
Я ощутила, что постепенно перестаю бояться, несмотря на то, что кожей чувствовала его присутствие. Он стоял за моей спиной – я видела это в зеркале, я готова была поклясться, что увижу его, если обернусь, но, чуть повернув голову и скосив взгляд, я убедилась, что в комнате, кроме меня, никого нет.
– Знаете, – я взяла себя в руки, – я по-французски не говорю.
– Не говорите? – с разочарованием протянул он и на меня глянул презрительно, как человек с высшим образованием смотрит на слесаря или сантехника. Мне стало обидно.
– Сейчас все учат английский, вообще-то.
– Сейчас? – переспросил он. – Что вы понимаете под словом “сейчас”?
– Сейчас – это сейчас, – сказала я, начиная злиться от того, в какое никчемное поле завернул разговор. – 2011 год на дворе. Добро пожаловать.
– Однако, – протянул он, на секунду переводя взгляд с моего лица куда-то в сторону. Наверное, мимолетно осмотрел комнату, чтобы убедиться в моих словах. Впрочем, я не была уверена, что он видит что-то, кроме меня – я за его спиной могла разглядеть лишь засасывающую черную пустоту. В нее не стоило глядеть слишком долго, ибо я ощутила, что у меня начинает кружиться голова.
– Итак, – заговорил он, вновь вперив в меня взгляд, отчего я ощутила, как по позвоночнику бежит мерзкий холодок, – что вы хотели от меня?
– Задать пару вопросов, – осмелев, я сделала маленький шаг к зеркалу и, едва не оступившись, шатнулась. Пламя свечей дернулось в сторону, но, слава богу, не погасло, потому что оставаться с Паленом наедине и в темноте я хотела менее всего.
Он изобразил заинтересованность, или ему в самом деле стало интересно, я так и не поняла.
– Что за вопросы у вас могут быть ко мне?
У меня появилось стойкое ощущение, что он меня опутывает невидимой сетью, и с каждым своим словом набрасывает все новую и новую петлю, а я начинаю неумолимо вязнуть в ней, и все мои попытки освободиться – не более чем истеричное дергание угодившей в паутину мушки. Надо было сразу приступать к делу, пока он не решил затянуть петли.
– Почему вы решили убить Павла? – спросила я, удивляясь, как решительно и звучно слышится мой голос. Пален еле заметно усмехнулся.
– Вам какое до этого дело, мадемуазель?
– Мне есть дело, – отрезала я, пытаясь грозно нахмуриться. – Я хочу узнать. Можете считать, что я историк и таким образом материал собираю.
– Историки – интересный народ, – чем больше я пыталась придать себе серьезности, тем больше он веселел. – Что же, учебники вам про это не рассказали?
– В учебниках не написана вся правда, – возразила я, сделав еле заметный упор на слово “вся”.
– Вот как? И какая правда интересует вас?
– Как “какая”? – мне начало казаться, и небеспочвенно, что он надо мной издевается. – Ваши мотивы. Почему вы решили организовать заговор?
Он не думал долго, прежде чем с безразличным видом ответить:
– Разве не благое дело – уничтожить тирана?
– Мы оба знаем, что тираном он не был, – ответила я, сама не замечая, что приближаюсь к зеркалу еще на один шаг. – Наша страна знала настоящих тиранов. И куда более худших правителей.
Пален тихо, сухо рассмеялся. Кажется, он получал от беседы искреннее удовольствие.
– Что вы-то можете знать? Павел был сумасшедшим!
– Не более, чем я, – отрезала я.
– А я не могу сказать, что вы полностью вменяемы, раз тревожите покой мертвых из-за того, что произошло две сотни лет назад.
У меня начали по неизвестной причине путаться мысли, я уже с трудом понимала, что хочу сказать. Даже его попытка меня затроллить не вызвала у меня сильного раздражения – все эмоции из моего сердца будто откачали гигантским насосом.
– То, что случилось давно… может воскреснуть сейчас, – произнесла я с трудом. – Что в ларце?
На секунду я ощутила, как паутина вокруг меня слабнет. Пален был растерян.
– Вам известно про ларец?
