Текст книги "Пристанище для уходящих. Книга 1 (СИ)"
Автор книги: Эмбертория
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Голос приближался, я слышала шорох веток. Он обшаривал кусты.
– Ты не можешь прятаться вечно. Выходи, и я позабочусь о тебе.
Пошел к черту, пошел к черту.
– Пошел к черту! – раздался гневный голос отца, и я подпрыгнула от неожиданности. С каких пор мое внутреннее «Я» говорит мужским голосом? – Тереза, если ты меня слышишь, даже не вздумай выходить, пока я не разберусь с этим засранцем.
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось часто-часто. Отец! Отец здесь! Как он тут оказался? Или от голода и усталости у меня начались галлюцинации или он каким-то образом меня нашел? Я чуть не расплакалась.
Головная боль отступила и сменилась страхом. Я напряглась, пытаясь высмотреть отца и не шевелиться. Но заметила де Йонги. Затаившись в зарослях, буквально в нескольких ярдах от меня, он пригнулся и активно вертел головой, доставая пистолет.
– Давай, засранец, выходи, и я позабочусь о тебе! – голос отца звенел от ярости. Щелкнул затвор.
И тут де Йонги меня удивил. Он совершенно бесшумно крался на звук голоса, двигаясь в мою сторону. Еще несколько шагов и он буквально наступит на руку. В тишине я услышала отцовское движение. Совсем тихий легкий шорох, но чертов де Йонги тоже его услышал. Он увидел отца и прицелился.
Ну уж нет! Такого удовольствия я Виктору не доставлю. Де Йонги придется найти другой способ выслужиться. Например, поймать беглую принцессу.
Я встала. Прогремел выстрел.
Что-то ужалило в живот. Потрясенное лицо де Йонги сместилось в сторону, а меня накрыло оцепенение. Рука испачкалась в чем-то темном и липком, по телу потекло тепло, но внутри разлился холод. Земля стала ближе. Реальность наконец-то получила возможность ускользнуть в те неведомые дали, куда она уходит, пока мы спим.
Руки, полные смятения и боли, подхватили меня.
– Тереза! Тереза, ты слышишь? Пожалуйста, держись, – закричал отец, и я попыталась сфокусироваться на его лице, но почему-то никак не получалось.
– Шон, – раздался растерянный голос Ника. Я почти сумела удивиться. Ник здесь?
– Разберись с ним, – яростный рокот вибрировал у меня в голове.
– Я не хотел… Она сама… – растерянное бормотание и глухой удар не оставляли сомнений в судьбе де Йонги.
– Тереза, не отключайся, – в смятении взывал отец. Его отчаяние не давало расслабиться и било молоточками по коже. Ветер засвистел в ушах. Я хотела его убрать, он мешал сосредоточиться и задать вопрос, который я, наконец, сформулировала, но до сих пор не было возможности его задать. До слез обидно, что ее больше не представится.
– Прости, – выдавила я. Он услышал, накрыла волна вины и гнева.
– Все будет хорошо, только, пожалуйста, держись, – молил отец.
Как?
– Ты прости меня, – услышала я его шепот.
Что за глупость? Это моя вина.
– Быстрее! Нужна больница! Отвези нас!
Кому он кричит?
– Стреляли! Боже мой, она ранена? – испуганный голос Лорейн. И она здесь? – Ник?
– Он в порядке. Нет времени! Быстрее! Поехали!
Вибрация боли прошла сквозь меня, затихая в кончиках пальцев. Все ускользало. Я больше не ощущала эмоций отца. Я потеряла свою Способность. Я потеряла себя.
========== Глава 11. Важные неважные вещи ==========
Волны все накатывали и накатывали. Их шуршание было цветом, звуком и всем миром.
Постепенно рокот стал неравномерным, превратившись в рваный гул, а потом в вибрацию воздуха.
– …вражда привела к этому! Она чуть не умерла на операционном столе! Ты этого добивался?
Тишина откликалась гневом и ненавистью.
– Меня не интересуют твои оправдания… И извинения тоже.
Шуршание волн превратилось в голос, который с сердитым презрением чеканил слова, отдающиеся во мне недоумением. Что такое ужасное произошло?
