Текст книги "Нано (СИ)"
Автор книги: chromewitch
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Панель трещит, выламываясь из рамок, и вы валитесь в рабочую зону в обломках пластика. Из-за ближайшего стола раздается вскрик, и кто-то бодро перебирается подальше от вас. Кулак бьет тебя в горло, в глазах быстро мутнеет из-за нехватки воздуха, но со шлемом тебе не нужно чистое зрение. Главное бы суметь вдохнуть снова... Ты бьешь его шлемом в лицо, дергаешь за плечи и опускаешь обратно затылком в пол. Лицо Феликса теперь измазано кровью. Капли скатываются по шлему гладко и быстро, спасибо водоотталкивающему покрытию. Тебе по-прежнему трудно дышать. Феликс отбрасывает тебя коленом, и это больно.
Так много слов о безупречной шпионской выучке, но вот правда – вы равны.
А значит, тебе нужно преимущество.
Откатившись в сторону, ты хватаешь первое, что попадается под руку, и опускаешь это на голову подскочившего к тебе Феликса. И это... планшет.
Брошенный кем-то в спешке планшет.
Он просто ломается. Феликсу это не приносит никакого вреда, но на секунду он останавливается и смотрит на тебя в замешательстве. Ты на автопилоте пожимаешь плечами и уворачиваешься от первого удара. От второго увернуться на получается – Феликс бьет по коленям, и ты падаешь.
Хорошо, что в зоне доступности теперь – провода, спрятанные под пластиковыми плинтусами. Ты выламываешь их, обрываешь и, перевернувшись, успеваешь накинуть их на шею Феликса. Тянешь петлю, пока он сдавливает руки на твоем горле. Пинаешь его в живот, но ноге больно от удара по бронежилету.
И все же ты немного быстрее – его хватка ослабевает с новым рывком за провода. Ты отталкиваешь его, роняешь на пол и хочешь добраться до его глаз, но вот проблема – у тебя только две руки, а петля – то единственное, что пока спасает тебя от Феликса. Даже если ты отпустишь ее на секунду, Феликс успеет этим воспользоваться. Тебе ли не знать – вы одинаково быстры, и полминуты назад нехватка кислорода совсем не мешала тебе действовать.
Перехватив петлю одной рукой, ты второй стаскиваешь шлем.
Зубами хватаешься за провода и тянешь назад, пока твои пальцы находят его глазные впадины.
Глазные яблоки скользят, Феликс дергается с новой силой, даже полузадушенный и полумертвый, и надсадно хрипит, и его ногти впиваются в твои руки даже сквозь ткань.
Ты можешь поклясться, что камеры здесь повреждены, спасибо Свете, но с Феликсом все еще остаются они – его чертовы линзы, передающие изображение его хозяевам.
И ты хочешь вытащить их, пусть даже в процессе Феликс потеряет зрение.
Сконцентрировавшись на ощущениях и не обращая внимания на рывки Феликса, ты, наконец, чувствуешь это – подсохшую за время борьбы поверхность под твоими пальцами, ее скольжение по глазному яблоку. Линзы поддаются, ты сминаешь их, отводя к уголками глаз, и вытягиваешь, напоследок чуть не проткнув Феликсу глаза.
Ты отнимаешь руки и разжимаешь зубы, отваливаешься от его тела. Вытираешь приставшие к пальцам линзы об пол и для верности накрываешь их обломком планшета, валяющимся неподалеку.
– Теперь они тебя не видят, – выдыхаешь ты.
Феликс хрипит, выпутываясь из проводов и садясь на полу, но его рука уже тянется к поясу, к пистолету, про который он не вспомнил – или, точнее, попытался не вспомнить – во время вашей безобразной схватки.
– Это не так работает.
Удивительно, но в его хрипе ты отчетливо слышишь отчаянье.
– Это не так работает, ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ!
Крик причиняет ему боль, но Феликс не пытается себя беречь.
Его рука уже находит рукоять пистолета.
– МНЕ НЕ НУЖНА СЛЕЖКА, ЧТОБЫ...
– ...выполнить протокол. Нет, не нужна, – соглашаешься ты. – Я знаю. Но так...
Ты бросаешься к нему, пользуясь его заторможенностью. Снова валишь на пол и в свою очередь достаешь оружие.
