Текст книги "То, что меня не убьёт...-1"

Автор книги: Карри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Первый бал

Лестницы, ведущие вниз, хороши тем, что по ним совершенно необходимо сбегать вприпрыжку, а ещё лучше – съезжать по перилам. Эта лестница была как раз, какой надо: широкая, витая, с толстыми гладкими перилами. Как не съехать. Миль и съехала, придерживая подол. Набрала немалую скорость, приготовилась финишировать на площадке перед лестницей, выехала из поворота… и увидела внизу целую толпу незнакомых людей, смотревших прямо на неё.

Ой-ёй-ёй… Как неудобно. Вот Ксанд рассердится…

Соскакивать прежде времени было бы нетехнично, и Миль решительно доехала до конца. Правда, притормозить, чтобы приземлиться поизящнее, времени не оставалось, к тому же прямо на финише кто-то стоял… И тут этот кто-то быстро обернулся, поймал девочку в полёте, поставил её рядом с собой и… поклонился. Миль не оставалось ничего другого, кроме как ответить книксеном.

В толпе послышался смех и раздались аплодисменты, будто им показали отрепетированный заранее номер. Вставая, Миль подняла голову к спасителю – дядя, улыбаясь, подал ей руку.

Аплодисменты стихли, и голос Ксанда, стоявшего у противоположной стены гостиной, погасил остатки шума:

– Очаровательно. Господа, представляю вам мою двоюродную внучку и племянницу моего сына: Миль-хиз-Грай-хиз-Аххар-хиз-Владар. В миру – Мила Ратникова, прошу любить и жаловать. А все эти люди, внучка, (в той или иной степени твои) твои более или менее родственники: клан Владаров.

Миль опять присела в реверансе. Каждый присутствующий в ответ вежливо поклонился.

– Что ж, пора ужинать. Прошу всех к столу.

В дальней стене распахнулись высокие створки, и толпа под негромкую музыку потекла в открывшийся широкий проём.

Что за странная склонность к избыточности, думала Миль, ведомая дядей к столу. Ксанд занял место во главе стола, на другом от неё конце – старательно держал дистанцию. Остальные стали усаживаться по обе стороны длиннющего сервированного стола. Миль посадили рядом с Юрием, точно напротив Ксанда.

«Ну, если у него такая большая семья, то размеры дома и ширина проёмов понятны. И высота потолков объяснима – народу нужен воздух. Но зачем всё-таки такие высокие двери? Или раньше среди Владаров рождались великаны? Тогда они и меняли лампочки!» – представив себе великанов за этим занятием, она тихонько фыркнула. Юрий и сидящие рядом покосились на неё. Сделав серьёзное лицо, она прислушалась к речи: Ксанд вещал о чём-то. В почтительной тишине отчётливо раздалось громкое бурчание желудка Миль. Ксанд услышал и сказал:

– Прошу прощенья? – и не выдержал, усмехнулся. – Виноват, господа. Устами… в данном случае – желудком ребёнка глаголет истина. Проблемы обсудим позже. Ваше здоровье, родичи!

И, взяв бокал, поднял его, а потом и отпил. Только тогда клан приступил к еде. На Миль поглядывали с улыбками. Не то чтоб это очень мешало ей есть, но могли бы так не пялиться.

– Не обращай внимания, ешь, пока горячее, – Юрий пододвинул к ней тарелку с чем-то овощным. – И прости меня, мне следовало подумать заранее о небольшом полднике для тебя.

«И ещё о блокноте», – сердито подумала Миль. Даже на той дурацкой базе ей перво-наперво сразу принесли блокнот! Как же неудобно быть немой среди недогадливых! А ещё опекун! Но досада не отбивала ей аппетита. Да много ли можно съесть, даже при хорошей кухне? Скоро Миль была уже сыта и с сожалением смотрела на оставшееся изобилие, не в состоянии проглотить больше ни крошки. Остальные, видимо, не столь проголодавшиеся, ели неторопливо, явно продлевая удовольствие, негромко вели приятные беседы. И ужин, похоже, обещал затянуться.

