Текст книги "Долгожданный подарок (СИ)"

Автор книги: eva-satis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Наконец окликнули Моррас, и она, в мгновение преобразившись, встала, отряхнулась, будто скинула морок шалуньи и озорницы, перекинула косу через плечо, плечи расправила и с горящими очами величественно вплыла в зал. Нам с близнецами пока туда не было хода, и мы тишком подглядывали из-за угла.

Молодые сидели рядышком, держались за руки и о чем-то шептались. Они так здорово вместе смотрелись, юные и красивые. Томмар, сияя, как весеннее первое солнышко, вплетал в косу сестры ленты и бисер, она же мило краснела и смущалась, но глаз от любимого не отводила. Старшие улыбались, глядя на них, и им не мешали.

Я, в последний разочек выглянув из-за угла, улыбнулся сестриному счастью и пошел на урок к Ленове, как раз время пришло.

У нас с Вилларом все по-другому получается. Наверное, из-за того, что я еще ребенок, нам безбоязненно дают общаться каждый день. Мне-то и от того, что он просто рядом, тепло и хорошо, и большего не хочется. А сестра уже большая, и желания у нее уже другие, ей уже муж надобен, да детишек хочется, наверняка. Интересно, а когда меня тоже начнут обуревать иные мысли и желания, наше общение тоже ограничат? Мне этого ой как не хочется. Виллар в другой дом уйдет жить? А если дозволят и дальше ежедневно видеться, то что же будет? Он тогда говорил, что по весне свадьба будет, но я уже понял, что не этой весной, а лишь когда в полную силу войду и телом повзрослею. И, опять же, ведь батя говорил, что до пятидесяти меня никуда не отпустят, и мое солнце с ним беспрекословно согласился. Он здесь останется? А потом как? В мир уйдем? Мне и любопытно, и страшно. Жутко любопытно большой мир повидать, попутешествовать, другие народы повидать. И страшно. Вдруг меня не примут? Или все, как один, так и будут на меня пялиться, как на чудо-юдо невиданное.

Урок с Леновой прошел, как обычно. У меня уже получалось почувствовать потоки воды и немного двигать воду в миске. Мастер не могла на меня нахвалиться, говорила, что я очень способный и упорный. Виллар же на это, если присутствовал на уроке, тихонько фыркал, посмеиваясь. В моих успехах он не сомневался ни секундочки. Он же мне и объяснил, почему мне так просто и легко даются эти умения.

Я на нашем очередном уроке поинтересовался про остальные расы, насколько они сильные маги. На это Виллар ответил, что пришедшие люди изначально магами не были. Да, в своих мирах они могли обращаться к силе своей земли и богам тех миров, откуда пришли. Но, по приходу в наш мир, и оборвав связи с домом, утратили способность обращаться к силе нашего мира, да и богов наших тогда не приняли, не нынешних, тех, что были еще до Сорра и прочих. Поэтому им так важно было обрести утраченное могущество, что повлекло за собой памятный всем народам Гнев Богов. Теперь же лишь потомки пришлых людей и изначальных могли обращаться к силе нашей земли, да и то, иначе, чем любой из ярру или ваксашов. Люди обращались к потоку, к источнику, и от того, насколько сильным был маг, зависело, поток какой силы он может через себя пропустить. Перворожденные же сами были источником, воплощением своей стихии. И, если бы я был рожден в этом мире, то мне и не понадобился бы наставник, чтобы понять, как именно обходиться со своими способностями. То, чему меня обучает Ленова, детей ярру учат с младенчества. И, скорее всего, через пару лет я с легкостью превзойду наставницу. Конечно, на этом моя учеба не остановится, но большего мой мастер мне дать просто не сможет, сколь бы искусной она ни была. В идеале, говорил Виллар, мне надо бы учиться у ярру, и, скорее всего, мы к ним и поедем, когда придёт время.