– Ты слишком далеко зашел, Виктор! – В знакомом голосе ярость смешалась со льдом. – Ты больше не появишься в ее жизни. Никогда! Иначе, клянусь, я не остановлюсь, пока не убью тебя.
Виктор! Он здесь? Имя всколыхнуло ворох мучительных воспоминаний. Куда бежать, если кругом темнота и я не могу найти ног? Нет, наверное, они разговаривали по телефону. Сердце перестало бешено колотиться. Пусть маркиз и мать оставят меня в покое!
Надо сказать отцу, что он был прав – Виктор лжец. Но никак не получалось найти свой голос, несмотря на попытки.
– Тереза? – дрогнувшим голосом позвал отец прямо над ухом. Протянуть руку тоже не получалось, я не смогла найти и ее. Как и открыть глаза. Да что же такое?
Облегчение и надежда расцвели во мне ярким трепещущим цветком, смешавшись с бледными усталыми тенями моих эмоций. Отец взял меня за руку. Значит, она на месте, это я плохо стараюсь. Бурный поток волнения и воодушевления смел все, что вертелось в голове – лживую любезность Виктора, отстраненность матери, Крюгера на дне ущелья, растерянного де Йонги – оставив мне только признательность и благодарность за то, что я есть.
Если бы я могла плакать, заплакала бы, но вместо этого опять провалилась в темноту.
*
Внезапно мир снова обрел свет. Я разглядывала нежно-оливковую стену и дверь, ведущую в неизвестность. Впрочем, дверь была закрыта, поэтому неизвестность оставалась пока чисто гипотетической. Захотелось найти другие объекты для внимания, и я осторожно повернула голову.
– Лорейн, – скорее подумала, чем сказала я, но она уже вскинула глаза.
– Тереза, – восхитительно искренняя улыбка расцвела на ее лице. – Мы уже заждались тебя. Здравствуй.
Она осторожно взяла мою руку. Я даже не успела испугаться, а меня уже омыли ее облегчение и тревога. Стало легче. Не уверена, что была рада застать у своей кровати Лорейн, но ее эмоции оказались приятным сюрпризом.
– А-а-а? – попыталась спросить я, и она правильно поняла мои потуги.
– Твой отец в порядке, не волнуйся. Он сидел около тебя четыре дня и совсем выдохся. Не хотел уходить, пока опасность не минует. Мы с Ником прогнали его сегодня утром, чтобы он немного отдохнул. Так что он спит. Надеюсь. А тебе, спящая красавица, пора просыпаться. Мы в больнице в Олимпии. Далеко забрались, но сюда тебя было вести ближе, чем в Портленд.
Она рассказывала именно то, что я хотела услышать и заботливо поправляла то подушку, то одеяло, то цветы на прикроватной тумбочке. Ее детям повезло, что она у них есть.
Безопасно ли нам всем в больнице? Или Виктор не рискнет похищать меня у всех на виду? О чем они с отцом говорили по телефону?
– Я позову врача, чтобы он тебя осмотрел, – Лорейн ринулась к двери. – Не беспокойся. Скоро придет Ник и все тебе объяснит.
Все объяснит? А я, получается, не в курсе? Но Лорейн уже убежала.
Пришел врач с сердитым взглядом, но добрыми эмоциями и сосредоточенно изучил монитор и карту.
– Похоже, все хорошо, – сказал он, закончив осмотр. – Через пару дней переведем ее из реанимации.
– Слышишь, у тебя все будет хорошо, – с воодушевлением воскликнула Лорейн, гладя меня по голове. Она старательно скрывала, что переживает. Вроде даже собиралась заплакать, но совладала с собой в последний момент. Интересно, драконы плачут?
– Вам следует лежать, мисс Рейнер, тогда вы быстрее поправитесь, – сердито сказал доктор, пресекая мою попытку сесть. Я не спорила, пережидая головокружение. И добавил еще более сердито, обращаясь к Лорейн: – Я все-таки очень хотел бы еще раз поговорить с ее отцом, и прояснить некоторые детали его рассказа. Вы передадите, чтобы он нашел меня, когда приедет?
– Конечно, доктор, – смиренно сказала Лорейн и тяжело вздохнула, когда он вышел из палаты, печально добавив ему вслед: – Очень хороший доктор, и сыщик из него не хуже моего мужа.