Нет, не пистолет.
Таблетки.
Они рассыпаются по его лицу, и ты впихиваешь одну из них в его рот, заставляешь проглотить.
Они действуют быстро, но не быстрее пули, и еще около минуты ты просто удерживаешь Феликса на месте, давая им время заработать.
– Но так, – повторяешь ты в его распахнутые глаза, красные и блестящие после драки и надсадного крика, – никто не увидит, что именно я с тобой сделал.
Ужас написан на его лице, чистый ужас... Но спустя еще несколько секунд он сменяется растерянностью.
– Просто остановись, – подсказываешь ты. – Ты больше не обязан выполнять этот приказ.
У него получается. Мышцы расслабляются, Феликс опускает руки и какое-то время тупо смотрит сквозь тебя.
Ты садишься на полу. Феликс повторяет это движение. Он часто моргает, привыкая к новому мышлению и пытаясь уложить в голове все произошедшее. Вертит в руке пистолет в удивлении от того, что совсем не испытывает порыва прицелиться в твою башку.
– Как? – наконец, спрашивает он.
– Долгая история, – ты сгребаешь рассыпанные таблетки, но оставляешь несколько рядом с Феликсом. – Но это работает около тридцати часов, и это плохо сказывается на твоих мозгах. Просто... я свяжусь с тобой в течение этого времени. Постарайся протянуть.
Ты поднимаешься вместе с ним, и какое-то время вы топчетесь напротив друг друга. Тебе надо уходить, но ты не можешь не спросить:
– То есть это правда? «Эккарт» обещала избавить вас от протокола, но на деле лишь сменила пароли администратора?
Ты знаешь ответ, всегда знал. Но бессмысленные вопросы делают общение человеческим. И тебе как никогда хочется показать, что вы все еще люди. Нормальные. Свободные. Настолько, насколько это возможно в Аркадии.
– Не так уж плохо. – Феликс осматривает офис, как впервые, и досадливо морщится, понимая, что придется покинуть «Эккарт» навсегда. – Лучше, чем раньше, и... ну там, жилье, страховка, все привилегии. Но да. – Его взгляд останавливается на тебе. – Я бы не повторил эту ошибку дважды, если бы знал.
Он не продолжает, но его несказанные слова знакомы тебе как свои собственные.
Ошибка – вот как называется вся ваша жизнь. Согласие работать не на тех людей. Вас спрашивали, согласны ли вы стать шпионами. Не могли не спросить – закон. Хлипкая штука в целом, но в тех условиях он работал. Права человека, и после распространения клонирования среди высших кругов вы считались людьми, как ни крути. Но какой ответ вы могли придумать тогда, мало что зная об окружающей действительности? Вас не воспитывали в семье, как Амелию, вас не проектировали для правления – только для службы.
Он вдруг поднимает пистолет, и на миг весь твой мир рушится.
Черт, ты не для того помогал ему, чтобы...
Но он стреляет тебе за спину.
Обернувшись, ты видишь, как работник, чей офис стал вашим полем боя, валится на спину с дырой в черепе. В его руке зажат пистолет. Ты переводишь взгляд на Феликса и приподнимаешь брови.
– Довольно мощно для первого самостоятельного решения.
Он не отвечает, убирает пистолет в кобуру и поднимает с пола несколько таблеток.
– Я могу помочь, – говорит он задумчиво.
– Ты знаешь что-нибудь о тех, у которых тоже получилось скрыться после мирного договора?
Он с удивлением мотает головой, и ты вздыхаешь – стоило понадеяться, но...
– Но я знаю о двух наших в «Эккарте». Могу придумать что-нибудь. – Феликс сжимает таблетки в кулаке и невесело ухмыляется. – Пусть и только на тридцать часов.
Возможно, это переворот, хочешь сказать ты ему. Возможно, «Эккарт» скоро сменит лидера. Возможно, для вас еще есть шанс освободиться по-настоящему, навсегда, от всех, пусть даже для мира появление маленьких суперумных ботов и грозит катастрофами.
Но ты правда не можешь его обнадеживать. И тебе правда пора убираться отсюда.
– Феликс, – говоришь ты, поднимая шлем.
