Текст книги "Высматривая путь. Том II (СИ)"

Автор книги: JohnLemon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Даже двое. Мальчик и девочка. И чтобы девочка обязательно была похожа на тебя. Такая же неуемная и заносчивая. Как бы я хотел, чтобы у нас был дом, Мэйв.

Он все не унимался, а она уже поджимала губы, с трудом сдерживая всхлип. Нет, она не стыдилась своих слез. Да и перед кем тут стыдиться? Перед Гроностаем, который за те долгие годы, что они провели рука об руку, уже достаточно насмотрелся? И ей до боли в горле хотелось крикнуть всем известным богам о том, что несправедливо лишать их такого простого счастья. Они что, так много просят? Непозволительно многого хотят? Конечно нет! Так почему они не могут жить так, как все? Встречать вместе рассветы, честно работать, растить детей и непременно умереть в один день, но только после того, как увидят своих внуков. Обида и злость нахлынули так сильно, что сдерживать их больше не представлялось возможным. Слезы покатились по ее худым щекам, скапливаясь на остром подбородке и капая на макушку эльфа, что с нескрываемым благоговением всматривался в ее живот, не прекращая оглаживать его. Ее чуть подрагивающие руки скользнули вверх по его шее. Пальцы запутались в темных длинных прядях, а из груди вырвался надрывный стон. А когда ловкие мужские пальцы коснулись крюков на ее жилетке и начали расстегивать их, Мэйв и вовсе зажмурилась, сморгнув при этом оставшиеся слезинки с ресниц.

Гроностай видел все, но молчал, продолжая справляться с одеждой. Да и нужны ли они им, эти слова? Сколько уже десятков лет он говорит ей одни и те же признания в любви, что и самой эльфке уже порядком опостылели? Но, даже несмотря на то, что все уже было и все приелось, он все равно с той же самозабвенностью хотел ее. Каждый раз касаясь так, словно впервые. И каждый чертов раз внутри все сжималось в томительном ожидании их близости. Да, той пылкости уже не было, но менее желанными друг для друга они за сотню лет не стали. Хоть и многие в их возрасте уже давно отказались от любовных утех. Одни в силу того, что это перестало их интересовать, вторые из-за потери влечения к кому-либо, а кто-то по более «утонченным» причинам. Но Гроностай и Мэйв, не обращая ни на кого внимания и даже не пытаясь хоть как-то постыдиться того, что ведут себя как подростки, с удовольствием предавались любви, не пытаясь корить себя за это. Да и жаль тратить на всю эту чушь время, которого и без того у них осталось немного. И пусть это было весьма иронично, но даже те, кто в полной мере не могут познать старость и имеют такой, казалось бы, огромный запас времени, все равно страшатся его потерять или потратить впустую.

Внезапно стало легче дышать, а юбка с шумом упала на пол, окружив собой босые ноги. От предвкушения низ живота свело легким, пока еще едва ощутимым спазмом. Она попыталась стянуть с него дублет, но он не позволил, одним лишь движением пальцев распустив завязки на ее рубахе. Мэйв легко отстранилась, сделала шаг назад, сугубо символически придерживая ворот рубахи. А когда оказалась на должном расстоянии, то опустила руки, оставаясь совершенно нагой. Она всегда так делала – заставляла любоваться собой. А затем наслаждалась его липким взглядом, полным желания и неподдельного восхищения, что отражалось в расширенных зрачках. Словно пыталась доказать самой себе из раза в раз, что она все еще желанна и красива.

Он провел взглядом по ее соблазнительно светлой коже, оценил небольшую округлую грудь и плоский живот, но спуститься ниже пока не решился. Нет, он должен держать себя в руках и растянуть удовольствие как можно дольше, тем более сделать это не так уж и сложно. Он ведь не малец с бушующими гормонами, право слово. Отчего сделал глубокий вдох и прикрыл на мгновение глаза. К тому же хворь заставляла его быть особенно внимательным к своим ощущениям, чтобы не испортить весь момент внезапным приступом.

– Me hel’wett, Gronostaj, [я хочу тебя, Гроностай.] – едва слышно прошептала эльфка.

