Текст книги "В объятиях злого рока (СИ)"
Автор книги: Julia Candore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– За каким дохлым спрутом тебя на башню понесло?! – поинтересовалась я тем тоном, когда человека вроде бы уважаешь, но был бы не прочь и укокошить.
– Шорохи услышала. Думала, мышь, – проблеяла Мира.
– Мышь?! – взвыла я. – Еноты у нас завелись! Два оголтелых енота! Это будет похуже мышей!
И простерла руку, вызывая ментальную лабораторию.
Первым, что пришло на ум, были пироги. (Самая безобидная ассоциация с лучшей подругой).
Сгустки материи немедленно обратились колёсообразными пирогами, упруго свалились на обугленные камни и покатились, подпрыгивая, кто куда.
Оставалось обезвредить последнего и главного противника.
И здесь мы с Тай Фуном, не сговариваясь, наломали дров. Он выпустил луч. Я выпустила луч. Наши лучи столкнулись в полете, сплелись воедино – и на выходе мы получили уменьшающее излучение, направленное ровнёхонько на Гликерию.
Гликерия села, как постиранный в горячей воде льняной шарф. Она усохла до размеров моей ладони, свалилась без чувств и накрылась сверху клеткой – тоже уменьшенной, которую я послала вдогонку лучу. Так сказать, завершающая деталь. Вишенка на торте.
Мы с минуту прождали в бездействии. В сознание Гликерия не приходила.
Тогда Тай Фун без предупреждения сцапал меня своим излюбленным способом, чтобы нагло воспользоваться моими резервами суперсилы. Он с горем пополам вернул Гликерии с клеткой их первозданную величину, но нападавшая так и осталась лежать пластом. Неужто мы ее ненароком угробили?
Я очень надеялась, что нет, и забралась в клетку – проверить у пленницы пульс. Тай Фун тем временем переключился на Миру.
– Ты не пострадала? Нигде не болит?
Хороший вопрос. Жаль, адресован не мне.
Меня потряхивало, как после удара током. В происходящее всё еще не верилось. Гликерия, моя поддержка и опора в былые несладкие времена, что же с тобой произошло? Как случилось, что ты оказалась во власти межпространства? А я? Где была я в это время? В какой канаве беззаботно дрыхло мое пресловутое шестое чувство?
Самое интересное, что интуиция до сих пор пребывала в отключке. Ни тебе "Берегись, Сафро!", ни "Уноси ноги, дурында ты эдакая!". События представлялись кошмарным сном шизофреника, обрывком чудовищной фата-морганы. Вот-вот прозвенит будильник, я проснусь, видение исчезнет… Ага, как бы ни так. Раскатала губу.
Едва я подобралась к Гликерии, как эта маньячка ожила, распахнула свои жуткие глазищи с текучей магмой вместо зрачков, гадко осклабилась и, вцепившись мне в горло отросшими ногтями, принялась душить с радостной одержимостью.
– Идем с-с-со мной! – исступленно приговаривала она. – Там с-с-славно! Там вес-с-село!
Ох, я и понятия не имела, что организм способен так легко скатиться в бессилие. На меня навалилась дичайшая слабость. Кровь отлила от лица. Я вцепилась Гликерии в запястья, одновременно пытаясь вдохнуть. Безуспешно. В лёгких разгорелся пожар, и по телу прошла спазматическая дрожь.
"Неправда! – трепыхалась в уме кроткая, забитая надежда. – Не может быть! Сейчас она меня отпустит, неловко рассмеется и попросит прощения за неудачный розыгрыш".
Но мысль истаяла, сознание начало меркнуть и на прощание помахало мне ручкой:
«Это конец, Сафро. Ты уволена. Продолжения не жди».
Так вот, что имел в виду Фараон, когда сравнивал жизнь с новой должностью! Ты можешь проработать в должности месяц, год, да хоть десятилетие. Но потом тебя всё равно попросят, швырнут в лицо трудовую книжку – и прощай, человече, скатертью дорога. И, споткнувшись на ровном месте, твой мир улетит в преисподнюю…
Хриплое дыхание Гликерии переросло в мерзкое влажное клокотание. Мне оставались считанные секунды.
А в следующий миг ее шандарахнуло разрядом неведомого происхождения – и она отрубилась окончательно. И тут же, искрясь, полопались сгустки материи, которые начали было возникать из ниоткуда по призыву межпространства.