Я попыталась уточнить, что она имеет в виду, но мне будто насыпали песка в горло. Лорейн напоила меня водой из стакана с трубочкой. Пока она стояла рядом, я пыталась найти в ее глазах драконов огонь, но он пропал.
– Наверное, лучше пока не пытайся разговаривать, – она с сомнением наклонила голову. – Отек уже сошел, но связки стоит поберечь. Слушайся доктора и не вставай. На тебе живого места нет.
И это не удивительно. Как, наворотив столько всего, я еще жива осталась? Как мне вообще пришла в голову мысль прыгать с самолета? Наверное, я была не в себе и мозги отключились, особенно когда готова была сигануть без парашюта.
Лорейн печально вздохнула.
– Не очень-то я тебе помогла. Прости.
Я попыталась помотать головой, не соглашаясь с ее словами, но вовремя остановилась, не дав мутной тошноте себя накрыть.
– Тебе пришлось пережить такой кошмар. И Шон.… В него словно бес вселился, когда я сказала ему, что ты в Портленде. Потом все пошло кувырком. Шон поставил на ноги все лесные службы и, наверное, половину полиции штата, чтобы тебя найти.
В ее глазах колыхались тревожные воспоминания. Печальные морщинки делали взгляд виноватым. Я хотела сказать, как благодарна за поддержку, что она совершенно напрасно так мучается, но все еще не могла разобраться с голосом, а еще интересовало, что сделали с моей одеждой и с содержимым карманов. Мог ли кулон пережить стирку? Или что они делают с одеждой пациентов? Но я заснула, пытаясь повернуть голову в поисках шкафа или тумбочки.
Когда позже пришел Ник, я обрадовалась. Для меня он был неразрывно связан с Келли, с отцом и Портлендом.
– Рад видеть твои широко распахнутые глаза, – рассмеялся он, легонько пожимая здоровую руку, и я ощутила его радость и подъем. – Ну и в историю ты влипла, ничего не скажешь.
Я напряглась, а Лорейн укоризненно взглянула на мужа. Он смутился.
– Мы с Шоном все уладим, тебе не о чем волноваться. Главное, выздоравливай.
Я вопросительно смотрела на него, а он на жену, будто бы спрашивая разрешения. Она еле заметно кивнула. Интересно, что у них за секреты?
Ник прокашлялся, поглядывая виновато.
– На самолете тебя не было. Официальная версия – несчастный случай на охоте. А потом, по дороге в больницу, машина, на которой тебя везли, перевернулась. – Он сморщился как от зубной боли, несомненно, понимая, какую чушь несет. И правда, что за нелепость? – Коряво, конечно, но лучше так, чем распутывать всю эту историю с королевскими домами Европы.
Он смущенно взглянул на жену, а та смотрела на меня. Я же представляла как теплая компания в составе директора крупной компании и его дочери, капитана полиции и его жены, а также милого немецкого гостя отправилась на охоту и все, что они сумели, подстрелить девушку и перевернуть машину. Меня душил смех. Так и хотелось громко рассмеяться, если бы я не боялась, что опять что-нибудь заболит. Пришлось прослезиться и громко фыркать, иначе просто лопнула бы от смеха.
Ник и Лорейн благосклонно наблюдали за мной.
– Если уж Тереза не верит в эту историю, как ты убедишь врача? – весело спросила Лорейн.
– Доказательствами и авторитетом, – улыбнулся Ник.
Я больше не могла сдерживаться и рассмеялась. Все оказалось не так плохо. К тому же, наконец, нашелся мой голос, и я рассмеялась еще раз, искренне и с азартом, радуясь тому, что сбежала от Виктора. Но что готовит новый день?
*
Когда вечером пришел отец, я полулежала на кровати и поедала странное разноцветное желе, принесенное медсестрой. Ник ушел, разговаривая по телефону. Мы с Лорейн обсуждали портлендский фестиваль роз. Вернее, она рассказывала в надежде отвлечь меня от больничной скуки. Отец зашел решительно, но хмуря брови и настороженно прищурив глаза.
– Добрый вечер, – сказал он слишком официально.
Как только Лорейн наткнулась на его взгляд, она тоже прищурила глаза, посмотрела на меня и произнесла:
– Пойду поищу Ника.
