Текст книги "Nicht so (СИ)"

Автор книги: Gozer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

– А ты не боишься сдохнуть?

А то, насколько мне известно, передние части голеней – это очень болезненные места. Артём точно хочет этого? Я бы хорошо подумал, прежде чем делать что-то на таких местах. Я просто прям вижу, как он весь разноется от боли, и придётся прекратить чуть ли не сразу же. Ещё и в четыре руки. Он уверен, что выдержит такое? Я вот сильно сомневаюсь.

– Именно поэтому мы и будем это делать, – отсев, с прежним торжеством продолжил Артём. – Будем проверять, насколько я не выносливая чмонька.

Не сказать, что я был в особом восторге, но запрещать ему было бы глупо. Да и куда там. Он же должен использовать мои рисунки, так? Это должно меня радовать. Тешить моё самолюбие и всё такое. Хотя странно придавать чему-то такому значение, при том, что Артём просто хочет набить себе что-нибудь новое, а на руках и верхней части тела уже особо нигде не разгуляешься. Зато ноги (по большей части) просто девственно чистые, и самое время это исправить. Всё интересно, что Артём будет делать, когда у него на теле закончится место. Начнёт удалять старые татуировки? Набивать поверх? Остановится наконец? Ух, важные вопросы. Но реально, что здесь будет, когда я вернусь после долгого отсутствия? В смысле, когда я уеду после одиннадцатого класса, потом же я вернусь когда-нибудь. И что. Артём с татуировками на лице будет ходить к тому моменту? Мда, скорее, старательно прятать всё под одеждой. Работать так он не сможет явно, так что большего ему не останется. Так же будет тональные крема закупать килограммами и мазать кисти рук, а остальное под одежду. Ух, мечта, а не будущее.

– Кстати. Я хочу посмотреть на твою спину. Раздевайся.

Было немного внезапно, но, поняв, чего именно Артём хочет, и что это относительно безобидно, я послушно стянул с себя футболку, так же разворачиваясь к своему ненаглядному спиной. Артём же хотел на осьминога здесь хотел посмотреть? Он как-то говорил, что ему жаль, что эта его работа не на видном месте и он редко её видит. Не знаю, какое значение он этому придаёт. Но он сам место выбирал. Мог выбрать руку – на них почти всегда и всё видно, но что-то его остановило. Что-то, мда. Он просто хотел набить на мне что-нибудь большое. Прям вот большое-большое. На руку бы не влезло, а спина – вот прям Бог послал занять её. И похуй, что Артём ей видит раз в.. Никогда. Ну ладно. Может быть, разочек. Если повезёт. Что поделать, если у него реально возможности нет. Ну и да, ещё на спине больнее. Артёму же нравится, когда мне больно. Он даже не скрывает.

Когда я пересел спиной к нему, он снова приблизился и вскоре я почувствовал на коже его пальцы. Ей-богу, я был готов выругаться, как вдруг понял, что они не холодные, и прикосновения вполне можно терпеть. Это было так странно. Не каждый день прикосновения Артёма можно спокойно выносить. Говорю же, это даже непривычно. Он нервничает? Или что случилось? Почему он тёплый? Я уже приготовился страдать, а тут ничего. Нет, здорово, конечно. Но всё ещё странно. Мда, Артём и правда как игуана какая-нибудь. В тёплую погоду и он тёпленький. Ему там не плохо..? А то мало ли. Скорую, может, вызвать надо.

– Я так давно не видел тебя с этого ракурса, – вскоре заговорил он.

– Когда ты вообще меня с него видел. Не считая тех раз, когда ты помогал с уходом за татуировкой.

Я просто вообще не помнил таких ситуаций. И даже представить себе не мог, как так могло повернуться. Если только Артём не рассматривает меня спящего по утрам. Ну, он же всегда встаёт раньше. И можно предположить, что я могу спать лицом к стене в этот момент, и одеяло сползло, то да, тогда у Артёма есть возможность посмотреть на мою спину. Но так.

– Почему ты всегда говоришь “татуировка”.

Нашёл, до чего доебаться. Вот когда придумают слово получше, подумаю над изменениями в речи. Но пока нет никаких приятных слуху аналогов, приходится использовать наименее мерзостный.

– А ещё есть варианты. Тату?

