Текст книги "Сокровища зазеркалья"

Автор книги: Kagami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Вот и молодец!

Я накинул ему на спину потник и снял с крючка седло.

– Помочь?

Джесси, как воробушек, сидела на стенке денника. И как только забралась, высоко же! Ну, если ей так хочется… Мне нагибаться надо, а она, почти не наклоняясь, у Годзиллы под брюхом пройдет.

– Подлизываешься к начальству?

– Конечно! И надеюсь, что вы меня покатаете. Годзилле же не трудно.

– Не трудно. А не боишься скорости? Он у меня быстрый!

Джесси звонко рассмеялась и спрыгнула вниз, потом несколькими неуловимыми движениями профессионала закрепила седло.

Мне стало интересно, зачем ей понадобилось ехать со мной. Не на шайре же покататься, в самом деле. Ездила она на нем, и не раз. И не выносливость его проверять – мой Боливар двоих таких, как я, вынесет, а таких как она – с десяток. Так в чем подвох? Я почти не разговаривал с Джесси после того, как она отдала мне чек накануне торгов, но не потому, что меня смущала возникшая тогда неловкость. Просто не до того было. Пару раз я замечал ее задумчивый взгляд, устремленный на меня, и меня это страшно раздражало. Возникало неприятное ощущение, что она размышляет, как бы и дальше вывернуть мне на изнанку душу. Но какое-то мазохистское желание глубоко внутри требовало продолжения того странного разговора.

Я усадил Джесси перед собой и медленно выехал на дорогу. Годзилла послушно шел шагом, но я чувствовал, как хочется ему сорваться в галоп. Каждая мышца коня словно подрагивала в нетерпении.

– Потерпи, мальчик, сейчас отъедем и дам тебе свободу, – пробормотал я.

– Марк, почему вы это сказали?

– Что, Джесси?

– Почему вы сказали, что дадите ему свободу?

– Потому, что он хочет бежать, разве ты не чувствуешь?

Джесси не ответила и надолго задумалась. А я испытал одновременно и разочарование и облегчение. Возможно, я ошибся, и никакого разговора по душам не будет. Наверное, к лучшему. Через четверть мили Годзилла помчится, как ветер, и тогда мы уж точно не сможем поговорить.

Но разговор все же состоялся. Конь захотел отдохнуть, и я, как всегда, это почувствовал, а потому остановился и слез с седла. Джесси тоже спрыгнула на землю.

– Почему вы остановились, Марк?

– Годзилла захотел. Он немного устал от нас.

– И вы это почувствовали?

Я пожал плечами. Ну, что я могу поделать? Чувствую я лошадей, и все тут. Потому и на скачках мои ставки всегда оказываются верными. Я, словно продолжение себя самого, ощущаю весь организм лошади. Я всегда знаю силу и выносливость каждой мышцы животного, его настроение, его отношение к предстоящему забегу. Я становлюсь каждым из скакунов и совершенно точно определяю, кто придет к финишу первым. К тому же у меня очень сильно развито предчувствие. Когда я не уверен, кто именно окажется сильнее, у меня в голове просто возникает картинка финиша. А бег Годзиллы под собой я воспринимаю, как движение собственных мускулов. Это мой мозг посылает и принимает сигналы. Джесси права, я не ощущаю себя верхом на лошади. Я ощущаю себя единым целым с ней.

– Марк, вам никогда не казалось, что вы не такой, как все?

– Каждый человек не такой, как все, – усмехнулся я, – Каждый неповторим.

– Да, конечно, но… Вот вы всегда ощущаете себя именно человеком?

Вот так вот. Я не знал, хочу ли сознаваться в том, что она тогда была права, поэтому тянул с ответом. Но Джесси словно и не ждала его.

– Знаете, Марк, я думаю, я – не человек.

Такого я не ожидал. Я думал, она хочет покопаться в душе у меня, а у девочки, оказывается, свои собственные проблемы.

– Почему ты так думаешь, Джесси?

– Потому, что я умею колдовать.

– С лошадьми? – я не стал спорить с ней. Зачем? То, что происходит между мной и Годзиллой тоже сродни магии. Как и мои предчувствия.

