Текст книги "Высматривая путь. Том II (СИ)"

Автор книги: JohnLemon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Откуда мне знать, что ты не врешь? – хмуро спросил ведьмак, да так сжал в пальцах ножны, что аж кожу на ладони запекло.

– А какая мне выгода врать-то тебе, а, мастер? – усмехнулся ворожей. – Смерти я не боюсь и меча твоего тоже. Но коль могу правду тебе рассказать, так чего же мне молчать? А ты, небось, думаешь, что это я тут корень зла? Но ты не думай, не думай. Тут у каждого рыльце в пушку. Пацыкивка ведь очень просто образовалось, без премудростей. Нашли местность хорошую, плодовитую на грибочки, ягодки, зверье лесное. Осели, заселили и жить-поживать стали. Но потом, глядь, а люд-то пропадать начал. То девка к реке пойдет гадать и не вернется, а потом всем селом вытаскивают уже синюю из воды. То в хату нечисть заберется, что жизни не даст. Местные репы-то почесали и решили к ворожбе обратиться, то бишь ко мне. Я ведь возле дуба этого ой как давно живу. Очень давно. Помню времена, когда тут одни леса были, без прогалин. И горы, горы кругом… В общем, деньги притащили и просили защиты. А мне что? Деньги, они-то везде одинаковые. Вот только тут и ворожить не надобно было, чтобы правду рассказать. Ребятишки Матери тут обитают. С незапамятных времен еще. И невеж этих потихоньку выселяют, вот как умеют. Ну и решил Радко, что надобно им как-то уживаться, место ведь хорошее. Да так, чтобы мир да покой царили. Вот и заключили уговор. Только ты не думай, я людей судить не берусь, сам не лучше. За умеренную плату могу хоть кого к алтарю оттащить да на многое глаза закрыть. Но в отличие от тех иродов, мои резоны куда безобиднее.

Эскель сдавленно выдохнул. В груди запекло, а глаза застлала пелена. Ох, не пожалел бы он острие меча своего и проредил бы ублюдков, вот только он ведь совсем не горячный. Пусть и рука уже сама просилась.

– За что Ленка так с родителями поступила?

Матей провел ладонью по лицу, сметая остатки усталости, и кривовато усмехнулся. Знал ведь, куда метить, ирод старый.

– Ясное дело за что. За что и остальные, за что и Ивонна – за-ради счастья своего. Дом понадобился без родителей стареющих и помирающих, что обузою ей были. Приданого хорошего захотелось. Ведь какая же это девка да без приданого?

Ведьмак тогда и вовсе помрачнел. Сам-то он не до конца еще осознавал, отчего его так задевало каждый раз, когда речь о родителях заходила. Но чем старше он становился, тем сильнее на душе болело. Наверное, потому что старел. В юности он частенько мечтал о том, что вот как выедет на большак, то обязательно встретит мать или отца в каком-нибудь очередном захудалом селе. Они-то уж обязательно его узнают. Сын ведь! Посмотрит им в глаза и даже спрашивать ничего не будет, просто скажет что-нибудь хорошее, а еще обязательно обнимет. Они уж наверняка позволят. К тому же он на них совсем не в обиде за такую судьбу. Он стал тем, кем стал, кем должен был стать, дело лишь оставалось за принятием. И он принял это, а куда уж деваться? Лишь бы всю жизнь в бессмысленной злобе не жить. А тогда, может, и зимовать можно будет ездить не только в крепость, но и домой, к родным своим. Он бы и деньгами им помог, и по хозяйству. Руки ведь прямые и с нужного места растут, значит, заработать всегда сумеет. И если не основным ремеслом, то уж наверняка что-то придумает. Но ирония в том, что после того злополучного Испытания Травами он ни черта не помнит ни о том, кем он был, где жил, как жил и с кем. Вот начисто все стерто, даже никаких намеков нет, кроме пресловутой горской песенки, что постоянно лезет в голову. И не то чтобы он был шибко в этом уверен, но хочется думать, что именно ее ему напевала в детстве мать.

– Вижу, гложет тебя что-то, мастер, – хрипло заговорил ворожей. – Могу помочь тебе. Вот, к примеру, прошлое открыть. Авось душа твоя успокоится. Могу умершего призвать. Скажешь ему то, что не успел.

