Текст книги "В объятиях злого рока (СИ)"
Автор книги: Julia Candore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Я попыталась извиниться за то, что судила о ректоре превратно, но мне не дали и слова вставить. Похоже, Иридиус Младший сел на любимого конька и теперь взахлёб вещал о том, какие у межпространства нынче планы и к чему стоит готовиться.
– Видишь ли, Сафро Шэридон, у меня в извилинах регулярно звучит его тоненький голосок. Оно обращается к себе во множественном числе и обожает бубнить под нос, когда обдумывает очередную грязную схему. Оно бубнит – а я, значит, мотаю на ус. Сперва оно хотело заполучить назад Вельмиру, но потом бросило эту затею. Сейчас межпространство страдает перфекционизмом. Увидело, как прекрасен мир, и решило им завладеть, мда. Но больше всего наш гость из смежного мира изголодался по идеальному человеку. Главное блюдо банкета – светоч-бивалент с умноженным даром. Кто-то вроде тебя, Сафро Шэридон, – закончил ректор. – Я тебя сразу раскусил, отступница ты наша, – добавил он и выжидающе замолк.
Меня тряхнуло, будто я пальцы в розетку сунула. От лица отлила кровь. И если б я не сидела, то непременно бы рухнула на землю. Вот, оказывается, что чувствуешь, когда жареным пахнет. Теперь меня стопроцентно отчислят.
– К-к-как? Вам всё известно? – проблеяла я.
– Чего трясешься, студентка? – насмешливо бросил тот. – Некоторые вещи не потому запрещены, что кому-то так в голову втемяшилось. А потому запрещены, что опасны. Причем для нас же самих. Толчёное стекло есть нельзя. Лизать железо морозе нельзя – прилипнешь. Смотреть на солнце без защитного экрана тоже нельзя. Мда. А ритуал, из-за которого ты сейчас белее мела, когда-то давно опробовала на себе лишь одна – подчеркиваю, всего одна – парочка сумасшедших. И обернулось это для них плачевней некуда.
И правда, чего мне трястись? Какого-то отчисления боишься, глупая! А следовало бы из-за другого переживать. В тебя вселилось межпространство. Ты вот-вот окончательно утратишь себя и переродишься в чудовище. Тебя изолировать надо! А в идеале – пристрелить.
Провели, называется, ритуал.
Вдвойне обидно, что по моей вине сломалась машина времени. Отмотать бы сейчас историю вспять…
– Дай-ка угадаю, – впился в меня взглядом Иридиус Младший. – Вместо сердца у тебя полынья. Ты страшно раскаиваешься. Велик соблазн прилечь и как следует повыть, чтобы никто тебя не отвлекал. Но если хочешь совет, лучше дать стрекача, пока не поздно. Время поджимает, мда.
Ректор однозначно слукавил, когда перечислял свои приобретенные по договору недостатки. Кроме лунатизма, клептомании и феноменальной забывчивости, в список следовало бы внести повышенную болтливость и страсть поковыряться десертной вилкой в чужих пулевых ранениях.
Глава 34. Отпусти меня, держи крепче
– Мой тебе совет, – сказал Иридиус Младший, – беги. И как можно быстрее. Беги туда, где никто тебя не найдет и не потревожит. Попробуй договориться с межпространством. Борись… Хотя что это я? Хе-хе? Какое "борись"? Ты должна сдаться.
Он вдруг свёл глаза к носу, расплылся в безумной улыбке, и я сразу засомневалась в его умственном здоровье. Им явно кто-то управлял. Несложно догадаться, кто.
Внезапно он тряхнул головой и отвесил себе хлёсткую пощёчину.
– Иридиус, не пори горячку! – крикнул он кому-то, кто черными вихрями ворочался у него в зрачках.
Меня передернуло. Если от кого и следует давать тягу, так это от ректора. Больно уж он невменяем.
Я поднялась и нетвердой походкой двинулась прочь. Иридиус Младший по-прежнему ругался на скамейке сам с собой, и его визгливый голос мало-помалу затихал в отдалении. От пальмы отделилась и тут же нырнула в проулок чья-то длинная тень. Нас что, подслушивали? Ай, да какая разница!
Я была дурой, что не придала этому значения. Настоящей, феерической тупицей.