И убежала.
Я перевела взгляд на отца. Он выглядел замучено и не так импозантно, как в день первой встречи. Волосы лежали в беспорядке, а под глазами пролегли темные круги. Смотря в упор, он с лихорадочным блеском в глазах наблюдал за моей позой и движениями. Неужели нервничал? Я и сама не знала, как себя вести и что говорить. Медленно положив ложку на столик, я как можно более уверенно улыбнулась. Он вздрогнул и судорожно вздохнул. Я перестала улыбаться.
– Как ты себя чувствуешь? – осторожно спросил он.
– Хорошо, – таким же тоном ответила я. – Доктор сказал, иду на поправку.
– Да, я говорил с ним только что, – казалось, его мысли занимает совершенно другое.
– Думаешь, он поверил в историю про охоту и перевернутую машину?
Мне, и правда, хотелось узнать. Воспоминание о том, как Ник это рассказывал, до сих пор вызывало смех.
– Что? – отец растерялся, но потом словно вспомнил. – Ах, да. Конечно, поверил. Разве у него были варианты?
Я удивилась, что он так говорит, будто это несущественно. Разве нам всем не нужно придерживаться легенды? Отец хмурил брови и нервно дергал пальцами, уголки его рта скорбно опустились вниз, рождая во мне тревогу.
– Как ты объяснишь свое поведение? Мне казалось, я все тебе объяснил, а ты просто ушла из Хейуорда. Я видел записи с камер. Ты сама выходишь через заднюю дверь. Конечно, Виктор воспользовался возможностью и увез тебя. Ты думала, я шучу?
От неожиданности я растеряла все слова. Он обвиняет меня? Вспомнила нашу единственную встречу, день в Хейуорде, свои колебания, и как почти вернулась обратно. Он не предложил мне ничего, из-за чего стоило бы остаться, но я все равно почти была готова. Из-за него, из-за его честности.
– И опять сейчас. Ты не дождалась сигнала Шлоссера и пустилась в авантюру, из-за которой чуть не погибла.
От злости закружилась голова. Если иметь родителей так больно, то удивительно, как эта традиция укоренилась в человеческой истории. На глаза навернулись слезы, и я отвернулась.
– Все было не так, – я начала жалеть, что вообще предпочла «Фольксваген» в подземном гараже Хольц-Линдена вместо того, чтобы выбраться на свободу. У меня был шанс сбежать тогда и еще три месяца назад в Хэйуорде. В тот раз надо было получше стараться.
– А как? – строго спросил он. – Ты представляешь, что мне пришлось пережить, когда я узнал, что ты пропала? Я думал, что больше никогда не увижу тебя живой. Я прятал тебя от Виктора много лет вовсе не для того, чтобы ты сама, добровольно, согласилась стать его жертвой.
Да, из Хейуорда я собиралась сбежать, и вовсе не для того, чтобы меня похитили. Но упрекать провалом плана Шлоссера? В этом я точно не виновата. Келли никогда не позволяла такого несправедливого отношения. К тому же речь шла о его жизни, и жизни Ника. Но проблема даже не в этом: только сейчас я поняла, что три месяца хотела не просто сбежать от Виктора, а хотела вернуться к отцу.
– Все было не так, – снова буркнула я и забралась с головой под одеяло. Пусть уйдет и оставит меня в покое.
Повисло молчание и уже совсем другим тоном, смущенным и неуверенным, отец добавил:
– Вполне допускаю. Иначе, зачем ты бросилась под пулю?
В палате воцарилась тишина. Я размышляла, сколько он будет стоять, ожидая ответов, но, когда открыла глаза и выбралась из-под одеяла, оказалось, что уже светает и пришла медсестра сделать мне укол.
Взвешивая плюсы и минусы своего положения, я вяло ковыряла ложкой очередное разноцветное желе. Почему в больницах кормят такой странной едой? Как бы достать орехов?
– Не деликатес, конечно, – ровный голос отца эхом отразил мои мысли, – но врачи утверждают, что одна порция желе содержит пятьдесят процентов суточной потребности в витаминах.