– Не нужно мне знать прошлого, – тихо отозвался Эскель, потупив взгляд. – И умершим я все, что хотел, сказал, когда те живы были.

– Тогда могу приоткрыть тебе будущее.

– Да какой уж прок от этого знания? – вздохнул ведьмак. – Как и от Предназначений всех этих тоже ничего доброго ждать не стоит.

– Все хотят знать, что их ждет. За этим ко мне местные и ходят. Чтобы ворожбу вел, о прошлом и будущем говорил, с мертвыми связь держал, – хохотнул Матей. – И раз изрубить меня мечом ты не торопишься, то так и быть, расскажу тебе все задаром.

Эскель хмыкнул, с недоверием взглянув на старика. Задаром-то оно, конечно, хорошо, но насколько ценны будут такие сведения? К тому же ворожба – дело сомнительное. Где-то доврал, где-то недоговорил и вот – предсказание готово. Не зря ведь не обремененная тактичностью Кейра называла таких вот людей сбродом. А может, все дело было в страхе? Страшно ведь будущее знать.

– Не шибко и верю я в эту твою ворожбу, – и он почти не соврал.

– Не вера твоя делает ворожбу правдивой, а ворожба тебя до правды довести может, – покачал головой Матей, а затем звонко свистнул и вытянул правую руку вверх.

Заполошный вороний грай накрыл все пространство, и стая воронья взмыла вверх, срывая с веток листья. Эскель только сжал в руке свой медальон, скорее, по привычке, чем по нужде, и стиснул зубы, да так, что аж скрежет почувствовал. Не нравились ему все эти магические штучки. И если от ритуалов Деры никакой опасности ждать не приходилось, то тут ему пришлось напрячься, и неслабо. А как одна птица, якобы выбившись из стаи, пролетела чуть ниже, чем стоило бы, то была тут же схвачена цепкими пальцами ворожея. Он с силой стиснул ее упругое тельце в руке и, опустив пониже, постарался поймать своим взглядом ее. Вот только та крутила башкой, как заведенная, но Матея это совершенно не смущало. Он сощурил свои светящиеся глаза, с силой, и так, будто делал это постоянно, впился кривыми зубами в край потрескавшейся губы. Та в одно мгновение треснула, а по подбородку заструилась темная, почти черная кровь. Мазнув по ней большим пальцем левой руки, он осторожно коснулся им вороньей головы, оставляя на черных перьях влажный след.

Эскель почувствовал, как воздух вокруг заходил ходуном и как энергия стала наполнять все вокруг, да такая густая, что, казалось, ее можно просто так схватить пальцами, по одному своему велению. Сумка ведьмака затряслась, и оттуда показался Киф, едва высунув страшную мордаху из небольшого просвета, как раз там, где крепилась ручка. Монотонный хриплый голос Матея заставил маленького духа задрожать, юркнуть обратно ко дну и зарыться в многочисленные склянки с эликсирами. А как ворожей затих, то и самого ведьмака пробрало. На спине сразу же выступила испарина, а пальцы рук предательски дрогнули.

– Много испытаний ждет тебя на пути твоем, – прикрыв глаза, заговорил старик и, стиснув пальцы сильнее, тихонько хрустнул птичьей шеей, отчего голова той безжизненно свалилась на бок. – Непростую девицу ты выбрал. Ой, непростую. Много горестей тебе принесет. Много испытаний придется тебе вынести по ее прихоти. Незавидная участь у тебя – шею подставлять в угоду того, кто вовсе не тебе предназначен.

– Не мне предназначен? – удивленно вскинул брови ведьмак, мысленно молясь только о том, чтобы речь не шла об очередном Предназначении. Нет уж, хватит с него этого на всю жизнь.

– Не тебе, ведьмак. Другому предназначена. Ты лишь орудие судьбы, которому до̀лжно исполнить ее волю. Привести девицу туда, где она должна быть. И к тому, с кем должна будет встретиться.

– Куда это? В Лан Эксетер что ли?

– На Севере это. Точнее не могу тебе сказать. Не разрешено.

