Текст книги "Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

17. Вакханалии

– Не надо, – махнул рукой Фабриций, когда я подал знак слугам принести для него ложе, – Раз вы все сидите, то и я с вами посижу. Так что там у нас с этой сектой?

– Мои осведомители в ней доносят о подготовке к приёму в неё новых адептов, – сообщил Васькин, – На церемонии будет присутствовать вся её верхушка, и мы сможем разом взять их всех.

– Почему не взяли до сих пор? Ладно первая партия – мы ещё ничего о них не знали, ладно вторая – сведения были слишком отрывочны и неточны, но третью партию уже можно было арестовать, а саму секту запретить! А сейчас какая? Уже пятая?

– Шестая, досточтимый.

– Даже шестая?! И чего ждали? Почему не пресекли это безобразие раньше?

– Не было оснований, досточтимый. К моменту приёма третьей партии члены секты не успели ещё совершить никаких преступлений. Не за что было арестовывать и не за что запрещать.

– То есть как это – не за что? – поразился босс, – Да за такой разврат…

– Это не преступление, досточтимый, если происходит по согласию, а брачные партнёры не имеют претензий к факту супружеской измены, – возразил наш мент, – К нам никто не обращался с жалобой, а без неё у нас не было законного повода вмешиваться во внутренние дела греческого квартала…

Как раз тайное расследование этих греческих безобразий и привело к тому, что Хренио не участвовал в нашем втором вояже в Америку. Было ему и здесь чем заняться. Греки в Испании – далеко не те рафинированные светочи передовой античной культуры, как на исторической родине, а в основном гегемонистые – настолько гегемонистые, что именно они и оказались лишними при перенаселении своих метрополий. Но понтов-то эллинских – куда там до них натуральным греческим грекам! И в Оссонобе имелся свой небольшой греческий анклавчик, но после установления в южной Лузитанщине нашего нового турдетанского орднунга и этих понаехало ещё раза в три больше, чем было. Ну и началось в результате самое натуральное греческое млятство. Если кто-то полагает, что самый млятский культ у греков – это культ Афродиты, то напрасно. Лёгкое поведение греческих гетер, и ещё более лёгкое – примазывающихся к их славе обыкновенных шлюх – просто невинные детские шалости рядом с художествами фанатичных менад Диониса!

При чём тут бог винограда и вина? При алкоголе, естественно, как и у нас. Чего только не отчебучишь по пьяни! И это даже если безо всякого Диониса, а просто бухать, как в России матушке повелось, а уж если ещё и религиозное обоснование под те пьянки подведено, как у этих греков, то туши свет, сливай воду. Мало ли, какая культура пития у них официально заявлена? То у аристократов рафинированных, которых и у тех греков с гулькин хрен, а основная масса у них те самые гегемоны, которые с той рафинированной культурой в разных параллельных мирах обитают – она сама по себе, и они сами по себе.

В принципе-то, как нам Аглея с Хитией популярно объяснили, эти страшилки про менад и про старинный дионисийский беспредел сильно преувеличены, и на самом деле рассказываемое в них минимум в "стандартные" три раза делить надо, но и та треть, которая правда – безобразие, конечно, было ещё то. Вовсе не всех встречных мужиков те менады рвали живьём в клочья, а в основном применяли их по назначению, как говорится, ведь пьяная баба – звизде не хозяйка, но какого-то могли и порвать, если выпил с ними не столько, чтобы любая лахудра красавицей казалась, и отказом какую из них до глубины её пьяной души изобидел. Бабе ведь, чтоб до невменяемого состояния наклюкаться, не так уж до хрена и надо, так что всякое бывало. Потому-то и узаконили в конце концов греки эти Дионисии в более-менее благопристойном виде, а прежний беспредел запретили и с нарушительницами, какие на нём попадались, не миндальничали. Но то в городе, среди солидных граждан, а у гегемонистой деревенщины в осенние сельские Дионисии эксцессы были, есть и будут.