Вот что прикажете делать – сидеть и смотреть на чужие лица?

– А ещё десерт будет, – сдерживая улыбку, подлил масла в огонь Юрий. – И танцы.

Миль дёрнулась встать, но Юрий удержал:

– Ку-уда? Если ты сейчас вскочишь – поднимется весь стол. Ты – хозяйка вечера, сиди и мило улыбайся. Вечер устроен в твою честь, так что терпи, хиз-Владар.

В самом деле, вспомнила Миль, кавалеры встают, если дама поднимается. Можно, конечно, извиниться и выйти на несколько минут… Только если не ты хозяйка дома. И если ты можешь извиниться вслух. Вот же блин!

– Кстати, ты очень эффектно появилась, – Юрий уже не таил улыбку. – Я впечатлён. Мне как-то не приходило в голову так использовать перила. Обязательно надо попробовать.

Издевается, решила Миль. Но подумав, поняла: развлекает, как может. Старается сделать вечер если не приятным, то терпимым. И благодарно улыбнулась.

Ксанд наблюдал за ними со своего конца стола, поигрывая бокалом. Заметив её взгляд, отсалютовал сверкнувшим хрусталём. Миль тоже приподняла бокал. Ксанд одобрительно кивнул.

– Что хочешь на десерт – мороженое, суфле… – начал Юрий. Миль махнула рукой – всё равно.

Юрий щёлкнул пальцами – перед Миль поставили вазочку с чем-то розовым. Пахло оно привлекательно-сладко. Миль ковырнула соблазнительную массу ложечкой, с сожалением думая, что в неё больше ничего не влезет, положила в рот… И остановилась, лишь когда вазочка опустела.

– Приятно видеть, что нам нравится одно и тоже, – дядя заканчивал свою порцию. – Ну, теперь дадим доесть остальным, – он демонстративно промокнул губы салфеткой, и Миль последовала его подсказке, – и перейдём к веселью. Ты как, встать сможешь? А то нам ещё бал открывать. Да, а ты как думала? Первый танец – наш. Не робей, достаточно просто красиво выйти на середину зала.

Ксанд кивнул Юрию. Тот встал, подал руку Миль, чтобы она тоже поднялась, и объявил:

– Вечер ещё не закончен, всех желающих потанцевать прошу в бальный зал!

Стул за спиной Миль убрали, оба развернулись… Миль думала, что они все вернутся в гостиную, но нет: открылись двери в другой стене, оттуда хлынула громкая музыка – какой-то вальс – и под этот вальс Юрий ввёл племянницу в ОЧЕНЬ просторное помещение с огороженой баллюстрадой по второму этажу. Где-то высоко-высоко наверху переливались огоньками огромные хрустальные люстры, отражаясь в зеркальном полу – и это всё, что Миль смогла разглядеть прежде, чем дядя вывел её в центр зала и поклонился. Едва успев ответить медленным реверансом, Миль была подхвачена за талию и вовлечена в танец… всё вокруг замелькало…

Надо отдать ему должное – вёл он прекрасно, Миль наконец расслабилась и перестала бояться. С лица дяди некоторое время не сходило удивление – пока она не показала ему язык, и тогда он засмеялся и сказал:

– Так мне и надо, племяшка!

Вскоре вокруг закружились другие пары. А когда вальс закончился, дядя вывел племянницу из круга танцующих и усадил в сторонке:

– Не устала? Вообще-то все приличия соблюдены, теперь, если хочешь, можешь и улизнуть.

Ага, счас. Вот теперь, когда можно просто понаблюдать, не будучи мишенью для любопытных взглядов. Там, за столом, Миль почти ничего и никого не видела от неловкости, ни этих огромных букетов в напольных вазах, ни красивых дам в причудливых туалетах, ни их нарядных красавцев-кавалеров… А по всем стенам и колоннам, оказывается, непонятным образом размещены мерцающие свечи. И повсюду – зеркала, зеркала, большие и маленькие, овальные и фигурные, и такие большие, что сначала и не понять, что это тоже зеркала… пока не упрёшься. Пространство зала, и без того немалое, от этого кажется и вовсе безграничным, совершенно невозможно понять, где стены, а где – проходы между колоннами и бархатными занавесами… И сколько

в зале людей, тоже не понять, как и то, кто сейчас рядом с тобой, а кто – далеко…

Юрий ругнулся сквозь зубы, наклонился, протягивая племяннице вазочку с каким-то угощением и быстро прошептал:

– Умоляю, пригласи меня на следующий танец!

