Текст книги "Девятый Вал: Эпизод 1 (СИ)"
Автор книги: Kami_Elle_The_Archian
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
========== Глава 1. Воздушные замки ==========
Чужое солнце едва касалось зеркальной поверхности озера, словно превращая водную гладь в расплавленный металл. Рассветное небо расцветало одним цветом у самого солнца, другим – немного поодаль, где утро еще боролось с ночью, отбирая у нее небо, и оставалось еще темным там, куда лучи еще не коснулись светом. Звезды бледнели, мерцая на небосводе, и пропадали совсем. Лохматые облака, похожие на кусочки небрежно изорванной ваты, лениво проплывали по небу, понемногу истончаясь и пропадая. К тому времени, как проснулись первые птицы, утро уже вступило в свои права, окрасив небесный купол лазурью и окинув лес солнечным светом.
Ксюха!
На огромном дереве, напоминающем дуб, но со звездчатыми листьями и крупными несъедобными плодами красного цвета, что-то зашуршало. Стоявший под ним человек в камуфляжном «лохматом» плаще покачал головой, прикрыв глаза ладонью.
Аксонна! – крикнул он вновь. – Мы что, все утро тебя ждать должны?
Ответом ему была нечленораздельная и явно нецензурная речь вперемежку с шуршанием листвы и треском ломаемых сучьев. Человек закатил глаза и повернул голову к коллеге, одетому в такой же камуфляж, но держащему в руках длинную снайперскую винтовку.
Не слазит? – сочувственно спросил снайпер.
Не слезает, – в сердцах воскликнул камуфляжник. – Которое утро подряд!
Снайпер запрокинул голову, пытаясь разглядеть силуэт девушки в темной листве дерева. Ничего не разглядев, он пожал плечами:
Не хочет – пусть не слазит. Позавтракать хоть успеем, пока покемарит лишний часок.
Мы и так уже опаздываем на несколько часов, судя по графику! – взмолился камуфляжник. – Вот за что мне это наказание?
Тебя никто не просил ставить ее на ночную вахту, – пожал плечами снайпер, бережно приставляя винтовку к стволу дерева. – Ей высыпаться нужно, чтобы нормально работать.
А то я не знаю, – огрызнулся его товарищ, устало опускаясь на колкую траву. – Но что еще делать? Один ранен, сторож из него никакой, второй проработал с ним столько времени – нужно ему тоже отдыхать, ты совсем плывешь, если ночи не спишь, разговаривать с тобой невозможно, а если на вахту встану я, то непременно усну, и мы вообще никуда не успеем.
Разумно, – цыкнул зубом снайпер, снимая поросший «мхом» респиратор и закуривая сигарету. От души затянувшись, он пыхнул, выпустив густую струю дыма откуда-то из спутанной, точно проволока, бороды. Покосившись на нервно рассматривавшего голографическую карту местности командира, он протянул ему самокрутку: – Расслабься, Никанорыч, ради бога. Когда Ксюха учует твой псих, тебе же будет хуже.
Никанор скривился так, что это было видно даже на его маске.
Леня, мать твою, убери эту гадость! Вообще, давно надо было все это у тебя отобрать…
Снайпер обиженно спрятал самокрутку во внутренний карман, продолжив курить свою, мол, ишь, ЗОЖник нашелся. И шарахнулся в сторону, едва не подавившись дымом, от материализовавшейся рядом женской фигуры в маскировочной накидке вроде той, что носил Никанор. Сама по себе, без каблуков, девушка не была особенно высока, была узка в плечах, бледна, как если бы солнце само обходило ее стороной, была худа – но не стройна, тело ее скорее напоминало скелет, обтянутый немногими мышцами и тонкой кожей. Она не слишком была красива; тусклое, как будто потерявшее тот внутренний свет, присущий каждой женщине, которая хоть самую малость рада жизни, лицо, не розовые, скорее, сероватые губы, резко выделяющиеся скулы, туго стянутые в косу и убранные с глаз долой волосы, при должном уходе бывшие бы пшенично-русыми. Но если чем природа и наградила это невзрачное существо внешне – так это глазами. Большие, цвета свежей зеленой травки, почти всегда широко и искренне открытые в стремлении уловить каждую частичку окружающего мира и принять ее к сведению глаза всегда принимались собеседниками их обладательницы как символ наивности и чистоты, и если и кто-то и хотел что-то утаить или солгать, желание сделать это почти всегда пропадало.