– Да, – кивнула я, решив пока не раскрывать всех карт. – И я хочу узнать, что в нем лежит, если из-за него вы, даже не засомневавшись, убили человека.
Пален помолчал немного, собираясь с мыслями и явно размышляя, что можно ответить. Я добавила, наблюдая за тем, как он нервно теребит край манжета:
– Если у вас язык не отсохнет, то правду.
– Выбирайте выражения, – во взгляде его прорезалась злость. – Не забывайте о моем титуле.
– Титулы давно отменили, – с мстительным удовольствием ответила я. – Так что его можете не выпячивать. Ну что?
А темнота вокруг меня тем временем сгущалась, я уже не видела боковым зрением очертания письменного стола и ноутбука на нем. Мне потребовалась всего секунда, чтобы понять, что тьма льется из зеркала.
– Что вы… – я уже приготовилась закричать, но он меня перебил:
– Вы правы. Мы решили уничтожить Павла, потому что он завладел ларцом.
– Стоп-стоп, секунду, – я попыталась разорвать возникший между нами зрительный контакт, но это было делом безнадежным: я застыла, как кролик, увидевший змею, и ощутила, как меня медленно покидают остатки сил. – Кто это “мы”?.. И что хранится в ларце?
И тут Пален сделал шаг мне навстречу, подойдя к зеркальной поверхности так близко, что та дрогнула, как водная гладь, из-под которой вот-вот кто-то вынырнет. Теперь нас разделяло лишь ничтожное расстояние вытянутой руки.
– Знали бы вы, о чем спрашиваете, – тихо и очень значительно заговорил он. – Знали бы вы, куда решили влезть.
Сил у меня почти не было, а вот остатки наглости еще сохранились.
– Так расскажите мне.
И тут он неожиданно улыбнулся – добродушной, обезоруживающей улыбкой, которая испугала меня больше, чем могла бы испугать самая ужасная гримаса.
– Позвольте…
Не помня уже себя, не осознавая, что делаю, я протянула ставшую свинцовой руку и коснулась кончиками пальцев холодного стекла.
Последнее, что я помню – как зеркало под моими пальцами неожиданно пошло трещинами, и спустя секунду в нем было лишь одно отражение – мое, почти прозрачное и из-за трещин казавшееся переломанным. Затем темнота непроглядно сомкнулась вокруг меня, я, кажется, слабо и безнадежно вскрикнула, даже не надеясь, что кто-то может меня услышать, а в следующий миг поняла, что лежу на полу и не могу даже пальцем пошевелить, хотя меня не связывают никакие путы. Все силы утекли из меня, оставив лишь опустевшую, выжатую до дна оболочку.
Но хуже всего было не это. Хуже всего было то, что в комнате я была не одна.
– Как все переменилось за двести лет, – донесся до меня ровный голос Палена; с трудом переведя взгляд, я увидела, что он с интересом разглядывает мой ноутбук. – Поразительно. Даже воздух другой…
Тихо простонав что-то невразумительное, я попыталась подняться. Куда там – не было возможности даже пошевелить рукой. А мой незваный гость не торопился – пошурудил еще чем-то на столе и вдруг, взяв оттуда что-то нехорошо звякнувшее, склонился надо мной. Не знаю почему, но я почти в отчаяние впала от одной мысли, что он мог найти ключ.
Ключ он не нашел, но реальность оказалась ничуть не лучше. В руке у Палена был мой перочинный нож.
– За хамство и наглость, – протянул он, медленно приближая кончик лезвия к моему лицу, – стоило бы…
И тут мимо меня мелькнуло что-то белое и с ожесточенным стрекотом впилось Палену в ладонь. Косяк! Конечно, он не мог оставить хозяйку в беде, несмотря на то, что последнее время она изрядно о нем подзабыла…
Борьба, конечно, длилась недолго, и спустя секунду зверек полетел в угол, но я успела заметить, что с руки моего нежданного визитера слетело еще что-то, маленькое и блестящее, со звоном укатившееся куда-то за диван. И вещь эта была для Палена, судя по всему, ценна, ибо он тут же оставил меня в покое и, поднявшись, обернулся в сторону, куда отправил ее неосторожным взмахом руки. Нож остался лежать на полу, и я успела даже подумать о том, чтобы, пока Пален будет искать потерянное, я смогу накопить силы и…
– Натали! – раздался из прихожей жизнерадостный голос Павла. – Натали, вы дома?
