Текст книги "Письма с войны (ЛП)"

Автор книги: hunnyfresh

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

Сжав упаковку маленьких разноцветных зефирок в руках, он широко улыбался матери, надеясь выпросить сладости.

– Да, и это очень важный ингредиент. Эмма не может пить какао без зефира.

Он быстро кивнул, хотя Реджина была уверена, что Генри пропустил её слова мимо ушей.

– Можно мне одну? – прищурившись, он поднял вверх пальчик и с надеждой посмотрел на мать.

Реджина вздохнула, едва удержавшись от того чтоб закатить глаза:

– Понятия не имею, и в кого ты такой сладкоежка?

– Это потому, что я сладкий, – на лице малыша расцвела вредная ухмылка.

На этот раз старшая Миллс не удержалась и, с улыбкой закатив глаза, покачала головой:

– Ты, конечно, сладкий, но зефир тебе всё равно нельзя.

Он надулся и, скрестив руки на груди, сердито на неё посмотрел.

– Хорошая попытка, – похвалила Реджина и, взяв с полок упаковку шоколадного пудинга «Несквик» и сухие сливки, направилась в отдел с выпечкой.

Сегодня Реджина получила от Эммы письмо, и это было для неё огромной радостью, потому что последний раз они разговаривали за неделю до Дня Независимости. Но содержание письма расстроило её. Блондинке опять снятся кошмары. Конечно, она не жаловалась, написала только: «У меня проблемы со сном, очень скучаю по нашим разговорам». Но Реджина поняла, что девушку мучает что-то, о чем она не готова рассказать.

Это было тревожно и больно. Письмо было написано шесть дней назад, кто знает, что произошло за это время? В каком Эмма состоянии? Для Реджины это было самым тяжелым в их переписке, не считая ожидания. Её убивало то, что они с Генри постфактум узнают о том, что происходит со Свон. Женщина чувствовала себя бесполезной, и это раздражало. Раньше, когда Эмма была дома и её мучили кошмары, Реджина бежала к ней, едва услышав крик или бормотание. Она садилась рядом и осторожно будила девушку, успокаивая, помогая вернуться в реальность. И они говорили о том, что ей снилось. А когда Эмме тяжело было рассказывать, Реджина брала её за руку, и они спускались на кухню, где брюнетка варила для гостьи какао. После второго кошмара Миллс уже, не спрашивая, добавляла в напиток корицу и взбитые сливки. А сейчас Реджина сиднем сидит в Сторибруке и никак не может помочь Эмме уснуть.

Но эта женщина не даром была мэром, ей потребовалась всего минута, чтоб придумать выход из положения. И внезапный поход в магазин был важной частью этого плана. Если она не может быть для Эммы ловцом сновидений, можно попытаться сделать пробуждения солдата более приятными. Реджина была не совсем уверена насчет порядков в форте, но надеялась, что её план сработает. Конечно, рецепт пришлось немного изменить, но она не сомневалась, что с сухим молоком и сливками какао получится отличным. Теперь осталось подобрать подходящую тару, и это на секунду озадачило мэра, но в отделе кухонной утвари она нашла то, что искала.

Пластиковый кувшинчик был в точности таким же, как тот, что стоял у нее на кухне. Реджина тут же представила его наполненным горячим какао с зефиром, сливками и корицей. Нужно будет на всякий случай завернуть его в пузырчатую плёнку. Брюнетка очень надеялась, что начальство Эммы не посчитает это контрабандой. Не хватало еще, чтоб из-за неё у девушки были неприятности.

– Генри! – услышав подозрительное шуршание, Реджина обернулась и увидела, что сын, сидящий на сидении тележки, пытается разгрызть упаковку с зефиром.

– Пожа-а-алуйста? – просительно протянул Генри.

Покачав головой, Реджина отобрала пакет с зефиром и переложила его в самый дальний угол тележки, прислонив к кувшину. Посмотрев на мальчика, она подняла бровь. Генри понял, что это было последнее предупреждение и спорить не стал. Открыв сумочку, женщина достала пакет сока и пачку марантавого печенья.

– Меняемся? – она протянула вкусности Генри.

– Ага! – просиял мальчишка и немедленно воткнул соломинку в пачку, делая приличный глоток. – Спасибо, мамочка!