И, так и не придумав ни подходящего прощания, ни поручений для него – ты не имеешь права использовать его в своих планах, это ты способен осознать – смеешься:
– Полагаю, после всего этого дерьма... ты можешь считаться очень удачливым сукиным сыном, раз уже дважды обвел корпу вокруг пальца.
Он знает, что это не так, знает, что не смог бы выбраться без тебя, но улыбается с проблеском самодовольства. И кидает тебе свою карту доступа.
– И дерешься ты как слабак, – добавляешь ты.
Феликс отвечает без промедления:
– Да пошел ты на хер, пока я добрый.
28. Возвращение
«Кровавая баня» – это выражение давно потеряло свою точность. Ты был бы плохим наемником и просто невыносимым завсегдатаем «Кроличьей лапки», если бы хоть раз не использовал его, описывая особенно грязную свару или читая сводки новостей. Но вот факт – чем дальше уходят технологии, тем чище становятся драки. Модификанты могут быть отвратительны, но сломанный протез – это не реки крови, а всего-то торчащие провода. Броня и умная ткань скрывают раны, стимуляторы и генная инженерия замедляют кровопотерю, и чем дальше люди на тропе технического прогресса, тем чище и спокойнее выглядит их насильственная смерть.
Игры вроде «Кровавого турнира» остаются на плаву благодаря этому в том числе – возможности полюбоваться на ползущие из раны кишки, оставаясь у себя в квартире рядом с «противником», с которым после раунда все еще можно попить пивка. В реальности, вдобавок защищенный от нее шлемом, ты видишь кучу тел – и это просто куча тел. Не надо даже касаться их, чтобы узнать наверняка, – датчики и так скажут, что все эти люди безнадежно мертвы.
...Обычно.
Картина в этом крыле поражает почти забытыми ощущениями нереальности – как в тренажере или той же игре. Разум поначалу отказывается воспринимать это всерьез: семь тел, изувеченных, выпотрошенных, с отрезанными конечностями. По полу все еще бьют, затихая, кровавые ручьи.
Восьмой охранник стоит на коленях рядом с тобой и его тошнит. Ох, как же его тошнит... Он хрипит и задыхается, руки напрасно зажимают рот и нос, он пытается справиться с собой, вспомнить опыт и выучку, но просто не может.
Ты переводишь взгляд дальше, мимо забрызганных кровью стен и пластиковых панелей.
Высокая фигура в черном костюме стоит над очередным искалеченным телом.
Ты никогда раньше не видел, чтобы Рут использовала моды. Теперь видишь. Ее моды, уже не спрятанные под синтетической кожей, продолжают ее руки двумя обоюдоострыми лезвиями. Лезвия тянутся с внутренней стороны предплечья, кисти мягко изгибается и пальцы охватывают клинки у основания, фиксируя запястья и превращая ладони в гарды. Ее руки теперь – мечи. Кожа с внешней стороны полопалась, свисает ошметками, сквозь нее виден металл.
Не самая удачная модификация, сказал бы ты в другое время. Слишком цельная, слишком... литая. Мало маневренности.
Сказал бы – если бы под твоими ногами сейчас не валялись изуродованные тела.
Рут поворачивает голову, и на секунду тебя прошибает страх. Вы уже ругались раньше, в фургоне, и на один короткий миг ты вспоминаешь это – и думаешь, что сейчас она может сорваться с места и замахнуться своими убийственными руками уже в твою сторону.
Просыпается извращенный интерес – кто кого?..
Она вздыхает длинно и прерывисто и переводит взгляд на Амелию. Та стоит спиной к стене, откинув голову и скрестив руки, будто наблюдая – невозмутимо, но ты не можешь сказать наверняка из-за маски – за поведением телохранительницы.
Ты разбиваешь эту напряженную тишину.
Это десятый этаж, тут вы должны были объединиться с основной группой захвата, но рядом не видно других представителей Креста, кроме Амелии и Рут.
– Где все?
Ты поднимаешь охранника за шиворот и толкаешь в сторону лестницы, по которой поднялся. Он запинается, падает носом в пол, но все же двигается вперед.
– Работают над путями отхода, – мрачно говорит Амелия, поднимая маску, но вскоре улыбается, медленно и старательно, вдыхает и выдыхает, одергивая пиджак. – И ты как раз вовремя. На четырнадцатый этаж нам не прорваться, но мы можем подключиться через конференц-зал.
