Текст книги "Любовь ювелирной огранки (СИ)"
Автор книги: Julia Candore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
В зеленоватом полумраке скользили неясные тени. Джета в камере сияла, как начищенное столовое серебро.
– Говори, ты с ней что-то сделала? – вцепился в прутья Ли Тэ Ри, будучи не прочь вцепиться в саму пленницу.
– Не я, а природа, – ухмыльнулась та, покручивая в руках медальон и прохаживаясь из угла в угол. – Твоей ненаглядной фее пара месяцев осталась. Она не исполнила своего предназначения.
Куратор запрокинул голову к потолку, отлитому из изумрудного льда.
– Откуда тебе-то известно про предназначение?
– Когда-то давным-давно я была помощницей Вершителя. Пробралась к нему обманом и даже присутствовала при перерождении твоей занозы. Со временем он меня, конечно, раскусил, и я сбежала, прежде чем он привел в исполнение смертельный приговор. Потом Вершитель неоднократно насылал на мою территорию стихийные бедствия, выжигал пустошь солнцем и пожарами, но так и не смог меня одолеть. Я молодец, правда?
От всего услышанного у Ли Тэ Ри подогнулись колени. Он притих, прислонился плечом к решетке камеры и крепко зажмурился, словно этот нехитрый приём мог сдвинуть ось мироздания и превратить откровение Джеты в безобидную ложь. В голове не укладывалось, что у нее еще на этапе оживления Пелагеи имелось множество возможностей пустить ей кровь. Другой вопрос: почему она не воспользовалась этими шансами?
– Я знаю про кристаллы и про то, какую мощь они способны впитать, если их носитель распрощается с жизнью в достаточно зрелом возрасте. Время твоей феи подошло.
– Значит, ты всё-таки навредила ей, – севшим голосом произнес Ли Тэ Ри. – Поделись секретом, как именно?
– Какие секреты! Что ты! – воскликнула Джета, растянув губы в едкой усмешке. – Вот эта вещица, «Магнит для неприятностей», – она покрутила медальон у него перед носом, – сделала всё за меня.
Ли Тэ Ри с бешеными глазами продел руки сквозь решетку и сорвал кулон у нее с шеи вместе с цепочкой.
– Оу, а понежнее нельзя? – наигранно возмутилась узница. – И аккуратней там с подвеской! Не кипятись, мой темпераментный эльф. Пара нажатий, пара касаний не в тех местах – и ты натравишь злой рок на себя самого, – предупредила она.
Куратор так и застыл с медальоном в руке.
– Мое изобретение всего лишь активирует процессы, которые рано или поздно должны произойти. Ускоряет события, настраиваясь на частоту жертвы. Чтобы метод сработал, объект надо дезориентировать. Напугать. Шокировать… Как я понимаю, твоей птичке стало плохо. Иначе ты не прибежал бы сюда, пылая праведным гневом.
Она взяла столь спокойный, непринужденный тон, что казалось, будто речь идет о какой-нибудь обыденности, вроде травли муравьев на садовом участке.
– Ты должна вернуть всё, как было, – проскрежетал зубами Ли Тэ Ри.
– Увы, не могу. Антидот не разработан, процесс не остановить, – покаянно развела руками Джета и прошлась к дальней стене в своем обтягивающем платье, словно она была не в тюрьме, под стражей, а на подиуме в модном доме.
Куратор метнулся к охранному пункту и потребовал ключи. Он чуть не убил ее там, в камере. Он душил ее, рвал отросшими когтями барса ее дивное платье, а она истерично, болезненно хохотала. Вторая ипостась эльфа страстно стремилась наружу, и ему стоило неимоверных усилий сдержаться.
– Если бы ты не променял меня тогда на смертную женщину, – хрипло вымолвила Джета, оседая на пол рядом с жесткой тюремной койкой. – Если бы пошел со мной, остался на дирижабле…
Она чахоточно закашлялась.
– Так что, всё из-за меня? – прошептал Ли Тэ Ри, бессильно опускаясь на колени.
