Текст книги "Любовь ювелирной огранки (СИ)"
Автор книги: Julia Candore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Ого, какая штуковина!
– Лучше не трогай. Это тебе не игрушки, – сказала Эсфирь и предусмотрительно спрятала орудие убийства фей подальше от заинтересованных глаз.
Только поэтому Юлиана благополучно выпила у камина чай, приняла ванну с пеной. Тщательно изучила под пледом книжку об эльфах и их видовом разнообразии («Надо же! И правда, существуют!»). И начала умирать от безделья.
Сломать еще один тренажер? Нырнуть в бассейн и выяснить, на сколько секунд она способна задержать дыхание? Ох, скука!
Потом ее гнездо на голове повстречалось с ловцом снов (вернее, Шансом), который болтался в алькове под аркой. Между гнездом и Шансом тотчас установилась пылкая любовная связь, и Юлиане пришлось долго и мучительно распутывать колтуны.
Во время распутывания она не могла избавиться от мыслей о медальоне, намертво засевших в уме. «Не игрушки» были как раз по части Юлианы.
Наверное, если бы не Шанс, она бы так и не обнаружила тайник Эсфири в одном из шкафчиков бара, под стойкой. Секретный код Юлиана отгадала с первой попытки – тоже благодаря Шансу. «Вершителькозёл». Фу, как предсказуемо!
В тайнике, помимо разных подозрительных безделушек, среди десертных вилок и ложек серебристо поблёскивал медальон Джеты.
Юлиана не могла толком объяснить, зачем полезла за медальоном, зачем взяла его в руки и спрятала в карман походной юбки. Вероятно, ее примагнитил этот холодный блеск. А еще запрет Эсфири. Слова «нельзя», «лучше не» и прочие их синонимы производят на отдельных персон ровно противоположный эффект.
И только Юлиана завладела «перечеркнутой луной», дом решил, что пора выложить карты. Открыть двери, что были заперты. Обнажить свою многоликую сущность.
Попросту говоря, дом повёл Юлиану ходами, о которых его нынешняя хозяйка даже помыслить не могла. И спустилась Юлиана по узкой лесенке в погреб. И опознала в углу сундук.
Он некрасиво раздулся, вспух, как нарыв с водянистым содержимым. Что-то в сундуке гремело и перекатывалось, словно туда в сгущенном состоянии заперли грозовой фронт. Ее не предупредили, что к Ящику Разной Жути нельзя приближаться, особенно с медальоном Джеты.
Эсфирь догадывалась, что между этими двумя артефактами есть связь. Но не успела взвесить риски и получить представление о возможных последствиях в теории. Юлиана провернула всё это на практике.
Учуяв родственный предмет, сундук (он же Ящик Разной Жути) натурально пустился в пляс. Мало ему громыхания – он вдруг подскакивать начал. И Юлиана подскочила с ним за компанию – главным образом, от страха.
– Что за чертовщина тут происходит? – вслух произнесла она и прянула в сторону.
Ящик из темного угла надвигался какими-то неровными, конвульсивными прыжками. Теперь внутри него не только перекатывалось и гремело, но еще и скреблось когтями по стеклу, скрипело крошащимся пенопластом и визжало, точно железо под пилой.
Юлиана перетрусила и бросилась наутёк. Она не видела, как распахнулась крышка сундука, как оттуда, приподняв шляпу-котелок в учтивом жесте, угловато вывалился Хаос в человеческом обличье.
Если присмотреться, он весь составлен из ядовитых насекомых, скорпионов, змей и прочих омерзительных тварей.
Если присмотришься, тебе конец.
Обезумев от ужаса, Юлиана бежала со всех ног. Она будто бы знала: оглядываться нельзя. Нельзя останавливаться.
Запрет отдавался в ней набатом, пульсировал болью в висках: «Нельзя! Нельзя! Нельзя!»
Где ж ты раньше был, родненький инстинкт самосохранения?
Пространство позади нее сжималось, втягивалось само в себя, крошилось и исчезало. Хаос – скрежещущий, гремящий, визжащий – практически дышал ей в затылок. И если она продолжит нестись вот так, по прямой, трагедии не избежать. Надо, во что бы то ни стало, увести его из дома. В доме Эсфирь, Киприан и Кекс с Пирогом.