Воздух вокруг трепетал сизой дымкой – наверняка иллюзорной. В голове у меня варилась несъедобная каша. Эмоции и ощущения слиплись в ком, который ни растолочь, ни выбросить не выходило. Я будто брела по выжженной пустыне, хотя прохладный и свежий городок Серренга никуда не делся. Не испарилось Сапфирное море, качающее на своей глади рыбацкие баркасы.
Академия как была, так и стояла. На положенном месте высился наш дворец. Луг шелестел, как ни в чем не бывало. А станция… Ноги сами принесли меня на станцию, где раз в несколько часов останавливался поезд, идущий в бесконечность.
Смятение нарастало. Меня колотила паническая дрожь. Я нервно топталась на пассажирской платформе, и мысли постоянно сворачивали к одному и тому же: «Ты поврежденный человек. Ты опасна для тех, кто тебе дорог. Сбежать. Надо сбежать и спрятаться».
Поезд скоро будет здесь. Он заберет меня, как забрал Непостижимых. В этой игре на выбывание больше не должно быть проигравших.
В груди билась безотчетная тревога. Впереди простиралась туманная даль. А если оглянуться… Ох, не стоило мне оглядываться. Там, среди океана зеленых волнующихся трав, как вестник гибели, мчался в черной мантии Тай Фун.
Я мечтала, чтобы он не успел. Я боялась, что он не успеет.
Справа от станции раздался оглушительный гудок. Затряслась земля. Загремели по рельсам колёса. Поезд в бесконечность прибыл с оглушительным грохотом и застелил перрон клубами сизого дыма. Укрыл меня от Тай Фуна и от всего мира.
Я перестала что-либо различать и закашлялась. И тут на моей талии защёлкнулся капкан сильных рук. Он всё-таки успел. Какое облегчение.
Тай Фун порывисто прижал меня спиной к своей груди, и на голову мне обрушилась пронзительная симфония чувств. Дым унесло ветром. Поезд тронулся. Я тоже была близка к тому, чтобы тронуться. Умом.
– Никуда тебя не отпущу! Слышишь? – крикнул мне на ухо мистер Смерть. И выпустил из объятий лишь затем, чтобы поймать поудобнее и стиснуть в обруче рук еще крепче.
Теперь я стояла к нему лицом и медленно теряла остатки разума. От Тай Фуна исходила гремучая смесь – одуряющий коктейль силы и нежности, который пробивал панцирь моей отравленной души подобно штурмовому тарану.
И чем дольше в меня перетекало его тепло, тем очевиднее становилось: не выдержу, разревусь.
Сама не заметила, как из глаз потекли слёзы. Плакса, что с меня возьмешь!
– Тай Фун! – Кажется, я впервые за долгое время назвала его по имени, и это имя у меня на языке тотчас пропиталось горечью. – Я люблю тебя. Очень люблю. Но пойми, я опасна! Я же весь город переправила прямо межпространству в лапы! Они не умерли, они спят. Но всё же… Ведь я и вас с Мирой могу туда же упечь. И кто вам тогда поможет? Я не смогу себя сдерживать. Не смогу бороться…
– Если ты сбегаешь, это не любовь. Если ты готова отказаться от всех, кто тебе дорог, то осознай уже, это вовсе не любовь. А какая-то дрянь, которая под нее маскируется, – вскипел он. – И вот еще что: все твои "не смогу" – чистейший вздор и самообман.
– Вместе, – уже тише проговорил Тай Фун, – мы что-нибудь придумаем. Я найду способ. Обязательно… Сафро, неужели после всего, что мы пережили, ты вот так возьмешь и бросишь нас? Бросишь меня… – упавшим голосом конкретизировал он.
Я уткнулась лбом ему в грудь, спрятав руки в складках шуршащей мантии.
"Да. Не знаю. Нет". Вероятно, это значило "нет".
Сколько мы так стояли, оценить не берусь. Прошла без малого вечность, когда он отодвинулся, обхватил ладонями моё лицо и оцарапал меня хмурым взглядом.
– Ты когда в последний раз ела?
Хороший вопрос. Если бы его задали на собеседовании при приеме на работу, провал был бы обеспечен. Я не нашла, что ответить. Но неожиданно обнаружила, что готова съесть двух енотов и целого зубастого опоссума. Без предварительной обработки.
