Текст книги "Провалы (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
– Боже, Джон! Правда, Джон! Точно, я не могла ошибиться. Здравствуйте, Джон! Жаль, что вы мне так и не позвонили…
Осторожно, чтобы не расплескать выпитое, он поворачивается и видит перед собой девушку со светлыми крашеными волосами. Она смотрит на него, умильно сдвинув брови к переносице, чуть укоризненно качает головой и смеется накрашенным ртом:
– Джон! Неужели не помните? Ну где-то года три назад, может чуть больше, мы встречались в пабе… С вами была девушка с короткой стрижкой, кажется, сестра, она проявляла ко мне интерес, потом ушла… Мы заговорили, и хоть я была не одна, – девушка мило краснеет, – у вас в кармане вскоре был мой телефон. Вы же посмотрели на салфетку? – она немного нервничает, а затем закрывает лицо руками: – О, боже, нет! Скажите, что вы просто потеряли ее, поэтому не позвонили, – смеется она, лукаво поглядывая сквозь пальцы на него.
– Я потерял, – послушно отвечает Джон – он совершенно не помнит эту блондинку, хотя если ей верить, в пабе они были, скорее всего, действительно с Гарри. – Не желаете ли выпить?.. – он делает паузу, как будто вспоминает ее имя – вспоминать бесполезно, но ей об этом знать вовсе не обязательно.
– Мэри, – охотно подсказывает она, – Мэри Морстен. Да, пожалуй, выпью.
Джон делает жест бармену, который почти мгновенно ставит перед девушкой бокал холодного темного пива. Она не морщится, улыбается, пьет, и это Джону нравится – никакого кокетства. Шерлок бы утащил Джона домой, а она лишь присоединяется. Воспоминание о Шерлоке пронзает болью, Джона начинает тошнить – он так старательно изживает его из своей памяти, прося о еще одной амнезии как об избавлении, но ничего не получается. Шерлока невозможно забыть – он слишком ярок. Невозможно забыть северное сияние, раз увидев его. Шерлок – он навсегда. И это Джона бесит. Где этот Шерлок, когда он так нужен? Кажется, Джон начинает заговариваться – прийти в паб было плохой идеей. Джон извиняется перед Мэри и сбегает в туалет. Там он долго умывается холодной водой, приходя в себя, но Шерлок все еще у него в голове: его голос, взгляды, легкие прикосновения, его шрамы и его скрипка. Господи, как же Джон скучает. Он с силой бьет по зеркалу кулаком, но зеркало даже не разбивается. Из чего их делают, такие ударостойкие? Еще некоторое время потаращившись на свое отражение, он уходит, так и не вернувшись к девушке Мэри. В маленькой неуютной квартире, которую он снимает после того, как съехал с Бейкер-стрит, Джон обнаруживает в кармане салфетку с ее номером. Джон бросает ее на стол, не собираясь звонить. Всю ночь его выворачивает, он спит в обнимку с унитазом, а затем просто тупо смотрит в серую утреннюю вязь за окном – начало осени, деревья неуловимо меняют окраску, в воздухе витает ощущение перемен. Джон тоже чувствует эти перемены, они незримым спутником следуют за ним, забираются под куртку, треплют волосы, накрапывают моросящим дождем. Джон гадает, в чем кроются эти перемены, может быть в нем? Он желал бы их всем сердцем. Может быть, эти перемены в номере телефона, написанном на салфетке аккуратным девичьим почерком? Джон тысячу лет не ходил на свидания. С тех самых пор, как пропала необходимость напоминать себе, что Шерлок женат на работе. Джон решается позвонить только под вечер, и это становится переломным моментом жизни после Шерлока. Мэри отвечает ему и даже соглашается встретиться. Нет, она не обижается, что он так внезапно пропал, и да, она заинтересована в нем. Еще тогда, когда впервые увидела его в пабе с сестрой. Джон смотрит на телефон и решается. Шерлока он не вернет и не заменит – этого яркого и гениального мальчишку вообще заменить невозможно, но можно попытаться построить свой нормальный мир без него. С ним слово «нормальный» отсутствует в лексиконе Джона, но без него оно вновь появляется. Джон изо всех сил хочет жить нормально. Так почему бы не попытаться быть нормальным с Мэри? То, что это не вполне честно по отношению к ней, его не смущает.