"Ой-ёй!" – тихо проговорила Мира и попятилась, пряча что-то за спиной.
Ага! Значит, ее рук дело? Уж не прибор ли Каролины отправил маньячку в нокаут?
Тай Фун подлетел к клетке, схватил меня за лодыжку и со зверским выражением лица выволок наружу. После чего запер клетку на замок, снабдив ее дополнительной защитой. Отправилась бы Сафро по недосмотру на тот свет – кто бы себя корил? Правильно догадались.
– Не подходи к ней, – выдохнул Тай Фун. – Она не в себе.
Я жадно хватала ртом воздух. В глазах щипало от слёз.
– Сейчас мы все немного не в себе, – сипло вымолвила я. И позорно разрыдалась, распластавшись прямо там, на полу зубчатой башни.
Гликерии больше нет. Осталась лишь ее оболочка, лишенная всяких чувств. Эта мысль ввинчивалась в меня раскаленным сверлом, отменяя все предыдущие победы и поражения. Было слишком больно, чтобы жить в настоящем. А прошлого и будущего, как известно, не существует.
– Мира, я тебя умоляю, – с раздражением сказал Тай Фун и, кажется, неприязненно скривился. – Сделай ты этой барышне такое платье, чтоб я в осадок выпал. Полагаюсь на твой вкус. А то осточертел уже ее вульгарный костюм. Она в нем как аквалангистка! Ни уму, ни сердцу.
Слова он буквально выплюнул. И удалился – слишком уж поспешно. Я даже реветь перестала и растерянно приподнялась на локтях. Чувствительный ты наш! Разозлился, что ли?! Мы теперь что, на штыках? О-о-ох, резистор полупроводниковый! Сплошной стресс!
Мира проявила небывалое послушание и "наколдовала" мне новый наряд, не сходя с места. Банты, рюши, вырез-лодочка, юбка-гофре до середины икры, шнурованные замшевые ботинки на мягкой подошве. И всё в пастельных розово-голубых тонах. Да уж. От такого Тай Фун точно в осадок выпадет.
Клетку мы с законодательницей моды бросили прямо там, на крыше. Только плёнкой сверху накрыли, чтобы на Гликерию не попадал дождь.
Вроде как порядок. Хотя какой, к спрутам, может быть порядок! Это слово здесь решительно не годится. Только что в моей жизни разверзлась прореха размером с рыжую чудачку. Такую брешь с наскока не заштопать даже иглой из ментальной лаборатории.
Вот погодите. Для начала проведу расследование, разберусь, что с Гликерией стряслось – и, так уж и быть, устрою полноценную истерику. А вы со мной потом носитесь. Откачивайте, как хотите: пустырником поите, валерьянку капайте, улыбки дозируйте. Магний, говорят, тоже неплохо нервишки лечит.
А злюка Тай Фун пусть сам себе успокоительные готовит. И психоаналитиком для себя любимого пусть тоже на полставки поработает.
Погода в доме, конечно, важна. Но меня увольте – я выгорела дотла. А других метеорологов пока не присылали.
– Идешь? – наигранно бодро спросила Мира, оглянувшись на вершине винтовой лестницы.
– Иди одна, а я еще немного задержусь, – сказала я. И – тоже наигранно бодро – направилась к порталу в химическую башенку.
В башенке было не прибрано. На столе, на коврах и даже в раковине с грязными пробирками обнаружились скомканные тетрадные листы с рецептами антидота. Гликерия пыталась получить формулу противоядия. Она полагала, что отравилась, и, в принципе, была близка к истине.
Из ее разрозненных записей также следовало, что аморфных сгустков касаться нельзя. Значит, она-то как раз коснулась. От них ей зараза и передалась.
Но если без предводителя кляксы не представляют опасности, то с кем, скажите на милость, Гликерия могла встретиться? Версия первая: это Арсений. Версия вторая: это Арсений. И версия третья: это Арсений. Вот ведь гад! Неужели Фараон пришиб его недостаточно?
Межпространство завладевало телом Гликерии исподволь, незаметно, день за днем, пока не поглотило целиком. А она сопротивлялась. Боролась с недугом, как могла. Держала осаду межпространства, не желая грузить своими проблемами нас, эгоистов последних.
