Текст книги "Долгожданный подарок (СИ)"

Автор книги: eva-satis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Я зажмурился, замотал головой и зажал уши руками. Это что такое! Не-не-не, не хочу! Что происходит?! Сердце забилось, как заполошное, из глаз потекли слезы… не хочу, не хочу! Попытался вытереть глаза, расцарапался, разревелся ещё пуще! Не надо, не хочу! Дернулся, попытался сесть, задел кувшин, стоящий на табуретке рядом. Он опасно закачался. Нет! Щас грохнется, все сбегутся, а я в слезах и соплях! Я потянулся к нему, но раньше он заледенел и куском льда глухо стукнулся о пол. От кувшина по полу пополз иней, перебираясь на стену, закручиваясь в снежные узоры.

– Аааа! – я сжался у стены, выдохнув пар изо рта.

– Что!!! – дверь распахнулась, влетел отец, поскользнулся на полу, устоял. Меня затрясло. Руки просто сводило, я жутко замерз, как будто внутри лед царапался. – Сарраш! Живо горячего! – рявкнул в коридор. Подбежал ко мне, залез на кровать, схватил в охапку. – Успокойся, ну же, маленький мой, все хорошо…

А я не могу успокоиться, на щеках лед кусается. Папа пар выдыхает, крепче к себе прижимает:

– Всё, все позади, я с тобой, не бойся, все кончилось! – «только началось!» – хотел крикнуть я, но изо рта только пар. – Чего ты напугался, хороший мой? Ну, что ты. Давай, я тебя на кухню отнесу, погреешься. Замерз?

Он схватил меня в охапку вместе с одеялом и понес вниз. Мама замерла в коридоре с горячей кружкой, у меня даже на расстоянии щеки запекло, как будто кипятка на них плеснули. Я отшатнулся и зарылся в одеяло.

– Сарраш, давай вниз.

Она кивнула, пропустила нас и пошла следом.

На кухне был ужас. От горячего воздуха у меня заслезились глаза и зачесалась кожа.

– Терпи, терпи, хороший мой. Скоро все пройдет!

Я плакал и пытался укрыться одеялом, в нем было хорошо и прохладно. Папа заметил это и стал выпутывать меня из одеяла, я тянул обратно.

– Надо, хороший мой, надо согреться.

Какой согреться? Я перестал понимать, что происходит. Зачем греться? Почему так жарко? Как в бане перетопленной! Мочи нет терпеть! Они что, специально так натопили? А зачем? Весна ведь вроде?

Мама поднесла ту кружку с горячим отваром. Я дернулся подальше от этого кипятка, но задел неловко, мне плеснуло на руку.

– Ааа! – заплакал я, прижимая обожженную руку. Зачем она так! Не хочу!

– Сарраш, дай холодной!

– Сейчас, – повернулась к раковине, запричитала тихонько: – Да что ж это такое, как же так, маленький мой… – а я всё слышал. Взял протянутую кружку. То, что надо, тепленькая. Присосался. На донышке плавали кусочки льда. Я уставился на них, выпучив глаза. Тепленькая? Мама взяла кружку, посмотрела на льдинки, выплеснула в окно. – Потерпи, малыш, скоро отпустит, немного осталось. Ведун обещал, все будет хорошо, как раньше, нет, еще лучше будет.

Как раньше? А сейчас как?

– Шшшарко… – смог выдавить я. – Шшарко мне, дыш-шать нечем.

– Ну ничего, скоро пройдет, потерпи еще чуть-чуть, – шептал батя, качая на руках. Мама всхлипнула. Да что это я! Маму расстроил.

– Маа… – прошелестел я, протянул руку. Белую! Совершенно белоснежную! С голубыми ногтями! Крик застыл во рту…

– Флерран! – она схватила протянутую руку. – Посмотри на меня! – а я не мог глаз отвести от своей странной конечности. – Смотри на меня! – она тряхнула руку, взялась горячей ладонью за подбородок, поднимая лицо вверх. Папа прижал крепче к горячему животу. Я это сквозь одеяло чуял, он как печка. У него жар? У мамы тоже? Они заболели? Или я? Она залепила мне пощечину. Я вздрогнул. Чувство, что щека треснула. Прижал ладонь к обиженной щеке. – Смотри на меня, очнись же! Ты дома, ты живой, мы любим тебя! – она заплакала. – Маленький мой, ну же, давай, отомри, ты сильный, ты сможешь!