Юлиана резко затормозила, чтобы свернуть в проход, который вёл (она на подсознательном уровне определила: ведёт) в осеннюю березовую рощу. Дверь в гостиной – парадная. Коридор, по которому она мчится сейчас, – аналог черного хода.
Только бы получилось, только бы всё удалось…
Она выскочила из душной полутьмы в золото, в багрянец солнечной осени. Зайцы и белки брызнули из-под ног, лоси драпанули в лес.
– Подавись, урод протухший! – крикнула Юлиана и, кинувшись под защиту берез, со всей силы запустила кулоном, как метательным снарядом, далеко-далеко.
Она надеялась, что далеко. Но нет: кулон пролетел совсем немного и стукнулся обо что-то твердое. Невидимая дверь. «К Вершителю»? «К себе»?
Хаос в котелке и офисном костюме, нафаршированный токсичным, мерзким, стрекочущим, покрыл расстояние гигантским лягушачьим прыжком, вобрал в себя медальон, словно тот был какой-то чрезвычайно важной, недостающей его частью. И, не удержав равновесия, рухнул на дверь, скатился в звездную пустоту.
«К себе», – с облегчением констатировала Юлиана. Она хорошо знала эту пустоту. Она встретилась с ней лично и вернулась обновленной. Правда, как была дурой, так и осталась. Это жаль.
Монстр упал во тьму за порогом – и дверь вдруг проявилась: светлое дерево, искусная резьба, изогнутая золочёная ручка. На петлях дверь мотало туда-сюда, она начала стремительно обугливаться, от краёв к центру. И осыпаться, беззвучно осыпаться на траву золой.
Спустя минуту она рассыпалась полностью.
Роща наполнилась траурной тишиной: ни листочка не шелестело. Юлиана в изнеможении прислонилась спиной к березе и, не заботясь о сохранности одежды, сползла по шершавому стволу на мох. Эсфирь в безопасности. Вековечный Клён в безопасности.
Пелагея? Ящеры ж допотопные! Похоже, ей исцеления теперь не видать.
Глава 40. Хаос, иди к мамочке!
Юлиана сидела на мху, пытаясь осмыслить недавний зубодробительный ужастик. Это она виновата, с самого начала виновата только она. Украла медальон, забрела зачем-то в подвал, привела Хаос к двери. А куда его еще было вести, скажите на милость?
Эсфирь и Киприан едва ли одобрили бы появление монстра в обитаемой части дома. А Кекс и Пирог? Мохнатые шпионы уже наверняка учуяли беду и теперь носятся, как угорелые, вынюхивают преступника. А преступник-то Юлиана. Пора. Надо набраться смелости, пойти и во всём сознаться.
Она поднялась, придерживаясь за ствол. Чувствовала она себя немногим лучше, чем древняя разбитая старуха (хоть в гроб ложись, право слово). Подошла к уцелевшему порталу и с содроганием надавила на ручку. В гостиной Вершителя творился отборный сюрреализм.
Посреди выцветшего зала на каком-то кособоком пуфе в позе лотоса, с отрешенным видом сидела Эсфирь. Ее чары протухли, лоск выветрился, и она хотела вернуть интерьеру прежний вид. Но выходило не очень.
По щелчку ее пальцев из пустоты появлялся, скажем, табурет. Современное изделие, какие пачками штампуют на мебельных фабриках. Но не проходило и секунды, как табурет мутировал в черепаху приблизительно того же размера. И к столу по воздуху перемещалась уже черепаха.
И хорошо бы это был единичный случай. Но увы. Гостиная прямо-таки кишела плодами больной фантазии. Вместо люстр к потолкам были подвешены осьминоги. Обеденный стол оброс щетиной. На полу из швов между плитами вырывался и расцветал репейник.
– Не пойму, что со мной, – сказала Эсфирь и вылезла из сложносочиненной позы. – Наверное, у меня кризис.
– Это не у тебя кризис, – мрачно поведала ей Юлиана. – У нас у всех теперь кризис. Я какую-то дрянь из сундука выпустила. Нет, ну дрянь, конечно, сама вылезла, – поспешно оправдалась она. – Я была всего лишь свидетелем. Сундук, наверное, ту подвеску учуял, которую тебе эльф передал.