Первый месяц знакомства с Мэри – месяц проб и допущений. Он состоит из пары свиданий в кафе, и пары свиданий в кинотеатре. Мэри настойчива и терпелива. Она ничего не спрашивает и не требует объяснений. Она первая обнимает и целует его. Джон позволяет и вяло отвечает на ее ухаживания. Боль от того, что сделал Шерлок, не становится меньше, но иногда сквозь эту оглушающую боль, пробиваются улыбки и прикосновения Мэри. Она единственная, кого он не прогоняет от себя. После смерти Шерлока он разорвал все контакты с теми, кто был близок им обоим, начиная с Майкрофта и заканчивая полицейскими Ярда. Джон сменил место жительства, работу, телефон. Он старается меньше бывать в тех местах, где можно встретить общих знакомых. Джон всеми силами избегает напоминания о Шерлоке, но Шерлок в его сердце и не требует напоминаний. Он там всегда, с той самой встречи в Бартсе. Находясь в полной изоляции от некогда близких людей, Джон еще держится, но в любой момент выстроенные им крепостные стены могут рухнуть. Мэри появляется вовремя, чтобы внести определенные созидательные изменения в его жизнь.
Второй месяц отношений с Мэри – месяц ломки самого себя. Он кажется самым тяжелым, потому что Мэри, старающаяся чаще бывать рядом с Джоном, раздражает неимоверно. Ее улыбки и касания бесят, ее слова звучат фальшиво, а смех – неприятно и визгливо. Она старательно заглушает собой боль, заглушает собой Шерлока, она хочет заполнить Джона собой и своим образом, а внутренний Шерлок Джона, поселившийся однажды в его сердце, сопротивляется и ведет боевые действия, не собираясь быть изгнанным. Мэри тактически отступает, но не намерена проигрывать, и в конце второго месяца их отношений они держатся за руки: Джон терпит и иногда даже не хочет вырвать свои пальцы из ее крепкой хватки.
Третий месяц – месяц глухой обороны Шерлока в сердце Джона. Мэри тактична и мила. Она приходит в гости и приносит лимонные кексы собственного изготовления, она вытаскивает Джона прогуляться в парк и заставляет его кормить разжиревших уток, все никак не желающих улетать в теплые края. Она целует его в кинотеатре и шепчет на ухо обжигающие слова о любви и понимании. «Что она понимает в любви?», – с горечью думает Джон, приоткрывая рот в ответ на ее настырные действия, – «Что я сам в ней понимаю?». Он все же целует ее сам, в конце третьего месяца так называемых отношений, и Мэри в восхищении трется о него высокой грудью:
– Ты любишь меня, Джон! Ты хочешь меня, Джон! – выдыхает она громким шепотом, обдавая его запахом ментола и ванили.
– Я ненавижу тебя! – кричит про себя Джон. – Я ненавижу себя! – с яростью сжимает ее предплечья, почти кусая за губы.
– Какая страсть, – восхищается она. – Может, поднимешься на чашечку кофе? – они стоят около ее дома, в свете уличных фонарей глаза Мэри загадочно и призывно мерцают – Джон лишь качает головой, отступая на шаг.
– Уже поздно, тебе пора спать, – бормочет он и сбегает.
Мэри с сожалением и жалостью смотрит ему вслед.
Четвертый месяц – месяц близости. Шерлок в сердце Джона сдается, затаившись в самом дальнем уголке. Иногда Джону кажется, что он тоже умер, как и реальный Шерлок Холмс. Но иногда, по ночам, он чувствует легкое касание тонких музыкальных пальцев его сердца и знает, что это – Шерлок. В этом месяце Джон и Мэри впервые занимаются сексом. У Джона не было близости с женщинами со времен падения Шерлока, и теперь он словно учится заново: как поцеловать, что погладить, где надавить, чем раздвинуть, куда вставить. Это смешно, ведь секс основан на голых инстинктах. Он даже не чувствует к Мэри любви, может быть симпатию, но не больше. Просто, когда он сопит, раздвигая ей ноги, когда он мнет ее грудь и когда вбивается в ее лоно, он забывает о боли. На смену ей приходит радость первобытного обладания, сладость удовлетворения и разрядки, чувство теплого и живого рядом. Оказывается, что без Шерлока Джону ужасно одиноко и холодно. Не то, чтобы они с соседом часто обнимались или сидели рядом, соприкоснувшись телами, но тепло на Бейкер-стрит было результатом их общего там присутствия, разговоров и молчания, взаимопонимания и сопричастности общей жизни. Без Шерлока все становится унылым и холодным, и лишь теплые умелые руки Мэри выводят Джона из этого ледяного ада.
