Текст книги "То, что меня не убьёт...-1"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

– Сказать по правде, друзья мои, погасить его намного труднее, чем зажечь, хотя бы потому, что он мне очень нравится, и мне совсем не хочется этого делать, но… дисциплина прежде всего! – И учитель, врождённый пирокинетик, делал приглашающий жест: – Что же вы? Пробуем, друзья мои, дерзаем!

Миль только расстраивалась – возжигание огня продвигалось у неё хуже всех в классе – но послушно принималась повышать собственную температуру, стараясь сконцентрировать её вне себя, между ладошками. Стоявший в сторонке дежурный целитель придвинулся поближе: до сегодняшнего дня наследнице Владаров вполне успешно удавалось прогреться до критических величин – но вот сбивать затем температуру до нормальных значений приходилось ему.

Ученики стояли посередине аудитории, выстроившись по кругу редкой цепочкой, лицом наружу – во избежание ожогов в случае удачи. За их спинами, в центре круга, прохаживались, бдительно следя за успехами, педагог и пара целителей. В первом, втором и даже ещё в третьем семестре особых достижений никто от студентов не ждал, но старшие всё-таки были начеку, и через каждые пять шагов по краям арены красовались огнетушители и аптечки, а ученики и педагоги непременно облачались в длинные жаростойкие мантии с капюшонами.

Да, вот уже три семестра Миль с глупым видом (по крайней мере, ей так казалось, а одноклассники не спешили её разубеждать) пыжилась изо всех силёнок, краснела и потела – но ни разу не запалила хотя бы дохленький дымок. Завтра – итоговая сессия по пирокинезу, это последняя консультация профессора. И уже нет смысла разубеждать себя – всем остальным и так давно это ясно – что бесполезно продолжать попытки…

Единственное, что у неё получилось – короткий стишок:

 
Огня лепесток я заставлю цвести,
И взгляд от него не могу отвести —
Он плавно танцует, колышась слегка,
И радует взор, как полёт мотылька…
 

Но стихи ничуть не помогли ей в возжигании Пламени, хотя и очень походили на классическое заклинание… Чего-то недоставало или что-то она делала не так…

Слева и справа от Миль с небольшим интервалом раздались соответственно возглас и радостный писк, запахло дымом: соседям удалось в первом случае поджечь, а во втором – заставить тлеть бумажные заготовки. Зачёт этим двоим обеспечен.

Покосившись на возбуждённо подпрыгивавших одноклассников, Миль уставилась на пространство между своими растопыренными ладошками, покачала их: воздух между ладонями слегка пружинил, ладони отталкивали одна другую… Да, потенциал в руках имеется – но это целительский потенциал. Миль почти видела напряжение, разводившее её руки в стороны. Если бы между ними сейчас находился пациент, руки заскользили бы вдоль его полей, отыскивая провалы и выпирания, выправляя неправильности…

В груди затеплело, на лбу выступил пот, по пальцам разбежалось покалывание, ритм дыхания сбился, Миль перестала слышать голоса за спиной. Прикрыла глаза… Так и видела: меж ладоней висит бело-серебристый шар, упругий, горячий, послушный… Открыв глаза, удивилась: шар действительно был! Еле заметный, но вполне ощутимый, размером с крупный апельсин. Неудобный размер.

Она слегка сжала полусогнутые ладони, сминая шар, как снежок, и он неохотно съёжился до размеров куриного яйца, стал заметнее, горячее… Теперь он помещался в клетке между пальцев одной руки. «Хороший мой, – погладила его пальчиком Миль. Почти погладила – он всё-таки отталкивал, не давался. – Красивый…»

Сзади кто-то деликатно покашлял. Миль замерла. Скосила наверх глаза.

– Вот так и стой, не надо ничего делать, – очень спокойно сказал профессор, нависая над ней. – Медленно разожми пальцы… Разведи ладони и выпусти его из рук.

Две большие руки появились справа и слева от ладошек Миль, дублируя её позицию. Пальцы учителя заметно подрагивали – Миль видела его поле, ловящее её шарик. Зачем, хотелось ей сказать, не надо, он же хороший, он мой!

– Да, мне тоже его жаль, – понял её профессор, – но это похоже на шаровую молнию.