– Та-а-ак, – протянула Эсфирь. – А что подвеска делала рядом с сундуком? Нет, давай-ка перефразируем. Что ты еще натворила, помимо этого?
– Двери «К себе» больше нет, – потупившись, тихо произнесла Юлиана. И шмыгнула носом. – Значит, получается, Пелагея без помощи останется? Но ты вроде говорила, есть еще способ. Пожертвовать своим заветным желанием или каплей энергии. Ты ведь сможешь всё устроить, даже если дверь исчезла?
– Да неужто ты о других думать начала! – всплеснула руками Эсфирь. – Ничего я не смогу. Видишь, что сталось с моим волшебством? Никуда оно не годится.
Она подбежала к серванту, порылась в вазочке с конфетами и что-то нацарапала карандашом на оберточной бумажке. А потом выловила из воздуха не пойми что – какое-то черное бесформенное страшилище, привязала к его лапе записку и, распахнув окно, выкинула страшилище вместе с запиской во тьму кромешную, где вдобавок мела пурга.
– Ничего, долетишь, – бросила Эсфирь туда же, в ночь. – Адрес: ледяной замок ОУЧ. Шеф Ли Тэ Ри. Доставишь – и свободен.
– Что это сейчас было? – ахнула Юлиана.
– Из-за утечки Разной Жути мои чары сбоят. Пока что поломка локальная, но не исключены и глобальные неполадки, в долгосрочной перспективе, – с налетом фатализма на лице отозвалась та. – Тебе хоть известно, подруга, какую ты катастрофу учинила? Ящик выпустил на волю свое содержимое без вмешательства Вершителя. Я ведь долго его не открывала. Пакость внутри него настоялась, перебродила и стала махровым злом. И теперь зло неуправляемо разбредется по мирам. А может, и того хуже, достанется кому-то одному. Тому, кто хочет разрушений.
Киприан нарочито громко вздохнул и посмотрел на Юлиану с упреком. Он пил чай из потрескавшейся чашки, сидя возле облупившегося камина на хромоногом стуле. Пламя грело еле-еле. В щели между досками обшивки задувал ветер.
«Выкинешь еще какой-нибудь фокус – и прорасту. Точно прорасту», – читалось по глазам Вековечного Клёна.
Кекс и Пирог, разлёгшись на полинялом коврике, извернулись и последовательно послали в сторону Юлианы по взгляду, где сквозило чистейшее собачье недовольство.
«Ну, хозяйка! Ну, учудила!»
Юлиана адресовала всем троим ответный колючий взгляд и картинно развела руками:
«А почему, собственно, на меня все бочки? Сундук не мой, не я его запирала и в погреб ставила».
Вторая виновница беспорядка в перестрелке взглядами не участвовала. Она продолжала фокусироваться на своем представлении о прекрасном, восседая на полуистлевшем пуфе и сосредоточенно поджав губы. Только вот толку от этого было мало. Потуги Эсфири выцедить из пальцев хоть какое-нибудь мало-мальски годное волшебство терпели провал за провалом.
– У тебя на голове бардак, – отвлеклась она после очередной неудачной попытки. – Причешись.
– Главное не то, что на голове, а то, что в ней, – авторитетно изрекла Юлиана.
– Ну и что у тебя там?
– Бардак, – немного помедлив, призналась та.
Эсфирь сочувственно покивала. С ее головой творилось примерно то же самое. Что внутри, что снаружи – полная неразбериха.
***
Куратор вихрем усвистел в библиотеку, как только Пелагея уснула.
– На вот, семена тебе принёс. Березовые, – как-то неловко и скованно сказал он, вручив ей перед сном мешочек. – Можешь сажать, где захочешь.
Пелагея кивнула, легла в постель и притворилась, что засыпает. Она прекрасно видела: Ли Тэ Ри сам не свой, ему нужно выпустить пар, выплеснуть накопившееся напряжение. Заняться каким-нибудь общественно полезным делом.
Она понятия не имела, что шеф отправится в читальный зал организации и станет выискивать информацию о проклятиях.
Как только он выскользнул из комнаты, Пелагея перестала притворяться, развязала мешочек и посадила березу прямо там, на полу, аккуратно разместив семечко по центру ковра. А сама улеглась рядом, подложила руку под голову – и не заметила, как задремала.