И Арсений ведь наверняка не покорился без борьбы…
По моей израненной душе наотмашь ударила молотком старушка совесть.
"Как ты посмела презирать Арсения? Как посмела желать ему смерти? Ну да, он таскался за тобой хвостом, похитил разок. Детский сад, если подумать. А ты… Ты вполне могла бы оказаться в его шкуре, угодить межпространству в лапы и сделаться его рабыней. Так к чему это я веду? – Совесть задумалась и снова хорошенько вмазала мне под дых. – Не осуждай, Сафро. Не суди, даже если знаешь всю подноготную. Твое осуждение вернется к тебе бумерангом, бедой вдвое страшнее. И тогда ты поймешь, как страдали те, кого ты по глупости ненавидела. Но вопрос в другом: сможешь ли ты выстоять, когда та же самая напасть постучится в твою дверь?"
Я поскорее взяла свои мысли назад, как берут назад слова. Эй, Вселенная! Скажи, что попытка засчитана! Раз обещаны такие последствия, побуду перестраховщицей. Не хочу ни о ком плохо думать. Разве что о Тай Фуне – самую капельку. И то потому, что он иногда просто невыносимый черствый чурбан.
Что он сделал, когда я расплакалась? Верно: ни-че-го. Взял – и ушел. Еще и сказал, что я на аквалангистку похожа. Ну точно – чурбан.
Только Мира меня понимает. Кстати, куда она подевалась?
…Я нашла ее на первом этаже, в пропахшей гуашью комнатке, которую она себе облюбовала. Описать комнатку в двух словах? Да запросто: фонари и ковры. Пёстрые ковры, от которых рябит в глазах, и литые чугунные фонари, расставленные прямо на полу. К ним прилагались кремовые, золотистые и изумрудные занавески из легчайшего шелка. Правда, висели они не на окнах, а на карнизах, прибитых к потолку по периметру и наискосок.
Здесь же расположился целый гарнизон кукол, рассаженных по полкам и легкомысленно свесивших ножки. Я выпучилась на них – и мигом забыла все свои горести.
– О-о-откуда?
– Я упражнялась в ментальной лаборатории, создавала всякое, и они как-то сами накопились, – пожала плечами Мира, восседающая в центре этого творческого бардака. – Бери любую! Они отлично снимают стресс!
Ничего себе открытие века! Я и понятия не имела, что подруга настолько увлечена куклами. А ведь каждая из них – ее творение, уникальный, так сказать, экземпляр. Если прикинуть, сколько за них можно выручить…
Сафро, выбрось сейчас же дурь из головы!
Подойдя к стеллажу, я взяла ту, что мне приглянулась. У нее двигалось и сгибалось всё, что только может двигаться и сгибаться. Вставные фиолетовые глаза на одухотворенном личике, казалось, следят за каждым твоим движением. Как куклу ни поставь, куда ни отклонись, она сочувственно буравит тебя своими нежнейшими глазками. Вот-вот оживёт, встанет на ноги, разомнётся и толкнёт умную речь на тему твоих психологических блоков и гиперответственности. Магия чистой воды.
– У тебя был прибор Каролины, – сказала я, теребя в руках розовые кукольные патлы. – Никто не поверит в твою мышь. Ты пошла на башню с умыслом.
– Ну да. Замок иллюзий молил о помощи, – без околичностей выложила Мира. – Он просил проведать Гликерию, потому что ей совсем худо.
Она вынула из кармана прибор Каролины и траурно вздохнула. Из прибора во все стороны торчали какие-то жгутики и проводки, он обуглился, и от него несло палёным. Бедолага вышел из строя, но с задачей справился. Покойся с миром, дружок.
В живых пока оставался его близнец, тот, что подарили мне. Маловато будет. Особенно если учесть, что он одноразовый.
По-хорошему, стоило бы закупить партию и раздать прохожим как средства самозащиты. Пусть спасаются от иномирного зла. Интересно, Каролина уже поставила производство на поток или это пробные экземпляры? Довести бы их до ума, конечно, чтоб не ломались при первом же использовании. И вперед, на конвейер.
Вот почему я Гликерии такой не вручила? И насчет сгустков ее надо было просветить. Она же ничего не знала! Так и болталась, беспечная, по городу.