Пока это греческое млятство по пьяни в честь Диониса оставалось делом чисто внутригреческим, бескровным и сугубо добровольным, нам оно было абсолютно похрен. Когда начали поступать жалобы от оссонобской верховной жрицы Астарты, что её храм начинает терять популярность из-за этих греческих потаскух, которые раздвигают ноги дешевле и отбивают у храма даже постоянных клиентов, мы сперва прикололись, что в кои-то веки у храма Астарты вдруг не оказалось претензий к нашим двум "коринфянкам", потом, отсмеявшись, пожурили жрицу за попытку недобросовестной конкуренции и дали ей совет озаботиться как повышением квалификации собственных работниц звизды, так и снижением храмовых расценок. Насторожили нас немного позднее слухи о человеческом жертвоприношении, но они были слишком неясными, да и говорилось в них о рабах, что по античным рабовладельческим обычаям в порядке вещей. Захотелось хозяину почтить богов покруче, ну и принёс им в жертву раба – архаичная дикость, конечно, но право он на это имеет. Как раз тогда Хренио и взял в разработку дело о Дионисиях оссонобских греков, но не имея законных оснований для силового вмешательства, мог только собирать информацию. А потом, когда мы уже собирались прогуляться за Атлантику, просочились слухи и о новых человеческих жертвоприношениях, и о принудительном втягивании в эту секту новых адептов, и тогда нам стало ясно, что ни в какую Вест-Индию Васкес с нами не отправится, а займётся вплотную расследованием всех этих непотребств…

– Тебе мало того, что там уже насилуют финикиянок? – ехидно поинтересовался Фабриций.

– Эти финикиянки, вообще-то, и сами тоже виноваты – пришли они туда своими ногами и по своей собственной воле, – ответил мент, пожимая плечами, – Тоже мне, нашли способ приобщиться к передовой греческой культуре!

– Включая и знатных? Дочь одного суффета была пущена там по кругу, сноху второго заставили ещё и совокупиться с козлом, а ты всё ищешь законных основваний?

– Уж этим-то точно нечего было там делать!

– И я не раз предупреждала обеих, что далеко не лучшие из эллинок участвуют в подобном, – заметила Аглея, – Говорила им и о групповом разврате, и об особых обрядах с храмовыми животными, и о том, что новичков одурманивают там не только вином, но и коноплёй, а бывает, что и опиумом…

Возвращаемся мы, значится, из-за океана, общаемся с семьями, да отсыпаемся, собираемся через день всей компанией, и тут Юлька обвизжалась – типа, мы там шляемся неизвестно где и занимаемся там неизвестно чем, а тут тем временем самые натуральные форменные вакханалии творятся, и порядочной женщине, не говоря уже о детях, на улицу нельзя выйти без охраны. Ну, Юлька есть Юлька – как заведётся, так толку от неё уж хрен добьёшься. Визжит и нудит, что говорила, предупреждала, что в Риме как раз Вакханалии – ага, с большой буквы, а не с маленькой – происходят, и точно такие же, оказывается, и здесь завелись. Её послушать, так прямо впору объявлять в Оссонобе осадное положение, вводить усиленную охрану с комендантским часом и арестовывать всякого прохожего, не знающего текущего суточного пароля. Поэтому я просто дал ей протявкаться, не беря её истерик в голову, а дома уж свою спросил, чего на самом деле происходит. Ну, Велия и объяснила мне, что тут, конечно, не в "стандартные" три, а во все пять раз делить надо, но всё-таки неприятности, как ни крути, да только сама она не в курсах мелких тонкостей, а цену базарным слухам знает прекрасно, так что лучше всего Софонибу назавтра к нам пригласить, да не одну, а с соседкой – с той самой, которая не слишком респектабельна, мягко говоря, но в данном случае это и к лучшему, поскольку побывала, поучаствовала и знает поболе нашего.