Ей снилось, что береза тянется ввысь, наращивает годовые кольца, покрывается темными горизонтальными шрамами, которые позволяют дышать.
«Дыши, глупая фея! Ты же не хочешь, чтобы я по твоей вине пылью развеялся?» – услышала Пелагея сквозь сон и рывком очнулась от забытья, жадно хватая ртом воздух. Точно из проруби вынырнула, долго пробыв подо льдом.
Что-то тяжелое, суматошное толкалось в груди. «Дыши, дыши». Слова из сна въелись в подсознание, застряли там, как новогодний куплет на повторе.
Сильно хотелось пить, голова кружилась, будто Пелагею только что на аттракционе прокатили. Страшно ломило кости.
– Что со мной? – пробормотала она, с неимоверным трудом переместившись в сидячее положение. – Да что ж такое-то?
Перед глазами вилась мошкара, которую было никак не прогнать. Пелагея проползла по ковру на четвереньках и стукнулась лбом обо что-то твердое. Подняла голову – и ахнула.
– Береза. Березка моя родимая!
Вымахала, как на заказ, стройная, пахнущая лесом и безмятежностью, с образцовыми отметинами на стволе. Она подпирала кроной потолок и едва слышно шелестела изумрудными листьями.
Пелагея обняла березу, прижалась виском к белой коре. Зрение прояснилось, и стало немного легче.
***
Когда Пелагея поняла, что вполне способна передвигаться на своих двоих, она направилась не к кровати и даже не в медпункт, как сделали бы все нормальные люди. Ее понесло в подземелье, к призраку и его гениальному (пока еще не законченному) аппарату для внутривенного вливания волшебства, который умещался в маленькой шкатулке.
Она решила придерживаться принципа: «Если пообещала, должна помочь». И ничего, что у самой ноги подкашиваются, давление скачет и вестибулярный аппарат шалит. Дело важнее.
Пелагея кое-как доковыляла до подножия лестницы, и пространство вновь закружилось в веселом хороводе. До заброшенной мастерской она добиралась уже по стеночке, как вдруг услыхала до дрожи знакомый хрустальный смех.
Позади нее, объятая тенью, самоуверенно и заносчиво возвышалась Джета Га.
– А вот и ты. – Ее голос был ломким, как корка льда на замерзшей луже. – Не волнуйся, сейчас я тебя не трону. Умирай себе спокойно. Я наведаюсь к Вершителю и вернусь за тобой. Надеюсь, к тому моменту проклятие тебя добьет.
– Проклятие? – осовело хлопая глазами, переспросила Пелагея.
– Ой. Так ты еще не в курсе? Я наложила на тебя смертоносные чары, и их невозможно снять, – рассмеялась Джета.
Вокруг нее клубилась густая теневая аура, неровно тлеющая с краёв, как черный бумажный лист. За нею шлейфом тянулись наводящие ужас шорохи, сбивчивый шепот на непонятном грубом языке, склизкий шелест и клокотание гибельных топей.
Пелагея вжалась в стенку, потому что опора так и норовила выскользнуть из-под ног. Неужто Джету куратор выпустил? А может, она стражу вокруг пальца обвела? Сбежала и теперь стоит тут, как ни в чем не бывало.
Надо бы бить тревогу, охрану позвать. Только вот у Пелагеи совсем на это сил нет. В голове чудовищная свистопляска, будто кто-то взял, влез туда с кухонным венчиком и тщательно взболтал мозги.
Ей было невдомёк, что ключом к вызволению Джеты стал сам Хаос. Его притянуло к злодейке в тюрьму, он слился с ее гнилой сутью, дополнил, наделил невероятной мощью. А заодно обрел смысл жизни. Теперь, как и у Джеты, у Хаоса была цель: больше могущества, больше неограниченной власти. Что делать с властью, ни Хаос, ни его новый сосуд пока не решили.
Пелагея всем своим нутром чувствовала, какая разрушительная исходит от Джеты сила. Сейчас ее лучше не искушать, не провоцировать. Исчезнуть, надо исчезнуть.
Она медленно попятилась к заветной двери в мастерскую. Шаг, другой, третий… Ледяная круглая ручка. Да что ж такое! Почему не поддается? Заела? Заперто?