– На здоровье, солнышко, – Реджина поцеловала его в лоб и начала разворачивать тележку. – Сейчас купим любимый чай Эммы и пойдём домой…

– Ой, извините! – Кэтрин Нолан с корзиной в руке почти врезалась в Реджину сбоку.

– Простите, миссис Нолан, я вас не видела, – вежливо извинилась Реджина, обходя Кэтрин.

– Пожалуйста, Реджина, ты можешь звать меня Кэтрин, ты же знаешь, – ответила та, глядя мэру в глаза.

Миллс на секунду отвела взгляд, вспомнив то время, когда она звала стоящую перед ней женщину Кэтрин. Вообще-то она звала её Кэт. Когда-то, когда они были подростками и переживали из-за оценок и контрольных, и Кэтрин ещё не сменила фамилию Ауро на Нолан. Когда-то они делились переживаниями о первых влюблённостях, даже несмотря на то, что Реджина уже тогда была скрытной. Но это было вечность назад.

После смерти родителей закрывшаяся от мира Реджина оттолкнула Кэтрин, как и всех остальных. Она посвятила себя учёбе и амбициям. Закончила Гарвард с отличием и вернулась в родной город, уже сделав себе имя. Она стала самым молодым мэром в истории штата и эмоциональная дистанция, которую мэр неизменно держала со всеми, позволяла ей полностью отдавать себя заботам о городе. Однако с тех пор, как она усыновила Генри, Реджина старалась вести себя мягче с окружающими, по крайней мере, в присутствии сына. И их с Кэтрин связывало прошлое. Реджина улыбнулась чуточку теплее и кивнула.

– Ты права, Кэтрин. Как твои дела? – несмотря на улыбку, интонации голоса были официальными.

– Хорошо. Мои дела хорошо. Я стала главным партнёром отца в его адвокатской фирме.

– Поздравляю, – голос Миллс заметно потеплел, и она улыбнулась с искренней радостью, чуть сжав запястье школьной подруги.

– Мы давно не разговаривали, – Кэтрин подошла ближе и улыбнулась Генри, у которого рот был набит размякшим печеньем.

– Помнишь меня? Мы виделись на ярмарке. Мой муж нарисовал тебе ту супер-крутую татуировку.

Генри быстро закивал, торопливо глотая печенье, чтоб ответить:

– Ага, полицейский нарисовал мне флаг, как мой флаг.

Женщины рассмеялись над его ответом, хотя для Генри он был вполне логичным. Выбравшийся из бака-ловушки помощник шерифа заметил у Генри на рубашке значок в виде флага и, дав мальчишке «пять», предложил сделать временную татуировку для комплекта. И через несколько секунд Девид и Кэтрин уже на пару разрисовывали щеки Генри к полному восторгу последнего. Реджина тогда почти с ними не говорила, слишком занимала ей счастливая болтовня сына, который просил обязательно-преобязательно сфотографировать его и завтра же послать фотографию Эмме. Не удивительно, что Генри запомнил Кэтрин.

– Как Дэвид? – Реджина не особенно привыкла вести пустые разговоры, и теперь спросила первое, что пришло в голову, чтоб избежать неловкого молчания.

– Нормально, – Кэтрин кивнула, сдержанно улыбаясь, и Реджина точно знала причину этой сдержанности.

– Он охраняет наши улицы.

Кэтрин фыркнула в ответ:

– Ну, до Эммы ему далеко.

– Прошу прощенья? – Реджину огорошила прямота блондинки. Хотя, чего удивляться, Кэт славилась поразительной прямотой ещё в школьные годы.

– Ну, Эмма ведь служит в армии, да? Мы не имели случая пообщаться, но все говорят, что она классная.

– Да, – Реджина, пожалуй, смутилась бы, но её в очередной раз спасла маска холодного мэра – Она…

– Офигенная! – громко объявил Генри, размахивая руками.

Брюнетка громко расхохоталась, забыв о присутствии Кэтрин. Иногда её сын просто невыносимо очарователен. Он всё впитывает, как губка, неудивительно, что он запомнил пару-тройку фирменных словечек Свон.