Что соседка бастулонки – не через стенку, а просто по этажу в инсуле – особой респектабельностью не блещёт, это не просто мягко, а предельно политкорректно сказано. Шлюха она профессиональная, если называть вещи своими именами. Не самого низкого пошиба вроде портовых или уличных, а из довольно дорогих по оссонобским меркам, и до появления в городе наших двух "коринфянок", будучи гречанкой-полукровкой, считалась на здешнем безрыбье чуть ли не натуральной гетерой. К нам мы её приглашать, конечно, не стали, а договорились с Софонибой, что когда я навещу её, то мы с ней заглянем и к её непутёвой соседке. И когда я поговорил с ней, то оказалось, что подкатились они к ней, а она как раз на мели была, ну и решила предстоящую дионисийскую оргию в качестве эдакой саморекламной "презентации" использовать, дабы свежих поклонников завлечь. Уж хрен её знает, чем её там накачали перед употреблением по назначению, но как она выяснила потом, когда очнулась после отключки, употребили её массово и разнообразно. Но больше всего её возмутило не это, а то, что вместо предложений сердца и кошелька за этим последовали приглашения на такие же массовые мероприятия во славу Диониса.

Понятно, что прошмандовка, заявившаяся на подобный шабаш добровольно – ни разу не показатель, но поговаривали и о втянутых в это безобразие обманом гораздо более добропорядочных бабах, и это соседка Софонибы тоже подтвердила – перед тем, как отключиться, она сама наблюдала пляшущую в толпе выпившую куда больше, чем следовало, дочку греческого архонта, спалившуюся впоследствии на попытке тайного аборта. В общем, безобразия этих дионисанутых начинали уже перехлёстывать всякий разумный предел, и вопрос о пресечении этого хулиганства явно вставал ребром…

– Так что они ещё должны совершить, чтобы ты наконец нашёл законный повод для вмешательства? – выносил босс мозги Васкесу.

– В секте верховодят кампанцы, досточтимый, – вступился я за него, – Нужны неопровержимые доводы, на которые не смогут закрыть глаза и римляне.

– Кампанцы? Млять! – акцент у Фабриция такой, когда он говорит по-русски, что иной раз лучше бы он по-турдетански говорил, понятнее было бы, но матерщину он уже перенял от нас в совершенстве, – И тут эти угрёбки!

– Я же говорила, что всё это из Италии тянется! – тут же вставила свои двадцать копеек Юлька, – Там по весне такой переполох из-за этих Вакханалий подымется, что весь Рим на уши встанет!

Это-то да, говорила она об этом не раз, да и сам я по ейной выжимке из Тита Ливия помню, какой шухер у римлян по поводу этих млятских сектантов намечается, но то ж у римлян, да и хрен с ними, а мы-то тут при чём? О заморских провинциях римский историк на сей счёт промолчал как рыба об лёд, так что тут, похоже, сказывается наше вмешательство в историю, которое мы не зря стремимся минимизировать. В Италии как раз Кампания и стала основным рассадником этой греческой заразы, хоть и не в ней был её первый очаг, а в Этрурии, а теперь выходит, что и сюда уже эти кампанцы её занесли. Ох уж эти мне кампанцы! Строго говоря, и у самих римлян отношение к ним непростое – двойственное, скажем так. Как греков их не особо уважают, считая "ненастоящими", а юридически они и вовсе такие же перегрины, как и все прочие, не имеющие ни римского, ни латинского гражданства. Но перегрины они – италийские, а не заморские, и здесь, в Испании это имеет значение. На безрыбье и они здесь для римлян свои, и только тронь здесь такого без достаточных на то оснований – проблем с римлянами будет выше крыши. Это-то и вынуждало нашего испанского мента осторожничать в ожидании, когда же эти уроды дадут наконец железобетонный повод, чтобы уже не миндальничать с ними.

– После того, как у самих греков их архонт окрысился на сектантов, они стали устраивать свои сборища за городом, – сообщил Хренио, – Назавтра я наметил имитацию попытки ареста одной из таких сходок, которая сорвётся…

– Это ещё зачем? – изумился Фабриций, – Ты не слишком заигрался в эти твои хитрые сыскные игры?