– Татуха, – посмеялся Артём. – Татушка.

– Татушка, блять, – фыркнул я. – У меня ассоциации с переводными вот этими хуёвинами из жвачки. Продавались раньше.

– Ты любил такие? – Артём вдруг подался вперёд, заглядывая мне в лицо.

– Да как-то.. Эта хуйня мимо меня прошла.

Как и большинство вещей. Просто это обычно зависит от круга общения. И того, что ты хотя бы иногда выходишь из дома и шляешься по магазинам, покупая всякую вкусную хрень. У меня не было такой возможности. А когда была, то не было желания. Так что я и жвачку не помню, и татуировки из неё. Откуда я только про их существование знаю вообще, в таком случае. Не то чтобы это важно.

Когда Артём переместил руки мне на плечи и я развернул голову, то увидел его правую ладонь. Ножницы на пальцах, “Пошёл нахуй” и “Завали рот”. Всё по-старому. Впрочем, тут слишком мало свободного места, чтобы что-то могло поменяться. Да и не надо. И без того всё идеально.

– А ты, – наконец я нашёл в себе силы заговорить. – Не увлекался этой хуйнёй в детстве?

Это бы объяснило, почему он любит всякие такие вот “мелкие” татуировки. Просто если серьёзно посмотреть, у него почти нет серьёзных обширных татуировок. Только на спине и на бедре, всё. Ну, на груди ещё можно посчитать. А всё остальное тело занято какими-то небольшими изображениями. Конечно, не такими маленькими, как на вкладышах в жвачке. Но типа.. Я не сильно это понимаю.

– А? Не-ет.

– А то вдруг у тебя именно с этого всё и началось, – на всякий случай я решил объяснить.

– Не, – протянул Артём, улыбаясь. – Там из-за другого было. Как-то я вывихнул руку, ну. Отец это сделал. И она вся была замотана бинтом. В школе Рита разрисовала мне его всякой хернёй, и мне так это понравилось. А потом тринадцать лет. Более-менее сознательный возраст.

– Более-менее сознательный, ага.

– Да мне было похуй. Я когда узнал, что существует такая вещь, как татуировки. Не сразу, конечно, но проникся. И очень запал на мысль набить себе что-нибудь. А потом это как наркотики. Один раз попробовал, и потом уже жить без этого невозможно.

– А станок ты где взял? Ну или. Кто тебе вообще бил самую первую?

Как ни странно, об этом мы никогда не говорили. Мы вообще не часто обсуждали эти темы. Год назад, когда только познакомились, и то парой фраз. Просто, может быть, это странно, узнавать о подобном только сейчас. Это же, в какой-то мере, важная черта.. Хотя с чего бы ей такой быть. Татуировки и татуировки. Другое дело, что это можно было использовать как тему для приятной и охуенной беседы. Это просто замечательная возможность начать разговор. Но этим никто не воспользовался. Ну, вот и обсудим всё сейчас. Как Артём вообще на этот путь вступил? На эту скользкую дорожку. И сколько лет ему было. Тринадцать, больше? Родители пизды не дали? Ну, ладно ещё его отец, хотя и он мог выразить мнение. И не только на словах, что самое страшное. Там же ещё и его мать была. В смысле, я полагаю, что в те времена они ещё все вместе жили? Не может же такого быть, чтобы им было похуй. Я же могу сейчас его порасспрашивать?

– Кирилл. Он же татуировщик у нас дохуя. У них в квартире комната отдельная выделена под кабинет, всё классно. Не как мы делаем, – Артём посмеялся. – Дебилы. Но вот. Он набивал мне мою первую. Потом помог достать станок и всё нужное. А дальше уже как-то само пошло.

– И он учил тебя потом, как колоть? – догадался я.

– Ну да. Можно и так сказать.

Понятно. А то я всё думаю, откуда у девятиклассника (да даже младше) познания в такой сфере. А тут вот, что. Татуировщик-сосед. Ответ на все вопросы.

– Родители ничего не сказали?

– Отец посмеялся. Сказал, что я еблан. Но у него у самого есть одна, как бы. Так что не ему на меня гнать.

Я даже брови в удивлении вскинул. Вот это новости. Серьёзно? И как так вышло, что я только сейчас об этом узнаю? Как бы, мы не мало виделись, чтобы это могло оставаться незамеченным. Или что вообще. Где она?

