Текст книги "Письма с войны (ЛП)"
Автор книги: hunnyfresh
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)
Нет! Рассудок зашелся криком, и девушка ударила снова, но Спенсер поймал её кулак и смял с такой силой, что, кажется, сломал пальцы. Она не думала, что такое вообще возможно. Крик вырвался наружу.
Эмма вскрикнула еще раз, когда, встряхнув, Спенсер толкнул её к столу и одним резким движением развернул к себе спиной, прижавшись к ней. Услышав дыхание над ухом, Свон сглотнула и замерла.
– Вы должны научиться выполнять приказы, боец. Это ваш долг, – левой рукой он вдавил её лицом в стол, правой лапая за грудь. Потом ладонь поползла вниз, остановившись на талии.
Эмма напряглась, пытаясь ударить его локтем и вырваться:
– Кончайте!
– О, это я как раз и планирую сделать.
По венам побежал лёд, и в ушах, буравя сознание, зазвенел никем не услышанный, отчаянный крик семилетней девочки.
– Нет! – закричала Эмма, отталкиваясь от стола в попытке освободиться, но, в итоге, только ближе прижалась к мужчине, глухо застонавшему в ответ. От этого стона её начало тошнить. Желчь жгла горло, и от слез она ничего не видела перед собой, но, боже, Эмма не могла заставить себя не чувствовать! Не чувствовать, как с неё сорвали ремень, как прижали голову к столу так резко, что в глазах заплясали звёзды. Как вес чужого тела навалился на неё, чтобы не дергалась. Всё, чего ей хотелось сейчас, это забиться в какую-нибудь тёмную нору, свернуться калачиком и никогда больше не выходить на свет.
– Такая красивая девочка, – от этого шепота по коже побежали мурашки.
Она почувствовала пальцы Спенсера, когда он запустил руку под китель и футболку, и дернулась, пытаясь оттолкнуть его. Но его ладонь тут же скользнула на бедра и сжала их, впиваясь ногтями в кожу, так что каждая попытка бороться теперь только приближала девушку к неизбежному.
– Пожалуйста, – задыхаясь, выдавила она. Но Спенсер прижимался ближе, двигаясь всё резче. Приподняв её голову за волосы, он ударил девушку об стол, так что из глаз посыпались искры. И сквозь болезненную муть Эмма услышала, как звякнула, расстёгиваясь, пряжка ремня, и тихо вжикнула ширинка, когда замок пошел вниз.
Тело окаменело, отказываясь слушаться. В голове зазвучал знакомый припев, когда мозг попытался отвлечь девушку от происходящего с ней ужаса.
Его тело дернулось, и вес, придавливающий её к столу, исчез. Эмма сдавлено всхлипнула и резко встала, желая отойти от стола. Споткнувшись, она упала на пол и на четвереньках отползла в угол.
Ухмыляющийся Спенсер лежал на земле, подняв руки, а над ним, направив винтовку ему в лоб, стоял Кеннеди. Держа начальника на прицеле, Кен заговорил в прикрепленную к плечу рацию:
– Сержант, ЧП в здании школы. В наших рядах обнаружился предатель.
Она встретилась глазами с генералом. Даже под дулом винтовки мужчина улыбался. Эмма попыталась отвернуться, но не смогла. Эти глаза будут преследовать её в кошмарах. Кеннеди что-то говорил ей, но девушка не слышала его. В ушах звенело, кожа покрылась мурашками, а сердце колотилось, как бешенное. Она даже не заметила, как отвернулась в угол, и её стошнило. Прислонившись затылком к стене, Эмма подтянула колени к груди и обняла их, не замечая, что на пальцах осталась рвота. Опустив на колени покрытый запёкшейся кровью подбородок, блондинка молча заплакала.
Кеннеди опустился перед ней на корточки, но Свон смотрела мимо него, наблюдая, как Карбера и Нил, на лице которого читались гнев и отвращение, схватили Спенсера за шкирку и поволокли наружу. Взгляд против воли зацепился за спущенные на несколько дюймов штаны, и Эмма захлебнулась приглушенным всхлипом. Лицо залила краска гнева, она провела ногтями по шее, по рукам и ногам, пытаясь сцарапать следы только что произошедшего. Содрать с себя это ощущение. Сквозь слёзы девушка посмотрела на собственные ногти со следами крови и чужой плоти. К горлу снова подкатила желчь.