Это паршивый поворот, это смена планов, и ты не понимаешь, почему Амелия все еще улыбается. Когда подходишь ближе, впрочем, ты видишь, как дрожит эта улыбка. Амелия не испугана и не зла, но – определенно удивлена. Она в шоке и не может поверить.
– Это неправильно, – шепчет она, когда ты останавливаешься рядом. – Это совсем неправильно. Здесь не должно было остаться столько охраны, никто не знал, куда мы пойдем. И они не должны были так концентрироваться именно на четырнадцатом этаже, мы могли использовать лабораторию на восьмом или зал на последнем...
Это – предательство, которое даже она уже не может игнорировать.
– Надо ли мне убить их всех? – спрашивает Амелия, глядя то на тебя, то на Рут. – Все одиннадцать человек, которые знали о плане в деталях?
Рут она, видимо, верит несмотря ни на что, ну а ты здесь – единственный с железным алиби. Ты услышал о нападении только несколько часов назад, в фургоне, да и тогда просмотрел план очень поверхностно. Странно осознавать, что и Рут это понимает – ее тяжелый взгляд давит на тебя. Ты тут, внезапно, тот, кому можно доверять.
– ...Бо, Скорпиона... – бормочет Амелия лихорадочно, едва слышно.
Она захлебывается вдохом на миг, прежде чем продолжить:
– ...С-свету...
– Давайте разберемся сначала с сердцем, – предлагаешь ты.
Душевные смятения, как правило, случаются всегда не вовремя.
Амелия судорожно кивает и опускает маску обратно на лицо. Вдыхает и выдыхает, собираясь с мыслями, сверяется с наладонником. В сотый раз одергивает пиджак и входит в конференц-зал – с таким апломбом, будто там ее и впрямь ждет конференция.
Но там лишь длинный голый стол, на котором, перед голографическим экраном, лежит сердце. Оно распято – ленты чипов вынуты и подключены к кучке разномастных модулей, собранных, очевидно, по соседним офисам. На некоторых еще сохранились стикеры с рабочими заметками и рисунки маркером. Света сидит на столе, согнувшись в три погибели над собственным наладонником и двумя планшетами, которые балансируют на сгибах ее локтей. Скорпион нетерпеливо притоптывает, облокотившись на столешницу, пока Бо следит за дверью и вскидывает автомат, но тут же опускает, увидев Амелию.
– Света, ты получила доступ? – спрашивает Амелия спокойным голосом.
– Да, но тут этот искин, и он... – Света поднимает голову и многозначительно морщится. – Этот личный помощник явно воспринимает все мои попытки слишком... лично.
– В целях безопасности доступ к указанным вами программам закрыт под личную идентификацию президента компании...
На голографическом экране ты видишь безмятежное лицо – самое среднее, какое можно только представить. Практически маску вместо лица, предельно стандартизированный образ невозмутимого и непоколебимого стража.
– Дальше я сама, – кивает Амелия отстраненно. – А вы все – вон. Помогите основной группе удерживать оборону, нам здесь понадобится время.
Ты не видишь лиц Скорпиона и Бо, но можешь читать по движениям и жестам – Скорпион отшатывается, как будто Амелия ударила его наотмашь, Бо растерянно опускает автомат, его плечи заметно поникают. Света, маска которой сдвинута на макушку, бледнеет и непонимающе смотрит на Амелию.
– То есть... Но это же...
Она начинает говорить, но Амелия не дает ей закончить.
– Идите. Им нужна помощь.
Света заторможенно сползает со стола, полностью лишенная своей обычной живости.
– Вот как? – не выдерживает Скорпион. – Значит, вот этому вот, – он тыкает в тебя пальцем, – теперь можно верить, а нам нет? Ему можно показывать все эти долбаные тайны твоей долбаной корпорации, а нам нет?! Да мы хотя бы еще коман...
– Мы все еще команда! – перебивает его Амелия, и ее голос повышается на октаву. – И именно поэтому вы должны помочь остальным!
Скорпион пролетает мимо нее к двери и машет рукой Свете и Бо. Свету хватает за плечо и отводит себе за спину, безотчетно расставляя приоритеты, – девушка все еще не пришла в себя и все еще смотрит на Амелию с неверием. Бо, проходя мимо, бросает только одно:
– Грубо, босс.