Греб тебя об забор, Ксюха! – завопил Леня, все же поперхнувшись, и попытался откашляться от едкого дыма.
Аксонна, что за игры? – взорвался следом и Никанор вскакивая на ноги. – Мы тебя дозваться битый час не можем!
Девушка закатила глаза и, вздохнув, отвела взгляд.
Я ходила к ручью.
К какому ручью, ты что мелешь? – Никанор запрокинул голову и указал в шуршащие ветки. – А вот там сейчас кто?
В душе не ведаю, – ухмыльнулась девушка, тоже взглянув наверх.
Хе, дык это ж белки, – хохотнул Леня, указывая на пестрые рыжеватые шкурки, реактивно носящиеся с ветки на ветку.
Аксонна невинно улыбнулась все еще сердитому Никанору и направилась в лагерь.
Интересно, однак, ты за ней ухаживаешь, – подколол друга Леня.
Чего?! Что… ты что ты там такое куришь, кто за кем ухаживает?
Снайпер довольно заржал.
Что хошь говори, а она тебе нравится.
Она и тебе нравится.
Но не до такой степени, как тебе, а?
Заткни курилку!
О, оскорбленья пошли! Угадал, угадал, ололо!
Вспомни еще берестяные грамоты, мамонт.
Когда двое мужчин вернулись в лагерь, взору их предстала весьма необычная картина. Эммет, раненый сапер их группы, висел в воздухе, визжа от восторга, точно ребенок, напротив стоящей с вытянутой рукой Аксонны. На ее тонких губах играла легкая улыбка.
Она успела скинуть накидку и стояла в обычном своем черном плаще с ныне сброшенным на плечи капюшоном. Руки по локоть обтягивали также черные кожаные перчатки, на поясе висела кобура с раритетным «Магнумом» 357 калибра, ноги по середину бедра обтягивали сапоги со странным гидравлическим устройством, поддерживающим стопу и образующим подобие платформы, с помощью которого девушка могла спрыгнуть с N-этажного дома и не получить ни синяка. Техник группы Ралли, однажды попросивший посмотреть на это устройство, назвал его инертным гасителем – эта непростая конструкция полностью поглощала инерцию падающего тела, позволяя обладателю приземлиться почти безболезненно. Все «почти» заключалось в неслабой отдаче – как при стрельбе, например, с крупнокалиберного ружья, разве что импульс приходился на ноги, а не в плечо.
Никанор слегка скривился, разглядывая ее, как тысячи раз до того. Аксоннеса Эннобили для наемнической группы «Аспид» была единовременно и ее козырем, и бомбой с часовым механизмом. Ее, выжившую испытуемую какого-то нелегального недопроекта, подобрали в одной из богом забытых колоний, приняв сперва как ученицу и «щенка». Никто не знал, что и кто она есть, даже в ее истории никто не стал разбираться. Тогда.
Поскольку «щенок», едва пообвыкнув в новой среде обитания, показал свой характер и возможные силы. Кто знал, что в этой анфорке, симбиозе человеческой и инопланетной природы, в этом хрупком и первое время боящемся все и вся существе проснется непокорная и непредсказуемая сила телекинеза? Кто знал, что пытавшийся разговорить прежде постоянно молчавшую Аксонну Ралли окажется выброшенным в другую комнату, попутно проломив собственным телом бетонную стену? Кто знал, что Аксонна окажется тщательно замаскированной машиной для убийства?
Смутные воспоминания из школьного учебника истории подсказали Никанору, что ее раса, раса анфоров, была создана около семиста лет назад в результате Кибербума – прибытии на Землю, ныне известную как Терру, расы сталкеров. Сталкеры были почитателями природы и жизни в любом ее проявлении, а потому, увидев, что сотворили люди с собственным домом, искренне ужаснулись. Изначальной целью сталкеров было знакомство, но теперь часть дипмиссии настаивала на бесхитростном уничтожении "этих вредителей", а часть – на шансе неразумным хомо сапиенсам. Сам правитель сталкеров был против того, чтобы люди продолжали губить свою планету, но все же его и сторонников войны удалось уговорить.