Он стоял у открытой двери в палату, делая вид, что внимательно изучает мой завтрак. Не уверена, что сегодня ему удалось поспать. Выглядел он еще более помято, чем раньше. Больше не хочу с ним ругаться. Слишком много событий, мы оба сбиты с толку.
– Как ты нашел меня в лесу? – осторожно спросила я, пытаясь нащупать верный путь. – Без тебя я бы не выбралась. Ты меня спас.
Отец помрачнел еще сильнее.
– Я не спас тебя, в том то все и дело. Это ты меня спасла. – Он подошел и спросил звенящим голосом: – Мне не дает покоя один вопрос: зачем ты бросилась под пулю?
Черт, ведь так это выглядело со стороны! Я замотала головой. И тут же пожалела – все еще не стоило делать резких движений.
– Я хотела остановить де Йонги и знала, что он не будет в меня стрелять. Просто выбрала неудачный момент. – И добавила огорченно: – Прости.
Он вздохнул и сердито посмотрел на меня.
– Тебе не за что извиняться. Это целиком и полностью моя вина. Я не смог этого предотвратить. И даже самолет…
Голос отказал ему, и он замолчал, сжимая в карманах кулаки и рассматривая мое одеяло, словно на нем сейчас сосредоточился для него весь смысл, а я с ужасом представляла сумбур, который творился у него в голове. Лучше снова броситься под пулю, чем стать сейчас Шоном Рейнером. Отец потянулся ко мне и хотел что-то сказать, но я спрятала руку под одеяло. Он застыл, его лицо стало жестким, а взгляд суровым. Неужели я его задела? Самой стало неуютно.
– Ты мне не доверяешь, я понимаю, – сухо сказал отец, – а после общения с Виктором, наверное, еще и не веришь.
– Адаберта устроила мне ловушку, ей помог Герман, – таким же тоном произнесла я. – А Виктор убил Шлоссера.
Как же жаль Шлоссера! Если бы я знала о нем, возможно, он остался бы жив, но теперь уже поздно. Остается только сожалеть.
Я поперхнулась словами, потому что увидела лицо отца. Потрясение словно превратило его в другого человека, разгладив лоб и расслабив губы, в кого-то более знакомого, но уже спустя пару секунд напряжение перекосило его черты, вернув привычного собранного Рейнера.
– Вот как! – выплюнул он таким тоном, что я всерьез обеспокоилась за жизнь матери и Виктора. Хотя пусть встает в очередь.
– Я не могла там оставаться, ты же знаешь. И сбежала.
Отец закрыл глаза на пару секунд и вздохнул. На скулах играли желваки, крылья носа подрагивали. Я не мешала, пусть переосмыслит информацию.
– Предотвратив по ходу дела парочку покушений? – со злым сарказмом спросил он.
– Здорово получилось, правда? – я улыбнулась. Меня распирала гордость. Несмотря на все безумства, сложилось не так уж плохо.
Отец напряженно разглядывал меня, как будто видел впервые. Мне так надоело недопонимание между нами, поэтому я задала вопрос, который вертелся в голове еще с разговора в Хейуорде:
– Мы встречались раньше, еще до всего? Когда я была маленькая. Мы ведь уже встречались.
На его лице мелькнуло изумление, но потом осталась только усталость. Слишком много эмоций для одного человека.
– Встречались, – осторожно подтвердил он. – Когда тебе было два, а потом еще через полтора года. Келли привозила тебя, надеясь, что угроза миновала, и ты сможешь вернуться к родителям, но…
Он замолк, тревожно вглядываясь в свои воспоминания.
– Что? – я нетерпеливо ждала ответа.
– Каждый раз приходилось стряхивать людей Виктора с твоего хвоста, чтобы вы с Келли могли уехать, – бесцветно произнес он.
Он стиснул зубы и замолчал, пока я безуспешно копалась в мутной детской памяти. Я помнила эмоции от встречи с отцом, но не сами события. Если бы он рассказал еще какие-то подробности, может что-то прояснилось бы, но отец явно не самый разговорчивый человек на свете, что усложняло мою задачу. Я собиралась принять решение, и мне нужны были причины. Его искренность против всего мира. Но чего хочет он? Внимательно изучая его лицо, я все еще не могла разобраться.