– Стражу "случайно" заметит и предупредит сектантов об опасности мой агент, которого я к ним недавно внедрил. Это было не так-то легко сделать, и мне нужно, чтобы он хорошенько втёрся там в доверие. Если это удастся, то с его помощью я рассчитываю накрыть разом всю их верхушку. И тут нужна твоя помощь, досточтимый.

– Разве у тебя недостаточно людей?

– Не людьми – договорённостью с греками. Нужно, чтобы накануне всеобщего шабаша сектантов греки резко усилили охрану порядка в своём квартале, и то же самое одновременно должно произойти и в нашем городе, и у финикийцев. Моя агентура убедит сектантов сымитировать ложное сборище в городе, на которое городская стража и устроит облаву – неудачную, конечно…

– Поскольку твои люди опять предупредят этих негодяев об опасности?

– Само собой разумеется, – невозмутимо подтвердил Васькин.

– И в чём смысл?

– Городская стража будет продолжать шерстить городские притоны, и сектанты уверятся, что их ищут в городе и пригородах. Поэтому свой главный шабаш с приёмом новых адептов они решат организовать подальше, в лесу – мы тут как раз уже наметили несколько удобных для этого мест…

– То есть заведомо на НАШЕЙ территории? – въехал наконец босс, – Тут так и напрашивается войсковая операция. Двух когорт Первого Турдетанского хватит?

– Лучше легковооружённые вспомогательные войска и кавалерию…

Самый оптимальный вариант, если отрешиться от чистоплюйства и разобраться непредвзято. Адепты всевозможных сект и в языческом античном мире бывают не менее фанатичны, чем в средневековом христианском, и головной боли с ними было бы едва ли меньше, чем с теми же средневековыми альбигойцами. А посему, нравится это кому или нет, но хороший сектант – мёртвый сектант, и чем больше их будет не арестовано живьём, а завалено "при попытке", тем лучше. Ведь как перечитали мы у Тита Ливия поподробнее про те римские Вакханалии, так и прихренели. Ладно пьянки, ладно разврат с оргиями, но там и до массовых изнасилований дело доходило, и до массовых истязаний с убийствами, и до грабежей с вымогательствами, включая и подделки завещаний. Как раз по весне всё это в Риме вскрыться должно, и Рим будет в панике – сразу оба новых консула получат от сената указание "расследовать и пресечь", и по результатам следствия там будет казнено шесть тысяч человек. Тут, конечно, ещё и большой привет римской правоохранительной системе, точнее – её практическому в Риме отсутствию. Ведь скрытый-то инкубационный период этой заразы там наверняка уже не один год прогрессирует, а для римского сената и магистратов всё это окажется полным сюрпризом. Мы, конечно, тоже собрались давить это безобразие не в самом зародыше, по уму-то гораздо раньше следовало бы, если бы не эти грёбаные кампанцы с их италийскими связями, а теперь хоть и не шесть тысяч, но уж всяко поболе сотни геноцидить придётся. В городе такой экзекуции уже не устроишь – нас просто не поймут-с, а вот в лесу – самое идеальное место. И они сами вдали от города наверняка какой-нибудь кровавый обряд учинят, давая превосходный повод для расправы, и ловить их там легче, чем на городских улицах, и расправиться можно прямо на месте – территория однозначно наша, и юрисдикция на ней – исключительно наша, а по нашим законам за подобный беспредел – однозначно "высоко и коротко". И хлопот меньше, и чище будет мир живых. Ну, на нашей южнолузитанской Турдетанщине, по крайней мере. Пущай въезжают, что здесь им – не тут, и забывают раз и навсегда к нам дорогу. А то уже понаехало тут всяких шпыней ненадобных вместо тех нормальных, которым мы были бы только рады.