Пятый месяц – месяц откровений. Джон впервые рассказывает постороннему человеку, Мэри, о Шерлоке. Нет, о нем невозможно рассказать все, да и рассказ будет далек от истины. Шерлок, этот гениальный мальчишка, впустивший в свою жизнь такого заурядного и покалеченного Джона, подаривший ему увлекательный мир погонь и расследований, с заразительным восторгом щедро делящийся своей юностью и неуемной энергией, невероятный, восхитительный, удивляющий и покоряющий Шерлок просто невоспроизводим ни устно, ни эпистолярно, ни как иначе. Джон даже не пытается, он просто рассказывает Мэри о своей потере, напоминая сам себе эпического Гильгамеша, оплакивающего своего Энкиду. Мэри понимающе молчит, сжимает его руку, успокаивающе гладит по плечу, а потом позволяет выплакаться. Джон не плакал миллион лет, и вот теперь слезы неведомым образом облегчают душу, вымывая если не всю, то хотя бы часть боли. Он вжимается в Мэри и понимает, что больше не чувствует к ней отвращения, нет былой претензии за то, что она пытается вытеснить собой Шерлока. Шерлока больше нет, вытеснять некого. Стоит принять мир таким, каков он есть и перестать ждать чуда. Мэри сама предлагает навестить могилу Шерлока, и Джон соглашается. Ему тяжело там находиться, видеть темный камень с его именем, просто думать об этом месте, как о могиле друга, но Мэри крепко держит его за руку и не позволяет ему даже помыслить о слезах. Слезы остаются внутри, Джон уверен, что они вырвутся наружу ночью, но пока он держится, крепче сжимая руку Мэри в ответ.
Шестой месяц – месяц радикальных мер и глобальных перемен. Проснувшись в одиночестве в своей квартире от очередного кошмара с пробитым мостовой черепом Шерлока, он решает, что с него хватит. Больше Джон не желает спать один и просыпаться в поту и с именем Шерлока в беззвучном крике. Пусть он не любит Мэри, но она любит его. Она хочет видеть его своим, а он хочет покоя. Они могут дать друг другу то, в чем так остро нуждаются. Все просто и понятно. Они используют друг друга, прикрываясь красивыми словами о любви, и Джон не считает это неправильным. В конце концов, все люди используют друг друга, манипулируют, маскируясь благочестивыми порывами. По крайней мере, Джон честен с собой как никогда, он даже рационален, что, как ему кажется, понравилось бы Шерлоку, будь тот рядом. Джону, чтобы не сойти с ума, нужна рядом Мэри, значит, завтра он пойдет в ювелирный магазин и выберет кольцо, а затем сделает ей предложение. В его плане Мэри выглядит неким удобным условием, и это немного смущает. Чтобы реабилитироваться в своих же глазах, он решает, раз уж цели его слегка неблаговидны, все сделать хотя бы красиво. Он заказывает столик в дорогом ресторане и покупает кольцо. Главное, чтобы об этом не узнала Гарри – она отчего-то не любит Мэри. Впрочем, Гарри также нетипично не любит Шерлока, хотя о покойных либо хорошо, либо ничего – Гарри на это плевать. Джон вспоминает недавний разговор у них с Кларой, когда сестра не особо доброжелательно отозвалась о Шерлоке.
– Можно подумать, ты с ним была знакома, – сердится Джон и ловит немного растерянный и виноватый взгляд Гарри. Джон точно знает, что никогда не знакомил сестру с Шерлоком, так что взгляд этот ему непонятен.
– Что с твоим прошлым? – невпопад спрашивает Гарри, вероятно, желая переключиться с неприятного для нее обсуждения Шерлока. – Ты так и не вспомнил то, что забыл?
Джон пожимает плечами:
– Если верить вам с Кларой, это были самые скучные годы, – невесело улыбается он. – Афганистан, конечно, внес некоторое разнообразие, но я об этом не помню.
Гарри сочувственно кивает:
– Друзья по армии пишут? – интересуется она скорее из вежливости. – Ни с кем не встречался?
– Нет, – Джон мотает головой, – пришло, как раз недавно, приглашение на встречу с однополчанами, но я вряд ли выберусь. Ехать далеко, да и не помню никого, – Гарри понимающе кивает, и Джон с легким раздражением думает о том, сколь разные эмоции можно прикрыть одним лишь кивком.
