Текст книги "В твою любовь. Рискуя всем (СИ)"
Автор книги: Dididisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Никогда не обращал внимания, как много всё-таки звёзд на небе. Они кажутся бесконечно далекими, холодными, недосягаемыми. Чужими и отстраненными. Им нет дела до того, что происходит сейчас в других частях галактики, на других планетах, в других мирах. В этот момент я чувствовал зависть – сейчас, лежа на сырой, холодной земле без движения вот уже несколько часов кряду, я хотел стать одной из этих блеклых точек, которые не испытывают ничего и лишь ждут своего часа, чтобы взорваться и исчезнуть навсегда.
Ночь была промозглой и тёмной. Второе было мне на руку, ведь с момента вхождения пули в плечо навылет, я так и остался лежать там, где упал, старательно изображая мертвого – мрак будет скрывать меня до тех пор, пока я не приду в себя настолько, чтобы затаиться в лесу под покровом ночи. Удивительно, что за моим телом не послали бойцов.
Очевидно, этот ублюдок с удовлетворением решил оставить мой труп гнить невдалеке от Стены, как напоминание всем остальным. Готов был поспорить – Томми уже прибрал к рукам власть во фракции, а если и нет, то это лишь вопрос пары дней. Как они объяснят сами себе исчезновение моего тела под утро, мне было всё равно. Если за мной придут прочесывать лес, я встречу своих же собратьев с распростертыми объятиями.
Первый, наверное, час я не решался двигаться скорее от боли, нежели от настигшего меня осознания всего произошедшего. Пуля, хоть и прошла насквозь, но причиняла нестерпимые, мучительные ощущения, словно кожу постоянно жгли каленым железом. Голова кружилась, губы потрескались и высохли из-за лёгкого обезвоживания, а из раны, которую я пока не мог осмотреть, редкими струями чувствовалось течение крови. Надеюсь, я потерял её не слишком много.
Дальше, на меня ядовитым осадком медленно опустилось понимание того, что случилось – я был уверен на двести процентов, что снайпером, который подстрелил меня, была Грейс – эта мысль прибила меня к земле окончательно и бесповоротно. Всё тело отказывалось функционировать, предпочитая тяжёлым грузом быть распластанным на почве; инстинкт самосохранения притупился настолько, что никакой силы воли не хватало на то, чтобы спрятаться среди кустов и деревьев. Я не узнавал самого себя. Внутри с громогласным треском что-то сломалось и продолжало обрушиваться, растаптывая меня в конец. Рот затапливало горечью с привкусом желчи каждую минуту, когда я возвращался к своим размышлениям.
Меня раздирали отвратительные противоречия.
С одной стороны, мне хотелось верить, что эта дурная, блять, девчонка специально целилась так, чтобы не задеть меня всерьёз и дать мне фору. Я прекрасно чувствовал направленные в спину дула автоматов снайперских групп разведки, пока гнался за Максом, которого в итоге упустил – радовало, правда, то, что его подельника я всё же убил – и если бы не Грейс, скорее всего, я в действительности уже был бы мёртв от чужой пущенной пули.
Но ведь и она могла промазать – человеческий фактор никто не отменял. Ошибаются даже самые лучшие. Едва представив, что Грейс могла выстрелить ниже и правее, в сердце, я ощущал в глотке лёгкий страх и холод.
С другой стороны…
Она нарушила моё требование, почти приказ, ждать меня там, в апартаментах. Ринулась на Стену. Взяла в руки винтовку. И вот так, запросто выстрелила.
Часть меня, та самая гнилая, не доверяющая никому часть, ехидно шептала, что Грейс с самого начала была не на моей стороне.
Что если всё случившееся между нами за последние дни – продуманный ею и Томом совместный план? Что если она стреляла по его приказу – хладнокровно, без эмоций, не дрогнувшей рукой? Просто втиралась в моё доверие, вызывала эмоции, изображала влюбленную только лишь для того, чтобы усыпить мою бдительность? Я когда-то предупреждал её – любой неверный шаг или непоправимая ложь могут стоить ей много – поняла ли она это тогда по-настоящему или на свой страх и риск всё же пошла против меня и моей веры в неё?