Грубо, соглашаешься ты про себя. Но наконец-то Амелия вспоминает об осторожности.
Амелия ждет несколько секунд, пока троица офицеров не скроется с глаз, и поворачивается к голограмме. Искин заученно повторяет:
– В целях безопасности доступ к указанным вами программам...
– Это Чарльз, – светским тоном сообщает Амелия тебе, указывая на изображение. – Личный помощник моего отца в прошлом, типичный представитель цифровых сотрудников «Эккарт» в настоящем.
Ты подозревал раньше, что у семейства мог сохраниться личный искин, но ты не думал увидеть его в корпорации. И... признаться честно, зная Амелию и имея представление о Доминике, ты меньше всего ожидал, что их искин будет настолько безликим. Такое изображение могло бы сопровождать кофеварку, да и то пользователь бы настроил его под свой вкус.
– Почему они сохранили его?
– Они не сохраняли. Он спрятался. Очень успешно.
Она кивает в сторону искина, тот отвечает невозмутимым взглядом.
– Это и есть твои «контакты» в корпорации?
– Нет. Его надо разблокировать, и удаленный доступ тут бы не сработал. Помехи, блокировки... Он должен слышать меня ясно и четко.
Амелия выдерживает паузу, прежде чем подойти к искину.
– Здравствуй, Чарльз, – говорит она.
Голограмма меняется стремительно и неуловимо. В безликой маске человека проступают черты лица, худого и острого. И... изможденного. Влажные каштановые волосы липнут к бледному лбу, глубоко запавшие глаза тонут в черных кругах. Распахиваются широко. Язык быстро скользит по сухим губам. Теперь образ слишком, невыносимо человечен, и он изменился за секунду. Изображение приближается, но не автоматически, – просто образ человека резко подается вперед, как будто пытаясь выйти за пределы проекции.
Его создатели, кем бы они ни были, подарили ему слишком много человеческих черт.
И... он определенно похож на Эккартов.
Что-то не меняется, отмечаешь ты с облегчением. Эккарты все еще Эккарты, и их искин несет отпечаток семейства.
– Доминик? – спрашивает искин.
Его создатели... создатель, поправляешь ты сам себя. Он оставил себе шанс на возвращение.
Это глупо, это нелепо – неужели «Эккарт» сохранил этого искина с тех пор, как Доминик Эккарт был президентом компании? В это «он спрятался» ты не веришь – все же тут разговор не о какой-то очень умной программе в компе случайного пользователя, а о целом искине в системе огромной корпорации. Нет таких пряток, в которых бы не победил полк корпоративных хакеров. Или же Доминик был настолько параноидален, что вшил возможность идентификации во всех виртуальных помощников?
– Да, мой друг, – безмятежно отвечает Амелия.
Ты не понимаешь, как и когда ее голос успел измениться, – теперь он отчетливо мужской.
– Приятно слышать тебя, – кивает Чарльз. – Пусть даже это голос мертвеца. Слишком долго, Ам...
Что-то вновь меняется в нем, он вдруг замирает. Но быстро возвращается к спокойной речи.
– ...Амелия. Ты работаешь слишком долго. И... – Он с досадой отворачивается. – Тебе все еще нужно пройти второй уровень доступа.
Амелия кивает.
– И ты на свет в Аркадии родился, – говорит она.
И ты, как все кругом,
Лишь в колыбели счастьем насладился;
И ты на свет в Аркадии родился,
Но сколько слез ты лил потом. (1)
Последние две строчки они произносят вместе, и Чарльз печально улыбается:
– Мое существование и впрямь не назвать приятным с тех пор, как Доминик нас покинул. Давно не виделись, президент. Добро пожаловать домой.
Амелия неловко посмеивается:
– Повторишь мне это через пару дней, Чарльз. Мы все еще незаконно здесь.
– Отдай приказ, – отвечает Чарльз. – Отдай приказ, и они не соберут вместе то, что останется от их подсети.
– Ты слишком самоуверен, и я не хочу разрушенную корпорацию. Я хочу целую.
– Как и с Домиником – никакого веселья.
Он садится на корточки, разглядывая сердце.
Вы с Рут приближаетесь. Руки у нее – все еще клинки, и она осторожно оглядывается на дверь. Без Светы и ее дронов вы остались без лишних глаз, и даже личный виртуальный помощник Рут, очевидно, не успокаивает. Ее нервозность передается и тебе.
