Текст книги "Double spirit. Часть 3 (СИ)"
Автор книги: kasablanka
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Все время женщина проводила либо с одним пациентом, либо с другим. (А в том, что в Лео она тоже видит мечту психотерапевта, стало для него ясно уже из первого их разговора. Да пусть что угодно там себе считает, если это даст свой результат!)
Телефон Альберта она реквизировала, правда, у Лео оставила, учитывая, что сессия же. Консультации, звонки сокурсникам, да и с мамой тоже нужно контактировать время от времени, не говоря уже об Ашхен.
Те же редкие отрезки времени, что она отводила себе, чтобы передохнуть днём, тоже не оставались бесконтрольными.
Двери всех комнат открывались в общий коридор, так что малейший звук или шаги по паркету так или иначе были слышны.
В первый день Лину было интересно, а как же душ? Ведь пока Анджела его принимает, тут, извиняюсь за недозволенные мысли, запросто можно абсолютно бесконтрольно нарушить запрет! Даже два раза! Не то, чтобы он реально стал бы это делать, однако… искушение – оно одна из самых сильных пыток… И запрещённых приёмов. Короче, не факт, что он бы устоял, если бы Алан показал дурной пример и проявил свою беспринципность.
Нет, это были недостойные мысли и их следовало от себя гнать. Да и Алан был похвально выдержанным. К тому же мудрая женщина исключила всякую возможность подтвердить или опровергнуть этот факт, потому что поступила просто – на время приёма душа элементарно выгоняла вяло трепыхающегося пациента во двор убирать снег. Даже если снега этого и в помине не было. Однако через окно в ванной в любом случае прекрасно была видна фигура в тёмной куртке. И Анджеле видна, ну и Лео, разумеется. Который буквально прилипал к окну на это время, наблюдая издалека, как Алан или в самом деле убирает снег, или же просто валяет ваньку, дурачась со счастливым Морисом. И отчаянно жалел, что не может присоединиться, вспоминая, как славно было убирать белоснежный ковер вместе, валяясь после в сугробах и ловя губы друг друга. Он так привык к парню за те дни, что жил с ним вместе, привык ночью чувствовать его тело, невзначай прикасаться днём, болтать ни о чём в машине, да блин, даже по тому вихрю проблем, в который его затянуло после переезда, и то он скучал!
Но слово Лин держал и не нарывался, так же, как и его сосед по заключению. Впрочем, в канун Нового года инквизитор всё же сжалился над ними и позволил пару часов провести вместе, под звуки довольно унылой речи главнокомандующего на фоне кремлевских часов и еще более унылой переклички артистов, которые, видимо, не только всей стране надоели, но еще и друг другу до кучи, так что, казалось, с трудом сдерживали неприязнь, прикрывая её лучезарными улыбками и сладкими поздравлениями.
Телевизор, кстати, Алан, сдержав своё слово, купил в тот же день, когда об этом зашел разговор, и вот теперь плазменный ящик нарядно сиял на стене гостиной, соперничая с рождественской ёлкой. Видимо, был так рад, что его наконец включили, что старался изо всех сил, как бы не передумали. Вообще Лео подумал, что Новый год он никогда так скучно и вместе с тем настолько экстравагантно не встречал. Поскольку запрет на контакты продолжал действовать, то разговор особенно не клеился. Вернее, клеился, но был достаточно куцым. Репликами парни обменивались только с женщиной, что, учитывая их формат общения в последние дни, быстро стало напоминать сеансы.
Однако это нисколько не мешало им изо всех сил пялиться друг на друга через небольшой стол, уставленный традиционными украшениями новогоднего вечера, различными оливье, икрой, колбаской и фруктами.
Они не виделись без малого неделю, и за это время Лео успел дико, по-звериному соскучиться. Судя по тому, как пожирал его глазами Алан, не он один. Тот выглядел почти нормальным, во всяком случае, ни темных кругов под глазами, ни обкусанных губ не наблюдалось, даже легкий румянец присутствовал на скулах. Больше всего Лео хотелось не слушать бодрый бред, который рекой лился с плоского экрана, хитро закреплённого на пустой стене, а завалить парня, сидящего напротив него за столом и рассеянно жующего трубочку от коктейля, на надувной матрас, по случаю праздника запиханный в дальний угол огромной гостиной.