«Нет, это не молния»! – хотела она возразить, но, ясное дело, не могла.

– Похоже, говорю, – голос его стал напряжённым, – но я не уверен. А молнии очень нестабильны и очень опасны! Как ты его удерживала?!.. Короче, сейчас ты присядь и откатись в сторону, поняла? И беги отсюда! К выходу! Давай!

Миль выскользнула из-под его рук, отскочила в сторону… и оглянулась.

Профессор оттолкнул висящий перед ним шар, придав ему ускорение, и прыгнул на зазевавшуюся ученицу, повалив её на каменный пол арены. Его тяжёлое тело навалилось сверху, а потом пол дрогнул, что-то грохнуло, профессор зашевелился, и Миль смогла сесть.

В воздухе клубилась густая пыль и пахло озоном и гарью. Нормально пахло, в общем. Для этой аудитории – вполне нормально.

Пыль ещё не успела осесть, а в круглое помещение, ступенями уходящее к потолку, уже набился народ: кто-то занимался делом, помогая прийти в себя профессору и ученице, кто-то пытался навести порядок, очистить воздух и убрать мусор, а прочие просто глазели и галдели. Вокруг Миль, которая совсем не пострадала, только испачкалась в пыли, столпились одноклассники, задавали какие-то бессмысленные вопросы.

Профессору повезло меньше, возле него хлопотали целители, но он отмахивался:

– Цел я, всё в порядке, отстаньте!

– Этого вы не можете утверждать, профессор! Я настаиваю, чтобы вы оба немедленно отправились в лазарет – и не своим ходом! И не смейте со мной спорить!

В общем, оба действительно вскоре оказались в лазарете. И обоих, осмотрев, вскоре же и отпустили.

Не получилось у Миль возжечь огонь. И зачёта по пирокинезу она не получила.

* * *

У неё как-то вообще всё получалось не так, как следовало. Приученная бабушкой таить свои особенности от окружающих, она усвоила этот навык, как инстинкт, и таилась ото всех – включая родственников – до последнего, пока обстоятельства не заставляли приоткрыться. И даже тогда делала всё, чтобы сгладить впечатление, свести его на нет. В основном ей это удавалось. Единственное, в чём можно было не сдерживаться – школьная программа. Здесь все проходили её ускоренно – по сравнению с нормальными сверстниками, конечно – поэтому большинство управлялось с полным курсом и, не задерживаясь, двигалось дальше – чтобы к 17–18 годам стать вровень со взрослыми ведами и самим заботиться о себе, решая, станут ли они жить как обычные горожане, вписавшись в человеческое общество, устроившись на какую-нибудь работу, службу, обретя счастье в простых человеческих радостях – семья, дом, дети, работа… Либо всё то же самое – среди своих, где не нужно прятаться, можно открыто пользоваться всем, чем наградила природа, жить на охраняемой, безопасной территории, но тогда придётся нести часть общей ноши – участвовать в Игре.

Игра… Необходимость её, как поведали на уроках, диктовалась многими причинами, среди которых немаловажная роль отводилась выявлению сильнейшего, как и говорила бабуля. Победителем стать было мало того, что почётно – так ему ещё и принадлежало право выбора: он мог забрать с собой, в свой клан, пожизненно или на время, любого из побеждённых – да хоть всех, если одолеет их лично. Ещё он мог требовать себе брачного

партнёра из проигравшего клана… И если игрока-неудачника можно было потом попытаться выкупить, обменять, отыграть, то невеста или жених оставались в чужом клане навсегда. Порой судьба подшучивала над Победителем (или Победительницей) – затребованный партнёр оказывался с ним в близком родстве – и, как Победитель ни кусал локти, а тот также получал право выбора: инцеста не одобряли никогда. В редких браках изменённых и нормальных дети частенько рождались без намёка на Дар. При невысокой рождаемости среди изменённых влюблённым случалось обнаружить, что они двоюродные брат и сестра… или дядя и племянница… Поэтому так тщательно велись родословные. По которым Игхар, к примеру, мог считаться допустимой партией для Миль. И даже Ксанд – мог. Несмотря на возраст.