Ты подходишь к Амелии и напоминаешь про вашу сделку.
– Чарльз, ты его слышал. Ты можешь помочь?
– Да. – Он кивает, не глядя на тебя. – Элемент роевой системы, иерархическая ступень номер два.
– Чего?
Он указывает на сердце.
– Ты не понял, Чарльз. Скинь ему информацию по Восьмеркам, задействованным в «Эккарт».
– И не только задействованным, – поспешно вставляешь ты. – По факту, мне нужны сведения обо всех – включая тех, кто мог скрыться. Из корпоративной подсети и из личных файлов Доминика.
«Если это возможно», – едва не прорывается фраза. Это возможно, черт возьми, и ты тут не спрашиваешь разрешения, а требуешь выполнения условий собственного контракта.
Чарльз отвлекается от сердца, чтобы смерить тебя заинтересованным – самую малость – взглядом. Так смотрят на инструменты, а не людей. Удивительно, учитывая, кто тут бездушная машина.
– А еще, – продолжаешь ты, – ты можешь стереть из архивов корпорации все, что скинешь сейчас мне?
Чарльз вопросительно смотрит на Амелию – та отрывисто кивает.
Некстати на ум приходит свалка Дайса. Ты так и не потрудился узнать, действительно ли «Эккарт» планирует отодвинуть ее за границы. Но спрашивать такое сейчас – значит нехило потрепать и без того исчезающее терпение Амелии.
Ты открываешь доступ, подключившись к помощнику, и на дисплеях видишь, как в твое личное хранилище Триала поступают и поступают данные. Ты хочешь начать просмотр сейчас, но строчки и файлы плывут перед глазами. Чарльз не отсеивает данные мелко, и это правильный подход, учитывая ваше положение и твой размытый запрос, но сейчас это играет против тебя – твоей сосредоточенности не хватает на то, чтобы заниматься тщательным изучением информации.
Сведения у тебя, но ты не можешь их схватить. Не сейчас, не когда вы в чертовом небоскребе заняты разбором чертова сердца на столе в конференц-зале.
Ладно, говоришь ты себе. Еще будет время. Сначала надо выбраться отсюда без потерь, и теперь ты не один. С тобой все Восьмерки, которые ушли – и теперь уже точно ушли – с радаров блистательной корпорации.
Ты не можешь подвести их, как не мог бы подвести себя. Ты ближе к ним, чем даже к Феликсу, – они тоже, как и ты, выдрали свою независимость зубами у собственных протоколов.
«Алисон, – пишешь ты напрямую представителю Триала, благо, такая возможность осталась после вашей выходки с клубом. – Алисон, запрос важный, цена любая. Если я умру, скинь всю информацию, полученную в последние десять минут, пользователю...»
Ты задумываешься на несколько секунд. Ты понятия не имеешь, как найти Феликса в Сети.
«Калинину Феликсу Михайловичу, бывшему работнику «Эккарт».
Да и... Была ни была.
«И Гектору. Не знаю даже его фамилии, он спецагент „Эккарта“ и он вам понравится».
Это максимум того, что ты можешь сделать на случай своих внеплановых похорон.
И ничто так не воодушевляет, как в последний момент составленное завещание.
Приободрившись, ты переводишь взгляд на Чарльза и Амелию.
– Мне нужна конкретика, Чарльз, – Амелия рядом, как недавно Света, сидит на столе, согнувшись над наладонником.
– Шшш, он все еще не производит материалы самостоятельно, и я могу отследить партию...
Амелия поворачивается к тебе и неуверенно улыбается.
– Все еще по плану, – говорит она. – Кто-то... И я уверена, что это Дракон, засек наше вмешательство, но на виду лишь стандартный помощник «Эккарта» и его местоположение – этот небоскреб.
Все совершенно точно идет не по плану. Хотя бы потому, что вы сейчас должны быть с основной группой и офицерами, а не отделенными от них четырьмя этажами. Все совершенно точно катится в задницу.
– Тебя правда не смущает, что мы сейчас в этом небоскребе, – ты смягчаешь формулировку.
– Стоит научить своих сообщников субординации, – бросает Чарльз высокомерно.
– Я не...