========== Глава 14. Прочь из моей головы ==========
Все произошло так быстро, что я не успела ничего сообразить. Еще секунду назад Пален стоял рядом со мной, и вот он уже отступил неслышной тенью в угол комнаты, притаившись за задернутой шторой. А я даже слова не могла выговорить, чтобы предупредить вбежавшего в комнату Павла о неминуемой опасности.
– Натали! – выронив телефон, он кинулся ко мне. – Что с вами?
Из-за его плеча я видела, как осторожно выглядывает из-за занавески Пален, и на лице его проступает ничем не прикрытое изумление. Конечно, он узнал моего квартиранта, и мне было страшно представить, что может прийти ему в голову. Я еще раз попробовала что-то сказать, но получился лишь невнятный стон.
– Да что… Обморок? – Павел оставил попытки приподнять меня над полом и поднялся. – Я принесу вам воды…
Стоило ему скрыться в коридоре, как Пален, бросив на меня изжигающий взгляд, выскользнул следом. Я замычала с новой силой: с этого персонажа станется ударить ножом в спину.
– Сейчас! – откликнулся Павел из кухни, звеня стаканами. С трудом заставив себя перевернуться на бок, я прислушалась. Ни криков, ни звука борьбы. Только совсем тихо, почти неслышно, закрылась входная дверь. Никто бы не услышал этого звука, если б в этот момент на кухне не повисла тишина.
– Кто это там? – мигом вопросил Павел и, судя по стуку шагов, бросился в коридор. Я услышала, как он открывает дверь и выскакивает на лестничную клетку, но, судя по тому, что спустя секунду мой квартирант вернулся обратно, Пален успел скрыться. До меня донеслось сдавленное бормотание “Показалось…”, а потом Павел, держа в руках наполненный до краев стакан, вернулся ко мне.
– Вот, выпейте, – он осторожно влил в меня несколько глотков воды, и отнял стакан, только когда я закашлялась. – Можете встать?
Я слабо качнула головой. Какое там встать, мне пошевелиться было все еще трудно, из тела будто вынули все кости, заменив их ватой. Я попыталась повернуть голову и тут ощутила, что по щекам у меня катятся слезы – то ли от пережитого ужаса, то ли от непонимания, что со мной происходит. Тревога же Павла не знала пределов:
– Что случилось? Вы даже сказать не можете?
Вместо ответа я мучительно прикрыла глаза. Вести даже немой диалог не было сил. Хотелось спать.
Дальнейшее я помнила очень смутно, как будто в уши мне налили воды, а глаза закапали теми жуткими каплями, от которых все вокруг мутнеет и расплывается. Не без усилий Павел подхватил меня на руки – я осознала это, почувствовав, что рука бессильно повисла в воздухе и не касается пола. Потом мы кое-как втиснулись в дверной проем спальни, и меня бережно опустили на постель, вытряхнув по пути из кардигана – я не противилась, только вздрогнула, потому что в комнате царил истинно спартанский холод. Впрочем, уже через минуту мне на плечи опустилось успокаивающее тепло одеяла, и Павел тихо вышел из комнаты. Я могла слышать, как он разговаривает по телефону:
– Нет… завтра. Натали больна… нет… Я приду в театр… да, к половине… до встречи, mon amour…
Из упоминания о театре и его последних слов я сделала вывод, что беседовал он с Анжелой. Отменял встречу? Очень благородно с его стороны, учитывая, что я шагу не сделаю без посторонней помощи. Меня начал охватывать страх. А вдруг я останусь в таком состоянии навсегда? Будет меня мама возить в инвалидном кресле и кормить через трубочку… Перспектива была настолько неутешительной, что я хотела с новой силой заплакать, но вместо этого провалилась в тягостный полусон.
