Текст книги "Провалы (СИ)"
Автор книги: Ifodifo
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
========== Часть 1. Первое знакомство. Джон. ==========
Я тебя не вспоминаю,
Для чего мне вспоминать?
Это только то, что знаю,
Только то, что можно знать.
Край земли. Полоска дыма
Тянет в небо, не спеша.
Одинока, нелюдима
Вьется ласточкой душа.
Край земли. За синим краем
Вечности пустая гладь.
То, чего мы не узнаем,
То, чего не нужно знать.
Если я скажу, что знаю,
Ты поверишь. Я солгу.
Я тебя не вспоминаю,
Не хочу и не могу.
Но люблю тебя, как прежде,
Может быть, еще нежней,
Бессердечней, безнадежней
В пустоте, в тумане дней.
Г.Иванов
Джон заканчивает смену позже обычного (Гарольд, недавно устроившийся к ним, в социальную помощь, опоздал на дежурство, и Джону пришлось самому принимать бездомного с дислокацией, а затем определять его на ночлег). Теперь, растеревшись под прохладным служебным душем жесткой мочалкой с дезинфицирующим мылом и переодевшись, он идет домой и мечтает только о сне. В его маленькой квартирке социального жилья всего одна комната с неудобным продавленным диваном, который привезла Гарри, когда он только въехал сюда. И Джон искренне любит этот жесткий, неудобный диван. Джон мечтает о том, как достанет из шкафа хрустящие, пахнущие чистотой и прачечной простыни, застелет ими желтый выцветший плюш, снимет одежду и нырнет под одеяло голышом. Джон всегда спит без белья, потому что любит чувствовать свободу, потому что живет один, потому что ему просто так хочется. Возможно, это дань юношескому бунтарству, которое уже прошло, но осталось такой вот безвредной привычкой, тихое воспоминание о том, кем он когда-то был. Вспоминать о себе восьмилетней давности приятно, но грустно, а иногда и больно. Тот юноша, вырвавшийся из-под родительской опеки, постигающий азы медицинских знаний, свободы и плотской любви, остался в прошлом. Родителей давно нет в живых. Джону – двадцать шесть. Он работает врачом в социальной помощи, организации, созданной на общественных началах и функционирующей на пожертвования частных лиц. По сути, она включает в себя маленькое приемное отделение, громко именуемое поликлиникой, где оказывают первую помощь всем нуждающимся, вне зависимости от наличия документов и страховки, небольшую амбулаторию на две палаты по десять коек, именуемую не менее гордым названием «больница» и ночлежку со столовой и двумя спальными залами, именуемыми приютом. Джон ни с кем не встречается, по выходным зависает в пабе с сестрой Гарри и не знает, чего хочет от этой жизни. Нет, ему нравится его работа, пусть он и не стал хирургом, но зато он помогает людям, ведь даже опустившиеся на дно бомжи и наркоманы – люди, и им тоже нужен тот, к кому можно обратиться за помощью. Джон любит свою работу, но все чаще по ночам чувствует в сердце пустоту и одиночество. Гарри говорит, что ему нужна подружка, что ему надо устроиться в приличное место на приличную зарплату (с его-то дипломом и стажировкой можно хотя бы попытаться), но Джон знает, что не уйдет отсюда. Уйти – значит предать тех, кто ему доверяет, а он не может предать опять, поэтому продолжает работать.