– Эмма, – успокаивающе прошептал Кен, пытаясь обнять её за плечи.
– Не трогай меня! – взвизгнула она.
– Ладно, – мягко согласился парень и поднял руки, чуть отодвинувшись. – Эмма, всё хорошо. С тобой всё будет хорошо.
Она покачала головой, вцепившись пальцами в волосы, и уткнулась лицом в колени. Ткань форменных штанов быстро намокла от слёз.
– Не надо.
Кеннеди наклонился к ней, и, если бы только кто-то увидел его в этот момент, он бы заметил на лице парня искреннее сочувствие. Кен тяжело переживал случившееся, и сам чуть не плакал, глядя на скорчившуюся перед ним Эмму. Кроме участия и жалости, в его глазах можно было увидеть ярость и отвращение к человеку, которого товарищи только что уволокли. Но Эмма не смотрела на него, и даже если бы она подняла взгляд, все равно ничего этого не увидела бы. Перед глазами у неё все еще плясали проклятые звезды, появившиеся, когда Спенсер навалился на неё сверху.
Глава 18
На другом конце света, а точнее, в 5600 милях от Ирака, Реджина смеялась, сидя с бокалом вина на диванчике в лофте Тины. Хотя изначально она отнеслась к этой идее настороженно, сейчас ей нравились эти, как любила выражаться Руби, девичьи вечеринки.
Чаще всего, Реджина оставляла Генри с Дэвидом дома у Ноланов, а иногда муж Кэтрин приходил в особняк. Только однажды мужчина отказался от роли няньки, сославшись на какие-то таинственные служебные дела. Кэтрин закрыла на это глаза, но в тот вечер выпила больше обычного. Остальные понимали, почему она расстроена, ведь у Грэма никаких неотложных дел в участке определенно не было.
В роли гостеприимной хозяйки женщины выступали по очереди, и сегодня собрались у Тины в гостиной, чтобы посмотреть фильм. Воспитательница сидела в древнем кресле, забросив ноги на подлокотник, Кэтрин обнимала декоративную подушку рядом с Реджиной, а Руби сидела на полу, опершись на диван, и вздыхала, глядя на Джоша Хартнетта на экране.
– Кейт Бекинсейл в этом фильме просто счастливица, – завистливо выдохнула официантка.
– Да уж, – Кэтрин обмахивалась ладонью, – играть с Джошем Хареттом и Беном Афлеком. Кажется, я выбрала не ту профессию.
Тина фыркнула в ответ, подымаясь, чтобы взять еще одну банку пива:
– Да это они счастливчики. Вы только посмотрите на неё в «Другом мире».
Реджина шутливо покачала головой, глядя на блондинку, открывшую холодильник:
– Подумать только, и ты учишь наших детей.
– Я даю им то, во что они могут верить, – Тина вернулась в кресло и с легким хлопком открыла банку. – К тому же, благодаря мне они стали прекрасными певцами и фигуристами.
– Спорный вопрос, – пробормотала Руби, Реджина и Кэтрин рассмеялись в ответ.
– Из всех собравшихся здесь у меня самая лучшая работа, – возразила Белл. – Я направляю наше будущее.
– Ты не настоящий учитель, – поддразнила Руби, поддевая её ступнёй. В ответ она получила сердитый взгляд и жест, который воспитанникам Тины, определенно, видеть не стоило.
– Ох, – простонала Кэтрин, подняв руки и качая головой, – хватит об училках. Никаких училок, пожалуйста.
– Мы должны как-нибудь проследить за ним.
– Я могу загрузить его бумажной работой так, что у него не будет времени ни на что, кроме дома.
– Я могу плюнуть ему в еду.
– Нет, – Кэт наклонилась к кофейному столику, чтобы налить себе третий бокал красного вина. – Я хочу, чтоб он признался, – она отпила сразу половину, – тогда я получу половину его денег.
Женщины рассмеялись. Кэтрин чокнулась бокалом с бутылкой Смирновки в руках Руби.
– Никогда не связывайтесь с юристом, – ухмыльнулась официантка.