– Нет, – вздохнула Джесси, – С лошадьми я колдовать не умею. Совсем. Это по вашей части, я так думаю. Я колдую по дому. Точнее, я не колдую, это само собой случается. Мне достаточно подумать, что неплохо было бы что-то сделать, и оно происходит. Не по крупному, а так, по мелочам. Встаю утром, иду в душ и думаю, что надо застелить постель. Выхожу из ванной, а она застелена. Когда что-то готовлю, все продукты, словно сами, в нужный момент из шкафов и холодильника выскакивают. Вы только не думайте, что у меня провалы в памяти. Я проверяла. Специально с кем-то разговаривала в это время. С кем-то, кто не мог не заметить, что я отошла, или что-то делаю.

– Джесс, а почему ты считаешь, что ты не человек? Ведьмы тоже люди. Может, ты просто ведьмочка?

– Нет, – она покачала головой, – Я специально информацию в интернете собирала. Ведьмы, если, конечно, они действительно существовали или существуют, занимаются любовной магией, охранной, иногда – черной. А у меня магия домашняя. Не ведьмовская какая-то. Больше похоже на брауни или хобгоблина. Как вы думаете, Марк, фейри могли раствориться в мире людей?

Я помолчал. Мне очень хотелось согласиться с ней, но я не знал к каким фейри себя прировнять. Будь я кельпи, я бы любил воду, но плаванье и в лучшие времена не было моим видом спорта. Вот разве что кентавры… Но кентавры не фейри.

– Мне бы хотелось, чтобы ты была права. Правда, это не объяснило бы, почему я чувствую себя единым целым с конем.

– А вы, правда, чувствуете?

– Да. А еще немного будущее предсказываю.

– Как это?

– А как я, по-твоему, на скачках выигрываю? Чувствую лошадей и предсказываю результат.

– А… я думала, правда предсказываете.

– Но я действительно вижу финиш гонки.

– В воображении?

– Не знаю. Это как бы кино, которое еще не сняли, а мне уже показывают.

– А мое будущее предсказать сможете?

– Я же не гадалка, Джесси. Со мной такое только на скачках бывает. Наверное, от напряжения и желания выиграть.

– А если вы очень-очень захотите увидеть мое будущее, не получится?

Я задумался. До сих пор мне не приходило в голову попробовать увидеть что-то из будущего, за исключением результата скачек. С другой стороны, я совершенно точно знал, что могу вызвать видение по своему желанию. Просто мне нравилось сначала выяснять состояние и возможности коней, а потом уже проверять, угадал ли я. Что-то вроде игры с самим собой.

Я посмотрел на Джесси. Она сидела в пол оборота ко мне, глядя куда-то вдаль. Я не мог видеть ее лица, но вся ее застывшая поза выражала ожидание и последнюю отчаянную надежду. И я захотел ей помочь. Так же, как два года назад, когда она пришла наниматься ко мне на работу.

– Я попробую, – тихо сказал я и закрыл глаза.

И увидел Джесси. Но не будущее, а прошлое. Напуганную, но полную решимости, семнадцатилетнюю девчонку, оставшуюся без средств к существованию и без близких, ничего не умеющую делать, но выросшую на ферме и влюбленную в лошадей. Я, как свои собственные, ощутил ее отчаянье и надежду, всю страстность желания получить у меня работу, и понял, что тогда был один из важнейших переломных моментов в ее жизни.

Потом картинка словно сместилась, и я увидел то, что происходило пару минут назад: себя и Джесси, сидящих на траве, разговаривающих, пасущегося неподалеку Годзиллу. Это было странно, потому что я не понимал, что переломного в этом нелепом разговоре о магии. Какая-то часть моего сознания хотела верить Джесси, но въевшийся в кровь и плоть рационализм утверждал, что никакой магии и фейри не существует, и всему происходящему можно найти разумное научное объяснение.

А потом снова изменилось изображение, и я точно знал, что теперь это будущее.