От этого голоса по его коже пошли мурашки. Мэйв всегда переходила на Старшую Речь в моменты особо сильного возбуждения. И эта ее забавная особенность казалась ему ненормально привлекательной. Он бы и рад броситься на нее и с упоением предаться любви, если бы не сиплый кашель, заставивший согнуться и прижать ладонь ко рту. Эльфка мгновенно поспешила к нему, но была остановлена взмахом руки.

– Нет, – прохрипел эльф, отчаянно хватая ртом воздух.

– Лекарство, любовь моя, – она, даже не обращая внимания на какие-то запреты, сделала несколько уверенных шагов и упала на колени у его ног. – Ты принимаешь мое лекарство?

С кашлем совладать удалось, но только дышать выходило с трудом. Он прикрыл глаза и закивал, выталкивая из легких воздух со свистом и хрипом. Мэйв нахмурилась, обхватив ладонями его лицо.

– Дыши, – зашептала она. – Ровно и спокойно. Сейчас пройдет.

Гроностай был удивительно послушен и спустя мгновение-другое все в самом деле прошло. Новый вдох был гораздо глубже и спокойнее предыдущего, а теплые прикосновения Мэйв действовали очень расслабляюще. Эльф всматривался в янтарные глаза перед собой и лишь облизывал губы, сглатывая подкатившую к горлу кровяную слизь. Как странно и удивительно. Чахотка убивала его медленно и мучительно, а эти глаза, что были напротив, наоборот, внушали давно позабытое чувство счастья и покоя, а еще надежду. Да, надежду на то, что все еще может получиться. Там, в Дол Блатанне, что под Синими Горами. Там у них еще может быть нормальная жизнь. Та, о которой они оба так мечтали.

Мэйв сдавленно выдохнула и нежно увлекла его в поцелуй. Его губы были чуть влажные, но ужасающе теплые. И плевать она хотела на все. На болезнь, на dh’oine в ее землянке, на Дол Блатанну. Лишь бы иметь возможность вот так целовать его всегда, когда она этого пожелает. Он отвечал ей медленно, откровенно смакуя каждую секунду их незатейливой близости. Это была его женщина, его единственная и самая сильная любовь, его обожаемая Мэйв. И пусть никто не понимал ее, и пусть все сторонились, осуждали, издевались, для него она была самой невероятной, самой желанной, самой родной.

Она скользнула пальцами по его шее, тут же прижимаясь к часто вздымающейся груди своей, обнаженной. А затем, сдавленно выдохнув, она отстранилась, касаясь своим лбом лба мужчины. Опустив глаза, эльфка облизнула влажные от поцелуев губы и горячо зашептала:

– Я никогда, слышишь, никогда тебя не оставлю.

– Я знаю, любовь моя. Я знаю, – он провел кончиком носа по изгибу ее переносицы, поднялся выше и оставил на лбу легкий поцелуй. – Даже если я умру, помни, что я все равно останусь рядом с тобой. Богиня не позволит мне уйти вот так и бросить тебя в одиночестве. Я всегда буду рядом, Мэйв. Обещаю.

– Я уйду вместе с тобой…

Гроностай едва заметно улыбнулся и провел ладонью по спутанным вьющимся волосам.

– Глупая птичка, – его губы скользнули к виску, оставили влажный поцелуй и опустились на скулу, затем к приоткрытым губам. – Успеешь еще умереть. Живи.

– А если нас не примут в долине? Что тогда? – она сжала пальцами его раскинутые в стороны колени и придвинулась еще ближе.

– Позволь мне волноваться об этом, – эльф скользнул взглядом по тонкой женской шее, затем ниже, к аккуратной груди. – Сейчас я хочу лишь наслаждаться тобой, а не говорить о том, что будет потом.

Мэйв чуть склонила голову в сторону и подалась вперед, смяв его губы в длительном нежном поцелуе. А когда она закрыла глаза, то окружающий мир поплыл. Подумать только, ведь уже сколько раз она целовала его как угодно: страстно, нежно, требовательно и с остервенением; а всегда было ощущение, будто это их первый поцелуй. Мысль о том, что больше такого мужчину она не встретит, неприятно кольнула в груди, заставляя прерваться и отстраниться.