Мы вернулись в замок, и Тай Фун отдал распоряжения невидимым прислужникам. Для нас накрыли на стол с поистине королевской помпой.
– Сразу много не ешь. Пей по чуть-чуть, – давал указания он и с негодованием заботливого опекуна качал головой. – Несчастье ходячее! Кожа да кости. Скажи мне, Сафро, как можно было довести себя до такого истощения?!
Я не ответила, потому что вдумчиво жевала курочку. Ни вкуса, ни запаха этой курочки не ощущалось. Вся пища стала какой-то пресной. То же самое касалось и клюквенного морса. Кислый он? Сладкий? Для меня он был безвкусным, как водичка.
Тай Фун рядом со мной будто поблек, даже его черная мантия стала казаться серой. Выцвел обеденный зал. Сама жизнь утратила яркость, чтобы обрести ее заново, когда межпространство включит во мне свой режим подложного, приторного счастья. Этого колдовского наваждения, в котором я утрачивала подлинную себя.
Да уж, межпространство – решительно не та субстанция, которой стоит заполнять дыры в душе.
– Кажется, тебе всё-таки придется посадить меня в клетку, – горько усмехнулась я, разделавшись с едой.
– У меня есть более гуманный метод, – ответили мне и за руку вывели из-за стола.
Мы отошли к витражному окну, откуда в зал струилось свежее дыхание ветра, а солнце бросало на стену невод из разноцветных бликов. И Тай Фун, странно блеснув глазами, пальцем начертил у меня под грудью какой-то замысловатый иероглиф.
– Ай! Ха-ха! Щекотно! – засмеялась я.
– Тихо. Не вертись.
Точно такой же символ он воспроизвел на спине. После чего вдруг крепко вжался в меня, приник к изгибу шеи жарким поцелуем и зарылся лицом в волосы, которые я совсем недавно пыталась выдрать в порыве отчаяния. И где-то в основании моего хлипкого фундамента всколыхнулась нечаянная нежность, чтобы захлестнуть, заполнить меня до отказа.
– Это тоже необходимый этап процедуры? – слабеющим голосом уточнила я.
– Именно так, моя ненаглядная… – шепнул Тай Фун.
Наконец он разомкнул объятия, забирая одолженное тепло, и я обхватила себя за плечи, силясь удержать ускользающее чувство опоры.
– Обезвредил тебя корректирующей энергетической сетью, – уже куда более буднично отчитался он. – У нее, к сожалению, есть недостатки. Кроме того, мера краткосрочная. Долго ты в таком режиме навряд ли выдержишь. Но мы непременно придумаем план.
В связи с этим фактом я испытала немалое огорчение. Краткосрочная мера! Ох, сколько же еще терпеть? Как долго я протяну при оптимистичном раскладе? Мне до умопомрачения хотелось вернуться в прежнюю, полноценную жизнь. Хотелось отмотать мир до той точки на временной шкале, когда я еще могла радоваться по-настоящему, любить в полную силу. И не думать до онемения сердца о том, что хуже самой смерти.
Ради меня кофейня "Паучьи Ноги" нарушила привычный распорядок, выползла из своего дневного убежища и приковыляла на жутких ходулях к воротам дворца иллюзий. С сегодняшнего дня она стала официально зваться нашим командным центром.
– Переоденься, – велел Тай Фун. – Твоё платье просто кошмар.
Я провела рукой по ткани: бархат истёрся и на ощупь напоминал скорее базальт. В некоторых местах материя прохудилась и просвечивала, словно этим платьем не один десяток лет драила полы какая-нибудь остервенелая домработница. Так что пришлось принять от Тай Фуна его сменную мантию, в которой я немедленно утонула. С горем пополам проникнув в ментальную лабораторию, я привела наряд в надлежащий вид, а заодно умылась и причесалась. Правда, это не особо исправило ситуацию. Мне можно было хоть сейчас отправляться на шабаш. Приняли бы за свою.
Жаль, что душу точно так же нельзя переодеть. Жаль, что нельзя причесать и умыть себя изнутри. Вот о чем я думала, когда Тай Фун подсаживал меня, бледную и тощую, на крыльцо передвижной базы.