Она выкрутила ручку до боли в кисти – и дверь наконец открылась. И Пелагея нырнула внутрь, привалившись к двери и шумно выдохнув в пыльную пустоту. А потом сползла на пол, обхватила колени руками и обессиленно уткнулась в них лбом.
– Мда-а-а, – протянул призрак, вырываясь из шкатулки эффектным столбом сизого дыма и стремительно светлея. – Что-то моя напарница сегодня не в форме. Может, пойдешь, приляжешь? Выходной возьмешь…
– Ну уж нет, – глухо отозвалась Пелагея, не поднимая головы. – Нельзя забросить проект только потому, что на тебе висит смертельное проклятье. Я собираюсь довести начатое до конца.
– Ишь какая самоотверженная! Это, конечно, похвально и всё такое… Но постой. Ты сказала «проклятье»? Да еще и «смертельное»? То есть, что получается, если ты вдруг раньше срока отбросишь коньки, тоже неупокоенным призраком станешь и будешь жуть наводить?
– Ты же вроде был не против, – взглянула на него Пелагея, на мгновение явив миру свои явно заплаканные красные глаза. Что она, что Сильверин – два сапога пара.
– Я уже боюсь своих желаний, – пробормотал фантом и поёжился. Выглядело это так, словно облако тумана прибивает дождем.
– Дай мне минутку, – попросила она, присаживаясь на скрипучий крутящийся стул. – Сосредоточиться хочу.
Сказала – и зажмурилась, сжав кулаки. Призрак даже прыснул: до чего смешная особа!
– Я здорова-здорова-здорова. Я исцеляюсь. Боль уходит… Ай!
У нее вдруг закололо в подреберье, и она схватилась за бок.
– Что за допотопные методы самовнушения? – спросил Сильверин, участливо подлетев поближе. – Тебе стоит сходить к врачу, а не глупостями тут заниматься.
– Раньше помогало, – призналась Пелагея, перетерпев приступ боли. – Но теперь, похоже, всё серьезно.
Полтергейст закатил красные глаза и присвистнул.
– А я тебе о чем говорю? Бегом к доктору, дурёха!
– Но он ведь не снимет проклятье.
– Само собой, не снимет! – вспылил призрак. – Но ты что, совсем из леса? «О-без-бо-ли-ва-ни-е», – по слогам отчеканил он. – «Анестезия». Тебе знакомо такое понятие?
В каше, которая с недавних пор замещала мозг, обозначилась светлая мысль, и у Пелагеи во взгляде мелькнуло понимание. Она подобралась к двери и осторожно высунула нос. Ни Джеты в сопровождении Хаоса, ни кого-либо еще в коридорах не наблюдалось.
– Ты только никуда не уходи. Я туда и обратно. За… как его? Анестезией.
– Да куда я уйду! Ох, всему-то мне вас, живых, приходится учить! – крикнул Сильверин ей вдогонку.
***
Пока куратор листал в библиотеке потрепанные тома о темной магии и проклятиях, в него врезалась вторая летучая мышь от Эсфири.
Эсфирь была, как всегда, лаконична.
«Ты спрашивал о пересадке кристаллов. Я покопалась в заметках Вершителя: он изучал этот вопрос, но так и не добился положительного результата. Кристалл пересадить – не батарейку заменить. Его слова. Мне действительно жаль».
Ли Тэ Ри прочёл записку – и крылатый почтальон тут же взорвался беззвучным фейерверком в полумраке между стеллажами. Красиво и бессмысленно. А главное, совсем неуместно.
Куратор тяжко вздохнул, опустился на корточки перед ветхим справочником с дневнеэльфийскими рунами и потёр переносицу. Авторы современных изданий повально утверждали, что снятие проклятий, где задействована сама матушка-природа, либо не представляется возможным, либо требует героической жертвы, несовместимой с жизнью. Да и то не факт, что сработает.
Последняя надежда была на справочник с рунами (говорят, предки были умнее нынешних поколений, вот и проверим). Благо, Ли Тэ Ри сносно разбирался в древнеэльфийском. Он разместился за столом в читальном зале, в тишине и одиночестве (никто в столь поздний час сюда не заходил). Положил перед собой фолиант, поставил рядом лампу со светящимся льдом – и практически сразу обнаружил главу о сущности фей. Если фея исполнит свое предназначение, злые чары улетучатся, и она сможет жить долго и счастливо, причем где угодно: хоть в средних, хоть в нижних мирах. Но в чем это предназначение состоит? В чем оно заключается конкретно для Пелагеи? Разве мало ей было спасти друзей, подвергшись смертельному риску там, на равнине?