Смех Реджины стих, и она повернулась к Нолан. У той блестели глаза. Миллс не видела этого блеска вот уже тринадцать лет, но знала его слишком хорошо. Кэт смотрела так, будто поняла что-то важное и радуется этому. Когда они учились в школе этот огонек в глазах блондинки появлялся, когда она готовилась ввязаться в очередную шалость.

– Что?

Кэтрин покачала головой:

– Просто здорово видеть, что вы двое стали чаще гулять. Я слышала, ты опять ездишь верхом?

Миллс хмыкнула:

– Этот город всё-таки слишком маленький.

– Значит, ездишь.

– Уже начала об этом жалеть.

Кэтрин улыбнулась той же понимающей улыбкой, краем глаза посмотрела на Генри и снова перевела взгляд на Реджину.

– Думаю, ты не слишком об этом жалеешь.

– Смотрите! – Генри уже успел расправиться с соком и печеньем и теперь показывал миссис Нолан упаковку с зефиром. Реджина понятия не имела, как он ухитрился её достать. Честное слово, иногда ей казалось, что у Генри просто магические способности просыпаются, когда он хочет стянуть сладости. – Это для Эммы. Мамочка говорит, что зефир не для меня, да, мам?

– Правильно, – Реджина не купилась на его попытку надавить на чувство вины, – будем портить зубы Эммы сладостями, а у Генри будет самая красивая улыбка.

В очередной раз отобрав зефир, она спрятала пакет под коробкой энергетических батончиков и упаковками семечек. Развернув тележку, брюнетка пошла к полкам с чаем и совсем не возражала, когда Кэтрин пошла рядом.

– Собираете посылку?

Реджина кивнула.

– Да, мы посылаем их каждые пару месяцев. И на день рождения и Рождество. Её брат собирается прислать ей плеер на день рождения, но это сюрприз.

– Не переживай, я постараюсь ей не проболтаться, – пошутила Кэтрин.

Они подошли к чайному отделу, и Реджина взяла банку клубнично-мятного чая. Вдруг какао всё-таки конфискуют, но чай Эмма точно получит.

– Не знаю, как ты с этим справляешься, – осторожно сказала Кэтрин, когда они шли к кассе.

Реджина недоуменно приподняла бровь, и Нолан пояснила:

– Я так переживаю, когда Дэвида вызывают на внеочередное дежурство. Его часто вызывают, а мы ведь живём в Сторибруке. Не представляю, что я чувствовала бы, если б…

Черты лица Реджины стали жестче. Это было слишком личное. Кэт слишком поспешила залезть к ней в душу. Но жена полицейского не хотела замечать перемены, а может, и правда не заметила.

– Ты не боишься, что с ней что-то случится? – Кэтрин остановилась, глядя Реджине в лицо.

– Эмма – хороший солдат, – жестко сказала брюнетка. Эту фразу она повторяла, как мантру, каждый день, с того момента, как Свон уехала.

– Не сомневаюсь, – поспешно ответила Кэтрин, – просто никогда не знаешь…

– Я знаю, что она вернётся, что бы ни случилось, – тон Реджины не допускал возражений. – А теперь, извини меня.

Уверенно толкнув тележку к кассе, Миллс выкладывала покупки на ленту, повернувшись к Кэтрин спиной.

– Реджина, – умоляюще позвала та, но ответа не получила, мэр обратила всё внимание на сына, который играл с пакетом от сока, как с самолетиком.

Вздохнув, Кэтрин улыбнулась Генри и отошла от семейства Миллсов с тихим «Пока». Конечно, Реджина слышала её, но не ответила.

Она не будет обращать внимания на слова школьной подруги. В юности они были друг для друга голосом разума. Но в этот раз Кэт ошибается. Реджина всегда волновалась слишком много, но теперь, даже зная, что работа Эммы опасна и постоянно сопряжена с риском, впервые в жизни Реджина Миллс твёрдо верила.

* * *

Верила и делала всё возможное, чтоб сохранить веру, но судьба ткнула её лицом в реальность, в первый день августа, когда они с Генри вернулись утром с занятий по верховой езде. Она записала сына в младшую группу вскоре после отъезда Эммы и сегодня позади остался уже четвёртый урок. Генри нравились занятия, и он так сосредотачивался на езде, что почти не замечал Реджину, шедшую рядом с пони и готовую в любой момент его подстраховать.