Обняла меня спереди. Папа сзади. Меня припекало с двух сторон, я не мог пошевелиться, прижатый двумя печками. Мне страшно. Что происходит? Я же болел? Ещё не поправился? Ведун сказал, что все хорошо будет? Так я еще болею? Истеричка! Маму с папой напугал! Я не хотел! Они так переживают! Какой я глупый, ещё и разревелся, они же рядом, все хорошо будет! Ведун обещал! Он никогда не ошибается. Значит, я ещё немного поболею и поправлюсь! Обязательно!

– Мама! – я обнял еще белыми руками. Не хочу на предательские конечности смотреть. Закрыл глаза, прижимаясь сильнее. Не знаю, сколько мы так стояли. Я не мог двигаться. Они не шевелились тоже. Постепенно они остыли. Или я согрелся?

– Ну что, попьешь? – отстранился папа, мама пошла к плите. Меня усадили на табурет. Одеяло валялось на полу. Блин, позорище, в одной рубахе сижу, слезы лью! Я кое-как утерся аккуратно, чтоб опять не поцарапаться. Руки стали привычного цвета, не фарфоровой ужасающей белизны. Ногти уже не синие, но какие-то странные, сверкают, как перламутр. И длинные. Я что, так долго болел?

– Будешь? – мама протянула ту злополучную кружку. Я кивнул и прикоснулся к ней пальчиками. Не кипяток. Осторожно взял, пригубил. Горячо, но терпимо. Кое-как выпил отвар, знакомо пахнущий мятой и малиной.

– Маленький мой… – папа подошел и погладил меня по голове. Я всхлипнул, вскочил и повис на шее, для надежности и ногами за пояс обняв. И плевать, что в одной рубахе. – Ну всё, всё. Пережили, хвала духам. Перепугал нас до смерти. Сам, чай, тоже напугался?

– Уху… пааап… – выдохнул в ухо. Как же хорошо! Не хочу слазить!

– Медвежонок наш! – мама обняла нас с папой. – Ну что, пойдем одеваться и будем завтракать?

– Ой… да, – я слез и неловко переступал босыми ногами по полу. Папа перекинул мое одеяло на плечо, и подхватил меня под колени, усадив на согнутом локте.

– Мы быстро.

– Да, давай, сейчас живенько стол накрою, скоро остальные подойдут.

Когда поднялись на мой чердак, оттуда вышла Моррас с тряпкой и ведром, подмигнула мне и сбежала вниз.

Кувшин злополучный стоял на столе, снега не было. Меня передернуло. Что здесь произошло? Как так получилось?

Папа заметил, спросил:

– Может, пока внизу, с близнецами, поживешь? Или кто-нибудь с тобой? Мало ли, что…

– Я… не знаю… Давай потом? – в голове полная каша, ни о чем не могу думать.

– Хорошо, малыш, потом, так потом.

Он покопался в шкафу, положил на кровать белье, рубашку, штаны. Я погладил одежду рукой. Бежевая льняная рубашка с вышитым воротом, мягкие кожаные темно-коричневые штаны с ленточками по бокам. Это мои любимые, что они только не перенесли. Даже спуск с горы на заднице, и ничего, даже не порвались. Я улыбнулся воспоминаниям.

– Помочь? – я кивнул. В четыре руки быстро оделись. У меня даже ни единой мысли не было смущаться и стесняться его. Как не переживал, что с голой задницей на кухне обниматься полез. Он же родной мой. И мама. И остальные. Хотя, перед Сарраш и женой брата я, конечно же, голой задницей никогда не сверкал.

– Заплести тебя? Или постричь?

Я недоуменно посмотрел на него. Он улыбнулся и вытащил что-то из моих волос. Они упали до лопаток. Тааак, и сколько я болел?

– Сколько времени прошло?

Наррав понял, о чем я. Сел, стал расчесывать, потом плести начал. Решился:

– Почти месяц ты метался. Потом пришел в себя ненадолго. Мы обрадовались было, что все, но нет. Ты льдом весь покрылся. И полгода лежал, как сосулька. Как утром в первый день увидали, перепугались вусмерть. Думали, помер. Ведун, хорошо, пришел, нас отругал, как детей неразумных, что уж хоронить собрались. Сказал, кровь у тебя проснулась. Облегчить никак нельзя было. Разве что, родичей твоих найти. Но их уже веков пятнадцать никто не видел. Так что… сказал ждать, тебя не трогать, не говорить рядом, даже чтоб в комнату не поднимались. Сам потом дверь запечатал, потому что мы удержаться не могли, чтоб не видеть тебя. Он пару дней назад приходил, дверь открыл, сказал, что скоро уже… Сам обещал прийти, как начнется. Если не успеет, велел отогревать тебя. Что потом все в норму войдет.