Но он подозревал, что она снова предалась неуместным мыслям, потому лучше будет ее просто отвлечь. Что он и сделал, обхватывая рукой тонкую женскую талию и прижимая к себе теснее. У них, безусловно, еще вся ночь впереди, но предаваться чему-то, помимо наслаждения друг другом, эльф считал недопустимым.

А ночь и впрямь уже была не за горами. Солнце окончательно спряталось за горизонт, а первые звезды на все еще сероватом небе красиво оттеняли его приятный глазу цвет.

***

Эскель сдавленно выдохнул и приоткрыл глаза. Боль в ребрах тут же дала о себе знать, а тело и вовсе отозвалось ноющим чувством из-за истощения. Сегодня он потрудился на славу, хотя и не помнит большей половины того, что происходило. Последнее, что запечатлелось в его памяти, – это тело обездвиженной королевы главозглазов за спиной, саднящее от длительной рвоты горло и две особи, что надумали явиться в качестве поддержки. Как он с ними совладал, даже и представить не мог.

Очнулся только теперь, полностью обнаженный и лежащий в воде на берегу Понтара. Поразительно, что утопцев поблизости не было. Но, видать, это обусловлено чрезмерной активностью инсектоидов в пределах леса. Тем и лучше. Должно же быть хоть что-то хорошее во всем произошедшем? Пошевелив левой ногой, ведьмак облегченно вздохнул. Хвала богам, что яд его не парализовал. Значит, «Белый мед» справился, а организм не спасовал перед такой убийственной дозой отравы. Единственное, что теперь вот приходится стирать вещи и отмачиваться в реке. Ведь облитому испражнениями главоглаза с ног до головы в близости от Деры появляться не стоит. И без того еле оклемалась от инфекции своей, так не хватало теперь еще и отравить. Откинув голову на гладкий камень, что так удачно расположился за спиной, Эскель снова прикрыл глаза. Если верить кривым крестам на карте, то в запале он уничтожил еще целых пять тайников. Жаль только, что Пугг погиб вот так глупо. Хороший был тролль, сговорчивый и относительно мирный, хоть и туповатый.

Напрягая все еще нежелающий работать как положено мозг, ведьмак нахмурился. С остальными тремя тайниками он в состоянии справиться к полудню, не раньше. Это если все пройдет без сучка и задоринки. А значит, к вечеру он вернется в лагерь и можно будет отправляться в сторону фактории. Осталось дело за малым: не отыскать в лесу очередного громадного инсектоида и не вляпаться в перепалку с каким-нибудь чертом или бесом. Мало ли кто тут еще по округе ошивается.

Устало вздохнув, Эскель едва-едва пошевелил пальцами на руках и ногах. В нагретой дневным солнцем воде лежалось очень приятно и хорошо. Потому не лишним будет немного прикорнуть и вместе с тем восстановиться, а после, ночью, двинуться к следующему тайнику. И пусть в темное время суток все твари привыкли активничать и выходить на охоту, ведьмак знал, что такой риск сейчас в состоянии себе позволить. К тому же разве был у него выбор? Он обещал Дере вернуться через два дня, а уже вот пойдет третий. Скоя’таэли – это тебе не опасные инсектоиды или вурдалаки, но извести Фредерику они вполне себе были в состоянии. А зная то, как она любит отчебучить что-то эдакое, то шибко расслабляться нельзя было.

*Вайда красильная – растение, из которого изготавливают синий краситель и которое используют как антибактериальное средство и при лечении инфекций верхних дыхательных путей.

Комментарий к Часть 18. Из одной лишь любви не построишь дом

Бечено

========== Часть 19. Человеку нужен человек ==========

Дера вздрогнула и испуганно распахнув глаза, оперлась на руку, приподнимаясь. Ее взгляд тут же метнулся в сторону двери, подмечая светящиеся от солнечных лучей просветы. Третий день. Девушка рвано выдохнула и впилась пальцами в утоптанную землю. Подумать только, третий день она заперта в этой халупе и без Эскеля. Мысли в голову лезли одна лучше другой, но травница вовремя совладала с ними, окончательно убедив себя в том, что все с ведьмаком хорошо, и он всенепременно явится сегодня и заберет ее. Словно принц на белом коне прискачет и спасет свою прекрасную принцессу из лап чудовищ. Вот только Фредерика не была принцессой, а эльфы внешне мало походили на чудовищ, как и Эскель на принца.

