355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карри » То, что меня не убьёт...-1 » Текст книги (страница 19)
То, что меня не убьёт...-1
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 18:37

Текст книги "То, что меня не убьёт...-1"


Автор книги: Карри



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Лицей

– Не переживай, – утешал её по дороге Игхар. – Говорят, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. А в Лицее тебе ещё понравится, вот увидишь. Это ведь не средняя школа, и, тем более, не детдом. Двоек у нас не ставят.

– Нет, если ты хочешь вернуться в школу, это можно устроить… – Юрий бросил на неё взгляд через переднее смотровое зеркало. – Не хочешь? Ну, слава богу. Не кисни, тебя там никто не обидит. По крайней мере, ты попадёшь туда вовремя, не то, что я, например. Нынешние дети к пятнадцати годам уже столько всего умеют! Акселераты… взять хоть Игорька.

– Эй, полегче, сударь. От акселерата слышу. В вашем роду это вообще, похоже, наследственное. А впрочем, да, в новом наборе есть совсем малыши.

– Вот и я слышал. Занятно, правда?…

Они продолжали трёп, а Миль смотрела в окно. И вовсе она не кисла. И против учёбы ничего не имела. Просто, как сказал ослик Иа: «Все же не могут»…

Ксанд, обнаружив, что является для Миль фактором постоянного риска, счёл, что ему не стоит находиться рядом с ней, пока она не окрепнет и не научится сопротивляться его провоцирующему воздействию. Холодом от него больше не разило, но было в нём что-то, на что её организм отвечал мобилизацией всех ресурсов. А ведь Ксанд ещё даже не оправился после её вмешательства.

Нельзя сказать, что Миль не радовало возвращение Дара, но вернулось, и с лихвой, и её неприятие чужих прикосновений. Одних людей она не переносила больше, других – меньше. С некоторыми не могла находиться рядом. Были и такие, с которыми не было желания оказаться в одном помещении. Люди? Она имела в виду, в основном, мутантов – с людьми всё же было полегче. В присутствии мутантов ей почти постоянно приходилось ломать себя.

Ей позволили оставаться дома до окончания торжества, то есть три дня. Как только гости разъехались, пришлось отправляться и ей. Целители к тому времени её уже осмотрели, и решение Ксанда нашло у них единогласную поддержку.

И вот дядя вёз её в Лицей. Это оказалось недалеко, на той же загородной территории, обустроенной мутантами для себя – в самой её середине.

Миль уже при подъезде пришлось зажимать в себе что-то, ощущавшее живое на расстоянии, чтобы не шарахаться от вышедших навстречу прибывшим людей. Встречали не только её с дядей, целая ватага подростков выскочила с радостными воплями и обступила Игхара… которого никто здесь так не звал:

– Игорёха!

– Игоряша!

– Игорёк!

Вот что звучало вперемешку с дружескими тычками и шлепками. Он улыбался, но всё оглядывался на Юрия с племянницей, которых уводили в здание взрослые.

– Слушай, как всё прошло? Расскажи!

– Дайте ему дорогу, не тут же рассказывать! Пошли все в дом!

– А правда, что от базы осталась кучка с муравейник?

– А наши все вернулись?…

– Говорят, ты на семейном балу развлекался? Девчонки там хоть ничего были?

– Ну, кто про что, а Дима про баню…

– Эй, ты кого это вшивым назвал!

– Не вшивым, а бабником, Димон!

– Да? Ладно, живи пока…

Отголоски их смеха ещё долго летели вслед, отражаясь от высоких сводчатых потолков. Ребятам действительно было здесь хорошо. Их проблемы адаптации остались в прошлом.

– Племяшка, не грусти. Ты тоже привыкнешь. Хочешь, я приеду, заберу тебя на выходной?

Миль покачала головой. Это уже обсудили – привыкать так привыкать. Она справится. Справилась же в первый раз?