Узнав об этом на уроке генеалогии, Миль сперва похлопала глазами, потом прыснула, пофыркала носом – и прочно о том забыла. Даже если не считать, что Ксанд ей почти родной дед, она ведь моложе него на… ого, на шестьдесят семь лет!

Преподаватель молча посмотрел, как она забавляется, но ничего не сказал. В конце-то концов, девочке всего двенадцать, пусть пока веселится…

Да, ей исполнилось двенадцать, шёл к концу второй год обучения в Лицее, и конец четвёртого семестра не обещал неприятностей – можно было радоваться в предвкушении лета, солнца, зелени… Особенно согревало, что скоро предстоит вынырнуть из этого плотного потока дней, наполненных бесконечной учёбой и вечной толчеёй вокруг. Если разобраться, то больше всего напрягала не учёба даже, а именно необходимость постоянно жить в такой вот скученности. Но дед в прошлые каникулы внятно растолковал, почему это необходимо ей, Миль, как никому другому: под постоянным давлением чужих полей её Дар упражняется в самосдерживании и укрепляется, делая девочку всё сильнее и повышая общую сопротивляемость организма и личности… Накрутил, короче. Миль понимала, что всё правильно, но как же она устала всё время сдерживаться и сопротивляться…

Однако самое противное, что дед, как обычно, оказался полностью и бесповоротно прав! Трудно было не признать это: ведь теперь она спокойно могла находиться возле него! Ну… почти спокойно. Некоторые усилия прикладывать приходилось – но то были сущие пустяки по сравнению с тем, как её плющило рядом с ним прежде. Ныне Миль просто всегда знала, где Ксанд находится – близко или далеко, справа или слева, впереди или за спиной… В некоторых пределах, разумеется. Это было даже удобно, когда хотелось, например, залезть туда, куда запрещали, либо спрятаться так, чтобы точно не нашли! Более того, прятаться приходилось всё чаще: то ли пытаясь женить сына, то ли ещё почему, но Ксанд устраивал приёмы и балы столь часто, что Миль, приезжая домой на каникулы, непременно попадала на эти мероприятия, надоевшие вконец и воспринимавшиеся уже не праздниками, а только и именно как нудная обязаловка.

Скучая на таком приёме рядом с дядей – а иной раз, когда тот по делам отсутствовал, рядом с дедом – Миль в полной мере сочувствовала Юрию, прожившему в подобной атмосфере двенадцать лет. Хорошо ещё, что, учитывая неразговорчивость наследницы Владаров и её нежный возраст, Миль не заставляли развлекать гостей, как то полагалось хозяйке. Но всю официальную часть и начало танцев приходилось высиживать на видном месте, демонстрируя хорошие манеры и правильную осанку.

В последнее время программы праздников сильно изменились, на них стали привозить детей и подростков, и у Миль осталось меньше поводов отказаться от приглашения на танец или участия в играх. Появились новые лица – кланы Аххар и Грай не преминули припомнить Владару обещанное приглашение, и Миль, встречая гостей, поёживалась под откровенно изучающими взглядами родственников, улыбалась, кивала, прямо-таки по ходу дела ощущая, как стремительно нарастает, твердея, её защитная скорлупа, отражая вольные и невольные атаки родственных чувств…

Так что каждый такой «праздник» становился очередным тренингом по выживанию среди своих. И ученицей Миль была хорошей. Настолько, что порой дядя и дед не могли найти её вовсе – и бал проходил-таки без неё. Потом, разумеется, следовал неприятный разговор с неприятными последствиями… но, стоило в доме запахнуть торжеством – и, улучив момент, наследница надёжно растворялась в путанице залов, переходов и гостевых покоев… И даже старший Хозяин Дома со всем своим приоритетом приказов не мог её отыскать – Миль удалось наладить с Домом какие-то свои отношения, и тот, не отказывая Хозяину в подчинении, всё-таки не выдавал ему девчонку.

Юрий, будучи немножко в курсе этих её отношений, тоже не сдавал племянницу отцу, поэтому, если Ксанду было необходимо заполучить внучку на приём, он принимал меры заранее: запиской, через зеркало, через персонал – либо вызывал её к себе и оповещал, что такого-то во столько-то ей надлежит быть дома в качестве хозяйки бала… и всё, после этого Миль уже не смела заявить, что её не предупреждали. Подвести деда, банально его обманув, Миль не могла, и, таким образом, на большинстве мероприятий присутствовать ей всё же пришлось.