– Выходит, что из-за вас, сударь, – криво ухмыльнулась она. – Но не заблуждайтесь. Сейчас я не испытываю к вам ничего, кроме ненависти. Я больше не люблю тебя, слышишь, крокодил ты ушибленный? – сказала Джета, слабо ткнув пальцем куратора в грудь. И в ее взгляде заплясали плутовские огни. – Ты порвал мне платье, но это пустяки. Ему найдется замена. А вот душе… Пластырем, который склеит мою порванную душу, станет месть. Причем она состоится, даже если ты прикажешь меня казнить.
Мстительница склонила голову набок и изобразила оскорбленную невинность.
– Ты вообще в курсе, мой сладкий, что это я надоумила Вершителя воскресить твою женщину? – спросила она с драматичным придыханием. – Без моей подсказки он бы никогда не отважился на эксперимент с человеком при смерти. Ты должен мне в ножки кланяться, а не в плену меня держать. Неблагодарный.
Шеф вышел из камеры нетвердой походкой. Отдал страже ключи, рассеянно велел приставить к Джете тройную охрану и, зажав в кулаке «Магнит для неприятностей», сомнамбулой двинулся из аквариумного полумрака по лестнице наверх. Жилка дернулась у него на виске. Значит, Джета возродила Пелагею, чтобы отыграться. А заодно заполучить лучшего донора энергии. Лучший донор – мертвый донор. Она с самого начала знала, что не оставит фею в живых.
Ли Тэ Ри и Пелагея. В отношении этих двоих у мироздания было весьма специфическое чувство юмора. За время, проведенное вместе, – за драгоценное, спрессованное до мгновений время – им выставлялись неподъемные счета. Их разлучали, их перекраивали в мясорубке бытия, дразнили несбыточной любовью. Им выдавали бесплатный пробный период, тестовую версию счастья, чтобы показать, как могло бы быть, если бы их имена не очутились в черном списке судеб.
– Пелагея, – бесцветно произнес Ли Тэ Ри, склонившись над ее ложем, – проси всё, что хочешь. Исполню любое твое желание.
Она не знала, что вновь обречена бродить по кромке вечности. И было незачем ставить ее в известность. Не надо ей заранее расстраиваться.
– Откуда такая щедрость? – заулыбалась она, не уловив его подавленного настроения. – Ну ладно. Раз уж вы собрались желания исполнять, то мне нужна всего одна береза, – заявила она, изо всех сил пытаясь напустить на себя серьезный вид.
А потом вдруг принюхалась: аромат Нового года исчез. От куратора пахло пряностями и можжевеловым вином. И еще какой-то горечью, которой нет названия. А во взгляде чудилась набухшая тьма осени в ее самый стылый, самый зловащий час. Тьма, готовая разразиться дождем.
Пелагея не стала задавать лишних вопросов. Ли Тэ Ри имел полное право быть не в духе. Триумфальное появление в организации его главного, непримиримого врага уже само по себе большая проблема. А тут вдобавок любимая фея прямо в объятиях отключается. От такого у кого угодно уверенность пошатнётся.
Фарфорово-бледная кожа Пелагеи словно бы светилась изнутри. Куратор запечатлел у нее на лбу поцелуй-оберег, поцелуй-благословение и распрямился. Береза. Береза – это еще выполнимо. Куда хуже было бы, попроси ученица новых светлячков.
В краю Зимней Полуночи березовые семена имелись всего у одного человека. Точнее, не совсем человека.
– Жди меня, ничего не делай, никуда не уходи, – наставительно сказал Ли Тэ Ри. – Я скоро.
– «Никуда не уходи» – еще ладно, – согласилась Пелагея. – Но «ничего не делай»… Может, мне всё же продолжить обучение в мастерской?
– Алмазы образуются под давлением, – терпеливо просветил ее куратор. – А тесто поднимается, если дать ему отдохнуть. Иногда мы алмазы, а иногда… Сама понимаешь.
– Ага, значит, сегодня я «тесто», – без особого энтузиазма резюмировала Пелагея. – Что ж, спасибо за комплимент.
***
Юлиана пресытилась бильярдом, вволю наплескалась в бассейнах и, кажется, сломала велотренажер – он вдруг перестал показывать пройденное расстояние и считать пульс. На очереди стояли зимние забавы.
Она выгнала неповоротливых Кекса и Пирога на мороз и заявила, что с сегодняшнего дня их ждут всевозможные физические упражнения. Скотч-терьер и маленький-беленький-как-его-там (Юлиана за столько лет так и не запомнила породу) просто обязаны вернуться в прежнюю форму. Им еще, может, на выставках выступать.