– А ты уверен, что это были люди Виктора? – услышала я свой голос. Зачем я это спросила? Виктор ведь лгал, пытаясь смутить обвинениями в адрес короля.
Отец застыл, раздумывая над моими словами. Потом поднял на меня напряженный взгляд.
– У нас с отцом не самые радужные отношения, – произнес он сквозь зубы, – но все же надеюсь, не он посылал киллеров за мной и моим ребенком.
Стало страшно от его тона и лихорадочного блеска в глазах. Как же он защищался? Убивал людей?
– Да, ты прав, – кивнула я, отводя глаза. – Нелепо подозревать короля.
Келли говорила, что люди опасны, и у меня была возможность в этом убедиться. А что по поводу отца?
– Сожалею, что тебе пришлось все это пережить. Я не смог тебя защитить, – строго, словно снова отчитывая, произнес отец.
Все это время я пыталась понять, что чувствую. Эмоций было так много, и некоторые из них так явно противоречили друг другу, что я никак не могла определиться. Если я была нужна Виктору не из-за способностей, а, действительно, потому что принцесса, может никому из них неизвестно об эмпатии, даже маркизу? Тогда кому может быть об этом известно? Или все не торопятся разыграть этот козырь?
Отец напряженно смотрел на меня, пока я теребила край одеяла, словно тоже во всем сомневался.
– А где моя одежда?
– Одежда? – удивился он.
– В которой я была. Не эта, – для верности я ткнула в больничную пижаму.
– Наверное, в шкафу, – прищурился отец. – Она тебе нужна?
Я кивнула, надеясь, что мои джинсы не кинули в стирку, не проверив карманы. И пережила ли старая рубашка с пришитыми рукавами такую экзекуцию?
Отец неопределенно хмыкнул. Неужели думает, что я хочу сбежать?
– Тебе нужно это? – он вытащил из кармана и протянул мне кулон с бабочкой. Я схватила его, очень аккуратно, не касаясь его руки, и вздохнула с облегчением. – Врачи отдали. У тебя больше ничего не было.
Его тон настораживал, но нас отвлекли Ник и Лорейн. Они приехали узнать, как у меня дела. Я сжала кулон в руке, пряча его под одеяло. Через несколько минут отец извинился и вышел из палаты. Я перехватила взгляд Лорейн, по-моему, она понимала каково ему, лучше, чем я.
Меня снова удивил ее визит. Слабо верилось, что она оставила детей, чтобы навестить того, кто приносил неприятности ее семье. К тому же она отзывалась негативно о Рейнере, но, наблюдая за ней сейчас, я не могла найти признаков ненависти или злости. Она скрывает чувства? Или врала тогда? Зачем? Я ничего не понимала в человеческих эмоциях, и даже моя способность совершенно бесполезна без прикосновения. Но есть ли вообще в ней смысл, если даже понимание не избавляет от сомнений? Стоит ли оставаться с отцом или лучше уйти и забыть обо всем, как о страшном сне? Я очень хотела вернуться к прошлой жизни, к понятным и простым ежедневным истинам: прогулки, наблюдения за животными и птицами, чтение, одиночество. Но в одну воду дважды войти невозможно.
Лорейн и Ник уехали, проболтав о чепухе битых два часа. У меня скопился список вопросов, но отец наотрез отказался отвечать, как бы я ни настаивала, прикрываясь моей усталостью.
– Я позову медсестру, чтобы она вколола тебе снотворное, если ты не угомонишься, – грозился он.
Мне надоело лежать. Я хотела вырваться куда угодно из четырех стен и просто пробежаться по лесу. Моя последняя отчаянная вылазка в счет не шла. Я тосковала даже не по свободе, а по возможности быть свободной. Но кое-как доковыляв до туалета и обратно с помощью медсестры, я поняла, что о пробежках еще рано задумываться и действительно крепко заснула. И спала почти целый день и всю ночь.
*
Я проснулась очень рано, но отец уже ходил по коридору и разговаривал по телефону. Слушая его голос, я думала обо всех недоразумениях, которые нужно прояснить. В конце концов, нам придется поговорить, и он больше не сможет этого избегать. Между нами накопилось слишком много невысказанного, но я всерьез задумалась о степени откровенности. Что и как ему рассказать? Как быть с Виктором? Отец расскажет, что делать с маркизом-убийцей? Может, его уже арестовали, он сидит в тюрьме и мне нечего бояться?