Уже дома он со смесью любопытства и страха достает из ящика стола свой браунинг, долго рассматривает его, гладит по стволу пальцами, прицеливается в стену, затем приставляет дуло к виску и на некоторое время просто замирает, затем с легким вздохом сожаления прячет браунинг обратно в ящик стола, закрывая его на ключ. Он совершенно не помнит, откуда взялся этот пистолет, ведь явно незаконным путем, браунинг не зарегистрирован, но за время дружбы с Шерлоком он не раз выручал их, а еще однажды Джон из него убил человека. «Хорошее средство от головной боли и одиночества», – горько усмехается Джон, – «радикальное».
Сидя за столиком в ожидании Мэри, Джон волнуется. Нет, это волнение не из-за сомнений, согласится ли она выйти за него замуж – в положительном ответе он даже не сомневается. Джон нервничает из-за изменений, которые определенно последуют за обручением. Скорее всего, им с Мэри придется съехаться, а поскольку его квартирка едва подходит одинокому холостяку, это наверняка будет квартира Мэри, пока они не подберут себе подходящий дом в пригороде или в одном из спальных районов. Будут приготовления к свадьбе, выбор посуды и свадебного торта, примерка платья и смокинга, подружки невесты – женщины не могут обойтись без этой свадебной чепухи, хотя Джон предпочел бы простую регистрацию в узком кругу. Вместе с Мэри он получит вдобавок ее визгливую подругу, ее чертову кошку, которую Джон терпеть не может и ее многочисленную беспардонную семейку. Джон очень боится, что просто не выдержит такого длительного сосуществования под одной крышей. Его опыт совместного проживания ограничивается Эндрю и Шерлоком. С Эндрю у них была романтическая связь, прочно основанная на дружбе, а с Шерлоком дружеское соседство. Но оба они были мужчинами. Джон с трудом представляет себе присутствие рядом с собой женщины. Не раз в выходной, а постоянно. С женщинами Джону приятно в постели, но невыносимо в быту. Даже со своих свиданий в бытность Шерлока он сбегал, чтобы не оставаться дольше, чем на ночь. Можно обвинять в этом Шерлока, который старательно разрушал любые даже намеки на длительные отношения с женщинами, но если бы Джон сам этого не хотел, он ни за что бы не допустил такого вмешательства в личную жизнь. А с Мэри придется делить теперь и крышу, и очаг, и кровать всю жизнь, пока кто-нибудь из них не умрет, а вот сбежать будет уже некуда. Эта перспектива кажется Джону ужасной. Он предпочитает спать без одежды, а с Мэри ему придется купить себе пижаму. Подумав про пижаму, Джон опять чувствует тошноту, но все же тошнота предпочтительней постоянной боли. Джон – солдат, хоть и не помнит, каково это, а значит, он сможет вынести присутствие в своей жизни женщины. В конце концов, в эмоционально-сексуальном плане они с Мэри неплохо совпадают. Это не страсть, так, половой акт, скорее на троечку по пятибальной шкале, но, тем не менее, Джону приятно об этом думать. Лучше, чем мастурбировать в кровати или душе, вспоминая Шерлока. Шерлок… В груди опять болит, и Джон торопливо достает из кармана коробочку с кольцом, чтобы отвлечься. Какой-то назойливый официант жужжит над ухом по поводу шампанского и все норовит подсунуть ему винную карту, но Джон слишком поглощен собственными переживаниями, чтобы пытаться быть хотя бы вежливым. Он рассеянно соглашается с предложенным официантом шампанским и открывает коробочку. Кольцо сверкает холодным голубым блеском, отражающимся от крупных граней камня, и Джон думает, что наверняка Мэри оно понравится. Женщины любят украшения, даже такие добродетельные, как Мэри. Становится совсем уныло, когда появляется счастливая разряженная во что-то блестящее Мэри. Такое ощущение, что она догадывается, для чего сюда пришла, а Джона это неимоверно бесит, и раздражение против нее, которое он миновал на втором месяце знакомства, вспыхивает с новой силой. Джон начинает бояться, что просто не потянет брак, вернее не протянет в нем долго, но он всегда слыл человеком уравновешенным, и потому решает довести до конца то, на что отважился, пусть это и будет самая идиотская из его идей. Слава богу, хоть Гарри пока не в курсе предстоящего обручения. Уж она бы вдоволь поиздевалась над ним. Мэри мило щебечет, когда назойливый официант опять пристает с шампанским, и Джон уже готов если не вспылить, то хотя бы вежливо попросить его оставить их в покое, когда поднимает глаза и узнает в официанте Шерлока. Того самого Шерлока, который разбился, прыгнув с крыши Бартса два года назад. У Джона перед глазами плывет шикарная хрустальная люстра, дубовый потолок, удивленное лицо Мэри и пронзительно-прозрачные с затаенной обидой глаза Шерлока. Затем приходит благословенная темнота и забвение.