– Ты тоже давай с нами, – строгим тоном, не терпящим возражений, сказала она Киприану. И, подцепив его под локоть, выволокла во двор, прочь от уютного камина.
Юлиана развернула снежную баталию, в качестве форта избрав ближайший сугроб. Кекс с Пирогом неуклюже носились туда-сюда, подметая пузом тропинки, которые припорошило снегом. Киприан уклонялся от снарядов. Но в конце концов не утерпел, наскоро соорудил себе бастион и приступил к контратаке.
Эсфирь любовалась перестрелкой сквозь окно, тронутое морозным узором, и попивала чай с корицей. Над лесом витал дух волшебства. Она слышала смех друзей и не могла отделаться от чувства, что с неба на избушку вот-вот посыпятся подарочные коробки, перетянутые цветными шелковыми лентами, ударяясь друг о дружку с глухим звуком: «Пам! Пам! Пам!»
Мгновения Юлианы были успешно отремонтированы, как только она открыла дверь «К себе» и переступила порог. О том, что произошло за порогом, она старательно умалчивала. И улыбалась так, будто заново влюбилась, будто закрутила бурный роман сама с собой и сейчас переживала букетно-конфетный период, о котором никому, даже самому близкому человеку, не расскажешь.
Эсфирь же с осенней поляны шагнула за дверь «К Вершителю» – и очутилась в собственной гостиной. Дом наверняка хранил еще много загадок, которые предстояло разгадать.
В своем сари, сотканном из закатного солнца, Эсфирь предвкушала тайны. Она стояла у окна, куда была подогнана бесконечная ночь, и наблюдала, как Юлиана из стратегически невыгодного места под фонарем швыряет снежки в Киприана, а тот производит ответный залп.
В разгар битвы она заметила кое-кого еще. На пригорке, перед стеной леса, статуей себе самому сидел снежный барс. Составляя конкуренцию луне, его глазищи шпарили во тьме, как два прожектора.
Киприан тоже его заметил и свернул наступление, позволив Юлиане себя победить.
– Ты продул! Ты продул! – радостно возвестила она, подбегая и вешаясь ему на шею.
– Ага, – приглушенно отозвался Вековечный Клён. – Гляди, кто к нам пожаловал.
Эсфирь вышла на крыльцо и махнула рукой, призывая всё живое умолкнуть, расступиться, застыть.
– Я ждала тебя, идем, – сказала она барсу в совершенной тишине.
И тот в три прыжка добрался до крыльца. После чего, скрывшись в черном блестящем вихре, обернулся эльфом. Весьма обеспокоенным эльфом, который пока не утратил надежды на чудо.
Глава 38. Спасти рядовую фею
– Что с Пелагеей? – без лишних разговоров спросила она, деловито проходя по хрустящему ковру. Сперва в гостиную, а оттуда, не сбавляя темпа, – прямиком в сказочную осень, к костру, возле которого зайцы, белки, лисы и лоси с совами на рогах круглосуточно отмечали равноденствие.
На ветвях галдели птицы. Безучастный ко всему медведь, не отрываясь, следил за огнём.
Ли Тэ Ри несколько раз моргнул на лося: чудилось в нем что-то родственное. Вероятно, такая же растерянность перед лицом необъяснимого.
– Она в порядке, – не разрывая с лосем зрительного контакта, солгал эльф.
– Подарок хотите ей сделать?
– Да, мне бы березу, – зачарованно проговорил тот. И вышел из оцепенения: – Постойте, откуда вам известно?
– Я в некотором смысле ясновидящая. По роду службы положено, – усмехнулась Эсфирь, доставая из дупла мешочек с семенами. – Вот, держите.
– Премного благодарен.
Он нерешительно потоптался на палых березовых листьях, встретился взглядом с серебряным лисом, который был настроен печально и несколько философски. Куратор вздрогнул и потряс головой.
– А вот скажите, – опасливо начал он, – не бывало ли в практике Вершителя случаев, когда живой кристалл портился и требовалась пересадка?