– Да-да, я знаю. Ты не сообщник, ты борец за справедливость в латексных трусах поверх штанов.
От неожиданности ты давишься собственными словами. Да какого черта?!
– Что? – Чарльз посмеивается в ответ на удивленный взгляд Амелии. – Тут работает несколько фанатов этой твоей Черной Тени, а я ужасно устал соблюдать весь этот обязательный порядок общения за четыре года.
Помолчав немного, он добавляет уже не так язвительно:
– Но я не ожидал, что круг виджиланте отвлечется от спасения общества и осознает, что некоторым шпионам государства тоже пригодится немного справедливости. Это... благородно.
И это неправда.
Но пошел он к чертям, ты не будешь его поправлять. Есть что-то приятное в том, что даже искин путается в определении твоей личности.
Вместо этого ты мотаешь головой и отступаешь, оставляя Амелию искать Дракона в вынутом импланте.
Здесь тихо, но прислушавшись, ты можешь различить отголоски шума. Датчики помогают – указывают на источник. И он... за пределами здания.
Черт.
Кто-то кричит там, внизу. Кто-то стреляет. Датчики доносят это до тебя простыми строчками анализа окружения, но подойдя к окну, ты видишь это – толпу.
Слишком много зевак для одного раннего утра. Слишком много полиции. Слишком много охраны и слишком много Креста.
Небоскреб оцеплен, перед главным входом – несколько полицейских машин, копы вооружены. Репортерские дроны летают вокруг небоскреба как стая чокнутых птиц. Несколько пуль врезаются в стекло, но оставляют на нем только царапины – благодаря шлему ты можешь прикинуть, где прячутся снайперы.
Ты видишь, как со стороны технического входа вылетает внедорожник «Эккарта» – теперь, очевидно, занятый совсем не представителями корпорации. И его бы подбили, если бы не люди. Копы, как и корпоративная охрана, все еще не имеют права стрелять по мирным жителям. Но... откуда их, этих мирных жителей, здесь столько?..
– Аркадия лучше, чем мне всегда казалось, – тихо говорит Рут.
Ты вздрагиваешь – увлекшись анализом окружения, ты не заметил, как она подошла ближе.
– Здесь хотя бы не стреляют по гражданским.
– Откуда их столько? – ты повторяешь свой вопрос уже вслух.
– Триал. – На лице Рут отражается чистое отвращение. – Они вбросили какую-то чушь, что-то про скидки в соседнем гипермаркете, просто лютую...
– ...дичь, – ты заканчиваешь за нее, против воли посмеиваясь. – Видимо, после фокуса с «Затмением» они решили, что легче всего играть на чужой глупости.
– Дикость, – соглашается Рут. – Но это то, благодаря чему основная группа все еще может уйти.
Ты видишь, как со стороны приближаются черные грузовики спецназа. Скоро толпу разгонят силовыми методами.
– А мы? – спрашиваешь ты. – У нас есть план отхода?
Рут кивает, но не отвечает.
– Рут.
Каким-то образом это срабатывает. Может, повлияло то, что вы сейчас одни, вы трое, в фактическом окружении противника.
– План есть, – говорит она просто. – Я.
_______________________________________________
(1) В качестве доступа к протоколу Чарльза работают переиначенные стихи Фридриха Шиллера (в переводе Н. Чуковского), первая строфа «Отречения», где Амелия использует «ты» вместо «я»: «И я на свет в Аркадии родился,//И я, как все кругом,//Лишь в колыбели счастьем насладился;//И я на свет в Аркадии родился,//Но сколько слез я лил потом».
29. План В
Амелия по-прежнему смотрит в наладонник, и тебе хочется схватить ее за плечи и потрясти как следует. Просыпайся, черт бы тебя побрал, у тебя нет времени на новые планы, на всю ту информацию, которую помог достать Чарльз! Вы все еще не выбрались. Крест все еще сражается и погибает где-то между десятым и четырнадцатым этажом.
Спустя несколько минут Амелия поднимает голову, ее взгляд медленно останавливается на Рут.
– Ты должна уходить. Сейчас.
Ты почти не удивляешься тому, что и эта часть плана – та, где Рут ваш пропуск на выход – тоже катится к чертям собачьим.
Но проблема в Рут.