Греки ведь чем хороши и полезны? Культурой, грамотностью и деловитостью. Трудолюбивые и рачительные крестьяне, понимающие толк в рациональном севообороте, искусные ремесленники, хорошие мореманы, умелные торговцы, отличные строители и неплохие технари. Ну, по античным меркам, конечно – то же самый Карфаген, например, в немалой степени им своим техническим развитием обязан, да и Рим впоследствии тоже. И культура античная, из которой и у нашей современной ноги растут, сама из греческой классики, опять же, выросла. И у нас нет времени ждать, пока Рим её у греков переймёт, по всему Средиземноморью распространит, да за имперские времена её отшлифует, нам она уже сейчас нужна – не просто ж так мы сюда из Коринфа и образцы искусства везли, и скульптора коринфской выучки, и двух высококлассных гетер из знаменитой коринфской школы. Но то высокая культура, элитарная, а нужна ещё и массовая – подтягивать надо и массы поближе к культурному уровню элиты, чтобы сохранялось единство народа и не получилось как в России опосля петровских реформ двух народов в одном – ага, русских европейцев и русских туземцев, отчего и попёрли потом наши социальные катаклизмы…

Поэтому до недавнего времени и не считали мы пока нужным препятствовать росту греческой общины в Оссонобе. Больше грамотных крестьян, хороших моряков с купцами и высококвалифицированных мастеровых с инженерами, да ещё и привычных к законам и порядку, потому как все до единого – потомки граждан того или иного полиса. Ведь турдетанский-то традиционный город – просто обнесённая крепостными стенами большая деревня, в которой нет и неоткуда взяться и настоящей городской культуре, и вся она от этого в Испании импортная, иноземная, и в основном финикийская, да греческая. Отсюда и цены, отсюда и малое распространение, отсюда и сугубая оторванная от народа элитарность. Чтобы она подешевела и в массы пошла, больше её надо, гораздо больше, и для этого свой кусочек Греции под боком иметь желательно. Но нормальной, здоровой – работящей и грамотной, а не рассадника всевозможных безобразий. Миликон вон хотел и хотя бы небольшую фалангу из привычных к правильному строю греческих ополченцев заиметь, но какая уж тут в звизду фаланга из этих в стельку пьяных античных свингеров?

Дело, вдобавок, полным ходом шло и к формированию характерного и для всех современных сект религиозного бизнеса. Бабы-дионисийки, например, носят украшения в виде виноградной лозы, но они должны быть освящены в храме, который и торгует ими с соответствующей наценкой за святость. Участие в оргиях по донесениям агентуры нашего мента тоже монетизировано – мужики жертвуют храму за допуск на мероприятие, а бабы – зарабатывают на своё пожертвование звиздой.

– Самыхе смазливые танцуют перед толпой хороводом, постепенно раздеваются и укладываются в круг, – рассказывал Хренио, – К ним выстраивается очередь желающих с монетой в руке, первые пристраиваются и по сигналу вставляют, двигаются в такт ритма, а по следующему сигналу все сдвигаются, меняя партнёршу. Теоретически так можно и всех их перепробовать, что и привлекает в секту жаждущую женского тела молодёжь, но на практике это нелегко – монету от парня получает та из распутных красоток, в которую он разгрузится, и чем больше она пожертвует храму этих монет, тем её положение в секте престижнее – считается, что именно она в этот раз лучше всех угодила Дионису, так что все они очень стараются. Кто из парней разгрузился, уступает своё место в кругу первому из ожидающей очереди, но если есть ещё монета, силы и желание – может ещё встать в её конец и продолжать участвовать в процессе…

– И финикиянок начали втягивать в это дело тогда, когда понадобилось больше молодых и смазливых шлюх? – сообразил Фабриций.

– Да, гречанки ведь не все красивы и не все на такое согласны, да и новенькие нужны на замену потасканным, а финикиянок с этой их старинной традицией праздников Астарты и с тягой к "продвинутой" греческой культуре втянуть в эти оргии легче.