Я сидел на кровати и пытался собрать мозги в кучу.

– О-хе-реть, – вспомнил я забытое слово. Точно, охереть, не встать. – И что я теперь за зверек северный? Песец, что ли? Или пиздец…

– Пиздец? – не понял шутки он. – Ярра, так ведун сказал. У них не так циклы идут, как у нас, в тридцать кровь просыпается, долго, тяжело, и лет за пять – окончательно в силу войдешь, пару сможешь искать. А у нас, сам знаешь, кровь в двадцать просыпается, но до пятидесяти полной силы нет. И пару искать не тянет. Дети еще.

– Детство кончилось? – расстроился я.

– И не думай даже! – рассмеялся он. – До пятидесяти и не отпустим, не мечтай! Ума не нажил совсем, а туда же, взрослый уже!

– Хорошо! – меня наконец-то отпускать стало. – Значит, дите еще неразумное? – я встал с кровати. Он тоже к двери пошел, обернулся:

– А то! Мелюзга!

– Аиии! – с визгом я запрыгнул на спину. – Неси тогда, а то за таким большим не успею, все без меня съедят!

Наррав рассмелся:

– Ну пошли, снежинка!

– Ноо, медведище, вперед!

Неужели, теперь все, как раньше, будет? Как хорошо, что я выздоровел!

На кухне нас уже ждали. Я так же ехал на спине. Слез, встал рядом с батей. Смотрю на них. Переживают. Волнуются. Любят. Хорошо-то как! Я заулыбался:

– Привет! Спящий красавец наконец-то оттаял! Что, никто так и не догадался поцеловать, чтоб я раньше проснулся? А я так ждал, так надеялся, думал, проснусь – а у постели очередь красавиц!

– Флерраааан! – от вопля близнецов зазвенела посуда. Меня подхватили с обеих сторон и закружили. Террен отмер и подорвался к младшим. Родные мои!

– Айяяаа! Аккуратнее, раздавите, громилы! Поаккуратнее, поакк… ой-е, щекотно!... Аааа, пусти, медведище!… ой, ребрышки мои, прощайте… ааайя!

– Нам, нам дайте, мы тоже хотим! Мы тоже соскучились! – сестра с Машшеей выцепили меня из загребущих ручонок мужчин и расцеловали в обе щеки.

– Вооот, другое дело, а то сразу бока мять, – пожаловался я им и обнял обеих. Поднять и закружить не мог, силенок нетути. Дамы сами троих таких, как я, с легкостью поднимут!

Наконец, уселись. Сидим, молчим, улыбаемся, переглядываемся. Так хорошо молчим, уютно. Как будто началась новая хорошая полоса, и мы только что проводили ту, другую. Она не была плохой, она была другая.

Я опять трескал вкуснюшую кашу Сарраш, слушал новости. Оказывается, сестренка по весне влюбилась, если все хорошо будет, через пару весен повенчаются. У Террена ожидается пополнение семейства, будет бегать маленький медвежонок или волчонок, как получится. Миррах, младший брат Сарраш, который мне все вещи шил, золотые руки, весной тоже повенчался, его избранник на лекаря учится, молодой лис, Лассит зовут. Я его как-то видел прошлой весной, такой необычный, с зелеными раскосыми глазами… веселый и озорной…

После завтрака мне наказали греться на солнышке. Ниррах и Вирран рядом развалились и сплетничали, пересказывали байки, чего взрослым знать не надобно… ну как же, секреты необычайные! То-то же… вы что думали? Детские секреты самые важные! Никому не надо знать, кто клея в сапоги Даррена залил! Когда он в сапогах же чаевничал у нас на кухне с Сарраш. Я смеялся, в красках представляя, как здоровяк сапоги эти снимал! Класс! Меня, блин, не было! Я б еще и штаны приклеил!

Они затихли. Во двор заходил ведун.

– Эээх… На самом интересном месте! Ладно, давай, потом поболтаем! – братья быстренько смотались.

– Ну, здравствуй, Флерран! – подошел ведун.

– Здравствуйте, дедушка.

– Какой вежливый и правильный молодец, подумайте-ка, – хмыкнул он. – А так и не скажешь, что в моем шатре прошлой рассветной все шкуры сшил друг с другом!