Сопровождавший постучал в дверь и распахнул перед Юрием высокую, украшенную резьбой створку. Дядя подождал, пока Миль не пройдёт вперед, и вошёл следом. Это была только приёмная. Секретарь директора – пожилая делового вида дама в сером брючном костюме – подняла очки с остренького носа на высокий лоб, прикрытый седыми кудряшками, подкрашенными в сиреневый тон, и строго сказала:

– Добрый день. Изволите опаздывать, господа Владары. Проходите, директор ждёт.

Миль взглянула на дядю, тот повёл бровями на дверь. Миль толкнула её, удивившись необычной толщине и тяжести, вошла и встала у входа, разглядывая обширный, но заставленный множеством интересных предметов несколько сумрачный кабинет. Взгляд просто потерялся в этом разнообразии, и Миль не смогла сразу разглядеть того, с кем тут следовало поздороваться. Тем более, что голос хозяина кабинета раздался откуда-то сверху:

– Очень рад опять видеть в наших стенах Владаров. Проходите, располагайтесь, я сейчас…

Задрав голову, Миль увидела, что кабинет, располагавшийся, по-видимому, в башне, имеет высоту, по меньшей мере, в два этажа, и на второй этаж ведёт, блестя лаковыми перилами, плавно изогнутая вдоль закруглённых стен деревянная лестница. Выше всё терялось в полумраке, в котором угадывались какие-то неопределённые очертания, но Миль они ни о чём не говорили, всматривайся ни всматривайся. Опустив голову, она обнаружила, что Юрий занят вовсе не разглядыванием кабинета, нет – свободно разместившись на кожаном диванчике, он с лёгкой улыбкой наблюдал за племянницей.

– Ты походи, посмотри. Только по возможности ничего не трогай. Он этого не любит.

– Совершенно правильное замечание, – донеслось сверху.

Одновременно сверху сползли-слетели то-онкие, дли-инные, тёмные лоскуты-сгустки и, подрагивая, заизвивались, нащупывая Миль. Отскочив к двери, девочка глянула на дядю – тот по-прежнему лежал на диване. Он их не видел! На прыжок племянницы внимание обратил, но не понял, в чём дело.

Тогда, перед бабулиной смертью, Юрия окутывали такие же щупальца. И, если он теперь не видит их, значит, это не намеренно созданный продукт, а только проекция намерений. Ах, скажите, пожалуйста! Вы, значит, не любите, когда трогают ваши вещи! А себе позволяете вот такое!

– Миль, что случилось? – Юрий уже не валялся на диванчике, он успел вскочить и оглядывался, пытаясь определить, отчего накаляется обстановка. И, даже пересекая, не замечал, не чувствовал тычущихся-отдёргивающихся тёмных волокон, наполняющих объём кабинета.

Впрочем, с интересом заметила Миль, вокруг дяди начинают клубиться его собственные проекции, стало быть, состояние племянницы его волнует всерьёз, он уже на боевом взводе и готов биться, хоть пока и не знает, с кем или с чем.

Сделав дяде знак – всё хорошо – Миль позволила своему раздражению вырваться наружу, но так, чтобы дядю не задело.

Шшшухх! Пробежав по не успевшим втянуться щупам, вспышка спалила всю эту извивавшуюся дрянь, сползавшую сверху, и наверху раздался чей-то короткий вскрик. Миль сразу полегчало. А Юрий ничего не понял и громко спросил:

– Господин директор, с вами всё в порядке? Может, нам попозже зайти?

– Нет-нет, я уже иду, – был ответ, и по лестнице начал быстро спускаться мужчина. Если бы Миль не знала, что это живой человек, она приняла бы его за тень: худощавый, смуглый (или загорелый), с прямыми чёрными волосами, собранными на затылке в длинный «хвост», одетый во всё чёрное, он шёл совершенно бесшумно, казалось даже – плыл над ступенями, складки его хламиды развевались за ним по воздуху. И вот он стоит у основания лестницы и, держась одной рукой за голову, пристально всматривается тёмными, глубоко посаженными глазами в гостей. Точнее, в гостью, потому что Юрий его явно не интересует. А зря – поведение директора бьёт все рекорды неучтивости. И ни мертвенная бледность его лица, ни следы крови у ноздрей неучтивости этой совершенно не оправдывают. Миль отвечает ему твёрдым неприязненным взглядом, чтобы у него не осталось уже ни малейших сомнений в авторстве нанесённого удара, и сожалеет, что бабуля не видит, она бы оценила результат.