А я? Почему я решила, что случай с Арсением – единичный? Почему не предприняла никаких шагов? Разве Тай Фун не предупреждал? Разве по новостям не трубили, что межпространственная материя вышла из-под контроля и начала распространяться по земному шару, как моровая язва?
Кажется, грозовые тучи моральных терзаний клубились над макушкой не только у меня.
– Мне так жаль, – всхлипнула вдруг Мира, делая попытки укрыться за изумрудной занавеской.
Тут и я не выдержала.
– Тащите, – говорю, – сюда всё острое. Закуски, приправы, бульоны. Красный перец тоже сойдет. И лука побольше. Слышали, прислужники?
Невидимые прислужники замка, похоже, вошли в наше положение и приволокли в комнатку приличную гору всякой всячины, преимущественно вышибающей слезу.
– Давай, – говорю, – Мира, есть и плакать. Мы же не собираемся плакать просто так?
Она отвела занавеску в сторону и с готовностью кивнула.
Нам обеим хотелось поглощать острое, резать лук и реветь. И думать, что ревем мы вовсе не потому, что нам плохо и больно, а только лишь по вине лука и жгучих разносолов.
В голове у меня творился кавардак почище, чем в Круши-Ломай-Баре.
Мы сидели, скрестив ноги, на мягких цветастых коврах, ожесточенно поедали закуски – и сказочные уютные фонари расплывались от слёз у нас перед глазами.
Мира откусывала красный перец, не запивая, и велела величать себя не иначе, как "Королева огнедышащих драконов". Я хрустела сочной луковицей и плакала навзрыд.
Захватнические наклонности межпространства нынче проявились во всей своей неприглядности. Кто там следующий на очереди? Тай Фун? Мира? А на Фараона с Каролиной оно часом не облизывается?
– Не допущу, – на очередном витке самоедства рыдала я. – Не допущу, чтобы еще кто-то из моих друзей пострадал!
– Ты что, всесильная? – хлюпала носом Мира. – Везде не поспеешь.
Вот он, идеальный повод для нытья на остаток жизни: Сафро не супергероиня, которая везде успевает и всех спасает. Кому она такая сдалась!
В общем, развезло меня, как колею в весеннюю оттепель. Я рыдала в три ручья, извела все доступные носовые платки и начала вслух рассуждать о том, что зря родилась на свет.
Жалкое зрелище, наверное. Но Мира самозабвенно убивалась вместе со мной, а Тай Фун где-то бродил угрюмой тенью и наверняка бормотал себе под нос что-нибудь в духе: "Я коварный и злой, не дружи со мной!".
Так что застать меня, постыдно раскисшую, он точно не мог. Это приносило некоторое облегчение.
Глава 26. Сладость мести
Стремительный ход событий меня подкосил – тут требовался более углубленный курс терапии. Так что, закончив убиваться у Миры, я решила немного поубиваться под роялем. Как-никак, второе место силы, сразу после ванны в осенней комнате.
Вот вы смеетесь. А вы попробуйте полежать под инструментом часок-другой, послушать резонанс тишины, ощутить натяжение струн, едва уловимое дыхание древесины. Сразу поймете, в чем соль.
Итак, я удалилась в башню Парадоксов, чтобы залечь там под рояль и подождать, когда схлынет сердечная боль. Скрути меня спрут, если я надеялась встретить в башне Тай Фуна!
Оказывается, он всё это время в засаде сидел, за нотными стеллажами! Стоило мне уложить свои бренные косточки на прохладные доски пола, Тай Фун подошел к роялю пружинистым шагом, нагнулся и заглянул под корпус.
– Чего разлеглась? – неучтиво поинтересовался он. А потом как возьмет да как потянет меня за ногу в замшевом ботинке. – Вы-ле-зай!
Еще чего! Стиснув зубы, я крепко вцепилась в ножку рояля. Победа была за мной.
Тогда Тай Фун решил вести грязную игру. Он открыл крышку и, зажав педаль, ударил по клавишам со страшной силой – три раза подряд. Грянула невозможная какофония, словно клавиатуру атаковали не две, а все пять, а то и десять рук одновременно.
У-у-у, изверг! Бедные мои барабанные перепонки! Пришлось отцепиться от ножки, чтобы заткнуть уши указательными пальцами.