До дома Джона можно дойти двумя путями: длинным и коротким. Длинным – по хорошо освещенной улице, коротким – темным проулком через сомнительные в своей безопасности дворы. Джон очень хочет домой, на свой продавленный в желтом плюше диван, и потому, игнорируя опасность, сворачивает в проулок. Кому он, жалкий доктор без гроша в кармане, нужен? Фонари ожидаемо разбиты, единственным освещением остается тусклый свет из занавешенных окон близлежащих домов. Джон ступает осторожно по крошеву из камней, стекла и прочей грязи, стараясь обходить лужи и рытвины. Темнота вокруг давит и подстегивает ускорить шаг. Не то чтобы Джон боялся, нет, он скорее из адреналиновых наркоманов, тех, кому нравится ощущение опасности, но сейчас совсем не хочется вступать в драки и нарываться на неприятности. Джон сильно устал, и больше всего на свете хочет спать. Он настолько поглощен прокладыванием себе дороги в этом слабо различимом во тьме лабиринте бытового шлака, что не замечает нечто большое и темное, лежащее прямо на пути, пока не спотыкается и не падает, едва успев вытянуть вперед руки. Джон матерится и шарит перед собой, понимая, что запнулся о скрючившегося на земле человека. Сердце бешено стучит в груди, сонливость улетучивается, ясность возвращается в сознание стремительно, переключая режим функционирования организма с «усталости» на «экстренный вызов». Джон, подсвечивая себе дешевым телефоном, переворачивает тело на спину и профессионально быстро оценивает состояние: без сознания, лицо в крови, но это, скорее, мелкие ссадины, чем глубокие раны, частый нитевидный пульс, зрачки суженные, руки холодные. Джон торопливо ощупывает тело на предмет видимых повреждений, потом осматривает свои руки – кажется, крови нет, только грязь. Некоторое время Джон размышляет, что делать. Вернуться на работу – не вариант, он просто не дотащит найденыша. Вызвать скорую также представляется трудноисполнимым – куда вызывать, кто скажет точный адрес этого закоулка, да и когда приедет эта самая «скорая» помощь. Джон еще раз оглядывается, принимая решение принести тело к себе домой, в надежде, что внутренних кровотечений все же нет. В домашней обстановке он сможет лучше оценить состояние здоровья пострадавшего, туда же будет проще при необходимости вызвать скорую. Страха привести домой постороннего нет – Джон слишком давно вращается в кругах сирых и убогих, чтобы бояться их, его знает и уважает вся местная шпана, и он абсолютно уверен, что у него нечего красть. Он не раз оказывал первую помощь на дому и сейчас не видит в этом ничего неправильного. Подхватив оказавшееся неожиданно высоким тело, Джон осторожно, но настойчиво увлекает его в сторону дома. Гарри бы сказала, что Джон излишне сентиментален, но Джон знает, что просто отдает долг.
Они поднимаются на нужный этаж с трудом. Тело все еще без сознания, волочит ноги, навалившись всей тяжестью на маленького в сравнении с ним Джона. Но Джон крепкий, он твердо держит его под мышки, когда пытается прислонить к стене, чтобы открыть дверь. Тело не стоит и медленно съезжает по стеночке на пол. Джон удерживается от желания подхватить, достает ключи, открывает дверь, зажигает свет и, наконец-то, втягивает тело в квартиру. Он укладывает его прямо на пол посреди комнаты, чтобы лампочка без абажура под потолком лучше осветила проблему, с которой предстоит иметь дело. Джон, стараясь не суетиться, снимает куртку, тщательно моет руки, достает свою домашнюю аптечку, натягивает латексные перчатки. Теперь можно заняться осмотром. Тело на полу лежит, раскинув в стороны руки и ноги, теперь, в свете электрического освещения, Джон видит, что найденыш – избитый молодой парень в дорогом костюме и шерстяном пальто. Ботинки отсутствуют, только мокрые грязные носки. Джон предполагает, что парня банально ограбили, возможно, не появись так вовремя Джон, он вообще остался бы без одежды. Джон отбрасывает последние сомнения и, наконец, приступает к осмотру. Парня, похоже, били недолго. Джон осторожно снимает пальто, расстегивает пиджак и когда-то сливового, а ныне грязно-бурого цвета рубашку, проверяет состояние кожного покрова и ребер. Ничего не сломано. Закончив с поверхностным осмотром, он изучает голову и лицо. Серьезных повреждений нет, лишь шишка под копной грязных свалявшихся кудрей говорит о том, что парня слегка приложили затылком об асфальт, или он сам так удачно упал. Впрочем, причина его бессознательности кроется определенно в другом. Джон недолгое время с сожалением рассматривает лицо страдальца, в коросте подсохшей крови и грязи, и, прежде чем заняться обработкой ран, окончательно раздевает тело до трусов, попутно проверяя карманы на предмет идентификации личности. За подкладкой пиджака он нащупывает квадратик картона, которым оказывается визитка с номером телефона и именем «М.