Лео непроизвольно прошелся кончиком языка по губе, не отрываясь от знакомого лица, и наткнулся на лукавый, с прищуром взгляд светло-зеленых глаз. Похоже, кое-кто тоже повелся и соскучился не на шутку. В любом случае запрета на то, чтобы трахать друг друга глазами не было, верно? Надо ж этим воспользоваться!
– Ну, хватит! – Анджела потянулась за пультом, чтобы переключить на другую программу, после очередной, наполовину пошлой, наполовину скучной шутки, окончательно потеряв терпение. – Вот в моё время голубой огонёк был совершенно другим!
– Не переключайте! – вскинулся Алан, оторвавшись от своего фужера из тонкого стекла, в котором играл-поигрывал спрайт.
– Это еще почему? Глупость же сплошная! – возмутилась Анджела.
– Пусть глупость. Мне нравится голубой. – невинно подергал бровями тот, стрельнув глазами в Лео.
Тот заржал, чуть не поперхнувшись шампанским.
– Мне тоже, – безобидно потроллить чуть сбитую с толку женщину показалось довольно заманчивой идеей. – Мне он тоже нравится. В смысле, голубой…
– С Новым годом! С новым счастьем! – неожиданно громко рявкнул со стены очередной поздравляльщик.
– И правда, – спохватилась Анджела, – надо допить, а то выдохнется.
Сама она едва пригубила соломенно-желтый искристый напиток, когда били куранты, а вот Лео давно уже осушил свой бокал до дна. Так что пришлось ему наполнить свой снова. Алан же протянул для того, чтобы чокнуться со всеми, все тот же хрустальный бокал со спрайтом.
– Дзинннь! – нежно пропели фужеры, встретившись на середине стола под их общее нестройное: «С новым годом!»
В следующую секунду Альберт словно невзначай оттопырил указательный палец, и продолжая удерживать ножку бокала остальными четырьмя, умудрился легко, словно перышком погладить костяшки пальцев Лео, так, что тот едва не выронил свое шампанское. Судорожно сжав ножку в кулаке, он дернулся, поднес бокал с вином ко рту и автоматически, не чувствуя вкуса, в три глотка залпом выпил содержимое, словно воду.
Поднял взгляд и наткнулся на смеющийся взгляд Алана. К счастью, Анджела, кажется не заметила этой возмутительной вольности, а если и заметила, то никак не отреагировала.
А, нет! И впрямь не заметила! Слава богу, в этот момент кое-что из происходящего на экране завладело ее вниманием абсолютно и полностью.
– Пугачёва! – выдохнула женщина, узрев на экране ровесницу собственной юности и принялась, покачивая головой и полностью погрузившись в созерцательный транс, чуть подрагивать губами, беззвучно повторяя слова песни.
Лео почувствовал легкое прикосновение ноги под столом и снова взглянул на Свиридова. «Я скучаю», – прочитал по едва шевельнувшимся губам.
– Э! – тут же отвлекшись от экрана, проявила похвальную бдительность Анджела.
– Я Пугачевой подпеваю! – возмутился на голубом честном глазу Алан. – Про себя! Вам можно, а мне нельзя? Это произвол! Шампанское нельзя, Пугачеву нельзя, эдак и помереть недолго! Плесните мне хоть глоток! – что-что, а наезжалка у Алана уже заработала в прежнем режиме. Он слегка коснулся пальцем бокала.
– Ну ты коней-то попридержи, красавец! – обретя дар речи, выговорила Анджела. – Ну что ты на это скажешь? – это она уже обращаясь к Лео.
Ответа на этот вопрос она разумеется не ждала, однако, неожиданно для себя, получила.
– Передайте, пожалуйста, господину Свиридову моё личное мнение по этому вопросу. Дословно так: драть его некому. – невозмутимо отчеканил Лео, не переставая пялиться на своего соседа.