– Это тебе за Фараона! – ликовал меж тем Тай Фун. Вот какая муха, скажите на милость, его укусила?
По залу прокатился новый залп дисгармонии. Ценительницу музыки Сафро Шэридон резали по живому. "Умри, умри, умри!" – скандалил рояль. Где-то переворачивался в гробу его благородный создатель.
– А это, – возвестил Тай Фун, – за клетку, где тебя чуть не прикончили, дальновидная ты моя!
Залп выдохся. Поводы для мести иссякли. И настала спасительная тишина.
После стольких пыток я всё еще держалась молодцом, была отважна и упорна. Из-под инструмента не высовывалась.
Снаружи воцарилось подозрительное спокойствие.
– Ну что, полегчало? – неуверенно поинтересовалась я.
Ответом было таинственное молчание.
А потом мистер Истязатель подлез ко мне под рояль, быстро и импульсивно поцеловал в щеку и приподнял мой затылок, чтобы подложить под него расшитую декоративную подушку. Сам он вытянулся рядом – с физиономией, полной злорадного блаженства.
– Еще как полегчало, – сообщили мне.
Я прыснула в кулак.
– Лет-то тебе сколько?
– Зачем спрашиваешь? – лукаво уточнил Тай Фун.
– Так, для справки.
Ай, до чего ж я глупая! Слабоумие, как и любовь, возрастных ограничений не имеет.
Он прокатился по мне въедливым взглядом, точно жерновом. Наверняка прочёл мысли и теперь думает, как бы отыграться.
– Какой у тебя наряд замечательный! – похвалил Тай Фун. – Знал, что у Миры есть вкус.
Так-так. Плетёт паутину из лести. Не расслабляйся, Сафро! Где-то тут кроется подвох.
– И следы от ногтей на шее. И запах… – коварный льстец сделал вид, что принюхивается, и поспешил подсыпать соли на рану: – М-м-м! Запах тоже просто замечательный. Из разряда "Не подходи – убьёт".
– Это лук, – мрачно объяснила я.
– Не оправдывайся. Я всё понимаю. Ты вымотана. И я безмерно сожалею, что мы ее потеряли…
– Потеряли кого? – насторожилась я.
– Не кого, а что. Возможность выспаться, – отозвался тот и заразительно зевнул.
А потом вдруг быстро поднялся и ударился макушкой о деревянную распорку рояля.
– Ауч! – сказал Тай Фун. – Хочешь, что-нибудь сыграю?
– Ага, – сказала я. – Игру воды, пожалуйста.
Прямо как в ресторане каком. Блюдо для измученных и обреченных. Чтобы отключить мозги. Чтобы хоть на время забыть о своих злоключениях.
Да, игру воды, будьте так любезны. И можно без хлеба.
Всегда такой сдержанный и правильный Тай Фун сегодня вёл себя на редкость непоследовательно. Но мне даже нравилось.
Мне нравилось с азартом кладоискателя находить в нём новые черты, внезапное послевкусие, двадцать шестой кадр, четвертое измерение. Каждый раз открывать для себя другого Тай Фуна и никогда не разочаровываться открытием.
Он был как неделимый атом под умозрительным объективом древнего философа. Атом, который вдруг поразительным образом распадался на фрагменты, доказывая тем самым, что он структура сложная, с тяжелым положительным зарядом ядра и множеством электронов, вращающихся по орбитам вокруг.
Эмоционально-нестабильный, упоительно-нелогичный Тай Фун выполз из-под рояля, уселся на крутящийся стул и развернул ноты. Тринадцать листов блаженства. Тринадцать листов, благодаря которым я могла лежать невидимкой там, внизу, и рыдать – несдержанно, некрасиво, как последняя неудачница. Выплакаться, выжать себя, как постиранный пододеяльник, пусть даже через боль. И снова стать сильной.
Горе оставляет уродливый отпечаток даже на самом прекрасном лице. В этом я убедилась наутро, когда, заботливо укрытая пледом, выбралась из тени на свет и сверилась с отражением в зеркале. Зеркало безжалостно и непредвзято зарегистрировало мой провал. Морда заплывшая, веки отекли, под глазами готическая синева. На голове гнездо – не расчесать. Кто ты, страшилище?!