Мы снова были вместе, на этот раз в какой-то комнате, похожей на гостиничный номер. Только теперь мы были не одни. Ослепительной красоты троица расположилась на диване – двое совершенно одинаковых парней и беловолосая девушка. Девушка встала, волосы взметнулись, и я увидел длинные заостренные ушки. Она подошла к декоративному стеллажу, неизвестно откуда извлекла свиток и, развернув его, скотчем прикрепила к полкам. Это оказался карандашный рисунок какой-то комнаты. Потом так же неизвестно откуда взявшимся карандашом она провела одну единственную линию, и картинка засияла каким-то нездешним светом, стала увеличиваться, и вот уже вместо полок перед нами был проход в ту чужую комнату. За проходом толпились… нет, не люди. Не знаю, кто были остальные, но прямо на меня смотрели двое кентавров. Я успел прочитать в их взглядах восторг и восхищение, а потом они склонились в глубоком поклоне. Джесси вскочила и двинулась к проходу. Растолкав остальных встречающих, ей навстречу шагнул смешной маленький… нет, снова не человек. Гоблин. Я точно знал, что это гоблин. Джесси сделала еще несколько шагов и пересекла черту. Гоблин подхватил ее на руки и прижал к себе, как драгоценность.

И тут я заговорил. Слова, слетавшие с языка, не были моими, но они переполняли меня и требовали выхода. Я почти не понимал их смысла, но знал, что они должны быть произнесены вслух.

– Когда Серебряная леди впервые откроет проход для вождя предреченного, не он поспешит вернуться в свой мир, а первый Хранитель Очага обретет свою половинку, ибо возродится магия мудрых. И Библиотека с радостью распахнет объятия его нареченной.

Потом все исчезло, и наступила тишина, наполненная неясными майскими звуками.

– Марк, – тихо позвала Джесси, – Что это было?

Я почему-то чувствовал себя вымотанным. Говорить не хотелось. Но, приоткрыв глаза, я встретился с любопытно-испуганным взглядом Джесси.

– Это было пророчество, Джесси. Я так думаю.

– И что оно означает? Кто такая серебряная леди? А хранитель очага? А библиотека?

– Эльфийка, гоблин, странное место, – с трудом выдавил я.

– А вождь предреченный?

– Я… наверное… и… там были кентавры…

– Где, Марк?

– В видении. В кино, которое еще не снято. Джесси… я… устал…

– Марк?

Но я уже проваливался в небытие. Не знаю, сон это был, или обморок, но, когда я открыл глаза, ничего не изменилось. Солнце все еще стояло высоко, а Джесси все так же склонялась надо мной с озабоченным выражением на лице.

– Марк, как вы?

Я чувствовал себя прекрасно, словно проспал часов двенадцать.

– Надолго я отключился? – поспешил я выяснить.

– Секунд на тридцать, – растерянно ответила девушка.

– Джесси, ты поедешь со мной в "Эль Загру", – вдруг решил я, и сразу понял, что это правильно, так и должно быть.

– В "Эль Загру"? В Каир? Так вот почему вы не купили на торгах кохейлана!

– Я же объяснил всем, что не купил его потому, что ни один из тех, что мне понравились, не подходил нам по генетике. Нам нужен привозной производитель. Мы едем в Египет.

– Это вы только что решили?

– Я это только что понял.

Артефактер Рен-Атар

– Грэм, уймись, давай двигаться поступательно. Назови мне все имена, какие слышал здесь.

– Елена… Алена, ее называли Алена, Аленка. Кирилл, Серега.

– Черт подери, Грэм! Ну почему этот твой лекарь не житель какого-нибудь Монако!

– А в чем дело?

– В чем, в чем… Он живет где-то на постсоветском русскоговорящем пространстве! А это – пол континента. Где нам его искать? Давай, вспоминай, что в том городишке было примечательного.

– Парк.

– Прекрасно! Ты думаешь, найдется хоть один крупный и не очень город, в котором не было бы парка?

– Я не знаю. А что именно ты хочешь, чтобы я вспомнил?

– Здания. Какие-нибудь примечательные здания. Ой, кстати, а моря там, случайно не было?

– Моря? Нет, моря не было. Была река, кажется.

– Большая?

– Нет, не очень. Не судоходная. Но мосты были.

– Сколько?

– Откуда мне знать? Я и видел-то только три. Может, четыре.

– Не годится. Ладно, дома вспоминай. Ты говорил, вы гуляли по городу. В центре?

– Не знаю.

– Как улицы-то хоть назывались, помнишь? Ну, хоть парочку.

– Нет, Рената, я не помню, как они назывались.

