Текст книги "Пристанище для уходящих. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Эмбертория

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Сомневаюсь, что решусь попросить Германа составить мне компанию на прогулке или смогу предъявить ему претензию по поводу неисправности.

– Грета, как скоро ты сможешь накрыть нам поздний завтрак? – осведомился Рейнер у экономки.

В голове возникло именно слово «осведомился». Оно как нельзя лучше подходило к ситуации.

Я живо представила картинку из старой книги, когда монарх осведомляется у мажордома о меню на обед.

– Через тридцать минут вы сможете позавтракать в большой гостиной, – отчеканила Грета и протянула руку. – Мисс, позвольте, я возьму ваши вещи.

О чем она говорит? Я в ужасе уставилась на ее пальцы, похожие на когтистую воронью лапу. Грета вежливо прокашлялась и ухватила кончик моей старой рубашки, которую я так и прижимала к себе. Я взглянула на отца, он еле заметно кивнул.

– Она порвана, – пролепетала я в растерянности. Зачем ей мои вещи?

– Посмотрю, что с этим можно сделать, – Грета, наконец, заполучила рубашку и удовлетворенно застыла.

– Спасибо. Вы свободны. – Рейнер повернулся ко мне, а Грета и Герман мгновенно испарились.

В этот момент отец показался мне великим полководцем, мановением руки указывающий людям, что и как им следует делать, а я чувствовала себя маленькой птичкой, выпавшей из гнезда. Надеюсь, мне повезет, и я когда-нибудь снова смогу взлететь.

Так я и стояла посреди коридора, смущенная и растерянная. Нужно время на принятие нового.

Рейнер наблюдал за мной с тенью улыбки на лице, и я была безмерно благодарна ему за отсутствие снисходительности или пренебрежения. Наверное, он пытался меня поддержать, но терялся в догадках, как это сделать. Честно говоря, я и сама не очень-то понимала, что для этого нужно. Тяжело обрести равновесие, однажды утратив его. Вдруг и у него аналогичное затруднение?

Мучительно захотелось дотронуться до него, чтобы перестать строить пустые предположения, Мучительно захотелось дотронуться до него, чтобы перестать строить пустые предположения, а просто понять. Какой он? Что я значу для него? Есть ли между нами что-то общее? Знает ли он о моих способностях: чувствовать эмоции при прикосновении и фотографической памяти? Вдруг сам такой же? Тогда это явно пошло ему на пользу: он выглядел уверенным и успешным человеком.

Этот высокий галантный мужчина, говорящий на литературном английском, отдающий приказы как монарх, и обращающийся со мной бережно и деликатно, словно с хрупкой вещью, просто не может быть моим отцом. Рука дернулась, но застыла, так и не решившись. Вдруг он просто вежлив, а я отрываю его от важных дел? Даже не знаю, какой тогда реакции ожидать от себя.

– Тебе нужна экскурсия, – тепло сказал он. Вряд ли он вкладывал в эту фразу особый смысл, но я вспомнила, что вчера именно такими же словами меня приветствовала Саманта и не сдержала улыбку. Сравнивать моего отца и школьницу казалось нелепым.

Он приостановился, изогнув бровь, ожидая моих слов.

– Мне нужна экскурсия, – смиренно кивнула я.

Мы осмотрели гостиную, столовую и кухню на первом этаже. Еще там были разные подсобные помещения, но туда мы не заглянули. В дальнем углу дома оказалась большая спальня.

– Я буду спать здесь? – я с интересом окинула светло-зеленые занавески и покрывало на кровати в тон.

– Нет, это гостевая спальня, – казалось, его коробит сама мысль.

Потом мы поднялись на второй этаж. И даже раньше, чем вошли в помещение справа, я уловила запах, который невозможно ни с чем спутать. Библиотека! Я остановилась на пороге, ахнув от изумления. Пару раз я бывала в маленьких сельских библиотеках, но ничто не сравнится с настоящей большой коллекцией книг в твердых переплетах. Я подошла к ближайшей полке: Философия, Политическая история, История искусств… Я бросилась к другой: История Древнего Рима, Колониальная Англия, Византия, Эпоха Возрождения… На третьей – Томас Манн, Кафка, Гессе, Кант… У меня разбежались глаза, и заколотилось сердце. А это только три полки из множества, что открывались взору. Затаив дыхание, я нежно водила по корешкам кончиками пальцев, лениво размышляя, какую книгу первой взять в руки, открыть, вдохнуть ее запах и начать неспешное знакомство.

