Текст книги "Новая эпоха (СИ)"

Автор книги: Безбашенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

Зарабатывает же торгаш из каравана при удачном для него раскладе во много раз больше пейзанина-общинника, не говоря уже о полудиком охотнике-собирателе, и снять грошовую шлюху по пути, дабы выпустить накопившийся пар, для него пустяки. Для носильщика или погонщика лам того торгаша – не пустяк, но после получки разок тоже приемлемо, а до получки ему и вьючную ламу из каравана отыметь на халяву не в падлу. А для нищей бабёнки-дикарки не слишком тяжеловесного поведения заработать диковинную для её захолустного края цветную бусину способ только один – улечься и раздвинуть ноги для страждущего обладателя означенной бусины. Из чего, складывая два плюс два, получаем, что ну их на хрен, этих баб с караванных маршрутов чавинцев. И так уже старые штаммы сифилиса по всей Мезоамерике гуляют, и новых, посвежее и позлее, нам в нашей колонии уж точно не надо…

– И как ты решишь эту проблему? – поинтересовалась Аришат.

– Она уже решена. Дикари тех стран, где мы набирали женщин, уже знают, что нужно нашим людям, а наши – что нужно тем. А эти три корабля, на которых мы плавали на юг, останутся здесь, и нашим людям не придётся дожидаться следующего прибытия Акобала – они сплавают за женщинами и сами.

– А эти рабы чем заняты? Я не видела у вас здесь детей подходящего возраста, – финикиянка недоуменно указала на группу, работающую с бакаутовыми заготовками мечей – трое обтёсывали напиленные дощечки начерно, двое доводили до ума рукояти, точно копировавшие рукояти принятых в армии Тарквиниев турдетанских мечей, вплоть до раздвоенного набалдашника, ну а шестой на вращающемся наждачном круге выводил ромбическое сечение боевой части клинка, – Не слишком ли опасная игрушка получается? – наш "заточник" как раз начал выводить на своём изделии остриё клинка.

– Это не для детворы, а для наших местных союзников, – пояснил я ей, – Точная бакаутовая копия стального меча наших солдат…

Своего рода мечи, то бишь колюще-рубящее оружие из твёрдого дерева – не такая уж в принципе и редкость у тропических дикарей. Известны они и у австралийских аборигенов, и у новогвинейских папуасов, и у полинезийцев, и у гойкомитичей в обеих Америках. Иногда это бывает комбинированное оружие вроде ацтекского макуавитля с его обсидиановыми вкладышами или полинезийских мечей с их "лезвиями" из густого ряда акульих зубов, но бывает и цельнодеревянное, без инородных режущих вкладышей. У чингачгуков это чаще всего те или иные вариации эдакого боевого весла с остриём и заточенными рубящими краями лопасти – у бразильских тупи оно длиной почти в рост, хороший такой двусторонний бердыш, у гвианских карибов покомпактнее, в пределах метра, и это – наиболее распространённый тип. Даже у североамериканских – ага, самых натуральных, севернее Мексики которые – такие тоже были, хотя хрен ли у них там за дерево для такого оружия? Ведь твёрже дуба и лиственницы у них там, пожалуй, особо-то и нет ни хрена. То ли дело тропики с их многочисленными и разнообразными породами "железного" дерева! Здесь, в Вест-Индии, это и махагони, и мангровое дерево, и бакаут, который лучше их всех – ага, по потребительским свойствам готового изделия. Но вот обрабатывать его обычным столярно-плотницким инструментом, млять, занятие сильно на любителя! В смысле – даже официально это пишется с мягким знаком, а я бы в данном случае и с двумя написал. Я ведь уже упоминал, кажется, что паркетину красного дерева на накладки рукояти ножа пилил исключительно ножовкой по металлу – ножовкой по дереву даже пробовать не стал, едва только разглядев фактуру древесины. Я ж разве мазохист? Так то было красное, и хрен его знает, какое конкретно, мне таких тонкостей никто не докладывал, но уж всяко помягче бакаута. А каково его каменным инструментом обрабатывать – у красножопых спрашивайте, потому как я себе этот труд представляю только чисто умозрительно и пополнить свои знания практикой как-то не жажду, гы-гы!