– С армии осталась, – продолжал Артём. – Такой корабль на плече. И баба голая. С рыбьим хвостом.

– Он был в армии?

– Да. Думаю, по.. Рисунку понятно, где служил.

Ну, однозначно что-то связанное с морем. Морские войска? Или как это называется. У этого же есть какое-то особенное название. Морпех почему-то на уму. Морская пехота? Ай, блять, я не мамкин милитарист, чтобы знать, как что называется. Это Артём у нас шарит, вот пусть на нём это всё и остаётся.

– Она вся выцвела уже, правда. Но есть. Я всё прошу его сходить обновить. Или дать мне это сделать. А он не хочет.

Какое тебе дело вообще? Это даже не твоя рука. Ноет он тут. Может, Алексей Валерьевич боится доверяться всяким долбоёбам. Ему эта татуировка дорога, как память, а сейчас какой-нибудь дебил её испортит, и вот же будет неловко.

– А мать. Ну, повозмущалась. Потом постоянно ныла подругам, ну и мне иногда. А так что она сделает.

– Ну мало ли.

Вдруг она так же его избить могла. Может, она под стать мужу была. Откуда мне знать. Артём вообще редко говорит о ней. Как будто у него вообще матери не было никогда. Я же правильно помню, что ему было где-то четырнадцать-пятнадцать, когда они разъехались? Он говорил в том году о чём-то таком. Что они уехали чуть ли не прямо перед его четырнадцатилетием. Или что-то такое там было. Значит, он был уже в сознательном возрасте, и у него есть какие-то воспоминания о ней. Не может же он её ненавидеть только потому, что она заставляла его ходить на хореографию.

– А твоя тебе ничего не говорила?

Я выдохнул, даже немного усмехаясь. Что, у нас обмен опытом? Это так забавно.

– Нет. Это же Отто одобрил.

– А вы все дружно помалкиваете, какую бы хрень он вам ни задвинул?

Увы. Увы.

– Вот поэтому он такой зажратый у вас.

Я и без тебя прекрасно знаю, почему он такой мудак, и не надо мне с таким тоном сообщать очевидные вещи. Ещё и как будто я лично в этом виноват.

– Ты предлагаешь мне что-то сделать с этим? – разворачиваясь к нему, спросил я. Намёк на это в голосе у Артёма тоже был. Ну или по крайней мере, я его там уловил. Я много думаю? Или он реально дебил?

– А ты можешь?

– Сам подумай, – отворачиваясь, фыркнул я. Если бы я мог, этот вопрос уже уладили бы на десять раз. Но меня кто-то спрашивал? Нет. И не спросит.

Немного помолчав, Артём вдруг склонился ко мне, обнимая. Я сразу весь напрягся, но быстро сказал себе успокоиться. Всё было нормально: Артём, очевидно, прекрасно помнил, что меня теперь нельзя обнимать как только вздумается. Надо аккуратно. Нежно. Следя за тем, чтобы не задевать мест, которые нельзя задевать. А, я просто всегда нервничаю, когда у меня свежие татуировки. Постоянно боюсь, что я или кто-нибудь другой как-нибудь не так заденет, прикоснётся, а потом всё, рак мозга, мозг рака, сифилис души и смерть. Плохо быть таким параноиком, но что я могу поделать. Наверное, лучше уж быть таким, чем вообще не следить ни за чем.

– Нам нужен злой план.

– Как спасти меня от родственников-ебанатов?

Артём покачал головой, усмехаясь. Он продолжал обнимать меня, держа руки на плечах и вытянутыми, из-за чего я мог хорошо видеть их и большую часть татуировок. Даже на секунду показалось, что Артём специально всё так сделал, чтобы я мог видеть его руки во всей красе. Ну, по крайней мере, это можно было использовать как причину для возвращения к прошлой теме. То, чего я хотел. Всё лучше, чем обсуждать мою семью и перспективы.

– Какая была самой первой?

Артём, кажется, и сам забыл, потому что ответил не сразу, и даже отстранился – видимо, чтобы осмотреть свои руки и вспомнить. По крайней мере, я определил это всё так.

– Карта сокровищ.