– Оп-па… – не сдержался я. Нижняя часть лица непроизвольно тянется вниз. Он рассмеялся.

– Ну, ничего, молодо-зелено. Дивное покрывало вышло. Сказывай лучше, как самочувствие? Не жарко? Дай-ка ладошку, – я протянул. Он в своих сжал, глаза закрыл. – Все хорошо, наконец-то, – отпустил руку. Сел рядом. Вздохнул тяжело. – Повиниться перед тобой хочу. Прости старика. Ведь знал, какого ты роду-племени, а как в твоем роду дела деются – не ведал, да не поторопился все разузнать точнее, думал, время еще есть. Ты ж дитя дитём. А тебя вона, как накрыло. Быстро. И трогать тебя нельзя было. Иначе переломали б тебе все руки-ноги. Хрупкий был, как льдиночка. По-правильному, тебе надо было в горах переждать, во льду, как предки твои. Тогда такого резкого отката не было бы. И не полгода б лежал, а пару месяцев. Не успели. Да и не знали ведь толком. Ты как свалился, тут я и заполошился, всех знакомцев поднял. Хорошо, подсказали мне, что делать. Плохо, что поздно было. Эхехе. Пришлось оставить как есть, да твою комнату заморозить, как в ледниках горных, – он умолк. Сидит, ворот теребит. – Моя вина. И тут я снова опоздал. Думал, сегодняшней ночью отойдешь. А ты уже… Сильно испугался? По незнанию, да со страха… – я покивал. Эту истерику я не скоро забуду. Просыпаешься – а вместо рук-ног льда кусок, красота. – Хорош я, нечего сказать… Толком-то никогда не рассказывал тебе, кто ты, чего ждать-то. Как-то начал, да у тебя тогда только плясульки на уме были, небось, и забыл, как прочь вышел? Не морщи лоб, вижу, что не помнишь. Моя вина. Не нашел потом времени, – он опять замолк, голову склонил.

– Я теперь ярра?

– Теперь? Сразу был, как в наш мир вошел. Только кровь спала, – очнулся он. Опять затих.

– И теперь как?

– Да вот думаю… Сам я тебе ничем помочь не могу, как с силой твоей быть – не знаю, она в ближайшее время скакать будет, пока не успокоится. Где-то надо учителя взять. Твоей родни-то уж давненько никто не видывал. Может, из мира ушли, не знаю. А учитель нужен. Как перепугаешься, да подморозишь пол-леса. Дааа… дела…

Опять умолк. Сижу, жду, а он не торопится. Да что ж такое, я – пострадавшая сторона, и должен из него как клещами вытягивать? Хоть пинка давай для разгона старости! Всегда такой шустрик, а сегодня что, погода нелетная?

– А… «ближайщее время» – это сколько? – не выдержал я.

– Да недолго, лет пять-шесть.

Ого, меня пять лет колбасить будет, и я должен каждый день ждать, что кого-нибудь в сосульку превращу ненароком? Ужас! Срочно учиться!

– Что с учителями? Как учиться? Куда-то ехать?

– Что? – опять очнулся дед. – Нее, ты точно никуда не поедешь. Тебе сейчас нельзя, ни-ни. Я с друзьями связался, скоро ответят. Учитель будет, сюда приедет. Только не знаю, как скоро. До зимы, надеюсь, успеют, еще пара месяцев есть, а то перевалы завалит, в зиму не пролезут. Ехать-то долго, а маяков для перехода сюда ни у кого из мира нет, без надобности как-то было.

Маяки для перехода? Это как? А вообще, откуда учителя возьмутся? И кто это будет, если не перевертыши? Что, другие расы тоже магические? Дааа, Флерран, ты полный распиздяй. Как сюда попал, вроде хотел узнать, что вообще в этом мире делается, а потом ни одной книги не раскрыл. А ведь видел у медведей путеводитель по расам мира, да и к картам ни разу ни прикоснулся. Даже к деду не пристал, а ведь он знает все-все! Всё дела-дела были, носился, как в попу петухом клюнутый. Ну, и ладно. Теперь узнаю.

– Деда, а откуда учителя возьмутся?