Кубинский случай – особенно тяжёлый. Нефрита и близких к нему пород камня на Кубе не водится, неолитический шлифованный топор из камня помягче – и тупее его, и крошится, из раковины – тем более, а палеолитический кремнёвый, который как раз и в ходу у кубинских сибонеев, при всей его непревзойдённой остроте как у стекла – и хрупок как стекло. А наклеенный смолой на деревянную рукоятку зуб бобра или агути, служащий дикарям стамеской по дереву, бакаут хрен возьмёт. Тем не менее, как-то они его всё-же и срубают, и обрабатывают – ага, кремнёвыми топорами и тёслами, и я представляю себе, с какой производительностью. Ну и количество означенных бакаутовых вёсел-мечей у них в результате соответствующее, то бишь мизерное – ни разу не основной табельный образец, а элитное оружие элитных бойцов. Соответственно оно у них и ценится…

Собственно, именно это обстоятельство и натолкнуло нас на идею вооружить наши вспомогательные туземные войска единобразным серийным бакаутовым гладиусом испано-иберийского типа. Стальных-то мечей у нас лишних с гулькин хрен, потому как и самим нужны, и эдемским финикам, только на подарки дружественным вождям и хватает, так что обойдётся пока без них красножопая массовка, а вот бакаутовый суррогат, тоже для них и за сам-то материал ценный, да ещё и с виду точь в точь как наш стальной, и тем самым ещё престижнее – это можно уже и сейчас, это – всегда пожалуйста. Пусть им люто завидуют в этом отношении все соседние племена, а сами они – пусть видят, осознают и ценят нашу союзническую заботу.

– Тогда понятно, – кивнула Аришат и задумяиво как-то обернулась в сторону тренировочной площадки, в данный момент пустой по случаю предобеденного времени. Это она явно вчерашний день вспомнила, когда наблюдала тренировку наших союзных гойкомитичей с плетёными из прутьев щитами и деревянными мечами. Бенат и ещё с пяток наших отборных рубак показывали индюкам класс, а их занималось сотни две…

А затем финикиянка снова выпала в осадок, когда вокруг индукционной печи опять закопошилась обслуга, предвещая скорую разливку новой порции стали, а отливки первой партии, уже прокованные в полосы, поступили вдруг не к оружейнику, как она была практически уверена, а к инструментальщику.

– Что он будет из них делать?

– Новые пилы. Здесь у вас очень твёрдое дерево, и пилы об него тупятся. А на металле они будут тупиться ещё быстрее, и нужно иметь хороший запас, чтобы работы не останавливались, пока будут перетачиваться затупившиеся.

– И куда же вам столько пил?

– Ну, ты же видела вчера в работе лесопилку? А мы налаживаем ещё два таких же механизма, так что для лесопилки – раз, – я загнул для наглядности один палец, – Вот тут будет стоять такого же типа механическая пила по металлу. Но металл ведь пилится гораздо медленнее даже бакаута, и нам таких механизмов тоже понадобится несколько. Так что мастерская по распиловке металла – это два, – Аришат выпучила глаза от моего будничного тона, которым я говорил о пилении ЖЕЛЕЗА, а я так же буднично загнул второй палец, – Ещё такие же механизмы нужны будут нам и на строительстве – отпилить лишний кусок от бруса гораздо быстрее и легче, чем стёсывать его весь в щепки топором. Строительство – это три, – я загнул третий палец, – То же самое относится и к судоверфи, когда мы развернём её в порту, и это – четыре, – финикиянка близилась к ступору, когда я загибал четвёртый палец, – Ну и наконец, пять – эти же пилящие полотна мы используем и в ручных ножовках, а они нужны и в домашнем хозяйстве наших людей. Мы-то, конечно, привезли некоторый запас, но и ваши жалуются, что мы продаём им мало, и вождю наших союзников надо бы подарить несколько штук, да и наших собственных сограждан на днях станет на полтора десятка больше, и каждому тоже надо дать по пиле…

– Ты говоришь об этих пятнадцати рабах, которых вы собираетесь освободить?