Сталкеры выдвинули ультиматум: войны не будет, людям даже позволят вступить в галактическое сообщество, но они будут должны восстановить свой дом. Вредное производство заменить на безопасное, запретить вырубку немногих оставшихся лесов, охоту на исчезающие виды животных и так далее, но самое главное – необходимо будет создать единое правительство, единое государство, в котором не будет места склокам и войнам. Основная сталкерская делегация улетела домой, оставив группу ученых и юристов. Первые изучали человеческую природу и биологию Терры, вторые – законодательства различных стран. И за несколько лет была создана Террианская республика и единый свод законов для всех.
Сталкерские ученые же, основываясь на податливости собственных генов, сумели создать генетическую программу, которая создала бы подрасу новых людей – умней, живущих дольше, сильней, живучей обычных. Добровольцы – а это было около четырех миллионов человек – прошли через эту программу и стали анфорами. Часть их осталась на Терре – помогать восстанавливать планету, часть с согласия сталкеров обосновалась на незанятых ими системах, создав собственное государство – Альянс Анфорских Колоний.
Аксонна во многом не была похожа на своих соплеменников, не единожды встречавшихся «Аспидом». Прочие анфоры блюли нейтралитет и предпочитали не отсвечивать, хотя любили поговорить на интересную тему и как следует ее помусолить, добраться до места, где собеседник уже не мог ничего сказать, а они хитро щурились и, выдав загадочную фразу а-ля «понимай как хочешь», удалялись. Аксонна же была резка, импульсивна, стремилась выместить все то, что имела внутри, на окружающий ее мир, словно реактор, работавший без постоянной охлаждающей системы, говорила лишь по делу, будто куда-то постоянно спешила. Никто не знал, что творилось в ее голове, а расспрашивать было боязно. Хотя в приступы хорошего настроения, как называл их Леня, она могла рассказать что-то из своей непростой жизни: о том самом нелегальном проекте, который назывался «Вектор», о собственных способностях, о местах, где была. Наемники точно знали, что у Аксонны был живой приемный отец, ныне неизвестно где болтающийся, и родной, погибший, когда она была еще неделя-две от роду.
Сценарий работы с ее появлением в команде значительно упростился: Леня-снайпер бил сверху, если не убил, подстерегал Никанор, если и он не упокоил, вмешивалась Аксонна с ее ментальным ударом и выстрелом в лоб. Причем после ее особого умения не выбирался никто, и посему в "Аспиде" ее и любили, и ненавидели. Ралли и Эммет обожали их хрупкую напарницу, Леня был нейтрален, а Никанор тайно ее недолюбливал, так как терял свой авторитет. Анфорка же не оказывала никакого особого внимания к коллегам, разве что к Эммету относилась, как к младшему брату. Но втайне она была очень привязана к этому отряду наемников, подобравших ее со дна ее жизни.
Отпустив Эммета на травку под опеку Ралли, Аксонна повернулась к новоприбывшим. Никанор развернул план и, убедившись, что его слушают, принялся его озвучивать.
Заказали нам одного очень непростого кадра, – произнес Никанор, медленно расхаживая перед товарищами, – марона. Ну, вы все знаете, что такое есть марон. Как человек, но из затылка растет три головохвоста с перепонками такими интересными и мягкими. Вроде как уши, а вроде как и не поймешь что, я особо биологии не знаю. Бегает очень быстро, легонький и шустрый, а также хитрый и сильный. Есть донесения, что у него синдром сирены.
Чего синдром? – переспросил Эммет.
Синдром сирены. Это не болезнь, по сути, скорее, генетическая аномалия, которая дает голосу его обладателя очень сильную мозгопривязку. То есть, каждое слово этого марона, при его желании, вы будете воспринимать как бальзам на душу, воля перестанет принадлежать вам. Вот такой вот сученыш может запросто подчинить любого из вас себе, заставить пойти против друзей, пустить себе пулю в лоб, заставить целовать ему ноги… и так далее и тому подобное. Посему поставим дело так. – Никанор развернул план зданий того города, куда их команда направлялась, и выделил нужный квартал. – Нельзя с ним слишком много контактировать. Пуля в лоб и все дела. Я пойду первым и возьму арбалет с ядом. Ралли, у тебя краткосрочные есть дротики?