Эскель поджал губы и потупил взгляд. Неприятно, больно стало ему от этих слов. «Другому предназначена». Кому она вообще может быть предназначена, если не ему? Они ведь так хорошо друг другу подходят. Вот как сразу пошло все хорошо, так и идет до сих пор. Да у них ни ссоры, ни косого взгляда, ни злой мысли друг о друге не было за все это время. А тут на тебе – «другому предназначена». Вопрос вырвался сам собой:

– И кому это?

– Ведьмаку.

– Ведьмаку? – нервно хохотнул Эскель, растянув губы в кривой и совсем некрасивой улыбке. – Бред.

– Ты спросил – я ответил, – хмуро заметил Матей.

– Хорошо, – стараясь успокоиться, выдохнул тот. – Что это за ведьмак?

– Не положено тебе этого знать.

– Издеваешься?

Ворожей молча покачал головой, не скрывая легкой полуулыбки. Опустил взгляд на птицу, что сжимал в руке и уложил ее в подол своей рубахи. Бережно огладил пальцами безжизненное пернатое тельце, что-то прошептал, а затем грустно вздохнул.

– Прости, братец, опять запамятовал все сделать сразу, – захрипел он. – Старость всю память съела.

– Тогда… – Эскель замешкался, путаясь в своих мыслях. Занервничал он сильно, потому и собраться никак не выходило.

– Хочешь знать, какие секреты твоя барышня скрывает? – сощурив глаза, заговорил Матей, но ворона гладить не перестал.

– Не только, – он решительно качнул головой, понимая, что была не была. Хуже ведь уже не будет, так? – Сон у меня был. Она приснилась мне и спасла меня от утопленницы.

– А почему ты так уверен, что это была твоя девица? – хитро усмехнувшись, спросил старик.

– Потому что один в один она. Волосы русые, длинные, вьются, – начал перечислять ведьмак. – Кожа светлая. Пояс этот с пушистыми шариками такими и гонору столько, сколько может быть только у нее.

– Погодь, не торопись. Время придет, узнаешь ты все, вот только смотри на вещи ширше… – он взмахнул руками. – Ширше. Понял?

– Не понял, – хмуро ответил Эскель. – Но коль так, то, может, что-то о самой девке расскажешь?

– Ну добро, кое-какие нюянсы попробую тебе открыть, – кивнул ворожей и, прикрыв глаза, замер всего на краткий миг, а затем тихо так, только лишь шевеля одними губами, заговорил, как сквозь сон: – Дочь она достопочтимого человека, пусть и опального. Вижу матушку ее… моложавая как для своих годков, но властная, жесткая, с хваткой хорошей, как у собаки одичавшей. С ней лучше не лезть на рожон, а молодую наследницу и вовсе держать на расстоянии. Как тень нависает над ней, ходит по пятам. Страшная женщина, опасная.

– Как зовут ее? Кто такая? – Эскель не выдержал, чувствуя, как от волнения подрагивают колени. Оттого и присел на корточки, устроив на коленях меч. А то не хватало еще и упасть тут.

– Берзе де Бейль. Графинька туссентская. Подле княжны достопочтимой всегда была. С черным императором зналась, когда он гостил в их благодатном крае. Как змея окутала его, одурманила. Но своего не получила. Свое на Севере нашла.

– Эмгыром? – ведьмак в удивлении разинул рот. – То есть императором Эмгыром вар Эмрейсом?

– Именно, мастер. Именно с ним, – закивал Матей, а его пальцы все сильнее сжимались на бездыханном вороне.

– Выходит, Дера не простая аристократка… – он в задумчивости провел ладонью спереди по шее, почесав кожу пальцами.

– Наследница она.

– Да то понятно. У отца, видать, есть что наследовать. Он же, вроде, реданский аристократ.

– Верно, мастер, – ворожей загадочно ухмыльнулся. – Аристократ… реданский.

Вот только Эскель уже не слышал его слов. Слишком много он узнал за столь короткое время. Вот будто ушат воды на голову вылили – не иначе. Не верил он гадалкам этим всяким, но тут у него просто не осталось сомнений. Так уверенно этот старик говорил, что грех в его слова не уверовать. К тому же попадал ведь в цель. И только у него с Фредерикой начало все налаживаться, идти по нарастающей, так бы сказать, как вот-те на-те – хуй в томате: предназначена другому.