Кстати, о сущности Виллара моя наставница не знала, на мой вопрос «почему?» он, посмеиваясь, ответил, что и знать не может. Априори, тот, кто в этом мире зовется магистр – не человек. Человек физически не способен покорить силу такой мощи. Но знать об этом остальным без надобности, как говорится: меньше знаешь – крепче спишь. Хотя в истории были единичные факты подобного, но они, рожденные людьми, стали богами. Альмина, защитница варейхов, была рождена пришлыми людьми этого мира и, по прошествии тысячелетий, вернулась домой. Остальные же рассеялись по мирам Ожерелья. В истории каждого мира, как мне пояснил Виллар, нет-нет да и найдется пара случаев рождения богов. И чем больше Богов, или, что еще большая невероятность, Творцов, рождены миром, тем сильнее становится мир. Ведь каждый рожденный новый Бог – новый виток в развитии мира.

Вообще, мне с Вилларом очень нравилось учиться, он так все просто и доступно рассказывал, что я порой и не замечал, как время проходит. История и география превращались у него в красочные легенды, философия – в бесконечные споры, литература – в захватывающие рассказы. Я, к своему удивлению, обнаруживал, что с легкостью вспоминаю уроки своего мира. Основы математики и физики были едины в наших мирах, но тут играла особую роль и магия. Потому как, например, закон всемирного тяготения у них мог быть с легкостью изменен волей любого мага, ведь до сих пор в домах, сотворенных ярру, вода, против всех законов, спокойненько так себе течет снизу вверх по стенам, как и было задумано их создателями.

На вечер вся семья и гости собрались на торжественном ужине. Папа с мамой – во главе стола, родители жениха – с другого края. Моррас, нарядная и сияющая, сидела рядышком с женихом, Томмар тоже просто светился, глаз от нареченной не мог оторвать. Старший брат, нежно обнимая Машшею, шептал той на ушко ласковости, гладя по животику, как раз к весне пополнение будет, всем на радость. Близнецы, пока другие заняты, поругиваясь, таскали себе самые вкусные кусочки. Ленова улыбалась, глядя на их безобразия, но не мешала. Я же был рядом с Вилларом, как повелось, и другого мне не надобно было.

После ужина сидели в общем зале, смеялись, шутили, у Томмара был потрясающий голос, он пел красивые песни, у них с сестрой очень красиво получалось петь дуэтом.

Вечер закончился далеко заполночь, и все разошлись, довольные и счастливые. Молодые долго не могли друг от друга оторваться, пока родители под ручку не развели их по своим покоям.

А на следующий день медведи, и мои, и будущие родственники, отправились на зимний праздник, дома остались лишь я с моим солнцем, наставница, да брат с женой, ей сейчас нельзя было перекидываться, все же рожать скоро.

Я долго сидел на заснеженной высокой ветке, прижимаясь щекой к инеистой коре дерева, провожая их, с удовольствием наблюдая, как братья носятся по снегу, купаясь в сугробах, как прижимается к сестре её жених, иногда фыркая ей на ухо, как неспешно растворяются в зимней легкой дымке обе семьи. Теперь только через пару недель увидимся, я не успею соскучиться.

***

Мне, правда, и некогда было скучать. С утра хлопотал на дворе, по очереди обходя курятник, коровник да конюшню. Мне это было не в тягость, уже привык справляться без братьев, пока они отсутствуют, в остальное время – это их обязанность. Потом – умываться, да на кухню, к пышущей жаром плите, к ароматным пирогам Машшеи, душистому травяному сбору, заменяющему чай, да каше моей любимой. Ленова без нареканий помогала будущей мамочке с готовкой, они вообще очень сдружились, и, несмотря на ученые титулы и звания, моя наставница с удовольствием постигала науку плетения тончайших кружев.

После завтрака мне предстоял урок с наставницей, после обеда – занятия с Вилларом, пролетавшие, как единый миг. Неважно, рассказывал ли он историю мира или же читал на память чьи-нибудь стихи, перемежая их с объяснениями основ алхимии – мне все было интересно и хотелось знать всё-всё, сожалея, что выделено так мало времени на урок.