А как же.
Вот, возьму штук пять. Леня, ты будешь на балконе сего вот дома. Если меня переманят, убьют и так далее, ты всадишь ему пулю сверху. Бронебойные бери патроны, мало ли в чем он будет.
Понял.
Ралли, Эммет, вы останетесь здесь, – продолжил Никанор. – Без комментариев, – покосился он на загипсованную ногу сапера.
Парочка пожала плечами, мол, ты у нас командир.
И что касается тебя, Ксюша, – повернулся к анфорке, внимательно следившей за каким-то жучком, ползущим по травинке, командир, – ты будешь охранять единственный, как мы сделаем, выход из того квартала. Если уж и Леня не справится, ты шарахнешь бегуна чем-нибудь из своего арсенала и прибьешь. На тебя будет последняя надежда.
Аксонна подняла глаза на Никанора.
А если и я не смогу?
Повисла неловкая тишина. Нарушил ее балагур-Леня, сказав:
Сможешь-сможешь. Мы все сможем. Давайте собираться.
Целью оказался, в самом деле, марон, проживавший в одном из особенно захолустных кварталов. Пока Никанор и Леня устраивали ловушки и перекрывали выходы, Аксонна наблюдала за ним. Это не было сложно: марон проводил свое время за пределами квартиры, возясь с ребятишками на детской площадке. Казалось бы, обычный марон, много таких. Одет в черную футболку, также черную кожаную куртку, потертые джинсы, некогда белые кеды. Кожа бледная, с легким древесным оттенком, что могло бы приравняться к человеческой смуглости. Цветовые отметины коричневого цвета, складывающиеся в линии бровей и попарно сидящие на скулах, наподобие веснушек. Большие ярко-карие, цвета молочного шоколада глаза. Из разговоров выяснилось, что звали этого марона Дайвер.
Беззаботный и веселый, Дайвер продолжал играться с ребятней, будучи главным заводилой. Он волшебным образом извлекал из карманов куртки цветные мелки, и детвора с восторженным визгом кидалась рисовать. Он предлагал поиграть в прятки – и уже спустя миг никого на площадке не было, ищи, мол.
Раз или два он присаживался на лавочку, отдохнуть от приставаний малышни, и осматривался. Аксонна была уверена, что, скользя в очередной раз взглядом по дому, на котором она освоилась как наблюдатель, Дайвер встретился с ней глазами и, как ей показалось, едва заметно кивнул, вызвав дрожь по спине. Но возможно, это все бред, поспешно подумала анфорка, жмурясь и потирая глаза. Как-никак, ночь без сна. Вот и мерещится всякая дрянь.
А, нет. Не мерещится. Уже смеркалось, отчего дети разбежались по домам, а Дайвер в одиночестве остался сидеть на лавочке, отломанной сухой веткой чертя что-то перед собой на песке.
Зажужжал на запястье браслет часов с коммуникатором, показывая сообщение от Никанора: «Пора». Пора так пора, подумала Аксонна, аккуратно поднимаясь с бетона и скользнув к назначенному ей выходу.
Однако не успела она спрыгнуть со здания, как мимо просвистела ярко-желтая молния пули. «Это как?!» – ошеломленно подумала Аксонна, метнувшись в сторону. Желтый цвет? Бронебой? Бронебой у Лени! Какова вероятность того, что тут сразу два снайпера с бронебоем, из которых один вражеский? И метит в нее? В груди аж стало больно от забившегося в ней сердца: вероятность нулевая.
Леня, укурыш придурочный, – завопила она в коммуникатор, – ты совсем сбрендил?!
В ответ ей послышался ехидный смех, от которого анфорку прошиб холодный пот.
Вовсе нет, – ухмыльнулся в интерком Никанор, и Леня выстрелил снова. – Танцуй!