Острый запах нашатыря немного прочищает мозги и рассеивает туман в голове. Джон боится открыть глаза, чтобы понять, что Шерлок – неправда, видение, галлюцинация…
– Джон, ох, Джон, – испуганно бормочет где-то над ним Мэри, – что с тобой? – острый приступ разочарования – значит, Шерлок всего лишь привиделся, и тут же раскаяние – зачем он так с ней?
Джон чувствует тепло на своей руке и слабо шевелит ею, переплетая в извиняющемся жесте пальцы с чужими и длинными. В эту минуту приходит понимание – рука не Мэри.
– Что ты к нему прилипла? – шипит другой голос, любимый, знакомый каждым оттенком и звуком, даже в таком ядовитом исполнении, особенно в таком: – Ему нужен свежий воздух, а твои духи этому не способствуют. Отодвинься!
– Шерлок! – Джон распахивает глаза и видит его лицо, одновременно и испуганное, и обиженное, и надменное, и сердитое и… они встречаются взглядами… радостное.
– Слава богу, ты очнулся! – восклицает Шерлок. – Прекрасно! Я жив, Джон, вот, убедись, – он сжимает их переплетенные пальцы. – Правда, живой. Все расскажу дома. Собирайся, мы уходим. Мадам, приятно было познакомиться, больше нас не беспокойте! – Шерлок тянет Джона на себя, заставляя того подняться с маленького дивана в фойе ресторана, куда он переместился из обеденного зала непонятным образом.
Джон садится, все еще испытывая легкое головокружение и растерянность.
– Ты живой! – говорит он пораженно, не отпуская руку Шерлока, лишь сжимая ее максимально сильно, до боли в пальцах. – Ты жив! – а это уже обвиняюще, с просочившейся обидой и горечью. – Ты, блядь, заставил меня два года считать тебя мертвым! – прорывает его наконец, и Джон отталкивает от себя руку Шерлока.
Шерлок на мгновение теряется, но тут как раз приходит в себя Мэри:
– Очень приятно с вами познакомиться, – произносит она, вежливо улыбаясь, но глаза остаются холодными, – Джон много о вас говорил. Он так страдал, когда думал, что вы погибли. Это было бесчеловечно, так издеваться над другом, знаете ли, – ее взгляд трансформируется из растерянного в торжествующий, и Джон понимает, что из них троих самая выгодная позиция сейчас у нее. – Пойдем, Джон, после такого потрясения тебе нужен покой. Здесь не место и не время выяснения отношений! – она тянет Джона на себя за руку.
– Никуда он с тобой не пойдет, – в запальчивости заявляет Шерлок, – у него есть дом на Бейкер-стрит, если ты не в курсе, – и он хватает Джона за другую руку и тянет на себя.
Джон видит, как Мэри хочется ответить Шерлоку какой-нибудь ядовитой гадостью, но вместо этого она останавливает себя и замолкает, страдальчески сводя брови к переносице – ее коронный взгляд, способный растопить лед даже в сердце тигра. А Шерлок, не чувствуя подкравшегося поражения, усугубляет ситуацию:
– Тебе вызвать такси или сама доберешься?
Такая грубость по отношению к женщине Джона возмущает. Кроме того, он сам зол на Шерлока и считает, что тот потерял все права на Джона два года назад, когда совершил этот безумный фарс со своим самоубийством. Поэтому он вновь отталкивает от себя Шерлока и произносит отчетливо, стараясь не выдать обиды, затопившей сейчас его целиком:
– Спасибо за любезность, Шерлок. Удачная мысль вызвать нам с Мэри такси. Мне, и правда, нужно немного прийти в себя – твое внезапное воскрешение меня несколько подкосило. Мэри, – она победно приобнимает Джона, помогая ему подняться, – прости, что с ужином так получилось, но мы уходим.