Мы уходили, и У-Ворюга с подружкой душещипательно глядели нам вслед. Весь их всклокоченный, неприкаянный вид словно бы говорил: "На кого ж вы нас, сиротинушек, покидаете? Кому нам теперь нервы мотать? Ради кого хулиганить? У нас, между прочим, еще целый список пакостей, которые требуется учинить. Вернитесь!"
Начался сезон воздухоплавания. По светло-голубому небу тянулись вдаль вереницы аэростатов. Воздух был напитан той звенящей свежестью и чистотой, когда сердце просится к облакам вслед за птицами, а горизонта вдруг становится мало и тянет улететь. Тянет заблудиться в акварельно-прозрачной вышине, сбросив старую кожу. А вместе с ней – балласт терзаний, забот и грязной тьмы, что зачастую гнездится в мыслях. И вымыть яд из ран, раз и навсегда.
В "Паучьих Ногах" контингент ничуть не изменился. Всё те же молодые жизнерадостные лица. Никаких вам скисших физиономий и поползновений пересчитать друг другу рёбра. Никто не порывается смять кулаком загадочную ухмылку соседа или познакомить вышеупомянутого соседа с подошвами своих ботинок. Исключительная доброжелательность.
Пахло металлом и вином. Вернее, пахло бы, если б я могла различать запахи. Мутно поблёскивала в углах медная паутина. Бронзовые подвесные лампы роняли на посетителей скудный свет. Звучал ненавязчивый блюз. Из стен тут и там выпирали незрячие гипсовые маски. Стрекотало воинство шестеренок, привинченных к барной стойке. Похожий на эльфа бармен-эстет медитативно полировал салфеткой бокал.
Когда мы вошли, Фараон что-то самозабвенно обсуждал за столиком с Мирой. Подругу было не узнать. Она опиралась локтями о столешницу, уместив подбородок на согнутых кистях, и прямо-таки сияла изнутри. Лучась неподдельным энтузиазмом, она что-то азартно расписывала Фараону, то и дело подкрепляя слова жестами.
Ее обаянию, как и прежде, невозможно было противиться. Она представляла собой чудовищный полюс притяжения. Всё внимание собеседника неумолимо утекало к ней… ровно до тех пор, пока собеседник собственной утомленной персоной не приполз к нам.
– Твоя подруга – это что-то с чем-то! – сообщил мне Фараон, подгребая к нашему с Тай Фуном столику. – Не позволите ли немного перекантоваться у вас? Иначе, клянусь, отброшу коньки от перегрузки – и плакал наш грандиозный план, – сказал он. После чего уселся на стул, задрал голову и принялся философски разглядывать потолок, откуда свисало исчерченное по диагонали алое пузо дирижабля.
Судя по всему, Мира Фараона доконала. Не знаю, о чем они там шушукались, но подруге не помешало бы умерить пыл. Я насчитала тридцать секунд, прежде чем аферист восполнил энергетические потери и, раздув ноздри, шумно втянул воздух.
Завершив восстановительный процесс, он вернулся в исходное положение и сконцентрировался на мне.
– Оу, крошка! Никогда не видел, чтобы чья-нибудь кожа так просвечивала! Бьюсь об заклад, тебя даже вентилятором сдует!
Табуретка Тай Фуна со скрежетом отъехала назад.
– Идем, – сказал он, беря Фараона под локоть. – Надо поговорить. А ты, Сафро, посиди пока здесь. И чтобы ни шагу из-за стола.
Фараон испустил вздох, достойный слезоточивой мелодрамы. Перед ним стояла сложная задача: не свихнуться в промежутках между Страшно Секретными Совещаниями. Совещаниями, где я, увы, лишняя.
Глава 35. А тебя не звали
Я чувствовала себя экспонатом на выставке ужасов. Между лопаток свербело так, словно туда ввинчиваются сотни взглядов. За мною украдкой следили с каждого столика, из каждого угла. Даже умиротворенный бармен, казалось, косит глазом в мою сторону.
Вдруг эта ненасытная девица сорвется с цепи и упечёт нас всех в межпространство?
На самом деле я боялась ровно того же. Страх подстерегал меня на краю воспаленного сознания, у корней волос, на кончиках заледеневших пальцев. Что если сеть Тай Фуна даст сбой? Что если не удержусь – и все эти замечательные люди растворятся в воздухе?