На сей раз он не промахнулся, и пуля – уже не бронебойная, как назначено было, а разрывная – с хлестким звоном пробила плечо взвизгнувшей анфорки навылет, задев кость. Аксонна петляя бросилась наутек по крышам, зажимая рану, и вдогонку ей неслись красноватые «разрывки». Под ногами крошилась черепица, хрустел давно забытый шифер, дыхание рвалось в груди. Застрочила сзади и лазерная автоматическая винтовка «Шредер» – к Лене присоединился Никанор.
Пришлось прыгать. Инертные гасители послушно приняли удар о землю, но болевой шок и ступор заставили анфорку свалиться на колени. Она попыталась подняться на ноги; раненое плечо, когда она оперлась руками, прострелило острой болью, и в голове вновь взорвалась крошечная атомная бомба. От боли она отвыкла давно, так как привыкла причинять ее сама, и сознание, и прежде не бывшее кристально чистым, подернулось туманом.
Второй выстрел пробил грудную клетку, громко звякнув пулей о ребро и засев в легком и отбросив ее обратно на асфальт. Аксонна уже не вскрикнула – всхлипнула. Она пыталась уцепиться за остатки уплывающего сознания, сфокусировать взгляд, но все уже безнадежно расплылось. Дышать становилось все трудней, грудь поднималась и опускалась легкими толчками. Пальцы сжали сухую землю под грудью в тщетной попытке подтянуться, изо рта рвались только хриплые звуки, а не просьбы о помощи. На губах выступила кровавая пена.
Анфорка заметила, что к ней подошли двое. Она ясно различила в них Никанора и Леню – по голосам.
Пусть лежит? Или добивать?
И так помрет. Еще руки марать. Идем.
А от тела избавляться не нужно, не?
На нас не повесят. Ноги.
Наемники ушли.
Тишина давила на уши: местные явно боялись выйти. Неровные хрипы изо рта звучали как лязг металла. Тело затопило холодом, словно Аксонна нырнула в ледяную прорубь. Дышать уже она не могла. Они все просчитали – и куда именно стрелять, и чем. Сознание ускользало – неотвратимей и быстрей, и перед тем, как тьма поглотила ее, она увидела чей-то темный силуэт, чьи-то странные зеленые глаза...
Но тьма была недолгая. Тяжесть с груди пропала, а боль отступила, став более тупой и менее ощущаемой. В глотке была непривычная сухость. Волосы щекотали шею, от этого нестерпимо хотелось ее почесать. Но руки не поднимались. Их вообще как будто не было. Никогда.
Белый потолок. Белые стены. Ярко-белая лампа на потолке, заставляющая невольно жмуриться. Белый стеллаж у стены, белый стол, белые ящики, все ослепительно, стерильно, непривычно белое, вызывающее желание привнести любой другой цвет в этот филиал Рая на земле.
А, нет. Есть тут кое-что цветное. Некий кадр в черном с алым плаще и длинными темно-русыми волосами, сплетенными и уложенными в красивую, почти женскую прическу, стоял у другого стеллажа и разбирал странные ампулы, придирчиво осматривая каждую и сортируя по коробочкам. Темно-карие, почти черные глаза были почти скрыты за длинной челкой, но в них были видны сосредоточенность, спокойствие и некая надменность, присущая аристократам. Тело вытянутое, долговязое, не лишенное грации и размеренности. На голенище сапога кадра поблескивал десантный нож с широким и тонким лезвием. Эх, вот дотянуться бы…
Кадр закончил разбирать ампулы и закрыл стеллаж, направившись к другому. Попутно он скользнул взглядом по Аксонне и произнес:
Так бы и сказала, что очнулась, не нужно сверлить меня взглядом.
А мало ли какой ты нервный, – криво усмехнулась анфорка, обнаружив, что может разговаривать, хоть и хрипло.
Я нервный, правильно. Но не настолько, насколько ты себе вообразила. – Кадр взял из стеллажа стетоскоп и, присев к пациентке отключил эластичные захваты, предотвращающие любое ее движение. – Siediti (Садись). Как себя чувствуешь?