– Ну да, у них же совсем ничего нет, и им нужно будет вообще всё. Ну, простую мелочёвку типа топора, пары-тройки ножей, копья с дротиками и щита они потом и сами в рабочем порядке на складе получат, – Аришат едва не ахнула от этого моего перечисления "простой мелочёвки", – А вот самое ценное мы им в торжественной обстановке вручим, на собрании граждан – при их освобождении и принятии от них их гражданской присяги. Мы ещё подумаем, как нам это дело организовать – Велтур вот, например, как представитель рода Тарквиниев, будет наверное вручать каждому новому гражданину меч с кинжалом, а я, допустим, буду вручать ему пилу.

– Я думала, вы первым делом мечей из этого хорошего железа накуёте…

– Мечей у нас ещё хватает – нет смысла давать их нашим союзникам, пока они не научились обращаться с такими же деревянными, – у неё отвисла челюсть, – А вот пил у нас мало – даже вашим мы пока не можем продать их столько, сколько они просят…

– У моего отца, первого человека в Эдеме, до того, как вы начали привозить сюда ваши инструменты, во всём его хозяйстве была только одна пила! – простонала финикиянка, – У меня, верховной жрицы Астарты, в моём храмовом хозяйстве было всего три пилы! И что это за пилы по сравнению с вашими?! А вы собираетесь давать гораздо лучшую пилу КАЖДОМУ освобождаемому вами рабу?!

– Естественно. Это же нужная в хозяйстве вещь. Ему же ещё предстоит семьёй обзаводиться и дом себе строить, а хорошее дерево у вас здесь очень твёрдое. Ты только представь себе, каково это ему будет – строить из него опорный каркас дома без хорошей пилы. Отчего ж не дать хорошему человеку хорошего инструмента, с которым он за время рабства научился правильно обращаться?

– А наши, значит – свободные от рождения, кстати – пусть мучаются без пил и дальше? У большинства эдемцев нет вообще никаких!

– Как и у наших здешних союзников. На местное дерево нужны наши пилы, а у них нет даже никуда не годных ваших. Когда пил у нас станет достаточно, мы снабдим ими и ваших людей. Но наших – в первую очередь.

– Да ещё и САМИ вручать им будете? Не много ли чести каким-то рабам?

– БЫВШИМ рабам, а теперь – согражданам. А эти полтора десятка человек ещё и освобождаются самыми первыми из всех, и за это, раз уж мы присутствуем в городе, им особая честь. Следующим, через год, если не будет никого от нас, вручать мечи и пилы при освобождении и приёме их в сограждане будет сам здешний генерал-гауляйтер… тьфу, генерал-губернатор.

– Кто-кто?

– Ну, наместник Тарквиниев в городе…

– Сейчас шарахнет, – предупредил Серёга, указывая в сторону подножия Скалы, где рабы подравнивали обрыв, заодно и добывая камень для строительства – там как раз засуетились, разбегаясь и укрываясь.

– Ты слыхал, Маттанстарт, что сказал дядя Сергей? – спросил я мелкого, беря его на руки, – Сейчас будет немножко шумно, но это не боги гневаются, а нашим людям немножко пошуметь захотелось, так что ты и сам не пугайся, и маму свою успокой.

Шарахнуло там знатно, и мы с нашими довольно переглянулись и понимающе покачали головами. Пироксилин – неизменно превосходный результат. На порох из него, то бишь нормальный бездымный, особая технология нужна, достаточно навороченная, и её здесь развёртывать нам было, конечно, недосуг, ну а просто обычный пироксилин, в качестве промышленной бризантной взрывчатки – вот он, просим любить и жаловать…

16. Эволюция

– Зря мы молодняк ламантинов сюда с Кубы не привезли, – сказал Володя, – Представляете, сколько халявного мяса росло бы на халявных водорослях мелководья?

– Ну, во-первых, тут для них вода холодновата – севернее Флориды они и в Америке не зимуют, – возразил Серёга, – А во-вторых, сколько тут того мелководья-то? Шельфа ведь как такового тут просто нет. И в-третьих, эта сволочь слишком медленно растёт и размножается.