Миль удивлённо подняла к нему лицо: дядя ей приятно улыбался, делая вид, что никого и ничего, кроме неё, не видит. Миль кивнула… и тут вид зала загородило чьё-то струящееся платье. Высокий женский голос непринуждённо прощебетал:

– О, Юрий, вы не потанцуете со мной? – дама немного нервно оглянулась, и за её спиной Миль разглядела ещё несколько симпатичных молодых дам, с явной досадой на милых лицах.

– Сожалею, моя прекрасная госпожа, – слегка поклонился Юрий, – но сегодня вечером я танцую только со своей племянницей, – и с поклоном подал руку Миль. Та вручила разочарованной даме свою вазочку, приняла его руку и – делать нечего – пошла танцевать. Танец был ей незнаком (бабушка успела научить её только вальсу и танго), но она знала, что Юрий проблем не допустит. Не надо быть победительницей конкурса танцев, достаточно любить движение и попадать в ритм – остальное дело партнёра. И партнёр не подвёл. Но, поскольку с лица племянницы не сходило ожидание, объясниться ему пришлось:

– Понимаешь, племяшка, я холост, а у Владаров много незамужних дам, имеющих на меня виды, и не являющихся моими кровными родственницами. Ну, как ты не являешься прямой роднёй некоторым другим хиз-Владарам из побочных ветвей рода. А я не горю желанием жениться ни на одной из них.

«А что так?» – подняла брови Миль, следуя за ним в пируэте.

– Погоди, вот годика через четыре-пять тобой начнут интересоваться мальчики, тогда ты меня поймёшь. Кстати, я надеюсь, ты тут меня не бросишь на съедение этим озабоченным снобкам? – и, видя её незнание, пояснил: – Ну, они бы могли выйти и за хороших парней из других родов, да и из нашего тоже, так ведь? Вот, ты соображаешь. А они хотят за сына Ксанда. А я у него один. И он тоже хотел бы уже внуков… может, теперь он отстанет от меня ненадолго, раз у нас уже есть ты?… Знаю, знаю, – ответил он на её усмешку, – ты не его крови, это мы с тобой – прямые кровные родичи. Но так хочется надеяться…

Сверху, с галереи, на них доброжелательно посматривала не одна пара внимательных глаз, не исключая Ксанда. Когда, наконец, все неотложные вопросы были рассмотрены, а решения приняты, и появилось время просто посидеть и пообщаться, один из старейшин как бы вскользь заметил:

– Девочка неплохо держится. Удачное пополнение, Ксанд. Поздравляю.

Ксанд молча улыбнулся и кивнул.

– Да, – подхватил тему его сосед, – а вы обратили внимание, как быстро они с Юрием нашли общий язык? И не скажешь, что лишь вчера познакомились.

– Вчера? – возразили ему. – Суток не прошло!

– Родная кровь, что вы хотите.

– А действуют, как команда! Только взгляните, как ловко они отшивают ваших невест! – засмеялся самый молодой из старейшин. – О! Ещё один заход… спорим – опять мимо!

Все стоявшие у перил наклонились, наблюдая. Общий смех подтвердил, что пари выиграно.

Ксанд и старший из собеседников остались на месте. И старик спросил:

– Ты ещё не думал о подходящей партии для неё?

– Помилуйте, о какой партии может идти речь? Я и Юрку-то не могу уговорить жениться! А тут совсем дитя, – усмехнулся Ксанд.

– Дитя или нет, это твоя обязанность, Владар.

– Давайте не будем учить друг друга исполнять свои обязанности, хиз-Владар.