– Кристалл. Пересадка. Та-а-ак…
Эсфирь – субтильная, невысокая – уперла руки в бока, отчего вдруг сделалась внушительной и беспредельной, как небо. – Стало быть, ничего с Пелагеей не в порядке. Не умеете вы врать, милый человек.
– Вообще-то, я не человек, а эльф, – пристыженно внёс ясность Ли Тэ Ри.
– Эльф, человек. Невелика разница, – вздохнула Эсфирь. – И те, и другие частенько ведут себя как последние идиоты.
– Эльф? – слабеющим голосом переспросила Юлиана, появляясь из-за дерева. Она прокралась за ними в осень, притаилась за березой и нагло подслушала разговор. – Так ведь эльфов не…
– Не бывает? – закончил за нее Ли Тэ Ри, виртуозно вскинув брови. – Как видите, мы вполне комфортно существуем среди людей.
– А как же уши? Ну, эльфийские, заостренные? – Она поняла, что ляпнула чушь, и беспомощно заозиралась, будто нашкодившая девчонка, которой сейчас влетит.
Эсфирь смешливо фыркнула.
– Юлиана, я тебя умоляю…
– Поняла, поняла. – Она комично подняла руки: «сдаюсь, умолкаю, не взыщите». И шустро скрылась в засаде.
Серебряный лис изящно мазнул по покрывалу хвостом – точно разрешил тишину. И совы бесшумно спорхнули с рогов лося, зайцы на полной скорости припустили в пронизанную солнцем чащу, а белки без единого звука попрятались в дуплах. Перестали петь птицы. Медведь подхватил свою корзину и заковылял прочь.
– Вы правы, я идиот, – в совершенном затишье выдавил эльф. – По моей вине Пелагее снова грозит смерть. Вот, взгляните. – На раскрытой ладони он протянул Эсфири «Магнит для неприятностей». – Джета изобрела это устройство, чтобы ей навредить.
Эсфирь настороженно вгляделась, поддела мизинцем край оборванной цепочки, аккуратно взяла медальон двумя пальцами и сжала губы в тонкую напряженную нить.
– А изобретение-то непростое. Из разряда Разной Жути, которая хранится в Ящике Вершителя. Похоже, ваша знакомая когда-то ему прислуживала, раз смогла припрятать в рукаве такой туз.
– Если у Пелагеи беда, Эсфирь может помочь. – Это Юлиана непочтительно вылезла из засады. – Она теперь на ремонте мгновений специализируется, да.
Ли Тэ Ри как-то сразу приободрился:
– Неужели?
– Неужели, – хмуро подтвердила Эсфирь, покручивая в пальцах «Магнит для неприятностей». – Но есть условие. Пелагея должна сама сюда прийти и попросить о помощи. За нее никто не может решать, даже вы.
Куратор сник. Если таковы правила, придется ему сообщить своей древесной фее о проклятии и о запущенных процессах увядания. Едва ли она обрадуется. Но другого пути нет.
– Хорошо. Она придет, – трагически кивнул он. Бледный, надломленный, отчаянно красивый в своем смятении и боли.
Сердце Юлианы дрогнуло от сочувствия, предательски толкнулось в грудной клетке, капитулируя перед столь желанным и недосягаемым мужчиной. Всё его фатальное обаяние, всё, что составляло прелесть его личности, было замешано на горе и сдобрено невидимыми шрамами.
Она юркнула в укрытие и прислонилась к стволу, страдая от желания утешить эльфа сотней поцелуев, прикосновений и добрых слов. Но нельзя, нельзя. У нее Киприан (своего рода диагноз и вердикт), причем, как выяснилось, этот товарищ весьма ревнив.
Вернувшись в натопленную избу, Ли Тэ Ри сдержанно попрощался, пообещал, что сделает всё возможное, чтобы Пелагея пришла. А потом его взгляд упал на горящий камин. Обычно куратор любил смотреть на языки пламени, но сегодня его будто бы обожгло. И что-то сжалось и помертвело под диафрагмой. Здесь тёплая осень, огонь, горячие напитки и тихий уют. А его фея – там, в ледяном дворце – даже не догадывается о том, что медленно умирает.
Ей надо сказать правду, обязательно надо сказать.
Выйдя во двор, под хлопья падающего снега, он помедлил перед трансформацией и прислушался к ощущениям. Карман шлафрока оттягивает кисет с семенами. В заповедной зоне души, обезвоженной, опустошенной – тоже тяжесть.