В голове, отчего-то, тут же всплыли воспоминания о береге Понтара. Щеки девушки незамедлительно вспыхнули, а в груди все затрепетало. Она и подумать не могла, что такие диковинные шутки способен вытворять ведьмачий язык, воистину. А если это только половина его умений? От этих похабных мыслей стало до чертиков не по себе. Завалившись на спину, она тут же прижала грязные ладони к щекам и до того крепко зажмурилась, что перед глазами заплясали белесые пятна. Ишь чего удумала. В такой-то ситуации принялась о непотребствах всяких мечтать. Лучше бы подумала о том, чтобы свести совместное проживание со старой стервозной эльфкой к чему-то приемлемому. О доброжелательности, безусловно, и речи не шло, но лучше уж равнодушие, чем открытое противостояние. Вот только до равнодушия этого еще нужно каким-то образом дойти.

В самом деле, Фредерика еще никогда не сталкивались с подобным отношением к себе. Да, иногда ее недолюбливали сокурсницы: обзывали богатейкой, транжирой и сетовали на то, что именно таким путем она и добилась расположения профессоров, а не своей тягой к знаниям. Но Дера не обижалась, ведь доля правды в этом всё же была. В самом деле, одна только ее фамилия говорила академической профессуре о большем, чем полный кошель крон. Вот только она не любила пользоваться этим преимуществом из-за неловкости и стыда. А тут прям какая-то иррациональная ненависть просто потому, что такая как она вообще посмела существовать. Видать единственное, что останавливало спесивую эльфку от чего-то более существенного, чем пощечины, пинки и броски всем что попадется под руку, это – ведьмак. Да и кому захочется урезонивать разбушевавшегося охотника на чудовищ? Еще и посреди лагеря.

Промаявшись еще немного, Дера приняла решение все же попробовать встать с земли и немного походить. Она ведь в сидячем-лежачем положении провела вот уже сколько времени, того и гляди ноги атрофируются. Но подняться оказалось не так просто. Пришлось осторожно, придерживаясь руками за стену, вначале присесть на корточки, затем постепенно выпрямлять тело, придавая тому вертикальное положение. Боги, она будто и вовсе разучилась ходить. Конечности покалывало, колени тряслись, постоянно пытаясь согнуться, а от мыслей о том, чтобы оседлать Стебля, и вовсе становилось дурно. А как только удалось совладать с непослушными ногами, то в глазах потемнело, и тело резко накренило в сторону. Благо, что стена оказалась под рукой. Пришлось изо всех сил цепляться ногтями и пальцами за деревянные доски, собирая как можно больше заноз. Сделав глубокий вдох, Дера привалилась к ним плечом и попыталась успокоиться. А как к горлу подошел неприятный и горький ком, то все встало на свои места. Она ведь совсем не ела и не пила целых двое суток. А о том, чтобы принимать свою микстуру и вовсе не вспоминала. Последняя ее нехитрая трапеза состоялась в тот день, когда их притащили в этот треклятый лагерь нелюдей. И то состояла она лишь из пары глотков воды и нескольких капель лекарства. Так что ожидать какого-то невероятного прилива сил не стоило.

Сдавленно выдохнув, травница, медленно переставляя ноги, двинулась в сторону двери. Ей срочно нужен был глоток свежего воздуха. Два дня без солнечного света только усугубляли ее, и без того, не шибко хорошее состояние. И уже было совершенно плевать на разгневанную такой выходкой эльфку и на командира, который явно не одобрит такого поведения своей пленницы. Да, она чувствовала себя настоящей пленницей здесь. Без кандалов на руках и ногах, без решетки перед глазами, но с характерным чувством страха и депрессией, которая истощила организм и лишала последних сил. Горите все их пресловутые запреты синем пламенем. Дера – человек, а человеку требуется еда, вода, солнечный свет и свежий воздух. Боги, да пусть эти все эльфы творят с ней все, что хотят, но она обязательно выберется наружу, сделает вдох свежего воздуха, а там будь что будет. Но вот так сидеть и послушно ждать, ощущая как силы покидают её с каждым часом все быстрее и быстрее, было просто невыносимо.