Взгляд зацепился за Пруста «В поисках утраченного времени». Я давно хотела ее прочитать. Цитата из книги, которая когда-то попалась на глаза, глубоко тронула и разбудила интерес. Слова сами всплыли в голове: «Единственное подлинное путешествие вовсе не в том, чтобы навестить дальние края, а в том, чтобы получить иные глаза. Увидеть ту же вселенную с точки зрения другого человека, сотни других людей, и воспринять сотню различных вселенных, которые видят они и которыми сами являются». Я уже протянула руку к книге, но тут легкое движение слева отвлекло, и, подняв глаза, я наткнулась на внимательный и заинтересованный взгляд.

С усилием опустив руку, я сделала шаг назад.

– Ты любишь читать, – скорее, не спросил, а констатировал Рейнер. Судя по выражению лица, ситуация доставляла ему удовольствие.

– Люблю.

– Библиотека твоя, – улыбнулся он. – Можешь читать сколько хочешь.

– Правда? – я с недоверием осмотрелась.

Просто невероятно жить рядом с такой библиотекой, а не ждать неделями, когда появится возможность попасть в книжный магазин.

– Если не захочешь заняться чем-нибудь другим.

Я нахмурилась. Кажется, мы говорим о разном. Я подумала об убийцах на хвосте и засомневалась, что чтению стоит отдать приоритет. Но в любом случае, перспектива остаться здесь и открывать для себя мир за миром, казалась упоительной.

– Завтрак готов, – меня напугала фигура, внезапно возникшая в дверях, но это была всего лишь Грета.

– Спасибо, мы подойдем через пять минут, – небрежно бросил через плечо отец, и экономка исчезла.

С сожалением я окинула взглядом книжные полки. Не могу остаться, простите. Потом мы осмотрели кабинет и две спальни. Насколько я поняла, в одной из них мне предстояло жить, и отец предложил занять большую.

– Мне не нужно столько места, – попыталась протестовать я. – А потом, разве не ты будешь ночевать в большой спальне?

Мой вопрос явно его смутил.

– Занимай ту, которая тебе больше понравится, – в конце концов сдался он.

Мы снова спустились вниз, и меня усадили за накрытый стол в гостиной. От разнообразия разбегались глаза: фрукты, оладьи, булочки, яичница с беконом, молоко, сок и газированная вода. Как раз когда мы садились, Грета поставила на стол кофейник. Этого нам с Келли хватило бы на пару недель. Наш последний совместный ужин состоял из орехов, сыра и травяного чая.

– Что-то не так? – вопрос Рейнера вывел меня из глубокой задумчивости.

– Все в порядке, – мой голос прозвучал хрипло, и Рейнер не спускал пристального взгляда.

Я взяла булочку со стола и спряталась за ней от его взгляда, делая вид, что очень увлечена едой.

Не знаю, много ли съел отец, но я смогла домучить только булочку и выпить чашку молока. Когда мы поедим, откладывать дальше будет уже просто невозможно. Ему придется все рассказать, а мне – узнать. И что там могут быть за секреты, о которых даже Ник не хотел говорить?

Рейнер вздохнул, и я подняла на него глаза. Он смотрел в сторону, и вид у него был недовольный, хотя я все еще сомневалась в его эмоциях. Слишком скупо он их проявлял. Возможно, он продумывал тяжелый разговор, а возможно, ему было скучно. Ведь за последние пятнадцать минут мы не обменялись ни единым словом. Я раздумывала, как способности разрушили нашу семью. Наверное, таких как я просто убивают, а родители пытались спасти мне жизнь.