Холмс», которую Джон рассеянно прячет в карман рубашки – ни мобильного, ни прав, ни бумажника, ничего, что не удивительно, в их районе таких богатых клиентов раздевают догола. Переключая внимание на тело, Джон отмечает несколько гематом и ссадин на ребрах – ничего серьезного. Сюрприз ожидает при осмотре рук, когда Джон видит дорожки от уколов на сгибе локтей, и тогда все становится понятно – перед ним наркоман. Джон морщится, всегда неприятно наблюдать за тем, как люди добровольно гробят свою жизнь. Парень худой и нескладный, с белой, почти алебастровой кожей и россыпью по-детски трогательных родинок. Следы уколов то и дело приковывают к себе внимание, пока Джон считает пульс и меряет давление. Все обстоит очень скверно: сорок на ноль – плохой прогноз. Нужно срочно поднимать давление, спасать. Пока Джон поспешно роется в аптечке, в голове лихорадочно скачут мысли о том, что делать. По-хорошему, следует вызвать скорую. Но парня жалко – тут же поставят на учет со всеми вытекающими последствиями. Да и не до скорой сейчас – вытянуть бы с того света. В аптечке есть необходимые лекарства, система и приспособление, сконструированное самим Джоном из проволоки и бинта, с помощью которого ему уже не раз доводилось цеплять капельницу к раме окна, находящейся в непосредственной близости от любимого дивана. Он действует быстро и решительно, подхватывает наркомана за подмышки и переносит на диван. Некоторая заминка возникает с венами – в целом, они в приличном состоянии. Джон делает вывод, что парень не колет себе всякую дрянь, и даже очень беспокоится о собственном здоровье, что звучит несколько странно, поскольку употреблять наркотики априори означает стремительно нестись к собственной гибели. Джон вводит под кожу камфору и кофеин и некоторое время наблюдает за реакцией. Затем опять считает пульс и меряет давление. Не вполне удовлетворенный результатом, достает ампулу эуфиллина и бутылку физраствора. Ловко пристроив бутылку к раме окна с помощью собственной конструкции, он подключает систему, вводит в физраствор эуфиллин и выбирает вену получше. Затягивая жгут выше сгиба локтя, Джон пару раз сжимает и разжимает безвольную ладонь, нагнетая кровь, трогает подушечкой пальца взбухший под кожей бугорок и осторожно вводит иглу. Убедившись, что вену не проткнул, отпускает жгут, фиксирует иглу кусочком пластыря, подложив под нее предварительно комочек ваты, регулирует скорость подачи лекарства, и некоторое время ждет. Затем еще раз проверяет пульс и давление. Удостоверившись, что пока все идет удовлетворительно, позволяет себе немного расслабиться и заняться обработкой ссадин. Он смывает грязь и запекшуюся кровь с лица парня, дезинфицирует порезы. Джон рассматривает его с каким-то болезненным сожалением: совсем молодой, лет двадцати, красивый, тонкий профиль, четко очерченные капризные губы, резкие скулы. «Ему бы в кино сниматься или стихи писать», – отстраненно думает Джон, собирая использованные шприцы, вату и пустые ампулы. Грязные вещи парня он относит в ванную. Дорогое пальто и костюм, наверное, можно выкинуть, так они испорчены, но Джон все же вешает их на вешалки и цепляет за батарею. Рубашку, чуть помедлив, бросает в корзину с грязным бельем. На кухне Джон готовит себе тосты с джемом, ставит на плиту чайник. Ожидая, пока он закипит, убирает обратно в аптечку ненужные уже вату, перекись водорода, пластырь. Опять заглядывает к парню. Кажется, на щеках появляется румянец, пальцы не такие ледяные, как были. Давление постепенно поднимается, восстанавливается пульс. Джон накрывает парня своим одеялом и стелет себе на полу. К тому моменту, когда Джон дожевывает тосты и выпивает чай, капельница почти заканчивается, и Джон достает заветные ампулы налоксона. Каким чудом они оказались в его аптечке, он уже не помнит, кажется, у них даже срок годности просрочен, но это вроде не важно. Если и есть возможность как-то помочь опиатному наркоману в этой ситуации, то только с налоксоном. Джон опять с сожалением осматривает сгибы локтя парня, а затем, определившись с рукой, вновь пускает по вене препарат. Джон не планирует спать, ему нужно подождать хотя бы час, чтобы ввести налоксон повторно, дабы не накрыло при выходе из передоза, однако глаза слипаются, и он решает прилечь всего на четверть часа, засыпая еще до того, как голова касается подушки. Джон просыпается как по команде, с ужасом смотрит на часы и облегченно вздыхает – проспал ровно час. Он опять проверяет дыхание, зрачки, давление, даже температуру меряет и слушает сердце, и только после этого вводит внутривенно повторный налоксон. Парню определенно лучше, и это радует. Теперь Джон может со спокойной совестью вернуться к своей подушке. В кои-то веки он спит глубоко, без привычных кошмаров и просыпается под звук будильника.