Юрий делает шаг вперёд, заслоняя племянницу, и спрашивает:

– Директор, а я вам не очень тут мешаю?

Директор вздрагивает и с учтивым полупоклоном произносит глухим голосом:

– Я прошу прощения, маленькая госпожа хиз-Владар, это было ненамеренно.

Миль слегка кивнула, принимая извинения. Юрий взглядом пообещал ей, что ещё потребует объяснений, и протянул директору тонкую папку:

– Вот наши документы и поручительства. От себя хочу добавить: будьте осторожны с девочкой.

– Да… я уже некоторым образом… в курсе. Надеюсь только, этот… инцидент не испортит наших отношений.

– Я бы тоже хотел на это надеяться… Что, Миль? – обернулся он на подёргивание своего рукава. – Конечно, подожди меня за дверью… раз вы уже познакомились.

Миль с удовольствием вышла в приёмную под бдительно-неодобрительный присмотр секретаря, но, пока не прикрыла тяжёлую дверь, успела расслышать неразборчиво-угрожающие интонации в приглушённом голосе дяди.

Когда он вышел, то был уже спокоен, но Миль отчётливо разглядела возмущения его ауры по периферии, лёгкие, сходящие на нет.

– Не провожайте меня, я знаю дорогу, – бросил он через плечо и захлопнул дверь. При почти банковской её толщине это вызвало лёгкое сотрясение прилегающих помещений и осыпание пыли. Приобнял племянницу за плечи (Миль съёжилась, но стерпела) и повёл её к выходу, вежливо кивнув на прощанье секретарю.

Выйдя в коридор, он объяснил, неторопливо ступая по цветным плиткам пола:

– Он и правда не ожидал, что его стандартное заклинание будет обнаружено и отражено абитуриенткой. Очень извинялся. А что ты сделала?

«Рассердилась, – вывела на стене Миль. – Я вообще-то тоже не ожидала, что буду атакована. Почему не сработала бабушкина защита?»

– А-а, вот это правильный вопрос! – улыбнулся Юрий. – На территории Лицея никакие ранее установленные чары не действуют, так как вся территория имеет собственную защиту, направленную в обе стороны.

" Ну, мне это кажется разумным. Вот только я теперь должна буду сама защищаться?»

– Конечно. На то и учёба.

" Юр, а при такой скученности одарённых бывают взрывные инициации?»

– Мама рассказала? Бывают, но без трагедий – на то и защита: она замедляет их. Начинающие вообще находятся под постоянным присмотром, мало ли что. …А вот и твой жилой корпус.

Дядя провёл её по всем нужным местам – столовая, библиотека, учебные классы, игровые, студии и всё прочее, но Миль мало что запомнила, слишком много нового, слишком много людей вокруг.

– Ничего, это только поначалу кажется путаницей. Скоро привыкнешь. И на это время вы ни на минуту не останетесь одни. О, всё, нам обоим пора, – в воздухе возник и поплыл низкий вибрирующий звук. – Это гонг, сигнал на ужин. Все собираются и идут в столовую. Не смею просить о поцелуе, но давай обнимемся?…

И вот дядин силуэт смешался с другими и пропал. Народ, посуетившись, втянулся в широкий светлый переход, ведущий в столовую. Пошла и Миль.

В столовую выходили несколько переходов, в том числе и на уровне второго-третьего этажей. Высоко вверху помещение накрывал стеклянный купол, каждый этаж, огороженный галереей, нёс высокие же стрельчатые окна с витражами – в общем, света хватало в течение всего дня и при любой погоде, а вечером либо ночью темноту разгоняло множество настенных и настольных светильников. Надо полагать, столовая использовалась и как актовый зал для общих собраний и праздников. В центре, под куполом, стояли большим квадратом длинные столы под красивыми белыми скатертями, уже накрытые к ужину. А у окон вдоль стен, за рядом колонн, подпирающих галереи второго этажа, стояли ещё ненакрытые маленькие квадратные столы, как в кафе. Однако и здесь, как и в доме Владаров, не наблюдалось никакого пластика и прочих примет совбыта: скатерти с кружевами и вышивкой, столовые приборы сияли мягким блеском, посуду хотелось вертеть и рассматривать – так занятно она была выполнена и украшена.