И вот семестр окончен. Ученики разъезжаются по домам. Устроившись на заднем сиденьи дедовой машины, Миль откинулась на спинку и приготовилась к небольшому, но неприятному путешествию – любая поездка по-прежнему вызывала тошноту – и тут водитель обернулся и протянул ей конверт. О-о… опять?! Это то, что я думаю?!

Услышав её стон, водитель улыбнулся и сказал, не оборачиваясь:

– Ваш дед просил уведомить вас, госпожа хиз-Владар, что бал состоится завтра в семь вечера.

Миль затолкала конверт в карман, непочтительно смяв его. Отвертеться не выйдет.

Прочесть придётся, конечно, но, раз устное уведомление получено, то можно сделать это и потом, а во время езды читать вредно – и усиливает тошноту. Проверено.

Водитель плавненько притормозил у парадного, вышел, собираясь помочь Миль покинуть салон, однако не успел – дверцу распахнул Юрий. Подав руку, дядя извлёк племянницу на свежий воздух, чмокнул в бледную щечку и повёл в дом, сообщив по пути, что намечается очередное увеселение и чтобы она не вздумала оное пропустить:

– Не горюй, веселиться будем, на этот раз, вместе – отец и меня предупредил, причём, за две недели. А сегодня утром напомнил ещё раз – и обязал проследить, чтобы тебя не угораздило потеряться перед праздником. Там тебе прислали кое-что на выбор, займись…

Да, похоже, дед настроен серьёзно – три извещения подряд… И – Миль присвистнула, входя в свои покои – он действительно чем-то озабочен: гостиная напоминала филиал модного салона и ювелирного магазина одновременно.

Едва успев снять лицейское облачение, Миль услышала стук в дверь и, набросив халатик, поспешила открыть. За дверью обнаружился незнакомый вед, полноватый, пожилой и доброжелательный, в неброском и неновом, но очень хорошо пошитом светлом летнем костюме, туфлях в тон, и обременённый небольшим саквояжем. Сверкнув наметившейся лысинкой, мужчина поклонился и представился:

– Нефёдов, Павел Дмитриевич, портной. Ваш дедушка, барышня, просил меня заглянуть к вам и помочь подготовить наряд к завтрашнему вечеру. Вы уже определились с платьем?

«Нет», – развела руками Миль. Когда бы она успела.

– Так, барышня, вы мне только укажите, какая ткань вам понравилась и какой фасон предпочитаете, а я уж не задержу вас надолго…

Зачем деду понадобилось озабочиваться новым нарядом – их и так полно в гардеробе…

Но ткани были предоставлены – и ткани отличные… просто глаза разбегаются.

Портной понимающе улыбнулся:

– Позвольте вам помочь? – Миль кивнула, и он, отставив в сторонку саквояж, соединил перед собой ладони и попросил: – Будьте любезны повернуться… ещё разок… Так-с, ну, оч-чень хорошо. Предпочитаете лёгкие ткани? Во-от этот цвет, я думаю. А? – он откинул в сторону край ткани с рулона, приложил его к плечу Миль и продолжил ворковать: – Да, несомненно, глазки сразу заиграют, и ваши чудные волосы будут так замечательно оттенены… Как вам, нравится? Вырез при вашей шейке сделаем вот такой формы… И к этому цвету – вон то колье. Или хотите кулончик? Ушки у вас не проколоты? Жаль, жаль… Что ж… Причёску украсим этой диадемкой… И тогда на платье – вот это шитьё…

Миль покорно поворачивалась влево и вправо, поднимала и опускала руки, кивала и отказывалась… И даже не заметила, как на манекене возник набросок длинного, в пол, бального платья, обрёл форму… блеск… В какой-то момент портной махнул рукой, отпуская её, и сел за машинку. Осторожно попятившись, Миль скрылась в спальне, оттуда перебралась в ванную… потом к туалетному столику… Где-то между сушкой волос и расчёсыванием она уловила присутствие деда, а когда выглянула в гостиную, то Павел Дмитриевич как раз складывал свой инструмент в саквояж, рядом стоял одетый по-домашнему Ксанд и душевно благодарил его.