Это было на левой руке, на внутренней стороне и под локтем. Небольшая карта, даже не очерченная. Просто несколько островов, небольшой крест компаса над ними, пара монстров в море, ну и куда в таком деле без пунктирной линии с заветным крестом. Всё по канонам.

– Потом была эта.

Артём указал на перо с мечом. Та самая его татуировка, которая занимает меня с самого нашего знакомства.

– Это ты рисовал?

– Вообще, это из игры. Ковальский подогнал.

Ого. Наш главный игроненавистник набивает себе что-то из игр? В которые даже не играл, м?

– Ну, вернее, я просто заметил у него на компьютере сохранённые штуки оттуда.

Просто нашёл и просто набил. Классика.

– Кстати, об этом.

Не так давно меня каким-то образом занесло на сайт специфичной направленности, где я вычитал, что заключённые считают тему с самостоятельным выбором эскиза татуировки очень хуёвой. Типа, ты вообще ничего не выбираешь, а эскиз подбирают тебе исходя из определённых фактов о твоей жизни. И, собственно, что мне нужно.

– Вы же угорали по тюремной культуре и всякой такой хуйне. Ты не считаешь зашкварным выбирать самому, что набивать, и всё такое?

– Господи, – недовольно выдохнул Артём. – Если по молодости я был дебилом, и мне казалось интересной всякая дичь, это не значит, что я собираюсь жить по каким-то странным принципам.

Ну, примерно так я и думал. Хотя отчасти мне всё равно кажется это странным. Я думал, Артём наоборот перенимал какие-то штуки оттуда. А, оказывается, он считает это дебилизмом. Ну, судя, по тому, как он отзывается об этом. Хм..

– И вообще, всей этой хуйнёй я начал интересоваться уже после того, как увлёкся собой.

– Ладно, ладно, – остановил его я. А то он, кажется, немного оскорбился. Раз так рьяно бросился доказывать мне, как эти вещи не связаны.

– Было бы странно, если бы я, начитавшись всякого, решил избавиться от всего. Ещё и каким-нибудь ужасным методом. Паяльником или марганцовкой.

Лол, ага. Чисто по-мужски.

Артём, заваливаясь на бок, утянул меня за собой, и как только мы оба улеглись, он тут же обнял меня руками и ногами. Я снова весь замер, испугавшись, что он сейчас заденет меня, и будет больно и неприятно, но всё по-прежнему было нормально. Я даже хихикнул про себя, когда представил, что Артём специально контролирует себя и свои движения, чтобы не сделать ничего неправильного. Так глупо, так мило.

– Пиздец, – вдруг снова заговорил он. – Хочу, чтобы татуировки были ощутимы при прикосновении.

– Зачем? – справившись с недоумением, спросил я.

– Чтобы трогать их, – прозвучало так, будто это было пиздец очевидно. – И понимать, что на коже что-то есть. Разве это не охуенно.

Меня пугала его увлечённость этим, на самом деле. Он говорил о подобном ещё весной, и.. Это ничего не значит. Это по-прежнему только пугает и нервирует. Артём воспринимает татуировки как отметины. И тогда это из той же серии, почему он начал постоянно царапаться в последнее время. Даже не во время секса. Вот вы спокойно лежите и обнимаетесь, а вот он уже лезет тебе под футболку и начинает раздирать спину, плечи, да и вообще всё, до чего только дотянется. Теперь понятно, что за хрень. Ему нужно именно ощущать, что что-то есть, а не просто видеть. И это реально уже ненормально. Я уже промолчу про то, что мне физически неприятна эта хуйня. Но, видимо, чем больше я прошу прекратить, тем сильнее у Артёма желание продолжать. Так что я ничего ему не говорю. Просто надеюсь, что рано или поздно ему самому надоест или наскучит доводить меня (раз ещё и ответной реакции никакой нет), и он сам прекратит. Отвратительная позиция, на самом деле. Но что поделать.

– Мне кажется, ты слегка не в себе.

– И это я тебе ещё главного не рассказал, – утыкаясь носом мне в волосы, вздохнул Артём.

– Если там опять какая-нибудь криповая хуета, то лучше оставь её при себе.