Оставшееся время до ужина я обычно был предоставлен сам себе, и сейчас, в отсутствие близнецов, заседал за альбомом, с упоением рисуя всё подряд. Множество идей теснились в моей черепушке, толкаясь и борясь за первенство быть увековеченными на бумаге. Наверное, так на меня влияла близость Виллара, что вдохновение порой захватывало с головой, я порой не замечал, как за работой проходит время, и лишь окрик Машшеи к ужину возвращал на землю из мира иллюзий. На мое счастье, Виллар преподнес мне несколько толстенных альбомов для рисования, и я, не жалея времени и сил, заполнял белоснежные листы легкой акварелью или изящными узорами.

В очередной вторник, пользуясь тем, что никого нет, не удержался и подглядел аккуратненько, буквально одним глазиком, что за народ ходит к уважаемому магистру. С утра был какой-то степенный кучерявый дядечка со смешными бантиками на одежде и кучей висюлек. Мне, глядя на него, почему-то вспомнился мультик из моего детства про кучерявого ежика, дядечка был таким же неуклюжим и несуразным. Сначала они пошуршали бумагами, а потом Виллар негромким голосом долго и обстоятельно объяснял дядечке, насколько он не прав, и к каким последствиям приведет его упорство. Посетитель вышел от него красным и растрепанным, суетливо подбирая выпадающие листики из пухлой книги, и молчком протопал обратно к порталу. После обеда прибыла целая делегация смешливых молодых людей с папками под мышками и кучей книг в руках. Глядя на их одинаковые наряды, я предположил, что это и есть студенты Виллара, он рассказывал, что курирует научные работы некоторых из них, и в этих случаях, увы, недостаточно описания их достижений на бумаге, необходимо лично проследить за их работами. А вечером пришел пингвин. Вот честно! Этот гость был невысоким и толстым, в чудном фраке, коротком спереди и почти до пола сзади. Образ венчала светлая челка, хохолок, торчащий впереди сантиметров на пять и закручивающийся вверх. Он и двигался похоже, переваливаясь с ноги на ногу. Мне пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться в голос. Но, как рассказал мне за ужином Виллар, конечно же, отчитав меня, как следует, за подглядывание, что этот человек очень уважаемый, добрый и мудрый, лучший учитель начальной магии для малышей, и я его очень огорчил бы своим смехом. Мне стало даже стыдно, что я так поспешил с выводами о его госте.

Так и пролетели две недели, мои медведи вернулись с праздника, принеся с собой кучу сплетен и новостей. Моррас постоянно витала в облаках, иногда застывая на месте с улыбкой, мечтая, видимо, о своем ненаглядном.

К её сожалению, старшие со свадьбой не спешили, и по весне будет лишь венчание, после которого они будут официально женихом и невестой, а саму свадебку через пару весен сыграют. Как раз к этому времени успеют и приданое подготовить, и мебель изготовить – в этом Нарраву не было равных, желающие заполучить сделанные его руками кровать или стол выстраивались в очередь. Да к тому же, семье жениха надо как следует дом подготовить, ведь договориться с камнем да вырастить пристрой для молодых – дело небыстрое. Матушка с Машшеей, да и сама сестра шили белье, украшали невесомым кружевом, но пока не сестре, а ребеночку, ему-то скорее, чем сестре, понадобится!

Отец отлучался за зиму еще пару раз, надо было отвезти готовую мебель заказчикам, освободить мастерскую, чтобы вплотную заняться нуждами дочери, у неё должно быть все самое лучшее!

За такими хлопотами пролетела зима, солнышки с каждым днем поднимались все выше, грели все жарче. Потихоньку стаивали сугробы, не спеша, тем не менее, оголить прогалины, снег с крыши плакал капелью, замерзая на ночь длиннющими сосульками, чтобы на следующий день продолжить плач по уходящей зиме.

Наступала весна.

========== Глава 15 ==========

День с самого утра был сказочным. Первое солнышко выглянуло из-за тучки, оглядело свои владения и, видимо, решив, что весне – быть, буквально за полчаса разогнало оставшиеся хмурые тучи и к приходу второго солнышка уже жарило так, что хотелось раздеться и бегать голышом, несмотря на рыхлые остатки сморщившихся сугробов, сиротливо прятавшихся по низинам и в тени деревьев.

В доме стояла необычайная суета. Батя растопил купальню, да так, что не продохнуть было. Террен, перед этим самолично чуть ли не языком вылизавший её до блеска, теперь носился с отрезами белой ткани и грел их в сухом жару. Братья суетились под ногами, бегая с мелкими поручениями – там подать, тут подержать. Мама с утра засела на кухне, выгнав после завтрака всех взашей. Вскоре оттуда стали доноситься одуряющие запахи отваров. Ленова, нервно отмучив меня положенное время, понеслась к подруженьке дорогой, которую до нее успокаивала сестра. Пришедший к обеду ведун остановил суету одним взглядом да важно прошествовал к маме на кухню.

А все почему? Потому! Машшея рожает.

Нервная маета тянулась до самого вечера. Туда-сюда носился взъерошенный Террен, в купальню его не пускали, и ему оставалось только крутиться рядом. Близнецы сидели молчком, глядели на его беготню и грызли кулаки. Сестра сидела рядышком и тоже нервничала, пирог у нее в кои-то веки сгорел, да кашу пересолила. Это ей настроения не прибавляло. Мама с Леновой помогали деду и носу из купальни пока не казали. Урока у нас с Вилларом не получилось, сказалось общее нетерпение, какие уж тут занятия! Так что, забросив все дела, мы вместе со всеми сидели в зале, ожидая новостей. Виллар, как мог, отвлекал потерянную молодежь смешными и забавными рассказами, и за это я ему был очень благодарен.

Сестра, не выдержав беготни брата, чуть ли не насильно влила в него успокаивающий отвар. Террен, опешивший от такого напора, сдался и выпил все до капли. Только Моррас опять чего-то начудила, и через пять минут он, доблестно выпивший сестринский дар, по-богатырски храпел на диване. На наш недоуменный взгляд она лишь пожала плечами, подумаешь, мол, малость какая, отдохнет от ожидания, а там, глядишь, и проснется уже папенькой! Сердиться на нее сил никаких не было. Пусть потом с мамой сама разбирается!

А потом это свершилось.

Первые звезды были встречены звонким плачем новорожденного.

Радостная весть – дочь родилась!

Суета, притихшая на время, возобновилась с невиданной силой. Был моментально подогрет легкий ужин и укрепляющий отвар для утомленной роженицы. Счастливый отец разбужен пинками ведуна и отправлен знакомиться с пополнением, сестра наказана за самодеятельность. Вскоре счастливые родители вместе с чадушкой ненаглядной были отправлены в покои, старшие проследовали за ними – помочь, поддержать советом, проследить, все ли ладно. Меня с братьями заслали убирать купальню. Не самое приятное занятие, скажу вам, но нужное, тут уж не отвертеться. Провозились мы с ними до самого ужина. Уже закончив, умывшись, переодевшись в чистое и поднявшись на кухню, наблюдали преинтереснейшую картину: Моррас, ругаясь всячески, накрывала на стол. Мы на это только усмехались: уж замуж рвется, не удержать, так будь добра, накорми семью, да повкуснее!

К ночи все так притомились, так что ужинали молчком, лишь вначале еще раз поздравив Террена с рождением дочки. А уж спать завалились вообще без задних ног.

***

Мне не спалось. Я сидел на широком подоконнике, уткнувшись лбом в стекло. За окном опять мело, как и не было теплой поры. Небо хмурилось, затянутое тяжелыми тучами, луна не могла пробиться сквозь плотное покрывало. Очередной порыв ветра швырнул в стекло горсть колкого мелкого снега, и тот, звякнувши о преграду мелкой дробью, улетел дальше. Потрясающая погода. Как раз моему настроению под стать.

Я не мог понять причин своего недовольства. Вроде все хорошо, Виллар рядом, спит уже, дышит неровно, видать, снится что-то беспокойное. В доме – мир да благодать, малышка брата за неделю стала всеобщей любимицей, с рук её ни на минуту не спускают, тискают, кому не лень. Такая красавица! Мамины зеленые глазки, темный пушок волосенок, видно, будет такая же темненькая, как и папенька. Ленова на меня не нахвалится, да и я чувствую, что мне все проще даются её нехитрые задания. Обещала, как снег сойдет, начать занятия на открытой воде, двигаться дальше в познании своего дара. Близнецы в очередной раз постарались, сперли у ведуна возбуждающий настой, да напоили коней. Вот коняшкам счастье было! Два дня на конюшню зайти было невозможно. Батя серчал долго, ругался, в наказание заставил братьев убирать последствия конской свадьбы, да сказал, ежели какая кобыла понесет, то братья дома останутся в свадебный месяц. Они же оправдывались тем, что для племяшки старались, ей же тоже коняшка нужна!

Улыбнувшись воспоминаниям, я обхватил себя руками, устраиваясь поудобнее на подоконнике. Малышку назвали Лиссара, ведун обряд наречения имени провел, свету кроху представил, ушел довольный. Через пару недель родственники приедут с новым членом семьи знакомиться.

Я вздохнул, поправил подушку, что прихватил с собой, прислонился к стене, ноги вытянул. Будет ли у меня с Вилларом так? Мне трудно поверить, что «мы» вообще будем. Все так странно и непонятно. Вроде так давно я тут, а иногда да мелькнет такое, что понимаю, что чужой тут. Эти их Пары… мне все же не очень понятно. Почему для меня так важно, чтобы Виллар рядом был? И ведь с самого первого мига мне было безразлично, что он мужчина, что старше намного, что я его знаю всего ничего. Если вспомнить, меня раньше мужчины ни в каком виде не привлекали, пусть и девчонок было едва ли с десяток. Да и сейчас я не могу представить себя и мое солнце в постели. Может смысл Пары именно в духовном родстве? Но как же тогда дети? Может, здесь имеется в виду то, что я могу позже встретить кого-то, кто меня привлечет в сексуальном плане, и тогда будут и дети? Но у перевертышей же и мужские Пары рожают! Или же прав ведун, и мое тело еще спит? Но голова-то работает!

Мысли-мысли… Покоя от них нет.

Виллар – успешный ученый, сильнейший маг, очень влиятельный человек. Вон, к нему очередь не прекращается, все ходят, ходят… И я – бестолочь зеленая. Точнее, бестолочь белая. Нашел себе мое солнце братишку младшего, неразумного. Какие там дети! Это его «подожду». Чего ждать-то? Вдруг мне и дальше не захочется близости с ним? Или близость – обязательное условие Пары? Но мне трудно представить себя с мужчиной.

Окно задрожало под напором ветра. За окном бесновалась непогода, бушевала метель, ветер ломал замерзшие в одночасье ветки деревьев. Отличная погода, ничего не скажешь.

– Флерран? – тихо отворилась дверь, в комнату заглянуло мое солнышко.

– Вилль? Ты чего не спишь? – улыбнулся я, протягивая ему руки.

– Это ты чего бушуешь? – он подошел, обхватил за кисти, скользнув пальцами по предплечью.

– Я не бушую, с чего ты решил? – удивился я. – Мне просто не спится.

– Ну, конечно! Ежели не ты, то кто тогда такую пургу забаламутил? – мне оставалось лишь недоуменно глядеть на него. – Что-то случилось, хороший мой?

– Нет, вроде…

– Не «нет», а «да».

Он присел на подоконник, пододвинув меня. Потом, коротко выдохнув, перетянул меня к себе на колени, прижал к груди.

Так мы и сидели, Виллар упирался спиной в стену, закинув ноги на подоконник, я же с удовольствием прижимался к его груди, слушая ритмичные глухие удары сердца. Огонь и лед… Как они могут вместе?

– Какие у нас будут дети… – шепнул я, и замер, застыл не дыша, когда понял, что молвил, одной фразой обозначив все свои терзания. Окно жалобно задребезжало, покрываясь льдистыми цветами, за окном громко треснуло сломанное дерево.

– Флерран, душа моя, посмотри на меня… – шепнул он, приподнимая мою голову за подбородок, вынуждая смотреть в глаза, теряясь в них. – У нас будут самые красивые дети на всем белом свете, – он поцеловал меня в уголок губ, – и у них будут обязательно твои небесные глаза и мои темные волосы, или наоборот, а, может, они будут на тебя похожи, мне бы этого очень хотелось… – невесомый поцелуй в другой уголок, – чтобы они были также прекрасны, как и ты…

Слеза непроизвольно скользнула по щеке, стукнулась о пол ледяшкой. Глупые эмоции нашли странный способ пробиться на свет. Виллар поцеловал кончик носа, слизнул следующую слезинку, что хотела сорваться вслед за товаркой.

– Не плачь, любовь моя, ну же, успокойся… – шептал он, целуя мое лицо, – нежность моя, ведь все хорошо, я рядом, всегда буду рядом…

Я нервно вздохнул, пытаясь протолкнуть в себя немного воздуха. Сморгнул дурацкие слезы. Мужчина держал мое лицо в руках, гладя пальцами щеки и скулы, вытирая слезинки.

– Как же ты красив, прекраснее я не видел никого! Как бесконечное в своей глубине небо, что каждый новый день принимает горячие солнца, как бескрайнее синее море, что омывает пляж у моего дома… у нашего дома… Тебе там непременно понравится! – вновь и вновь шептал он, лаская лицо пальцами и губами.

– Мне понравится, если ты будешь рядом…

– Я буду…

– Виллар, поцелуй меня… – отчаянно прошептал я, опасаясь отказа, – как мужа… Мне надо… Прошу…

Мне надо было понять, что наша близость возможна, что мне по сердцу придутся его ласки, но вслух сказать подобное не смел. Виллар понял и без слов. Полыхнул алыми очами и прикоснулся слегка к губам, я облизнулся, задев и его губы. Виллар негромко застонал и поцеловал вновь, и еще, и еще, с каждым разом целуя все крепче и глубже, пальцами лаская мой затылок… Через пару минут, или пару часов, я уже ничего не соображал, тая в его руках, как истаивает лед по весне, растопленный жаркими лучами горячего солнца.

Мы так же сидели на широком подоконнике. У меня перед глазами плыли цветные пятна, в груди сердце грохотало так, что, казалось, его должны слышать все в доме. Так интересно – в голове карусель, а в штанах все спокойно, чего не скажешь о Вилларе, ему, наверное, жутко неудобно там… Я попытался усесться поудобнее, освободить его от своего веса, но лишь стоило мне пошевелиться, как Виллар задрожал и крепче к себе прижал.

– Погоди, не шевелись… Сейчас я успокоюсь, – нервно выдохнул он мне в волосы.

– Вилль, может, тебе помочь? – с чистой совестью предложил я. А что? У меня, как ни странно, такой проблемы не возникло, хотя целоваться мне безумно понравилось. Он, зажмурившись, покачал головой.

– Нельзя, хороший мой… Мы не женаты… первый раз удовольствие должны получить вместе…

– Но я же… мне понравилось.

– Нет, это не то удовольствие, любовь моя, – он усмехнулся. – Это и есть одна из основных причин, по которой подобные нам пары не встречаются до свадьбы.

– Подобные нам?

– Да, когда один из нареченных намного младше, ребенок, как ты.

– Но я же не ребенок!

– Не спорю, ты очень умный и способный, мой ненаглядный, и не по годам разумный, но, по законам мира, пока магия не признала тебя – ты ребенок.

Я невольно насупился. Тоже мне, малыша нашли.

– Не хмурься. Мы не в силах это изменить. Спешить нам ни к чему, я потерплю…

– Зачем тебе терпеть? Я не понимаю.

Виллар уже немного успокоился и не дрожал неудовлетворенный. Улыбнувшись, пояснил мне:

– Твоя сила еще нестабильна, кружево будет плестись еще не один год, сам знаешь, – я на это кивнул. – Но мы уже связаны, и мои эмоции влияют на тебя. Любая близость, тем более, такого рода, сильно мешает этому процессу, проще говоря, мое удовольствие будет стоить тебе прорех в готовом кружеве, очень тебя ослабит, и на восстановление уйдет еще больше времени. Так что проще мне подождать немного. Я справлюсь, не переживай.

– Я не буду тебя провоцировать больше, – мне стало стыдно, что мой минутный порыв стоил ему таких мучений.

– Ничего страшного. Главное, что тебе помогло.

– Да, спасибо, – я обнял его. – Прости меня… я боялся, что не смогу с мужчиной…

– Теперь не боишься?

– Нет, мне очень понравилось с тобой целоваться.

Виллар тихонько рассмеялся, чмокнув в висок.

– Ну, что, успокоился, я гляжу? – спросил он, кивая за окно. Непогода улеглась, небо очистилось, и омытая недавним снегом луна освещала неровные завалы снега, местами уже истаявшие, деревья жаловались небесам, качая изломанными ветвями на ветру. Старая береза на опушке леса переломилась пополам, не выдержав разгула стихий.

– Это я, да? – Виллар потрепал меня по голове. – Какой ужас. Я даже не заметил, думал, просто метель. Мало ли…

– Конечно, подумаешь, пурга да метель в звенящем.

– Ну, не надо… мне и так неудобно. Завтра, вон, с утра, небось, дед примчится, будет уму-разуму учить.

– Да нет, скорее, меня поучать будет… Что не усмотрел.

– А почему так случилось? Я, вроде, не злился, ничего такого не было.

– Было, хороший мой. Меня твоя тоска посреди ночи подняла, – я недоуменно поднял глаза на него. – Пообещай мне, что не будешь грустить, сразу мне скажи, что не так, хорошо?

– Хорошо.

– И не переживай, что не достоин меня. Это самая большая глупость, что вертится в твоей головенке. ТЫ – моя Пара, мое бесконечное счастье! Мне теперь завидовать будут!

– И пускай!

– Ты прав, – довольным котом улыбнулся он. – Пусть.

Новый день был прекрасен. Луна отходила в сторонку, бледнея перед грядущим рассветом. Небо рассветилось серебряным, замигали последние звезды, прощаясь друг с дружкой до новой ночи. Хрустальное серебро сменилось нежным румянцем, заалели высокие белоснежные облака. Солнце неспешно поднималось, принимая свой пост, распахивая теплые лучи, пытаясь обогреть весь белый свет, приласкать обиженные деревья, растопить сугробы, наметенные ночной тоской. Наперебой защелкали–засвистели пичужки, рассказывая солнышку о страшной ноченьке.

Виллар шептал мне на ухо стихи про рассвет и звезды, прижимая к себе, гладя невесомо по голове. Я же, свернувшись у него на руках, тихо млел.

 Новая неделя – новая глава. Молодец я :=))

Приятного прочтения!

Пару слов, как обычно, мне будет приятно.

========== Глава 16 ==========

Весна наступала незаметно и неотвратимо. Вроде только ещё вчера лежали сугробы, вьюга пела свою песню, как уже сегодня звенит тонко прозрачный ручеек, бегущий, как и десятки его дружков, к большой воде, трава наперегонки стремится вверх, к жаркому солнцу, набухают твердые почки и лопаются, избавляя от своего липкого душистого смолянистого плена молоденькие листочки. Птицы, и большие, неспешные, и мелкие, юркие, яркие – все, как один, сходят с ума, свистят, свиристят, щебечут, дерутся за внимание прекрасных дам или переливаются хрустальной трелью, обихаживая завоеванную прелестницу.

Зима, принесшая столько радостных сердцу перемен, все же уступала напору весны, и эта рассветная обещала быть самой теплой и светлой, ведь теперь со мной был такой родной и замечательный Виллар, мое солнце.

С самого утра прибывали гости, родственникам-медведям и родичам-волкам не терпелось увидеть малышку, поздравить счастливых родителей.

Гора подарков грозила завалиться и похоронить под собой и счастливых родителей, и всю родню. Оставалось только поражаться, зачем малышке взрослое седло, разукрашенное бисером и кожаной тесьмой, или же знатный молот с резной ручкой, который я не в силах был поднять. Зато за поручи и ножи близняшки чуть не подрались, старшим пришлось разнять их подзатыльником да уговорами, что надобно совесть иметь, неужто у самих такого добра мало, чтоб у племяшки отбирать. Ну и пусть, что ей еще не до ножей, нечего на чужое зариться. Братья согласились, но облизываться на ножички не перестали. Я, на свой страх и риск, подарил неуклюжую игрушку – маленького медвежонка, куцо сшитого и набитого пряжей, с вышитой мордочкой. Ну, то, что это медвежонок, они только с моих объяснений поняли, потому как зверюшка на оригинал мало походила. Растроганная Машшея меня расцеловала в обе щеки, заверив, что лучшего медвежонка она не видала, и у неё самой в детстве тоже был волчонок, которого ей мама сшила.

Торжественный обед устроили на свежем воздухе, накрытые столы ломились от яств, сладкий сидр и хмельная медовуха лились рекой, чествования и поздравления чередовались с веселыми байками. К ночи, уложив баиньки кровинушку ненаглядную, продолжили гуляния, тягучие песни и звонкие перепевки взметались в звездное небо, от танцев гудели ноги, от выпитого кружилась голова, но ложиться никто не собирался.

Виллар танцевал со мной, смотрел так нежно, за руку держал, смеялся и шутил, было так здорово! Нам тоже досталась немаленькая доля поздравлений и пожеланий, перевертыши были за меня радехоньки.

Сестра же со своим нареченным тоже не разлучалась ни на миг, глаз друг с друга не сводили, пели дуэтом, танцевали до упаду. А уж сколько пожеланий они выслушали – страсть! У Моррас трогательно алели щечки, Томмар целовал ей пальчики и тоже смущенно опускал очи.

Батю наперебой расхваливали, что таких замечательных детей вырастил, даже для безобразников двойняшек похвала нашлась.

Ленова, раскрасавица Ленова, в расшитом платье и короной-косой, украшенной ранними цветами, не успевала за своими внезапными ухажёрами, неженатые раскрасавцы-перевертыши, расправив плечи, гордо выхаживали перед ней, угощали лакомыми кусочками, в очередь выстраивались, чтобы пригласить её на танец. Наставница моя, раскрасневшаяся и довольная, сияла, как звездочка, смеялась, как девчонка, не успевала на минуточку присесть, тут же утягивал её танцевать очередной воздыхатель.

Праздник длился целую седмицу. Сколько было сказано, сколько выпито, а уж сколько пирогов съедено – не счесть! У меня от смеха уже болели щеки, ноги заплетались, танцевать не танцевалось, но остановиться я не мог. Довольный Виллар на последний день меня уже на руках носил, у меня же случился полный неходун. А я и счастлив!

***

Теплый ветерок трепал мою косу. Нежные листочки грелись на солнышке, распускаясь трепетной зеленью. Пестрели белыми звездочками первоцветы, наперегонки пробиваясь вверх. Река, скинувшая тяжелый ледовый панцирь, звонко катила свои воды, шумно перекатываясь на переправе. Весело плескались в воде дикие утки, наконец-то возвратившиеся из теплых лесов варрехов. Я, не удержавшись, окунал руки в ледяную еще воду, брызгал водой в пернатых, которые ругались на меня, крякали смешно, но не улетали.

– Флерран! Довольно баловаться! – остудил мой пыл грозный оклик наставницы. – Ты, вообще, слышал слова мои? Повтори, что я сейчас тебе показала!

Я, нехотя встал, отряхнул руки. А что она сейчас показывала? Что-то я прослушал.

– Флерран, негоже баловаться! Повтори за мной!

Ленова, развернувшись к воде, утихомирила несущуюся гладь, сотворила водный шарик, подержала его над водой немного да опустила обратно в реку, отпустила поток.

– Теперь ты.

Я сосредоточился. Вода шумела и баловалась и слушаться меня не собиралась. Все мои потуги она плавно обегала и звонко неслась дальше. Минут через десять мне удалось угомонить где-то метр воды, но шарик не удавалось поднять, течение тут же сбивало успокоившуюся гладь и, смешливо укатив меня брызгами, бежало прочь. Дома, упражняясь с водой в чаше, было намного проще, там вода как сонная была и слушалась меня беспрекословно. Может, её и тут усыпить надо? Только как это сделать? Напевая про себя колыбельную, я попробовал еще раз. Получилось намного лучше. Замершая вода не суетилась и дала мне достать шарик из воды. На радостях я рассмеялся, и очнувшаяся река звонко смела и успокоившийся пятачок, и мой шарик.