– Жаль! Уж больно мясо у него вкусное! – по нашим кубинским впечатлениям оно на вкус где-то между говядиной и свининой, и это обстоятельство оказалось весьма важным фактором для наших колонистов, поскольку промысел ламантинов полностью решал все их сиюминутные проблемы с мясом, и это позволяло им не трогать пока ещё крайне малочисленный скот, давая ему размножиться.

– Да, лишним оно тут уж точно не было бы, – охотно согласился геолог, – Но явно не судьба…

– Ну а тюлени тогда хотя бы? – не сдавался спецназер, – Мясо, конечно, гораздо говённее, но зато и питаются рыбой, так что похрен им шельфовые водоросли, и вода им тут должна подойти.

– Должна бы по идее. Карибский тюлень-монах – достаточно близкий родич средиземноморского, а тот водится и на Мадейре. Сюда не добрался, но если завезти – должен в принципе неплохо прижиться.

– Так может, тогда лучше не кубинского, а средиземноморского, раз уж ему гарантированно та Мадейра подходит?

– Пожалуй, лучше. И легче, кстати – из Испании-то у нас сообщение с Азорами гораздо регулярнее…

– Стоп, господа! – тормознул я их, – Куда-то вас не в ту степь заносит, а точнее – не в те воды. Ну нахрена вам, спрашивается, сдался ТУТ этот грёбаный тюлень?

– Так мясо же! Скота и тут ещё мало, дичи путной вообще ни хрена нет, а рыба всем давно приелась, – напомнил Володя.

– Сам же говоришь, что говённое. Ну и на кой ляд он тут нужен, когда китов до хрена? Тоже, конечно, ни разу не деликатес, но их европейцы в Средние века реально ели, а тюленей, наверное, только чукчи с эскимосами и в состоянии жрать. Но главное-то даже не это. Главное – для КОГО мясо? Ты в курсе хотя бы, что тюлень – излюбленная добыча для большой белой?

– Ну так она ж тут один хрен водится, и не самая мелкая, я бы сказал.

– Одна из крупнейших реально пойманных больших белых была загарпунена как раз возле Азор, – добавил Серёга.

– Ага, тут она охотится на мелких дельфинов и китовый молодняк и держится сама там же, где и они, то бишь вдали от берега. А вы предлагаете завести тут тюленьи лежбища и к самому берегу этих кусючих рыбёшек подманить? На хрен, на хрен!

– Ну, в общем-то да – купаться в море тогда стрёмно будет, – признал очевидное спецназер, – Подплывёт такая пятиметровая, а то и шестиметровая рыбёшка, примерно как в "Челюстях", да и переключится с тюленей на купальщиков.

– Запросто, – подтвердил геолог, – Немалую часть нападений большой белой на людей объясняют тем, что она путает плывущего человека с тюленем. Ну и любопытство у большой белой тоже повышенное – интересуется незнакомыми предметами, а интерес у неё к ним, естественно, насчёт их съедобности, и метод исследования соответствующий – проба на зуб. Вот она и пробует – ага, со всеми вытекающими…

– То-то и оно, – поддержал я, – Распробует разок, ей понравится – тогда уже она повадится охотиться на людей целенаправленно. И вдобавок, эти тутошние дельфины – добыча для большой белой довольно таки трудная, так что тут, надо думать, в основном крупняк ейный и кормится.

– В семидесятых, если мне склероз не изменяет, как раз вот в этой самой гавани выловили чуть ли не семиметровую, – припомнил Серёга, – Но её официальным замером никто своевременно не озаботился, так что факт рекорда достоверным не признаётся.

– Всё может быть, – кивнул я, – А сейчас, в Античности, они вполне могут быть и покрупнее. У них ведь самка обычно крупнее самца?

– У большой белой – да.

– Ну так это считается признаком мельчающего вида. Вектор ведь эволюции самцы задают. Если они крупнее самок, потомки будут укрупняться, а если мельче, то мельчать. Большая белая, по всей видимости, как раз мельчает, и современные должны быть по идее мельче античных.