Некоторое время он тупо таращится в потолок, не понимая, почему лежит на полу, затем вспоминает события прошлого вечера и быстро поворачивается набок, чтобы взглянуть на своего пациента, который уже не спит, в свою очередь внимательно разглядывая Джона раскосыми прозрачными в темном ободке глазами.
Джон облизывает пересохшие губы и хрипло спрашивает:
– Как себя чувствуешь? – не дожидаясь ответа, он откидывает плед, встает и, делая пару шагов к дивану, профессионально считает пульс, приложив пальцы к бледному запястью, проверяет температуру, коснувшись лба ладонью, заглядывает в глаза. – Голова кружится? Тошнит? Пить хочешь?
Парень кивает, но продолжает молчать, позволяя совершать с собой все означенные манипуляции. Джон одергивает задравшуюся на животе футболку и шлепает босыми ногами на кухню. Там он наливает в кружку остывший вчерашний чай, добавляет три полные ложки сахара, всыпает витамины, размешивает и возвращается к своему пациенту.
– Вот, выпей, – советует он, – должно полегчать.
Парень благодарно снова кивает и трясущимися руками принимает намешанную Джоном бурду. Он пьет крупными глотками, проливая желтые капли на голую грудь, и при этом продолжает сверлить Джона своими прозрачными глазами. Джон убирает капельницу, так и оставшуюся висеть на раме окна, достает тонометр, надевает манжету на худую руку и меряет давление. Потом, не особо церемонясь, слушает сердце.
– Ты более-менее в порядке, – сообщает он парню результаты осмотра, – но это временное явление. Продолжишь колоться, – губы Джона сдвигаются в тонкую линию, – однажды тебя найдут в какой-нибудь канаве и откачать уже не смогут.
Глаза парня превращаются в две злые колючие льдинки, и Джон уже жалеет о вырвавшемся нравоучении. Он знает, что уговаривать наркомана бесполезно. Махнув рукой, встает и начинает сворачивать плед, под которым спал. Парень молчит, продолжая гипнотизировать Джона взглядом. Джон старается не обращать внимания, занимаясь своими утренними делами. Он уходит в ванную, предварительно включив чайник, а когда возвращается, освеженный душем и чисто выбритый, в дурацком махровом халате, парень все еще продолжает лежать на диване, укутавшись в одеяло до самого подбородка. Джон достает из шкафа чистую рубашку, джинсы, носки, трусы и уходит в ванную переодеться. Его немного напрягает присутствие в квартире постороннего, из-за чего он не может спать так, как привык и там, где привык, из-за чего приходится переодеваться в тесной и холодной ванной комнате, из-за чего он ощущает несвободу. Но раздражение носит легкий преходящий характер, Джон не злится по-настоящему. Он заваривает свежий чай, делает тосты все с тем же джемом и возвращается к парню. Поставив перед ним тарелку и кружку чая, снова уходит на кухню. Время поджимает. Чтобы не опоздать на работу, Джону нужно выйти через десять минут.