– Тем более, что парни финикийские уже втянуты, – прикололся Володя.

– И тратят свои скудные случайные заработки на этих гречанок, а не на жриц Астарты, – добавил Велтур.

– То-то в храме Астарты и бесятся! – хохотнул Серёга.

– Ага, на самые святые устои ведь нечестивцы покусились – на священные и неприкосновенные денежные доходы храма, – хмыкнул я.

– Это всё понятно, – кивнул босс, – А вот какой для секты смысл в человеческих жертвоприношениях?

– Они убирают опасных свидетелей, – пояснил Васкес, – Не всякий из любителей попробовать сразу нескольких красоток настолько предан культу Диониса, чтобы "понять правильно" участие в оргиях собственной сестры, невесты или жены. Вот на таких как раз у них и гневается Дионис как на заслуживших кару отступников.

– Финикийская молодёжь, значит, уже тоже втянута?

– Не вся, конечно, но не так уж и мало. Красивые сектантки дефилируют по улицам и по рыночной площади весьма фривольно одетыми, ведут себя развязно, а тем, кто демонстрирует желание познакомиться с ними поближе, намекают, что они не из таких, но во славу Диониса на его празднествах – это уже совсем другое дело.

– Нашу турдетанскую молодёжь так завлекать ещё не пробовали?

– Эту попытку я пресёк. Агентура предупредила своевременно, и когда две из них заявились в нашу часть города, их уже ждала шайка хулиганов, а городской стражи поблизости не оказалось, – ухмыльнулся мент, – После того, как хулиганы затащили их в ближайший подвал и вволю поразвлеклись с ними, не спрашивая их согласия, разыскать насильников по неясным и путаным описаниям пострадавших так и не удалось, и теперь вербовщицы из секты обходят турдетанскую часть Оссонобы стороной.

– Надолго ли?

– Агентура доносит, что о новых попытках поговаривают, но пока не решаются. Будем надеяться, что теперь уже и не успеют решиться…

– Из-за этих кампанцев проблем не будет?

– Гая Атиния нужно будет, конечно, известить загодя, чтобы к моменту жалоб со стороны кампанцев, если они последуют, он уже знал обо всём от нас, – подчеркнул я, – Но в любом случае сам он вмешиваться в наши дела не станет, а при сомнениях запросит об указаниях сенат, а там, скорее всего, тоже не будут пороть горячку и оставят это дело на усмотрение новых магистратов.

– То есть до весны, – уточнил босс.

– А весной им будет уже не до того, – напомнила Юлька, – Уже в самом Риме начнётся ажиотаж и паника из-за вскрывшихся собственных Вакханалий, а когда они разберутся со своими сектантами, то большинство следов будет вести в Кампанию, так что репутация кампанцев будет сильно подорвана. Поэтому и разбор нашего дела будет представляться римским сенаторам в выгодном для нас свете. Скорее всего, пресечение деятельности секты сенат одобрит, а новый претор Дальней Испании получит указание разыскивать и искоренять эту заразу и в своей провинции.

– Мы ему в этом ещё и поможем, – кивнул Хренио.

– Ага, по-добрососедски, – добавил я, – Друзьям и соседям надо помогать. Кто это будет на следующий год, кстати?

– Гай Кальпурний Пизон, – напомнила историчка, затем покосилась на Аглею и подмигнула, – Ну, по всей видимости, если боги не передумают, хи-хи! Род плебейский, но с Катоном он не в ладах – тот, вроде бы, даже какую-то речь против "нашего" Пизона в сенате толкал, и это делает его благожелательным к недругам Катона.