Как ему жить, если Пелагеи не станет? Он, наверное, смотреть не сможет на березы. Или наоборот, бросит организацию, наплевав на договоры и соглашения сторон. Уедет в край, где шагу не ступишь без того, чтобы не наткнуться на березу. Чтобы всякий раз вспоминать об утрате, вспоминать и мучиться всю свою вечную жизнь.
Он помотал головой, отгоняя сумрачные мысли. В груди затеплилась робкая надежда: рано Пелагею хоронить. Эсфирь ей поможет, Эсфирь ее непременно вылечит. Только бы время не упустить.
Превратившись в снежного барса, Ли Тэ Ри под покровом всеобъемлющей ночи умчался в лес. И Киприан, увлёкшийся сооружением бастиона, забросил строительство и долго глядел ему вслед. А Юлиана, повиснув на входной двери, томно вздыхала, не замечая, как мороз щиплет ее за щёки.
Почему разным фантастическим красавчикам на долю регулярно выпадают душевные терзания? Несправедливо, ну правда же?
Барс вернулся в снежный лагерь, когда большинство сотрудников уже разбрелось по домам. Тишину словно из хрусталя отлили. Медово сияли фонари. Равнодушное, холодное небо роняло строительный материал для фортов с бастионами.
Ли Тэ Ри в зверином обличье взбежал по ступенькам, второпях превращаясь в эльфа. Он намеревался заключить Пелагею в тесные объятия, чтобы передать ей хоть каплю своей жизненной силы, укрепить, поддержать морально и физически. А заодно рассказать о смертельном недуге и о том, что надо без отлагательств, вот прямо сейчас, бежать к Эсфири, чтобы та отремонтировала испорченные Джетой мгновения.
Феи в комнате не обнаружилось, и Ли Тэ Ри в диком расстройстве, злой, уставший, отправился на ее поиски.
– Ну Пелагея, ну попадись ты мне!
Надо было не к Джете этой полоумной, а к ней тройную охрану приставить. Отлучился буквально на полдня – и вот, что мы имеем:
она для него самый главный человек.
Он для нее? Пустая графа. Прочерк. Знак вопроса.
У нее несовместимость со здравым смыслом.
У него паника.
Ох, как кстати пришелся бы сейчас перстень с маячком слежения! Надо было давно сделать отслеживающее устройство из того кольца, которое Пелагея добыла в хранилище.
Ну ничего, вот отыщет ее – и первым же делом позаботится о кольце.
***
Пелагея переживала кризис идентичности.
«А точно ли я движусь в том направлении?»
«Почему у меня обмороки? Может, это знак?»
«Ой, не стать мне истинной феей. Что если бросить всё и вернуться в лес? Принять свою участь с достоинством и помереть уже наконец».
Врачи уверяли ее, что мысли касательно «помереть» преждевременны и ничего серьезного не происходит. А обмороки и скверное самочувствие у нее от нервов. Невроз – так это, кажется, называется. Новомодное словечко. Всё, что не подпадает под описание распространенных хворей, доктора именуют неврозом, советуют не принимать близко к сердцу и в случае чего принимать успокоительные. Никаких конкретных рецептов, лечись, как знаешь. А вообще, не болезнь у тебя. Не болезнь. Расслабься.
Пелагея так долго спускалась в подземелье, что у нее малость нарушилась координация движений и она чуть не рухнула со ступеньки лицом вниз, в последний момент уцепившись за перила из перламутрового, совсем не холодного льда. Пара лестничных маршей осталась – и привет, секретная мастерская!
Куратор битый час где-то пропадал, и в один прекрасный момент Пелагея осознала, что больше не в состоянии следовать его инструкции. Особенно ее напрягал пункт «ничего не делай». Что может быть утомительней, чем валяться в кровати без занятия? Выдержка Пелагею подвела, и она решила наведаться к своему тайному поклоннику – то есть, к призраку, который, как и прежде, был без ума от тринадцатых номеров и ее вычурных самодельных юбок.
– У-у-у! Явилась – не запылилась! А я, между прочим, только что о тебе думал, – воспарив над шкатулкой, известил ее полтергейст с довольным, довольно устрашающим видом. Он так и не избавился от дурной привычки вращать красными глазищами в своих призрачных орбитах. – Ну как, поднажмем?