– Ты помнишь, кто тебя избил? – спрашивает он, чтобы хоть как-то расшевелить незнакомца.
Тот мотает головой и отваживается на встречный вопрос:
– Ты кто?
Ответов много: от «я – человек» до «я – доктор», но Джон отвечает развернуто:
– Работаю в социальной помощи. Нашел тебя, когда шел домой. Ты был в отключке. Мне пора на работу. Твоя одежда висит в ванной. Может быть, ее можно еще спасти. Попробуй щеткой почистить, на полке найдешь, – советует он. – Рубашка в грязном белье. Когда будешь уходить, просто захлопни дверь. И поешь обязательно, – Джон строго смотрит на парня, как бы спрашивая того, все ли он понял.
Парень кивает, прочищает горло и неожиданно спрашивает:
– Как тебя зовут?
– Джон, – отвечает Джон, – Джон Ватсон.
– А я Шерлок, – представляется страдалец, – Шерлок Холмс, – и нерешительно протягивает узкую прохладную ладонь.
– Приятно познакомиться, Шерлок, – улыбается Джон, пожимая ему руку, – рад, что тебе лучше, а теперь мне пора.
Шерлок кивает и тихо спрашивает:
– Почему ты меня подобрал?
Джон пожимает плечами:
– Это моя работа – не дать тебе умереть.
Шерлок молчит, удивленно смотрит на него и о чем-то думает. Джон запихивает в рот последний кусок тоста, выпивает залпом оставшийся чай, сует в раковину кружку, хватает ключи с полки, сумку и куртку с вешалки.
– Пока, рад был знакомству, – бросает он на бегу.
День предстоит тяжелый, и Джон ментально уже совсем далеко отсюда. Он почти забыл своего случайного пациента, и лишь на заднем плане толкаются мысли о том, как быстро при подобном образе жизни такая красота может исчезнуть с лица земли. Но Джон гонит эту мысль, переключаясь на дела социальной службы. Он совершенно уверен, что больше они никогда не встретятся.
Гарольд задерживается после ночной смены, чтобы выпить с Джоном кофе. Кофе – дрянной, из аппарата, зато есть две булочки с корицей, которые принесла старшая медсестра из приютской столовой. Джон и Гарольд пьют кофе на маленьком балкончике, выходящем на стоянку с видом на кирпичную стену пятиэтажного дома напротив. Оба не курят, наслаждаясь прохладой утреннего воздуха, тишиной и взаимной приязнью. Гарольд симпатичен Джону, он лет на пять старше, успел поработать в лондонской больнице и уже не относится к категории молодых специалистов, в отличие от самого Джона. Врачей в социальной помощи не много, кроме них двоих, еще старая дева мисс Смит, исключительно суровая и неприятная женщина, тощая и прямая, как палка, не очень доброжелательная, мягко говоря, к их не простым пациентам, а также пенсионер с легкой степенью маразма мистер Биннер, безобидный и добродушный в своей старости. Гарольд и Джон с удовольствием болтают между сменами, обмениваются анекдотами и смешными случаями из жизни. До стадии друзей, которые после работы выпивают в пабе они еще не дошли. Нельзя сказать, что Джону это нужно, ему хватает запойных выходных с сестрой, но Гарольд определенно продвигается в этом направлении. Джон не уверен, что согласится, когда (если) предложение поступит, и его отказ не повлечет недопонимание и обиду, но пока предложение о совместном распитии пива не высказано вслух, он может расслабиться.
Джон рассеянно слушает рассказ Гарольда об однокласснике, который ушел служить в армию, подписав контракт на два года, и размышляет о давешнем наркомане. Джон сожалеет, что не успел утром поговорить с Шерлоком (да, Джон помнит его имя) и расспросить его подробнее. Возможно парню нужна помощь, или ему некуда идти. Тут до Джона доходит, что скорее уж ему не в чем идти – ботинки-то с Шерлока сняли, и его начинает разбирать смех. Возможно, вернувшись домой, Джон не досчитается одной пары обуви. Впрочем, об этом он не жалеет. Представляя лицо Шерлока, Джон по настоящему жалеет лишь о том, что такой красивый парень убивает себя наркотиками. Что подтолкнуло его к такому фатальному увлечению? Семейная трагедия? Пресыщенность? Вседозволенность? Случайность? Парень не похож на порочного и испорченного деньгами юнца, но Джон очень сомневается в своей способности судить о людях по внешности. Джон качает головой своим мыслям и тут же получает ответную реакцию Гарольда:
– Так ты тоже считаешь, что служба в армии – святая обязанность каждого мужчины? – удивленно спрашивает он.