За последнюю неделю Генри стал увереннее сидеть на лошади отчасти благодаря тому, что после третьего занятия начал «седлать» подлокотники и спинки диванов в особняке. Когда Реджина увидела это впервые, она вскрикнула от страха, и Генри, подпрыгнув от неожиданности, свалился с подлокотника. К счастью, он упал на диван, а не на пол.

А теперь Реджина решила, что Генри заслужил клубничный молочный коктейль в награду за успешное занятие, поэтому они зашли в кафе «У бабушки». Было одиннадцать утра, и день обещал быть жарким, так что они с сыном решили заскочить домой за полотенцами и позже пойти на пляж. Купальный сезон почти закончился, так что народу там должно быть немного.

Войдя в кафе, Генри помчался к стойке и начал взбираться на высокий барный стул. Реджина лишь слегка подсадила его, помогая перекинуть на сиденье коротенькую ножку. Нетерпеливо схватив треугольное десертное меню, стоявшее рядом с солонкой, перечницей и салфетками, Генри призадумался, выбирая коктейль. Женщина стояла рядом, облокотившись на стойку, и одной рукой обнимала сына, оберегая от падения.

– Доброе утро, мадам мэр, – поздоровалась Руби и перегнулась через стойку, глядя на Генри. – И тебе доброе утро, красавчик.

– Доброе утро, мисс Руби, – радостно откликнулся Генри.

– Ну, как Миллсы поживают сегодня? – Руби выпрямилась.

– Мамочка купит мне коктейль, потому что я лучший, – гордо объявил мальчик.

– Ну, если за это полагается молочный коктейль, то ты, наверное, должен пить их каждый день, – серьёзно ответила девушка.

– Ага! – согласно кивнул Генри и многозначительно посмотрел на мать, которая сейчас прожигала официантку строгим взглядом, в котором, однако, было больше досады, чем раздражения.

– Генри делает успехи в верховой езде, – подтвердила Реджина. Малыш просиял.

– Умница! – улыбнулась Руби, протягивая мальчику руку, Генри с силой хлопнул по её ладони. – Сейчас принесу тебе клубничный молочный коктейль с вишенкой. Что вы будете, мадам мэр?

– Спасибо, ничего не нужно.

Официантка ушла, оставив свой блокнот и ручку, чем немедленно воспользовался Генри. Притянув блокнот к себе, он начал что-то рисовать. Реджина присела рядом с сыном, всё ещё обнимая его, и повернулась к телевизору, висевшему в дальнем углу кафе. Там как раз показывали повтор шестичасовых новостей.

Сердце брюнетки дёрнулось и провалилось куда-то вниз, когда на экране появились кадры дымящихся руин, окруженных пустыней. Потом картинка уменьшилась и сместилась в правый угол, уступая место ведущему, безмолвно шевелящему губами.

– Руби! – задохнувшись, позвала Реджина. – Руби, скорей!

Девушка прибежала на этот зов так быстро, как позволили ей высокие шпильки ее босоножек.

– Надумали что-то заказать?

– Сделай громче.

Руби проследила взгляд Реджины и быстро подойдя к телевизору, прибавила громкость.

«…двое американских солдат серьёзно ранены. Вчера около одиннадцати вечера отряд из восьми человек патрулировал предместья Багдада, по полученным нами данным, относительно удаленные от линии боевых действий. Один роковой шаг послужил причиной взрыва противопехотной мины, запустившего цепную реакцию в радиусе примерно пятисот ярдов. Шестеро солдат погибли, ещё двое получили тяжелые ранения. Мы будем молиться за них и их семьи».

Реджина ахнула, быстро переводя взгляд с ведущего на кадры в углу экрана. Только не Эмма. Пожалуйста, пусть это будет не Эмма. Кровь громко стучала в ушах.

Ведущий замолчал, и один за другим начали появляться портреты погибших. Миллс перестала дышать, неотрывно глядя на экран. Сурового вида мужчина с волевым подбородком, Майор Грегори. Темнокожий лейтенант Пауэлл со стоическим выражением лица.

Копна белокурых волос на следующем снимке, и сердце Реджины делает болезненный кульбит. Это молодая женщина. Сержант Николс. Реджина пораженно и испугано ахает.