Когда отец вернулся в палату, вид у него был хмурый, но он улыбнулся, увидев, что я сижу на кровати и жду его. Рассказал, что пилота в самолете не было, когда тот упал, видимо, успел спрыгнуть, и еще, что охранник с парковки жив. Я чуть не расплакалась от облегчения.
Пришел Ник. Они поздоровались, и отец мягко произнес:
– Мы бы очень хотели послушать твой рассказ обо всем, что произошло. И надеюсь, что ты будешь говорить правду, – требовательно добавил он, внимательно глядя на меня.
Я смутилась, но старалась не подавать вида. По-моему, он что-то заподозрил.
– Расскажи, что ты делала, пока жила в Хольц-Линдене? – отец выплюнул вопрос, и мы с Ником одновременно посмотрели на него. Не знаю, что подумал Ник, но я почувствовала себя на допросе.
– Да не о чем рассказывать, – пожала я плечами. Про способности уж точно не при Нике. – Адаберта пыталась приобщить меня к светской жизни, а Виктор… – я замялась.
– Что Виктор? – напряженно спросил отец. – Ты говорила, он врал. И о чем он врал?
– Да обо всем, – я опять пожала плечами. Интереснее было бы понять, о чем он не врал.
– О чем конкретно? Что он говорил? – отец вскинул одну бровь. Интересно, кому он не верит, мне или Виктору?
– Просил остаться с ним в Хольц-Линдене.
– И что ты думаешь? – небрежно бросил отец, но лицо у него стало такое свирепое, что я даже немного отодвинулась.
– По поводу Виктора?
– Виктора, твоей матери, возможности остаться в Этерштейне?
Я уставилась на него. Он что, серьезно?
– Я бы не сбежала, если бы хотела остаться!
– Но, если бы это был не Виктор, а, например, я, ты бы осталась?
– В Хольц-Линдене?
– В Этерштейне.
– Я не знаю, – меня возмутила постановка вопроса. – Тебя же там не было. А Виктор отправил за вами убийц! – я не могла понять, зачем он спрашивает. Неужели предпочел бы оставить меня с Виктором? Или дело в Адаберте? И вообще, я не обязана отчитываться. – Тебе мало Шлоссера? Ты рискнул бы еще одним человеком?
Отец шумно выдохнул и сжал губы.
– И поэтому ты пошла ва-банк? – у него появилось такое остервенение на лице, что я даже опешила.
– Слушайте, нам еще много надо обсудить. Поругаетесь позже, когда Тереза окрепнет, – встрял Ник, и отец с досадой отвел от меня взгляд. – Утром де Йонги нашли мертвым. Он повесился в камере.
В голове пронеслось, как де Йонги держал меня на капоте и не отпускал, как не давал сбежать из машины под мостом, как преследовал в лесу. И другие: как по-своему защищал от Крюгера и как испугался, когда понял, что выстрелил в меня. Стало жаль чертова засранца, который всего лишь пытался хорошо выполнить свою работу.
– Чудесная новость, – отец выглядел довольным и только руки не потирал от удовольствия. Ник укоризненно взглянул на него.
Такой выход не похож на де Йонги.
– Его вынудили. Сам бы он не стал.
Они уставились на меня.
– Почему ты так считаешь? – деловито спросил Ник.
– Просто немного знаю де Йонги. Знала, – пожала плечами я. Надо прекращать. – С ними прилетел третий, они звали его Брук. Он остался в Портленде, когда мы снова сели на самолет. – Меня посетила мысль. – Де Йонги кто-нибудь навещал?
– Завтра принесу тебе фото, – нахмурился Ник.
– Я не могу понять одну вещь, – начал Рейнер. – Вернее, я много чего не могу понять, но ты можешь объяснить, как попала в Портленд?
Пришлось рассказать, как я тайком пробралась на самолет, умолчав о деталях. Не уверена, что известие о способе моего бегства разрядит обстановку. Хотя причины лучше прояснить. Отец напряженно хмурился и не спускал с меня глаз.
– Как вы нашли меня в лесу?