– Может, хватит его пытать, прекрасная Рен-Атар? – сердито прорычал Штред, – Отвези его к своей лавке, он оттуда верхним нюхом дойдет.

– Тоже верно, – кивнул Грэм, но как-то неуверенно.

– Да он же не на своих двоих или четырех от нее добирался! А на поезде! – я почувствовала, что мы зашли в тупик, но ничего больше не смогла предложить.

В следующий момент возникло шевеление в портале, занимавшем половину стены гостиной в квартире Марты, и в комнату ввалились саламандры и ундины, поддерживая с двух сторон нечто, больше всего напоминающее непрозрачный аквариум на двух слишком тонких для такого тела ножках. Поверх этой конструкции покоилось растерянное и напуганное личико Шеты.

Я вскочила с дивана, чтобы уступить место странному неустойчивому существу, и маги, пыхтя и отдуваясь, дотащили его до этого сидения.

– Все! – прохрипел Хандариф, – Что смогли. Лучше – никак.

– Что это? – растерянно спросила я.

– Это Шета. Мы ее замаскировали, – Арианна, тяжело дыша, вытирала со лба пот.

– Замаскировали?! А ходить она сможет?

– Нет, – всхлипнула целительница, – совершенно не получается. Не могу найти центр тяжести, все время заваливаюсь. Как вы только ходите на двух ногах!

На шум из спальни-кабинета высунулась любопытная мордочка эльфа. Мгновение он рассматривал плачущую кентаврицу, а потом начал хохотать. Вот язва! Было бы чему радоваться! Следом тут же появились Павел, Марта и второй брат-близнец.

– Ужас какой! – воскликнула эльфийка, – Шета, бедняжка, что эти изверги с тобой сделали?!

– Мы не изверги! Мы старались! – стал в позу оскорбленной невинности Хан, – Куда еще можно спрятать почти целую лошадь? И так пространство покривили во всех направлениях, а им еще подавай, чтобы она ходила! Неблагодарные женщины!

– Немедленно верните все, как было! – рассердилась Марта, и я была совершенно с ней согласна. Это ж надо было так изуродовать бедную девушку!

– Нет! – истерично завизжала Шета.

– Шета, но почему? – я села рядом с ней на диван и взяла за руку, – Зачем тебе это терпеть? Ты же даже ходить не можешь!

– Лучше я, чем отец. Ему еще труднее будет. Я научусь. Я смогу. Кто-то же должен найти вождя.

– Та-а-ак! – Марта уперла руки в бока, – Ну-ка посмотри на меня, великомученица! И далеко ты на поиски уйдешь в таком виде? Пешком весь земной шарик обойти собралась? На своих двоих? А может, и нас снарядишь на прогулку вокруг света?

– Но…

– Что но? Третий день безвылазно сидим в этой квартире. И ищем. Кант и Зантар английский зубрят, как проклятые, Павел у меня поселился, семью бросил, в монитор сутки напролет пялится. Рената между компьютером и грэмовскими психозами разрывается. А ты решила пешочком?

– Да, но…

– Никаких "но", дорогая! – отрезала Марта, – Ваше с Эвридом участие в поисках ограничивается генерацией идей, как и где, искать вождя. Варианты проверяем мы. Когда находим, проводим через портал. Так что, нечего из себя разожравшуюся матрону… – она замолкла на полуслове и задумчиво уставилась в пространство.

А мы смотрели на нее.

– Марта… – наконец подала голос смущенная Шета.

Эльфийка вздрогнула, тряхнула головой и хлопнула себя по лбу.

– Мы идиоты, господа! Хан, Арианна, ну-ка выкладывайте, что вы с ней сделали, и возможно ли, чтобы в этом мире такое произошло само.

– Само? – недоуменно переспросила Арианна.

– Вот именно. У меня не было ушей, уверена, у вашей Жемчужницы рыбий хвост и жабры отсутствуют, как в вашей наземной ипостаси. Белый Огонь, как и Хан с Дашмиром в этом мире ходит с огнеупорной кожей.

– Нет никакого Белого Огня, – пробурчал Хандариф.