Женщина поперхнулась.
– А господину Линёву передайте, пожалуйста, что мне на это даже и возразить нечего. – парировал Алан, тоже просверливая в нем дыру взглядом и закусив губу, чтобы скрыть улыбку. Получилось довольно пошло.
– Ну хватит. Новый год закончен. – отрезала женщина, отодвигая стул.
– Нет, нет, он же только-только начался! Всего пять минут как! Мы даже поесть не успели! И Пугачева еще свою песенку до конца не спела! Мы нечаянно! Мы больше не будем! – заголосили парни на два голоса.
– Ну, хорошо. Еще четверть часа, но только без провокаций. Исключительно чтобы поесть.
– И Пугачеву послушать, – преданным щенком уставился на неё Алан.
– Ладно, – окончательно сдалась и махнула рукой Заславская.
Пару минут они сосредоточенно выполняли обещание, уничтожая салаты и продолжая пожирать друг друга взглядами. Смотреть-то никто не запрещает?
Ал выглядел так, что способен был вынести мозг любому своим видом. Черная рубашка с рукавами до локтей была расстегнута на пару пуговиц, так, что были видны ключицы и шея с аккуратным красивым кадыком. Как кадык может быть красивым? Однако же удивительно – от него было глаз не оторвать. Глаза у него сияли светлозелёными огоньками, отчасти оттого, что в них отражался свет гирлянды, отчасти от того, что в них словно скакали маленькие чёртики.
Лео же и не думал наряжаться для застолья. Он надел синюю толстовку на молнии, и теперь об этом жалел, потому что от шампанского и от вида Альберта его слегка бросило в жар. Пришлось молнию потянуть вниз и присобрать рукава на локтях. Уходить даже на одну минуту, чтобы переодеться, ему не хотелось.
Трапеза закончилась неожиданно, когда Ал потянулся за тарталеткой с красной икрой. Одновременно та же идея пришла и в голову Лео. Не специально, честное слово! Но когда их руки встретились над блюдом, чуть соприкоснувшись, Лео не смог сдержаться. Вместо того, чтобы скромно взять вкусняшку, его рука, раскрывшись, погладила всеми четырьмя пальцами запястье Свиридова. Анджела бы и не заметила, если б тот не отреагировал неожиданно бурно, отдернув руку, словно от удара током, и опрокинув и бокал с остатками спрайта, а заодно и выронив тарталетку икрой вниз на скатерть.
– Блядь! – растерянно ляпнул криворукий, тупо наблюдая, как спрайт, чуть задев брызгами и самого Алана, и его соседку, ручейком пробивает себе дорогу к краю стола.
– Вот теперь точно все. – отрубила Анджела и поднялась из-за стола. – Альберт, переодеваться. Леня, убирать со стола. Я в душ.
Лео, который единственный не пострадал от неловкости Альберта, перекрестившись про себя, когда понял, что масштабных репрессий не ожидается, бросился выполнять приказ. Свиридова уже и след простыл. Анджела тоже скрылась в направлении своих апартаментов. Он быстро составил посуду на поднос и потащил все это в сторону кухни. Ну, что ж, Новый год, по большей части, удался и глупо было бы желать большего.
Однако, как показали дальнейшие события, Свиридова он сильно недооценил, впрочем, не в первый раз же!
====== Глава 68. ======
Комментарий к Глава 68. Когда я писала вторую часть этой главы, мне очень помог один отзыв нашей замечательной Miss Stasy.
Спасибо тебе, Стейси!
Он быстро составил горку из посуды на поднос и отволок все в кухню, включил посудомойку, а оставшиеся, не поместившиеся туда тарелки, сгрузил в раковину и открыл воду на полную. Дорогой смеситель послушно фыркнул и устроил мощный мини-душ. Шум горячей воды прекрасно заглушил все окружающие звуки, в том числе и осторожные мягкие шаги, поэтому он буквально взвился чуть ли не до потолка, когда его обняли сзади и просунули прохладные шершавые ладони под свободную толстовку.