Между нами, кроме обоюдного непонятного, мутного ощущения на протяжении четырёх лет – лишь несколько приятных дней зарождающихся отношений, диких поцелуев и провокаций. Восхитительный секс, вспоминая который, тело предательски реагировало и просило её рядом с собой. Мы знали друг друга так мало и невольно разделились сейчас так скоро. Интересно, как она там за Стеной? Оплакивает ли она мою смерть, не смея надеяться на иное, или гнусной предавшей меня тварью льнет к Тому в его кабинете?
Чем дольше я прокручивал эти вопросы и мысли в голове, тем сильнее запутывался в своих чувствах. Медленно сходил с ума от охватывающей злости и неизвестности. Хотел зарычать, представляя её фигуру в его объятиях.
Во всяком случае, ясно следующее – того, что было раньше, уже не будет. Никто и ничто не будет прежним. Бесстрашие будет полыхать в огне. Мне же был дан шанс – случайно или специально – выжить и что-то предпринять, чтобы изменить это.
Я не знаю, как поведу себя и что скажу Грейс, когда увижу её. В том, что наша встреча состоится, не было сомнений – в притупленном разуме крайне медленно, но всё же зарождался план по возвращению обратно в Чикаго. Это и мой город тоже, и ни один мудак наподобие Тома не в силах заставить меня уйти.
«Ты сам сказал, что я теперь – твоя. То, что я должна буду уехать, не отменяет этого… Ничего не поменяется. И ведь… Не только я принадлежу тебе. Ты тоже никуда от меня не денешься…» – чёрт, Грейс, как же меня так угораздило с тобой…
С того злополучного дня на ринге во время инициации я не мог тебя забыть. Твоя слабость и неприметность раздражали меня. Твои обескровленные губы, когда ты почти неживая лежала в коридоре, раздражали меня. Твои блядски мягкие светлые волосы, запечатленные в моей башке, раздражали меня. Всё в тебе тогда бесило и добивало меня, заставляя неосознанно желать тебя сильнее.
Под воспаленными глазами отпечатки образов – Грейс улыбается мне. Опускает взгляд, смущаясь. Касается моей руки. Изредка дерзит. Выгибается от удовольствия дугой, принимая меня в себя, и чертовски сладко стонет. Эти картинки не вырвать, не сжечь, не уничтожить.
Они, скорее, уничтожат меня самого.
Я найду её.
Получу ответы на свои вопросы и сомнения.
И после – с ней или без неё – я выстрою свои дальнейшие действия.
========== Глава 1. Тлеющий уголёк надежды ==========
Через четыре дня после событий на Стене…
Грейс
В камерах, прилегающих к залам судов Искренности, жёсткие, неудобные матрасы. Никогда не думала, прожив здесь до Бесстрашия первые восемнадцать лет своей жизни, что когда-нибудь окажусь в одной из них и оценю весь дискомфорт собственным позвоночником.
Правда, надо сказать, я не думала, что когда-либо в принципе вернусь в старую фракцию.
Скользнув безразличным взглядом по гладким белым стенам своей комнаты-тюрьмы, я опустила его на не зажившее бедро, отметив, что сквозь бинт снова начинает проступать новое пятно крови. Единственная помощь, которую мне оказали, как заключенной, криво распоров для этого брючину: извлекли пулю и перевязали ногу. Ни тебе регенерирующих сывороток, ни иных лекарств, ни постоянного наблюдения врача. Ни даже новой одежды – после разрешенного короткого душа раз в день и перевязки, я переодевалась всё в ту же, в которой была, когда случилось непоправимое несколько дней назад на Стене… Благо, хоть выдали белье – моё старое так и осталось клочком порванной ткани в комнате лидера. Кожа под тканью всё время зудела, призывая сменить форму.