– Ага, поднажмем, – без малейшего азарта сказала Пелагея, садясь за обшарпанный столик и подгребая к себе шкатулку с инструментами.
– Мы сдвинулись с мертвой точки и близимся к финалу. Мое великое детище, прибор для внутривенного вливания волшебства, скоро увидит мир, – торжественно сообщил Сильверин и прищурился, отчего его красные глаза превратились в две красные щёлки. – Но ты, я смотрю, не рада. Чего такая кислая? Неважно себя чувствуешь, да?
– Нервишки шалят, – флегматично отозвалась та, ковыряя в шкатулке миниатюрной крестовой отверткой.
– Один мой знакомый тоже, как ты, отмахивался. Мол, перетрудился, перенервничал, пройдет. А потом выяснилось, что его прокляли, – поведал призрак. – Может, тебе к знахарю сходить?
***
Чтобы вычислить местонахождение Пелагеи в необъятном ледяном замке, требовались поистине нечеловеческие способности. Ли Тэ Ри отмёл идею перемещения по дворцу на своих двоих как контрпродуктивную. Здесь требовались нюх и сноровка снежного барса.
Оперативно отрастив шерсть, хвост и дополнительную пару конечностей, метаморф довольно быстро напал на след непокорной феи, преодолел перламутровую лестницу и углубился в заброшенное крыло, где пахло сосновой живицей, лёд на стенах потрескался, а об освещении нечего было даже и думать.
Пелагея определенно затевала что-то чудовищное и недопустимое.
На подступах к секретной мастерской чуткий слух барса уловил звуковые колебания.
– Мне так скучно одному. Околеть от тоски можно. Вот если бы ты тоже призраком стала, мы бы с тобой вдвоем людей пугали, наводили ужас на окрестности…
– Какая заманчивая перспектива! Думаю, недалек тот день, когда твоя мечта сбудется. И если я впрямь превращусь в привидение, у меня будет отличная компания.
Ли Тэ Ри сбросил с себя личину зверя, обратившись эльфом – ошарашенным, как громом пораженным. Он сжал кулаки до белизны в костяшках когтистых, не вполне человечьих пальцев. Да что эти заговорщики себе позволяют?! На что негодный полтергейст подбивает его фею?!
Взмахнув полами шлафрока, он царственно вторгся в мастерскую и застал картину, от которой недолго было свихнуться. Сильверин и Пелагея. Подались навстречу друг другу, друг друга гипнотизируют и задушевно молчат. А призрак еще и улыбается. Кровожадным таким оскалом, где все зубы сплошь ровненькие, острые клыки.
При появлении куратора улыбка фантома слегка померкла. А Пелагея отпрянула от него так резво, что задела локтем инструменты, и те с лязгом посыпались на пол.
– Вы оба! Я жду объяснений! – грозно потребовал Ли Тэ Ри.
Глава 39. Начало конца
Заграждая собой проход, куратор возвышался в мастерской эдаким суровым монархом, чьи подданные только что предали родину. Злющий, страшный, неумолимый, как стихийное бедствие. Словом, загляденье.
Сильверин эстетического потенциала не оценил.
– Пха! – взвизгнул он, враждебно скрестив на груди призрачные руки. – Я отказываюсь разговаривать с этим извергом и грубияном! – заявил фантом и демонстративно растворился в воздухе.
– А я… Я просто практиковалась, – промямлила Пелагея, не зная, то ли ей под столом схорониться, от греха подальше, то ли применить терапевтические объятия, чтобы остудить кураторский гнев.
А то он вон как смотрит – кровь в жилах леденеет, слова к нёбу прилипают. О чем он думает, интересно? Во взгляде этом черном ничего не разобрать.
Ли Тэ Ри был преисполнен горечи и негодования. Практиковалась она, как же. Мало ей, что ли, занятий наверху, что она к призракам по подвалам бегает?
Нет, погодите, неужто они друг с другом заигрывали? Что это за улыбочки такие были? А взгляды? Отбившийся от рук полтергейст и проклятая фея, чей мозг вечно начинен дурацкими идеями… Да что между ними может быть общего?