– Кентавров в этом мире тоже нет. Так что, если кентавры все же здесь остались, они, как и прочие, должны были ассимилироваться с людьми и выглядеть, как люди. А куда, спрашивается, девается лошадиное тело? Думаю, в лишний вес. Давайте, бегом подведите мне под эту идею теоретическую базу, чтобы знать, нужно ли нам исключить всех худых лошадников.

– А если он все же не лошадник? – вздохнула я, – Ну, почему вы так уверены, что этот человек обязательно должен заниматься лошадьми?

– Должен, – покачала головой Шета, – на генетическом уровне он помнит свое лошадиное тело, и подсознательно всегда будет стремиться компенсировать его отсутствие суррогатом. Он обязательно будет ездить верхом.

– Толстый наездник? Значит Марта не права. Толстых наездников не бывает.

– Это жокеев толстых не бывает, а наш вождь вполне может кататься на каком-нибудь першероне, – отмахнулась Марта и обернулась к что-то горячо обсуждавшим ундинам, саламандрам и эльфам, – Ну, до чего додумались?

– Возможно, – нехотя согласился Хандариф, – Такое трудно себе представить, но по-другому просто не получается. Подозреваю, это должны быть не просто толстые, а очень толстые люди. Но при этом здоровые и подвижные. Потому что у них это не ожирение, а просто переформирование пространства внутри организма.

– Ну, очень у вас все просто, – поморщилась я.

– Конечно, – Хан удивленно развел руками, – Это же всего лишь магия.

Аленка

– Привет, ребенок, как сессия?

– Виден свет в конце тоннеля. Привет, пап.

– Это хорошо, что свет виден. Когда думаешь приехать?

– Пап, имей совесть, я только зачеты сдала. Еще пять экзаменов. Так что ждите меня в конце июня, не раньше.

– А поторопиться?

– Ну, если очень поторопиться, лишить себя всех жизненных радостей в виде пересдач и студенческих вечеринок, то недели через три.

– А если очень-очень поторопиться?

– Пап, да что за срочность-то?

– Была бы ты лет на семьдесят старше, решил бы, что у тебя склероз.

– Ты о чем?

– О серебряной свадьбе твоих, пока еще единственных, родителей.

– Ой!

– Вот тебе и "ой".

– Это двенадцатого?

– Значит, не склероз.

– Пап, пап, пап! Подожди…

– Чего ждать?

– Я думаю. Думаю. Думаю.

– Ты не думай, ты беги с лекторами договариваться. К экзаменам-то хоть готова?

– Нет, конечно.

– Значит, готова. Все равно все студенты учатся ровно сутки перед экзаменом. Особенно такие умненькие.

– Ладно, все, уговорил. Я постараюсь утрясти. В крайнем случае, приеду на ваше торжество, а потом вернусь досдавать.

– Не выйдет.

– Почему?

– Потому что мы уезжаем в свадебное путешествие.

– Чего?!

– Представь себе. На волю, в пампасы. К верблюдам и пирамидам. И весь семейный бизнес остается на твое попечение. Так что, дерзай, ребенок. Две недели на пять экзаменов – самое оно. Уверен, ты справишься.

– Папа!

– Все, извини, тут собаку привели. Задача ясна?

– Да уж!

– Не ной. Вперед, дочь. Я в тебя верю.

Я повесила трубку и тихо взвыла. Обожаю своих предков! Но, была бы такая возможность, выбрала бы каких-нибудь других.

Договариваться! Легко сказать! Их же всех еще отловить надо! Нет, вот надо было моим предкам именно в начале лета пожениться?! А что, им тогда по фиг было, они к тому времени институты уже позаканчивали. Вот подстава!

– Тетя Вика! – заорала я дурным голосом.

Это не потому, что я такая чокнутая, а потому, что тетя Вика глуховата. Ну, у каждого свои недостатки. Во всем остальном мамина двоюродная тетка – милейшее создание. Домашняя выпечка, четыре пуделя, преферанс по воскресеньям и никаких сюрпризов. Так бы и жила с ней всю оставшуюся жизнь, бед не зная.

– Не кричи так, деточка, – тетя Вика нарисовалась из кухни с оскорблено поджатыми губами.

– Извините, – я покаянно потупилась, – Я думала, вы на балконе.

– И что мне там делать? Не понимаю. Да, ты что-то хотела?