Портной довольно улыбался и благосклонно кивал. Платье висело на манекене… Миль ахнула. Это было действительно Бальное Платье… И ведь сшитое практически без примерок! Миль откуда-то знала, что оно придётся ей впору, никакие перекосы и дефекты просто невозможны!

Мужчины обернулись.

– А вот и барышня! – Павел Дмитриевич опять сложил ладони вместе. – Что ж, желаете примерить?

Надпись проплыла между ним и «барышней»:

" Очень желаю – но боюсь примять или испачкать. Что-то мне подсказывает, что этот шедевр нет нужды примерять – его следует сразу надевать и отправляться на бал. Спасибо! Вы кудесник!»

Портной прочёл – и расцвёл, лысинка при поклоне засияла ярче:

– Радость клиентки – лучшая благодарность мастеру! А теперь позвольте откланяться.

– Жду вас на бал, Павел Дмитриевич.

Закрыв за ним дверь, Ксанд, заложив руки за спину, обошёл манекен с платьем, повернулся к внучке и осведомился:

– Ну-с? А меня поблагодарят? Или не угодил?

Показалось или в его голосе тень вины? Миль насторожилась.

Пожала плечами и ответила, высветив надпись на зеркале:

" Спасибо. И за прекрасное платье. И за целых три приглашения на бал», – не утерпела, чтобы не съехидничать.

– Всего три? – удивился Ксанд. – Я вообще-то просил передать его каждого, кто тебя встретит. Письменного ты, надо думать, не прочла?

Миль развела ладошками, растягивая между ними ответ:

" А надо было?»

Ксанд повёл рукой в сторону кресел:

– Давай присядем. Я отлично знаю, девочка, что ты не любишь балы, но я просто вынужден обеспечивать твоё присутствие на них. Если ты ещё не догадалась, то поясню, почему: все кланы, заинтересованные в том, чтобы ты принадлежала им, расценивают тебя как возможную невесту и надеются, что ты выберешь кого-то из их сыновей – это только одна из причин. Вторая – твои родные хотят видеть, что ты живёшь в подходящих условиях, которые я и стараюсь тебе обеспечивать. И они очень надеются, что рано или поздно я не сумею этого сделать.

«Ну, до сих пор ты неплохо справлялся, не так ли?» – когда Миль не озорничала, слова появлялись прямо перед собеседником.

Ксанд улыбнулся, изобразил полупоклон:

– Благодарю. Надеюсь, это так.

" А я надеюсь, что всё так и останется.»

– Кланы Аххар и Грай не раз настаивали, чтобы ты пожила у них на каникулах.

Миль подскочила в кресле:

" Никуда не хочу! – строчки прямо-таки пламенели. – Я что – мячик, перекидывать меня туда-сюда?! Только-только всё как-то утряслось.»

Лицо её вдруг скривилось:

" Я с дядей хочу… ну сколько можно…» – надпись дёргалась, мигала.

Ксанд успокаивающе поднял руки:

– Тихо, девочка, тихо. Я так и объяснил – и целители меня поддержали. Я напомнил твоим родственникам, что обещал не препятствовать им навещать тебя или приглашать погостить. От приглашений ты, как я понимаю, отказываешься? Ну вот, а навещать тебя они могут сколько угодно… что они и делают.

Миль покачала головой:

" Надо было сразу мне всё объяснить, Ксанд. Я бы не стала…»

Она смешалась, не зная, как продолжить.

– Не стала бы отлынивать от встреч с любящими родственниками? – с улыбкой подсказал Ксанд. – Забудь. Договоримся, что отныне ты этого делать не станешь – и всё.

" Не стану», – мрачно пообещала Миль.

– Вот и зам-ме-чат-тельно… – задумчиво протянул Ксанд, глядя на новое платье, покусал губу…

Миль склонила голову набок – определённо это было ещё не всё.

Почувствовав, что за ним наблюдают, Ксанд поднял взгляд на девочку и несколько

секунд смотрел ей в глаза, что-то обдумывая. Наконец решился:

– Ты помнишь, что у тебя ещё один дед?

Миль кивнула.