Автор справочника выделял несколько пунктов. Во-первых, фея должна полюбить кого-то кроме себя. Во-вторых, продемонстрировать готовность пожертвовать собой ради других. А в-третьих… Третий момент эльфа порядком смутил: фея должна дать жизнь.
Это каким, интересно, способом?
Посадить и вырастить березу – считается?
Ли Тэ Ри накрыл лицо руками, зарылся в волосы подушечками пальцев и простонал. Первые два пункта Пелагея выполнила. Ведь выполнила, так? А вот насчет третьего – вопрос.
Если бы мать, чтоб ее, природа учитывала древесную форму жизни, медальон Джеты не подействовал бы на Пелагею столь удручающим образом. Кстати, как она поживает? Когда куратор уходил, она, кажется, заснула. Но что если…
Ох, с этой невозможной феей надо вечно быть начеку.
***
Пелагея пришла из медпункта в заброшенную мастерскую и показательно потрясла перед Сильверином упаковкой таблеток.
– Спасибо за совет. Мне уже лучше.
Она уселась на стул, вооружилась инструментами и приступила к доработке шкатулки.
– Лучше? Тогда почему ревёшь? – съехидничал призрак.
Пелагея отложила зажим и с удивлением выявила водопады у себя на щеках. Великое географическое открытие.
– Это не из-за боли. Я…
Она всегда относилась к смерти как к доброй приятельнице, которая задержалась в пути, но которая, пусть и припозднившись, непременно придёт. Пелагее было даже немножко любопытно, что там, на другой стороне. Она заранее училась прощаться со всем, что дорого сердцу. И никогда особо не держалась за жизнь.
Когда в эту жизнь без стука ворвался Ли Тэ Ри, приоритеты претерпели существенную метаморфозу. Теперь ей больше всего на свете хотелось жить, и чем дольше, тем лучше. Потому что она не на шутку полюбила, потому что появился тот, с кем она готова рука об руку шагать в неизвестность.
Только сейчас Пелагея осознала это со всей ясностью.
Глава 41. Предательница Эсфирь
В отличие от остального дома, амфитеатр ничуть не видоизменился. Похоже, во владениях Вершителя он был чем-то вроде константы, равно как и пограничье с кукольным лагерем. Эдакий каркас, на который при желании можно налепить гостевые комнаты, тренажерные залы, оранжереи и барные стойки.
Эсфирь сутками напролёт просиживала в амфитеатре, напрягая зрение и вглядываясь в экраны: ну-ка, разразится ли катастрофа в каком-нибудь из миров? Разная Жуть сбежала из Ящика, стало быть, скоро где-нибудь да рванёт.
Но странное дело, ни в одном из миров ничего из ряда вон так и не произошло. А значит, сбылись самые страшные опасения: перебродившее махровое зло досталось кому-то одному.
В данный момент этот «кто-то» целенаправленно преодолевал сугроб за сугробом, без устали шагая под слепым оком луны. У Джеты Га было приподнятое настроение, она болтала с Хаосом внутри себя, делясь планами на ближайшее будущее. Вершитель должен сдаться, уступить ей трон, и тогда она завладеет мирами. И Хаосу будет где развернуться.
Она шла слишком быстро для среднестатистического человека – и снег в радиусе ее размытой тени плавился и чернел, как жженый сахар. Она бодро поднялась на крыльцо избушки, распахнула дверь с ноги и без препятствий вошла в прихожую.
– Эй, я хочу видеть Вершителя! – Ее голос по-прежнему был ломким, хриплым, чужим. У камина она различила Киприана, Юлиану и двух маленьких упитанных псов. А потом ей навстречу из гостиной выступила Эсфирь.
– Я его временно замещаю, – бархатно сказала она. – По какому вы вопросу?
– У нас с ним свои застарелые счеты. Я собираюсь занять его место, а его самого уничтожить. Для начала могу уничтожить вас.
– В этом нет необходимости, – развела руками Эсфирь. – Я устала быть заменой и хочу простой привычной жизни. Вы пришли весьма кстати.