Какая-то часть меня отключиться не смогла, и я смутно чувствовала, что день постепенно катится к вечеру. Из-за белой ночи толком не стемнело, но, по моим расчетам, было около одиннадцати часов вечера. Это лишний раз подтвердило появление в комнате Павла – я давно привыкла, что ложится он всегда по часам. Немного потормошив меня и убедившись, что никаких значительных перемен в моем состоянии не произошло, он вздохнул, разделся и лег под одеяло.
Я боялась даже дышать. В наших отношениях и без того было довольно двусмысленности, а теперь еще это. Идея отнести меня в комнату ему, кажется, даже в голову не пришла. Я попыталась отодвинуться, но куда там – в этот момент сон сморил меня окончательно.
Бывший Великий Магистр Мальтийского ордена Фердинанд фон Гомпеш улыбался, но было в его улыбке что-то невыносимо мерзкое. Павел не мог рационально объяснить, что именно, но какое-то интуитивное чувство заставляло его неосознанно отодвигаться от гостя на порядочное расстояние при каждой его попытке приблизиться.
– Надеюсь, вы не будете осуждать меня, Ваше Величество, – со смиренным видом сказал Гомпеш, вертя в пальцах что-то небольшое, металлически блестящее – как успел заметить Павел, это был украшенный мальтийским крестом ключ. – У меня не было выбора.
– У вас был выбор, – отрезал Павел, проводя кончиками пальцев по холодной крышке ларца. – Вы могли сражаться и достойно умереть.
– Благородно, – согласился австриец, поднимая на собеседника холодные, почти прозрачные глаза. – Но бессмысленно. Тогда все наши реликвии попали бы в руки наших врагов. И эта – не исключение.
Павел внимательно посмотрел на ларец. Не слишком громоздкий, он оказался настолько тяжелым, что его в трудом занесли в кабинет четверо слуг. На вопросы, что внутри, прибывшие рыцари лишь мычали что-то неопределенное и отсылали к экс-магистру за разъяснениями. И теперь Павел мог, наконец-то, их получить.
– Что это? Я не слышал об этом ларце. Что там?
– Позвольте, я покажу, – с усмешкой Гомпеш приблизился к ларцу, деликатно отодвинул преемника от замочной скважины и одним движением ключа отпер ее. Но поднять крышку Павел ему не дал – нетерпеливо оттер от ларца и слишком, пожалуй, резко дернул ее наверх.
Чего-то подобного он ожидал. Внутри был меч – по виду такой, какие носили римские легионеры, но сверкающий, без единой царапины на идеально выточенном лезвии, как будто его сделали несколько дней назад. Павел взял реликвию в руки – неизвестно, из чего она была сделана, но не весила почти ничего.
– Самое ценное из наших сокровищ, – почтительно пояснил Гомпеш, кладя ключ на стол рядом с ларцом. – Меч, которым была отрублена голова Иоанна Крестителя.
– Действительно? – Павел на всякий случай положил меч обратно в ларец – не стоит дотрагиваться руками до святыни. – Я вижу, за ним хорошо следили.
– Еще бы, – довольно ответил австриец. – Как новенький, видите, Ваше Величество? И, – тут он коротко обернулся на дверь и, таинственно понизив голос, проговорил в самое ухо собеседнику, – именно за ним охотятся наши враги.
Последнее слово отдавало заскрипевшей на зубах каменной крошкой.
– Почему именно за ним? – ровно спросил Павел, отступая. Гомпеш с улыбкой развел руками:
– Потому что… потому что они верят в древние легенды, связанные с этим мечом. Вроде того, что тот, кто владеет мечом, может жить вечно.
К его словам Павел отнесся с большой долей сомнения:
– Вы же христианин. Мне ли объяснять, что вечен только Бог.
– Разве я сказал, что верю в это? – с каждой секундой заискивающая улыбка Гомпеша становилась все более отвратительной. – Наши враги презирают церковные заповеди и верят в вечную жизнь. Что до меня… я исполнил то, что потребовал от меня совет – доставил вам реликвию. Верить в ее свойства или нет – решать вам.
Он осторожно извлек меч из ларца и сказал:
– Протяните руку.