Следующие снимки задерживаются в кадре дольше предыдущих или брюнетке просто так кажется. Майклс. Витмор. Фанг. Морелло. Нгуен.

«Гражданская панихида пройдет во вторник, после чего состоится погребение в присутствии родных и друзей».

На экране появился развевающийся флаг, и включилось интервью с одним из генералов, находящимся в Ираке. Военный сообщал какие-то подробности боевых действий, но Реджина его уже не слушала.

Она зажмурилась, медленно осознавая, что Эмма в порядке. Когда Генри потянул её за край блузки, Реджина поняла, что стоит на ногах, но она не могла вспомнить, когда именно подскочила.

– Мамочка, смотри! – стакан Генри был уже на четверть пуст, и теперь он, смеясь, пускал трубочкой пузыри.

В другой раз Реджина, разумеется, сделала бы сыну замечание, но сейчас ей это даже в голову не пришло. Облегчение затопило её сердце, и она сглотнула вставший в горле ком. Среди них не было Эммы. С Эммой всё хорошо. Страх потерять еще кого-то был у Реджины слишком сильным, слишком знакомым.

– Реджина? – осторожно позвала Руби, подходя к ней ближе. – Эмму не послали в Ирак. Она всё еще дома, в Штатах.

Миллс моргнула. Боже, младшая Лукас права. Эмма в Беннинге, возится с оружием. И Ирак с разрывами противопехотных мин почти одинаково далек от Эммы и от Реджины. Брюнетка медленно повернулась к Руби, стараясь успокоиться.

 -Да, – кивнула она. Эмма почти дома.

* * *

Форт Беннинг, Джорджия.

Август 1, 2004.

Эмма,

Я просто хочу удостовериться, что ты в порядке. Знаю, у тебя много работы в последнее время, но я просто хочу это знать.

Я видела в новостях, что случилось там, в Багдаде. Не знаю, была ли ты знакома с кем-нибудь из них, но мне так жаль. Это ужасно, и я боюсь даже представить, каково их родным. Говорят, что один солдат умер в больнице, а второй всё ещё борется за жизнь.

Мы провели небольшую церемонию в память о погибших и почтили их минутой молчания.

Прости, я не хочу портить тебе день. Просто мне нужно знать, что с тобой всё хорошо. Будь осторожна. Возвращайся скорее.

Реджина.

Эмма запустила пальцы в волосы, опираясь спиной на стену. Письмо из Мэна растревожило её, и она волновалась за Реджину. Та не написала ничего лишнего, но они хорошо друг друга знали, и Свон поняла, что женщина с ума сходит от волнения и, хоть никогда в этом не признается, облегчения. Облегчения, что Эмма жива. Что конверт с серым сухим листком, бывшим для жен солдат вестником горя, заставлявшим даже сильнейших женщин бессильно горбиться под грузом скорби, на этот раз миновал особняк на Миффлин Стрит. Облегчения что похоронка пришла кому-то другому.

И хотя блондинка любила Августа, она горько пожалела теперь, что выговорила утром последние минуты на карте, подкалывая брата насчет Руби. Ей так нужно было сказать Реджине, что она в порядке, но магазин уже закрыт, Свон не успела пополнить счет, потому что её дежурство закончилось только в одиннадцать вечера. Можно было бы одолжить у Нила мобильник, тот бы, конечно, не отказал, но потом пришлось бы отвечать на вопросы, а он только недавно прекратил выпытывать у неё подробности личной жизни. Так что Эмма тихонько достала из тумбочки писчий набор, приспособив «Зелёную милю» вместо планшета и, не включая свет, быстро нацарапала:

Август 9, 2004.

Эй, я в порядке. Мы всё ещё здесь.

Да, я тоже видела. У нас тут только об этом и разговоров. Тоже была церемония, и все занятия отменили.

У Николс муж служит во флоте, а брата Морелло совсем недавно отправили в Сирию. Я даже не уверена, в курсе ли они.