Во всех лишениях – я уверена – можно было спокойно «поблагодарить» Тома, который, убедившись в произведенном выстреле, тут же оглушил меня рукоятью пистолета по голове и притащил в Искренность, объявив соучастником преступления против системы и помощником предателя. Удивительно, что он не прикончил меня на полигоне, оставив всё на милость правосудия моей старой фракции, хотя в его действиях можно было найти весомую причину – он стал единственным, полноправным лидером Бесстрашия, и проявление тирании в казни без суда явно не сыграло бы ему на руку. Не знаю, как к факту его воцарившегося правления отнеслись другие фракции, но то, что ко мне не допускали почти никого и не предоставляли никакой информации, таблеток и одежды, говорило о его немалом влиянии на Искренность.
Первые несколько часов после пробуждения в камере, я чувствовала к Тому такую лютую ненависть, что почти могла нащупать её в воздухе вокруг себя. Благо, он не появлялся здесь, что позволило через день-два взамен этого дикого чувства успокоиться и ощутить лишь странное хладнокровие и желание отомстить. За Ким и Лэна, от которых не было вестей. За меня саму.
И за Эрика…
Едва я упомянула про себя его имя, как глаза сами стали наливаться слезами, а зубы столкнулись друг с другом, чтобы не дать крику боли от потери вырваться в пустоту камеры. Его губы словно до сих пор на моих. Запах всё ещё вокруг, в каждой детали. Касания так же обжигают. А сумасшедшие дерзкие фразы подчиняют своей властью. Он всё ещё как будто где-то здесь, лишь отошёл на пару часов и скоро вернётся ко мне. Как и обещал…
Я точно знала, что если Эрик остался бы жив, он уже дал бы о себе знать. И то, что каждый чёртов день не менялся и заканчивался для меня в удушающих рыданиях по нему, лишь ещё раз подтверждало факт того, что моя пуля всё-таки убила его.
Мне было всё равно на свою дальнейшую судьбу – казнят ли меня или выгонят из фракции к изгоям – жизнь не имела смысла после совершенного, и я знала, что никто не придёт на помощь. Я отгоняла из памяти воспоминание, где Уиллсон просто ушёл, оставив меня под дулом пистолета. И мне даже не хотелось представлять, что ужасного могло случиться с Ким и Лэном на пути в Эрудицию… Вероятность того, что Шайло и Крис могли быть в курсе того, что меня заперли здесь, тоже была крайне мала.
Я была одна.
Абсолютно одна.
Раз за разом я вытаскивала из кармана карту-ключ от квартиры Эрика и ту самую, последнюю записку, которую он оставил мне утром: «Я скоро. Никуда не уходи». Бумага помялась и стала тоньше от постоянных слёз, градом катившиеся на неё при каждом рассмотрении, но рука не поднималась выкинуть послание – вновь и вновь вчитываясь в эти слова, я чувствовала внутри странное подобие надежды, что Эрик всё ещё может вернуться; и стоило мне только убрать записку обратно в карман, как реальность с силой заново обрушивалась на меня.
Кое-как пристроившись спиной к холодной выбеленной стене, я подтянула к себе колени и уткнулась в них головой, обхватив руками. Мысли не давали покоя, а вырывающая всё внутри с корнями тоска по Эрику добивала меня день за днём.
Я злилась на себя, на непослушание своему лидеру, который просил дождаться его во фракции, но не менее того я злилась на него самого – без какого-то четкого плана просто погнаться за Максом было верхом безумия в тех условиях. Почему я не остановила его? Почему не предложила другие варианты, через которые мы смогли бы добиться справедливости? Вспоминая свой ступор и единственный вопрос «ты уверен, что…?», мне хотелось ударить себя чем-нибудь тяжелым.
Глупая Грейс.
Мне с трудом удалось остановить новый поток влаги, льющийся из глаз, и именно в этот момент дверь в камеру отворилась. Я обессиленно подняла голову, сквозь пелену рассмотрев в проеме фигуру, которую никак не ожидала ещё когда-либо увидеть в своей жизни.
Поставив поднос с едой и какие-то бинты на стол у двери, Ричард Гамильтон, мой отец, прошёл внутрь, нерешительно остановившись в паре шагов от меня. Между нами установился долгий и напряжённый зрительный контакт, прежде чем он первый нарушил молчание.