Хотя чего это он, в самом деле, рот разинул на кровя̀ голубые. Кто он вообще такой? Сирота и бродяга, без кола и двора, вечно грязный и без гроша в кармане. Чем он отличается от бандюганов с дороги? Мутациями и только? Бесплодностью? Хером? Или рожей негодящей? Сейчас ему стало ясно одно – он ее прихоть. Да, вот ни больше и ни меньше. Как и сказал ворожей. «Барыня желает в Ковир и Повисс» – он и везет, как дурак, полностью игнорируя свои планы, свои потребности и желания. А зима-то тем временем уже на подходе. Ему бы в пору запасами заниматься и путь в крепость держать, а не вот это все. «Барыня захворала» – пожалуйста, даже вон чародейку ей отыскал, пусть и не специально. «Барыня желает мужика» – а он и рад стараться. Кожа ведь у нее не порченная, как у деревенщин, а внутри все так приятно, тепло, гладко и тесно. Да и как еще может быть иначе у знатной девы-то? А он, гляди, как рот разинул. Конечно, она отличалась от кметок и шлюх в борделях. Нетронутая ведь еще была. А если ее теперь никто в жены не возьмет? Он ведь испортил ее. Там же, у высшего сословия, свои закавыки насчет этого всего. Боги… Эскель схватился за голову, вздрогнув так, что аж меч свалился с колен и упал в траву.

– Вот дурень. Какой же идиот, сука, – зарычал он, с силой сжимая пальцами волосы. – Столько лет отроду, столько видал уже глазами вот этими самыми, столько пережил, а повелся на взбалмошную соплячку, как мальчишка.

Матей тем временем вздохнул и приоткрыл глаза.

– Не терзайся ты так, мастер, – заговорил ворожей, малость прокашлявшись. – Исполни свое предназначение, чтобы девица нашла свое. Судьба твоя такая.

– Я уже сталкивался с одним таким Предназначением клятым. И закончилось это нехорошо. По роже моей видишь? – Эскель невесело улыбнулся и ткнул пальцем в свое увечье.

– Ну коль на второй стороне такого же не хочешь, то вези девицу на Север, – хохотнул Матей, видать, находя это очень веселым. – Заартачишься, не исполнишь своей роли и получишь.

Вот только ведьмаку было не до веселья. Он вымученно вздохнул, стараясь не идти на поводу у эмоций, и потянулся рукой за мечом.

– Скажи мне, старик, – тихо заговорил он, рассматривая коническую гарду и бережно ведя по ней пальцами, словно девку оглаживал. – А если душа у меня лежит к ней? Что тогда?

– Ничего, – пожал плечами ворожей. – Милуйтесь. Кто же вам в силах запретить? Вот только помни о том, что у каждого свой путь.

Тихо вздохнув, Эскель насупился, едва заметно кивнул и медленно поднялся на ноги:

– Понял.

Ноги чутка затекли, но это его совсем не беспокоило. Сжав в руке меч, он, ничего не говоря, просто обернулся и направился в сторону села. Обида и злость клекотали внутри, выедали всю душу. Не хотелось ему уже ничего: ни селу этому треклятому помогать, ни с Дерой видеться тем более. Нажраться сивухи только хотелось до визга свинячьего, дать волю кулакам, чтобы дурь вся вышла, и отоспаться в каком-нибудь хлеву.

– И что же, даже не попытаешься помочь местным? – явно насмехаясь, хрипло выкрикнул Матей. – Иль уже передумал меня мечом рубить?

Ведьмак остановился и бросил на него затравленный взгляд из-за плеча.

– Им уже ничем не помочь. Как ни пытайся. Да и не просили они о помощи, если начистоту, – с нескрываемой горечью в голосе ответил ведьмак. – Мне бы вот самому кто помог.

Ворожей странным взглядом осмотрел его, будто впервые повстречал, а затем сокрушенно покачал головой. Знавал он, чем его ворожба обычно заканчивается. Вот только к тому, что редко кто судьбой своей довольный уходит, он привык.