Аксонна осторожно села, опираясь на разумно поданную ей руку, очевидно, врача, очевидно, итальянца, родной язык которого переводчик воспринял и перевел, хоть и не сразу. Потерев глаза и разведя плечи в стороны, она нагнулась и снова выпрямилась.
Отменно омерзительно, – вынесла она вердикт собственному самочувствию. – В груди болит жутко, плечо саднит. А еще безумно трещит голова.
Si (Да). – Врач расстегнул свой подсумок на поясе и вынул пластинку с парой беленьких таблеток. – Это от мигрени. Сейчас глотай одну. При рецидиве вторую проглотишь. А что касается плеча и груди – немудрено, дорогуша, после разрывных пуль-то. Знатно тебе плоть вывернуло. И легкого низ разорвали. Я заштопал, но нужна собственная твоя регенерация, чтобы закончить работу.
Аксонна лишь сейчас заметила, что привычного плаща, сапог и револьвера на ней нет, а грудь и плечо обтянуты плотным слоем бинтов. Почувствовав себя непривычно беззащитной, она подтянула к груди ноги и волком взглянула на врача.
Где мой револьвер?
Конфискован. Тemporaneamente (Временно)... не волнуйся, все отдадим. – Парень легонько нажал на колени девушки, показав, что их нужно выпрямить, и надел стетоскоп. – Надо бы тебя послушать.
Приставив холодный металлический кружок к бинтам на груди анфорки, врач к чему-то прислушивался, время от времени немного передвигая кружок вверх, вниз, вправо, влево, наискосок и иногда прося задержать дыхание. Аксонна тем временем рассматривала его дальше. Правое ухо было проколото и украшено тяжелой дугообразной серьгой с сине-голубыми вкраплениями полудрагоценных камушков. Под глазами доктора красовались едва заметные чешуйки, напоминающие родинки, а нахмуренные брови слегка выступали за бровные дуги, как какие-нибудь отростки. Это позволяло сделать лишь один вывод.
Ты полукровка? – заинтересованно произнесла Аксонна.
Врач выпрямился.
Тебя это смущает?
Нет. Просто я не слышала, чтобы сталкеры заводили семьи с представителями других рас.
Сталкеры были одной из главенствующих рас в галактическом сообществе. Приверженцы строгих доктрин, военного строя, догм и законов, действующих повсеместно на их планетах и колониях, они были главной силой в решениях конфликтов, что вооруженных, что дипломатических: раса сталкеров имела очень долгую историю своего государства и научилась извлекать уроки прошлого посему что дипломаты, что адвокаты из Сталкерской Империи имели большой спрос и уважение.
Происхождение же сталкеры вели от теплокровных ящеров, посему на их коже до сих пор можно было разглядеть легкую сетку чешуек, а также сами некоторые чешуйки. Температура крови у них была несколько выше нормы антропоидных рас, стандартных 36-37 градусов – 39,5, что считалось вполне себе нормальным: если сталкер болел (хотя такое казалось почти мифическим), то температура его тела, напротив, падала. Сталкеры также имели волосяной покров на голове, пусть и несколько жестче, чем у некоторых других рас, так как тот образовался от редуцированных гребней, чешуи и даже перьев, и мужская часть этой расы ритуально заплеталась ежедневно в множество тонких косичек. Показаться уважающему себя сталкеру без косичек в приличном обществе было дурным тоном. Родная планета этой расы, Лами'ида, имела слабую гравитацию, что отразилось и на ее жителях: стандартный рост любого сталкера был не меньше двух метров, они имели развитую за счет миллионов лет эволюции мускулатуру, длинные ноги и высокую выносливость. Большей частью сталкеры были сероглазы или кареглазы, а брови выступали за надбровные дуги и расходились в стороны тремя концами; чем старше был сталкер, тем длиннее были брови. Джунгли обеспечили их теплолюбивость и стойкость к токсинам, снежные зимы на умеренных поясах – иммунитет к холодам. Впрочем, все это было издержками акклиматизации.