– Я принес тебе поесть и новую повязку, – за четыре года жизни в Бесстрашии я почти забыла, как звучит его голос.
Кое-как поднявшись с места, я продолжила немигающим взглядом смотреть на него.
Отец выглядел так же, как и несколько лет назад, когда я ушла из Искренности после финального теста, не прощаясь. Те же седые виски при темной шевелюре, те же голубые глаза с морщинками вокруг. Неизменная статная осанка и хмурое, сосредоточенное лицо – мне часто говорили раньше, что я больше похожа на отца, но мне хотелось думать, что всё-таки внешностью я пошла в маму, которую, к сожалению, почти не помнила. Она рано ушла из жизни, оставив нас с ним одних. Не знаю, послужило ли это причиной нарастающего с каждым годом деспотизма с его стороны по отношению ко мне, но сколько я себя помнила, всё время думала о том, как поскорее уйти из Искренности, которой не соответствовала ни по каким параметрам. Благодаря его унижениям.
– Том послал тебя? – хрипло спросила я, и не думая подходить к подносу.
Отец неопределенно повел плечами, кивая в сторону тарелки.
Ни о каких тёплых объятиях или радости от встречи и речи быть не могло – слишком долго он измывался надо мной, нанося удары и пощёчины за каждую провинность, что бы забыть это так скоро и перечеркнуть прошлое навсегда. Возможно, именно из-за несчастливого детства и постоянных телесных наказаний я пришла в Бесстрашие такой, какой меня знали ребята моей группы, присвоив мне «Тихоню» в первый же день – зажатой, пугливой, прячущей взор и слишком серьёзной. Возможно, именно поэтому рукопашные бои давались мне с трудом.
Не знаю.
Я никогда не думала всерьёз о возможных психологических травмах, которые унаследовала с собой во взрослую жизнь.
Не получив внятного ответа от моего гостя, я тихо добавила, наблюдая, как он избегает смотреть мне в глаза:
– Послал лучшего своего палача… Знал, на что давить.
– Не говори так… – наконец, он встрепенулся, сконцентрировав внимание на мне после услышанного. Сделав шаг в мою сторону, отец добавил требовательным тоном, пресекая любые попытки даже намекнуть на его бесчинства: – В любом случае, будет суд, Грейс, который…
– Суд ничего не изменит, – озлобленно выдохнула я, перебив его, и стремительно схватила с подноса свежие бинты – нога начинала ныть и кровоточить сильнее.
Потоптавшись на месте, отец отвернулся, дав мне возможность снова перевязать увечье, и пока я дрожащими пальцами пыталась сделать последний узел на бинтах, он продолжил более уверенным тоном, в котором я начала узнавать его настоящего. А то в первые минуты мне даже показалось, что он искренне сожалеет обо всём. И сожалеет о том, что я в тюрьме.
– Суд вынесет тот приговор, который будет справедливым в твоей ситуации. В конце концов, ты обладала информацией, которая привела к перевороту во фракции, и не донесла её до уполномоченных лиц.
Меня чуть ли не стошнило от его официальных формулировок. Резко развернувшись к стоявшему ко мне уже вполоборота отцу, я в ярости буквально выплюнула следующие слова:
– Ты ничего, слышишь, абсолютно ничего не знаешь! Все вокруг верят в чушь, предоставленную Томом! Он и Макс были заодно и очернили Эрика так быстро, что мы просто не успели ничего предпринять, чтобы правда всплыла на поверхность! У нас были доказательства!
Я вовремя осеклась и перевела дух. Не зная, в каком сейчас состоянии Ким и Лэн, я не могла сказать больше, чтобы не подставить их, ведь вся информация была у них в руках. Ричард же осуждающе фыркнул, совершенно не желая и не пытаясь вникнуть в мои разъярённые, пламенные речи.
– Печально осознавать, что ты мало того что связалась не с тем человеком и стала пособницей преступника, но ещё и продолжаешь защищать его даже после смерти.