Хорошо ещё, мрачно подумалось Миль, что у тарелок разложен не весь полагающийся набор вилок, ложек и ножей. А то она как-то не была уверена, что сумеет справиться с предписаниями этикета.

Зато предложенное меню притягивало взгляд: центр стола занимали большие общие ёмкости, наполненные исходящей аппетитным паром едой – тушёные овощи, мясо, курятина лежали горками, супницы под крышками тоже обещали что-то вкусненькое, рядом радовали взор фрукты, искрились прозрачные кувшины с прохладным питьём и бликовали растянутыми отражениями кофейники и чайники.

Миль, стоя в сторонке, не смущаясь, разглядывала и зал, и столы, и рассаживавшихся за ними людей, совсем позабыв, что и ей полагается где-то здесь сидеть. Но ей вскоре напомнили: рядом раздался приятный женский голос:

– Ага, вот и наша хиз-Владар. Ты последняя из моих новичков.

Женщина средних лет в длинном синем с золотым шитьём платье и в чём-то вроде лёгкого халата поверх него остановилась рядом, пряча руки в широких рукавах. Слегка наклонившись, заглянула Миль в лицо и спросила с мягкой иронией:

– Или следует обращаться к тебе на «вы»?

Миль улыбнулась и покачала головой.

– Вот и хорошо. Пойдём за стол.

Миль последовала за ней, уловив лёгкий, приятный аромат её духов.

За столом, к которому её подвели, было ещё довольно свободных мест. Стало быть, вот эти, минуточку… восемь человек и есть весь первый курс?

– Устраивайся, – предложила женщина, дождалась, пока Миль сядет, и объявила: – Вы – мой класс новичков, меня зовут Ингелен-хиз-Дин, по документам – Инга Ленская. Для вас я буду решением всех вопросов в любое время дня и ночи. Ну же, – она указала на еду, – смелее, это всё для вас. Обслуживайте себя сами, старшие – позаботьтесь о младших. Приятного аппетита… Столовая, кстати, работает круглосуточно. Если вам не спится, можете прийти сюда когда угодно, как и дома. И запомните: если меня нет поблизости, обращайтесь к тому взрослому, которого встретите. От вас ждут, что вы будете дружелюбны к окружающим, поймите – здесь нет чужих, только свои.

Миль попыталась на глазок определить количество присутствующих на ужине «своих». Получалось не очень много, даже если учесть, что отсутствует ночная смена – должна же быть какая-то охрана или нечто вроде. Либо зал был сделан с больши-им запасом, либо раньше просто было побольше «своих». А может, верно и то, и другое. Так или иначе, но большая часть мест пустовала. Отчего-то это наблюдение навевало грусть. Триста лет, вспомнила она. Триста лет охоты на ведьм.

Но потомки выживших весело работали ложками, то и дело звучал смех. Жизнь продолжалась, и её правила следовало соблюдать. Миль потянулась к большому блюду – Инга одобрительно кивнула.

– Ешьте, ребятки, как следует, потому что с завтрашнего утра сил вам потребуется много.

После ужина Миль, задумавшись, попыталась унести посуду на кухню, но едва она встала с тарелкой в руках, как Инга спросила:

– Что ты делаешь, Миль? – Миль тут же поставила тарелку на место, но было поздно – одноклассники уже развеселились: кто прыснул, кто фыркнул, кто заржал в голос, те, что были постарше, снисходительно улыбались. Чувствуя неловкость, Миль вывесила над столом:

«Извините мою рассеянность, вы сказали – как дома, а у нас дома слуг не было».

– И здесь их нет, Миль. Посуда очищается вот так, – Инга встала и, вытянув руку, провела ладонью над тарелкой сперва справа налево, а затем – слева направо. Её прибор окутался на миг туманом и засиял чистотой. – И занимаются этим работники кухни.