– Но знаете, что меня поражает? – Нолан помолчала, опустошая бокал. – Я всё еще переживаю, понимаете? Каждый раз, как он отправляется в патруль, и я знаю, что он в патруле. Или когда он возвращается домой и прихрамывает, потому что бежал за каким-то карманником или за Понго и потянул мышцу. Я всё еще переживаю, что с ним может произойти что-то более серьёзное.
– А чего ты хотела, дорогая, вы ведь женаты столько лет.
– Быть роботом, лишенным эмоций.
– Как я? – пошутила Миллс.
– Как ты была когда-то, – поддразнила в ответ Кэтрин.
– Я бы никогда так не смогла, – вдруг сказала Руби и быстро обернулась на женщин, сидящих на диване. – Не обижайтесь, – извинилась она, пожав плечами.
– Чего не смогла? – уточнила брюнетка.
– Жить так, как живете вы. Строить отношения с кем-то, кто рискует, борясь с преступностью, как Дэвид. Быть женой офицера.
– Я не… – хотела возразить Миллс.
– Да, Реджина, ты – жена офицера, – перебила Тина.
– Ты вот боишься за Дэвида, здесь, в Сторибруке, – кивнула девушка Кэтрин. – Я представить не могу, каково это – переживать за Эмму, которая в Ираке.
– Ты встречаешься с Августом! – возразила Реджина, чуть повышая голос.
– Но он здесь, – тихо ответила Руби.
Такой неожиданный поворот их разговора выбил Реджину из колеи, и она в раздумье откинулась на спинку дивана. Женщина всегда думала, что неразумно с её стороны так быстро и отчаянно влюбиться в солдата, в Эмму. Но услышать такое от кого-то ещё? Это совсем другое. Комната погрузилась в неловкое молчание, нарушаемое только звуком телевизора. Джош Харнетт как раз, дурачась, гонялся за Кейт Бекинсейл вокруг ангара.
Да, это было нетрадиционно, и раньше она и подумать не могла ни о чем подобном. Но всё меняется. Руби ласково похлопала Реджину по колену, Кэтрин молча сжала её руку, но именно Тина озвучила вопрос, который задавали себе многие горожане:
– Как ты с этим справляешься? – брюнетка непонимающе вздернула бровь. – Отношения на расстоянии – это одно, но, Реджина, она ведь воюет!
– Сейчас не 1920-е. Она не спит в окопах каждый день, – ощетинилась Миллс.
– Да, но она носит форму, этого достаточно, чтоб превратиться в живую мишень! Что, если с ней что-нибудь случится?
– Она хороший солдат, мисс Белл, – в голосе Реджины появились интонации мэра, будто резкие слова могли заглушить её собственные страхи, высказанные кем-то другим. – И она многим жертвует, защищая страну, вы не имеете даже права сомневаться в ней.
– Я не сомневаюсь в ней, Реджина, я всего лишь реалистка.
– Ты так говоришь, будто профессия Эммы – смертный приговор.
– Я спрашиваю, как ты можешь об этом не думать, – Тина сидела на краю кресла. Она повысила голос и теперь спорила с Реджиной поверх голов Руби и Кэтрин, которые сжались и сидели тихо, предпочитая не вмешиваться. – Я не сомневаюсь в ней, я не осуждаю тебя. Ты сильная, Реджина. И я спрашиваю лишь потому, что из всех, кого я знаю, ты последняя, кто пошел бы на такое сумасшествие!
– Сумасшествие? – медленно повторила брюнетка, поднимаясь. Тина поморщилась, Кэтрин заметно вздрогнула. Руби быстро отодвинулась в сторону. – Ты считаешь это сумасшествием?
– Не сумасшествие, – поправилась Тина, осторожно поднимаясь следом. Что бы она не собиралась сказать, Реджина резко оборвала воспитательницу.
– А взять на себя ответственность за четверых подростков, которые только и делали, что хулиганили и воровали, разве не сумасшествие?
Тина помрачнела:
– Они хорошие дети.
– А Эмма хороший солдат. Наверное, один из лучших. И мне не нравится то, как ты треплешь её имя.
– Реджина, я не пытаюсь тебя обидеть.
– Тебе не нужно пытаться, дорогая, – Реджина поставила бокал на столик и взяла со стойки сумочку и пальто.
– Да ладно вам, – с надеждой подала голос Руби, – давайте досмотрим фильм.