– Да-а-а-а, – протянул Тай Фун, подкравшись сзади, как призрак.
Я вздрогнула и закрылась от него ладонями.
– Не смотри на меня! Это фиаско.
– Я всё равно тебя люблю, фиаско ты моё, – убедительно сказал тот и сомкнул объятия, вгоняя меня в краску. На сей раз от него пахло не лесом, не океаном и даже не вересковой пустошью. От него на весь зал несло шалфеем. С мокрых растрепанных волос стекала вода. Обнаружил-таки моё убежище с бассейнами.
– А принять душ тебе всё же не помешает, – добил меня Тай Фун чуть погодя.
Мира с мастерством опытного штукатура замазала мои синяки под глазами и попросила не раскисать.
– Полы в академии вымоем, на лекциях посидим, а там, глядишь, и полегчает, – уговаривала она.
– Только не полы-ы-ы-ы! – ныла я. – А можно дома посидеть?
– Ну нет! – злостно вклинился Тай Фун. – Никаких "дома". Я лично прослежу, чтобы ты не отлынивала от работы.
Ясно, понятно. Похоже, сегодня Сафро Шэридон предстоит испытание на износостойкость.
Мои лучшие друзья сговорились сжить меня со свету. А раз так, подзаправимся кофе, руки в ноги – и вперед с песнями!
Нет, я, конечно, знала, что ссылают меня в академию для моего же блага. Вот уйдет на свои лекции Тай Фун, утопает на отработку Мира – и останусь я в замке иллюзий одна-одинешенька, с енотами да Гликерией, которая сама не своя. Приглядывать за мной будет некому. А неприятности только того и ждут.
Так что пришлось смириться и в добровольно-принудительном порядке двинуться навстречу суровым будням.
Последующие восемь часов мы, с вашего позволения, поставим на ускоренную перемотку. Ибо ну ничего, решительно ничего интересного не происходило. Время тащилось пришибленной черепахой – оно вздумало поквитаться со мной за ущемленное самолюбие, когда мы с Фараоном капсулу у дракона изымали. Никому не нравится, когда его останавливают. Что уж о времени говорить!
Сначала была уборка в общежитиях, потом – нудные затянутые пары. Чтобы не засекли, я включила ментальную лабораторию в фоновом режиме и маялась дурью, пока губка прилежно впитывала знания.
Следующей в расписании значилась лекция Тай Фуна. Закон больших чисел, функция распределения и прочая неудобоваримая муть. Тай Фун расхаживал по аудитории, как по подиуму. Чертил на доске мелом какие-то графики и диаграммы, и его глубокий бархатный голос действовал на меня точно наркотик.
Очевидно, не на меня одну.
– Ах, какой же он сладкий. Так бы и съела! – послышался страстный девичий шепот уровнем выше.
Я гневно обернулась.
Ага! Выскочка Мелинда Крокс переквалифицировалась в людоедки. Она сидела, мечтательно подперев подбородок, строила лектору глазки и плотоядно улыбалась. Без толку, конечно. Тай Фун был всецело погружен в закон больших чисел.
Я прищурилась, вглядываясь в профессора с верхних рядов.
А он, и правда, хорош. Под каким ракурсом ни взгляни, идеальный человек. Харизма так и хлещет. Не может быть, чтобы другие женщины его ну совсем не интересовали. Почему он выбрал меня? Что во мне такого особенного? Где те полчища девиц, которые обязаны вокруг него виться и вешаться ему на шею?
Вот до чего доводит безделье: в голову начинают лезть неправильные мысли. Одна ложная догадка тянет за собой другую. А там и третья на подходе. Стоит тебе зазеваться – а они уже за ручки держатся, хороводы водят, пилят на дровишки твою уверенность и швыряют дровишки в костер.
А вдруг он со мной ради какой-нибудь корыстной цели? А вдруг воспользуется – и бросит?
Не повторяйте мою ошибку – не держите ум в праздности. Этот переменчивый товарищ должен быть хоть чем-нибудь да занят. Иначе начнет генерировать бред.
Мыслительный процесс, пущенный на самотек, привел меня к вопиющему заключению: Тай Фун и выскочка тайно встречаются за моей спиной.
И – что хуже – я приняла на веру эту несусветную чушь.