Миль в сомнении качнула головой этак вбок:

«Здорово. Вряд ли у меня получится. Мы с бабушкой мыли посуду сами».

– Ты ж хиз-Владар! Я видел ваш особняк! Хочешь сказать – Владары сами занимаются уборкой? – изумился нарядный, как картинка, хорошенький мальчик лет семи, сидевший напротив неё, и захлопал длинными ресницами.

Миль пожала плечами. Она понятия не имела, как содержится дом Владаров, там просто всегда было чисто. Оказывается, всё совсем непросто.

Другой мальчик, постарше нарядного малыша, одетый в школьную форму, спросил подозрительно:

– А чего это ты всё тут вывешиваешь транспаранты какие-то? По-человечески сказать нельзя? Или ты немая?

Миль возвела очи горе: дежа вю. Но ответила:

" Я-то – да, немая. А ты что – читать не умеешь?» – нарядный малыш, видимо, научился чтению недавно: читая, он шептал вслух прочитанное. Видя, как напряжённо вслушивается в его шёпот более старший сосед, Миль поняла, что этот такой большой мальчик читать и в самом деле не умеет. Повернувшись к учительнице, она только руками развела и написала ей одной: «Дислексия? Но ведь это вроде бы лечится?»

Ингелен приложила к губам палец, Миль и сама не собиралась выставлять мальчишку на позор, но остальные дети тоже идиотами не являлись – пацан, что называется, сам нарвался. Все, кроме Миль, отвели от него взгляды, чтобы не видеть, как мучительно он краснеет, как сжимаются его кулаки…

Инга, пытаясь избежать скандала и дать мальчику шанс успокоиться, заговорила:

– Так, все поели, встаём и отправляемся за мной, я покажу вам ваши спальни, если вы их ещё не видели… Егор, ты с нами?

И все дружно встали… кроме него, Егора. Потому что он взвился с места и попытался, перескочив через стол, наброситься на Миль. А поскольку та ждала от него чего-то в этом роде, то сделала единственное, что могла: вытянула губы трубочкой и потянула на себя его злость. Уже взлетевший над столом Егор вдруг обмяк и рухнул среди тарелок, разбрасывая куски еды, вилки и бокалы. Он лежал, тяжело дыша, и смотрел в потолок, а Миль спокойно довела дело до завершения и только потом оглянулась вокруг. И увидела, что в зале стоит оглушительная тишина, и все смотрят на неё. Что за соседним столом сидит Игхар, а за дальним – директор и другие взрослые, видимо, учителя.

В тишине раздался саркастический голос:

– Прекрасная иллюстрация к моим словам о дружелюбии, – умница Инга выручала свою ученицу. – Запомните то, что вы сейчас видели. Завтра на первом уроке мы это обсудим. А сейчас ты, Стас, и ты, Алекс, помогите Егору добраться до спальни.

Двое старших, лет по пятнадцати, ребят стащили Егора со стола и поставили на ноги. Он уже приходил в себя, потому, видимо, что вспышка его злости была мгновенной и не отняла много сил.

– Минуту, – Инга направилась было к нему, чтобы привести возмущённое поле Егора в норму, но опоздала – Миль занялась этим сама. Инга подняла бровь и предоставила ей закончить, внимательно проследив за процессом.

– Ну, что ж, отлично. Кто с тобой работал, девочка? – осведомилась она. – А, помню, конечно же, бабушка. Класс, – повернулась она к ученикам, – кто понял то, что вы видели? Как, никто? Жаль… ну, что ж, не у всякого жена Марья… Прошу всех за мной.

Она круто развернулась – взметнулись её сине-золотые одежды – и быстро зашагала к переходу. Первокурсники потянулись за ней, как птенцы за наседкой.

Люди в столовой вернулись к своим разговорам и еде. Увиденное минуту назад вовсе не было здесь чем-то особенным – с учениками подобные неожиданности случались сплошь да рядом, на то она и учёба.

Вернулись к еде и сидевшие за соседним столом Игхар с однокурсниками.