– А? Чегось, маленький? – опять всполохнулся он. – Учителя? Дак из школ, откуда ж еще? Отвлекутся от наставничества, отдохнут от своих оглоедов, тебе сейчас важнее. Азам силы научишься, мы тебя этому не можем научить, у нас другая стихия, земля, камни, а у тебя – вода да воздух. Ну, не переживай так. Все хорошо будет. Тебе сейчас главное – не пугаться, тепло одеваться, хорошо кушать и весело смеяться. Понятно? – тыкнул легонько пальцем мне в лоб, лицо серьезное, а глаза смеются. Хороший он, зря переживает, и не виноват ни в чем…

– Понятно! – я взял его сухую ладонь в руку и поцеловал: – Спасибо, дедушка.

– Ээх, маленький… Да не за что… Бывай, пойду с батькой твоим потолкую.

Он встал, потрепал меня по голове и зашел в дом. Я дотронулся до головы. И чего всем не терпится мне волосы растрепать?! Взял косищу в руку. Капец они отросли. Раньше я всегда подстригал, когда ниже ушей опускались, мешались мне. А сейчас такую красоту отрезать жаль. Как иней сверкают, переливаются. И не мешают вроде, заплетенные. Придется Моррас меня заплетать, у нее так здорово получается: и широкие косы, и как колосок, и слева направо, и зигзагом, и сверху головы лежит, по всякому! Не отвертится!

Тут я заметил шальные мордахи близнецов, выглядывающих из-за угла, помахал им рукой. Ниррах осмотрелся, подошел тихонько:

– Дед ушел?

– Не, у бати…

– Тогда тикаем…

– Вы чё уже успели учудить?

– Те прям щас рассказать? Или подождешь до речки? Пошли, нечего бока греть на завалинке, Вирран заждался.

– Давай, только покатаешь меня?

– Ну, ты нахал, мелкий!

– Кто тут мелкий! Я тебя старше!

Зашли за угол, в гляделки играем. Кто кого переглядит.

– Вирран! Ну-ка, подь сюды, – брат подтащил того к нам ближе, сам рядом со мной встал. – Ну-ка, рассуди нас, кто тут мелкий?

Я прыснул со смеху. Эти лбы выше меня на голову, широкие в кости, массивные, мышцы стальные, не как у бати ещё, тот просто скала, но и не хлюпики мелкие, как я, что в пупок им дышит и запыхается, пока их кругом обходить будет:

– Конеечно, если рядом – так меня меж вами и заметить сложно!

– То-то же, мелочь!

– Все равно поехали!

– Ладно с тобой! Только шмотки сам попрешь, не хочу тащить.

***

Постепенно все наладилось. Близилась осень.

Я к себе новому привык. И к когтям, и к глазам.

Когти оказались натуральные, при попытке обстричь их я перерезал когтями лезвия ножниц. От шока минут пять сидел с обломками ножниц в руках, ничего вокруг не замечая, пока рядом не рухнул Террен, поскользнувшись на получившемся у меня нечаянно катке. Очнувшись, бросился помогать, да заливать пол горячей водой, потому как морозить – это вам всегда пожалуйста, а обратно – увы, никак.

Глаза – просто кошмар, как у кошки. Неудивительно, что я ночью теперь как днем вижу, даже читать в сплошной темноте мог. К этому ужасу меня всей семьей готовили, потому как понимали, что если я сам ненароком в зеркало взгляну, последствия будут самыми неожиданными. До сих пор вспомнить смешно, как меня под ручку к зеркалу подводили, просили не переживать, что я по-всякому хорош, меня любого любят, а не желаю ли я перед этим делом пирожочка? Нет? Ну, ладно, держись, маленький наш… После этого я не выдержал и заржал.

Так что вертикальным зрачкам я не сильно испугался. Я ж по-всякому хорош?

Как-то так.

Меня не пугали, сильно не напрягали, кто-то из близнецов был постоянно рядом, сестра научила волосы заплетать и тоже часто со мной сидела, рисовала, у нее неплохо получалось, рука легкая и глаз точный.

Эта полугодовая спячка меня пугала, я боялся, что потерял сноровку так же, как и четверть своего веса. Так что каждое утро я начинал с пробежки и комплекса упражнений, которые умудрился почти забыть, чтоб нарастить утраченную мышечную массу, затем весь день тренировался, как ненормальный, метал ножи, стрелял из лука, вспоминал приемы и блоки ближнего боя. В один чудесный день я вспомнил о подарках на свой день рождения, который был – подумать страшно! – больше полугода назад. Новые ножи были легкими, с отличным балансом, летали, как серебристые молнии, вонзаясь точно в цель. Лук был слабоват, пришлось перетягивать, наверное, сказалось столь долгое лежание без дела. Но рука помнила, стрелы летели кучно, аккурат в яблочко.