Я швырнула в его сторону старые окровавленные бинты и на повышенных тонах воскликнула:
– Не смей говорить так об Эрике! Он не виновен! Вся эта ситуация была создана Максом и Сэмом, чтобы устроить революцию в городе!
– В любом случае, его больше нет, – его слова, отчеканенные злым и твердым тоном, вновь выбили почву из-под моих ног, словно о смерти Эрика я узнала впервые. – И отвечать за всё лишь тебе, как его самому… близкому союзнику.
Отец на секунду-другую внимательно вгляделся в меня и после почти шепотом пробормотал:
– Не могу поверить, Грейс, что ты ушла в Бесстрашие, вот так доверилась и отдалась мужчине, который даже не смог тебя защитить. Где было твоё благоразумие? О чём ты только думала?..
Дополнительно анализировать его слова и углубляться в них не было смысла – и так было ясно, что он в курсе всех событий и моих отношений с Эриком благодаря Тому.
Сил на то, чтобы спорить и продолжать отстаивать правду перед «глухим» ко всему человеком, не осталось, и я лишь горько усмехнулась, одарив отца максимально ненавистным и презрительным взглядом.
– Благоразумие, выбитое твоими кулаками, осталось в Искренности, папа… А теперь уходи. Уходи и никогда больше не возвращайся.
Всего лишь на миг, на краткий, но одновременно такой бесконечно долгий миг, мне показалось, что он либо грубо оскорбит либо снова, как когда-то, ударит меня в ответ, но отец, лишь сгорбившись, молча развернулся и захлопнул за собой дверь, покинув камеру.
Тупая боль в бедре и застывшая кольями в глотке ярость выплеснулись в очередные слёзы, которые я не в силах была сдержать.
Чувствуя себя растоптанной и уничтоженной, я забралась на узкую койку и легла в позе эмбриона, поджав к себе ноги.
Я была благодарна отцу, несмотря ни на что, ведь если бы не он и не его методы воспитания, я, возможно, так и осталась бы в Искренности. И никогда не встретила бы своих друзей, не познала бы боль тренировок и настоящих боевых действий, не вкусила бы Бесстрашия. Не попыталась бы обрести себя и не узнала бы о своих скрытых талантах.
И никогда бы не встретила его.
Мне не хватало Эрика до сдавливающих ощущений в груди, до рваного дыхания. Я бы отдала сейчас всё, лишь бы увидеть его вновь. Обнять сильное тело, коснуться тёплых губ долгим поцелуем, сказать какие-либо сбивчивые слова, которые выразят мои эмоции, и больше никогда не отпускать.
Я так и уснула, не переставая думать о нём, о том, что произошло с нами, и о визите отца, догадываясь, что в очередном неспокойном сне, Эрик снова посетит меня.
========== Глава 2. Вновь в мире живых ==========
Спустя три дня от событий предыдущей главы…
Уиллсон
На внешний полигон за Стеной надвигались холодные осенние сумерки. Пора облетевших листьев с деревьев в этом году пришла рано. Я, прищуриваясь, смотрел вдаль и пытался разглядеть у складов знакомую фигуру. Минут через десять приближающейся точкой передо мной возник силуэт одного из моих бойцов – Рэнделла.
Выпрямившись по струнке, он отсалютовал мне в знак приветствия и негромко сказал, попутно озираясь по сторонам:
– Докладывать здесь, сэр?
Проследовав за его взглядом и убедившись, что рядом никого нет, я коротко кивнул ему.
– Кхм… Субъекты, о которых вы просили уточнить, на данный момент находятся за решетками на нижних этажах фракции, сэр, – на тех же низких интонациях начал боец.
– Чёрт… – еле слышно выругался я, надеясь получить совсем другую информацию.
– Их ожидает трибунал.
Как бы странно это не звучало, но если бы Ким и лидер патруля Лэндон оказались бы в Эрудиции, вытащить их оттуда было бы намного проще, чем из нашей собственной фракции, куда Том успел их переправить за эти дни.