– Игорёк, кого это Инга имела в виду под «женой Марьей»? – спросил, набивая рот, один из приятелей Игхара.

– Догони и спроси, Димон, – отмахнулся Игхар.

– Ну, ты же знаешь, ты этой новенькой вроде как родич? Это что, секрет? Кого, Игорь?

– Бабушку этой новенькой.

– А кто у нас бабушка? – не отставал тот.

– Марийса-хиз-Аххар-хиз-Грай-хиз-Владар.

И Димон подавился. А прокашлявшись, просипел:

– Предупреждать же надо…

Конечно, Миль ошибалась: первокурсников было намного больше, просто их разбили на классы примерно по десять человек, закрепив каждый класс за одним из профессоров. Набор проводился постоянно, дети поступали тогда, когда дозревали до инициации, а значит – каждый в свой час. Поэтому в каждом классе ученики были разновозрастные, каждый обучался по индивидуальной программе и переходил с этапа на этап, покидая один класс и попадая в более продвинутый по мере достижения успехов. К концу обучения ученики постепенно оказывались в классах с общим профилем программы: класс пирокинетиков, класс телепатов, класс целителей…

Никто не освобождал их и от базовой школьной программы. А ещё предлагались танцы, вокал, музыка во всех ипостасях – был бы талант – изобразительное мастерство… Проще назвать, чему не учили: тому, к чему не было способностей. В основе же всего обучения лежала наука выживания.

Был и несомненный плюс: на дом почти ничего не задавалось. Да и попробуй найди время для чего-то ещё, когда у тебя уроки – весь день, а в остальное время – тренинг за тренингом. Целители только успевали назначать то одному, то другому ученику «день покоя», когда ему не только запрещалось делать хоть что-нибудь, а и просто предписывалось активное безделье под бдительным присмотром целителя-старшеклассника, водившего своего подопечного и в столовую, и на прогулку, и спать его укладывавшего. В тяжёлых случаях назначалась «неделя покоя». А буде он упорствовал – учёба прерывалась для него на месяц и более. Бедолагу вывозили с территории лицея в дом клана или ещё куда – недалеко, но надёжно, потому что прикреплённый целитель следовал тенью и блокировал все попытки заняться чем-либо, кроме отдыха. Изменённые дорожили каждым.

Просторная, светлая, с высоким потолком спальня на двадцать пять кроватей и столько же тумбочек уходила вдаль – таким было первое впечатление. Потом взгляд отметил приятные оттенки покрывал и острые углы белых наволочек на парусниками стоящих подушках, цветные, косо падающие лучи из нарядных витражных окон – в лицее всюду были витражи, куда ни глянь – и их пёстрые проекции на застеленном пушистыми дорожками наборном паркетном полу. Тяжёлые, мягкие шторы, обрамлявшие окна, казались бархатными, и, скорее всего, таковыми и являлись, напомнила себе Миль. Золотисто-бежевый оттенок обоев дополнял тёплую цветовую гамму помещения, смягчая огромные размеры спальни. Правый от входа глухой простенок занимали зеркала в тяжёлых резных рамах, их растительному орнаменту с завитушками вторил декор светильников, развешанных над кроватями. Соседнюю комнату, гардеробную, занимали шкафы всё с тем же узором и вмонтированные в стену подъёмные гладильные доски со стоящими на полках утюгами и другими инструментами для работы над одеждой.

Кое-где на постелях и тумбочках красовались нарядные куклы и пушистые мишки-зайки. Но, как вскоре убедилась Миль, скорее для красоты и ещё чтобы было что в постель взять. Для игры с ними времени просто не было. В спальню девочки приходили… иногда – приползали… именно спать. И дежурный целитель строго следил, чтобы так оно и было, и свет гасили бы вовремя. А то, как ни странно, попадались жадные до учёбы ученики, находившие силы для занятий и ночью.

Восемь-девять уроков с утра, два-три вечером. Отбой в одиннадцать. Подъём в семь. Тяжело, особенно поначалу. Но страшно интересно! И тем интереснее, чем скорее изучение теории давало практический результат. У всех новичков начало было одинаковое: сперва они спешили понять, что умеют, затем учились этим управлять, потом специализировались и совершенствовались.