Лицо Шерлока темнеет, несколько эмоций, мелькая, сменяют одна другую, пока свое место не занимает бесстрастность. Что-то Джон успел идентифицировать: обида, раздражение, гнев, а что-то наверняка ускользнуло от него. Шерлок из тех, кто не любит проигрывать, Джон это помнит, и потому ему становится на мгновение жалко друга. Но тут же Джон вспоминает свои бессонные ночи и кошмары, могилу Шерлока и пустоту в душе, боль и тоску. И за все это он не готов простить Шерлока прямо сейчас. Джону нужно просто прийти в себя и осмыслить произошедшее, чтобы не наговорить лишнего и не испортить все окончательно. А еще Джон боится, что грохнется в обморок вновь, как кисейная барышня, если Шерлок еще раз возьмет его за руку – тактильные контакты не про них. Но Шерлок не движется, только смотрит потемневшими глазами, как Мэри уводит Джона, бормоча что-то про «такси» и «я сама». А сердце Джона разрывается от жалости к этому идиоту, оставшемуся в одиночестве посреди холла ресторана.
Шерлок не выдерживает и бежит за ними:
– Джон, ты не можешь так уйти, – кричит он, настигая его и разворачивая к себе, – мы должны поговорить.
Джон мгновенно закипает:
– Удачно ты вспомнил про разговоры, – кричит в ответ, – жаль, что не тогда, когда решился изображать из себя мертвеца. Ты знаешь, я был на твоей могиле, Шерлок! И это ужасно, не желаю тебе подобного испытать! – Джона прорывает, и от злости он готов ему врезать. – Ты бессовестный мерзавец, знаешь ли, эгоист бессердечный, машина вычислительная. Ненавижу тебя! – он толкает Шерлока в грудь, а тот в ответ толкает Джона.
Не сильно, но Джон, и без того слабо держащийся на ногах после обморока, оступается и падает. Стукнувшись затылком об удачно подвернувшуюся ковровую дорожку на кафельном полу, Джон погружается в темноту. Второй раз за вечер – удачная вылазка в ресторан.
Темнота расступается, рассеивается и являет Джону заброшенный ветхий дом, с узким длинным коридором и множеством выходящих в него комнат. Джон бежит по этому коридору и толкает каждую дверь в поисках Шерлока. Но везде чужие равнодушные лица, с закрытыми глазами, словно неживые, они лежат на полу, на каких-то драных матрасах. В другой бы раз Джон задумался, что с ними, не нужна ли медицинская помощь, но сейчас он ищет Шерлока. Это жизненно необходимо. Сердце громко ухает в груди, в нос забивается запах пыли и чего-то сладковатого. Джон помнит этот кошмар, преследующий его всю ту жизнь с тех пор, как он очнулся в военном госпитале. Он бежит по этому чертовому дому, распахивает двери и все ищет и ищет кого-то. Раньше Джон полагал, что ищет Эндрю и не находит его, потому что тот мертв. Такой вот привет из подсознательного – у фрейдистов получилось бы объяснить лучше, но Джон никогда не увлекался психоанализом, а его психотерапевт твердил что-то про ПТСР и трудности с доверием. Но после падения Шерлока кошмар видоизменяется. Джон теперь знает, что ищет Шерлока, он зовет его, именно его, и всегда находит в конце коридора, на площадке, куда выходит лестница на второй этаж. Только Шерлок мертв. Он лежит на полу, раскинув руки и подогнув под себя одну ногу, его кудри, разметавшись вокруг головы, пропитываются кровью. Джон спотыкается, будто наталкивается на стеклянную преграду, падает, пытается подняться, тянется руками к Шерлоку, чтобы проверить пульс, просто дотронуться до него, но голова кружится, к горлу подкатывает тошнота, перед глазами начинает мерцать мир. Это здесь, Джон уверен, кусок реальности, который переплелся с давним кошмаром – момент, когда Шерлок прыгнул с крыши Бартса, и он, Джон, бежит к его еще не остывшему телу, и все никак не может добраться. Этот модернизированный кошмар мучит его почти каждую ночь, и лишь в последние месяцы, рядом с Мэри, Джон просыпается без них. Именно обстоятельство их отсутствия в присутствии Мэри и служит отправной точкой сегодняшнего неудачного предложения. Но всегда, даже в самые плохие дни, Джон знает, что это – всего лишь кошмар. Он знает, что это сон, когда просыпается, но теперь все происходит до жути реально. Нет липкого сновиденческого тумана, замедленности в движениях, когда продираешься вперед, словно сквозь кисель, нет некой пространственной искаженности и гротескной трансформации окружающей действительности. Все реально: реальный дом, реальный мусор под ногами, реальные люди за дверями и реальный запах пыли. Джон бежит по коридору. Где-то за спиной что-то неудобно ударяет по пятой точке, но времени хотя бы поправить это что-то, скорее всего, сумку через плечо, тоже нет. Джон бежит, потому что знает – может не успеть. Он выскакивает на уже знакомую, но