Дера тем временем все корпела над «магическим укреплением» постоялого двора. Все травы разложили, два этажа окурили, а теперь занимались тем, что разрисовывали стены у двери и окон странными друидскими символами. Да так, чтобы долгие годы оберегали, и никакой подлец не смог испоганить их. Пальцы были измазаны в киновари, ногти приобрели странный коричневатый оттенок, а в горле уже першило от неприятного запаха ртутной краски. Но травница упорно работала веткой осины, стараясь не отвлекаться. Трупы, коими был усеян пол и которые уже начинали немного подванивать, перестали смущать уже через каких-то полчаса. Да и не до трупов ей было с этим внезапно постигшим ее недугом. Подумать только, как не одно, так другое. Видать ее тело просто никак не приспособлено к долгому пребыванию вне комфорта. Либо она просто такая везучая. Права была старуха Мэйв – от нее вечно одни проблемы.

Ленка, осторожно переступая покойников, ходила туда-сюда и разносила за собой удушливый запах тимьяна, а Ивонна то и дело громко охала и ахала, пытаясь обмозговать, куда бы сбагрить всех этих уже бывших посетителей, которые нашли в пределах ее корчмы свое последнее пристанище. Наверное, стоит обождать, когда все поуспокоится, и тогда попросить старосту выделить несколько мужиков. Вот только если случится это все с рассветом, то вонь гнилья попробуй выведи потом. К тому же не принято у них за телами возвращаться. Все должно пойти на благо села, и трупы тоже.

– Госпожа, – внезапно заговорила корчмарка, стараясь нарушить эту давящую тишину. – Как ваша напасть? Тряпки вон еще есть, в достатке.

– Все хорошо, – коротко кивнула Дера, не отвлекаясь от книги, которую держала в левой руке.

Художница из нее был так себе, но она в самом деле старалась как могла. Потому отвлекаться лишний раз не хотела. А то пририсует какую-то линию где-то не там и накличет беду.

– Может быть, вам выпить чего? Боли не мучают? – все не унималась Ивонна.

– Нет, все в порядке, – травница бросила беглый взгляд на дверь и поджала губы.

Какие там тряпки и напасти, если Эскеля уже несколько часов к ряду не было. Радовало только то, что в корчму больше никто проникнуть не пытался. И непонятно, то ли это вся суматоха с травами и оберегами в самом деле сработала, то ли ведьмак что-то сделал. И если все еще были живы и никаких страшных выбросов магических не произошло, значит можно не накручивать себя лишний раз.

Дверь распахнулась слишком неожиданно. Да так, что Ленка выронила из рук самодельную кадильницу, а Ивонна вообще принялась крестить вошедшего самыми крепкими ругательствами. Фредерика только тихо пискнула и замерла, прикрытая распахнувшейся дверью.

Эскель хмуро осмотрел всех присутствующих, даже ничего не спросив. Только сделал шаг и, переступив порог, остановился.

– Надо бы трупы вынести, – начал он, понимая, что больше для местных он ничего делать не хочет, да и не видит надобности, надо признать, а ночевать как-то ведь нужно, как бы тошно ему не было от всего, что сегодня произошло.

– А вы, что же, сами управитесь? – заохала Ивонна и, переваливаясь с ноги на ногу, подошла чуть ближе, перешагнув свою бывшую подчиненную, что уже начала покрываться трупными пятнами.

– Телега нужна и доброволец, кто все это вывезет, – спокойно заговорил ведьмак, отложив на корчмарский стол меч.

Дера поежилась от его холодного, даже равнодушного голоса и с силой сжала в руке книгу, а во второй ветку. Она еще никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. И почему не спросил сразу о ней? А вдруг ее уже извели тут? Откуда вообще появилось это внезапное равнодушие? Сдавленно выдохнув, девушка нерешительно сделала шаг назад, показавшись из-за двери. Ведьмак не сразу перевел на нее свой взгляд. Ну или мастерски сделал вид, что якобы не заметил того, кто мелькнул слева. Но обычно ведь он даже по запаху мог ее найти. Что же случилось теперь?

– Эскель? – тихо позвала травница, пальцем придержав нужную страницу, чтобы потом не выискивать ее по всей книге. – Что случилось?