– Тшшш, тише, рыбк, тише, распугаешь весь пруд! – горячий шёпот на ухо, осторожное поглаживание по животу.
– Ты придурок, Ал, нас же спалят, идиот!
Что примечательно, совесть Лео в этот момент спала глубоким сном, только приоткрыла на полсекунды мутноватый глаз и снова впала в кому.
Осталось только жгучее желание, горячей волной торкнувшее в живот, потом в грудь, где колотилась о ребра всполошенная птица, и потом проникшее в голову.
Неловкости от того, что они нарушают строгий запрет, не осталось ни на йоту.
Только страх быть застигнутыми на месте преступления заставлял его шипеть и без энтузиазма вырываться. Но и этот страх тоже растворился после сорванного, на ухо:
– У нас целых три минуты. Она только что в душ зашла.
Блин! Три минуты! Это же целая вечность, почти двести секунд!
Лео мгновенно прекратил трепыхания и быстро вывернулся в кольце рук, чтобы оказаться лицом к лицу. Да… дааа…
Впиться губами в рот, как же давно он этого хотел. И чувствовать, как чужие прохладные руки проникают за резинку штанов. О Боги, памятник тому из вас, кто придумал спортивные штаны на резинке!
– Успеем? – хрипловатым голосом, тихо, губами задевая мочку уха.
– Да бля, мне и пяти секунд уже хватит, я кончу даже не начиная! – выстонать на грани, чувствуя, как теплая от горячей воды мокрая ладошка обхватывает в кольцо, прижимает друг к другу.
– Привет.
– Привет.
– Мххх…
– Не смей! Подожди меня, ссс…
– Аммм… не могу, я сейчас…
– Фссс… погоди, нет, нет… вот, даааа…
Лео приходит в себя, стоя спиной к мойке, опираясь задницей на столешницу, прижатый к ней горячим корпусом Алана, притиснув его к себе до боли и чувствуя, как его рука перебирает блондинистые пряди на затылке.
– С Новым годом.
И предсказуемо начинает смеяться. Смех и нервный и кайфовый одновременно.
– И тебя.
Алан тихо смеется тоже, и это выносит мозг почище оргазма. Такой теплый домашний уютный смех.
– Иди уже, вон, три минуты заканчиваются.
– Плевать, – темные волосы мешаются со светлыми прядями, голова к голове, ухо трется об ухо.
– Не плевать. Вали уже.
Короткий кивок, прощальный чмок, искусанными влажными губами о зацелованные ярко-красные.
– Пока.
– Пока.
Лео обессилев, сползает на стул, без единой мысли наблюдая, как вода равнодушно заполняет мойку, почти доходя до краёв.
– Бля! – кидается к ней и перекрывает кран. Ну ни фига себе, помыл посуду!
Сердце еще долго колотится, гоняя по ослабевшим ногам и дрожащим рукам обжигающую кровь, и когда Анджела, уже в домашней одежде, с влажными волосами появляется на кухне, он едва может отрицательно помотать головой на ее вопрос:
– Помочь? – и думает только о том, как бы мокрое пятно не прошло сквозь ткань толстовки наружу. – У тебя усталый вид.
– Не надо. Я сам домою.
– Ну давай, спокойной. Альберт уже спит, похоже.
– Мгм.
Самый экстравагантный Новый год. Самый охуительный подарок от Деда Мороза.
С этими мыслями Лео домывает посуду, потом ныряет в душ и наконец засыпает без сил на своём матрасе под уютное мерцание елочной гирлянды. Окно чуть приоткрыто, и поток прохладного воздуха лениво перебирает стеклянные игрушки и сосульки на ёлке, а те отзываются еле слышным легким звоном.
Ленька.
– Скажи мне, мальчик, как ты себе представляешь ваше будущее? Ну, скажем, лет эдак через пять?
– Никак не представляю.
– Вот как? – Анджела казалось, была не на шутку удивлена. Что может удивить такого специалиста с таким стажем? Однако Лео этот фокус удался. – Объяснишь?
Он помолчал, стараясь оформить свою мысль, а заодно и проглотить комок, который неизвестно почему вдруг возник в горле.