Мне было стыдно и больно вспоминать о том, что я натворила. А тут еще Мира со своим сочувствием.
– Подружка, ты как? Слышала, Тай Фун тебя сетью обезвредил. Держись, пожалуйста.
И Каролина туда же:
– Хэй, дорогая! Не дрейфь! Всё будет пучком. И не из таких передряг выбирались.
Обе они, справившись о моем самочувствии, сразу же отчалили. Ушелестели юбками по белой спиральной лестнице куда-то наверх – и привет. Они, похоже, сговорились не упоминать при мне о том, что произошло в городе, чтобы лишний раз не травмировать мою и без того неустойчивую психику.
Тай Фун, Фараон, Каролина и даже Мира – все бросили меня в одиночестве, под перекрестьем не таких уж доброжелательных взглядов, как могло показаться вначале. Я ощущала себя серийным маньяком-убийцей, чью казнь перенесли на неопределенный срок. Было невыносимо смотреть людям в глаза.
Как только друзья ушли, повисшее молчание затянулось на моей шее тугим узлом, спеленало меня в кокон и принялось медленно, по капле выпивать остатки самообладания.
А потом на коже вдруг проявилась та самая энергетическая сеть (я увидела узор из бесчисленных шестигранников на своих руках), и тело прострелила нешуточная боль. Шестигранники, гайки, пчелиные соты – я была покрыта ими от макушки до пяток. Еле видные, желтоватые, они раскалились докрасна и причиняли мне адские муки.
За столиками по соседству взвились вихри взволнованного шепота – еще бы, не заметить столь жуткую боевую раскраску на моих щеках! Я согнулась, упала лицом в ладони. Внутри разрасталась удушливая, болезненная пустота.
Терпеть ее было невмоготу уже просто на физическом уровне. Я израсходовала силу воли, подхватилась и метнулась по лестничной спирали наверх, цепляясь за перила дрожащими пальцами.
Сквозь стены, обшитые ребристыми панелями, доносились отголоски оживленной дискуссии. Ступая по ковру выверенными шагами, я бесшумно, насколько это возможно, подкралась к приоткрытой двери. Срослась с панелью и вся обратилась в слух.
Сеть жарко пульсировала под кожей. Солнечное сплетение буквально горело огнем, мешая сосредоточиться. Но кое-что мне всё же удалось уловить.
По моему запущенному случаю собрался настоящий консилиум. Когда я навострила уши, Мира как раз заявляла, что поддержит Тай Фуна, что бы он ни решил. Фараон источал неприкрытый скепсис. А Каролина так и вовсе бушевала.
– Это опасно! Неужели ты не понимаешь?! – звенел колоколом ее низкий грудной голос. – Ты самоубийца или как?!
Похоже, приступить к реализации плана, который Тай Фун озвучил в мое отсутствие, он мог разве что через труп одной вспыльчивой знойной красотки.
– Мистер профессор, – сдержанно вторил Каролине Фараон. – Вы, может, и правда бы поостереглись. Если план даст осечку…
Внезапно в комнате установилась гробовая тишина. Я поняла, что выбрала стратегически неверную позицию, и вдохнула громче, чем следовало. Раздались быстрые шаги – и чья-то рука крепко ухватила меня за плечо, вслед за чем меня втащили в светлый квадратный кабинет. Попалась!
Мое появление произвело в рядах заговорщиков панику и, судя по всему, едва не вызвало коллективный обморок. Да я и сама от шока чуть было к праотцам не отправилась.
Сердце у меня оборвалось и ухнуло в пропасть. Передо мной стоял злой, ну очень злой Тай Фун. Единственный, кто из всей честной компании не собирался лишаться чувств.
– И как много ты слышала? – строго спросил он. Его слова обрушились на голову каменным градом. А взгляд… Не удивлюсь, если этот пронизывающий взгляд добрался до самой моей сути, до самого дна моих глубоководных желобов, где водятся неизвестные науке каракатицы.
– Начиная с момента про самоубийцу, – проронила я, делая вялые попытки вырваться из захвата.
– Что у тебя с лицом?! – воскликнула Мира, бросаясь ко мне, как к утопающему.
Фараон же пялился с таким откровенным сочувствием, что у меня вдруг возникла острая нужда его поколотить. Что я, собственно, и сделала.