– Мои извинения, Ксанд. И тем не менее…?

– Не стоит загадывать. Пусть девочка вырастет. Кроме того, у неё в родне ещё два клана, и, если честно, их притязания на неё более чем обоснованы.

– И ты позволишь ей ускользнуть? – не отставал старик.

Ксанд откинулся в кресле, свёл кончики пальцев и сосредоточенно на них уставился. Помолчал. И, наконец, ответил:

– Не уверен, что решение будет за мной. Если припоминаете, женщины её крови всегда были весьма своенравны.

– О, я припоминаю. И я также отлично помню, чем это всегда заканчивалось!

Ксанд стремительно наклонился к собеседнику – тот от неожиданности отшатнулся – и прорычал ему в лицо:

– Вы полагаете, я забыл?! – он встал, нависая над старейшиной. – И полагаете, у кого-то есть право ковыряться в моих ранах?!

Рык его почему-то перекрыл и смех, и все голоса в зале, и громкую музыку, и шарканье ног – весь шум бала. Все замолчали, остановился оркестр. Наступила тишина. Лица запрокинулись к галерее.

Ксанд опомнился, подошёл к перилам и прижал руку к груди:

– Прошу прощения, господа. Продолжайте, пожалуйста. Оркестр! – по взмаху его руки музыка зазвучала вновь. – Танцуйте, танцуйте! Не так часто мы встречаемся – пусть же праздник продолжается!

Ксанд поклонился, после чего развернулся и покинул совет клана.

Люди внизу неуверенно вернулись к танцам и флирту, возобновился шум, послышался смех. Бал постепенно вновь набирал веселье и яркость.

И только на галерее надолго воцарилась неловкость.

Ксанд

…Юрий хохотал, сидя на высоком табурете у стойки. Миль сидела на самой стойке и болтала ногами. Оба наконец отбились от последнего приглашения на танец и смогли добраться до бара – спокойно поесть мороженого.

– О-ой… – простонал дядя. – Видела их рожи… прости, лица? Давно так не хохотал… Спасибо, племяшка. Что, ещё по порции? Нет? А я маленьким очень любил мороженое, всё никак не мог наесться. Думал, вот вырасту, буду есть его каждый день – на завтрак! На обед! И на ужин! Ну вот, вырос. И уже совсем не хочется. Так, осилю иногда порцию-другую по старой памяти. Да… Хорошо бы всё получать вовремя.

Миль к мороженому относилась спокойно, и даже одну свою порцию всё никак не могла доесть. Может, порции были рассчитаны на взрослых, недополучивших сладкого в детстве?

В бальном зале, поначалу прохладном, очень быстро стало тепло. Натанцевавшись, что называется, до упаду, люди расходились по укромным уголкам, таким, как этот бар. Миль бы охотнее вышла на улицу, да кто бы её отпустил. С трудом найдя этот пустой бар, они тут и устроили себе отдых, надеясь, что их здесь не найдут.

Когда кто-то вошёл в их полутёмное убежище, Юрий первым увидел его в зеркале и напрягся было, но тут же расслабился:

– Это ты, брат… Слава богу, а я думал – опять по мою душу.

– Мороженым злоупотребляете? – голос был юношеский.

– Да нет, так – балуемся. Присоединяйся.

– Спасибо. Сперва представь меня своей даме, – он остановился за чертой света от стойки.

– А, да, извини. Миль, позволь представить тебе нашего с тобой родственника – Игхар-хиз-Владар, старший сын младшей ветви рода. Для посторониих – Игорь Харитов. И, кстати… холост. Надеюсь, ты здесь не в поисках невесты? – пошутил Юрий.

Игхар вступил, наконец, в более освещённый участок, и Миль его рассмотрела. Тот самый парнишка, участвовавший в атаке на базу! Это он тогда караулил пленных. Она сразу бросила заинтересованный взгляд на его руки, но он держал их в карманах. Впрочем, кланяясь, он их из карманов вынул. Миль вежливо кивнула, не собираясь покидать удобную позицию на стойке.