Она стояла к Юлиане спиной, поэтому не видела, какие квадратные сделались у подруги глаза. Юлиана собралась возмутиться, но Вековечный Клён вовремя зажал ей рот ладонью и, невзирая на сопротивление, куда-то ее утащил.
– Я долго ждала, очень долго, – устало сказала Джета Га, с отвращением оторвав колючку репейника от своей ноги. И уселась на колченогий стул перед столом, поросшим щетиной. – Фи, какая гадость! – скривилась она и поспешила отодвинуться. – Что тут у вас за светопреставление? Навести порядок не пробовали? А впрочем, ладно. Я здесь, чтобы завладеть миром. У меня большие планы. Зачем, как вы думаете, я создавала своего монстра, выкачивала энергию из фей и собирала команду ученых?
Изъяснялась она сумбурно, у нее в уме творился настоящий хаос. Было видно: Джета нервничает, всё еще сомневается в своих силах, до абсурдного боится неудачи.
Эсфирь молча оглядывала посетительницу, ее темную ауру, теневые осьминожьи щупальца, которые ни минуты не пребывали в покое и всё что-то искали, обшаривали углы, копошились на полках и просачивались в щели. Она слушала отвратительный колдовской шепот, ползущий за гостьей по пятам, визги, скрипы, шорохи и прочие кошмарные звуки. От них становилось не по себе.
Джета говорила и говорила. И Эсфирь всё отчетливее понимала: эта нестабильная, чрезвычайно могущественная дамочка не смирится с отказом. И если она взбесится, от избушки Вершителя, как и от амфитеатра с пограничьем, останется горстка пепла.
– Давайте попробуем, – вдруг сказала она, перебив Джету на полуслове. – Я передам вам полномочия. Во всяком случае, постараюсь. И посмотрим, что из этого выйдет.
– Вы серьёзно? – изогнула брови та. – Так запросто мне уступаете?
– А разве у меня есть выбор?
Эсфирь понимала, чем грозит сопротивление. Она была феноменально прозорлива для войны. И чересчур умна, чтобы воевать с той, кто так или иначе проиграет.
– Ну и что надо делать? – вздернула подбородок Джета Га, подходя к ней вплотную.
– Подпишем договор.
Эсфирь достала из серванта девственно чистый лист бумаги, провела над ним ладонью – и он покрылся плотным убористым текстом. Мелкий шрифт. Замучаешься вчитываться.
– Договор о передаче прав на собственность и должность Вершителя, – пояснила Эсфирь и, проколов палец иглой, оставила под текстом красный отпечаток. – Скрепим его кровью.
Джета вырвала листок у нее из рук и изучала содержание добрую четверть часа, прежде чем поставить свою кровавую печать.
– А метод проверенный?
– Не могу ничего гарантировать, – компетентно отозвалась Эсфирь. – Если он не сработает, значит, у меня недостаточно прав и придется дожидаться Вершителя.
У Джеты дёрнулась щека. Смуглая женщина в диковинном алом наряде вызывала противоречивые чувства. С одной стороны, ей безумно хотелось верить. А с другой… Обманет, конечно же обманет.
– Ну и как мне проверить, стала я Вершителем или нет? – раздраженно уточнила Джета.
– Пожелай мне сгинуть и щёлкни пальцами. Я должна буду взорваться разноцветными блёстками.
– Как новогодний салют, – развеселилась та.
– Точно. Как салют.
– Не хочу, чтобы ты взрывалась. Ты мне нравишься, – сказала Джета. – Приведи сюда ту девицу, которая мечтала о популярности. Она так бесит. Хочу, чтобы взорвалась она.
Эсфирь и виду не подала, что обеспокоена. Она заглянула в гостевой зал, деликатно поддела подслушивающую Юлиану под локоток и сообщила, что больно не будет.
– Предательница! Ты перед кем сейчас стелешься? – прошипела Юлиана. – Куда ты меня ведешь? Смерти моей желаешь?
– Ее желает кое-кто другой. Но не бойся, всё под контролем, – шепнула Эсфирь. – Веди себя естественно.
Как выяснилось, естественным для Юлианы было хамить и крайне недоброжелательно буравить людей взглядом.
– Чего припёрлась? – проворчала она, представ перед Джетой. – Вали в свою пустошь, мымра.