– Все хорошо. Устал, – спокойно отозвался он, но вот только Дера услышала, как дрогнул его голос.

– Уверен? Может быть…

– Ивонна, так что с телегой? – он перевел взгляд на оторопелую корчмарку.

– Есть. Мы на ней бочки возим. Сгодится? – опомнившись, заговорила та.

– А кто повезет?

– Я повезу. Токмо… а снаружи-то как? Опасно? – она нервно затеребила край передника, а второй рукой смахнула растрепанные пряди с лица.

– Не сказал бы. И куда трупы повезешь? – поинтересовался ведьмак, намереваясь заодно и проверить слова ворожея.

– Ворожею, к дубу. Пусть определит их на покормку бестиям Хозяйки, – спокойно ответила Ивонна, ни капли не соврав, а Деру аж передернуло.

Как она могла так спокойно говорить о таких вещах? Травница бросила взгляд на незаконченный символ, торопливо макнула край ветки в банку с краской и довела его так, чтобы надпись стала полноценной. А когда поняла, что в принципе все закончено, то сделала еще несколько шагов назад, едва не оступившись о чью-то ногу или руку. Поди, разбери.

– Ну, тут человек пятнадцать вроде как. Снаружи никого. Видать, сбежать успели, – снова заговорил Эскель, оценивая фронт работ. – Думаю, за час управлюсь.

– Я могу помочь! – вставила свое слово Фредерика, а как заметила, каким убийственным взглядом на нее глянул ведьмак, то втянула шею в плечи, нахохлившись.

– Не гоже… – Эскель на мгновение замялся, снова смерив Деру этим своим взглядом, – барыне черной работой заниматься. Ступай наверх отдыхать.

– Б-барыне? – округлила глаза та, с силой вцепившись в ветку пальцами. – Ты, должно быть, шутишь так, да? С каких это пор я барыней стала?

– С рождения, видать. Наемный ведьмак с чернью сами справятся, а вам уже время перину щеками мять и сны хорошие смотреть. Как и подобает дочери графини.

Он в самом деле старался не грубить, вот не хотел. Оно само собой как-то получилось. А судя по взбешенному взгляду Фредерики, слова угодили прямо в цель. Как всегда получается: вроде, не метишь по больному, а оно само туда летит.

– Ах ты! – вспыхнула в мгновение ока травница и, замахнувшись осиновой веткой, со свистом рассекла ею воздух, приложившись ею по предплечью ведьмака. – Да как смеешь мне такое говорить?! Да после всего, через что мы прошли! Да после всего, что было!

– Уж воистину – барыня. Уже и розги холопам отвешивает. Матушка, небось, научила, как с такими, как я обращаться? – недобро усмехнулся мужчина и перехватил ее руку, сжав тонкое запястье.

Удар вышел слабый, да и куда Дере сильно-то бить. Но и того хватило, чтобы на коже остался багряный след. Вот только злость его пробрала до такой степени, что на боль он не обращал никакого внимания. До такой степени сжимая руку травницы, что, кажется, еще немного, и услышит хруст.

Фредерика напряглась, ощущая, как по ногам снова потекло. Тряпица Ивонны, видать, не выдержала. К тому же она совсем забыла за всеми своими делами ее сменить.

– Вам бы не трогать ее сейчас, мастер! – заохала Ленка, бросаясь к Эскелю.

Но тот одним только взглядом заставил ее остановиться и зажмуриться. Ну конечно, он ведь не старый отец, которого в качестве подкормки в лес волокут. Тем более разъяренный ведьмак может и оплеух отвесить.

– Ишь, как расходился! – прикрикнула на него Ивонна и влупила ладонью по спине так, что аж весь дух выбила и воздух из груди тоже. – Я ирода своего одолела, и тебя одолею! А ну не трожь девку! Крови у нее, вот и ранимая стала! А то, гляди, как язык распустил! Сейчас как возьмусь за топор, всем места мало будет!

Эскель напрягся, удивленно бросил взгляд на краснющее лицо Деры, затем спустился ниже, заметив, как на пол между ее ног закапала кровь. Пальцы сами собой разжались, а ноги сделали шаг назад. Он неловко врезался спиной в край распахнутой двери и едва устоял. Если бы не удачно подвернувшаяся стена, за которую удалось схватиться.