Применила к Тай Фуну запрещенный приём самообороны – это раз. Оттолкнула Миру (бедняжка рухнула на пол) – это два. И набросилась на Фараона, бешено скалясь от счастья.
Тут-то меня и нокаутировали.
Фараон оказался опытным противником. Вдобавок, наши весовые категории не совпадали. Когда я открыла глаза, у меня жутко трещала голова. И как этому аферисту не стыдно слабых обижать?
– Знаете, я ведь обычно женщин не бью, – слёзно оправдывался тот сквозь пелену, которая облепила меня во время беспамятства и теперь потихоньку таяла. – Но Сафро… Давно с ней такое? То есть, я имел в виду, силища у нее ого-го! Я ее в состоянии аффекта приложил. Вы не подумайте…
– Всё в порядке, дружище, – похлопала его по плечу Каролина и обратила свой дивный лик к Тай Фуну. – Ладно, приятель, пусть и со скрипом, но всё же даю тебе своё благословение. Да, план рискованный и где-то даже безнадёжный. Но учитывая, в каком состоянии твоя бедная девочка, давайте не будем тянуть и уже закончим эпопею с межпространством. Хотелось бы, конечно, выйти из ситуации с минимальными потерями. Но если ты, уважаемый псих, настаиваешь на своем безумном методе, что я могу поделать?
Произнеся эту прочувствованную тираду, Каролина схватила со стола шляпку и широким шагом вышла из кабинета. Что ж, расходимся, господа хорошие!
Тай Фун склонился над софой, где я до сих пор валялась в отключке.
– Сама пойти сможешь?
Я поприветствовала его расфокусированным взглядом.
– Так, понятно, – сказал он. И категорично вскинул меня на руки.
Мы спустились по винтовой лестнице, преодолели лабиринт из столиков. И уже у выхода из "Паучьих Ног" меня окликнули.
– Эй, крошка! – Фараон светил улыбкой и свеженьким фонарем под глазом. – Мы с тобой еще обязательно поборемся на ринге, вот увидишь! Ты только поправляйся, ладно?
Я пришибленно отдала честь.
– Побудь здесь, скоро вернусь, – проронил Тай Фун и высадил меня возле бассейна с шалфеем, под размытым светом белых, голубых и синих лампочек высоко вверху. Его лицо исказила мимолетная горькая усмешка, и он быстро испарился. Вот куда его понесло? Почему он со мной так скуп на слова? Вся его безудержная любовь вдруг обернулась меланхолией. Чувства высохли, как прошлогодние травы. И смотрит он странно, и ведет себя еще страннее…
Мне бы тут насторожиться, забить тревогу. Но нет, на свою беду я потеряла всякую осмотрительность, сбросила одежду и нырнула в воду. Вода льнула к коже, остужая раскалённую энергетическую сеть и снимая жжение в области солнечного сплетения. К коленям исподволь подкрадывалась слабость. Сонливость тасовала мысли, как карты перед игрой. И в голове устанавливался полный штиль и омертвение.
Если бы я не была столь наивна и доверчива, если бы только моя хвалёная интуиция не дремала, завернувшись в спокойствие, как в плед…
Я зависла в плотной шалфейной полутьме среди бликующих на воде прожилок, балансируя на грани реальности. И когда сознание уже начало уплывать, на том конце бассейна послышался тихий всплеск. У-Ворюга пришел порезвиться? Что ж, милости просим. Сегодня я необычайно великодушна.
Страх буквально парализовал конечности, когда кто-то схватил меня за пояс и потащил на дно. Внезапное погружение придало ощущениям остроты, и сонливость слетела в момент.
Мы вынырнули, задыхаясь, и передо мной обнаружился Тай Фун, наглухо затянутый в чёрный водолазный костюм. Тогда как я… Спруты глубоководные! О чём я только думала! Вся одежда на берегу. То есть, за бортом. То есть… Ай, неважно.
Его ладони очутились у меня на талии, он подплыл ближе, сокращая и без того крошечное расстояние между нами. И остатки мыслей бросились врассыпную, как сухопутные крабы-призраки.
Сдерживающая сеть на моем теле снова налилась кровью и мелко задрожала, выворачивая меня наизнанку, пуская по венам жар и обжигая изнутри.