такую реальную площадку перед лестницей и застает мерзкую картину насилия, от которой на время теряет способность соображать и двигаться. Шерлок, совсем еще юный, до дрожи прекрасный и невинный бесчувственно болтается на руках двух громил, а третий тип, в кожаной куртке с расстегнутыми джинсами, вбивается в Шерлока, удерживая того за белоснежные бедра, оставляя на них синяки своими грязными грубыми ручищами. Он облизывается, откровенно наслаждаясь происходящим, насаживает покорного Шерлока на свой член, и долбится, долбится в него. Потом он тянет Шерлока за кудри, и тот запрокидывает голову, открывая мутные глаза, а один из амбалов всаживает ему в предплечье укол, после чего Шерлок тихо соскальзывает в другой мир. Тип в куртке все еще насилует бессознательного Шерлока. При этом его рот произносит ужасные вещи, которые хочется загнать ему обратно ударом кулака, до потери зубов и крови, польющейся в глотку, но Джон делает лучше, вновь обретая волю и способность двигаться. Он выхватывает из-за пояса джинсов браунинг и всаживает насильнику пулю в висок, вторую пулю Джон отправляет одному из громил прямо в лоб, а другому в шею. Из шеи начинает хлестать кровь, она попадает на Шерлока, который бесконечно долго падает на пол, погребенный под тяжестью убитого амбала. Джон кидается к Шерлоку, чтобы вытащить его, к горлу подкатывает тошнота – вот он знакомый сладковатый запах. Джон дотрагивается до скользкого от крови и неподвижного тела Шерлока, и приходит в себя.
– Шерлок! – кричит Джон в ужасе и распахивает глаза.
Первым, кого он видит, склоненного над ним Шерлока, бледного и напряженного. Он хмурится, всматривается в Джона, словно пытаясь рентгеном просветить, и кусает губы. Джон лежит на полу в фойе ресторана, его голова покоится на коленях Шерлока, который легкими едва ощутимыми движениями массирует ему виски, иногда перебирая короткие пряди волос, и это самое прекрасное, что может случиться – прикосновения и чувства никогда не были сильной стороной их взаимоотношений.
– Наконец-то ты очнулся, – выдыхает Шерлок и отдергивает пальцы от головы Джона. Он выглядит слегка виноватым, вновь превращаясь в того мальчишку, которого Джон впервые увидел в лаборатории Бартса. – Прости меня, я не хотел. Это случайно вышло. У тебя даже шишки нет – удачно упал, – Джон и сам знает, что упал удачно, по крайней мере быстрая оценка состояния организма говорит о том, что с ним физически все в порядке. – Но ты так кричал… – Шерлок все смотрит в глаза Джона, и их затапливает какое-то эйфорическое безумие.
Джон также маниакально улыбается в ответ и бормочет:
– Я рад, что ты жив, Шерлок, я рад, так рад! Но ты скотина, Шерлок, какая же ты скотина!
Шерлок радостно кивает, соглашаясь, и все смотрит в глаза, будто пытается в них что-то прочитать:
– Тебе уже лучше, Джон? Ты звал меня. Что ты видел?
Джон трясет головой, которая все еще немного гудит после падения, и произносит:
– Кошмар, Шерлок. Оживший кошмар, мать его. Только до жути реалистичный.
– Тот самый? – осторожно спрашивает Шерлок, имея в виду кошмар после Афганистана, которым Джон довольно часто будил его.
– С измененным финалом, – признается Джон. – Будь я проклят. Никогда больше не хочу такого видеть. Как будто все это было на самом деле. Мерзость!..
Джон чувствует себя скверно, не физически, падение не стало причиной травмы, уж в этом Джон разбирается. На него угнетающе действует то, что он видел, когда отключился – и это предел его выносливости. Дальше только могила. Умом Джон понимает, что таким вот садистским способом его подсознание только что наказало Шерлока за обман, но до чего же жестоко. Даже для злости Джона это уже через край, и Джон просто боится сам себя, своих реакций и внутренних комплексов. Им не нужно больше видеться, чтобы не усугублять злость Джона. Взять паузу – хорошая идея. Джон осторожно отстраняется от Шерлока и садится на пол. Мир вокруг постепенно приходит в норму, суетятся какие-то люди, девушка-администратор что-то говорит по телефону, не спуская с них подозрительного взгляда. Джон понимает, что надо уйти, оставить Шерлока, но сил на это простое действие нет. Слишком недавно еще Шерлок был мертв, чтобы Джон сумел превозмочь страх перед его смертью и расставанием. Но тут более чем удачно появляется Мэри, оттесняет Шерлока, вклинивается между ними и, обнимая Джона, тянет его вверх:
– Такси приехало. Пойдем, Джон. Нам пора! – и Джон позволяет себя увести, на сей раз стараясь не думать о Шерлоке, потому что мысли о Шерлоке точно вирус гриппа – стремительны и заразны, не успеешь оглянуться – весь организм поражен Шерлоком.