Дверь, как назло, поддалась не сразу. Девушка царапнула по ней ногтями раз-другой, словно животное, которое просилось выйти и учащенно задышала.

– Черти… сил совсем нет, – шепнула она и облизнула сухие губы.

Навалившись плечом на злосчастную преграду, она из оставшихся сил толкнула ее несколько раз, а когда та нехотя поддалась, Фредерика вывалилась наружу, обессиленно падая на четвереньки. Пыль сразу же попала в рот и глаза, заставляя зажмуриться. От такого резкого движения в голове все поплыло, и даже появилась тошнота. Только вот рвать было нечем, если только желудочным соком. Краем сознания она понимала, что рядом кто-то есть. Слух улавливал чьи-то шаги и ругань. Вот только звучала она на Всеобщем, а не на Старшей речи. С трудом моргнув, Дера осоловело посмотрела на появившиеся перед носом потертые, но жутко знакомые, сапоги, отмахнулась от потянувшихся к ней рук и неловко повозилась, с трудом переворачиваясь на спину. Она обессиленно упала прямо на землю и сощурилась от света, что больно ударил в глаза. По щекам покатились слезы, но плакать совсем не хотелось. Наверняка, это все от солнечных лучей и обезвоживания. Но дышалось так легко и приятно, что на душе в миг сделалось настолько хорошо, что кожа покрылась мурашками, а волоски на руках встали дыбом.

– Холера! – закричали где-то далеко-далеко. – Гроностай! Какого дьявола вы с ней делали?!

– Ничего мы с ней не делали, vatt’gern, – вмешалась в разговор Мэйв, заставляя Деру поморщиться. – Не ела, истосковалась вся. Что уж взять от непутевой девки?

Сдерживая свои порывы в узде, как привык, ведьмак осторожно присел на корточки рядом с головой Фредерики, удивленно и растерянно глядя в ее хмурое лицо. Она же, с трудом сфокусировавшись на знакомом лице, что нависло над ней и закрыло собой добрую половину неба, сдавленно застонала и подняв руку вверх, обессиленно мазнула по воздуху. Ее кончики пальцев задели свисающие черные сальные пряди, а губы растянулись в глуповатой улыбке.

– Померещиться же всякое… – шепнула она, видя перед глазами кого-то лишь отдаленно напоминающего Эскеля.

– Дера? – тихо позвал ведьмак, но прикасаться пока не спешил.

Судя по всему, травница явно была не в себе, потому действовать нужно было осторожно. И если она, в самом деле, не ела ничего и даже не пила все эти дни, то не удивительно что ее рассудок слегка помутился.

– Теперь, можешь избивать меня сколько тебе вздумается, ушастая стерва, – заплетающимся языком, что все норовил прилипнуть к небу, проговорила девушка.

Эскель тут же метнул полный гнева взгляд в сторону эльфки, на что та лишь фыркнула и демонстративно отвернулась.

– Bloede dh’oine, – процедила она сквозь зубы, закусив пухлую нижнюю губу. – Crawle’t al mach. [Выползла же.]

– Mjiv… – вздохнул Гроностай, сокрушенно покачав головой.

Нет, ему не было жалко эту обессиленную dh’oine, только перед ведьмаком совесть немного мучила.