Тай Фун завладел моей рукой и приник губами к запястью там, где просвечивали дельты вен, повышая градус моего трепета до рекордных величин. Ну здравствуй, глобальное потепление! Разморозка, чтоб ее! Я же сейчас лужицей растекусь.
Сеть не выдержала накала и стала истончаться, пока вконец не растаяла. И вот тогда Тай Фун бесцеремонно и жёстко впился в меня поцелуем. В ответ я столь же бесцеремонно обвила руками шею этого несносного, неприлично притягательного болвана.
Хотелось делить с ним удары судьбы и удары сердца. Хотелось вырвать его проклятое сердце с корнем, чтобы отныне оно даже не вздумало биться. Чтобы носить этот испорченный механизм у себя на груди как подвеску. И наслаждаться смятением окружающих.
Внезапно Тай Фун отстранился. В свете искусственных звезд он улыбнулся так аккуратно, словно его улыбка заржавела и нуждалась в смазке.
– Есть вопросик. Ты сейчас кто?
Я запрокинула голову и разразилась нечеловеческим смехом, от которого у эха случилась истерика. До чего же проницательный придурок! Мигом меня раскусил.
Да, во мне опять оживало межпространство.
"Ты не идёшь к нам, крошка, – сладким голосом Фараона шепнуло оно. – Видно, рычагов давления недостаточно. Изобретём-ка еще один. Если мы заберем твоего ненаглядного профессора, ты наверняка одумаешься и приползёшь к нам".
Я затрясла головой. Нет, только этого не хватало! Смилуйтесь, только не сейчас!
Внутри у меня творилась сущая неразбериха. Лава закипала, но ее тотчас покрывало льдом. Ледники таяли, и их на место вновь приходил огонь. Живот скручивало в узел, горло перехватывали спазмы. Тьма и свет сражались, сплетаясь в клубок и разбегаясь по углам. Я была то на стороне черных, то на стороне белых, и никак не могла определиться, чью партию следует доиграть. Кто получит перевес в этой войне? Кому достанутся лавры победителя?
– Тай Фун, молю, придумай что-нибудь! – сорвалось у меня с языка.
– Я знаю способ, – глухо отозвался тот. – Но он тебе не понравится.
– Мне всё равно! Делай, что хочешь.
Он не заставил просить себя дважды.
Вцепился в меня, как голодный волк в ягнёнка. Обвил руками, чтобы мне уж точно было не вырваться, и принялся исступленно прокладывать маршрут горячими поцелуями по моей коже, от мочки уха, по шее и ниже, к плечу.
Кажется, у меня сорвало крышу. Сердце пропустило удар-другой и бешено понеслось вскачь, чтобы наверстать упущенное. Самое время сдавать бастионы, Сафро. Ты так не считаешь?
У Тай Фуна имелась своя коварная стратегия по завоеванию бастионов. Отклонившись от первоначального маршрута, он переместился к центру, бросил на меня совершенно дикий, пугающий взгляд. Жадно припал губами к ложбинке меж ключиц, вынуждая меня выгибаться дугой.
Да так и застыл, упираясь ногами в дно бассейна.
Меня аж оторопь взяла: а дальше?
Не тут-то было. Он распорядился своими возможностями на диво бездарно. Вместо того чтобы взять приступом целую крепость, он сосредоточился на одном-единственном участке моего тела, прижигая его поцелуем, точно клеймом. И это было по меньшей мере неразумно.
Над нами мерцали звезды. Нас обволакивала вода. Казалось, весь мир, замерев, ждал, когда же мы наконец достигнем крещендо. Но Тай Фуну было плевать. Он продолжал удерживать меня цепкой хваткой, не давая пошевелиться. Вопиющее безобразие.
Что с ним такое произошло? Почему мне в голову лезут сравнения с вампирами, которые пьют из людей жизненные соки?
От страшной догадки слёзы потекли сами собой, я в ужасе задрожала и приготовилась дорого продать свою жизнь. Но вдруг почувствовала, как силы стремительно покидают меня, а на смену им приходит звенящая тишина. Упорядочилась путаница в голове. Всё во мне вдруг обрело свободу и лёгкость. Трещины в душе заросли, раны зарубцевались. И я ощутила себя исправленной. Исцеленной. Будто осколки разбитого, чрезвычайно ценного артефакта где-то внутри меня склеились воедино.