– Значит, эти античные акулы должны быть, говоришь, крупнее современных? – уточнил Володя.

– Большая белая, о которой мы и толкуем – скорее всего.

– Так тогда чего получается? Что доисторические должны быть ещё крупнее?

– В принципе – да, получается так.

– Вплоть до мегалодона? Ну, эдакого уже малость измельчавшего…

– Мегалодон вымер ещё в плейстоцене, – вмешался геолог, – Есть, конечно, одна скандальная находка на дне Марианской впадины – зуб, который не успел ещё потемнеть при окаменении, и на этом основании "криптозоологические уклонисты" от генеральной линии науки пытаются присвоить ему возраст в одиннадцать тысяч лет. Но официальная палеонтология считает это ересью и всерьёз этот зуб как вещдок не рассматривает.

– Если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов?

– Ну, и это тоже, конечно, как и везде в нашем мире, но и не одно только это. Цвет окаменелостей тоже не всегда одинаковый – он от окружающего грунта зависит и бывает от абсолютно чёрного до почти белого. А сохраняется только то, что окаменевает, то бишь сразу заносится илом, а иначе растворится в морской воде в считанные годы. Так что цвет окаменелости, строго говоря, ещё не доказательство её возраста.

– Но ведь вот же они, прямые потомки того мегалодона – большие белые.

– Не факт. Раньше так считалось на основании внешнего сходства зубов, отчего мегалодона и отнесли к роду кархародон семейства сельдевых акул, но в последнее время подавляющее большинство зоологов относит его к полностью вымершему родственному сельдевым семейству. Поэтому его реконструкция путём увеличения размеров большой белой пропорционально разнице в размерах их зубов несколько преувеличена. Мегалодон, конечно, был здоровенной рыбиной, но не до такой степени. Его скелет, хоть и хрящевый, как и у всех акул, был частично минерализирован и иногда, хоть и редко, что-то от него тоже сохраняется. Раскопаны его позвонки и некоторые части его "костей". Судя по ним, он был коренастее большой белой, и у него в челюстях было меньше зубов, но зато они были относительно крупнее. Отсюда и ошибка в реконструкции размеров. Ну двенадцать метров, ну пятнадцать, но уж точно никаких двадцати. Окаменевших зубов мегалодона, как и зубов предков кархародона кархариуса, накопано уже достаточно, чтобы проследить их эволюцию, и по ней получается, что последний общий предок мегалодона и большой белой жил в эоцене где-то около пятидесяти миллионов лет назад. А нынешнее сходство их зубов – результат конвергентной эволюции на её последних этапах…

– Предок? Ты ничего не путаешь? Когда по-твоему появился сам мегалодон?

– В районе двадцати пяти миллионов лет назад, не раньше. В общем и целом это миоценовый вид, кое-как протянувший плиоцен, но уже не выдержавший плейстоцена.

– Разве? А я читал, что мегалодоны – современники ещё динозавров. В Америке вон аж в горах их зубы находят, а отложения – динозавровых ещё времён. И там ещё даже, вроде бы, и такие зубки попадались, которые вообще тридцатишестиметровой рыбёшке соответствовали. С этим как быть?

– В горах, говоришь? Нет, ну тут, скорее всего, какая-то ошибка. Вот в Канзасе – да, были находки очень крупных акульих зубов, но Канзас – это ведь равнина, а никакие не горы, да и было там море в динозавровые времена. И в принципе – да, зубы были очень похожи на зубы мегалодона…

– Вот именно, и я тебе про то же самое толкую. Значит, получается, что и при динозаврах он уже был?

– Ну, хрен его знает, может и был…

– Господа, ну вас на хрен вместе с этим вашим мегалодоном, – я забычковал в ракушке недокуренную сигару и встал с чёрного вулканического песка, на котором мы загорали, – Пошли-ка лучше искупаемся!

– Ага, с акулами, млять! – прикололся спецназер, поднимаясь следом. За ним со смехом последовал Велтур, тоже всё слушавший и мотавший на ус.