Я на мгновение задумался, смотря мимо Рэнделла всё так же вдаль, но уже на горизонт, чтобы перебрать в голове мысли, ставшие привычными за эти дни наступивших перемен в Чикаго: огромным плюсом являлось то, что я изначально не знал ничего о ситуации, которая произошла с лидером Эриком и Грейс – из-за этого Том отчасти продолжил доверять мне; не менее огромным плюсом являлось то, что он направил меня на внешний полигон, что развязывало руки и позволяло исподтишка начать собственное расследование – несмотря на длительную службу под руководством лидера внешней разведки, я хотел докопаться до истины, не веря в причастность всей этой честнóй команды к перевороту. Перед глазами до сих пор стояло перекошенное от ужаса плачущее лицо одной из моих лучших снайперов и направленный на неё пистолет Тома. И выглядел он тогда явно не правой стороной. Думаю, это и стало главной причиной моей ссылки, ведь лишние свидетели рядом ни к чему.
Я должен был разобраться во всём этом дерьме, просто хотя бы потому, что две мои непутевые девочки, которых я втайне любил, как своих дочерей, оказались в эпицентре громкой заварухи.
О Грейс я узнал всё сразу же, пока никак не придумав план по её освобождению из-под натиска Искренности в союзе с нынешним, изменившимся Бесстрашием. Мне было больно осознавать, что тот мой жест на Стене, мой уход, она, скорее всего, восприняла, как некое предательство, но самой главной причиной, которая послужила такому решению, было желание переждать, чтобы после иметь возможность помочь ей.
Надеюсь, она поймёт меня и простит, когда при встрече я ей всё объясню. В наступлении встречи, как таковой, я не сомневался, ибо не собирался сдаваться так быстро, бездумно принимая правила игры новоиспеченного единственного лидера Бесстрашия.
– Что насчёт деталей? – вкрадчиво спросил я, переведя взгляд на своего снайпера. Тот откашлялся, понимая, что я имею ввиду обыск, при котором с большой долей вероятности что-то нашли либо у Грейс, либо у Ким – что-нибудь, что могло бы их оправдать – и почти шёпотом ответил:
– Никаких подробностей выяснить не смог, сэр, но точно знаю, что у двух субъектов в Бесстрашии с собой в камерах ничего нет. Все было изъято при заключении. Но что именно, мне пока неизвестно. Насчет субъекта в Искренности та же история.
– Ясно. Следов не оставил, я надеюсь?
– Всё выполнено чисто, сэр, – Рэнделл расправил плечи, вздернув подбородок, будто всем своим видом показывая мне преданность и профессионализм. Славный малый.
– Продолжай работу. Пока я не дам отбой, – я не терял надежды найти хоть какое-нибудь вещественное доказательство невиновности моих снайперов и двух молодых лидеров, и распрощавшись с бойцом, невольно ставшим шпионом, повернулся в сторону здания командного состава.
Надо было передохнуть и всё осмыслить.
Конечно, Эрика, увы, моё расследование уже никак не спасёт. Несмотря на его некоторую заносчивость, высокомерие и юношеский максимализм, он вызывал у меня уважение и симпатию; осознание того, что его больше нет и как сильно это разбило сердце моей Грейс, давило на меня странным тяжким бременем.
Временами хотелось взять свой любимый дробовик, которым я не пользовался уже много лет, и разнести голову Тома ко всем чертям, понимая, что именно он стал центром изменений, страданий и поломанных судеб, но с другой стороны, я чётко ощущал, насколько мне повезло быть не замешанным в этой истории, имея возможность втайне постараться что-то исправить и кого-то спасти. За эти дни злость на Грейс, Ким и лидеров на то, что они ничего мне не сообщили тогда, испарилась. Они, сами того не осознавая, создали для себя в лице меня некий путь к отступлению, и теперь лишь от моих действий зависела их дальнейшая жизнь.
Как изменится моя собственная, пока не беспокоило и не волновало: во-первых, я достаточно долго прожил в этом городе и в этой фракции, для того, чтобы не принять и отвергнуть новые устои и результаты переворота; во-вторых, своё я уже отвоевал и словить пулю, чтобы спасти моих двух заноз, мне было абсолютно не страшно; в-третьих, в конце концов, а для кого, если не для них?