– А ты, – корчмарка сурово глянула на травницу, – пошла наверх! Барыня мне тут выискалась! Пошла, кому говорю! И вымой срам свой! Не до̀лжно мужику на такое смотреть!

Фредерика сдавленно всхлипнула, шмыгнула носом и, неловко перепрыгивая трупы, ринулась к лестнице. Ноги скользили от того, что кровь попала уже и на ступни, но она целенаправленно шла вперед, сгорая со стыда и обиды. Зачем он с ней так, пока понять не удавалось. Да и не хотелось, надо признать. И вроде ничего такого Эскель не сказал, но от этого тона и взгляда так сделалось больно и обидно, что захотелось еще и по морде ему вмазать, чтобы знал, что нельзя так с девками разговоры вести. Тем более с теми, которые, как дуры последние, влюблены.

Комментарий к Часть 26. А кому ворожба на пользу шла?

Бечено

========== Часть 27. Эксперимент ==========

Дера влетела в комнату, как ошпаренная, и бахнула дверью так, что аж своды задрожали. Отбросив на пол книгу и злосчастную ветку, она ринулась к бадье и, содрав с тела рубаху, принялась ею же и обмываться. Слезы ручьем лились по щекам, а руки тряслись как у заправского пьянчуги поутру. Она громко всхлипывала и терла ноги до тех пор, пока кожа не покраснела. А затем и вовсе залезла в уже холодную воду и принялась громко плескаться в ней, остервенело вытирая бедра.

Какого черта он вообще принялся такое ей высказывать? Еще и с матушкой сравнил. Что случилось за время его отсутствия? Она ведь ничего дурного не сделала. И, к тому же, они так хорошо попрощались. Да и вообще, ничего не предвещало никакой беды. Но, по обыкновению, Фредерика принялась винить во всем себя. Ну, а кого еще? Правильно ей матушка говорила, что не родился еще тот мужчина, который согласиться тащить на себе такую обузу как она. И ладно если бы красивая была. Так уж коль ничего не умеет, то хоть глаз радует. А она и порадовать ничем не может и помощи никакой не оказывает. Только проблемы на свою голову находит, которые неустанно вешает на шею ведьмака, думая, что тремя тысячами озолотила его с ног до головы.

– Дура! – с отчаяньем выкрикнула травница и громко всхлипнула, заходясь в истерике.

Она безвольно рухнула прямо в бадью, расплескав воду и усевшись на скользкое дно, поджала к груди колени и завыла, словно раненый зверь, не меньше. Мозг отказывался соображать, а тело била крупная дрожь не только от давно поостывшей воды. Живот нещадно ныл, в голове творилось черте что, в груди все сжималось и болело, а мысли сводились только к тому, чтобы кинуться к сумке и оприходовать склянку с ядом. И тогда уж всем станет легче. В первую очередь ведьмаку, который по глупости или по невообразимой доброте нацепил себе на шею «хомут» по имени Фредерика де Бейль.

Рука обессиленно скатилась с колена в воду, а взгляд сам зацепился за красную нить. Воспоминания о наставнице-чародейке приятным светлым лучиком ворвались в затуманенное болью сознание. Дера громко всхлипнула и принявшись икать, внимательно всмотрелась в красный «браслет». Приподняла руку, вытянула перед собой и сощурилась от снова подступивших слез. Стало любопытно, что бы сейчас сказала ей Кейра? Как бы посоветовала поступить? Как же ей не хватало ее присутствия. Она ведь всегда все знала, всегда могла подсказать нужный выход, и, что самое главное, никогда не смотрела на нее свысока. Да, была хамовата и прямолинейна, но всегда обращалась с Дерой, как с равной себе. А еще ей всегда нравились их словесные перепалки с Эскелем, хотя, конечно, больше это походило на то, что Кейра говорила, а Эскель молча пропускал мимо ушей время от времени отвешивая фразу-другую. И пусть они якобы друг друга раздражали, но невооруженным глазом было видно, что злобы в этих самых перепалках никакой не было.