Наши взгляды пересеклись, и снова я терялась в догадках. Он злится или опечален? А может, разочарован? Наверняка представлял дочь другой: черноглазой красавицей, умеющей вести светские беседы и быть душой общества. Вместо этого ему досталась сероглазая молчунья, только и мечтающая о том, как бы запереться в библиотеке.

Я терпеливо смотрела на отца, ожидая, что он скажет.

– Пойдем в кабинет, – мягко произнес он.

Окна кабинета выходили в противоположную от входа сторону и открывали чудесный вид на лес. Я спрятала трясущиеся руки подмышками и сделала вид, что очень увлечена пейзажем. Рейнер встал рядом.

– Тереза, сложилась непростая ситуация, и, к сожалению, ты находишься в самом ее центре. Мне жаль Келли и жаль, что тебе пришлось все это пережить. Я планировал устранить опасность быстрее, чтобы вы смогли вернуться.

Он замолчал, напряженно глядя на меня. Я в самом центре? Он планировал устранить опасность? А если он не смог, как теперь от нее спасаться? Келли говорила, что поможет изоляция. Но я и так жила в лесу! Я никому не мешала! Мысли разбежались, пытаясь нащупать здравый смысл в моей жизни, но натыкались лишь на растерянность и пустоту.

– Но ты больше не останешься одна. Я готов защищать тебя столько, сколько потребуется. И не отступлюсь. Ты понимаешь?

– Понимаю, – машинально ответила я. Разве я честна с ним? – Хотя нет. Я ничего не понимаю. Ты знаешь, кто эти люди, которые убили Келли?

Его взгляд стал жестким, глаза потемнели. Если это гнев, то я рада, что он направлен не на меня.

– Я просил Келли Эберт прятать тебя от всех, даже от себя. Особенно после того, что случилось два года назад. Но она еще и ничего тебе не рассказала.

Вопросы наскакивали один на другой, я не успевала их осознать.

– Почему даже от тебя? А что случилось два года назад? – Мне не понравился его осуждающий тон. – Только благодаря Келли я сумела сбежать. У нас всегда был план, – начала оправдываться я, – и он сработал, потому что сейчас я здесь. Живая!

Я защищала Келли как могла. Он понял, и вид у него стал растерянный.

– Прости меня. Конечно, ты права. Я не имею права судить Келли и ее решения. Она сделала невероятное и прятала тебя целых шестнадцать лет. Даже я чаще всего не знал, где ты. Значит и он не знал.

– Он? – я растерялась. Виктор?

Рейнер снова вздохнул.

– Давай присядем, – и указал на небольшой кожаный диванчик в глубине кабинета. Занес руку над моим плечом, будто желая развернуть в нужном направлении, но не закончил движение. Я расслабилась, когда волна его эмоций так и не коснулась. Свело челюсти от опасения и любопытства одновременно. Впервые желание дотронуться до другого человека и испытать его эмоции перевесило страх потерять себя.

Мы сели. Подняв глаза на отца, я наткнулась на его напряженный взгляд. Он нервничал. Я постаралась придать лицу как можно более благожелательное и доверительное выражение, чтобы ему помочь, хотя нервничала не меньше. Сейчас он скажет, что люди со способностями под запретом и скрываются кто как может, а Виктор охотится на них и убивает.

– Я родился в местечке Торхау в Этерштейне, – начал он. – Это небольшая страна между Австрией и Германией. Моя мать София, твоя бабушка, работала школьной учительницей, а еще – была волонтером при Фонде ООН, помогала детям. Так они и встретились с моим отцом, на одном из благотворительных мероприятий ЮНИСЕФ. Много лет скрывали отношения, даже когда появился я, но, в конце концов, все стало достоянием общественности. После им пришлось пережить много неприятных моментов: осуждение, пересуды, унижение. Отстаивание отношений, когда весь мир против, не способствует личному счастью.

– А почему… – я запнулась, пытаясь разобраться в шквале информации, – почему они просто не могли быть вместе?

Отец вздохнул.