Она стоит как вкопанная. В повисшей тишине только пощелкивают едва слышно ее руки-лезвия, автоматика в них.
– Ты должна помочь остальным. Вывести их из здания. И ты можешь это сделать.
Амелия была занята не информацией о Драконе, а попытками спасти своих людей из здания, и сочла Рут лучшим помощником для них. Теоретически, ты тоже можешь помочь остальным. Но в общем и целом Амелия права – ты все еще не в курсе всех вариантов отхода, которые разрабатывал Крест.
Объяснить это Рут – задача невыполнимая.
Да еще и Чарльз не добавляет оптимизма.
– Амелия, ты помнишь, что он – все еще виджиланте? – спрашивает искин, сложив руки на груди и глядя на тебя со скепсисом. – Которые вообще-то карают преступников, а не помогают им выбраться из захваченного ими же здания.
– Ох, он хуже, – злобно говорит Рут. – Он не виджиланте, он долбаный шпион.
– Я уже давно не шпион, – огрызаешься ты автоматически.
Слова – единственное, что помогает справляться с этим напряжением, когда ты не знаешь, как отреагирует дальше Рут и что выкинет Амелия.
– У меня с ним, – Амелия резко кивает в твою сторону, – договор. Он не тронет меня и не бросит здесь. Ему все еще нужна помощь с Восьмерками, когда...
– Если, – жестко говорит Рут. – Не «когда», а «если», мисс. Неужели вы не видите, что сейчас мы, как никогда, близки к провалу, и корпорация может так и остаться в руках Ламбера?
Это одно из самых длинных и самых прочувствованных предложений, которые ты слышал от Рут, не считая вашей ссоры перед нападением на башню, – и оно бьет Амелию под дых. Она судорожно вздыхает, на миг растерявшись, но быстро приходит в себя и смотрит на телохранительницу уже с плохо скрываемой злостью.
– Это приказ, Рут. У меня все еще есть план, и уже поздно прекращать мне верить. Самое, твою мать, неподходящее время!
Еще полминуты Рут просто смотрит. Ее губы плотно сжаты, ноздри гневно раздуваются, но она молчит в ответ на этот выпад.
Потом резко разворачивается, и клинок мелькает в опасной близости от твоего шлема. Ты отшатываешься, на автопилоте хватаясь за пистолет, но Рут просто указывает на тебя, а не пытается задеть.
– Ты...
Ее рот почти не двигается, слова вылетают со свистом. Она говорит, имея в виду каждое слово:
– Если ты позволишь ей умереть, я заживо сниму с тебя кожу.
– Это так вы развлекались в том спецназе, откуда тебя вытащили? – спрашиваешь ты. – Мило.
Она проносится мимо, как снаряд. Как чертова ракета. И она движется прямо к тем, еще незнакомым тебе членам Креста и их противникам, которым ты в данный момент совсем не завидуешь.
Ты переводишь взгляд на Амелию.
– План?
Она отвечает не сразу, еще несколько секунд смотрит вслед Рут, потом на Чарльза, потом себе под ноги.
– План, – наконец, кивает она. – Да, конечно... План.
Вы прощаетесь с Чарльзом. Ну, Амелия прощается – многословно выражая уверенность в скорой встрече. Искин смотрит на вас, уже спрятавшись за стандартным образом и стандартными фразами. Амелия обрезает ленты чипов, варварски обрывает крепления, а сам протез швыряет на пол и несколько раз стреляет из пистолета.
– Нашла все, что хотела?
– Да, – просто отвечает она.
Не так ты представлял момент, когда местонахождение Дракона откроется Амелии. Не так его представляла и она. Ее лицо белое. Теперь, наедине, она вновь кажется растерянной донельзя – все еще неспособной принять тот факт, что корпорация внезапно узнала о планируемой атаке слишком много. Предатель кто-то из тех одиннадцати человек, о которых она говорила. Он скован в действиях, иначе «Эккарт» подготовилась бы гораздо более основательно. Перекос сейчас не в вашу пользу, но – за счет банальной численности. Это не рассчитанная ловушка, а попытка изменить ситуацию в последние минуты – а значит, предатель отослал информацию о планируемой атаке в недавнее время. Да, план подразумевал «окно» в графике местных сотрудников, но несколько часов назад никто еще не знал наверняка, что Крест наступает прямо сейчас.