А то он рассказывал, как его пугали слова Ани о том, что она может его убить, и что она там ещё ему заливала. Вот на меня примерно то же воздействие оказывают его речи. Вызывают желание уйти поскорее и больше никогда с ним не видеться. Не знаю, что там Артём думает. Правда не замечает сходства? Или как обычно, в своём глазу бревна не видно?

Артём только посмеялся.

– Из-за подписок Риты мне часто кидает в предложку всякую ванильную хрень с тамблера. Про соулмейтов и всё такое.

Ах, ну понятно.

– Пометь их как “Неинтересное” или просто не читай. Ты деградируешь.

– Да ну. Мило же иногда. И я сейчас ведь не уточнял, что именно я там вижу. А ты откуда знаешь? Сидим на тамблере, м?

Сейчас обижусь нахрен.

– Кристина. У неё был блокнот, куда она переписывала всякие посты с тамблера. Идеи для фанфиков тоже, и там как раз были все вот эти соулмейт АУ и прочее.

Артём хмыкнул, и на какое-то время мы оба замолчали. Я уже даже успел обрадоваться, что всё прекратилось, как вдруг почувствовал его язык у себя на плече. Кажется, просто трогать татуировки теперь Артёму было мало. Надо было ещё так.

– Или, может, было бы классно, если бы они были какими-нибудь на вкус.

Когда продолжилась старая тема, я только недовольно вздохнул. Я надеялся, мы уже ушли от неё, но Артёму, кажется, всё неймётся. Хотя он просто хочет побесить меня и развести на эмоции. Я плохо сделал, когда дал понять ему, что меня напрягают такие разговоры. Но уже поздно в любом случае.

– Знаешь, какое дикое желание было облизнуть кожу, когда я бил тебе сейчас? Выступающая краска выглядит такой вкусной.

– Кровь тоже? – спросил я, развернувшись. Уж очень хотелось видеть лицо Артёма. Он издевается? Или серьёзно?

– Это же твоя.

Ах ты.. Ёбанный.. Как называют таких людей. Которые своими сладкими речами усыпляют бдительность. Льстец? Недостаточно обидно для него. Должно быть ещё какое-нибудь.

Но он правда с таким невинным лицом сказал это, будто правда не понимал, в чём проблема. Маленький уродец..

– Тебе пора лечиться, мне кажется.

Это точно уже ненормально. Кровь, вперемешку с краской и всякой другой дрянью, и не вызывает у него отвращения. Охуеть.

– Грубо, грубо, – протянул Артём. – Почему ты меня не понимаешь. Разве тебе не нравится.

– Но не настолько же бредить этим.

Чтобы хотеть слизывать краску. Это уже совсем край.

– Но скажи же, охуенно. Было бы совсем не то, если бы у меня кожа была чистой. Ты бы меня так не любил.

М, ещё и с тем соскакиваем.

– Как будто только в них и дело, – немного смутившись, вскоре сказал я.

Это звучало не очень хорошо, но доля правды в его словах всё же была – его татуировки мне и правда нравились. Возможно, даже слишком, но это всё равно не было поводом считать, что они – единственное привлекательное в нём. Хотя как будто можно о чём-то говорить. Мы же не знаем, как бы я относился к нему, будь у него полностью чистая кожа. Но то, что мне нравится его тело, и, возможно, особенно – краска под кожей, это он прав. Тут глупо отрицать, но не надо говорить об этом так, будто только из-за этого мы в отношениях. Или Артём не это имел в виду, а я опять накручиваю. Будет забавно. Типа я один об этом подумал. Фу.

– Но это же всё равно важно.

Я не хотел с ним спорить, хотя, возможно, и стоило бы. Сказать хотя бы, что “не настолько”, насколько он думает (хотя как будто я понимаю), или ещё что-нибудь такое.. Не знаю. Я в любом случае и слова ему бы не сказал. Слишком это всё.. Сопливо. Да и вдруг он решит, что я слишком навязчиво его переубеждаю. Типа не хочу, чтобы он думал так, а на самом деле это правда. Да и всё равно переубедить его в чём-то нереально, так что пусть сам там разбирается. И думает, как ему нравится.

– А к этому ты как пришёл? – подвигав индастриал в моём ухе, спросил Артём. Я нервно мотнул головой, без сильного желания, чтобы кто-то трогал мои уши и всё, что в них было вставлено, и надо же, Артём догадался прекратить. Поразительная доходчивость.