– Мой отец – король Этерштейна. За пять лет до встречи с моей матерью он женился на датской принцессе Луизе Саксен-Альтенбургской. Это был династический брак, и… – он задумчиво посмотрел на меня. – Ты знаешь, что такое династический брак?

Я ошарашенно кивнула. Я прочитала много исторических романов, но разве сейчас так бывает? Хотя, наверное, король уже старый, и его свадьба состоялась несколько десятилетий назад. Все, что я слышала, казалось невероятным.

– Я рос в Торхау, – продолжал отец, – мама, по-прежнему, работала в школе, а отец пытался… – он запнулся, подыскивая слова, —…поддержать нас, но двор и королева были категорически против второй семьи. Что, впрочем, вполне понятно. Королю пришлось нас оставить, он выбрал долг перед отечеством. – Отец замолчал, словно смакуя отголосок своих слов. На его лице отражалась сложная смесь уязвленного самолюбия и понимающего смирения. – Много лет мы вели уединенный образ жизни. Мне кажется, моя мать считала ошибкой связь с королем. Возможно, именно это подточило ее здоровье или это была просто судьба. Она заболела и умерла, когда я учился в старших классах. Меня забрали в королевский замок, но мое присутствие все время напоминало королеве о неверности, а королю… – он снова запнулся. – Впрочем, не важно. Как ни странно, я поладил с единокровным братом Эриком. Он был старше всего на пару лет. Его растили и воспитывали как следующего правителя. Отец настоял на признании меня законным наследником и избавил от позорного звания внебрачного сына, несмотря на протесты королевы и правительственных советников. Ради репутации короны решение в итоге поддержали. Я и сам не горел желанием, ведь это налагало на меня определенного рода обязательства, а отец ясно дал понять, что я не подхожу для трона, даже как запасной план. Меня признали законным сыном и частью семьи, ведь королю было важно зафиксировать в семейном древе представителя династии Ольденбургов. Теперь я мог претендовать на трон, но меня начали воспринимать еще хуже, чем прежде. Я стал угрозой для Эрика. И даже смерть королевы, моего самого ярого противника, не изменила ситуацию.

Рейнер замолк, и, казалось, ушел в свои мысли. Судя по всему, не самые радужные. Он злился: я наблюдала за гневной складкой вокруг рта и подрагивающими крыльями носа. Его вышвырнули из семьи, пренебрегли им и его матерью. Вряд ли у него случилось веселое детство, зато у него была мать.

Признаться, изначально я ожидала совсем не этого, и сейчас ощущала себя очевидцем исторических событий, и это было невероятно захватывающе. Хотя уже начала подозревать, что скоро на голову королю, или Эрику, или самому рассказчику свалится еще больше неприятностей, иначе отец не становился бы все мрачнее и мрачнее.

– И что случилось? – нетерпеливо спросила я.

– Много чего. Нет нужды вдаваться в суть королевских интриг. Важнее, что в итоге я принял решение официально отречься от всех прав на трон, чтобы ни у Эрика, ни у прочих заинтересованных лиц не возникло опасений, что я на что-то претендую. Я закончил школу, и, как только мне исполнилось восемнадцать, подписал отказ от трона, – он замолк, погруженный в тягостные воспоминания. – Покинул Этерштейн и начал новую жизнь в другой стране. С тех пор прошло больше двадцати пяти лет.

Печаль в его глазах отражала тоску по стране, в которой он родился и вырос, и по людям, которых больше не увидит.

– И ты никогда не возвращался в Этерштейн?

– Нет, не возвращался. Пути назад не было. Однако как бы я ни старался держаться в тени, происхождение невозможно игнорировать, и оно, по-прежнему, определяло мою судьбу. Боюсь, тебе это еще предстоит познать.

– Почему? – удивилась я. – Что такого в моем происхождении?

– Тереза, разве ты еще не поняла? – Рейнер озадаченно нахмурил брови. – Ты ведь моя дочь и унаследовала не только мои гены, но и родословную.

– Значит, у тебя тоже…? – у него есть способности!

– Значит, ты принцесса, – медленно и раздельно объяснил он. Как маленькому ребенку.