Не выключая фоновый режим, я мстительно растворила половину молекул в сидении Мелинды Крокс – и та рухнула на пол, разразившись неприличной руганью.
Но мне всё равно досталось больше. Мистер Профессор вскинул на меня серо-голубые глаза, пробрался в голову непрошеным визитером – и насильно выпихнул меня из ментальной лаборатории. Хочешь войти – предъяви пропуск. Ах, нету пропуска?!
Прощай, губка! Прощай, молекулярный растворитель! Было приятно с вами сотрудничать!
– В конце спецкурса попрошу вас сдать конспекты, – тоном опытного шантажиста отчеканил Тай Фун. – Без конспекта к зачету будете не допущены. Это ко всем относится! – добавил он и вонзил в меня, как в подушечку для иголок, свой отработанный ледяной взгляд.
– Мира, а Мира? Дашь переписать? – лебезила я.
Накрапывал дождик. Сгущались сумерки. Разливался вдоль ограды оранжевый свет фонарей.
Мира икала с удручающе равными интервалами и, как заведенная, наматывала круги по двору замка иллюзий, отгородившись от реальности голубым зонтом.
Мои бесчисленные попытки выклянчить конспект успехом не увенчались. Мира стоически отмалчивалась. Холодный прагматизм, ноль сантиментов, тридцатый по счету круг.
– Слушай, а что с ней такое? – спросила я у Тай Фуна.
Тай Фун с невозмутимостью ресторанного критика попивал на террасе мятный чай.
– Она сказала, это для поднятия боевого духа.
Я прислонилась к парапету, неожиданно ощутив головокружение.
Какая, однако, занятная у меня подруга! Наворачивать круги под зонтиком, чтобы побороть страхи и изжить стресс. Вот так методика!
Голова моя шла кругом, взяв с Миры пример. Наверное, у головы тоже был стресс, от которого следовало поскорее избавиться.
Глава 27. Допрос с пристрастием
Меня одолевала странная качка. Мебель в осенней комнате несколько плыла и заваливалась набок. Несмотря на данное обстоятельство, я всё же осмелилась на неосторожность и стала штурмовать Тай Фуна просьбами выдать мне пропуск.
Дожили, называется! В собственную ментальную лабораторию пропуск нужен. Кошмар, да и только!
– Ты провинилась. Так что лаборатория арестована до послезавтра, – непоколебимо ответствовал тот. – Я все твои мысли на лекции прочел. Что это было?
Кажется, я залилась краской. Стыд-то какой! Позорище…
Тай Фун описал вокруг меня хищный круг и остановился, подперев подбородок согнутым в знак вопроса указательным пальцем.
– Ты действительно полагаешь, что у меня есть кто-то на стороне? – с апломбом следователя-криминалиста спросил он и нацелил на меня свой подозрительный прищур. Я немедленно почувствовала себя преступным элементом на допросе. – Значит, вот какое у тебя сложилось мнение! Печально.
Он сделал шаг и очутился ко мне вплотную. От него – больше, чем обычно – пахло пряным дурманом леса.
Я попятилась. Меня вдруг начало подташнивать. В горле запершило, во рту установилась сушь. Не удивлюсь, если и пульс разогнался до двухсот ударов в минуту.
– Что ты задумал?
– А что мне остается? – пожал плечами Тай Фун. И поймал меня в плен горячих рук.
Первый поцелуй, как контрольный выстрел, пришелся в висок. Следом Тай Фун покрыл нетерпеливыми поцелуями глаза и скулы. Притянул меня к себе властным, присваивающим движением и сжал так крепко, что чуть надвое не переломил. Вслед за чем вновь принялся безудержно целовать, словно бы заявляя на меня права.
Мира хохотала за стенкой так пронзительно, будто только что слетела с катушек и теперь отмечала это грандиозное событие. Стены от ее хохота сотрясались. Видимо, им тоже было весело.
От нас с Тай Фуном, само собой, сыпались искры. Новогодний, чтоб его, фейерверк. Образцовая иллюминация. Пиротехника в действии для тех, кому невмоготу ждать праздников.
– Н-не надо, пожалуйста! – взмолилась я, пытаясь вывернуться из объятий.
– Как не надо? – изумился несносный мистер Мучитель и с хитрецой глянул на меня. – А доказательства? Я не могу вот так уйти. Ты должна убедиться, что моя любовь – штука уникальная, один раз и на всю жизнь. Тем более искры. Надо понять, откуда они берутся. Считай, исследование провожу.