Но Реджина не ответила. Сейчас она была слишком поглощена своими мыслями и тревогами и не сумела разглядеть почти явный комплимент там, где ей почудилось оскорбление. Эмма всегда вернётся. Пускай на месяц, на неделю, пусть даже на день. Пусть у них не будет ничего, кроме телефонных разговоров. Она всегда вернется домой. Она верит в это. Они не понимают. Никто не смеет отбирать у Реджины её веру.
– Реджина, не уходи, – позвала Кэтрин, но ответом ей послужил хлопок двери.
* * *
Несмотря на то, что последний девичник закончился неприятно, и Реджина после этого два дня не разговаривала с Тиной, в следующую пятницу и мисс Белл, и Руби с Кэтрин получили от мэра сообщение, в котором Миллс предлагала устроить следующую встречу в особняке. Видимо, жесткий мэр за последнее время действительно изменилась. К деликатной теме они больше не возвращались и избегали просмотра фильмов на военную тематику, даже если там играл горячий актёр. Руби, которой вдруг очень захотелось посмотреть «Спасти рядового Райана», попробовала было обидеться, но, в конце концов, они негласно решили, что, чем Реджина отвлеченнее, тем счастливее и безопаснее для окружающих.
Реджина, разумеется, заметила эту тактику, но не знала, то ли благодарить подруг, то ли сердиться на них. Можно сколько угодно притворяться, что Эмма уехала из города по работе, что она просто полицейский, живущий в другом городе, и у неё всего лишь зарубежная командировка, но это не выход. После разговора с Тиной, которой хватило храбрости озвучить её собственные страхи, брюнетка весь вечер изводила себя, прокручивая в голове сценарии один страшней другого. Что, если? Что, если? И Реджина не могла прогнать свой страх. Два месяца она старательно пыталась не обращать внимания на снедавшую её тревогу, но каждое письмо, отосланное на Ближний Восток и оставшееся без ответа, каждый день, когда Миллс напрасно ждала звонка, буквально сводили её с ума.
И однажды все её страхи обрели форму, воплотившись в телефонный звонок в три часа ночи.
– Привет, родная, – сонно пробормотала Реджина, подняв трубку.
– Откуда ты знаешь, что это я? – спросила Эмма.
– Никому больше не хватит смелости звонить мне посреди ночи.
– Я разбудила тебя, – в голосе Эммы не было даже намека на сожаление. – Я знаю, что давно не звонила. Тут всё… тяжело.
Брюнетка легла поудобнее, зажав телефон между щекой и подушкой, и удовлетворенно вздохнула, довольная, что слышит голос солдата.
– Я не против.
В трубке раздался тяжелый вздох, будто девушка пыталась сбросить с плеч огромную тяжесть:
– Мне, правда, нужно было услышать твой голос.
Реджина медленно открыла глаза. Все сценарии, приходившие ей в голову, вернулись разом, быстрее, чем она успела запретить себе думать об этом.
– Что случилось?
– Ничего.
– Кого-то ранило?
– Никого.
– Нила?
– Нет.
– Эмма, – Реджина села и, включив ночник, облокотилась на спинку кровати, – не ври мне.
Услышав, как Свон замялась, она поняла, что была права или, по крайней мере, близка к этому.
Эмма горько рассмеялась. Сухой сардонический смешок. Насмешка над собой.
– У Нила это лучше получается, – пробормотала она.
– Что получается?
– Не хочу тебе говорить, – шмыгнула носом девушка.
– Что говорить? – сердце Реджины билось в два раза быстрее, чем обычно. Перед глазами возникло поле боя. Мертвые солдаты. Силуэт Эммы. Если б они не разговаривали сейчас, Миллс представила бы её лежащей на земле, окровавленной, мё… Реджина усилием воли остановила эту мысль, отогнала её.
– Эмма.
Повисло долгое молчание, и Реджина слушала порывы ветра, дующего где-то на Ближнем Востоке, ожидая, пока Эмма заговорит.
– Мой генерал… – наконец произнесла она. – Его перевели. Я слышала, отправили в Германию или в Россию. Не знаю.
Реджина облегченно выдохнула.
– Так это же хорошие новости, разве нет? – успокаиваясь, она заправила за ухо локон волос.
– Ага, – чуть слышно прошептала блондинка. Миллс даже засомневалась, не почудилось ли ей.
– Я не понимаю, – медленно произнесла женщина. – Чего ты не договариваешь?