– Я? Принцесса? – я открыла рот от изумления. Звучало так нелепо, что просто не укладывалось в голове. При чем тут принцессы?

– Строго говоря, твой титул звучит как герцогиня Эттерская, принцесса Этерштейна, но.… Да, просто принцесса – более понятно.

– Разве принцессы – не недотроги в красивых платьях с кружевами? Они умеют петь и танцевать, – я рассмеялась. – Ходят на балы, у них есть слуги…

Я поместила себя в эту картинку и не удержалась от хихиканья.

Отец не разделял моего веселья. Напротив, его лицо стало темнее тучи.

– Так и должно было быть, – глухо произнес он. – Ты должна была расти как принцесса. Получать все самое лучшее. Твоя жизнь должна была сложиться по-другому.

Она сложилась по-другому из-за способностей. История про принцессу звучит неправдоподобно. Неужели он лжет? Зачем?

Огонь в его глазах разгорелся с новой силой. Что это – ярость или ненависть? Так хотелось понять его, познать, сделать частью себя. Это была почти физическая потребность, как потребность во сне или воде, и я больше не могла сдерживать ее и протянула руку. Он тут же схватил ее, как будто только этого и ждал.

На минуту я ослепла, оглохла и потеряла чувство равновесия, окунувшись в его эмоции. Гнев, стыд, чувство вины, тоска, ярость и ненависть разом обрушились на меня в жуткой какофонии. За сильными и разрушительными чувствами я чуть не проморгала другие – надежду, признательность и воодушевление. Слишком сильно… Мое «Я» забило тревогу. Я теряю себя, я таю!

Тут отец сильнее сжал мою руку, вряд ли осознанно. Но я вынырнула из омута его чувств и омута темных глаз, осознав, что я – все еще я, все еще сижу на диване в кабинете с видом на лес на втором этаже дома в Хейуорде. Держу отца за руку и смотрю ему в глаза. Словно рябь в мутной воде – всколыхнулось и пропало воспоминание о похожем, но забытом переживании. Отпечаток знакомых эмоций вспышкой мелькнул на краю сознания. Мы встречались раньше?

На мучительную секунду я стала своим отцом. Он тяжело переживал последствия принятых решений; разрывался между страстями и долгом; питал отвращение к себе и испытывал муки совести за взятую ответственность. И в то же время был наполнен облегчением из-за возможности обрести надежду; испытывал восторг и воодушевление от увиденного шанса на искупление; находил силы, чтобы почувствовать умиротворение и нежность. И переживал все совершенно искренне. Мгновение изменило все. Окунувшись в его личный ад, я вернулась другим человеком, и перестала относиться к отцу с опаской. Ощутив эйфорию от такой близости, я захотела испытать еще.

– А моя мать? Кто она?

Он все еще держал меня за руку, поэтому я четко уловила вспышку хорошо контролируемого раздражения и презрения вкупе с уязвленным самолюбием. Это сказало о многом. Разочарование прошило меня холодными иглами.

– Ее зовут Адаберта Ланге, она шведка. Выросла в Стокгольме в семье мелких дворян, не имеющих реального веса при дворе. – Он помолчал, подбирая слова, нащупывая в воспоминаниях что-то хорошее, чем мог бы поделиться. – Я хотел бы рассказать тебе о большой и светлой любви между нами, но этого не было. Мы провели вместе несколько недель, нам было хорошо, потом… она уехала, – он странно запнулся, ощущая обиду. При случае нужно узнать обстоятельства их расставания. – Я даже не знал, что она беременна, пока, спустя несколько месяцев, мои люди не сообщили об этом. Адаберта уехала в Этерштейн, пыталась добраться до короля в попытках стать частью семьи. Но ее перехватили. Ты родилась в Торхау, там же, где и я. Как будто все это было предопределено, – Рейнер устало усмехнулся, а я ошарашенно переваривала новую информацию. – Вскоре после твоего рождения мои люди привезли вас сюда, в Портленд. Я пытался найти с Адабертой общий язык, обеспечить ей приемлемый уровень жизни, достучаться до нее. Ради тебя. Но ее не интересовала семья… – он запнулся, —…со мной.