– К татуировкам тебя Отто привлёк, это понятно. А это откуда пошло?

– Ну. Мне нравились украшения моей матери. Она согласилась проколоть мне уши. А потом я где-то в интернете увидел про тоннели, и что уши можно прокалывать и в других местах. И всё.

– То есть, интернет, – заключил Артём. – И тебе ничего не говорили? Никто не возмущался?

– Только когда тоннели воспалялись или типа того.

Артём, я чувствовал, лежал с приподнятой головой, и я прям ощущал всем, чем только можно было, как он меня разглядывает. Мои уши. Это нервировало. Он сейчас опять скажет мне поменять растяжки на обычные тоннели или плаги? Что-то же ему надо. Хотя, может, это просто как продолжение темы с татуировками. И ему просто интересно, как я пришёл к такой жизни.

– Меня такой вопрос занимает. Вот эта хрень, – он ткнул пальцем во второй тоннель в левом ухе. – Она вообще вытаскивается?

Аха-ха. А я надеялся, он не узнает. А то у него такое отношение к моему похуизму. Меня даже тянет делать всё нормально, лишь бы он не возмущался.

– Нет.

Тоннель, который был вставлен в тот прокол, не раскручивался и слишком сильно расширялся к краям, почему вытащить его было невозможно. Вообще. И не то чтобы это было проблемой, даже первые полгода после того, когда прокол постоянно гноил и кровоточил. Я просто постоянно сдирал корку, иногда обрабатывал хлоргексидином, потом мне рассказали про чудодейственные компрессы со спиртом и всё закончилось. Но больше никакого беспокойства я не испытывал. Ну да, у меня в ухе какая-то штука, которую невозможно вытащить. И что дальше? И не то чтобы сейчас была такая острая нужда в этом. Но эта хрень начинает мне надоедать, и раз мы заговорили об этом, как раз..

– У тебя есть плоскогубцы, кстати?

– Чего? – не понял Артём. – Что ты собрался делать?

– Смять края с одной стороны и вытащить его. И вставить обычную серьгу.

Я гений, не правда ли?

– С крестом, да? – Артём усмехнулся, и я еле удержался, чтобы не пнуть его. Чем ему кресты не нравятся? Нормальная тема.

Но меня порадовало, что он спокойно отнёсся к идее с плоскогубцами и ничего даже не сказал. Потому что моя мать первым делом пошутила про болгарку, и типа.. Спасибо за адекватность. Это у нас теперь на вес золота.

– Со стразами, блять, – фыркнул я. – Кристина как раз оставила мне несколько своих. Самое то.

Я затылком чувствовал напряжение, а слишком затянувшееся молчание только подтверждало догадки о том, что что-то пошло не так. В конце концов я даже осмелился на развернуться и проверить, что там с Артёмом, и тут же встретился с его недовольным и полным осуждения взглядом. Он даже зубы стиснул. Так не понравилось упоминание Кристины?

– Кристина, да, – продолжая смотреть на меня, повторил Артём. – Будешь носить её украшения.

– Кресты же тебе не нравятся.

Странно, что за эти полтора года мне ни разу не предъявили за крест в левом ухе. До растяжек доебались, а крест его не смущал, значит.

– Такие вещи не нравятся мне ещё больше. Мои ты почему-то не носишь.

– А ты мне предлагал? – не понял наезда я. Что-то у меня в памяти не было даже приблизительного. Артём сам понимает, насколько тупо сейчас себя ведёт? Или я должен был спросить? Помнится, в том году мы чуть не поругались из-за подобного. Или я слишком всё утрирую опять. Артём же просто обиделся на меня, решив, что я его проверял. Хотя я просто предложил ему выбрать, на какие тоннели мне заменить растяжки. Пиздец. При этом, он сам же сказал мне их сменить на что-нибудь более нормальное. И обиделся. Звучит как план. Он же мне не этот случай припоминает..? Нет, он говорит именно про “мои”. Про то, что он мне купил или подарил. Но ничего такого не было, так что не надо мне тут придумывать, окей? Выпендривается ещё на меня.

– Нет, – согласился Артём. – Но могу.

– Открыт для ваших предложений.

– Хорошо, – после недолгой паузы протянул он. – Я подумаю и куплю. И поищу плоскогубцы.