Сумасшествие, правда? Ты выполняешь свою работу, которая опасна и тяжела сама по себе, а в этот момент где-то на другом конце света гибнет твоя жена или брат. А ведь это был всего лишь патруль. Я сама ходила этим маршрутом сотни раз. Это могла быть…

Эмма резко откинула голову, стукнувшись затылком о стену. Не в первый раз она думала о том, что случилось. Военные потери были частью привычной жизни, но где бы она не находилась, на тренировке, на боевом задании, черт, да даже в её кошмарах, она всегда думала, что смерть ей принесёт пуля. Но наступить на мину? Это не оставляет времени даже подумать. Ты слышишь под ногой щелчок, и в следующую секунду тебя уже нет.

Свон много об этом думала. О чем они разговаривали в последние минуты? Когда раздался первый взрыв, они поняли, что им конец, или не успели? Слишком много вопросов мучило блондинку, когда она возвращалась мыслями к происшествию снова и снова.

Посмотрев на письмо, девушка зачеркнула последнее предложение. Когда Реджина получит его? Почту из форта отправляют раз в неделю. Еще две на то, чтоб письмо дошло до Сторибрука. Может, чуть быстрее или чуть дольше. Значит, Реджина найдет конверт в ящике примерно через три недели, а до этого будет волноваться и накрутит себя до состояния паники.

Она не может так долго ждать, ей нужно услышать голос брюнетки прямо сейчас. И нельзя заставлять Реджину так долго переживать.

Август как-то сказал: «Сделай момент подходящим». И Миллс сказала тоже самое. И это привело Эмму к лучшему, что было в её жизни.

Пошло всё нахер, подумала Эмма и отложила книгу и письмо на тумбочку. Тихонько соскользнув со своей койки, она на цыпочках пошла туда, где спал Нил. Мужчина лежал на спине и едва слышно посапывал во сне. Если ей удастся провернуть свою затею, не разбудив его, можно будет собой гордиться. Эмма аккуратно развернула сложенную на табуретке пару штанов. Раньше она посмеивалась над тем, что приятель почти не выпускает телефон из рук и при первой возможности звонит жене. Но, черт, как же она теперь его понимала.

Отключенный на ночь мобильник Кэссиди обнаружился в кармане, и блондинка, аккуратно сложив чужие штаны, положила их на место. Она обязательно купит мобильный телефон, когда поедет домой, в следующий раз, думала девушка, пока бесшумно кралась в свой угол. Улегшись, она повернулась к казарме спиной и накрыла голову подушкой, чтоб не шуметь.

Телефон, к радости Эммы, включился бесшумно, и пальцы сами набрали нужный номер. Голос автоответчика предупредил её о стоимости междугородних звонков, и она поняла, что план был не таким безупречным, как ей казалось. В любом случае, она зашла слишком далеко, чтоб отступить теперь. Серьёзно, ей нужно услышать Реджину, и к черту последствия!

Телефон негромко загудел, и до Эммы дошло, что время уже за полночь. Реджина может и не ответить, и все её усилия пропадут даром. И она не услышит любимый голос до следующей недели, и то не факт, что у неё будет время позвонить.

– Алло? – в трубке раздался хриплый заспанный голос Реджины, и Эмма могла поклясться, что это самый прекрасный звук во вселенной.

– Хэй, – прошептала Эмма так тихо, что сама едва расслышала себя.

– Эмма? – по шуршанью в трубке девушка догадалась, что Реджина резко села на кровати и теперь прижимает к уху телефон, включая ночник. И конечно же быстро смотрит на будильник. – Эмма, что случилось? Ты в порядке?

Привычное успокаивающее «Я в порядке» уже готово было сорваться с языка, но девушка покачала головой:

– Я тут с ума схожу от тоски по тебе.

Реджина грустно усмехнулась и вздохнула. Напряжение медленно ослабевало.

– Да, я уверена, что ты думаешь, что я… немного переволновалась.

– Ну, если только немножко, – пошутила блондинка и тут же серьёзно добавила. – Но я в порядке, просто время ползёт очень медленно.

– Хорошо, – Миллс произнесла это так уверенно, что стало понятно, даже бог не спасёт от её гнева того, по чьей вине Эмма будет не в порядке.

– А как вы с малышом?

– Всё хорошо. Мы скучаем по тебе.

– Хорошо, – в тон брюнетке ответила Свон.

Они помолчали, позволив себе притвориться, что Эмма просто уехала в Бостон на выходные, чтоб навестить Августа. Или что Реджина отлучилась из Сторибрука по работе, и они с Генри ждут ее возвращения домой. Всего минута, и одна мечта на двоих, но этот миг закончился. И обе знали, что их время вышло.