Тоска накрыла травницу с головой. Как же она скучала по тем немногочисленным денькам, когда могла ночи напролет изучать свитки, медитировать в свое удовольствие, завтракать и ужинать за одним столом с чародейкой, слушать ее извечное напускное недовольство, а еще ходить с ведьмаком в поле. Лежать там на подстилке, слушать пение птиц, обниматься и долго-долго упоительно молчать. И куда это все делось теперь? Сейчас она чувствовала себя словно у разбитого корыта. Вот у нее было все, а теперь не осталось ничего. Только боль, обида и напрочь разрушенные мечты.

Ведьмак, тем временем, тащил за ноги какого-то пузатого мужика, который издавал не шибко приятные звуки и пах тоже не ахти. Не факт, конечно, что при жизни он источал лучшие ароматы, но тем не менее. По счету это был уже четвертый, и от мыслей о том, что впереди еще больше десятка трупов, на удивление, страха не было. Скорее наоборот, физическая работа выбьет всю дурь, а еще очистит разум. К тому же, есть время подумать. А подумать было, о чем. Фредерика де Бейль оказалась весьма непростой девкой, коей могла показаться на первый взгляд. Нескладная, со своими причудами, жадная до денег и жутко любящая комфорт травница, на деле была не просто рядовой аристократкой, а самой настоящей дочерью графини, которая, можно сказать, имела определенные отношения с императором, а судя по ее описанию, то и свой личный интерес. Наследница. Конечно ей есть что наследовать от отца и от матери, вот только для чего об этом упомянул ворожей? Словно хотел сделать акцент, словно знал, что ведьмак прочитает между строк. Вот только в таких делах Эскель был не мастак. Не понимал он намеков всех этих и вот этого хождения вокруг да около. Да и про «ширше» не понял. Ему всегда казалось, что он и так не шибко узких взглядом. Куда уж еще шире? И вообще, если хочешь что-то сказать – говори прямо, а не устраивай «танцы». Не исключено конечно, что ворожей и без того сказал все настолько прямо, насколько позволяли ему его видения. Вот только легче от этого не стало.

Признаться, от ворожбы он ожидал немного другого. Каких-нибудь брызг искр, судорог, закатывания глаз и утробного, чужеродного голоса, что вещает будто из потустороннего мира. Ну или хотя бы тряски предметов, метаний и выкриков обрывочных фраз. А не деле этот чудак просто убил ворону, закрыл глаза и начал ворожить. Без танцев с бубном и всего прочего. Даже ничем себя не резанул. Любопытно все же, как разнится магия. Отчего-то Эскель впервые подумал об этом. Трисс колдовала всегда так… феерично? Да, феерично. Ей это слово очень подходит. Махала руками, выкрикивала слова и потом обязательно разверзалось небо и оттуда сыпал огненный дождь или громыхал гром и сверкала молния так, что летели не только искры, а еще и ошметки того, во что она попадала. Кейра же, в отличии от своей коллеги, вела себя тихо. Заклинания читала сосредоточено и почти шепотом. Жесты руками делала вальяжно, словно подавала ручку для поцелуя какому-нибудь ухажеру. Но ничего существенного так и не демонстрировала. По зрелищности, Меригольд в глазах Эскеля, безусловно, лидировала.

Вспомнилось как колдовала Дера. Хоть и магия у нее была нетипичная, но, тем не менее, за полноценное колдовство тоже могла сойти. И было в ней в эти моменты что-то хаотичное, неотесанное в некотором роде. С первого взгляда она совсем не вызывала страха и трепета. Скорее наоборот, было ощущение будто девка просто забавляется, не более. Нет, со временем она может набраться опыта и станет такой же солидной как тот же ворожей, к примеру. Вот только Эскель не был уверен в том, что увидит это. Довезет ее подальше не Север, а там их пути разойдутся навсегда. Решить-то это он может и решил, но пока еще не смирился. Да и от мыслей о том, чтобы «передать» девку другому ведьмаку на поруки и вовсе становилось дурно.

– Мастер! – прикрикнула Ивонна откуда-то справа. – Вы грузите или в думах своих потерялись?

Ведьмак тогда опомнился, огляделся по сторонам и понял, что уже достаточно долго просто стоит перед входом и таращиться в небольшое окошко над дверью. Так что претензия корчмарки была весьма к месту.