То есть, он сам даже не знает, чего хочет, но наезжает на меня. Просто класс. И на этого человека я трачу лучшие годы своей жизни. Ладно. Не дай Бог, на самом деле, чтобы именно эти годы были самыми лучшими в моей жизни. Это будет просто провал.

– Ты останешься?

– Не знаю. Но я уже сказал матери, что, возможно, не приду.

– О, отлично, – удивлённо протянул Артём. – Тогда предлагаю заказать еды.

Но я почти всем доволен. Пока Артём заказывает и оплачивает еду. И пока не шутит так же, как моя мать. Хотя на самом деле это смешно. Не я ли ною тут уже почти второй месяц о том, как всё хуёво. С другой стороны, только это мне и остаётся – радоваться в таких вот промежутках, как у нас всё мило и хорошо. Надо просто наслаждаться.

– На твоё усмотрение.

Он даже не двинулся, только сильнее обнял меня, прижимаясь щекой к спине. Подержавшись так с пару секунд, он ослабил хватку, но по-прежнему никуда не уходил. Почему-то мне показалось, что это надолго, так что я просто закрыл глаза и устроился поудобнее. Раз уж со всеми делами на сегодня разобрались, можно отдыхать.

– Ты спать собрался?

По моим ощущениям, прошло несколько минут, когда Артём снова заговорил, и я убить его захотел за это. Я только засыпать начал более-менее.

– А что ты хочешь?

– Поговорить. Мне понравилось обсуждать с тобой такие штуки. И я хочу прояснить ещё кое-что.

– Внимаю, – вздохнул я.

Артём аж уселся, и я даже в его дыхании мог уловить радость и возбуждение. Хорошее возбуждение, да. Ну, учитывая его любовь к татуировкам, он явно рад, что у него есть возможность узнать, что и как было у меня.

– В том году, в лагере. Я спросил, кто тебе бил всё это, ты сказал, что это набивал Отто, да.

– М.

– Это так прозвучало, как будто он привёл тебя в салон и сказал типа “Раздевайся, сейчас будем страдать”. Я что-то не так понял, да?

Да, немного. Я ненавижу внимание к себе, особенно по этой своей части. В виду моей параноичности любой интерес я воспринимаю как попытку доебаться и поиздеваться надо мной, почему обычно сливаю все разговоры (хотя я просто не умею их поддерживать, но да) и поэтому же да, мои ответы могут быть восприняты не так, как надо. Ещё я не хочу, чтобы мне задавали вопросы. “Тебе реально это нравится, ы-ы? А что это значит?”. Я не хочу, чтобы меня спрашивали о словах на пальцах. Я был так рад, когда Артём не стал уточнять, какой в них смысл. Но я видел сейчас, как он смотрел на мои ладони, и как же мне хотелось перевернуть их ладонями вверх..

– Нет, он спрашивал у меня. Сам мне предложил. Типа, раз я увлекаюсь пирсингом, не хочу ли я и татуировки попробовать. Я такой: “Чего бы и нет”.

– Ну, обычно после “Чего бы и нет” появляется одна относительно небольшая татуировка. И потом, через год-два вторая и, может быть, третья. А не так, что вдруг все руки забиты, ещё и на теле две штуки.

– Ну. Я просто не воспринимаю, когда, допустим, на руке одна маленькая татуировка. Что это, блять, вообще? Либо она большая и охватывает всё плечо или локоть. Либо как у тебя, что они маленькие, но их много, и занято всё место. Но “одна относительно небольшая” – это всрато. Я. Не понимаю такое.

– Да, я даже.. Согласен. Я по жести стремался, когда у меня была всего одна татуировка, – усмехаясь, протянул Артём. – Но я всё равно не понимаю. Отто тебе ничего не сказал, когда ты.. Ну, вы же как-то обсуждали, чего ты хочешь и всё такое. И ему было всё равно?

– Ты никогда не общался со своими родственниками того поколения, у которых нет детей? Особенно если ты того же пола, что и. Ну, каких детей они сами хотели бы.

– Да как-то.. – подумав немного, ответил Артём. – Нет, похоже.

Многое потерял. Можно много плюшек получить.

– Они многое готовы спустить. А подобные замашки даже как-то одобряют, что ли. Отто считает это крутым. Типа по-мужски и все дела.