– С тех пор, как ты появилась в этом городе и попала в поле моего зрения, я чувствую, что к тебе проявляет интерес кто-то ещё. Но этот «кто-то» хорошо прятался от моего внимания. Очень хорошо, должен признать. Я думал, что… после… смерти Марийсы… он от тебя отстанет, но этого не произошло. Скажи, ты ничего такого не замечала, живя с

бабушкой?

Миль качнула головой вбок.

«Только твоё внимание».

Ксанд улыбнулся:

– Моё? Это вряд ли. Я не приближался к вам до той встречи на выставке. Ни лично, ни опосредованно.

Брови у Миль поползли вверх, на лице отразилось недоверие.

– Могу поклясться, Миль.

Она уже знала, что он может это сделать – и клятве придётся поверить, так как его клятва не оставит ему возможности солгать и остаться невредимым. Это вам не «честное пионерское».

Значит, не врёт. Он вообще не унизился бы до вранья, это уж она так, от растерянности… Но ведь были же те, в тёмных одеждах, были и чёрные щупальца намерений, и следящие заклинания, как становится ясно теперь.

«А бабушка думала, что это ты… твои посланцы и слежка… Давно, ещё когда я маленькая заболела, бредила… приходили и спрашивали. Бабушка их прогоняла, они возвращались и опять спрашивали о чём-то, непонятно.»

– Вот уроды! – Ксанд пристукнул кулаком по подлокотнику. – Ты ответила?!

«Нет. Я же не могла.»

– А они об этом не знали, – констатировал он. – Я натыкался на остатки их заклинаний… время от времени… И Мари, я чуял, нервничала…

" А если не ты – то кто это был?»

Ксанд медленно поднял на неё взгляд.

Миль вдруг поняла и прикрыла рот ладонью. Ксанд подтвердил:

– Твой дед. Горигор-хиз-Грай.

Миль долго «молчала», потом спросила:

" А зачем он это делал?»

– Делает, – поправил Ксанд. – Его интерес не стал меньше. Более того – он запросил Визу на посещение своей внучки. Я желал бы ему отказать. Но я ведь дал слово. Короче, завтра он приезжает. Я хотел, чтобы ты была в курсе.

Миль кивнула:

«Спасибо. Но ты не ответил – зачем он это делает? Он может забрать меня?»

Ксанд приподнял бровь:

– Мог бы. Если бы не было других прямых родственников.

«Тебя и Юрия?» – уточнила Миль.

– Юрия. Я лишь его отец. Юридически я могу быть твоим опекуном. Но Юрик – твой родной дядя по крови. А Гор – отец твоей матери и после Юрки тебе ближе всех.

Миль поёжилась:

" Как-то не хочется это признавать. И ты опять не ответил.»

– Почему же не ответить… Выявив, кто так настойчиво тобой интересуется, я, в свою очередь, навёл справки о Горигоре. И выяснилась одна любопытная вещь… – Ксанд улыбнулся криво и невесело и взглянул на девочку. – Как тебе известно, он женат. И дети у него есть. Но все его дети от того брака – нормальны. А он, хотя и пришёл со стороны, претендует ни много ни мало – на пост Главы Клана. И вот, чтобы подтвердить, что не его вина в рождении бездарных детей, и сменить жену, ему нужен хотя бы один одарённый потомок, каковым ты и являешься.

«Похоже, Бог-то всё-таки есть,» – не удержалась от замечания Миль.

Ксанд, прочтя, хмыкнул. Поднялся:

– Ну, если тебя это утешает, можешь позлорадствовать.

Он уже взялся за дверную ручку, но полотно двери пересекла надпись:

" А могу я вообще отказаться выходить замуж – чтобы отстали?»

– Можешь, – ответил Ксанд. – Когда вырастешь. Или можешь выйти замуж формально – уже сейчас. Тогда все заботы о тебе лягут на твоего мужа или его родню, если он окажется слишком молод. А фактически станешь женой по достижении совершеннолетия – либо разведёшься. Но там уже есть другие нюансы…

У Миль голова пошла кругом.

" Чего-чего? – возмутилась она… и тут же сдержалась. Ксанд ведь не из прихоти это говорит. – И что, больше никакого выхода у меня нет?»