– Я…

– Знаю.

– Я позвоню тебе, как только смогу, – пообещала Эмма.

– Я пришлю тебе ещё какао.

– Ты просто чудо, – довольно проворчала блондинка.

Реджина усмехнулась и вздохнула:

– Спокойной ночи, Эмма.

– Доброй ночи.

* * *

Сентябрь 13, 2004. Форт Беннинг, Джорджия

Прищурившись, Эмма разглядывала маленькую, набитую пенопластом коробку, в которой лежала видеокассета. На кассете неразборчивым почерком Августа было нацарапано самодовольное «Не за что». И всё, ни открытки, ни записки, и Эмма немного нервничала. Конечно, Август умел быть серьёзным, но никогда не упускал случая повалять дурака, если знал, что это сойдет ему с рук.

К счастью для Эммы, в маленькой комнате отдыха никого не было. Так что она вставила кассету в видеомагнитофон и села перед стареньким телевизором, запустив запись с пульта.

Экран ожил, зелёная вспышка мелькнула так внезапно, что Эмма почти зажмурилась. В правом нижнем углу появились оранжевые цифры – «08/31/04». Значит, запись сделана в последний день лета. Камера вздрогнула, на секунду выхватывая пестрое разноцветье, и в кадре появился Август, видимо, повернувший объектив на себя. Он ухмыльнулся и подмигнул, и Эмма спросила себя, какого черта братишка затеял на этот раз.

Кадр опять поменялся, и блондинка увидела здание, в котором немедленно узнала садик Генри. Значит, Август был на площадке, где дети обычно гуляли после обеда. Какого черта он там забыл? И что, мать его за ногу, он вообще делает в Сторибруке?!

Эмма, не дыша, смотрела, ожидая, что будет дальше. Сердце дернулось и ухнуло куда-то в район пупка, когда слева она увидела знакомый силуэт, короткие тёмные локоны, царственная осанка. Реджина. Потом появилась стайка ребятишек в ярко-желтых костюмчиках, и кадр приблизился, фокусируясь на крохотной, одетой в желтое, темноволосой фигурке. Эмма поняла, что это концерт, про который ей рассказывали Миллсы.

К глазам подступили слёзы. Генри улыбался ей с экрана.

Послышался знакомый новозеландский акцент Тины Белл, и Август навел камеру так, чтоб показать всю группу деток и их воспитательницу.

– Наша младшая группа рада приветствовать вас на нашем летнем празднике, – взволнованно произнесла Тина.

Раздались аплодисменты, и мисс Белл кивнула малышам.

– Доброе утро, родители и гости! – старательно, в унисон, прокричали детские голоса. Из зала послышались смешки, детвора улыбалась с импровизированной сцены, они явно были собой очень довольны. Большинство детей искало взглядом родителей и переминалось с ноги на ногу, стараясь подойти к ним поближе. Так что воспитателям пришлось напомнить своим подопечным, что нужно стоять смирно.

– Сегодня мы приготовили для вас музыкальные подарки, и мы надеемся, что они вам понравятся, – сказав это, Тина по-турецки уселась на траву перед детьми. Заиграла музыка, и камера опять вернулась к Генри.

- «Well the sun comes up and the rooster crows! I get out of bed and put on my clothes! Today's gonna be a most spectacular day!»

Он громко пел «My Little Yellow Bus», пританцовывая, как учила их мисс Белл.

Глядя на малыша, Свон улыбалась от уха до уха, как Чеширский кот, и вспоминала, как он пел эту песенку по телефону. Наверное, он и тогда пританцовывал, будто ведет автобус, и махал, приглашая друзей прокатиться с ним. А его попытки присвистнуть были милее всего, что Эмма видела в своей жизни.

Кто-то из детей расплакался, кто-то не пел, и танцевали детишки кто в лес, кто по дрова, но только не Генри. Генри был просто великолепен! Когда песня закончилась, Эмма хотела аплодировать вместе с залом. Кончиком пальца она вытерла мокрые ресницы.

– Давай, Генри! – раздался голос Августа.