Миль, получившая начальное образование дома, быстро справилась с адаптацией. Всё-таки веды, в отличие от остальных людей, имели понятие о взаимодействии биополей и знали, как важно для общего комфорта уметь сдерживать проявления своих эмоций, даже если это не всегда и не у всех получалось. Одним из первых прививаемых им навыков был навык блокировки. Вроде простейшее упражнение, но как по-разному его усваивали ученики! Для Миль, например, стала откровением продемонстрированная ей возможность использовать блок для отведения чар поиска. Знай она об этом в день приезда, бедный директор не пострадал бы от её контратаки, не говоря уже о том, сколько сил она сама сэкономила бы на этом. И всё же, признавая неадекватность своего ответа на тот момент, в глубине души Миль сохраняла уверенность, что поступила тогда правильно. Несмотря на энергозатраты.

Это теперь, заметив рыскающие псевдоподии чьей-то злобности, она наловчилась притворяться пустым местом и оставалась необнаруженной. Или, если было настроение, отправляла по тем же опрометчиво раскинутым сенсорам какой-нибудь приказ. Как она выяснила, во всём Лицее никто так и не сподобился догадаться, что злобные намерения так чётко кем-то читаются. Пока она оставалась в классе Инги, тот же Егорка то и дело пытался ей мелко подгадить. Бабулино заклинание здесь не работало, но Егора выдавали оставленные им следы – Миль воочию их наблюдала. Однажды она их закольцевала, и пацану опять досталось: небольшие, но досадные неприятности преследовали его до тех пор, пока он не раскаялся – и в тот же миг кольцо распалось. А целители понять не могли, отчего это мальчик так часто травмируется: никаких чар вроде ведь не было. Это потом, когда он признался в попытке навести сглаз, стало ясно, что ему его вернули.

Забавно было видеть работающие заклинания, иногда они принимали видимые формы, все эти сообщения, приглашения, напоминания, сновавшие по коридорам и классам в виде птиц, бабочек, зайчиков, лент…

Первый семестр превратился для Миль в ряд контрольных тестов по начальной адаптации, первичной специализации, истории сосуществования видов, основам выживания в обществе. В начала адаптации входило обретение навыков самоконтроля и блокировки, а искусство обнаружения ауры и обращения с ней преподавали на старших курсах, как и биолокацию и основы целительства, потому что эти дисциплины требовали более зрелых организмов и более зрелой психики, с чем Миль, прекрасно помнившая, как её трепало при знакомстве с ними, в целом была согласна.

Игхар оказался прав: Миль скоро привыкла к Лицею. Как выяснилось, это было не самое плохое место на земле. На переменах, если закрыть глаза и прислушаться, так и вовсе напоминало обычную школу – шум, гам, визг и смех, топот множества ног. С открытыми глазами принять Лицей за среднюю школу уже бы не получилось: смеялись над неудачными попытками неловких иллюзионистов принять чей-либо облик, бубнили вслух заклинания и порядок действий при вывязывании Узлов Власти… зубрили состав зелий, визжали, уворачиваясь от крошечных файерболов, которыми перебрасывались в порядке дополнительной тренировки старшекурсники – крошечные-то они крошечные, но ожоги от них получались, тем не менее, очень болезненные. Хорошо ещё, что даже самый умелый старшекурсник был в силах создать только такой файер – с горошину. Миль завистливо вздыхала – у неё сотворение живого огня по-прежнему не получалось, несмотря на все старания и бесчисленные тренировки… Зато никто лучше неё не умел начертить на полу такие прекрасные ровные «классики», которые не стирались при «заступах» и бесследно пропадали сами собой при звонке на урок… Да, представьте себе:

эти наследники ведьм и будущие маги обожали те же игры, что и их однолетки из средних школ – классики, прятки, жмурки, вышибалы, догоняшки и «третий лишний».