– Я думаю, что или он выздоровеет и тогда поймёт, что я ему нужен был только для того, чтобы выплыть, или…
– Или?
– Или я сам устану от того, что он брата, даже мёртвого, любит больше, чем меня.
Молчание.
– Ты не возражаешь, если я закурю?
– Конечно нет, курите.
Она подошла к окну и оттуда, прищурившись от дыма, минуту разглядывала Лео, словно бы видела его в первый раз.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– Дак что же мне, головой о стенку биться? – развёл руками он.
– Ну да, ну да, – неопределённо промычала Анджела, коротко затянувшись. И сказала вдруг такое, что у Лео просто речь отнялась.
– А что, если я тебе скажу, что он любит тебя больше?
– То я вам не поверю, – через полминуты всё же смог выговорить он. – Он и слова-то этого мне никогда не говорил.
– Ты не спрашивал.
– Разве про такое спрашивают?
– Нет, если боятся услышать ответ. И я ведь знаю, что и ты ему тоже этого слова не говорил, верно? – он промолчал. Верно.
Женщина наконец докурила и вернулась на свой диван.
– Но знаешь, я хочу тебе кое-что объяснить. Не скрою, я вначале была несколько шокирована всей этой историей, но теперь, по мере того, как я узнала все обстоятельства, для меня всё стало предельно ясно. Для меня вполне очевидно, что основа любви Ала к Роби – это невероятная связь между ними, которая укрепилась и развилась еще больше в тот период, когда их разлучили. И естественно все это сказалось по возвращении Ала. Это как возвращение к жизни, понимаешь? Они из той породы близнецов, которые ощущают себя как две половинки целого. С этого момента они никогда не разлучались, доверяли друг другу дальше некуда, они все время были вместе, и им это доставляло удовольствие, им был приятен телесный контакт, и они совершенно не могли находиться друг без друга долго. А с возрастом все это усиливалось еще больше. В конце концов, они вполне здоровые подростки со своими всплесками гормонов. Ведь в основе сексуального влечения всегда лежат симпатия, любовь, внешняя привлекательность, а тут ещё помимо прочего у них, наряду с любовью к самому близкому человеку, то есть друг к другу, добавилось еще и желание слиться с ним полностью, раствориться в нем, стать единым целым – в том числе физически. То есть, раз они половинки друг друга, две части одного целого, то и наслаждение можно получить именно в слиянии душ и тел в это целое. И здесь достаточно взаимного влечения и бушующих гормонов, что и получилось в полной мере.
Вообще, оказывается, такой феномен, как «близнецы» усиленно изучается.
У Марсель Руфо есть работа «Братья и сестры, болезнь любви» он там затрагивает проблему взаимоотношения близнецов, и вот что пишет: “…между близнецами существует чувственная привязанность друг к другу. В детстве, а часто и в подростковом возрасте близнецы переживали телесную близость. Даже если они и не спали в одной постели, что еще достаточно часто встречается, когда близнецы однополые, то дышали-то они одним воздухом, вместе купались, то и дело задевали друг друга, боролись друг с другом. Конечно, как и все братья и сестры приблизительно одного возраста, ими практиковались и эротические игры. Из-за слишком тесной взаимной близости между близнецами могут возникнуть даже сильные чувственные отношения (не сексуального характера). Судя по всему, для близнецов в подростковом возрасте выбор пола партнера, который может обеспечить им полный расцвет их сексуальности, – дело еще более тонкое, чем для всех прочих: однополые близнецы, в частности, имеют гораздо более выраженную тенденцию к гомосексуальности и порочным связям.”
В этой работе практически констатируется тот факт, что если близнецы очень сильно привязаны друг к другу, и они не мыслят своего существования без близнецового партнера, они могут вообще отказаться от отношений с лицами противоположного пола. Они договариваются всегда жить вместе и никогда не расставаться.
Что, вероятнее всего бы и произошло, не появись в их жизни ты. Знаешь, что Алан сказал мне про первое чувство, когда увидел тебя в переходе?