Зрители успокоились, и заиграла следующая песня. Раздались первые аккорды «You Are My Sunshine», и Эмма заметила что детки прятали руки за спинами. Начав петь, они вытянули руки, демонстрируя склеенные из желтого картона солнышки с оранжевыми лучиками. В середине солнца в руках Генри, была наклеена фотография Реджины. Значит, у других детей тоже фотографии родителей.

- «You are my sunshine! My only sunshine! You make me happy! When skies are grey!»

Зрители восхищенно замерли. Эмма засмеялась, когда припев закончился, и детишки начали путаться в словах куплета. Конечно, Тина слегка переписала текст песни. Припев дети опять спели складно, сорвав бурю аплодисментов, и камера выключилась.

Эмма сидела широко улыбаясь, а по лицу струились слёзы. В груди болело так, что она с трудом могла вздохнуть. Боже, как же она хочет увидеть мальчишку, взять его на руки. Это она должна была сидеть рядом с Реджиной, и снимать Генри на камеру, и смущать его аплодисментами, одобрительными выкриками и свистом.

Она покачала головой, вытирая мокрые щеки тыльной стороной ладони. Потянувшись к пульту, Эмма хотела выключить запись, но экран снова засветился.

Концерт, видимо, закончился, и Генри со всех ног бежал по траве к Реджине, сжимая свое солнце в руках. Брюнетка тут же обняла сына. У Эммы перехватило дыхание, она видела Реджину впервые за пять месяцев. Миллс была одета в дизайнерские джинсы и блузку. Наверное, она взяла отгул, чтоб посмотреть выступление Генри.

– Ты видела меня, мамочка? – малыш взволнованно подпрыгивал, глядя на неё.

Женщина наклонилась к нему и похлопала в ладоши:

– Конечно видела, родной! Ты такой умничка.

– Эй, приятель, – позвал Август, не прекращая съёмку.

Мальчик улыбнулся ему и протянул ладошку, давая «пять».

– Ты видел меня, дядя Август? – переспросил он, не обращая внимания на камеру.

– Ты крут, пацан. Скажи Эмме «привет».

– Где она? – оглянулся Генри и непонимающе посмотрел на мать.

Реджина обняла его и показала в объектив камеры.

– Привет, Эмма! – малыш взволнованно помахал солнцем. – Ты видишь меня?

– Она увидит. Поди-ка сюда, дружок.

Камера развернулась, и на экране показались обнявшиеся Август и Генри, прижавшиеся друг к другу головами.

– Скажи «Я скучаю по тебе».

– Я скучаю по тебе!

– Скажи «Я тебя люблю».

– Я тебя люблю!

Эмма прикусила губу, безуспешно стараясь сдержать улыбку.

– Скажи «Мамочка тебя любит».

 – Мамочка тебя любит!

Эмма закатила глаза, увидев, как брови Августа многозначительно приподнялись. Он довольно усмехнулся.

– Скажи «Дядя Август тебя любит».

– Дядя Август тебя любит!

– Скажи «Я лучше всех».

– Я лучше всех!

-Да нет, «Я лучше всех», – поправил Август.

– Я лучше всех, – хихикнул Генри и, вывернувшись из рук дяди, побежал к Реджине, которая стояла, смущенно глядя в камеру. Солнце светило ей в спину, и казалось, что брюнетка вся светится.

Эмма улыбнулась. Мадам мэр может общаться с журналистами, может вести переговоры со старыми ворчливыми инвесторами и охмурить их одним взглядом, может уболтать самого хитрого и прожженного юриста, добиваясь того, чего хочет. Но сейчас гроза всего Сторибрука была просто любящей мамой и, глядя в камеру, краснела, как школьница.

Генри обнял её:

– Да, мамочка?

– Да, родной, ты лучше всех, – подтвердила Реджина.

– Хочешь что-нибудь сказать Эмме? – спросил Бут, почти не скрывая откровенного подстрекательства в голосе.

Реджина пристально посмотрела на него и подхватила Генри на руки. Она напряженно смотрела в камеру с полсекунды, потом взгляд смягчился, но Эмма заметила это короткое напряжение. Брюнетка крепче обняла сына и мягко улыбнулась в камеру. Август навел фокус так, что на экране теперь были только лица Миллсов.

– Эй, солдат, нам тебя очень не хватает. Береги себя и приезжай к нам снова.