Куратор припомнил эпизод с платьем на балу – и понял: общего слишком много. Но как он допустил, почему проглядел? Почему позволил им сблизиться? Едва ли их тандем выльется во что-то путное.
Впрочем, не это сейчас важно.
– Идём, – скупо бросил Ли Тэ Ри, хватая Пелагею за руку и выводя в коридор. И столько силы, столько твердой решимости было в его глазах, что она не посмела перечить.
Запястье ныло в его захвате. Наверное, синяки останутся. Но Пелагея безропотно шла за ним, поднималась по лестнице, пролёт за пролётом. И было у нее ощущение, что из нее всю энергию выкачали, все соки выжали, прямо как из растительного сырья для приготовления экстрактов. А через руку куратора, через его крепкие тонкие пальцы энергия будто бы возвращалась, баланс восстанавливался, и организм оживал.
Подумаешь, синяки!
– Давай-ка, собирайся. Поедем к Эсфири. Твое присутствие обязательно, – наконец сказал Ли Тэ Ри, добравшись до своего кабинета.
– А что случилось?
– По дороге расскажу. Живее, сбегай наверх, надень что-нибудь тёплое.
Он выпустил Пелагею, чтобы трансформироваться. А та – нет бы послушно следовать приказу – взяла и подскочила к окну.
– Вы гляньте. Гляньте, что творится!
Снаружи разыгралась непогода. Шквалистый ветер, одичавшая метель, стаккато града по карнизам и нулевая видимость. Казалось, край Зимней Полуночи, как какой-нибудь сувенирный шар со снегом, перевернули вверх дном и хорошенько потрясли.
Если бы в округе росли деревья, они бы уже летали, вырванные с корнем из земли. Голодная невежественная пурга с хрустом откусывала от дворца шедевры архитектуры – филигранные островерхие башенки.
Ли Тэ Ри прислушался к хрусту, втянул отросшие когти и неохотно признал: бурю придется переждать. Выдвигаться в такой ураган опасно для жизни.
Он присел на березовый пенёк в кабинете и стал согревать в ладонях кружку с кофе при помощи эльфийских чар.
– Я из-за тебя ни спать, ни есть не могу, – обреченно уведомил он Пелагею. – Только пить остаётся. Держи.
Пелагея примостилась на пеньке по соседству, приняла кружку – и едва не обожглась. Обернула краем юбки. До чего горячая!
На белом фарфоре красовался цветной узор из ягод и листьев остролиста. А внутри плескался кофе с молоком. Как выяснилось, любимый кураторский напиток, который хранился в ящиках со льдом, в замороженном состоянии.
Себе Ли Тэ Ри достал вторую порцию и опять принялся греть. На улице неистово завывала вьюга. Ветер, как буйный псих, изолированный в одиночной палате, бился о стены дворца, отчего на высоких хрустальных люстрах звонко дрожали подвески.
– Может, скажете всё-таки, к чему эта спешка? – спросила Пелагея, помешивая ложкой кофе. Шеф ведь до сих пор ей толком не объяснил, почему так взбудоражен, почему рвется отвезти ее к Эсфири.
А он точно в рот воды набрал. Посыпал свой кофе шоколадным порошком, протянул упаковку Пелагее: мол, хочешь? Та отрицательно помотала головой.
Куратор тянул с признанием. А надо ли говорить сейчас? Может, пусть она всё узнает, когда будет уже на месте, у Вершителя? К чему лишние переживания? Ведь гораздо легче услышать о смертельной болезни, когда ты без пяти минут здоров, когда у тебя есть все гарантии благополучного исхода.
– Объяснения будут попозже, – уклончиво ответил Ли Тэ Ри. – Они имеют смысл, только если мы окажемся у твоей подруги.
Пелагею его ответ, на удивление, устроил. Она не стала докапываться до истины, донимать куратора расспросами. Как будто о чем-то догадывалась, будто и сама прекрасно понимала, что ничего хорошего ей не светит.
Нет, сама себя она исцелить больше не сможет. Аффирмации положение не спасут – случай куда более серьезный. Безнадежный, можно сказать, случай.
Ли Тэ Ри, Вековечный Клён, прочие экзотические твари – никто не в состоянии состязаться с природой. Выход только один: отмотать время, одурачить судьбу, взломать систему мироздания и почистить базы данных. На такое способен только Вершитель либо его преемник. Что называется, Эсфирь, твой выход.