Я снова ощутила его презрение и раздражение. Было совершенно ясно, что воспоминания ему неприятны, он без конца подавлял вспышки злости.

– Тогда все закрутилось вокруг вероятного наследника трона – тебя. Кое-кому твое появление на свет сильно мешало.

Я запуталась окончательно. Келли говорила, что людям свойственно бояться всего нового и непонятного, поэтому мне следует быть осторожной. Но зачем убивать принцесс?

Сейчас мне хотелось только одного: чтобы отец перестал мучиться, а для этого нужно завершить рассказ. Значит, нужно скорее обсудить все причины.

– Виктору?

Глаза Рейнера сверкнули:

– Ты знаешь о Викторе?

– Ник упоминал. Он сказал, что нас с Келли преследовали люди Виктора. Кто это?

Рейнер держал мою руку, как держат крохотных птиц со сломанным крылом – осторожно и деликатно. Перебирая воспоминания, он ощущал печаль, скорбь и тоску.

– За несколько месяцев до твоего рождения случилась катастрофа – погиб наследный принц Эрик.

В нем поднялся такой шквал эмоций, что я не решилась спрашивать о деталях. Эрик был важен для него, и он умер. Отец вздохнул и собрался с силами для продолжения.

– Смерть наследника резко изменила ситуацию в Этерштейне. Все, кто мог, хотели урвать кусок чужого пирога. И их методы были не всегда… – он замялся, – … корректны. Отзвуки битвы докатились даже до меня.

Я почувствовала, как неприятно ему вспоминать о том времени, его досаду.

– После нескольких громких скандалов и разоблачений на место самого вероятного наследника престола выдвинулся Виктор Кёниг – мой двоюродный брат, племянник короля и самый близкий кровный родственник. На тот момент. – При упоминании имени Виктора в нем каждый раз вспыхивала холодная ярость. – Тогда я плохо его знал. Но как только он вышел на политическую арену, я следил за ним через своих людей в Этерштейне.

Он посмотрел на меня, и я сначала ощутила, а потом увидела в его глазах: чувство вины за то, что не смог защитить, уберечь; стыд за проявленную слабость, презрение к самому себе.

– Твое появление на свет совпало с грызней вокруг трона. Если бы заявил о тебе, ты сразу оказалась бы под ударом. – На меня пролилось злое бессилие и жгучая ненависть. – Адаберта не добралась до короля, но Виктор узнал и не смог стерпеть такого конкурента.

– Конкурента? – непослушными губами прошептала я.

Рейнер обреченно кивнул:

– Отказ от трона имеет четкую формулировку: нельзя просто отказаться, нужно отказаться в чью-то пользу. Я отказался в пользу своих возможных детей. Ведь во мне течет кровь Ольденбургов Эттерских, можно сказать, вымирающий вид. – Он горько усмехнулся. – Король настоял на этом пункте. Несмотря на наши разногласия, разбрасываться возможными кровными родственниками он не рискнул. С твоим рождением все изменилось. Учитывая смерть Эрика и мой отказ от трона, ты стала единственным прямым наследником короля Этерштейна Фредерика Седьмого. И указ короля два года назад вернул тебе эти права. Виктор больше не может ни на что претендовать.

– Два года назад? – именно с тех пор Келли проходу не давала, впихивая в меня учебник за учебником. Выходит, она предполагала, что меня заставят стать принцессой?! – А как же ты? – понимание разворачивалось во мне, обволакивая липкой горечью.

– Я отрекся от всех притязаний на престол двадцать пять лет назад. Мне оставили мои титулы, но это просто громкие слова. Но внучка по крови вписалась в ожидания короля. Ты – часть династии, – снова презрение к себе.

– Так вы поэтому меня прятали? Из-за того, что я принцесса? Но это же чушь! Принцесс не убивают! Они счастливо живут в замках и катаются на пони! – Я возненавидела всех принцесс мира за их безупречное совершенство и беспечную жизнь. – Ты уверен, что больше ничего не было? Может, Виктор ищет меня по другой причине?