Они шли по моему следу от автостоянки бизнес-центра. По видеозаписи отследили машину, в которую меня запихнули, а потом поехали за самолетом. Оставалось только изумляться попытке догнать самолет на машине. Служба полетов сообщила, что наш борт запросил экстренную посадку, и они рванули на место предполагаемого приземления, даже привлекли военных, чтобы получить информацию со спутников. Ничего себе, какой переполох я устроила.
Интересно, что именно видят спутники?
– А если я убила человека, меня посадят в тюрьму?
Повисла напряженная тишина.
– Все зависит от обстоятельств, – сухо проговорил отец, но тут на его лице мелькнуло любопытство. – Что ты натворила?
– Я много чего натворила, – печально вздохнула я и повернулась к Нику. – Убийца Келли мертв. Лежит на дне ущелья в лесу. Крюгер.
– Матиас Крюгер? – жестко переспросил Ник, хмурясь. – Де Йонги говорил о нем. Но мы его так и не нашли. Как он погиб? – Ник тревожно подался вперед.
Пришлось рассказать и о Рыжем. Я вспомнила свою ненависть к нему. Конечно, она ни в какое сравнение не шла с ненавистью, которую я испытывала к Виктору, но и Крюгер изрядно меня пугал. Во время рассказа посетила мысль, что, наверное, не очень правильно признаваться в убийстве в присутствии капитана полиции, и я замолчала.
В палате снова повисла настороженная тишина. Отец сверлил меня пронзительным взглядом, Ник напряженно хмурился. Они обменялись тревожными взглядами, и Ник решился.
– Это был несчастный случай, – уверенно сказал он.
Отец кивнул, наблюдая за мной. Его пристальное внимание скоро просверлит во мне дырку, я уже ощущала неуютную щекотку в области переносицы.
– Тебя не посадят в тюрьму, не волнуйся, – твердо произнес он. – Это даже не несчастный случай, скорее, самооборона. Состава преступления нет. Тебя никто ни в чем не обвинит.
Прозвучало убедительно, но все равно одолевало чувство вины. Из-за того, что я хотела выбраться из плена, пострадало столько людей: Крюгер, де Йонги и Шлоссер мертвы, охранник с парковки в больнице. Причем он попал в замес из-за моих действий. Выходит, не только люди для меня опасны, но я для них?
– Тереза, ты ни в чем не виновата, – сочувственно проговорил отец, наблюдая за мной. – Даже если что-то пошло не так, я уверен, ты не хотела сделать ничего плохого.
Конечно, пресловутая презумпция невиновности. Я читала Декларацию прав человека и Европейскую конвенцию о защите прав человека и Конституцию США. Пусть хоть все суды мира признают меня невиновной, но сама-то я буду знать, что сделала.
– Ты явно не все мне рассказываешь, – вздохнул отец. – А я бы очень хотел услышать детали. – Он помолчал и решительно добавил: – Виктор больше не будет тебя преследовать. Тебе не стоит его бояться.
Зная маркиза, я сильно сомневалась, что он отступится, оставит меня в покое и не доведет до конца свой план, в чем бы он ни заключался. Но посмотрев на отца, на его полные надежды и уверенности глаза, я не смогла сказать ему об этом. В конце концов, мы с ним хотим одного и того же – спокойной жизни. Наверное, стоит попробовать. И я ничего не возразила.
Думала обо всем, что произошло, и многого не понимала. Почему отец так упорно скрывает причастность Виктора? За что посадили де Йонги, если по легенде он был с нами на охоте? И что случилось с Германом после его предательства?
Мне лучше в не вмешиваться. Даже не хочу знать подробности. Отец пусть разбирается с этим сам, а мне нужно решить, что делать со своей жизнью.
Я все еще колебалась, перебирая и перебирая сомнения. Теперь я знаю, что отец меня не бросал, нашел способ помочь и готов на многое ради моей защиты. Думая, что я ушла добровольно, он все равно приглядывал за мной. Если сбегу сейчас, мое поведение будет ничем не лучше предательства Германа.
– Можно мне остаться с тобой? – спросила я неожиданно для себя. Разве я это собиралась сказать? Лицо Ника прояснилось. Наверное, такое решение очевидно для всех, кроме меня.
Отец задумчиво нахмурился.
– Ты хочешь этого?