Если бы она еще и ураганы умела укрощать, цены бы ей не было. На край Зимней Полуночи впервые обрушился столь неистовый катаклизм. Куратора грызло дурное предчувствие. Да что там грызло! Било во все колокола, аж уши закладывало от тревоги.
Поэтому когда ему в спину вдруг вмазалась летучая мышь с запиской, привязанной к лапке, он даже вздохнул с облегчением: хоть какая-то ясность!
Записка была от Эсфири. Краткая, по делу. «Не приходи. У нас катастрофа. Двери больше нет», – значилось на огрызке кальки, испачканной в шоколаде. Похоже, туда недавно конфету заворачивали.
Доставив письмо адресату, мышка взмыла к люстре и распалась высоко вверху на блестящее конфетти. Эсфирь, в отличие от некоторых, не эксплуатировала живых существ.
Куратор на фейерверк под потолком даже внимания не обратил. Его глаза подёрнулись дымкой.
Чудо, что мышь преодолела пургу и проникла в кабинет. Больше никаких чудес по прогнозу не предвиделось. Дивное исцеление Пелагеи накрылось медным тазом, и куратор ошеломленно отставил чашку с остывающим кофе на ближайший пенёк.
– Отбой. Мы никуда не едем.
– Почему?
– Эсфирь пишет, у нее катастрофа, – сухо и безучастно отозвался куратор. Он был всё равно что в прострации какой. Взгляд остекленевший, руки безвольно сложены на коленях. Путешествие отменяется, потому что срочности больше нет.
«Мы никуда не едем».
Пелагея не подозревала, какие полчища ошалевших мыслей скачут у него в голове. Она была благодарна буре за минуты незамутненного уединения, за тишину и покой, которыми так редко балует судьба. За возможность узнать куратора поближе.
Она, например, понятия не имела, что Ли Тэ Ри любит кофе с молоком и шоколадной посыпкой. Кроме того, что у него сногсшибательная харизма, страсть к парчовым шлафрокам и ювелирному делу, она, если начистоту, вообще ничего о нем не знала.
В данный момент у куратора наступила стадия отрицания. Пелагея перевела взгляд на его лицо – посеревшее отражение острых душевных мук – и уронила свою чашку. Кофе расплескался, брызнули осколки. Что-то расщепилось у Ли Тэ Ри внутри.
Где-то в сердце разбили форточку, и теперь там гулял сквозняк, и от этого сквозняка стало так холодно, что захотелось немедленно согреться.
Эльф совершил резкое телодвижение и, очутившись на коленях, прижался к Пелагее. Он обвил руками ее талию, приник ухом к груди, словно намеревался прослушать грудную клетку на предмет шумов в легких, и порывисто выдохнул через нос.
– Не уходи. Не уходи, пожалуйста! Что я буду делать без тебя? Как мне без тебя жить? – быстро, словно безумец, зашептал он, сжимая ее всё крепче и крепче. Чувствуя ее пальцы у себя на плечах, на щеке. Ощущая тепло от ее ладони на своем затылке.
Руки Пелагеи были как крылья: вот-вот расправит и улетит навсегда.
Она гладила его снова и снова – с жалостью, с недоумением, с опаской: чего он боится?
А Ли Тэ Ри мысленно корил себя за слабость, пытался задушить чувство безысходности, застеклить разбитую форточку, унять гулкое сердцебиение и принять, наконец, мудрое, единственно верное решение. Пока у него плохо получалось.
Дверь, на которую возлагалось столько надежд, пропала. У Эсфири творится хаос. Как же так? Почему всё так обернулось? Неужели выхода нет?
***
Едва оборотень затерялся среди деревьев, Юлиана прекратила мечтательно висеть на двери и прислушалась к голосу разума. Разум рекомендовал, во-первых, горячее питье у камина, во-вторых, горячую ванну, а в-третьих, завалиться в какой-нибудь мягкий уголок с книжкой и пледом.
– Так, – предупредила Юлиана, подходя к огню. – Я собираюсь оторваться по полной.
На каминной полке она заметила медальон, который принёс Ли Тэ Ри, и в ее глазах зажегся интерес.