Отец смутился и растерянно нахмурился. Я чувствовала его колебания, но он лишь тяжело вздохнул.

– Он до тебя не доберется, – сказал он твердо, еле сдерживая гнев, ярость, почти бешенство.

– А если доберется? Что тогда? Убьет? – паника возникла на краю сознания и грозила затопить целиком. Я выдернула ладонь из его руки и вскочила. – Келли всю жизнь защищала меня от убийцы? Ее убили вместо меня?

Слезы потекли по щекам. Унижение и бессилие вспыхнули с такой силой, как никогда прежде. В голове бушевала неразбериха из новой информации, домыслов и фантазий. Все это вертелось в сумбуре, сбивая с толку, не давая возможности перевести дух. Я хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу.

Как удар током пронзили испуг и растерянность, я не сразу поняла, в чем дело, пока не услышала взволнованный голос:

– Тебе нечего бояться…

Он держал мое лицо в ладонях и, заглядывая в глаза, что-то говорил. Я воспринимала только отдельные куски.

– …буду защищать тебя… чего бы мне это не стоило …не грозит…

Мир съежился до одной точки. В голове крутился последний разговор с Келли. Неужели она знала, на что идет, и предполагала, что не выберется?

– Но они убили Келли! Так просто. А если Виктор прикажет убить кого-то еще? И все из-за меня?

Голос мне больше не подчинялся, меня затрясло, я попыталась сжать челюсти, но дрожь перешла на скулы и плечи. Наверное, это и называется истерикой. Меня накрыл ужас, когда я поняла, что все это время мы с Келли находились в опасности.

Отец пытался сохранить самообладание и выдержку, но был слишком расстроен и напуган моей реакцией. Переживая смятение, он не знал, что делать. Я сама не знала. Я вцепилась ему в плечи и продолжала неразборчиво бормотать про Келли, убийства, опасность для Ника и его семьи. Через меня прошла волна отвращения, настолько не к месту, что я невольно потянулась за ней, чтобы понять истоки. Ну, конечно! Отец ненавидит себя. За то, что позволил мне оказаться в такой ситуации; за то, что оставил в наследство опасность и смерть.

Я замотала головой, пытаясь что-нибудь сказать, но язык не слушался.

В этот момент он сдался. Бастион самообладания, который он удерживал из последних сил, рухнул. Он прижал к себе так крепко, так яростно, как будто меня вырывали из его рук. Боль, сопереживание, тоска затопили меня. Волна гнева, чувства вины и стыда вывернули наизнанку. Бессилие и негодование стали общими.

Меня коснулось чувство похожее на то, какое Келли испытала во время нашего последнего разговора, что-то глубокое и непостижимое. Подразнило и ускользнуло.

Сквозь туманную пелену я чувствовала, что отец понимает все мои страхи и разделяет их. Так мы и стояли. Я рыдала у него на груди, он обнимал меня и утешал. Слова не доходили до сознания, только гудение, но я сосредоточилась на интонациях и неуловимом запахе отца, который тоже казался смутно знакомым. Словно он уже обнимал меня когда-то, словно это все уже было. Целительная сила сопереживания и принятия помогла прийти в себя. В конце концов, я снова оказалась на диване, а отец, сидя рядом, рассказывал о том, как решился отдать меня Келли, чтобы спрятать, и та уехала в неизвестном направлении.

– Шестнадцать лет назад я совершил ошибку. Я планировал скрыть тебя от королевского двора, потому что не хотел втягивать в свару вокруг трона. Король не интересовался моей жизнью, и я рассчитывал, что так будет и впредь. Но о тебе узнал Виктор. Я рискнул бороться с ним сам, понимая, что поддержка короля еще больше подставит тебя под удар. Ты должна была исчезнуть, будто тебя и не было.

Он тяжело вздохнул, а я переживала очередной шок. Отец был лишним в своей семье, как и я. Бежать, исчезнуть, раствориться – вот наша с ним судьба.