Но любой сталкер был выучен, вымуштрован, дисциплинирован на то, что чистокровие их расы – залог их крепкой связи с их планетой, с их высшим божеством – Матерью-Богиней, дававшей им способность ощущать землю, деревья и траву вокруг себя как часть своего тела, своей души. Некоторые могли развивать этот дар, могли достигнуть его апогея, научившись не только чувствовать Природу, но и полноценно ею управлять. Гены сталкеров были очень податливы к изменению и "разбавлению" генами других рас – у тех же людей и анфоров вероятность получить жизнеспособное и фертильное потомство от сталкеров, хоть и малая, существовала, как и еще меньшая – у маронов и эльдаров. Сталкеры могли иметь детей и с многими другими расами. Хоть и очень немногие сталкеры-полукровки имели ничуть не худшую связь с Матерью-Богиней, в обществе "чистокровок" их не особенно любили. Несмотря на то, что Империя старалась избавляться от полукровок и "сплавлять" их в родной мир другого инопланетного родителя, ксенофобами сталкеры не были. Они правильно полагали, что каждой расе есть что предложить в плане экономики, политики, религии и прочем что-то свое, что-то новое и, возможно, лучшее, но мягко отвергали из списков сфер сотрудничества генофонд. И влюбленные в инопланетян сталкеры обычно ставили интересы и догмы общества выше собственных желаний и заводили семьи со своими соотечественниками. Хотя были и дивергенты – сталкеры, все же решившиеся на брак с представителем иной расы и заимевшие детей-полукровок. Империя не одобряла дивергентов и их потомков, но ее собственное законодательство не позволяло им навредить. Посему было лишь вербальное воздействием путем угроз, оскорблений и так далее, а полукровки разумно молчали о своем происхождении.
Моя мама была против этого cretinata (идиотизма), – фыркнул врач. – А отец и не подумал отдавать меня в сталкерские граждане. Официально, я – человек, пусть и не шибко чистокровный. Посему и имя у меня вполне человеческое. Кристофер Джеймс Тэллони. Но можешь называть меня и Крисом, non m'importa (я не возражаю).
Очень приятно, – пожала крепкую, покрытую шрамами ладонь Кристофера Аксонна. – Аксоннеса Эннобили.
Уже знаю, grazie (спасибо)... – Кофейного цвета глаза Кристофера блеснули интересом. – Мы ради тебя, собственно, сюда и прилетели.
"Мы"?
Расскажем по ходу дела... – Медик отошел к одному из шкафов, которые Аксонна прежде не увидела, достал стопку одежды и вручил анфорке. – Помочь одеться?
Ты очень любезен, но я смогу и сама.
Bene (Хорошо). Надевай прям поверх бинтов, разворачивать не смей. Я пока поищу подходящий бронежилет.
Кристофер вышел. Аксонна же развернула предложенную ей одежду: крепкий кожаный плащ черного цвета с алыми клиньями, плотные брюки, высокие гольфы, ее сапоги с гасителями и перчатки. Стараясь не задевать раны и негромко шипя, если все же случайно касалась раненного плеча, она понемногу оделась, заодно обнаружив, что одежка ей подходит по размеру. Ее это не удивило, но заинтриговало. Натянув перчатки, которые оказались обрезками, оборудованными ножнами для метательных клинков и электроклинком на правом запястье, анфорка подняла голову: снова зашел Кристофер, держащий в руках нечто невесомое и прозрачное.
Это – полезнейшая наша разработка, – пояснил он, вручая девушке бронежилет. – Сверхпрочная ткань-дезиллюминат, СТД сокращенно, оборудованная также очень правдоподобной системой-обманкой: если в тебя выстрелят, то ткань поглотит инерцию выстрела и аннигилирует пулю с затратой небольшого заряда, при настройке, выбросит ярко-алую жидкость, sangue artificiale (искусственную кровь), запас которой также нужно время от времени пополнять. Я едва нашел жилет с кровушкой типа анфорской – с тем же оттенком и той же температурой.
Не думаю, что кто-то станет проверять температуру моей крови, – улыбнулась Аксонна, облачаясь в СТД. Тот плотно прислоился к ее плащу и стал спустя пару минут практически не заметен.