– Почему бы и нет? – глядя на Миль, ответил он Юрию. Юрий тут же поперхнулся мороженым.

Игхар заботливо наподдал ему по спине:

– Успокойся, брат. Но в следующий раз шути аккуратнее. А то ведь я могу и посвататься.

Вот именно, ткнула Миль пальцем в сторону дяди, соглашаясь: поаккуратнее бы!

– Прости, племянница, что-то я расслабился. И про «четыре-пять лет» я тоже… промахнулся.

– Ну, раз замуж звать вас ещё не время, – сказал Игхар, – то как насчёт танца?

Вообще-то Миль уже натанцевалась. Но на один танец ещё была способна.

– Э, нет, брат, – воспротивился дядя. – Миль – моя дама на весь вечер. Понимаешь, если я останусь без её прикрытия, то мне сегодня точно несдобровать.

– Да, я видел, бедные девицы до сих пор рыдают от разочарования. Жестоко.

– Спасибо, мы старались.

– Миль, а вы уже определились с учёбой? – с интересом спросил мальчик.

Миль подняла брови – и здесь учёба? Дядя счёл нужным оправдаться:

– Брат, её ещё и целители не осматривали. Ну, так получилось, – развёл он руками в ответ на его неодобрение. – Времени не было. Сперва ей дали выспаться с дороги, а тут уже и народ съехался, пришлось спешно представлять её Клану. Вот – сидим, ждём, когда отец позовёт…

Они болтали, Миль сначала внимательно слушала. Потом заёрзала.

Ей стало неуютно. По коже сыпануло мурашками – она выпрямилась, напрягшись в нехорошем предчувствии. Сползла со стойки. И двинулась к выходу.

– Миль, ты куда? Случилось что? – Юрий в два шага догнал, заглянул сверху в лицо девочке.

И тут по всему залу поползла стужа. Миль обхватила себя за плечи… Голос Ксанда грянул, как с неба, сотрясая воздух и стены, посыпалась морозная пыль, холодом свело горло. Дышать, напомнила она себе – вдо-ох, вы-ыдох, вдо-ох…

Пламя, жаркое, высокое выросло перед мысленным взором, отсекая холод. Дыхание выровнялось. Но в груди остался острый осколок льда, он причинял боль, обжигая сердце.

Ксанд, взглянув на гостей сверху, извинился и ушёл. Вступил оркестр. Вокруг задвигались, заговорили люди. Рядом, отвернувшись к зеркалу, какая-то молодая дама, поглядывая на Юрия, торопливо подкрашивала губы. Миль шагнула к ней, отняла помаду (дама опешила, замерев в нелепой позе) и написала прямо на зеркале:

«Ему больно! Скорее!» – она требовательно смотрела на дядю снизу вверх, пока он читал. А потом махнула рукой, ожидая, что надпись исчезнет. И очень удивилась, когда этого не произошло. Юрий, приняв её взмах за команду, размазал надпись сам.

– Отец? – тихо спросил он, вытирая руку платком. – За мной.

Он шёл быстро, Миль не поспевала, и он потащил её за руку. Если бы не это, она бы точно потерялась в коридорах. И нашла бы Ксанда сама, по усиливающейся в груди боли – нашла бы. Но возможно, что и слишком поздно.

Боль была невыносимой. Миль запнулась. Юрий легко поднял её и побежал.

В покои Ксанда он вломился без стука – Ксанд вскинул голову и уставился на них.

– Сын? Что… – сказал он, испуганно вставая навстречу.

– Стой там, – велел ему сын. Поставил Миль на ноги и отступил назад, куда она показала.

Ксанд был близко. Ближе, чем она могла перенести. Но выхода не было – его боль сдавливала ей сердце, останавливала дыхание. Он не продержится долго.

И она двинулась вперёд, наклонившись, преодолевая напор стужи. С каждым шагом немело лицо, ныли, остывая, руки, ломило ноги. И воздух, став острым и твёрдым, резал в горле и в груди. Пламя, вспомнила она. Огонь. Жар от костра… Воздух оттаял, потёк в лёгкие… Вдох был как глоток обжигающе-горячего чая, выдох – мог испепелить.