– Твоя мать не видела опасности, даже когда убийцы пришли к нам домой. Наверное, считала, что я разыграл спектакль, не верила мне. Со мной тебе было опасно, я слишком заметен. Если бы бросился в бега, меня бы искали. Я не знал как еще защитить тебя от всех угроз. И решил отдать Келли, в надежде, что когда-нибудь увижу свою дочь живой. Наверное, официально это считается похищением, ведь я забрал ребенка против воли матери. Она пыталась угрожать, заявила в полицию. Но к тому времени ты была уже далеко и в безопасности. Это самое главное. Адаберта уехала, и с тех пор мы не общались.

Рассказ нелегко ему давался, его самобичевания снова задели меня мощной волной. Слушать про войну между родителями было уже выше моих сил. Опустошенность вызывала звенящую боль во всем теле от любой эмоции. Я инстинктивно отодвинулась, успев ощутить обиду и досаду. Но мне требовался перерыв, как птице, попавшей в шторм, нужно время, чтобы восстановить силы.

– Ты хочешь остаться одна? – жестко спросил он.

Теперь, без физического контакта, когда я больше не чувствовала его эмоций, он снова казался собранным и спокойным, каким и виделся вначале. Его голос звучал напряженно, но сейчас я была не в состоянии думать о причинах. Я просто кивнула, хотя понимала, что, скорее всего, причиню ему боль.

Он ничего не сказал, просто встал и вышел.

Тепло его рук осталось со мной. Я продолжала чувствовать его физическое присутствие. Вторгшись в личное пространство, перевернув с ног на голову все представления о реальности, изменив душевное состояние, этот человек неожиданно стал значительной частью моей жизни. Я попыталась понять, что это значит.

Сомнения и неуверенность навалились тяжким грузом. Словно Вселенная решила посмеяться и представила доказательства того, что мое существование сплошное недоразумение. Одно мое появление на свет лишило покоя кучу народа. Меня пытались убить, когда я только родилась. Но я никто! Я ничего собой не представляю. Просто маленькая испуганная девочка, которая только и умеет, что оставаться одна. Как мне защититься и спрятаться? И нужно ли? Разве моя жизнь чего-то стоит? Разве я имею значение?

Келли умерла из-за меня, а меня хотят убить, потому что я наследница трона, о котором даже не подозревала.

========== Глава 5. Семья ==========

Эксцентричность Келли обрела смысл – домашнее обучение, неожиданные отъезды, месяцы в лесу без электричества и связи, назначение точек встречи и путей отхода, резкие смены планов. Меня муштровали, чтобы я могла выбраться сама. С той секунды, как Келли решилась увезти и спрятать меня, обстоятельства вынуждали ее постоянно быть начеку. Он отдала жизнь, чтобы я могла сбежать. А если бы я была еще слишком маленькой?

Выходит, дело не только в моих способностях, хотя новость про принцессу до сих пор не укладывалась в голове. Это глупости: где короли, а где я? Отец либо ничего не знал о способностях, либо тщательно скрывал. Но зачем? Может, чтобы не давать Виктору лишнего повода?

Скорее всего, Келли каким-то образом общалась с моим отцом. Иначе, как она узнала об указе короля, о том, что два года назад он назначил меня своей наследницей? Судя по эмоциям отца, он был о короле не лучшего мнения: в нем таилась обида сына на могущественную семью, которая, на самом деле, семьей и не являлась, а приняла в свои ряды «для галочки», ради учета крови.

Не знаю, сколько я сидела, переосмысливая свою жизнь, все слова и поступки Келли, пытаясь прояснить расплывчатые воспоминания детства, но, когда подняла глаза, чтобы снова увидеть дневной свет, оказалось, что солнце уже перевалило зенит. У солнца всегда есть курс и предназначение. А что есть у меня? Сомнительная семейная история и незнакомец, обещавший меня защищать? Конечно, никакой наследницы престола из меня не выйдет. Это просто глупость.

Келли говорила, что каждый человек видит свою правду, и что истинно для одного, для другого может быть ложью. Хорошо бы поговорить с матерью и услышать ее версию. Или с Виктором. Или он просто застрелит меня, не раздумывая?