– А значит, и к сципионовским друзьям и клиентам, – добавил Фабриций, – Где они только, те Сципионы? Один только Назика и остался…

Этот знатнейший патрицианский род и в самом деле переживал сейчас далеко не лучшие для него времена. И хотя босс несколько сгущал краски – живы ещё оба брата, и Публий Африканский, и Луций Азиатский, но влияние у них уже не то. Триумф Луция за победу над Антиохом при Магнезии стал их последним торжеством, после которого начались их злоключения. Плебейские трибуны по наущению Катона подвергли Луция судебному преследованию по обвинению в утаивании и присвоении части полученной от Антиоха контрибуции, а Публий Африканский, заступаясь за брата, своим высокомерием больше подкузьмил ему, чем помог, да и себе тоже дальнейшую жизнь здорово осложнил. Бывает такое с великими – утрачивают от своей славы нюх, перестают держать нос по ветру, и их чересчур заносит на очередном вираже. Занесло и победителя Ганнибала. Ему ещё и прежней-то его выходки не забыли, когда он хоть и по государственной надобности, но совершенно противозаконно открыл казначейство, заявив выпавшему в осадок сенату, что он это сделает, поскольку только благодаря ему двери казначейства и стали запирать – типа, раньше в этом смысла не было, пока он ту казну своей добычей и контрибуцией с побеждённого Карфагена не наполнил. И хотя по сути-то он был прав, разве делается так в республиканском государстве, хронически бздящем чрезмерного усиления, да и просто популярности того или иного из великих? Да будь ты хоть трижды велик – скромнее надо себя вести при таких раскладах. А он тут – ага, нашёл время – снова норов свой показал. От Луция потребовали предъявить сенату счётную расходно-приходную книгу, и Публий вообще попёр в дурь – попросил брата принести эту книгу, и когда тот принёс, забрал её у него и демонстративно изорвал в клочья. Рвал и гневно вопрошал сенаторов, на каком это таком основании от них, принёсших Риму пятнадцать тысяч талантов серебра, требуют отчёта о каких-то жалких пяти сотнях. Это оказалось уже чересчур даже для его заслуг – сенат усмотрел в этой новой выходке уже явное неуважение, что сделало неизбежныи и проигрыш Сципионами судебного процесса.

Происходили все эти римские страсти-мордасти как раз во время этого нашего плавания в Америку, и в ожидавшем меня дома письме от моего римского патрона Гнея Марция Септима сообщалось, что Луций Сципион едва избежал ареста и присуждён к штрафу, в несколько раз превышающему всё имущество их семейства, а Публий теперь ездит по Этрурии, собирая у тамошних клиентов деньги на означенный штраф. Сам мой патрон сетовал, что проигрыш Сципионов ударил и по всему их окружению, включая и его самого. Он таки побывал плебейским эдилом в прошлом году и немало при этом по его меркам поиздержался, а тут ещё и эта беда с лидерами их группировки тоже его дел ну никак не улучшила. На претуру теперь даже баллотироваться смысла нет, так что весь его "cursus honorum" на эдильстве и закончился, и в "новые люди" ему теперь не выбиться, но даже если бы и оставались у него шансы избраться – не по кошельку ему теперь и сама предвыборная кампания. А дешёвая африканская сельхозпродукция, которая несколько лет на нужды армии казной закупалась, теперь, после окончания Сирийской войны, уже на городские торги идёт и немилосердно сбивает цены на местную. Летом же, как только миновала опасность обвинений, обрушившихся целиком на Луция Сципиона, вернулся и въехал в Рим с триумфом и его преемник, проконсул Гней Манлий Вульсон, и его войско привезло столько богатейшей и изысканнейшей добычи из Греции, что в моду начали стремительно входить греческие предметы роскоши, и не владеющему ими, мягко говоря, теперь сложно рассчитывать на уважение людей своего круга. В общем, прямо патрон о помощи меня не просил, но эдакий тонкий намёк на её крайнюю желательность между его строк угадывался легко, и когда Велия отдавала мне его распечатанное письмо, то заодно отчиталась и об отправке Септиму от моего имени и как бы по моему поручению кроме обычных для таких случаев подарков ещё и полутора тысяч денариев, что я однозначно одобрил. Нас эти несчастные полторы тысячи не только не разоряли, но и практически не стесняли, зато для небогатого римского всадника как свидетельство нашего клиентского почтения выглядели более, чем солидно – всё-таки добрая четверть таланта. В Риме такие вещи понимаются и ценятся по достоинству.