Отсюда она уже могла его достать. Господи, как же он живёт-то с такой болью…

Сложив горячие губы трубочкой, Миль пригубила его боль, вдохнула – и, тая, боль потекла к ней. Ещё, ещё, до последнего осколочка, сюда, отдай мне всё! Пламя внутри неё от этого только разгоралось, взвивалось выше, сияло ярче. Замерзавшие руки и ноги отошли и теперь их покалывало, как и лицо – щёки просто горели румянцем.

…А теперь хватит. Остатки растаявшей боли стекали по лицу Ксанда. Это хорошо, пусть…

С некоторой опаской – сила привычки! – Миль подошла ещё на шаг, протянула руки, успокаивая возмущения в потревоженной ауре Ксанда, выравнивая напряжения. Сейчас им обоим было хорошо, и ничего, что Ксанд ощущал слабость и дезориентацию, заставившие его не то чтобы сесть – рухнуть в подвернувшееся кресло. Зато в его сердце стало светло и пусто, как в заснеженном поле ясным зимним днём. И так же тихо. А он и сам не знал, какая боль жила в нём, пока она не оставила его…

Подняв непослушную руку, Ксанд, сперва промазав, провёл-таки по лицу. Лицо было мокрым. И – он лизнул руку – солёным. Слёзы? Он что, плакал?!

Юрий нежно вытер ему лицо, дал напиться. Некоторое время оба молча глядели друг на друга, а потом, не сговариваясь, оглянулись… но в покоях они остались вдвоём.

Шёпотом – на другое сил сейчас не хватало – Ксанд попросил сына:

– Найди её, сынок. У неё будут вопросы… много вопросов. Ты знаешь. Пора ответить.

Юрий кивнул. Он знал.

В этих коридорах и анфиладах было почти пусто, и слава Богу – Миль не готова была сейчас к встречам с людьми. Несмотря на радость от вернувшихся… почти вернувшихся сил, в душе царил полный разброд, неуверенность в правильности сделанного точила сердце. Оказывается, вот что за холод носил в себе Ксанд – подавленную любовь, незаслуженное презрение… или заслуженное? Бабушка не могла ему простить именно это: подлость во имя любви. Но Миль, отнимая у Ксанда его леденящую тоску, не могла не заметить, что чувство его было чистым, без малейшего признака вины. Такое возможно в единственном случае: Ксанд не сделал ничего, за что Марийса могла бы его презирать. А она презирала и страдала от этого, потому что любила. Любила! Сколько бы ни убеждала сама себя и внучку, что полюбила Николая, то была лишь благодарность и нежелание ещё раз обжечься.

До последнего вздоха она изводила себя за то, что любит подлеца. Ей бы простить, но она не знала, как такое можно прощать. Ах, бабуля, бабуля, ну вот что бы тебе было не попытаться? Ты наказала за «смерть» Горигора не только Ксанда, но и себя, и детей. И даже меня. Сама говорила – у всех есть сердце, у всех оно страдает, а страдание меняет человека. Я на миг прикоснулась к его сердцу, бабуля, я знаю… Ты любила достойного.

Так значит, я поступила верно, не дав ему умереть? Или не надо было вмешиваться? Вроде бы бабуля говорила: ничего не делай, если тебя об этом не просят. Он не просил. Он бы сдох, но не попросил! И кто бы встал у руля? Юрка?

Она бродила по дому, уворачиваясь от встреч. Это получалось легко: люди не только топали, болтали, смеялись – они ещё и выдавали себя свечением своих полей, пульсацией своих живых тел и тем особым фоном, который свойственен только мыслящим.