Ксанд постоял, посмотрел на неё с сочувствием.

– Не надо так расстраиваться, внучка. Я ведь пока жив и твоими заботами здоров, не так ли? А со мной справиться им будет, смею надеяться, совсем непросто. Ужинать придёшь?

Миль пожала плечами. В момент угнетённого настроения аппетит у неё обычно пропадал напрочь…

– И что – ты вот так запросто позволишь ему влиять на тебя? Он ещё не приехал, а ты уже есть не можешь?

…а вот от злости – напротив, разыгрывался.

– Значит, придёшь, – правильно понял её гримасу Ксанд. – Вот и хорошо.

Ужин прошёл невесело, каждый молча ковырялся в своей тарелке. Миль оценила старания деда накормить её: они ужинали по-семейному, в малой столовой, за небольшим столом, сидя напротив друг друга и самостоятельно управляясь с блюдами – Ксанд действительно делал всё, чтобы девочка чувствовала себя комфортно, а та не любила церемонных трапезных и присутствия прислуги.

Да, дом всегда был полон народу. Издержки высокого положения, как объяснил Ксанд. Поначалу его это тоже напрягало… Только было это о-о-чень давно, пятьдесят девять лет тому. Теперь желание людей служить ему и его семье он принимал как должное. Тем более, что желание это было искренним и добровольным, люди даже конкурировали за такую возможность…

Так что Миль, раз уж пришла, ела как следует.

Степенно стучали большие напольные часы, слегка позвякивали приборы, издалека, со стороны кухни, слышались приглушённые расстоянием голоса и смех людей: Клан готовился к предстоящему балу.

Но Миль, похоже, ничего не слышала; сидя с отсутствующим видом, она механически поглощала пищу, вряд ли замечая, что ест, смотрела куда-то в сторону, и в глазах её мелькало порою оч-чень нехорошее выражение… В сочетании с прикушенной вилкой это смотрелось довольно зловеще.

Юрий выглядел ненамного веселее. И почти ничего не ел – ведь он ничего не обещал отцу.

Ксанд смотрел на них весь вечер, потом сказал:

– Глядя на вас, можно подумать, ребятки, что завтра вам предстоит не бал, а порка на площади.

– Ты не далёк от истины, отец, – отозвался Юрий. – Опять толпы озабоченных девиц с голодным блеском в глазах… Я всё время опасаюсь, что кто-нибудь из них меня покусает.

– Я бы сам тебя покусал! …Если бы это помогло.

– Отец, я видел всех возможных невест. Если бы кто-то мне приглянулся, ты бы узнал об этом первым. Может, уже хватит выставлять меня на всеобщее обозрение, как товар на витрину?

– На меня давят Старейшины родов.

– Сочувствую. Мы ведь это не раз обсуждали, отец. При всём моём к тебе уважении – я не женюсь ни на одной из их самочек. Меня не тянет даже просто их обрюхатить. Ты знаешь, что с прошлого бала я запираюсь, входя в свои покои? – Он хохотнул. – Ночью ко мне кто-то ломился, представляешь? Завтра я намерен запереть свою дверь, уходя на бал. Во избежание чьих-то нездоровых фантазий. Не только ключом, но и заклинанием. Если кто-нибудь пострадает – я предупреждал.

Ксанд усмехнулся и качнул головой:

– У меня уже спрашивали, не предпочитаешь ли ты мальчиков.

– Серьёзно?

– Увы.

Оба рассмеялись. Тема действительно обсуждалась не раз.

– Пусть спросят у меня лично. Я всегда готов дать пояснения.

Ксанд небрежно взмахнул рукой:

– Не вызывать же мне его не дуэль. Но на завтрашнем балу не будет того, кто спросил, как и никого из его рода.

– Спасибо, воздух будет свежее.

" Вряд ли, если приедет Горигор-хиз-Грай».

Чёрная, как сажа, надпись повисла над столом.

Юрий присвистнул и вопрошающе взглянул на отца. Тот кивнул, разведя руками:

– Я как раз собирался рассказать тебе.

Юрий посерьёзнел.

– Усилим охрану?

– Не более, чем всегда.

– Ты ему так веришь?

– Не более, чем всегда. Он ничего не сможет – с миссией по Визе.