Ещё один молчаливый вздох.
– У нас произошло ЧП, – сердце брюнетки подскочило, ускоряясь. – Два месяца назад. Он… – замялась девушка, – эм... сделал кое-что.
– Кому? – осторожно спросила Реджина.
Эмма снова замолчала на какое-то время.
– Думаю, ты знаешь, кому, – наконец ответила она.
– Что… – женщина резко сглотнула и выпрямилась, откидывая волосы со лба. – Что… Ты в порядке?
Единственным ответом на этот вопрос стало невнятное бормотание.
– Что он сделал? – прошипела Реджина.
– Ниче… – слова застряли в горле, звук на секунду пропал, а потом Реджина услышала, как Эмма коротко всхлипывает. Ей не сразу удалось выровнять дыхание.
– Он напал на меня, – призналась девушка. Этот ломкий, тоненький голосок не мог, просто не мог принадлежать её Эмме. Голос блондинки всегда излучал либо уверенность, либо неловкость, но таким, как сейчас, не бывал никогда.
– Что?! – рявкнула Реджина так громко, что, наверное, её услышал даже Генри, спящий в своей комнате. Женщина сама не заметила, как вскочила с кровати. – Что ты имеешь в виду? Ты в порядке? Что он сделал? Эмма, он поранил тебя? – брюнетка металась по спальне, как заведенная.
– Нет, я просто… – она хрипло вздохнула. – Да.
– Его имя и номер части? – потребовала Реджина.
– Что ты собираешься сделать, отследить, куда его перевели?
– Я собираюсь его уничтожить, – пообещала Миллс, роясь в ящике прикроватного столика в поисках блокнота и ручки.
– С ним уже разобрались.
– Я сама с ним разберусь.
– Реджина, – умоляюще протянула Эмма.
Отчаяние в любимом голосе заставило взбешенную брюнетку остановиться. С трудом сглотнув, она опустилась на край своей слишком большой и слишком пустой кровати.
– Он… Когда он… – она резко вздохнула. – Эмма, он обидел тебя?
– Нет, – неубедительно успокоила девушка, – хотя он пытался.
– И он всё ещё жив? – прошипела брюнетка сквозь сжатые зубы.
– Знаю, – бесстрастно ответила Эмма.
– Почему ты еще не дома? Почему тебя не отправили домой? – Реджина была совершенно вне себя.
– У меня все пальцы на месте, и я всё ещё могу спускать курок.
– Не смешно.
– А я и не пытаюсь шутить.
По щеке покатилась слеза, и Реджина зажмурилась. Перед глазами мелькали ужасные картины. Эмме причинили вред. Эмма уязвима. Эмма сломлена.
– Любимая, – тихо прошептала женщина, – мне так жаль.
В трубке раздался придушенный всхлип, солдат глубоко, медленно вдохнула и выдохнула, но Реджина слышала, что это не помогло ей успокоиться. Эмма плакала.
– Эмма, – мягко позвала Реджина, – это не твоя вина. Ты не сделала ничего плохого, – она закусила губу, слушая рыдания Эммы. Мысли неслись со скоростью звука. В который раз она оказывается беспомощной там, где дело касается девушки. Не важно, как сильно она переживает, они по-прежнему на разных концах земли, и их разделяет миллион миль. Но Реджина Миллс не может просто сидеть сложа руки и наблюдать, как разворачиваются события.
– Что я могу для тебя сделать? – с отчаянием прошептала брюнетка.
Свон тихо, хрипло засмеялась. Почти с надеждой:
– Просто будь. Будь дома, когда я вернусь. Пожалуйста.
– Ты же знаешь, что я буду ждать тебя, – буря эмоций, которую она пыталась сдержать, всё-таки нашла выход в слезах.
– Ты можешь… можешь просто поговорить? – заикаясь, попросила Эмма. – Мне очень нужен твой голос.
Реджина кивнула, торопливо забираясь в кровать. Она легла, крепко прижав трубку к уху.
– Когда мне было пятнадцать, моя мама однажды невероятно разозлилась на меня, потому что я не получила «Отлично» за задание по литературе. По правде сказать, я тогда даже книжку не дочитала. Я готовилась к конному состязанию, которое должно было состояться через месяц. Тогда я была уверена, что в восемнадцать приму участие в Олимпийских играх.