Когда Тай Фун отстранился, в его глазах без зрачков клубились сияющие туманные галактики. Я глянула в эти глаза, начала задыхаться – и провалилась во тьму кромешную.
Потеряла сознание. Опять! Интересно, какой там уже по счёту раз?
Пока я плутала во мраке бессознательного, меня заботливо переложили на шезлонг, одели в нежное кукольное платьице с оборками и кружевом, а рядом, на круглом столике, оставили бокал с апельсиновой газировкой.
Сразу видно, кто постарался.
– Мира-а-а! – проворчала я, когда она появилась на фоне бассейнов. Теперь здесь горел нормальный дневной свет. – Клиническим дурам вроде меня, да еще после обмороков, шипучие напитки противопоказаны! Водичка чистая, негазированная – сколько угодно… А где Тай Фун?
– Он просил присмотреть за тобой, – виновато отчиталась Мира. – Сказал, ему нужно восстановиться.
Та-а-ак. Восстановиться, значит. Меня прошиб холодный пот.
Хуже всего было не то, что Тай Фун сотворил со мной до отключки. Хуже было то, что я абсолютно не помнила, какие гадости он творил затем.
Глава 36. Не сдавайся, Сафро
Впрочем, я ведь сама напросилась. Подписалась, можно сказать, под всем потенциальным безобразием, которое Тай Фун был в состоянии со мной сделать. Чего уж теперь страдать?
– Мира, не оставишь меня одну? – попросила я, растянув губы в жалком подобии улыбки.
– Только если ненадолго, – выдвинула условие та и по-деловому удалилась в мрачный проём за шезлонгом.
Если бы на свете существовал аппарат, способный считывать настроение по походке, то походка Миры расшифровывалась бы как-нибудь так: "Не вздумай дурить, Сафро: за тобой следят. К тебе приставили охрану. Выкинешь глупость – пеняй на себя".
У меня и в мыслях не было глупить. Когда Мира ушла, я зажмурилась и отправила зов Тай Фуну. Связь установилась мгновенно. Вычислить место его дислокации удалось с первой же попытки. Этот наглый экзекутор спал в башне Парадоксов на какой-то неудобной раскладушке. Ворочался, как в бреду, с боку на бок и видел беспокойные сны. Не сны, а натуральная чехарда образов – жутких, болезненно-гротескных. Я просмотрела парочку кадров – и поспешно отключилась от киносеанса. Зрелище не для слабонервных, если начистоту.
С Тай Фуном определенно творилось что-то противоестественное. Прежде он всегда владел собой, был уравновешен, полон созидательной силы. И не припомню, чтобы когда-нибудь жаловался на кошмары.
Когда же произошли с ним столь разительные перемены?
И откуда у меня в голове этот конфитюр безмятежности, где мысли застревают, как мухи? Почему всё так тихо и безоблачно? Межпространство что, взяло выходной? Почему не терроризирует?
Гнусные шепотки больше не шантажируют меня, запахи вернулись. Вкус… – я всё же отхлебнула немного вредной апельсиновой газировки, чтобы проверить – да, вкусовые рецепторы тоже приступили к службе.
А что насчет ментальной лаборатории?
Попробовала призвать ее раз, другой, третий. Ничего. Мыслекоманда пробуксовывала, не давая результата и упорно разворачивая меня в возмутительно-чистую безмятежность.
"Может, позже получится?" – подумала я. И расправив многочисленные кружева, спустила ноги на плитку. Мира тут же примчалась, чтобы подставить мне плечо.
– Тебя, Сафро, еще ветром качает. Свалишься, лоб расшибёшь, а мне потом морока.
Я действительно ощущала слабость и лёгкую тошноту. Зато в уме царила такая кристальная ясность, что хоть сейчас на экзамен отправляйся, чтобы щёлкать там логические задачи, как орешки.
И почему только в этом просветленном уме с таким опозданием формировались ответы на доконавшие меня вопросы?
Ответы, требующие подтверждения.
Ответы, рождающие отвратительно горькое чувство ненависти и ожесточения…
– Мира, – спохватилась я, оглушённая внезапным подозрением. – Мира, возьми меня за руку. Давай соединим лаборатории.