В доме Мэри, куда она его привозит, даже не спрашивая согласия, до неприличия воняет кошкой, отчего к горлу Джона подкатывает тошнота. Мэри усаживает его в кресло, суетится, готовит ромашковый чай и все время что-то говорит. Джон отключает слух, но жужжание про невозможные манеры и чудовищный обман, все равно умудряется просачиваться в мозг. В какой-то момент Джон понимает, что взорвется или наорет на Мэри, и сбегает в ванную. Он долго стоит под холодным душем, совершенно этого не замечая, а затем выходит, замерзший до невозможности. Мэри опять что-то бормочет про сломавшийся нагреватель, накидывает на Джона теплый халат и затаскивает в постель. Она еще пробует с ним заигрывать, но Джон просто тупо лежит и не шевелится, даже член не подает признаков жизни на все ухищрения Мэри, что вполне понятно, его фантазией все это время был Шерлок, и на Мэри он переключился от безысходности. Теперь же, когда объект любви опять возникает на горизонте, член не намерен терпеть какой-то суррогат и подделку, он, бедный, и так натерпелся от того бесчисленного количества женщин, вереницей прошедших через недоотношения с Джоном Ватсоном, и перегрузка после двух лет воздержания способна довести его до бессилия. Джон притворяется спящим (после случившегося кошмара он просто боится спать) и вяло размышляет на тему того, что же теперь делать с Мэри. Понятно, что жениться на ней уже совсем не обязательно. Джон рад, что не успел сделать предложения, иначе выглядел бы в ее глазах окончательным подлецом. Но Джон и так знает, что подлец – тут без споров. Он вообще не понимает одного, каким образом идиотская идея жениться пришла ему в голову. Дикие нелепые идеи для него не характерны. Единственное оправдание – Джон был доведен до ручки, находился на пределе, возможно, на грани нервного срыва или суицида, не зря он так часто в последнее время извлекал любимый браунинг и экспериментировал с ним в тактильных ощущениях. А во всем виноват Шерлок, чертов Шерлок, инфантильный в чувствах мальчишка, не желающий взрослеть Питер Пен. Это он прыгал с крыши на глазах Джона, это он изображал из себя мертвого, это он два года где-то скрывался, и это он несколько часов назад опять возник в жизни Джона. Господи, разве можно так жить и остаться нормальным? Джон мрачно размышляет над тем, как Шерлок выглядел и что говорил, вспоминает его прикосновения и движения, вспоминает улыбки и гримасы. Боже, как же всего этого не хватало. Джон радуется тому, что Шерлок жив, но тут же злится на него за обман. И так его бросает на этих эмоциональных качелях, от любви до ненависти, часов до трех ночи. Рядом похрапывает Мэри, а у Джона опять начинается маниакальный синдром – непреодолимое желание срочно увидеть Шерлока, ради чего он готов Букингемский дворец взорвать без сожаления, если понадобится. Джон еще некоторое время борется с собой, а потом просто подрывается, быстро натягивает одежду и выскакивает из дома Мэри, даже не потрудившись оставить записку. Он ловит такси и называет адрес – Бейкер-стрит, 221 «Б». В машине Джон старается убедить себя, что едет всего лишь выяснить правду – что побудило Шерлока изобразить самоубийство, и где он был все это время, но на самом деле Джону просто нужно его увидеть. Еще раз убедиться, что он жив: услышать его голос, вдохнуть его запах, почувствовать прикосновение его кожи, увидеть его прозрачные глаза в темном ободке. Как и прежде Джона охватывает чувство недостаточности Шерлока, когда его даже не хочется, а требуется ощущать рядом двадцать четыре часа в сутки. Когда Джон выходит из такси, его встречают нежные звуки скрипки и красивая мелодия в исполнении Шерлока. Джон маньячно улыбается – Шерлок его ждет.