Миль понимающе кивнула: на уроках Права они проходили, что Виза – это круто, почти так же, как клятва, оформляется с использованием крови, предоставленной получателем добровольно. Гость с Визой должен быть очень осторожен в поступках и намерениях, а хозяева – в выражении недоверия гостю: Виза, как всякое охранное заклятие, активизируется при любом намёке на опасность оберегаемому и способна остановить злодея в очень краткий миг. Именно остановить, а не просто убить, потому что навредить можно как действием, так и бездействием, а также собственной смертью… А вот после разрешения ситуации в пользу хозяина гостя с полным основанием дозволялось и убить, что Виза, при необходимости, проделывала безупречно.

Юрий слегка расслабился и проворчал:

– Надеюсь, он составил завещание…

– А я надеюсь, что до этого не дойдёт. Нашему роду ни к чему война накануне Игры. И вообще – ни к чему. Ну, птенчики, доброй ночи.

Юрий, несмотря на возраст, не упускал возможности проявить нежность к отцу – наклонился и поцеловал, пусть и на ходу. Миль отделалась книксеном. Ну не могла она без крайних причин приближаться к деду.

А Ксанд засиделся в задумчивости. И только деликатное покашливание за спиной

вернуло его к реальности.

– Можно убирать?

– Да, Саша, спасибо, – Ксанд встал, бросил на стол салфетку.

– Рад служить своему роду, Ксанд.

Оба раскланялись с искренней симпатией. В столовой зазвенела убираемая посуда – и слегка зазвенел от бытовых заклинаний воздух. Но ещё долго после того, как люди разошлись по комнатам, и в доме всё стихло, в кабинете Владара горел свет.

Потушив везде свет, Миль улеглась в постель и долго ворочалась, честно стараясь ни о чём не думать. В свете последних новостей это было непросто, но, наверное, в конце концов удалось, потому что всё тело сковала тяжёлая неподвижность – ни рукой шевельнуть, ни ногой… Глаза, однако, не смыкались… Или это уже снилось – темнота в спальне стала заметно гуще, особенно по углам, в ней мерещилось… или действительно наблюдалось нехорошее шевеление.

Миль вытаращила глаза: шевеление стало сползаться в центр, формируясь в куцую и мохнатую человекоподобную фигуру, там, где должна быть голова, вспыхнули два ярко светящихся глаза, фигура бесшумно приблизилась, гоня перед собой волну страха, сдавившего грудь, заморозившего губы… Страх был таков, что мог остановить испуганно замершее сердце…

…Если бы не впечатление чего-то очень знакомого. Губы он ей сковал, надо же – усмехнулась Миль и ехидно подумала:

" А железякой если по лбу? – и мстительно добавила: – Холодной. "

Мохнатый ужастик растерянно остановился, страх отступил и пропал вовсе. Прошла и скованность.

– Чего сразу железякой-то… – обиженно проворчал утробный, глухой голос. – Не по правилам это…

" А пугать по правилам? Зачем такой ужас нагнал? Сердце же чуть не остановилось.»

– А вот это – по правилам, – сердито пробурчал голос. И осторожно спросил: – Правда что ли – напугал?

" Ещё как! А померла бы если? "

Светящиеся глаза мигнули и сощурились. Голос довольно смягчился:

– Эт да, могло быть… Ну, давай спрашивай.

«Чего спрашивать?»

– Чего-чего… – опять осерчал голос из глубин мохнатой кучи. – Как положено: к худу иль к добру. Ещё учить тебя?!

" А чего спрашивать-то… – вздохнула Миль. – Сама знаю, что ничего хорошего завтра меня не ждёт… И вообще не ждёт. Ой, судьбинушка, доля горькая, сиротская… Всяк обидеть норовит… Даже ты вон… "

Тот засопел, закряхтел. Мигнул глазищами. Проскрипел виновато:

– А я что… я ничего…

" Ну да – работа такая. " Миль улыбнулась в подушку.

– Ага! – обрадовался мохнатый. – Понимаешь ведь! "

" Понимаю, – опять вздохнула Миль. – Я-то всё понимаю. Помочь не поможешь, а вот как напугать бедного ребёнка – это пожалуйста. А я чуть не описалась.»