– Ты и сейчас наверняка это сможешь.
Реджина пожала плечами:
– Мама никогда не одобряла этого желания. Так вот, я отказалась есть, когда мы ужинали, и к полуночи проголодалась, как волк. Я хотела прокрасться на кухню, и, когда спустилась, увидела, что папа сидит у камина с книгой и бокалом мохито. Он глянул на меня, взял за руку и повел на кухню. Он научил меня готовить такос.
– Твой папа удивительный.
– Да. Ты бы ему точно понравилась, – нежно сказала Реджина. – Я научу тебя.
– Чему научишь?
– Научу тебя готовить такос, когда вернешься домой.
– А если я спалю тебе кухню?
– Тогда будешь на диване спать.
Эмма засмеялась. Её голос чуть повеселел, но затаенное напряжение никуда не делось:
– Расскажи ещё что-нибудь.
– Сегодня мы с Генри ходили в парк. Он увидел, как детки постарше катаются на велосипедах. Он внимательно оглядел свой трёхколесник и спросил, почему у него велосипед хвостатый.
* * *
Как бы женщины ни старались, их разговор не мог длиться вечно, и когда в середине третьего рассказа Эмма, вздохнув, перебила её, сказав, что ей нужно идти, Реджина просто кивнула и пробормотала, что все понимает.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она и, попросив блондинку беречь себя, повесила трубку.
В тишине, заполнившей комнату, Реджина лежала в кровати и прокручивала в голове их с Эммой разговор, сжимая кулаки от бессильной ярости и страха. Реджина привыкла контролировать свою жизнь во всем, начиная от одежды, которую носит, и заканчивая перекусами Генри, но Эмма была неизвестной переменной, и во всем, что касалось девушки, Миллс могла только оценивать происходящее постфактум.
Эмме причинили вред, и Реджина не могла ничего сделать.
Так что Реджина лежала бессонная и думала об Эмме, отчаянно пытаясь убедить саму себя, что блондинка жива, и ничего по-настоящему страшного не произошло. Но женщина понимала, что это чушь. Шрамы, которые оставило в душе Эммы её прошлое, теперь стали еще глубже и болезненней. И единственное, что Реджина может, это лежать в кровати.
Реджина не заметила, как за окном рассвело. Когда будильник, как обычно, зазвенел в 6:30, она выключила его и на автопилоте выбралась из постели. Мысленно брюнетка уже записывалась в армию, чтоб отыскать этого ублюдка-генерала и перерезать ему глотку, пока спит.
Генри отвлек её от подобных мыслей, в красках расписывая, что ему снилось сегодня. Реджина улыбнулась, слушая, как сын увлеченно болтает о супергероях, горящих домах, падающих в обморок девицах и коварных злодеях, которыми его живое воображение наполнило детские сны. Она поцеловала Генри в макушку и поставила перед ним тарелку с блинчиками, щедро и без всякого повода посыпанными шоколадной стружкой.
Её решимость дрогнула в тот миг, когда она высадила Генри у ворот садика, и он убежал играть с друзьями на площадке. Реджина стояла у забора, глядя, как играет её сын, пока Тина и другие воспитатели не позвали их в класс. Она позвала его, и малыш побежал к ней, чтоб получить поцелуй и очень долгое объятие, из которого Генри нетерпеливо вывернулся, потому что кроме него во дворе никого не осталось, а сегодня у них в группе был урок рисования, на который мальчик не хотел опоздать. Реджина нехотя отпустила его, поймав любопытный взгляд Тины. Но как только воспитательница шагнула к ней, Миллс распрямилась, застегнула пиджак и пошла к машине, прекрасно зная, что Тина наблюдает за каждым её движением.
Несмотря на все старания Реджины, бюджетные ведомости не смогли отвлечь её от ночного разговора с Эммой. В конце концов, она попросила секретаршу отменить все запланированные на сегодня встречи, закрылась в кабинете и провела день в поисках информации в сети: «Отправка солдат заграницу»; «Возвращение солдат из горячих точек»; «Установка местоположения солдат, находящихся за рубежом». И самое необходимое, хотя самое неприятное: «Сексуальные домогательства в армии».