Джон пытается скрыть смущение от того, что не слушал коллегу, собирается и отвечает максимально развернуто, стараясь не показать, что некоторые рассуждения Гарольда он просто прослушал:
– Нет, армия – не самый лучший способ стать мужественным, – мягко улыбается он, отпивая кофе, – это скорее способ самоубийства. И хоть почти каждое лето в подростковом возрасте я проводил в военном лагере и даже занимался стендовой стрельбой, у меня никогда не было желания пострелять по живым мишеням, чтобы доказать, что я мужчина. Для этого существует масса других, более приятных и жизнеутверждающих способов…
– Юноша становится мужчиной рядом с женщиной, ты об этом? – провозглашает Гарольд, и почему-то пристально и одновременно вопросительно смотрит на Джона, словно вызывая того на бОльшую откровенность, но Джон не поддается на провокацию, лишь кивая в знак согласия.
Ему есть, что сказать по этому поводу: не в женщине дело, а в объекте, который хочется защищать и оберегать, вне зависимости от пола, но Гарольда это не касается. В конце концов, Джон не желает пить с ним пиво, его устраивает больничный кофе, и хватит об этом. Наступает та самая неловкая пауза, когда следует либо разрядить обстановку, пошутив, и переключиться на разговор о чем-то нейтральном, либо вовсе свернуть беседу и попрощаться. Джон выбирает последнее, одним глотком допивает остывшую бурду, сминает пластиковый стаканчик и, улыбаясь, возвращается в ординаторскую. Гарольд следует за ним, закрывая балконную дверь.
– Ну что ж, пойду к страждущим, – шутит Джон, надевая халат, – было приятно поболтать, Гарольд.
– Удачи, Джон, – откликается тот, продолжая сверлить его непонятным взглядом, который Джон успешно игнорирует.
Начинается новый рабочий день, который обещает быть трудным. Вчерашний понедельник, конечно, побил все рекорды невезучести, но вторник, по опыту, ничем не лучше начала недели. Джон коротко вздыхает и выходит в коридор, направляясь в приемное отделение, где его ждет медсестра Зои, симпатичная крашеная блондинка, и толпа пациентов.
День близится к концу, а у Джона так и не выдается свободная минутка, чтобы хотя бы перекусить. Зои приносит ему батончик мюсли и все тот же мерзкий кофе из автомата, за что Джон ей искренне благодарен. Батончик он съедает, пока очередной пациент раздевается за ширмой, кофе забывает на подоконнике, а когда вспоминает про него, уставший и вымотавшийся, кофе уже остыл и покрылся противной пленочкой. Но Джон все же выпивает его, почти не замечая отвратительного вкуса, улыбается Зои и кивает, приглашая нового пациента. Вечер наступает стремительно, вместе с последним страждущим. Джон трет покрасневшие глаза, удовлетворенно отмечая, что вот уже три минуты никто не стучится в дверь. Зои радостно кивает головой, подтверждая, что прием окончен. Джон с наслаждением потягивается, мечтая о том, как вытянется на любимом диване. Мысли о сне задвигают на задний план мысли о еде. Джон отказывается от служебного душа, переодевается в ординаторской, забирает куртку и сумку, переобувается и направляется к выходу, по дороге прощаясь с медперсоналом. На выходе он притормаживает, поднимая лицо к небу, чтобы определить, что происходит с погодой. Небо, как всегда, затянуто низкими тучами, туман сгущается над городом, а пронизывающий ветер нахально забирается под куртку своими щупальцами. Джон удовлетворенно отмечает отсутствие дождя, застегивает молнию куртки и сбегает по ступенькам вниз, где налетает на притаившегося в сумерках человека.