– Нет. – Лео даже не знал, хочет ли он это слышать.
– Ему захотелось убить тебя.
– Но…
– Он подсознательно воспринял тебя как угрозу, которая ставила под удар всё, чем он жил, чем дышал. Его связь, его любовь, которую он считал единственной константой, самой стабильной опорой, стержнем своей жизни. Ты понимаешь, каково ему было? Он первый это почувствовал. Роби же – с большим запозданием, когда уже повернуть вспять было невозможно, семечко пустило корни и проросло. Когда же Роберт полностью осознал угрозу, он принялся убивать тебя всерьёз. Не физически, конечно. Морально. Попытался сломать тебя, устроив ту некрасивую ситуацию с девушкой, Оксаной. Потом, убедившись, что ты выжил и даже вернулся, провернул гениальную комбинацию в Свирели. Я просто потрясена, насколько он филигранно всё рассчитал. Только вот недооценил того, что Альберт уже прочно завяз, и эффект который получился, был совершенно не такой. И ты не погиб, и Алан от тебя не отвернулся. Хотя да, сыграть на двойном чувстве вины – это высший пилотаж. Алан виноват перед ним, что смотрит в твою сторону. Виноват перед тобой, из-за всего, что произошло.
– Он держал меня, – выдавил из себя Лео.
– Хотел показать Роберту, что тот по-прежнему для него – всё. Да и себе самому доказать, что это так.
Ал ведь по-прежнему любит Роби. Вот только это любовь к брату, пусть даже и вот такая неправильная, но к брату? Если бы не было тебя, всё было бы как прежде, когда они были друг для друга единственными и неповторимыми… И Роберт это понимал вполне себе отчетливо и еще более ненавидел тебя, даже после «Свирели», даже растоптанного и униженного, потому что не помогло.
И не просто понимал, а видел как Ал становится другим, как начинает огрызаться, как меняется их внутренняя атмосфера…
На мой взгляд, получается, что Роби был тем близнецом, который оказался привязан сильнее, который любил сильнее, который был ведущим в их паре. А ты оказался чужаком, тем кто появился в паре твинсов и поставил все с ног на голову, просто потому что младший близнец выбрал тебя себе на подсознательном уровне в качестве пары. И этот его выбор усиливался с каждым днем.
Ведь смотри как интересно получается – для них обоих не было проблем разделить сексуального партнёра на двоих, что с Оксаной, что с другими парнями. Это никакой ревности или негатива не вызывало. Когда отождествляешь себя со своей копией, то и ревности никакой не возникает, верно? Для Роберта в порядке вещей было найти для брата игрушку и притащить ему для развлечения, так? Да и Альберт относительно спокойно воспринимал его эксперименты на стороне.
– Наверное, – Лео пожал плечами. Судя по всему, так и было.
– Однако посмотри, как он отреагировал на призрачную угрозу со стороны твоего друга. Кирилл, кажется? Это, на мой взгляд, совершенно иное поведение, иное отношение к тебе именно как к партнеру, нежелание наблюдать рядом с ним кого-то третьего. Это совершенно иной уровень отношений, чем с братом. Чувство собственника в данном случае играет ключевую роль. И они, эти отношения очень отличаются, потому как на мой взгляд, ни ты ни он не позволите друг другу притянуть кого-то третьего, даже ради одноразового опыта. И ты не станешь наблюдать, как любимый ищет развлечений на стороне, и уж тем более не будешь помогать и поставлять одноразовых мальчиков. Это совершенно не в твоём характере.
Лео хмыкнул, вспомнив свой недавний телефонный разговор с «лапой».
– И Альберт тоже не готов видеть тебя с кем-то другим кроме себя любимого. Ведь, по сути, после тебя его больше никто не заинтересовал. Разве что только сам Роби остаётся на пьедестале… вот только в качестве кого? Я все же уверена, что в качестве брата. Но он столько лет жил и думал только о нем и только с ним, что сложно понять, где заканчивается любовь к брату и где начинается любовь к мужчине.