– Я сейчас в Академию. Отец звонил, хочет, чтобы я раньше приехала. Так что нужно экзамены побыстрее сдавать.

– Это когда раньше-то? – удивилась старушка.

– Числа десятого.

– И что за спешка?! Деточка, ты же не можешь уехать! У тебя соревнования!

О, ужас! Спартакиада! Я же пропущу ее! Тренер меня убьет. И правильно сделает. И так из-за зачетов на тренировки через одну ходила, а теперь еще и с соревнований смоюсь. Я вздохнула.

– Что поделать, тетя Вика. Спартакиады каждый год проводятся, а серебряная свадьба родителей раз в жизни бывает.

– Ах, как жаль! – бабуля заломила руки, – А мы-то собрались придти поболеть за тебя.

Ой, блин! Это у матушки наследственное, что ли? Мало мне было в школе родителей на трибунах, так теперь еще четыре свирепые бабульки в болельщики записались. Кошмар! И ведь из лучших побуждений!

– Ничего, тетя Вика, не расстраивайтесь. Я еще в других соревнованиях поучаствую. Еще увидите, как я победю… побежду…

Тетя Вика засмеялась, а я, чмокнув ее в щеку, быстренько оделась и поскакала в Академию улаживать свой график и получать нагоняй от тренера.

Марк

Я устал. Я столько всего успел сделать за эти дни! И, как назло, все словно сговорились вставлять мне палки в колеса. Мой адвокат посчитал меня ненормальным, а Тэд сопротивлялся изо всех сил. Мне понадобилось более сорока восьми часов, чтобы объяснить ему, что я могу помереть от ожирения в любой момент. Он не хотел в это верить. А убедить кого-то в том, во что сам веришь с трудом, очень сложно. Но мне удалось. Потом то же самое повторилось с адвокатом. Наконец, мое завещание, по которому завод отходил к Тэду, было оформлено. Тэд все еще отказывался верить в то, что я посчитал его более достойным, чем собственного сына.

– Марк, это безумие! – твердил он.

А я объяснял, объяснял, объяснял… Это еще больше настораживало Тэда. Обычно, объяснять свои решения мне не свойственно. Я просто принимаю их, основываясь, в основном, на интуиции, и отдаю распоряжения. А тут, я сам это чувствовал, в моих словах и поведении проскальзывали просительные нотки. Хотя, единственное о чем мне хотелось бы попросить окружающих, это – не мешать мне делать то, что я считаю нужным.

Мое рациональное сознание твердило, что я совершаю идиотский поступок. Но я не отступал. Да, я создал этот бизнес, и во многом он держался исключительно на моей удаче. Но я чувствовал, что грядут перемены. Такие перемены, которые я не смогу объяснить, даже если очень захочу. И все из-за того, что я заглянул за краешек собственной судьбы, сделав пророчество для Джесси.

Теперь я знал, что кентавры существуют. Знал? Да. Это не было просто желанием верить в красивый сказочный сон, навеянный теплым майским днем. То, что я увидел тогда, было будущим, которое рано или поздно наступит. Когда – я не знал, но почему-то был твердо уверен, что довольно скоро. Я проанализировал каждый штрих своего видения. Определить время и место по гостиничному номеру было практически невозможно, но я достаточно отчетливо видел Джесси, чтобы понять, что она не изменилась. К тому же, хоть это и было смешно, но я точно знал, что, когда она пошла навстречу маленькому гоблину, на поясе ее джинсов я видел пятно от мазута, которое она посадила у меня на глазах пару месяцев назад. А джинсы живут намного меньше людей. Значит, совсем скоро. Еще одним доказательством было мое внезапное интуитивное желание поехать в Египет за производителем. А своей интуиции я привык доверять.

К тому же я почему-то чувствовал, что должен спешить. Я связался с "Эль Загрой", выяснил, что у них есть на продажу несколько племенных жеребцов, но они категорически отказывались вести со мной переговоры до аукциона, а до него оставалось еще недели три. Впрочем, они ничего не имели против моего визита с целью осмотреть лошадей до торгов, тем более что я намекнул, что могу не ограничиться только одним конем.