У самого-то личная жизнь так и не сложилась – одна сплошная служба на полигоне десятилетиями и ни семьи, ни детей.
Так что, я нисколько не жалел о своём решении раскопать истину за спиной Тома.
Самое главное – не торопиться и всё сделать с умом.
Жаль, что не было толковых единомышленников и союзников – узнать об отношении остальных Бесстрашных к случившемуся не представлялось возможным в связи с ведением новых жестких правил коммуникации и комендантского часа (да и у кого выяснять, когда на внешнем полигоне остались полтора землекопа, а во фракцию, так или иначе, без разрешения лидера Тома и не сунешься). Я понимал, что среди сотоварищей могут найтись те, кто не верит в слив оружия изгоям Эриком, но привлечь их в свой замысел было почти невозможным. И так уже сподвиг на это Рэнделла.
За этими слегка удручающими размышлениями, я добрел по коридору до своей временной квартиры и, приложив карту, открыл дверь. Войдя в полутемную маленькую прихожую, я снял с плеча автомат и привычно повесил его у двери.
Выключатель света заклинило, когда я попытался с первого раза озарить комнату освещением. И едва искусственные лучи выхватили очертания мебели, на мгновение ослепив мои старые глаза, я ощутил чье-то чужое присутствие в помещении. Мгновенно подобравшись, я выхватил из кобуры пистолет, уверенным движением направив его в спинку вращающегося стула, который поворачивался в мою сторону. И единственное, что остановило меня от выстрела, выбив весь дух и наградив ошеломленностью, которую я давно не испытывал, как эмоцию, было изнеможденное, осунувшееся лицо человека, которого ещё несколько минут назад я считал мёртвым.
Эрик медленно развернулся ко мне, безразлично оглядывая оружие в моих руках, которое я поспешил опустить, и надтреснутым, сиплым голосом, в котором сквозила дикая усталость, проговорил:
– Приветствую, командир…
***
– Сэр, – только и смог выдавить я, оглядывая грязную фигуру лидера и задерживая взгляд на перевязанном наспех клоком футболки плече, – Вы живы, чёрт возьми! Хвала Бесстрашию!
Эрик коротко кивнул, не в силах что-либо произнести – все его жизненные ресурсы были исчерпаны.
Ещё бы – почти неделю скитаться в лесу, прежде чем объявиться вновь. Но подумать только! Это было настоящим чудом, и я всё никак не мог поверить, что он здесь.
Я поспешил продолжить, приблизившись к нему и положив пистолет на невысокий столик рядом:
– В первую очередь, вы должны знать, что я на вашей стороне. Никто не узнает, что вы здесь. Но, сэр, как вы проникли сюда?..
В моём голосе не было и тени упрека – я лишь хотел выяснить, как этому сильному молодому человеку удалось выжить и добраться именно до меня.
– Окно, Уиллсон, – устало усмехнулся Эрик, поморщившись от боли, которая, очевидно, пронзила рану. – Ты живёшь на гребаном первом этаже, так что это было не трудно.
Я усмехнулся, оглядев раму, а рядом с ней лежащий нож, которым мой гость вскрыл её. На подоконнике были следы грязи и крови, и я подумал, что первым делом надо убрать их не только изнутри, но с внешней стороны здания. Конечно, на полигоне было мало солдат сейчас, но подводить удачу, которая вовсю стала улыбаться нам, мне не хотелось.
Помолчав несколько секунд, он медленно откинулся на спинку и ворчливо добавил:
– Я сначала следил пару дней за полигоном, прежде чем предпринять эту вылазку. И да, кстати… Прошу тебя, давай без «выкания» и прочего дерьма. Мы сейчас не в тех условиях…
Так действительно было бы намного удобнее по многим причинам, начиная от той, что была озвучена лидером, заканчивая тем, что с такой разницей в возрасте, как наша, скорее, он должен был обращаться ко мне на «вы».