То, что Реджина обнаружила по последнему запросу, заставило её мысли понестись вскачь. Задыхаясь, она прокручивала эту информацию в голове, почти чувствуя, как бешено вращаются шестерёнки в мозгу. По сравнению с мужчинами, женщины-солдаты гораздо чаще сталкивались с домогательствами и насилием, чем гибли в бою. Фактически, в три раза чаще. Число зарегистрированных случаев поразило брюнетку, а тот факт, что при рассмотрении дел о домогательствах в суде подозреваемым редко выносили обвинительный приговор, заставил ее кровь вскипеть.
Господи Боже, через что Эмме приходится проходить? Реджина закрыла браузер, не в силах больше читать статистику. Изучая каждый зарегистрированный случай, она представляла на месте жертвы Эмму, и ничего не могла с собой поделать.
Храбрость, вот первая ассоциация, которая всегда приходила Реджине в голову, когда она думала об Эмме. Свон – женщина-солдат, открыто признающая свою бисексуальность. Это и то, что Реджина узнала сегодня, придало понятию храбрости новый, неожиданный для неё смысл. Брюнетка мысленно поклялась, что, когда Эмма в следующий раз вернется, она отыщет в законах лазейку, чтоб девушка осталась дома. Черт подери, она прострелит ей ступню или раздробит палец, если придется. В одном Миллс уверена твердо – Эмма больше не поедет воевать.
Наручные часы запищали, напоминая ей, что пора забирать Генри. Поиск информации стал для Реджины цистерной бензина, превратившей пожар в яростное Инферно. Женщина шла к садику, позабыв про машину, а в мозгу грохотали сухие цифры статистики. Половина опрошенных женщин признались, что, боясь мести, не стали бы сообщать о том, что подверглись сексуальным домогательствам. Восемьдесят процентов мужчин-военнослужащих, обвиненных в изнасиловании, продолжали службу в вооруженных силах.
К горлу снова подступила желчь.
– Реджина? – Тина помахала рукой перед её лицом, и мэр моргнула, замечая, что воспитательница держит Генри за руку. Площадка была пуста, значит, пока она стояла, погруженная в свои мысли, остальные дети и родители успели разойтись по домам. – Ты в порядке?
Брюнетка кивнула, глядя мимо Тины застывшим взглядом, и потянулась к Генри.
– Да, всё хорошо, – с тихим отчаянием ответила она.
Воспитательница наклонила голову набок:
– Хочешь зайти и посмотреть поделку, которую сегодня сделал Генри?
– Да, мамочка! – Генри потянул её за рукав, и она, как робот, пошла за сыном и Тиной.
Генри как послушный мальчик, войдя в класс, снял кроссовки и переобулся в сменку, а рюкзак повесил на крючок, над которым красовалось его имя, вырезанное из цветной бумаги. Только после этого он побежал к стоящему в углу комнаты самодельному кукольному театру. Перед театром стоял столик, на котором лежали куклы. Тряпичные, надеваемые на руку куклы в синих, красных и зелёных одёжках с розовыми или коричневыми личиками (у одной лицо почему-то было голубым), волосами из ниток и пуговичными, посаженными на клей глазами. Поделки еще не совсем просохли от клея и блёсток, которых детишки явно не пожалели.
Реджина присела на корточки рядом со столом. Генри выбрал одну из кукол и гордо протянул ей. При взгляде на тряпичного пупса, зажатого в детской ладошке, у брюнетки задрожали губы. Зеленая футболка, вьющиеся желтые волосы, зеленая кепка на голове. Образ Эммы угадывался безошибочно. Реджина улыбнулась, увидев ободок из блёсток вокруг шеи и нарисованные блёстками на футболке армейские жетоны. Брюнетка протянула ладонь, разглядывая куклу:
– Ты сделал её для Эммы?
– Угу, – гордо подтвердил он.
Реджина всё-таки не сумела сдержаться, и слёзы побежали по щекам. Эмоции, которые она сдерживала всё это время, смели стены, возведенные её отчаянием, ища выхода.
– Она будет в восторге, – всхлипнула брюнетка, вытирая слёзы.
Генри надулся:
– Тебе не нравится?
– Что ты, солнышко, конечно же мне нравится, – она притянула сына к себе и крепко обняла, всхлипывая и пытаясь собраться с мыслями.
– Почему ты плачешь?
Это безумие, но Реджина держала кукольную копию Эммы в руках и молила всех известных богов обратить её в настоящую Эмму. Это безумие, это невозможно, но это всё, чего она желала сейчас.