Эскель, ничего не говоря, поднялся, поправил грязнущую рубаху, и наклонившись, осторожно просунул руки под спину и ноги девушки, со всей присущей себе бережностью, поднял ее с земли. Сейчас он не хотел смотреть на лица, искрящиеся непониманием, что окружили его. И не хотел слышать никаких оправданий. Единственное, что сейчас заботило его – это как можно скорее погрузить Деру на коня, забрать сумки и спокойно отправиться в сторону Флотзама. Там уж они оба смогут привести себя в надлежащий вид, отоспаться и поесть. От такого необдуманного движения ребра неприятно засаднило. Опустив глаза на травницу, ведьмак понял, что она отключилась. Видать, бедолага, все силы потратила на то, чтобы выбрать наружу. Сцепив зубы, он сдавленно выдохнул, ощущая, как заходили желваки. Здравый рассудок подсказывал, что, зная Деру, ее и доводить не нужно – она сама должна была с этой задачей прекрасно справиться. Но сердце пылало злобой только потому, что те, кто обещался ее стеречь и оберегать, просто небрежно закрыли глаза на это, позволяя ей медленно чахнуть. А что, если бы он вернулся через неделю? Нашел бы бездыханное тело вместо живой и здоровой девушки?

– Vatt’gern! Стой!

Видят Боги, он не хотел останавливаться и оборачиваться, на зов – тем более, но зачем-то сделал это. Если бы тело само не остановилось как вкопанное, а голова не повернулась чуть в сторону, ровно настолько, чтобы Гроностай, который нагнал его, был виден боковым зрением.

– Что нужно?

– Зачем вам уезжать так сразу? Разбей лагерь неподалеку от нашего, приди в себя, и завтра на рассвете все отправимся в сторону Бен Глеана, минуя факторию. Вы ведь спешите, ведь так? А в таком состоянии, – он окинул многозначительным взглядом самого ведьмака, и бессознательное тело у него на руках, – я боюсь, что далеко вам не уехать.

Если отбросить все эмоции, то в словах эльфа была доля правды. Потому, поуспокоившись, Эскель взглянул еще раз на заворочавшуюся в его руках Деру и тяжело вздохнул. Как бы он ни противился, а пришлось кивнуть.

– Позже поговорим. Прикажи сумки ее принести, – резко бросив через плечо, он мерным шагом направился вперед, за пределы скоя’таэльского лагеря.

– Ell’ea. [Хорошо.]

Солнце было уже в зените, когда ведьмак устроил травницу в дубовых корнях, а сам принялся обустраивать для нее место. А для самого себя уж как придется, он-то мог и на голой земле спать. Потому свою подстилку уложил так, чтобы Фредерике было как можно мягче, а вторую, оставил для того, чтобы укрыть. Проверил на удобство свои седельные сумки, чтобы ничего не давило в голову, и только потом пристроил их на манер подушки. Трудно было понять, отключилась ли девушка или просто уснула, но по ее вздрагивающим ресницам на опущенных веках и слабому дыханию было ясно, что жива, а этого пока было достаточно. Устроив ее, на свой скромный взгляд, как можно удобнее, ведьмак обернулся в сторону пасущегося рядом Василька.

– Стереги, ее. А я пока за дровами схожу.

Конь будто бы и впрямь понял его. Задергал головой и тихонько зафырчал.

– Молодец.

Поднявшись на ноги, Эскель сдавленно застонал и приложил ладонь к ребрам. Боль становилась все невыносимее, а хваленная ведьмачья регенерация справляться, отчего-то, не торопилась. Скорее всего это все из-за ослабленного эликсирами организма. Но не страшно. Во время тренировок в Каэр Морхене его не останавливала кровоточащая рука, выбитое колено и вывихнутое плечо. Раз за разом он стонал от боли, стискивал зубы и ползком лез на треклятую «Мучильню». Ведь, какой из него ведьмак, если поврежденное плечо или смещенная коленная чашечка помешают ему отработать бег на контроль дыхания? С этими словами он был согласен лишь отчасти, но в особо сложных ситуациях, иронично, но именно они спасали его от отчаяния. А еще воспоминания о том злополучном забеге, когда он изо всех сил отмахивался от рук Геральта, что хотел помочь ему преодолеть дистанцию, и ковылял вперед. Вот только будущий ведьмак не подрассчитал силу непреклонности характера своего товарища. Нет уж, Эскель все сделал сам. Хромал, плакал от боли, но бежал. И мало того, что прибежал вторым, так даже умудрился как-то контролировать дыхание, чтобы не отключиться посреди тропы. Кажется, тогда им было по тринадцать? Вот и сейчас эти самые слова сработали безотказно. Пришлось сцепить зубы и идти на поиски дров, пока он был в тонусе, так сказать. А то если сядет, то до рассвета вряд ли сможет встать.