Мое издевательство над собой прекратил ведун.

Пришел в один из дней, посидел на пеньке, подождал, пока я закончу комплекс, и спросил, а что это я такое делаю? Я начал объяснять. На это он махнул рукой со словами, что все зря, и ничего уже не исправить. Теперь я, как и все ярру, буду тонким и хрупким, и я могу даже не надеяться поправиться. «Смирись, сын, ты такой навеки»… мерзкий старикашка! Но все же смилостивился разъяснить, что переживать причин нет, ярру – сильная раса была, пусть и мелкие, особенно по сравнению с перевертышами, но они – как ледник неприступный, камень живой, встанут скалой – не пройти. Использовали воду и лед, но ни разу не воины, больше художники, скульпторы. Красота и великолепие их городов поражали воображение, тонкие шпили, ажурные белоснежные дворцы стоят до сих пор, хоть и живут там теперь другие расы.

Пока я злобно и недоверчиво пыхтел, он предложил подраться с братом. В ответ я покрутил пальцем у виска: как он себе это представляет? Он настоял. Пришлось согласиться, чтоб этот отстал. К моему удивлению, через пять минут Ниррах был уложен на лопатки. Повторный бой – с тем же результатом. Я уклонялся, блокировал, бил… но если раньше я все больше бегал от них на тренировках, и выглядело это примерно как игра «поймать снежка», то сейчас я без значительных усилий блокировал удары этого здоровяка. А от удара в грудь он отлетел на пару метров.

Я стоял и неверяще пялился на такие родные и такие чужие руки. Дед захлопал в ладоши и поздравил, сказав, что теперь он спокоен.

Плюнув на тренировки, я успокоился и наконец-то принялся за свой самый главный подарок – краски и альбом.

========== Глава 7 ==========

***

Мы с близнецами возвращались из леса, набрав четыре короба грибов, все ж самая пора была. Я напросился на спину Виррану и честно нес на плечах два короба. Ниррах смотрел на это и посмеивался. Брат фыркал, но нес меня и грибы.

Когда показался дом, брат остановился и принюхался. Ссадил меня. Перекинулся. Оделся. Замер.

– Ты чего? – удивился я.

– Чужие в доме.

– Да? Интересненько. Пойдем быстрее, посмотрим, – я потянул за руку. Даже и не думал опасаться: как будто родился на свет тот, кто моим медведям страшен будет.

Во дворе старший брат распрягал гнедого красавца.

– Уже вернулись? Молодцы! – подмигнул нам. – Скорее в дом, обедать!

– А кто приехал-то? – не вытерпел я

– Ведун учителя тебе привез.

– Да? Здорово! – аж подпрыгнул я. – Пойдем, пойдем же скорее! – толкал своих братьев в спину. Мне не терпелось их увидеть!

– Ниррах, вот ты прикинь, такой мелкий, а какой прыткий! – жаловался один толкаемый другому.

– И не говори, брат! Откормили на свою голову!

– Но-но-но, разговорчики! Мы уже на месте! – я подскочил к раковине, плеснул себе на руки, живенько вытерся. – Я готов! Кормите меня!

– Приятного аппетита, дурашки! – мама поставила нам тарелки с ароматным рагу, чмокнула близнецов, и вернулась к тесту.

– Ммм! Пирог будет? – я зацепил кусочек теста, сунул в рот. Мама хлопнула полотенцем по руке:

– Не тягай, нетерпеливый какой! Подожди чуть-чуть.

– Я постараюсь… – погромче сглотнул и облизнулся, та лишь рассмеялась.

– Вот куда только лезет! – притворно возмутился близнец. – Такой мелкий, а лопает за двоих!

– Тюю, жадина! Ты поел? Дай тарелочку! – я потянул жадные ручонки, он поднял тарелку над головой:

– Руки! Руки куда? Вирран, держи проглотину! Объедают, спасите, оголодаю!

Вошел Террен, полюбовался на наши дурачества.

– Флерран, как закончишь, батя тебя в мастерской ждет, хорошо?

– Конечно! А учитель мой с ним?

– А то! И ведун с ними.

– Браат, а какой он?

– Ешь быстрей, сам увидишь! – брат с этими словами вышел.

Я быстренько заглотил, поблагодарил и помчался.

У двери мастерской притормозил, заглянул в щелочку. Но широкая отцова спина весь вид мне перекрыла. Вот ведь медведище! Его собеседники тихо переговаривались. Не успел я прислушаться, как дверь распахнулась. Даа, хорошо слышу не только я.