– Просто она мне очень нравится, милый. Давай, ты нарисуешь Эмме эту куклу, и мы сегодня пошлём ей письмо вечером?
Генри кивнул и побежал к столу. Притянув к себе коробку с карандашами и чистый лист, он принялся за рисунок, позабыв о матери, которая сиротливо смотрела на куклу, уже не пытаясь остановить слёзы, льющиеся из глаз. Блёстки еще не высохли и останутся на пальцах и пиджаке, но ей всё равно. Они с Генри тут, в безопасности, скучают по ней, шлют ей письма и рисунки, а Эмму там чуть не…
– Эй, – Тина наклонилась к ней и мягко потянула вверх, помогая подняться. Она повела Реджину в уголок, подальше от детских любопытных ушей. – Что с ней случилось?
– Ничего.
– Реджина, она и мой друг тоже. Что с ней?
Слёзы полились с новой силой, сопровождаемые придушенным рыданием, Реджина уже позабыла, что от слёз может трясти. Слава Богу, Генри занят рисунком. Она уткнулась в плечо подруги, Тина, успокаивая, обняла её.
– Эмма…? – осторожно спросила воспитательница.
Миллс покачала головой, не дав ей договорить. Она сотрясалась от слёз, позволяя Тине обнимать себя. Слеза, скатившись по щеке, упала на войлочный коврик с изображенной на нем картой города. Узкие ленточки улиц, разноцветные дома, ратуша, полицейский участок. Желтый школьный автобус потемнел от влаги.
– Это так тяжело, – всхлипнула Реджина, такого голоса у нее никто не слышал с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать. – Так тяжело.
– Реджина, что случилось? – прошептала Тина.
Но брюнетка только качала головой, тихо всхлипывая, уткнувшись в её плечо, и снова и снова повторяла одну фразу.
* * *
Октябрь 12, 2005. Лагерь Виктори, Ирак.
– Думаешь, это ей поможет? – Фредерик сидел на капоте грузовика.
– Нет. Даже она сама так не думает, – Кеннеди мрачно наблюдал, как Эмма яростно и методично молотит боксёрскую грушу. Как только Спенсера перевели, девушка начала проводить всё свободное время, выколачивая пыль из ни в чем не повинных боксёрских снарядов.
Уже четвертый месяц, как только представлялась возможность, Свон уходила на тренировочную площадку и отрабатывала удары на грушах или несчастных рядовых, которым не посчастливилось стать с ней в спарринг. На занятиях по физподготовке она стала действовать резче, доводя себя до предела, до полного изнеможения. Эмма почти перестала разговаривать. Она просто выходила на площадку, одетая в штаны, берцы и футболку, и занималась, пресекая все попытки окружающих начать разговор или хоть как-то вторгнуться в личное пространство. И все понимали, в чем причина этих разительных перемен. Однажды к ней подошел Джонс и как ни в чем не бывало спросил, что такого произошло, что Спенсер сдрейфил и сбежал. Эмма сломала ему нос. За это блондинка получила устный выговор и предупреждение, что, если подобное повторится, следующий выговор будет занесен в личное дело. Но даже эта угроза нисколько её не обуздала.
Даже Нила Эмма не подпускала к себе близко, хотя он и оставался единственным в отряде, кто мог подойти к её койке, чтоб дать ей бинт или напомнить, что нужно поесть. Изредка девушка с ним разговаривала. Но все понимали, что в Эмме что-то сломалось.
Кен и Фред продолжали смотреть на неё. Апперкот, коленом в рёбра, левый джеб, левый джеб, правый хук. Кен покачал головой и вытянув сигарету из пачки, закурил, глубоко затянувшись:
– Она не должна быть тут.
– Ты, правда, это говоришь после всего, что случилось?
– Я говорю, что она имеет такое же право уехать домой, как любой солдат, которому оторвало в бою руку, – процедил сквозь зубы Кен.
Эмма вскрикнула, остервенело молотя кулаками по груше, и даже ребятам, сидящим на другом конце площадки, было видно, что сквозь бинты, которыми она обмотала кисти, сочится кровь. За этим последовал шквал ударов ногами, и, наконец, девушка в изнеможении обняла грушу, все еще осыпая её слабыми ударами.