– Ну вы трое и отморозки! – прихренел с нас Серёга, но тоже встал и пошёл за нами в воду.

Преодолели волны прибоя, поплыли – красота, кто понимает. Володя нырнул, выныривает через несколько секунд, подмигивает нам с шурином и заявляет:

– А вообще-то какая-то акулоподобная рыбёшка прямо рядом с нами плавает. Поможете поймать? – мы, ухмыльнувшись, набрали воздуха и нырнули следом – я даже догадывался, чего сейчас отчебучит этот приколист.

Так оно и оказалось. Мы с Велтуром едва пузыри со смеху не пустили, когда он тихо подплыл под водой к Серёге снизу, да как ухватит его за брюхо растопыренными пальцами обеих рук, изображая зубастые челюсти – тот так дёрнулся, что мы уж думали, сейчас взлетит, гы-гы! Выныриваем, он воздух ртом хватает, глаза квадратные, а этот наш стервец и говорит ему:

– Да не бзди ты так – она тебя ещё хлеще перебздела, когда ты всеми четырьмя конечностями по воде замолотил!

– Кто – она?!

– Как кто? Акула, конечно! Ты разве не видел плавник?

Где-то с полминуты до геолога доходило, что его банально разыграли, после чего где-то ещё с минуту он излагал спецназеру свои соображения по поводу его видовой принадлежности, родословной и сексуальной ориентации – мы едва животы не надорвали от хохота. Наконец наш бедолага отошёл, плывём обратно, тут я интересуюсь:

– Кто-нибудь объяснит мне, насколько близко большая белая реально подходит к берегу, если ей есть зачем?

– Млять, ты ещё тут со своими плоскими шутками! – завопил Серёга, но затем на сей раз и сам уже посмеялся вместе с нами. Эту хохму я им уже рассказывал. В том тысячелетии ещё была как-то статья в "Спид-Инфо" про здоровенного сома-людоеда, и так получилось, что мы с приятелями и подружками на озере, и одна из них как раз с этим номером газеты. В общем, начитались все этой статьи, пошли купаться, доплыли где-то до середины, метров сто от берега, плывём обратно, и тут я – ага, как бы невзначай – "Кто мне скажет, водятся тут сомы или не водятся?" Надо ли говорить, сколько всякой хрени я тогда выслушал в свой адрес от двух не в меру впечатлительных подружек? Боялся даже, как бы не захлебнуться со смеху…

Доплываем, выходим на берег, снова растягиваемся на песке, прикуриваем. А Володю снова любопытство обуяло:

– Так чего там в натуре с тем грёбаным мегалодоном динозавровых времён?

– Ну, ископаемые зубы в Канзасе в самом деле очень похожи на мегалодоньи, так что хрен его знает, – ответил геолог, – Собственно, раньше так и считали, что это он и есть с тех самых времён…

– Ага, я ещё книжку фантастическую читал про живого мегалодона в глубинах Марианской впадины, который потом всплыл на поверхность и шухеру там навёл, так там в прологе такой же мегалодон матёрого тираннозавра слопал.

– Это не та книжка, где в самом конце мужик уже в глотке у мегалодона зарезал его изнутри мегалодоньим же окаменевшим зубом? – припомнил и я.

– Ага, она самая. По ней америкосы ещё и фильм хотели снять, да только так и не сняли. А я его так ждал!

– Тут главная нестыковка в том, что зубы-то похожи, но начиная с палеоцена и до середины эоцена они не попадаются вообще, а потом вплоть до миоцена – одна только предковая мелочь уже достоверного миоценового мегалодона, – вернул нас на грешную землю Серёга, – Хрень какая-то получается – что при динозаврах был, потом аж на сорок миллионов лет куда-то заныкался, и только после этого снова нарисовался. Хотя, может и найдут ещё где-то такие же окаменевшие зубки в тех промежуточных слоях…

– Большие – хрен найдут, – предсказал я, – Трудно найти чёрную кошку в тёмной комнате, когда её там нет.

– Ты уверен? – озадаченно спросил спецназер.

– Абсолютно. Не забывай о мел-кайнозойском вымирании.