Я, втайне от всех, съездил пару раз на скачки и сделал ставки. Разумеется, выиграл. Я понимал, что привлекаю к себе внимание, но на это мне было уже наплевать. Во мне все сильнее зрело чувство, что я ненадолго задержусь в этом мире. Но я хотел, чтобы завод достался Тэду в идеальном состоянии. Кроме того, мне казалось, что я обязан хоть как-то компенсировать Меган годы неудачного брака со мной и ту боль, которую я только собирался ей причинить.

А я собирался. Мой сын был слишком похож на меня, и его ждала та же неустроенная, половинчатая жизнь, в которой я до недавнего времени вовсе не видел смысла. Если я – кентавр, то и он тоже, а значит здесь ему не место. Я просто обязан забрать его с собой, и сделать это так, чтобы никто не заподозрил никакой мистики. Для этого мира мы с Питом должны умереть раз и навсегда. Меган, рано или поздно, утешится и начнет жить заново, если у нее не будет надежды снова увидеть сына. А для этого мне тоже нужно было тщательно подготовиться.

И все же, не смотря на свою твердую веру в собственное пророчество, я пока не сделал ничего необратимого. Я не сжигал мосты, я лишь минировал их. Первым решительным шагом должна была стать поездка в Египет. И тут я испугался. День проходил за днем, я чуть ли не каждые полчаса поднимал трубку, чтобы набрать номер и заказать билеты, но так и не смог заставить себя позвонить. Была ли всему виной накопившаяся за последнюю неделю нервная усталость, или же я на самом деле не был готов к радикальным переменам, но я медлил.

Не знаю, сколько времени я бы тянул еще с поездкой, если бы не Джесси. Поначалу я был слишком занят, чтобы поговорить с ней, а потом усталость и этот подсознательный страх заставили меня избегать приватных встреч. Я знал, что поступаю с ней нечестно. В отличие от меня, Джесси была молода и полна радужных наивных надежд. К тому же она уже давно убедила себя, что не является человеком. Поэтому мое пророчество стало для нее чем-то вроде мороженого для ребенка, недосягаемого за стеклянной витриной лотка. Я пообещал ей сказку, указал направление к ней, а сам спрятал голову в песок. Не удивительно, что она не выдержала долгого ожидания.

Джесси подкараулила меня в моем собственном кабинете, когда я по глупости задержался вечером, работая с какими-то документами.

– Марк.

Мне не нужно было поднимать голову от бумаг, чтобы увидеть ее взъерошенную мордашку. Я и так знал, что отпущенное на сомнение время закончилось. В глубине души я даже испытал облегчение.

– Входи, Джесси.

Она скользнула в комнату и по своей извечной привычке пристроилась на подлокотнике кресла для посетителей. Я молча подвинул к ней телефон. С минуту она с непониманием рассматривала аппарат.

– Что вы хотите, чтобы я сделала, Марк?

– Заказала билеты в Каир. Для нас с тобой. И забронировала номера в гостинице.

Джесси взъерошила волосы и задумчиво посмотрела на меня.

– Вы боитесь, Марк? – наконец спросила она.

– Да, – честно ответил я.

– Я тоже, – вздохнула девушка.

– Ты можешь не ехать со мной.

– Нет, – Джесси покачала головой, – Вы же видели, что мы были вместе. Какой смысл вам ехать одному, если это ничего не даст. Сначала должна решиться моя судьба, чтобы потом смогла решиться ваша.

– Я не знаю своей судьбы, Джесси.

– Зато я знаю. Вы сами мне ее предсказали.

– И ты поверила?

– Вы поверили, Марк. Я же видела, вы верите каждому своему слову. Даже не вы… Словно сама Вселенная говорила вашими устами.

– Это глупо.

– Нет, – она снова покачала головой и мечтательно улыбнулась, – Когда мне было двенадцать, к нам приехал бродячий цирк. Я влюбилась в него. Даже думала сбежать с ними и стать цирковой наездницей. Хорошо, отец вовремя это понял и вразумил меня.

– Вразумил?