А ты и не думай, все уже продумали за тебя... – Кристофер пристально взглянул на анфорку. – Кстати говоря, я упоминал заряд жилета. Сейчас твой СТД полностью заряжен и может легко отразить и-или подделать около десятка выстрелов или трех глубоких ран колющим-режущим оружием. Но ему требуется подпитка, которую где попало не достать. Посему расходуй энергию правильно и лишний раз под пули не высовывайся. Intesi (Понятно)?..
Действительно, хорошая вещь, – восхитилась Аксонна. – Кому руку пожать за такое?
Кристофер усмехнулся.
Он перед тобой сидит.
Это спроектировал ты? – неподдельно изумилась девушка. – Мне казалось, ты – врач.
У нас все, кто мало-мальски изучает технику, физику и химию, имеют медицинское образование, – объяснил человек. – А я углубился в обе сферы. Что ж, довольно сидеть. Andiamo (идем), прогуляемся по кораблику, косточки твои разомнем. Дышится хорошо, ничего не мешает?
Слегка побаливает в груди. Что с пулей?
Аннигилировал я ее. Вытаскивать – и время тратить, и больше тревожить поврежденные ткани. И потом, традиция оставлять такие пули на память устарела и вообще неэтична. – Кристофер вежливо подал Аксонне руку, помогая слезть с высокой кушетки. – Шкурки не жмут? Мы успели замерить тебя, пока ты спала, но c'e'una prima volta per tutto (все бывает в первый раз).
Все замечательно.
Голодна?
Нет, спасибо.
Врач всмотрелся в лицо девушки.
Qualcosa non va (Что-то не так)?
Да все не так! – Аксонна подняла глаза, смотря в никуда. Пальцы оттягивали рукава. – Я ведь... Кристофер, я ведь доверяла им. Я не думала, что все выйдет так. – Губы ее задрожали. – Я думала, они...
Ну, bambina (малышка)... – Кристофер приобнял девушку за плечи и вынул из кармана платок, подав всхлипывающей Аксонне. – Что поделать, это жизнь. И "друзья" такие сплошь и рядом. Ты долго их знала?
Полтора года, – шмыгнула анфорка, вытирая глаза.
О, ну приличный срок... ладно, ладно, хватит плакать. Что было, то прошло. Вот так... высморкайся... платок оставь, потом в стиралку кину. Давай я тебе все тут покажу, погуляем. И, не сердись на меня за назойливость, – усмехнулся Кристофер, беря анфорку под локоток и направляясь с ней из медблока в просторный шестиугольный коридор. – Ты – моя пациентка. Sono responsabile! (Я ответственен!)
А, твоя педантичность? – усмехнулась Аксонна, шмыгая. – Ты наверняка делаешь все не на честное слово и синюю изоленту.
Si, – согласился медик, – Но я не идеален, я все же подвержен таким вещам как недосмотр, забывчивость или отвлеченность, и должен все проверять и перепроверять. Поэтому я предпочитаю работать в тишине, а ныне это было невозможно. Ларгентум и Дайвер чуть ли не царапались в двери, все хотели удостовериться, что ты не помрешь. Пришлось едва ли не выпинывать, чтобы не мешались – ты у меня в clinicamente morto (клинической смерти) три минуты была.
Погоди-ка. Дайвер? "Сирена" который?
Si. Это его идеей было, как к тебе подобраться. Наши люди взяли у вас заказ на него, на добровольца-жертву, и рассчитывали, что мы сможем с тобой переговорить. Про сирену, кстати, он выдумал. Но вышло, увы, несколько не так, как мы ожидали...
Это он меня принес к вам? Или ты?
Ни он и ни я. Ларгентум. Он поблизости был, в случае если вдруг твои бывшие коллеги предпримут атаку тяжелым вооружением – все же, там дети были, а Дайвер в щиты плохо умеет.
А кто этот ваш Ларгентум?
Глава нашей группы, сталкер. Но не напрягайся сразу, он на нормальных сталкеров не похож вообще. Может, это от воспитания такого, поскольку родители его погибли, а Алаэнор, товарищ постарше, его приютил и вырастил. Если бы он вырос в семье сталкеров, он бы таким не был. Более скажу – он не стал бы тебя спасать даже несмотря на то, что ты и была нашей целью прибытия сюда. Но он... decoroso (приличный). Впрочем, это лишь мое мнение.