– А чего мел-кайнозойское? Ну, вымерли динозавры, птеродактили и эти самые, морские ящеры, как их там, ну так остались же и акулы, и крокодилы.

– Остаться-то они остались, но какие? Весь тот меловой крупняк независимо от фамилии тогда повымирал на хрен, а осталась одна мелюзга, и весь нынешний крупняк – потомки той уцелевшей мелюзги. Наш собственный тогдашний предок был величиной с белку. На суше вообще хрен чего уцелело крупнее курицы – жрать было тупо нечего, так что меловой предок реального миоценового мегалодона был мелким шустриком. В охоте он, конечно, толк и тогда понимал – на него ж охотились все, кому только не лень. Так от него какие-то остатки былого поголовья ещё хоть как-то прокормились и уцелели, а все, кто был покрупнее и попрожорливее его, банально поотбрасывали коньки с голодухи.

– Из-за "ядрён-батонистой зимы" от той юкатанской каменюки?

– Ну, она, конечно, тоже свою роль сыграла, но в целом там сложнее было…

– Деканские траппы, – сообщил Серёга, – Там даже вулканических конусов не образовывалось, а просто из всех разломов пёрла базальтовая лава и заливала огроменные площади. А траппы – это надолго. Восточно-сибирские пёрли где-то с полтора миллиона лет и совпадают по времени с пермским вымиранием, а деканские на Индостане – около миллиона лет – вот с этим мел-кайнозойским. Это и те же самые газы с аэрозолями, и сажа от лесных пожаров, только не один раз, как от каменюки, а всё время. Ну, не равномерно, конечно, а урывками – то утихнет, то снова раскочегарится, и так многие сотни тысяч лет.

– Миллион лет "ядрён-батонистой зимы", значит?

– Ну, не совсем зимы. Это затемнение, конечно, препятствовало поступлению солнечного света и тепла, но вместо него тепло поступало от самих траппов, так что по температуре-то оно могло где-то то на то и выходить. Без света было хреново. Пищевая цепочка-то ведь на нашем шарике вся базируется на фотосинтезе растительности – и на суше, и в океане, а какой уж тут в звизду фотосинтез, когда темно, как у негра в жопе?

– Так тогда чего получается, что юкатанская каменюка вообще не при делах?

– Нет, она таки поучаствовала, – возразил я, – Камешки – явление не такое уж и редкое. Каждые тринадцать тысяч лет, считай, шарик колбасит от очередного, вот только степень заколбаса зависит от того, какой камешек мы в этот раз словили и куда конкретно. От самого камешка идёт локальная и относительно кратковременная шкода. Помнишь, ты в Мавритании просил Серёгу тираннозавра раскопать, а мы тебе объясняли, что хрен он его тебе раскопает – не было их ни хрена в Африке?

– Ну, было дело. А с хрена ли им там не жилось?

– А им нигде поначалу не жилось. Помнишь Би-Би-Сишные "Прогулки"? И в Америке те примитивные юрские ещё аллозавры, и в Австралии с Антарктидой – по всему шарику, короче, по всей бывшей Пангее. И пока они господствуют на вершине пищевой пирамиды, мелюзге попродвинутее их хрен чего светит. И тут – греблысь – где-то рухнул и от души набедокурил камешек. Местный локальный БП налицо, и всем хреново, но не всем одинаково – прожорливому крупняку хреновее всех. Местами он исчезает целиком, и там местечковым "царём горы" заделывается хищник средего типоразмера – самый в этом типоразмере продвинутый и всех попримитивнее себя в нём ещё задолго до катастрофы вытеснивший, а мелочь попродвинутее себя в свой типоразмер не пущающий. Если успеет запустить собственную акселерацию и укрупниться до сопоставимых с прежним "царём горы" размеров, пока тот не оправился и свою численность не восстановил – вытеснит его со всего материка и займёт его место. В Австралии с Антарктидой не получилось, и там так и остались господствовать аллозавры, хотя какой-то мелкий тираннозавроид водился и там – раскопали бедренную кость. На остальных материках чего-то такое случилось, и аллозавров сменили кархародонтозавры – тоже примитив, но попродвинутее тех. Вот они и господствовали до конца мела в Южной Америке и в Африке. А в Азии и в Северной Америке уже и с теми кархародонтозаврами ещё какая-то хрень потом приключилась, и там их сменили уже тираннозавриды…

– Ну так это ж всё локально было, и одних динозавров просто сменяли другие, а та юкатанская каменюка чем от остальных отличалась?