На нашей поддержке в Риме эти беды Сципионов, конечно, тоже сказывались, но не столь уж катастрофично. На плаву и при должном почёте оставался их двоюродный брат Сципион Назика. С избранием в цензоры у него дело не выгорело и, как мы знаем уже заранее по Титу Ливию, со второй попытки успех ему тоже не светит, но солидным и уважаемым сенатором-консуляром он был и остаётся, и даже зловредный Катон в своё цензорство, то бишь на самом пике своего могущества, исключив Луция Азиатского из сословия всадников, ничего не сможет поделать с Назикой. И как бывший претор Дальней Испании, он тоже наш патрон и основной защитник наших интересов в сципионовской группировке, главой которой и станет впоследствии. Там же и Луций Эмилий Павел, тоже бывший претор Дальней Испании и тоже наш хороший знакомый, с консульством пока обламываемый и в консуляры поэтому ещё не выбившийся, но придёт ещё и его время. И на тех же самых основаниях бывшего наместничества есть у нас патроны-защитники и в иных лагерях. Марк Фульвий Нобилиор, например – уж всяко не друг Сципионам, а в год своего консульства даже явно враждовал с ними, хоть и не вошёл при этом в группировку Катона. Тоже теперь солидный и влиятельный сенатор-консуляр, как и Назика, и тоже для нас в известном смысле свой. И даже чмурло это, Публий Юний Брут которое, в бытность свою в год консульства Катона плебейским трибуном как-то раз своё трибунское вето на отмену Оппиева закона наложить пытавшееся, но визга римских матрон перебздевшее и вето своё взад забравшее, с тех самых пор катоновское, но у нас и оно тоже прикормлено. Консульства означенному Бруту не светит, но и через это чмурло на катоновских людей посолиднее его при необходимости выйти можно, так что и там на крайняк какая-никакая зацепка имеется. Гай Атиний нынешний – бесперспективен, потому как трупом по весне под Гастой заделается, но помочь ему там один хрен надо будет. Тут сразу три фактора роль играют. Во-первых, он из этих "вышедщших родом из народа", и хотя мои прежние предположения о его принадлежности к катоновской группировке не подтвердились, он для них всё-же не чужой, и у них факт оказанной ему помощи тоже зачтётся. Во-вторых, он дружен с Семпрониями Лонгами, а те – друзья Сципионов, так что и по этой линии нам это тоже зачтётся. А в-третьих, не столько ведь ему мы будем помогать, сколько Риму в целом, и особенно это оценит сменщик Атиния – упомянутый Юлькой Гай Кальпурний Пизон, с которым нам и в дальнейшем ещё предстоит плотно и плодотворно – для нас, по крайней мере – посотрудничать. Собственно, потому-то мы и спланировали свой вояж в Америку именно на этот год, что потом пару-тройку лет нам уж точно не до того будет…

– Два года назад у здешних эллинов это уже было, но так, лёгкое любительство, как и в любом эллинском полисе, – рассказывала нам Аглея, – Была небольшая компания "золотой молодёжи", увлекавшаяся этим делом и маскировавшая культом Диониса свои развлечения. Нас с Хитией как-то раз тоже пригласили на симпосион, но мы как увидели обстановку и поняли, чего следует ожидать, так и отказались наотрез. В Коринфе гетера низшего разряда, при всём их переизбытке там, не всякая на такое согласится. Обычных шлюх им мало, что ли? И на нормальных симпосионах у них почти то же самое – ну, разве только без групповой оргии. Даже Александр этот, сынок архонта, тупой как деревяшка, и все дружки его такие же точно. Деревенщина! Всё их развлечение – похвастаться новой цацкой, которой ни у кого пока больше нет, напиться до свинского состояния и пристать к женщине, а то и к мальчику с домогательствами. Эллины называются!