Джета сощурилась и щёлкнула пальцами. Чуда не произошло. Юлиана всё еще стояла напротив и пялилась на нее с неприкрытой антипатией. Договор не сработал. Видимо, придется Вершителя ждать.
– А можно, я ее так, без магии укокошу? – кровожадно поинтересовалась претендентка на трон.
– Как-нибудь в следующий раз, – с лучезарной услужливостью улыбнулась Эсфирь.
Она отослала Юлиану в амфитеатр, от глаз подальше, и посоветовала ей не высовываться.
Сегодня ей, можно считать, повезло, потому что в Джете внезапно проснулся рационализм. Зачем попусту распыляться на всяких грубиянок, если собираешься грохнуть самого Вершителя? Грубиянки, и впрямь, могут подождать до следующего раза. Помучиться от неизвестности, обзавестись манией преследования, нервным тиком и преждевременной сединой. Адреналин, острые ощущения… Их жизнь заиграет новыми красками. Тем интереснее будет их убивать.
Настал черёд Киприана заваривать кашу. Он, кажется, смекнул, почему Эсфирь так любезна с гостьей. Раздражать ее чревато последствиями. А вот угождать, туманить разум, ослаблять бдительность – это всегда пожалуйста.
– Может, вам в гостевом зале устроиться? – предложил он захватчице, живописно появляясь в дверном проёме. – Отдохнёте с дороги. А там и Вершитель придёт.
– О, глядите-ка! – оживилась Джета, прошествовав со шлейфом шепчущих теней к Киприану и зацепив пальцем его подбородок. – А мы уже виделись. Это ты моего Гарри испортил и натравил его на дирижабль. Но я зла не держу. Всё к лучшему, мой друг, всё к лучшему.
Она заняла зал с альковами, заявив, что будет менять альков каждый день. И сообщила обитателям дома о своих пожеланиях. Точнее говоря, попросту поставила в известность.
– Прислуживать, – сказала она, – мне будет ваш рыжий красавчик. Он должен быть доступен двадцать четыре часа в сутки, уяснили?
«Прислуживать», в понимании Джеты, означало не только носить еду, но и исполнять любую прихоть, какой бы нелепой она ни была.
Юлиана, как услышала новости, сделалась взрывоопасной и совершенно неуправляемой.
– Я ей покажу «доступен»! Рабовладельческий строй долой! Морду ей расцарапаю, стерве этой вонючей! – рвалась она в бой. Эсфирь и Киприан общими силами уговорили ее остыть, потерпеть и не нарываться.
– Ты пьяна? – осведомился Киприан. – Если нет, возьми себя в руки.
– Ты жить хочешь? – проникновенно спросила Эсфирь. – Если да, включай мозги.
– Как будто у тебя ума палата! – огрызнулась та. – Здесь какое-то заколдованное место. Куда ни плюнь, слабоумие с маразмом процветают. Жить? Я хочу жить. Только не в этом дурдоме.
– Киприан, ты же дерево с функцией защиты от негодяев, – сказала Юлиана чуть погодя. – Почему бы тебе не прорасти и не прогнать эту гадину? Эсфирь, а ты? Ведь ты преемница Вершителя. Что тебе стоит уложить ее на лопатки? Почему вы оба просто не избавитесь от нее?
– Она сильнее, чем ты думаешь, – вполголоса проговорила Эсфирь. – От нее не избавиться так просто. Поверь ты мне.
– Значит, нужен стратегический подход.
Ночь сменялась ночью, Юлиана ломала голову над стратегическим подходом и выглядела подавленно. Как-то раз, приведя в негодность очередной тренажер (на сей раз лыжный), она от нечего делать заглянула в каждую комнату, кроме гостевого зала, где обреталась могущественная мегера.
Киприана нигде не обнаружилось, и это могло свидетельствовать только об одном: он опять обслуживает Джету. Юлиана не находила себе места и, чтобы хоть как-то отвлечься, приклеилась к Эсфири, которая проводила ежедневную инспекцию амфитеатра.
– Ты предложила добровольно передать ей права, изначально зная, что затея провальная. Зачем?
– К ней надо было втереться в доверие. Показать, что я готова сотрудничать. Потянуть время, в конце концов.
– А зачем втираться в доверие?
– Чтобы план, который мы пока не придумали, сработал безупречно. Вот зачем.