Я заглянула ему в лицо в поисках угрызений совести, но обнаружила там только счастье вперемешку с дурацким мальчишеским задором.
Мира в соседней комнате продолжала заливаться смехом, и у меня крепло ощущение, что смеются не рядом со мной, а надо мной.
А Тай Фун между тем возобновил "исследование". Он запустил пальцы мне в шевелюру и коснулся губами лба. Между нами искрилось белое пламя, время текло, а он всё не двигался.
Наконец он отстранился и с серьезной миной заявил:
– Сафро, у тебя жар. Ты горишь!
Да ладно! Неужели? Спасибо, что поставил в известность!
Мой организм сделал всё, что мог. Подал сигнал, пристроил хозяйку в надежные руки и вырубился с чувством выполненного долга. «О тебе позаботятся, крошка. Не скучай. А я, пожалуй, пойду».
Вот он, тот самый случай, когда тело предаёт, ноги не держат – и ты валишься в чужие объятия, как нагруженный доверху походный баул.
– Сафро! Сафро! – затихало встревоженным эхом на той стороне.
Мое сознание сочло за благо убраться. Оно спешно отбывало прочь – в морской круиз, к неведомым берегам.
Казалось даже, будто я слышу отдаленные крики чаек.
А затем меня жадно, в один присест поглотила тьма.
***
Очнулась я под утро – с мокрой марлей на лбу и полным непониманием того, что, собственно, произошло. Сквозь неплотно задернутые шторы по-шпионски просачивалась заря. На тумбочке громоздился диковинный аппарат. Он разводил в комнате сырость, выдувая из раструба туман. Возле кровати стоял тазик с водой. Там же, на подносе, лежали тканевые мешочки со льдом.
А на одеяле, поперек моей груди, как пограничный шлагбаум, покоилась чья-то мускулистая рука. Тай Фун!
Он разделся до пояса и спал, разметавшись на простынях открыто и безоружно. Наверное, мой обморок здорово его напугал.
– Всю ночь от тебя не отходил, умаялся, – подтвердила Мира, белым привидением вплывая в комнату и выключая генератор тумана.
Она унесла тазик с водой, убрала марлю с моего лба и деловито воткнула градусник мне под мышку.
– Лежи, меряй температуру, горе луковое. Изрядно ты нас всполошила.
– Тай Фун объяснил, что случилось?
– Весьма расплывчато, – отозвалась Мира. – Он вроде как собирался тебя проучить, но что-то пошло не плану, и ты проучила его.
***
– Вот сегодня, пожалуй, сиди дома, – сказал Тай Фун, сбросив ступни на пол и застегивая рубашку.
– Такими темпами меня отчислят, – проворчала я.
– А ты не провоцируй.
– Кто провоцирует?! – Возмущению моему не было предела. – Я, между прочим, просила вчера, чтобы мне передышку дали. Но кое-кто, не будем называть имен, заявил, что отлынивать не положено. А у меня, между прочим, было переутомление и упадок сил.
Тай Фун решил, что я его спровоцировала, когда применила недопустимые санкции к Мелинде Крокс. В наказание он ограничил мне вход в ментальную лабораторию и думал теперь, что я потеряла сознание из-за этого.
Но нет. Я просто до одури устала. Устала, когда помогала Фараону в его нелегком деле грабежей. Устала, когда меня целовали под дождем (да-да, и такое бывает). А уж когда Гликерия выкинула фортель на башне, мне, по-хорошему, не повредило бы съездить в какой-нибудь санаторий – психическое здоровье поправить.
Сегодня в академии намечалось какое-то важное событие. Контрольная? Зачет?
Тай Фун вырядился как на бал. Мира носилась по замку, точно угорелая. Ей же надо и енотов покормить, и с духами-прислужниками посовещаться. Уйма дел!
В общем, надзирателя ко мне не приставили. Сказали, сама. Всё сама. И были таковы.
Вот и отличненько.
Предоставленная самой себе, я еще некоторое время повалялась в постели. А как улучшилось самочувствие, захватила прибор Каролины, пару пледов, зонт игривой радужной расцветки. И двинулась с дозором на зубчатую башню.