Деру разбудила возня над головой. Сдавленно застонав, она приоткрыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд. Кажется последнее, что она помнит – это то, как вывалилась из землянки и перекатилась на спину. А потом все как в тумане: сапоги, голоса, ведьмачьи глаза, голос Мэйв. Она помнит, что чьи-то руки подхватили ее, но противиться тогда уже не осталось сил. И уверенности в том, что это ей не приснилось не было ровно до тех пор, пока в нос не ударил запах древесной коры и травы, а лицо не обдало горячим дыханием. Замахав руками, девушка зажмурилась и мотнула головой в сторону. Но что-то влажное и теплое коснулось ее лба, затем носа. Странно пошевелилось, и исчезло, оставляя за собой мокрый след. В воспаленном сознании возникло сразу две ассоциации – слизняки или ведьмак. Остервенело потерев грязными руками лицо, Фредерика окончательно пришла в себя и, повозившись, с трудом приняла сидячее положение. Повертев головой, она поняла, что в самом деле находится не в землянке, а эти влажные следы на лице оставил Стебель, что радостно зафырчал совсем рядом.

– Здравствуй, мальчик, – расплылась в улыбке травница и потянула руку к лошадиной морде.

Тот ткнулся в раскрытую ладонь носом раз-другой, и потоптавшись на месте, немного отошел в сторону.

– Проснулась?

Справа раздался знакомый, ставший уже родным, голос, заставляя все тело содрогнуться. Сжав пальцами край шерстяной подстилки, девушка резко мотнула голову на звук. И как только взгляд нашел выкапывающего небольшую ямку ведьмака, сдавленный всхлип сдержать не получилось.

– Это ты… – только и смогла выдавить из себя она, вытирая подстилкой побежавшие по бледным щекам слезы.

Эскель бросил на нее взгляд, делая вывод, что никогда не видел Деру такой грязной. Ее лицо было все в пыли, а дорожки слез оставляли белесые подтеки. Отчего-то это показалось ему весьма забавным, в сочетании с этим вот взглядом полным облегчения и радости. Да чего уж там, ему и самому неслабо так полегчало после того, как он увидел ее. Но, увы, плакать у него не получалось, а так открыто выражать эмоции одной лишь мимикой – он просто не умел.

– Выгляжу не шибко хорошо, но да, это я, – не без улыбки ответил ведьмак, продолжая корпеть над очагом для костра.

– Я так тебя ждала, – с придыханием выдала Дера. – Каждый час, каждую минуту ждала, когда ты вернешься и заберешь меня из этого кошмара.

– Больше я тебя не оставлю, – со всей серьезностью сказал он, бросив в ее сторону нечитаемый взгляд.

Расспрашивать о том, что происходило за время его отсутствия, пока не хотелось. Судя по состоянию девушки, она едва ли сможет рассказать ему что-то дельное. Единственное, чем он пока способен ей помочь – это обеспечить защиту и покой, а там, когда будет готова – сама расскажет. Этот урок Кейры отпечатался у него на подкорке.

– Спасибо, – шепнула девушка в ответ и осторожно легла обратно.

Он ничего не ответил, только коротко кивнул и принялся выкладывать на дно очага тонкие веточки и хворост для розжига. Как стемнеет, он разожжет костер, и станет поуютнее. А пока, лучше отправиться к Гроностаю и обсудить дальнейший план действий. Ведь пока остались силы нужно ловить момент.

Дера следила за действиями ведьмака с нескрываемым интересом. Ровно до тех пор, пока незаметно провалилась в сон. И только тогда Эскель решился покинуть их импровизированный лагерь, напоследок наказав Васильку стеречь девушку. Тот снова покивал и зафырчал. Чудо, а не конь, ей-богу.