О подобном ритуале Павел никогда не слышал, но сделал, что от него просили. Спустя секунду прохладная рукоять меча легла ему в ладонь.
– Теперь он ваш, – произнес австриец, и в руку будто кольнула невидимая горячая игла. Против воли Павел вздрогнул.
– Это все?
– Все, – бесстрастно ответил Гомпеш. – Есть длинная речь, с упоминанием Отца, Сына, Святого Духа и прочих, но весь ее смысл – в последних словах. Тем более, я все равно ее забыл. Да и кому нужны слова? Главное – действие.
С последним сложно было не согласиться, но Павел все равно ощутил непреодолимое желание как следует ударить по холеной австрийской физиономии. Пожалуй, еще минут пять разговора – и он с величайшим удовольствием сделал бы это, но Гомпеш, несомненно, почувствовал опасность и начал прощаться.
– Удачи вам в вашей должности, – сказал он, кланяясь. – Я оставляю вам… неплохое наследство. Уверен, вы сможете как следует им распорядиться.
На последних словах он непонятно чему усмехнулся, а Павел, радуясь про себя окончанию аудиенции, дал ему понять, что тот может идти. Отвесив на прощание еще один поклон, австриец покинул кабинет.
– Вечная жизнь… – задумчиво пробормотал новоиспеченный магистр, аккуратно укладывая меч обратно в ларец и захлопывая крышку. – Что за нелепица, в самом деле…
От разговора на душе остался неприятный осадок, но Павел решил не обращать на него внимания – глупо портить день, который он без сомнения мог назвать одним из счастливейших в своей жизни. Еще раз примерив все преподнесенные ему регалии, он встал перед зеркалом и остался собой вполне доволен. Пожалуй, надо будет заказать свой портрет в полном гроссмейстерском одеянии – выглядит действительно внушающе…
Время катилось к десяти – скоро должна была прийти Анна. Отпустив караульных, Павел приказал слуге принести чаю и сел в кресло, предвкушая приятную беседу. Но приятной беседы не вышло. Вышла какая-то редкостная ерунда.
Дверь кабинета медленно приоткрылась, но внутрь зашла вовсе не Анна, а худенькое, сутулое, будто что-то давило ему на плечи, существо, определить принадлежность которого к женскому или мужскому полу Павел затруднился еще на приеме. Существо это прибыло вместе с Гомпешом и, как успел заметить Павел, не отходило от него ни на шаг. На вид ему было лет двенадцать, и одето оно было по-мальчишески, но впечатление портили длинные, ниже плеч кудрявые волосы и слегка подкрашенное тонкое лицо.
– Экселенц… – дрожа всем телом, существо поклонилось. Павел озадаченно поморгал, гадая, что могло привести к нему эту странную особу.
– Чем могу помочь? – спросил он, решив пока не упоминать, что по правилам этикета следовало сначала попросить аудиенции. Вдруг случилось что-то, не требующее отлагательств?
– Я… я к вам… – прошептало необычное сознание, избегая встречаться с новым магистром глазами. Павел нахмурился. Все это совсем перестало ему нравиться.
– Во-первых, назовитесь. Кто вы?
– М-м-меня зовут Эмиль, – заикнулся мальчик. Получается, все-таки мальчик.
– И что вас ко мне привело? – осведомился Павел, складывая руки на груди. Нежданного гостя затрясло еще больше.
– Вы – магистр…
Он запнулся, с трудом подбирая слова, и начинающий терять терпение Павел поторопил его:
– Ну же?
– Я – собственность магистра, – пробормотал Эмиль, неожиданно переходя на итальянский, – и если вы… если вы пожелаете…
Каким-то краем сознания начиная понимать, куда он клонит, Павел остолбенел.
– Если вы пожелаете удостоить меня своим вниманием, экселенц, – не меняя интонации, проговорил мальчишка, и начал медленно расстегивать пуговицы на камзоле, – то любое ваше пожелание будет исполнено…
Павел стоял неподвижно около десяти секунд – столько времени потребовалось Эмилю, чтобы полностью справиться с пуговицами и медленно начать стягивать с плеч тонкую черную ткань. А затем плотину копившегося раздражения, наконец, смела волна оглушительного гнева.