В конце концов, забрела в совершенно пустые места. Коридор за коридором, комната за комнатой… Здесь на полу даже лежала пыль. И здесь действительно жила только тишина… и что-то неопределённое, ускальзающее, как уже знакомые пугливые тени. Уважая их нежелание быть обнаруженными, Миль не стала всматриваться, сделала вид, что ничего не замечает. Пусть себе прячутся. Она ведь занимается точно тем же, и они её не беспокоят…

А сколько, собственно, этажей в этом здании? И по коридорам Миль прошла явно не один километр, и, пожалуй, даже и не два… Полумрак этих пустых просторов и темнота закоулков не пугали, а успокаивали: входи, мы тебя не выдадим. А пространства обширных залов, прорезанные косыми призмами лунных лучей, казались ярко освещёнными, на их полах украшениями лежали тени затейливых оконных переплётов с цветными вставками витражей. Вот где праздник, вот где бал. Если бы сейчас немножко музыки…

Какое-то из окон наверняка не было прикрыто, иначе почему бы качнулись, зазвенев, хрустальные подвески люстр и откуда бы, пришёптывая, запосвистывал сквозняк? А вот, поворачиваясь, запели оконные петли. Не задетые же её туфельками тугие лунные лучи отозвались напряжёнными струнами?

Ну, точно, сквозит: пронесло через весь зал и взвихрило у самых ног пыльный смерчик. Какого ещё приглашения будем ждать? Лёгкий поклон и – … – … – …

Мешает стук каблучков? Снять их – и босяком по прохладным гладким плитам…

– Ми-и-иль! Племя-янница-а! Дочь моей сестры-ы! – протяжным шёпотом бросил Юрий клич вдоль коридора. И прислушался. Не ушами, сердцем – иначе в таком огромном доме малышку не найти. Только кровная связь приведёт к цели, тем более, когда дом полон людей.

Ближайшее зеркало на поиск не сработало, Миль, видимо, не желала никого видеть. А вот призыв, отправленный в недра дома, пометавшись, определился и, натянувшись поводком, повлёк Юрия за собой. Он не повторял её метания, а сразу повёл туда, где Миль находилась сейчас: куда-то наверх.

Юрий забеспокоился: помещения третьего этажа давно стояли запертыми. Даже для сегодняшнего бала с избытком хватало первых двух этажей. Но для кровной наследницы, да ещё признанной Хозяином Дома и Главой рода, запретов быть не могло – дом выполнит всё, чего бы она ни пожелала. Несмотря на её возраст и некомпетентность. Лучше поторопиться.

И Юрий наддал. Поводок уверенно привёл на винтовую лестницу. Точно, дверь приотворена. И на пыльном полу давно пустующего вестибюля чётким свидетельством правильного направления – следы маленьких туфелек. Цепочка их вела и вела Юрия за собой, и, насмотря на бег, он вскоре ощутил изменившуюся атмосферу запущенных покоев. Но задерживаться, чтобы разобраться в том, что происходит, не мог. Только отметил, что бежит что-то уже слишком долго для размеров дома. Не мог дом быть ТАКИМ большим.

Тишина, нарушаемая до этого только его шагами и дыханием, всколыхнулась, воздух пришёл в движение. Юрий постарался умерить дыхание, пошёл почти бесшумно… и уловил – далеко впереди – отголоски чего-то, похожего на музыку: перезвон колокольчиков… дыхание свирелей… и вроде бы – перебор струн.

Зал за залом – сколько их он пересёк прежде, чем музыка стала чётче? И всё же маленькие следы, кружа, всё ещё уводили за собой… Пока в одном из залов он не споткнулся о пару туфелек. Дальше убегали следы босых ножек.

Он поднял туфли, они поместились в одном кармане. Присмотрелся к следам. По наитию повторил движение маленьких ног. Шаг левой, поворот, шаг правой, поворот…

«Она же танцует!» – дошло до него, и он засмеялся тихонько, входя в ритм и размер танца. И тогда сумрачно-освещённое пространство зала, повернувшись вокруг него, сложилось в новый узор: изогнувшись в пируэте, Миль вышла из-за лунного света и оказалась прямо перед ним. Он перехватил её опускавшуюся ладонь и, проведя племянницу вокруг себя, закончил танец поклоном.

И вот – они стоят и смотрят друг другу в глаза.

– Я принёс твои туфли, – сказал он. – И ответы на твои вопросы.