– Запер в подполе. Когда цирк уезжал. Я тогда долго ревела. Но я не об этом. Там была гадалка. Мадам Жюстин. Седая, неряшливая, пахнущая старостью и дешевым виски, необъятно толстая. Ее паланкин на манеж вывозили четыре пони. Конечно, это было дешевое шоу, и она просто говорила всем то, что они хотели услышать. Думаю, она была неплохим психологом. Мы, детвора, часто бегали к ее палатке, ведь она была не только частью представления, но и своеобразным аттракционом. Она гадала всем желающим, чтобы привлечь побольше народу в цирк. Однажды мы набрались смелости и тоже попросили нам погадать. Сначала все шло, как обычно. Ну, сами знаете, все эти псевдо магические манипуляции, хрустальные шары, подвывания. А потом настала очередь Билли Саммерса. И мадам Жюстин вдруг прогнала его и вех нас. Но перед тем, когда Билли подошел к ней, ее глаза вдруг остекленели, и пару мгновений она словно смотрела в никуда, совсем, как вы тогда. Вечером мадам Жюстин не участвовала в представлении. Мы с Грейс, моей подругой, решили навестить ее. Когда мы сунулись в палатку, она плакала. Я никогда прежде не видела, чтобы люди плакали так горько. Мы попробовали ее успокоить, а она вдруг обняла нас, сказала, что мы замечательные девочки и должны очень беречь Билли. А потом опять прогнала, – Джесси замолчала.

– К чему ты мне это рассказала?

– Я не закончила, Марк. Просто, мне в голову только что пришла одна мысль. Сейчас объясню, – она тяжело вздохнула, – Билли Саммерса тем летом сбила машина, когда он катался на велосипеде. Он погиб на месте. И я думаю, мадам Жюстин заранее знала об этом. Она… Мне кажется, Марк, она тоже была кентавром. Она…

– Она была толстой, – закончил я и усмехнулся.

– Да, – Джесси кивнула, – Но не только. Еще она очень любила своих пони и никого к ним не подпускала. Всегда сама за ними ухаживала и управляла четверкой.

Несколько минут мы молчали, обдумывая каждый для себя эту историю.

– Как ты думаешь, много нас таких здесь?

– Не думаю, – девушка покачала головой, – Не знаю, как вы, Марк, а я всю жизнь подсознательно искала кого-то похожего на меня. Точнее, непохожего на других. А встретила только вас.

– Еще мадам Жюстин.

– Да… К ней меня тоже тянуло. Может, сбеги я тогда с цирком, я стала бы настоящей волшебницей, – она помолчала, – Но я рада, что оказалась с вами, а не с мадам Жюстин. Как будто… как будто…

– Как будто это правильно, – мне вспомнилось видение из нашего прошлого, когда она только пришла наниматься ко мне на работу. Это действительно было правильно. Наша встреча стала поворотной не только для нее. Для меня тоже.

– Да.

Я снова подтолкнул к ней телефон.

– Звони, Джесси. Сделай это для меня. Для нас обоих.

– Вы уверены, Марк?

– Я знаю, что это правильно. Я просто боюсь.

Джесси коснулась аппарата кончиками пальцев и, закусив губу, покосилась на меня.

– Марк…

– Что, Джесси?

– Я… – она помотала головой, – Мне зачем-то очень нужно знать, чего вы боитесь. Может, чтобы понять, чего боюсь я.

Я вздохнул. Она была права. Что-то – может, судьба? – связало нас воедино, и мы были не вправе хранить друг от друга секреты. Джесси – наивная, юная, открытая Джесси – воспринимала это, как должное, а я, старый мизантроп, пугался еще и этой внезапной близости. Но и эта близость была правильной. Я не имел права лгать этой девочке, а для этого требовалось быть честным с самим собой. И это тоже пугало.

Я ухватился за идею перехода в другой мир, где мое неуклюжее тело, наконец, обретет гармонию своей истинной сути. Но там была неизвестность. Я знал, что Джесси ждет нечто большее, чем просто ее истинное я. Я видел маленького гоблина, прижавшего ее к себе, счастье обретения на его лице. Но кентавры… Их лица выражали совсем иные чувства. Они чего-то ждали от меня. Чего-то великого, важного, значительного. А я…

– Я боюсь не справиться, Джесси, – тихо сказал я, – Я очень боюсь, что от меня там ждут большего, чем я смогу дать.

– Вождь предреченный, – прошептала девушка.

– Да.

– Нет, Марк, – Джесси покачала головой и улыбнулась, – Вы справитесь. Иначе, зачем это все?