Но вот тут-то и заключается ловушка. Ал сейчас понимает, что его чувства к тебе – это уже не просто влечение на физическом уровне, это глубинная связь, и осознание этого факта делает его в своих же глазах виноватым перед Робертом в том, что он уже никогда не будет единственным. Если раньше он винил себя в том, что вообще допустил возможность появления третьего в их с братом жизни, что был с тобой практически в одной постели в тот момент, когда Роби пропал, то сейчас с этим осознанием она, эта вина, только многократно усиливается.
И пока он верит, что Роби жив, то и ощущение предательства его не покидает и сделать с этим он ничего не может. Его разрывает на части и эта вина, и тоска, и боль, и чувства к тебе.
С другой стороны, если он примет смерть брата, как факт, он просто погибнет. Ты к этому готов?
Лео об этом не думал. Он потрясённо помотал головой, тут же вспомнив события годичной давности, когда Ал лежал спиной к нему на койке и механически нажимал всю ночь напролёт окаянную F5. Его мороз пробрал, как только он представил себе, что этот анабиоз может вернуться и забрать у него душу парня.
– И тебе он тоже делает больно, когда он, наконец, озвучивает свои надежды, но одновременно и потерять тебя он не готов. Неспроста он признался тебе, что ты ему нужен, что ты его спас. И, на мой взгляд, не стоит воспринимать эти слова как определение зоны комфортности. Здесь все намного сложнее. Что бы на сегодняшний момент не говорил Ал, его чувства и эмоции напоминают очень гремучую смесь, в которой он пока до конца не разобрался. Он вроде смотрит и понимает, но не принимает. А зона комфорта – это не про Ала. В любом случае, если бы ему было совершенно все равно, где и с кем ты зависаешь, то не ходил бы Кирилл с разбитым носом. И не нервничал бы он так, когда ты пропал из-за истории с телефоном. И наплевать бы ему было на твою реакцию на его слова о том, что Роби жив. А ведет он себя импульсивно, не потому, что он как-то изменился, просто с тобой открываются другие стороны его личности.
Ал сам, самостоятельно, должен разобраться в себе любимом и решить для себя, что он хочет получить на выходе. Он сам должен наконец понять насколько и в качестве кого он любит каждого из вас.
Итак, что ты на это скажешь?
– Что мне трудно во всё это поверить.
– Однако это так. Я должна тебе сказать, что всё это я рассказываю тебе с его разрешения. А вообще все сеансы, которые я с ним провожу, я опять же с его разрешения, записываю. Запись существует в единственном экземпляре и остаётся у него, потому что мы с ним договорились, что, если он будет когда-либо готов к этому, он отдаст её тебе.
====== Глава 69. ======
Через несколько дней после празднования, от которого осталось тягучее, сладко-горькое послевкусие, он вдруг постепенно обнаружил, что Анджела потеряла к нему всякий профессиональный интерес. Почему постепенно? Потому что, замотанный подготовкой к зачетам, консультациями и зубрежкой, он заметил это не с первого дня. Судя по всему, его посчитали безнадёжным в плане психического здоровья и махнули рукой.
Откровенно говоря, он был рад этому факту. Сеансы невероятно напрягали его и порой практически держали на грани истерики. Пару раз было такое, что, когда женщина удалялась, либо к себе, либо ко второй жертве, Лео валился без сил на свою кровать, которую устроил из гигантского двуспального надувного матраца и с трудом удерживался от слёз.
Ему пришлось вспомнить, а если точнее, то пережить заново все события того года, пропустить их через свою душу, снова раздирая её в клочья. Во второй раз было ничуть не легче. Возможно, потому, что тогда он был в тумане, словно бы под наркозом, его психика защищалась, чтобы выжить. А сейчас, видимо, такой необходимости не видела и безжалостно сдирала кожу, резала по живому.
Его одновременно и примиряло с этим, и заставляло ломаться от жалости то обстоятельство, что Алану было ещё хуже. Пару раз до него доносились звуки, даже через закрытые двери, и эти звуки были похожи на раздраженные вопли, а один раз ему показалось даже, что он слышит глухие рыдания. Он всей душой рвался туда, но всякий раз останавливал себя.