– Как скажешь, – я в дружеском жесте коснулся его здорового плеча. – Я несказанно рад, что ты цел и вернулся сюда. У меня есть немало новостей…
В этот миг, Эрик встрепенулся, горящим взглядом уставившись в моё лицо. Я видел его нетерпение, и моё собственное разрывалось от радости приобретения самого главного союзника и желания поведать ему всё.
– Она жива?.. – еле слышно прохрипел лидер в ответ. – Где она сейчас?
Я ждал этого вопроса, вновь убедившись в не поверхностном отношении Эрика к Грейс, но сейчас только строго покачал головой, направившись к ванной комнате и бросая на ходу:
– Сначала мы приведем тебя в порядок. На лицо явное истощение, да и рану нужно обработать по-человечески, убедиться, что нет заражения. А после поговорим и всё обсудим.
В спину ударил его голос с непривычными нотками мольбы, которые Эрик не стал скрывать передо мной, и это заставило всё же обернуться. Я на секунду представил, как сильно сейчас мучается Грейс, всё ещё думая, что лидер мёртв, и сердце сжалось от нахлынувших чувств.
– Прошу, Уиллсон. Просто скажи, что она жива…
Я тяжело вздохнул, опираясь на дверной косяк соседней комнаты. Потерев глаза пальцами, я тихо проговорил:
– Да, жива. Но ей требуется наша помощь. Как и лидеру Лэндону с Ким.
На похудевшем, заросшем короткой бородой лице отразилось облегчение, а после расцветающая решимость. Я почти ощутил, как в воздухе повисло напряжение в купе с чувством вины, что гложила молодого лидера – он корил во всём случившемся себя. И неимоверными усилиями сдержался от следующих расспросов.
– Хорошо… – невпопад шёпотом ответил Эрик, осторожно поднимаясь с места.
Я молча кивнул в сторону душа, куда он, не споря, проследовал, а после стал искать тряпку для уборки и аптечку, которая неизменно была всегда с собой, где бы и в каких бы условиях я не жил.
***
Через пару часов, Эрик стал хоть немного похож на себя прежнего. Появившаяся худоба от питания одними лишь ягодами, яблоками и кореньями на свой страх и риск (мы до сих пор считали те земли за Стеной «зараженными» после глобальной войны много лет назад) на протяжении последних дней, конечно, никуда не делась, но свежая, хоть и большая по размеру, выданная из моего шкафа, одежда и гладко выбритое лицо сделали своё дело. Зашив его, благо, чистую, не загноившуюся рану, мы сели на маленькой кухоньке, и я был доволен тем, что с ним не приходилось возиться, как со многими солдатами такого возраста – например, сейчас, он и без моих наставлений сам понимал, что не стоит перегружать желудок нормальной пищей после такого недельного выживания в лесу. Что сказать – задатки лидера, проявляющиеся в проницательном гибком уме, инициативности и самостоятельности ничем не выбьешь.
– Знаешь, – отложив приборы, горько усмехнулся Эрик, – там, среди деревьев, я впервые обрадовался тому, что когда-то было Эрудитом. Наверное, только это и спасло от отравления каким-нибудь ядовитым грибом…
– О да, – коротко рассмеялся я в ответ, – Эрудит в нынешнем теле Бесстрашного – лучшая комбинация, чтобы пережить такой опыт.
Мы никак не могли начать разговор о случившемся, потому что весь вид Эрика говорил о том, что возвращение и погружение в это вновь даётся ему нелегко. Сжатые губы, периодически проступающие желваки, изрезавшие лоб морщины задумчивости. Он ещё не до конца пришёл в себя, и дело было не только в физическом состоянии. Что-то внутри молодого лидера сломалось, что-то тонкое и хрупкое, присущее даже таким волевым людям, как он. Я знаю, о чём говорю, потому что сам пережил нечто подобное, потеряв в одном боевом задании десять лет назад лучшего друга.
Тогда нам тоже пришлось двое суток выживать в лесу. И именно тогда построили этот внешний полигон на краю лесополосы, чтобы тверже укрепить позиции Бесстрашия. Но делиться своими выцветшими воспоминаниями я не хотел и решил аккуратно перевести разговор в необходимое нам русло.