– Черт, простите, – бормочет он, стараясь обойти преграду, и внезапно узнает пальто давешнего парня, Шерлока.
Джон удивленно поднимает взгляд вверх и встречается со знакомыми отстраненно светлыми глазами в черной окантовке. Шерлок стоит на его пути, подняв воротник пальто и засунув руки в карманы, смотрит на Джона вопросительно и в то же время требовательно. Джон изучает его, отмечая отчищенную от грязи шерсть, идеально сидящие брюки и нелепо торчащие белые кроссовки самого Джона. Губы невольно растягиваются в дурацкую улыбку:
– Рад, что тебе не пришлось ходить босиком по нашему району, Шерлок, – произносит Джон.
Тот нетерпеливо дергает плечом и сердито отвечает:
– Не понимаю, почему грабеж всегда начинается с обуви, это же, в первую очередь, не гигиенично. Прости за то, что одолжил твои кроссовки.
– Ничего, – кивает Джон, – все нормально. Я их почти не ношу, – Джон замолкает, ожидая, что Шерлок что-нибудь скажет, но тот молчит, продолжая разглядывать Джона своим странным взглядом. – Ты из-за этого меня ждал? – наконец спрашивает Джон. – Извиниться за кроссовки?
– Нет, конечно, – фыркает Шерлок, и в этот миг мимо них проходит Гарольд.
– До завтра, Джон, – произносит он, пристально рассматривая стоящего рядом парня.
Джон рассеянно кивает и вновь сосредотачивается на Шерлоке, провожающем недовольным взглядом Гарольда.
– Так зачем ты ждал меня? – привлекает к себе внимание Джон, когда Шерлок уже неприлично долго смотрит вслед Гарольду.
– Я? – Шерлок оборачивается к Джону и едва заметно морщится. – Просто ждал тебя, чтобы мы могли вместе пойти домой.
– Домой? – Джону становится весело от подобной наглости, но неожиданно для себя он не возражает, понимая, что, похоже, парню действительно некуда пойти. – Ладно уж, – соглашается он, – тогда двинули. Только через магазин – у меня в холодильнике мышь повесилась.
Шерлок сумрачно кивает и молчит, а Джон ощущает, как в его душе расцветает хорошее настроение.
В магазине Джон, почти не думая, складывает в продуктовую тележку: цыпленка, яйца, молоко, йогурты, сыр, колбасу, хлеб, хлопья, апельсиновый сок, спагетти и прочую еду. Он давно собирался наведаться в супермаркет, и теперь рад, что не придется тащить тяжелые сумки в одиночку. На кассе они попадают в неожиданно длинную очередь, где слегка повеселевший Шерлок, которого только что, похоже, отпустило, начинает развлекать Джона рассказами о тех, кому не посчастливилось стоять рядом с ними. Он успевает рассказать о женщине, изменяющей мужу, парне с пакетиком марихуаны в кармане и мужчине, увлекающимся подглядыванием за соседями, когда очередь неожиданно рассеивается. Джон, восхищенно поглядывая на Шерлока, выкладывает на ленту транспортера продукты, а потом расплачивается карточкой. Нагруженные пакетами с едой, они идут домой, и по дороге Джон с интересом расспрашивает Шерлока, откуда он столько узнал о людях из очереди, и старается не думать о том, как давно Шерлок укололся (абстинентного синдрома нет, значит, дозу получить успел, вопрос, откуда только деньги взял). Шерлок тем временем начинает рассказывать о своих умозаключениях, и Джон лишь качает головой – так очевидно, так просто!
– Потрясающе, – говорит он искренне, – ты невероятен!
– Правда? – Шерлок неожиданно смущается, краснеет и запинается, едва не уронив пакет с продуктами.
– Конечно, – искренне подтверждает Джон, – твои наблюдения, выводы, анализ – это что-то потрясающее!
– Обычно люди так не говорят, – улыбается Шерлок.