– Заходи, маленький… – с улыбкой батя шагнул в сторону, пропуская меня. Я зашел и вперился в незнакомца. Это был низенький, пухленький, кругленький старичок с седыми кучеряшками и аккуратной бородкой. Рядом с ведуном смотрелся очень комично: высокий и тощий, как жердь, ведун и кругленький пухлячок, дышащий тому в пупок. Они отвлеклись и повернулись ко мне.

– Флерран, добрый день, – поприветствовал меня ведун.

– И вам здравствовать! – поздоровался я.

– Прошу познакомься, Матиас ар-Решшот, мастер воды.

– Приятно познакомиться, мастер Матиас ар-Решшот, – вежливо поклонился я.

Тот смотрел на меня, как на чудо-юдо какое. Какой-то алчный взгляд, я так на мясо в кладовке смотрю, выбирая кусочек повкуснее.

– Небеса, невероятно! Как ты мог не сказать мне, Ревве, что у вас в лесах такое чудо запрятано! – запричитал мастер.

– Не чудо, а Флерран, ты его не захвали раньше времени! – нахмурился ведун, которого, оказывается, Ревве зовут.

– Что? А, конечно! Небеса… – он подошел ко мне, глаза заблестели, забегали. – Приятно познакомиться, молодой человек! Очень приятно! Просто невероятно! Ярру! Не верю глазам своим… Вы великолепны, молодой человек! Как ты мог скрывать такое, Ревве, последний из ярру! Это же…

Я нахмурился. Он мне не понравился. Совсем. Какой-то скользкий и неприятный тип. Потихоньку встал за спину отца. Тот заметил мой маневр и тоже нахмурился.

– Это не «это же»! И не чудо! Он ребенок! – пророкотал отец.

– Он воняет… – прошептал я. – Жадностью и страхом! Боится меня! Боится! Нехороший!

Отец, как и ведун, услышал меня. Кругляшок же, видимо, таким отменным слухом, как мои, не отличался и продолжал нести восторженный бред.

– Я ошибся, – наконец сказал ведун тихо. – Наррав, уведи его, успокой.

Тот кивнул, и, заслонив меня спиной, стал пятиться к двери, не поворачиваясь к гостю спиной.

– Куда же вы, молодой человек! – воскликнул гость. Ведун перехватил его, сказал, что я скоро вернусь, а им есть что обсудить.

В коридоре отец подхватил меня на руки и понес на мой любимый чердак. Там присел на кровать рядом, обнял. Вошла мама.

– Не получилось? – спросила нас. Папа покачал головой.

Минут через пять поднялся ведун. Он был раздражен и странно пах медом.

– Флерран, не переживай, мальчик, – начал он.

– Не буду. А почему?

– Он не будет тебя учить. Зря я повелся на рекомендации. Сейчас он спит, проспит, пока я его обратно не вывезу, на границе очнется, тебя он и не вспомнит, – он вздохнул, погладил меня по руке. – Ну, ничего, отвезу его, сам заеду в школу Клена, встречусь с наставниками, выберу на месте. Так и надо было сразу поступить. Придется тебе потерпеть еще немного. Я потом переходом вернусь, зима не помеха будет.

– А этот маячки не запомнит? – уточнил отец.

– Нет, я подстраховался.

– От него весь дом страхом провонял, – пожаловался я. – Он не знал, куда едет?

– Знал, что к перевертышам. Удивлялся, кого тут учить. Ничего, потом будет помнить, что я ошибся сам, определяя силу ребенка, а он помог, – ведун усмехнулся. – Героем вернется. Самого Ревве уличил в ошибке!

Ох, и не прост наш ведун!

К вечеру он уехал, загрузив в повозку спящего несостоявшегося наставника. Пообещал быстрее вернуться.

Но я понимал, что это побыстрее – как минимум, месяц. И так уже перед родными неловко, ходят передо мной на цыпочках! Скорее бы уже научиться!

***

Я бездумно водил кистью по альбомному листу. В голове пусто, ни единой мысли.

Прошло уже два месяца, как ведун уехал, неделю назад лег снег. Не знаю, когда его ждать. Может, так и не найдет никого, кто не будет на меня глаза пялить… интересно, а вообще почему такая секретность, что тот кругляшок ехал незнамо к кому?

С самого первого дня тут я был принят медведями какой есть, ни минуты они не пялились на меня с таким нездоровым любопытством, как тот неприятный тип.