С небольшими модификациями и способами предохранения от несчастных случаев. Полы и стены в учебных корпусах на всякий случай были только из несгораемых материалов, а рядом с обязательными огнетушителями висели средства борьбы с неплановыми проявленими всех прочих стихий, а также аптечки с антидотами и средствами оказания простой и магической первой помощи…

Условно магической, конечно. Потому что никакой магии не существует – как доступно объясняли всем первокурсникам на самом первом уроке. Только в людских сказках можно подслушать и затем использовать «волшебное» словцо, на самом деле в любое заклинание, чтобы оно работало, нужно ого-го как вложиться – и работать оно станет только на автора. И выглядеть оно может как угодно – вербальная формула обычно служит лишь маркировкой, реже – упаковкой, иногда – запалом и спусковым крючком. Если человек способен заставлять летать предметы тяжелее воздуха или добывать огонь, или совершать массовое убийство себе подобных за тысячи километров от своего дома – это ещё не есть Волшебство. Хотя по сравнению с каким-нибудь мирным пигмеем такой тип выглядит и могучим, и великаном. Да только на любую хитрую гайку есть ведь свой болт с крутой резьбой… И если кто-то умеет добывать огонь ДРУГИМ способом – это ещё не магия, а только лишь ещё одно свойство человека условно разумного. Тем более, что такого умельца вполне возможно на им же добытом огне вполне успешно сжечь – что история нам не раз и подтверждала… А посему ко второму уроку извольте прочесть параграфы по Истории Сосуществования Видов с первого по третий, включая статистику выживаемости ведов с девятого по двадцатый века, выучить Правила проживания в населённой среде с первого по пятое – со своими комментариями… а подготовит доклад по итогам процесса Салемских ведьм у нааас… есть желающие?

И знаете – от желающих отбоя не было. Правила Выживания (так называли их дети) – отскакивали от зубов даже ночью спросонья. И Историю Сосуществования читали взахлёб, далеко опережая указанные параграфы – и прочитывали от корки до корки, как детектив, несмотря на обилие статистики и таблиц. То ли потому, что интересно было. А то ли потому, что кто-то умеет зажигать огонь взглядом, а кто-то – учить и преподавать так, чтобы хотелось учиться.

Учитель входил в аудиторию, ученики вставали, приветствуя, он отвечал, усаживал класс – и с этого момента и до звонка внимание детей было приковано к педагогу, всё, что говорилось и делалось в классе, оказывалось прочно впечатано в их память, как и содержание учебников. Таким образом даже у самого неспособного и нерадивого ученика не оставалось никаких шансов плохо усваивать теорию.

Другое дело – практика. Способности – свойства врождённые, их можно направлять, корректировать, совершенствовать, развивать, подавлять, даже утрачивать… при условии, что они всё-таки есть. Если у вас нет, скажем, ушей, бесполезно учиться ими шевелить. А если не нравится врождённый цвет волос, то вы можете их перекрасить, сбрить… или дождаться, пока они поседеют либо выпадут. Однако вам не удастся стать блондином, коли уж вы рождены брюнетом.

Но ежели вам хочется танцевать, то при желании вы сможете этому научиться – пусть только сидя, даже лёжа, двигая одной лишь головой… Мысленно, в конце концов. Потому что сам танец – это, прежде всего, движение души. Примой в Большом театре вы, скорее всего, не станете, но ведь это вовсе не главное, если подумать.

– В каждом из вас есть потенциал, позволяющий зажечь огонь. Пусть самую мелкую искорку. Начнём с малого – с повышения температуры, к которому прибегает ваш организм, чтобы выжечь изнутри заразу во время болезни. На это способен каждый. Второй шаг – добиться, чтобы температура повышалась не внутри вас, а рядом с вами… Нет-нет, не вокруг – хотя и такой вариант мы рассмотрим позже – а в том месте, где вам угодно: на ладони, к примеру… На кончике пальца… Так удобнее концентрировать температуру. Нагнетаем… Оп!

Класс благоговейно созерцал устойчивый жёлтый лепесток пламени, безотказно появлявшийся над кончиком учительского ногтя. Учитель с довольным видом оглядывал аудиторию и с сожалением гасил огонёк:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю