Текст книги "История одного крестьянина. Том 2"

Автор книги: Эркман-Шатриан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

В 1809 году у нас оставался еще дядюшка Жан. Он давно забросил свою маленькую кузницу в Лачугах-у-Дубняка и жил теперь на своей прекрасной ферме Пикхольц с тетушкой Катриной, Николь, моим братом Клодом и моей сестрой Матюриной. В рыночные дни, продав зерно, он приезжал к нам на своем шарабане за сахаром, растительным маслом и уксусом. Арест Шовеля глубоко потряс его, тем более что сначала он ведь принял сторону Бонапарта, ибо любил порядок и радовался тому, что Бонапарт закрепил за народом владение государственными землями. Из-за этого он даже перестал у нас бывать. Но, узнав о постигшем нас несчастье, он первый, несмотря на свою осторожность, стеная, прибежал к нам. При Маргарите он не решался говорить о Шовеле, но всякий раз, как она выходила из комнаты, спрашивал:

– А весточки нет от него? Все нет?

– Нет!

– О господи, ну, почему я не верил твоему тестю, когда он ругал этого деспота!

Дядюшка Жан любил наших детишек и все просил, чтобы мы отдали ему которого-нибудь из них. К тому времени у нас уже было трое мальчиков и две девочки, и мы почти решили выполнить его просьбу, зная, что он хорошо воспитает ребенка, научит уму-разуму и сделает из него хорошего земледельца.

– Ну, ладно, – сказала как-то раз Маргарита, – пусть берет Мишеля: он у нас самый сильный.

– Мне кажется, дядюшка Жан не о нем думает, – возразил я. – Хоть он и ничего мне не говорил, но я уверен, что ему хотелось бы взять Жан-Пьера.

– Почему?

– Да потому, что он похож на твоего отца.

По этой же причине и Маргарите не хотелось отдавать его. Она поплакала, но под конец все же согласилась. С тех пор каждый вторник дядюшка Жан приезжал к нам с Жан-Пьером на своем шарабане, и мы вместе обедали, как одна большая семья. Да и Маргарита наведывалась в Пикхольц.

В 1809 году к концу осени дядюшка Жан слег. Жан-Пьер, которому было тогда четырнадцать лет, с раннего утра примчался за мной; он сказал, что дядюшке Жану очень плохо и что он хочет со мной поговорить. Я сразу же выехал. Приехав в Пикхольц, я застал своего старого наставника в постели с саржевыми занавесками. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, сколь серьезно он болен: похоже было, что ему больше не встать. Саарбургский доктор Бурегар приезжал уже пять раз. А болел дядюшка Жан всего два дня. Увидев, как убивается тетушка Катрина, я понял, что сказал доктор.

Дядюшка Жан не мог говорить. Когда я вошел, он показал мне на ящик своего ночного столика.

– Открой! – беззвучно произнесли его губы.

Я открыл. В ящике лежала бумага, написанная его рукой.

– Внукам Шовеля, – с усилием произнес он.

И по щекам его скатились две слезы. Дыхание давалось ему с трудом. Он хотел еще что-то сказать, но только сжал мне руку. Я был очень взволнован. Видя, что дышать ему становится все труднее, я понял, что начинается агония. Он все-таки дождался меня, – так часто бывает. Теперь он повернулся к стене. Прошло минут десять. Я сидел у постели и, видя, что он не шевелится, тихонько окликнул:

– Дядюшка Жан!

Но он не ответил. Одутловатые щеки его побелели, а губы слегка раздвинулись, словно в улыбке. Таким я помнил его в кузнице; бывало, Валентин сболтнет какую-нибудь глупость, а дядюшка Жан лишь посмотрит на него сверху вниз, заложив за подтяжки руки.

Нужно ли описывать наше горе? Нет, конечно: слишком это всем знакомо. Пусть каждый вспомнит смерть тех, кого он любил! Для меня вместе с моим вторым отцом уходили из жизни воспоминания юности; тетушка Катрина потеряла лучшего из людей, с которым прожила пятьдесят лет в любви и согласии; ферма потеряла прекрасного хозяина, справедливого и человечного.

На этом я останавливаюсь… Здесь кончается моя история. Скоро наступит и мой черед отбыть в мир иной – надо отдохнуть и немного собраться с мыслями, прежде чем соединиться с друзьями давних лет, о которых я вам тут рассказывал.

Дядюшка Жан Леру завещал нам с Маргаритой – для внуков своего друга Шовеля – ферму Пикхольц, при условии, что тетушка Катрина останется там и мы будем относиться к ней как к родной матери; что Николь, Клод и Матюрина также останутся на ферме до конца своих дней и что мы будем иногда вспоминать его.

Все это было нетрудно выполнить, ибо так и мы решили в сердце своем.

Вскоре мы с Маргаритой и с нашими детишками перебрались на ферму, а торговлю нашу уступили моему брату Этьену. С тех пор я и занимаюсь земледелием: сначала возделывал наши поля, потом прикупил новые и благоденствовал. Вспомните, что я писал в первой главе.

На сем я и заканчиваю свой рассказ и молю бога даровать нам еще несколько лет мира и здоровья. Если бы вдобавок ко всему у нас были «Права человека», – я умер бы спокойно.

Конец