Я грустил и рисовал. В наборе была акварель, и я часто рисовал зимние пейзажи, осенние рассветы, весенний свадебный луг с его многоцветьем…

– Флерр! Ужинать! – снизу позвала сестра.

– Иду!

Надо отвлечься. Хватит хандрить. Я бросил взгляд на лист. Глаза. Я нарисовал глаза. С чего это я? Вообще, людей не люблю рисовать, медведи и подавно против такого. Ни единого портрета я не написал. Незнакомые глаза. Черные, с красными всплохами. Опасные какие-то получились. Тааак, никуда не годится, бумагу еще портить! Ничего, подсохнет – после ужина закрашу.

На этом листе я этим же вечером набросал эскиз купальни для нового дома старшего брата. Знаю, что рано ещё, но как-то само в голову пришло. Красиво и изящно. Может, лучше уговорить отца на ремонт наших?

А красивые глаза вышли.

========== Глава 8 ==========

***

Через пару недель я проснулся посреди ночи от топота ног. Выскочил вниз.

– Отец, что случилось?

– Переход рядом сверкнул. Пойду, проверю, сам знаешь, природный иногда мерцает, вдруг затянуло кого. Хоть и не было такого ни разу, но проверить надо…

– Тебе помочь?

– Нет, маленький, ложись спать, Террен мне поможет, управимся. Скоро ведун вернется, не до сна тебе будет, – он махнул и вышел.

– Эт точно, – буркнул я и пошел досыпать.

– Вставай, засоня! – крикнула сестра снизу. Да когда ж она замуж выйдет! Во горлопанит! Я натянул одеяло на голову. – Вставай-вставай, всё вкусное съедят! – крикнула ещё и убежала близнецов будить.

Вот, молодец, знает, чем поднять!

На кухне исходила мясным духом моя любимая каша, в духовке подходил пирог.

– Всем доброе утро! – я плюхнулся на свое место.

– Доброе, маленький! – мама поставила тарелку с кашей.

– А папа не вернулся?

– К обеду будет.

– Ну, ладно.

После завтрака я понесся рисовать, прям перед глазами стоял тончайший орнамент, его надо было срочно спасти и увековечить на бумаге!

Хлопнула тяжелая входная дверь. Я очнулся и отложил кисть. Батя вернулся! Ого, вечереет уже! Далеко, видать, ходил!

Внизу слышались голоса. У нас гости? Я прикрыл глаза, прислушался… Кто-то родной, хорошо, наверное, по пути кого встретил, люблю, когда медведи в гостях! Вот бы Миррах, давно не видел! Совсем, кроме мужа, никого не замечает!

Я понесся вниз.

– Папка, привет! – я запрыгнул на шею. – Соскучился! – чмокнул в щеку.

Он рассмеялся, подсадил на руку. Хорошо, что я маленький для него, так удобно сидеть!

– Привет! Только у нас гости.

– Ой…

Тут гость снял что-то вроде пальто, я отметил, что не по сезону одежка, и развернулся.

Ого. Ого-го! Черные волосы, пронзительные голубые глаза… высокий, чуть ниже папы, но не такой широкий. Опасный. Чем-то от него повеяло… Непонятным…

– Познакомься, это Виллар эн-Ларру, все-таки зацепил его всплеск, затянуло к нам. Виллар, мой сын Флерран.

– Приятно познакомиться с таким обворожительным ребенком! – улыбнулся поименованный.

– Я… я н-не реб-бенок… – выдавил я, слезая с отцовых рук. Как же я не почуял чужого? Думал, свои, и полез как обычно, неудобно-то как вышло…

– Вернулись? – вышла мама. – Добрый вечер, я Сарраш, добро пожаловать в наш дом! – улыбнулась она. – Я подготовила комнату на втором этаже. Малыш, проводишь? – Я кивнул, ничего не оставалось другого. Она продолжила: – Передохнете, я как раз ужин закончу. Освежиться с дороги можно на этаже, Флерран покажет где, купальня будет к ночи готова, протопится хорошенько, муж вас попарит, если вы не против.

– Нет, только за, благодарю.

– Идемте, – я пошел к своей старой комнате, не дыша и не оборачиваясь. Тот неслышно шел следом. «Как кот», – почему-то подумал я. – Вот уборная, тут комната для омовений, – показал я рукой, остановился перед дверью комнаты, отворив дверь. – Прошу. Что-нибудь еще надо? Воды принести? – зачем-то спросил я. А сам в пол смотрю, не могу глаза поднять, страшно почему-то мне.