– А что они говорят? – интересуется Джон.
– Отвали, – Шерлок вздыхает, улыбка гаснет, и он отворачивается в сторону.
– Идиоты, – легко смеется Джон, – мракобесы! То, что ты делаешь, это же здорово! – а когда Шерлок оборачивается к нему, произносит, подмигивая: – Только обещай, не рассказывать моему шефу, что я опаздываю на работу потому, что по вечерам смотрю «Сверхъестественное».
Губы Шерлока разъезжаются в улыбку, когда он понимает, что Джон только что пошутил. Джон с увлечением расспрашивает Шерлока о том, как работает его система наблюдений, которую тот называет «наукой дедукцией» и всю дорогу до дома с удовольствием слушает маленькую лекцию. Он восхищен логическим мышлением, объемом знаний и уровнем интеллекта Шерлока, но в глубине души сожалеет о том, что все это находится в дикой зависимости от наркотических веществ, которые неотвратимо ведут к гибели этого талантливого парня.
На пороге квартиры Джона Шерлок запинается и с легким сомнением, как бы спрашивая разрешения, смотрит на Джона. Джон молча достает ключи, открывает дверь и распахивает ее пошире:
– Заходи, будь как дома.
Уголки рта Шерлока чуть вздрагивают, он покрепче прижимает к себе пакет с едой и бочком протискивается в квартиру мимо Джона. Джон наблюдает за вторжением с веселым скептицизмом, в скромность и благовоспитанность оккупанта он уже не верит. Шерлок довольно быстро обживает территорию, пока Джон разгружает на кухне пакеты. И вот уже пальто висит на плечиках в коридорчике, кроссовки аккуратно приставлены к стене у двери, а сам подселенец расположился на любимом джоновом плюше и теперь забавляется с пультом телевизора. У Джона старенький, неоднократно ломавшийся телевизор с маленькой диагональю, и на самом деле даже «Сверхъестественное» он по нему не смотрит, так что, если Шерлок его вынесет в обмен на дозу, расстраиваться Джон не будет. В кухне он колдует над едой, размышляя о том, что Шерлока стоит подкормить, слишком уж он худой. Джон давно не готовит для себя, довольствуясь йогуртами, яблоками и перекусом на работе, но процесс приготовления еды ему нравится. Он с удовольствием обмазывает цыпленка соусом, запихивает его в рукав для выпекания и ставит в духовку, затем моет овощи и режет салат. Странное дело, но усталость словно испаряется, Джон чувствует себя если не отлично, то просто хорошо. На душе радостно и спокойно.
В какой-то момент Джон замечает, что Шерлок давно уже не смотрит телевизор, а изучает самого Джона, вдумчиво, сосредоточенно, сложив ладони в молитвенном жесте, не спуская глаз с объекта своего внимания. Заметив, что Джон тоже смотрит на него, Шерлок краснеет и смущается, меняет позу, а потом и вовсе перебирается за маленький кухонный стол, на котором разложены продукты.
– Хочешь помочь? – мягко спрашивает Джон, решая не расспрашивать Шерлока о том, чем он его заинтересовал – так будет лучше обоим, меньше слов – меньше личного между ними.
– А надо? – отвечает вопросом на вопрос Шерлок. – Ты хочешь, чтобы я тебе помог?
– Да нет, – Джон продолжает нарезать помидоры, – сам справлюсь. Я люблю готовить, – принюхавшись, Джон с неудовольствием констатирует, что духовка чадит. – Открой окно, пожалуйста, – просит он Шерлока, – пусть немного проветрится.
Шерлок открывает окно и остается у него стоять, втягивая прохладный влажный воздух.
– Ты практически не готовишь себе, хотя живешь в этой квартире около четырех лет, – говорит он, внимательно вглядываясь в Джона. – Дома, когда жил с родителями, все делала мать. Значит, ты научился готовить на последних курсах университета. Ты снимал жилье с кем-то на двоих, да? Почему же ты съехал? Твой сосед нашел работу далеко от Лондона, и ты один не потянул жилье? Или ты не захотел там оставаться без него? У вас с ним что-то было?..