Командир скоя’таэлей нашелся не сразу. Пришлось опрашивать суетящихся в округе эльфов, параллельно удивляясь их невероятной слаженности. Каждый четко знал свое дело и старался не мешать собрату. Боги, да они даже передвигались по лагерю так, что даже не сталкивались друг с другом. Словно муравейник какой-то. И чем дольше ведьмак двигался по округе, тем больше его поражала эта ужасающая гармония. А когда уже надоело спрашивать и выискивать того, кто всем этим заправляет, Гроностай появился сам, выйдя из землянки в сопровождении Мэйв.

– Ведьмак! – он окликнул его на Всеобщем, что было весьма необычно. – Выглядишь ты не очень. Кто же тебя так сильно потрепал? Может быть, Мэйв осмотрит твои раны и даст снадобье?

– Знаю. Королева главоглазов завелась в лесах. Нужно было извести. А там еще одурманенные особи и кладка… ай… – он небрежно махнул рукой, нарочито не обращая внимания на эльфку. – Не надо мне снадобий. Просто отосплюсь и хватит. Лучше расскажи, что дальше? Мы-то решили, что отправимся во Флотзам с рассветом, и…

– Нет, направимся сразу на Бен Глеан, через крепость Хагге, – оборвал его эльф, доставая из кармана свою трубку.

Мэйв, заприметив это, раздраженно фыркнула и забурчала под нос.

– Так, женщина, отправляйся в дом. Дай нам обсудить дела, – сказал он, принявшись спокойно набивать табаком чашу трубки, что имел резкий можжевеловый запах.

Эльфка, что поразительно, даже не взбрыкнула как кобылка. Только обижено осмотрела невозмутимого Гроностая и вскинув подбородок, твердым шагом направилась обратно в землянку.

– Женщины… эльфки, человеческие девки, один хрен, – заворчал эльф, заканчивая со своими манипуляциями. – Давай пройдемся, подышим воздухом. Кстати, не куришь? Табак очень хороший. Такого ты еще не пробовал, я уверяю.

– Нет, обойдусь. Я бы выпил чего крепкого. Спирт может, – мечтательно отозвался Эскель. – Но пройтись можно.

Зажав зубами тонкий мундштук, Гроностай кивнул в сторону темнеющей чащи, неторопливо зашагав вперед. Ведьмак направился следом. А как лагерный гвалт перестал различаться за шелестом листвы, а глаза пообвыкли к полутьме, эльф остановился и обустроился под первым попавшимся деревом.

Несмотря на то, что солнце только что пересекло зенит, вокруг все равно стояла прохлада. А все из-за того, что плотные зеленые кроны не пропускали солнечный свет в должной мере, и земля оставалась сырой и непрогретой. Ведьмаку подумалось, что, должно быть, в самое пекло здесь царит неимоверная благодать. В июне, например, когда солнце шпарит так, что мозги плавятся. Под сапогами приятно похрустывали веточки и сминалась трава. А еще мелкие ящерки то и дело юркали туда-сюда, скрываясь в зелени. Но больше внимания привлекали гигантские грибы-мухоморы, что росли кучками то тут, то там. Под ними гнездились ежи и даже зайцы. А что, место весьма удобное, ведь тень от шляпки была настолько плотной, что скрываться в ней не составляло особого труда.

– Садись, в ногах правды нет, – процедил сквозь зубы Гроностай, выискивая по карманам чем бы раскурить трубку.

Эскель присел рядом на выступающий корень и щелкнул пальцами. Небольшие язычки пламени объяли его указательный, средний и большой пальцы. Эльф благодарственно кивнул и с нескрываемым удовольствием причмокнул. Смолисто-дымчатый, с нотками хвои и дерева, аромат навязчиво проник в ноздри, заставляя ведьмака сделать глубокий вдох. Нет, бывало, что он покуривал трубку, но чаще делал это с особой целью. Например, ради расслабления и притупления чувств и инстинктов. Ведь у ведьмачьего организма была и обратная сторона, которая доставляла немало трудностей во время близости с девкой. Иногда его могло неслабо так заносить, особенно если баба была больно хороша. А дурманящие травы могли очень хорошо растомить, притупляя обостренные рефлексы до уровня человеческих. Может быть, конечно, чуточку лучше, но, по крайней мере, с ума они не сводили. Ровно так же действовал и фисштех. Он уже проверил, но это уже совсем другая история.