– Ну понятно, – Артём усмехнулся. – Это у вас в семье типа доказательство мужицкости?

Да, именно мужицкости. Я не знаю, что это, но наверняка что-нибудь пиздец тупое.

– Может. В любом случае, он не возмущался. Половину даже оплатил.

– А вторую половину ты?

Он издевался, но я всё равно недовольно закатил глаза. Ага, у меня же куча денег. Именно “своих”. Артём слишком много думает. Хотя тут просто небольшая разница между нами. Артём же у нас работяга. Вон, упахивается с четырнадцати, сам зарабатывает на всякие плюшки. Молодец какой. А я комнатное растение, привыкшее к лёгким деньгам. Что вот, у меня есть карточка, на которой постоянно есть приличная сумма, и мне самому даже париться не надо. Как я только буду жить, когда всё это прекратится..

– Ну, мать. Отто хотел за всё рассчитаться, но она такое не одобряет, так что взъелась немного.

– Вы там все такие принципиальные дохуя?

– Есть у нас такое, да.

– Хорошо. Ты сказал ниже локтей. А всё, что выше?

Приподняв мою руку, он указал на солнце.

– Кто его рисовал?

– Рисовал я, набивал какой-то друг Отто. Он, по-моему, там со всем салоном скорешился.

Поразительно, как такие мудаки, как он, умудряются так легко сближаться с людьми. Хотя, наверное, в этом и дело, что пока чмохи, вроде меня, загоняются и боятся слово не так сказать или что-то неправильно сделать, люди вроде Отто просто берут и говорят/делают, и не парятся, что о них подумают, и всё на свете. Их это просто не ебёт, и никакие рамки их не стесняют. Понятное дело, что им легче. Аха-ха, блять.

– Растения, это.. Один друг Отто хотел потренироваться в этой технике. А мне понравились.. Ну, знаешь. В салонах часто такая хрень есть, когда работающие там люди развешивают свои эскизы на стенах.

– М-м.

– Ну и пока я там залипал. Отто водил меня с ним на бухаловки туда ещё. Я рассматривал их. И мне понравились вот эти, – я двинул рукой, указывая так на плечо, – и то, что у меня на животе и бедре. Хенке по жести угорел. Типа, е-е-е, набивать кому-то татуировки по собственным эскизам. И как-то всё само собой вышло.

– Хенке?

– Друг Отто. Он какой-то там охуенный татуировщик, все дела.

– Тоже нацист?

– Ну, да, с приёбом мужчина. Но пока речь не заходит о политике, очень даже ничего.

Артём очень выразительно смотрел на меня, очевидно не очень довольный моими рассказами. Я же не сильно понимал, что именно его смущает. Не нравится, с какой компанией я ошивался? Но ничего спрашивать он не стал. Взяв мои руки в свои, он поднял их и поднёс поближе к себе, рассматривая пальцы и внешние стороны ладоней.

– Ты в то время по масонам угорал? – проводя пальцем по треугольникам с глазами, спросил Артём.

– Это тоже из игры, – хмыкнул я. – Это горы, если что. Горы с глазами, не треугольники.

– Понятно, – Артём покачал головой, продолжая задумчиво то ли смотреть в пространство перед собой, то ли всё же рассматривать мои руки. Я молился всем богам, чтобы он не спросил про слова, и надо же, этого не произошло.

– А что по рунам?

– Феху и Йера. Я же не должен рассказывать их значение.

– Нет. Но можешь рассказать, почему именно эти две.

– Не хочу.

– Ладно, – Артём подозрительно легко сдался.

Оглядев меня ещё раз, он опустил наши руки, хотя по-прежнему сжимал мои в своих. Выждав ещё немного и поняв, что больше вопросов не будет, я решился задать свой. Раз уж у нас такие темы..

– Я же правильно понял, что Ковальский увлёкся татуировками после того, как узнал, что ты можешь набить ему что-то?

– Да. Он типа так.. Меня заинтересовывал или что-то в таком духе. На самом деле, это Кирилл проболтался ему. Я не хотел, чтобы кто-то из моих, ну. Настолько близких знакомых знал об этом. Но Кирилл рассказал ему, и Ковальский попросил меня набить ему что-нибудь.