– Молодой человек! – воскликнул Павел, подскакивая с кресла. – Вы что себе позволяете?!
Не успевший снять камзол Эмиль замер. Его и без того бледное лицо побелело еще больше.
– За кого вы меня принимаете?! – в голос крикнул Павел, подавляя искушение хватить об пол одну из пустых чашек. – Мой двор и так полон развратников, а тут еще вы!.. Немедленно оденьтесь!
– Экселенц… – обморочно произнес мальчишка, натягивая камзол обратно на плечи. Павел хотел сказать еще очень многое: как ему посмели вообще предлагать подобную непристойность, за содомский разврат в империи скоро впору будет вводить тюремное заключение или вовсе расстрел, ибо невозможно иначе удержать падение нравов… Но все слова застыли на языке, когда Эмиль рухнул на пол, словно кто-то ударил его под колени, и, закрыв лицо руками, затрясся, как в лихорадке.
Павел начал медленно что-то понимать. Вся злость испарилась мгновенно, будто и не было ее вовсе.
– Молодой человек, – произнес он, приближаясь к не поднимающему головы мальчику, – кто надоумил вас сюда прийти с такими… предложениями?
– Его превосходительство Фердинанд фон Гомпеш, – прошептал Эмиль, не отнимая рук.
Понимая, что предчувствие не обмануло его, Павел попытался было поднять мальчишку с пола, но тот неожиданно резво подскочил сам и вцепился в него с такой отчаянной силой, словно боялся, что умрет, если его пальцы разомкнутся.
– Пожалуйста, пожалуйста, экселенц, – забормотал он, впервые поднимая взгляд; Павел смог заметить в его глазах каемку слез и тонкие, почти незаметные угольные линии над ресницами, – пожалуйста, только не оставляйте меня на улице, я не знаю, что мне делать, все, что угодно, все, что захотите…
Теряя даже для себя смысл его слов, Павел попытался отцепить от себя несносного мальчишку, но его попытки успехом не увенчались, и именно в этот момент дверь кабинета повторно открылась.
– Простите, государь, – раздался пораженный голос Анны, – я не помешала вам?
Она стояла в дверном проеме, не переодевшаяся с приема, и широко раскрытыми глазами наблюдала за открывшейся ей картиной. Павел ощутил себя дураком. Даже не так – дураком вдвойне. Ибо более неловкой ситуации и представить было нельзя.
– Анна, – произнес он сдавленно, все-таки отстраняя от себя сразу обмякшего, покорно склонившегося мальчишку, – простите, Анна, сегодня ничего не выйдет. Могу я вас попросить? Успокойте этого юношу. А мне нужно приняться за одно неотложное дело.
– Конечно, государь, – пробормотала Анна и отступила, а Павел, как подстегнутый невидимым ударом, выбежал из кабинета – приказать, чтобы ему немедленно привели австрийца, пусть хоть даже вытащив его из постели. С каким-то наслаждением он думал, как лично свернет шею этой лживой, развратной сволочи, но, как выяснилось, Гомпеша во дворце уже не было.
Первый раз я проснулась посреди ночи, почувствовав невыразимое облегчение от того, что могу, хоть и вяло, шевелиться. Но моя попытка перевернуться на другой бок обернулась упавшим в горло ужасом, когда я ощутила на спине тепло от чужой руки.
Боясь того, что увижу, я приоткрыла глаза. Мои худшие опасения подтвердились: мы с моим квартирантом лежали, нежно обнявшись, и он, как ни в чем не бывало, мирно сопел, лениво прижимая меня к своей груди. Впрочем, сон его был нарушен спустя секунду, потому что я почти в голос завопила:
– Ваше Величество!
– А? Что? – он проснулся мгновенно, приподнялся на локте и уставился на меня, как на сумасшедшую. – Натали, вы пришли в себя?
– Да… что… вы что, меня… – я даже цензурного эквивалента не могла подобрать тому, что вертелось у меня на языке. Все усугублялось тем, что я очень плохо помнила события вчерашнего вечера: а вдруг, и правда…