– Принципиально – ничем, просто она нагребнулась в специфическое время и в специфическом месте. Без неё деканские траппы, конечно, один хрен попёрли бы, но не так резво. Изливалась бы лава гораздо спокойнее и размереннее…

– Типа гавайского вулканизма, – добавил Серёга.

– Ага, наподобие. Те же самые траппы по сути, только в миниатюре. Ну, Декан, конечно, был бы всяко помасштабнее и индостанских динозавров мог выморить вполне, но и только. Но Юкатан на тот момент практически точно на антиподах от Индостана, и тут в него впендюривается тот булыжник, а ударная волна от него огибает весь шарик и снова концентрируется в точку как раз на Индостане. И вот от этого деканские траппы срываются с нарезов и прут со всей дури. И газов выделяют хренову тучу – не удивлюсь, если выяснится, что и всю индостанскую мелюзгу теми газами тогда перетравило, и леса горят по всему Индостану, и от этого темно делается над всем шариком. И не на год, и не на пять лет, как от камешка, а на тысячелетия. Ну, не абсолютная темнота, как-то местами солнце проглядывает, и худо-бедно какой-то фотосинтез идёт, но это мизер, и прирост биомассы от него мизерный. Травоядные дохнут от бескормицы, и на их трупах пируют хищники и падальщики, но это пир во время чумы, а потом жрать становится нечего и им.

– Ну, вообще-то юкатанский булыжник звезданул где-то за триста тысяч лет до полного вымирания динозавровой фауны, – напомнил геолог.

– А я и не говорю, что это он выморил всех. Выморил он самых прожорливых типа последних зауропод и тех же тираннозавров с кархародонтозаврами. Но утконосые гадрозавры, например, могли в случае чего грызть и древесину, а вот травоядной мелюзге требовалась зелень, которой тупо не хватало, а для хищной мелюзги типа троодонов этот гадрозавр – слишком трудная добыча.

– Кстати, как раз гадрозаврам принадлежит самая скандальная находка – кости, датированные семьюстами тысячами лет ПОСЛЕ вымирания, – заметил Серёга, – Причём, версия ортодоксов о повторном переотложении шита белыми нитками – цвет и изотопный состав окаменелостей полностью соответствует уже кайнозойскому грунту…

– А почему они тогда не размножились снова? – спросил Володя, – И почему ими не прокормились те же тираннозавры?

– Так никто ж и не говорит, что не было отдельных уцелевших единиц и даже пар, – ответил я ему, – Наверняка были везде, но генетическое вырождение от инбридинга сделало их вымирание неизбежным, и хищников это выкосило первым делом – просто в силу того, что их было тупо во много раз меньше. А прекращение санитарного отбора с их стороны усилило и вырождение травоядных – ага, с таким же конечным результатом.

– Ладно, с крупняком понятно, а с мелюзгой? Ей-то ведь до хрена не нужно?

– Ну, у видов помельче какие-то шансы ещё оставались. Если для простоты чисто по хищникам смотреть, то тираннозавриды – североамериканский нанотираннус и азиатский алиорамус – тоже великоваты для выжиывания в голодуху. Оба шестиметровые в длину, и аппетит имели соответствующий. А мельче их тираннозаврид позднего мела не раскопано, так что на них ставим крест. Но были и ещё мельче их, и тоже не примитивы юрского типа, а продвинутые теплокровные пернатые тираннорапторы.

– Так уж прямо и продвинутые? Крокодильи же мозги!

– То у карнозавров юрского типа вроде того же аллозавра и иже с ним. А эти тираннорапторы уже ближе к птицам.

– Ну так и птичьи мозги – тоже не сказал бы, что эталон ума.