Конечно, когда его наконец оставили в покое, он вздохнул с облегчением. Осталась лишь тревога за Свиридова, на фоне того ощущения, что самому ему постепенно становится все легче и легче, как думать, так и вспоминать о тех событиях в подробностях. Было такое чувство, будто острый скальпель прошелся по всем нарывам и рубцам, иссёк их до основания, и вот теперь весь этот ужас постепенно заживал и затягивался, и с каждым днем всё быстрее.
Зачетная неделя осталась позади, а вот первый экзамен как раз надвигался с неумолимой скоростью. До него оставалось лишь три дня, и Лео зубрил день-деньской, делая перерывы только на быстрый перекус на кухне, а чаще всего просто делал себе чай с бутербродами и утаскивал поднос в своё логово. Так что вероятность столкнуться с Аланом, даже случайно, стремилась к нулю.
И он затосковал. Он поэтому и перечитывал вопросы по десять раз, всё из-за того, что его башка была занята совсем другими мыслями. Вернее – воспоминаниями, а еще вернее – чувственными воспоминаниями. Голос, смех, быстрый, как молния, зырк-взгляд светло-зелёных глаз, лукавый или же наоборот, настороженно-серьёзный; ощущение гладкой кожи под пальцами, запах молока…
Да блин, он даже по языку этому вредному скучал! Языку без костей, даа… во всех смыслах без костей. Его бросило в жар, когда он об этом подумал.
Ситуация осложнялась тем, что у него не было даже фотографии парня, на которую можно было бы по-человечески… помечтать! Приходилось обходиться без фотографии. Кстати, довольно успешно. Хотя это было и унизительно, и мучительно вдвойне, особенно если подумать, что оригинал находится всего в каких-то двенадцати-пятнадцати метрах. Это если по прямой. Прошибая все стены.
Он даже пару раз срывался среди ночи и, крадучись, добирался до их спальни, простаивая по десять минут под дверью в тщетной надежде уловить что-нибудь похожее на дыхание или, если повезёт, шелест-мурлыкание, такое своеобразное похрапывание огромного кота, которым сопровождался обычно глубокий сон его парня. Однако безрезультатно. Ни звука было не слышно. Да если бы и «да», тогда что? Не факт, что он бы тогда сдержался и не вошёл.
И тогда под хвост этому самому коту всё лечение-мучение. А Лео до чертиков в глазах хотел, чтобы у Алана все было хорошо. И да, он в это верил. Потому что самому ему, как это ни странно, лечение помогло. Он понял это не сразу, а спустя некоторое время, когда, проснувшись однажды утром и собираясь впопыхах на консультацию, вдруг понял, что сегодня всё не так. Впервые за последние, пожалуй, полтора года, у него было светло и легко на душе. Словно он перевернул невидимую страницу, а вернее сказать, она сама перевернулась без его ведома.
Дверь в прошлое захлопнулась и закрылась на замок. А он сам, вместо того, чтобы тыкаться в эту дверь и придирчиво изучать на ней каждую царапину, просто повернулся к ней спиной и посмотрел вперёд. Там не было ничего плохого. Там было много прохладного воздуха и светло до самого горизонта. Только одного там пока не хватало для полного равновесия. И оно, это «одно» сегодня вечером опять глухо рыдало (или может быть, ему это уже казалось)?
Во всяком случае, заснул Лео с легким беспокойством в душе, что не помешало ему, однако, погрузиться в глубокий, без сновидений, омут. И вынырнуть из него посреди ночи с бешено колотящимся сердцем и ощущением неправильности происходящего. И, одновременно, такой правильности, что просто мозги навылет.
Его обнимали вокруг талии крепкие руки, а спина горела из-за того, что к ней прижималось каждой клеточкой, каждым квадратным сантиметриком знакомое горячее тело. Любимое тело. И внизу любимого живота тоже любимая жесткая упругая гладкая красота. Упирается прямо в то место, где ягодица переходит в бедро, и это заводит так сильно, что перехватывает дыхание…