Текст книги "Новая эпоха (СИ)"
Автор книги: Безбашенный
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)
Есть у нас уже и нормальные запалы для "лимонок", не боящиеся воды – пока не так много, поэтому идут только для флота, а на суше и фитильный сойдёт. Да и сами "лимонки" уже не чугуниевые, а из конвертерной стали, в готовом виде науглероженные и перекаленные до хрупкости в тонких местах насечки, где то науглероживание сквозное. Поэтому и колется литой корпус при взрыве по насечке, давая примерно одинаковые осколки, при заряде чёрного пороха убойные на паре-тройке десятков метров. Вот как раз и на дистанцию сблизились, и гранатомётчики тоже включились в работу – один рычаг с ложкой оттягивает, второй чеку из гранаты выдёргивает, да в ложку её вкладывает, после чего первый её отпускает, и та швыряет гранату. Часть их, конечно, попадает в воду и шарахает там, но в воде уже немало барахтающихся дикарей, а гидродинамический удар – тоже ведь ни разу не фунт изюму. А часть добивает и до берега, и толпе чингачгуков на нём как-то тоже становится не смешно…
Бьют и крепостные ружья, а вслед за ними дают залп и винтовки. На твёрдой земле их можно было бы применить гораздо раньше, но на воде из-за качки не было смысла. Теперь же, когда дистанция ближе, а противник обезумел от ужаса – в самый раз.
– Курок взведи! Полку открой! Патрон достань! – командует Володя стрелками, выучка которых пока ещё не совсем такая, как нам хотелось бы, – Патрон скуси! Затравку сыпь! Полку закрой! Курок спусти! Затвор открой! Порох сыпь! Патрон сомни! В затвор вложи! Придави! Затвор закрой! Курок взведи! Готовьсь! – из-за ударно-кремнёвого замка получается несколько медленнее, чем было бы с капсюльным, но уж всяко быстрее чисто дульного заряжания, да и для чистки удобнее, а главное – не нужны капсюли, в отличие от кремня одноразовые и слишком хайтечные для заокеанской колонии. Надо только менять по мере износа те кремни, да обтюраторы – шайбы-прокладки из оловянно-свинцового сплава с цинковым покрытием, одинаково годные благодаря унификации и для винтовок, и для пистолетов, и для револьверов. Наделано их достаточно на годы, да и изношенные всегда можно переплавить и переотлить, следить только тогда за затвором потщательнее, а на крайняк и кожаная прокладка несколько выстрелов выдержит. Кремней же любой кубинский гойкомитич наколет по образцу хоть десяток за раз. Это крупные кремнёвые желваки для больших наконечников копий и кинжалов дефицит, а мелочи на ружейные кремни – до хренища.
План предусматривал, что при дальнейшем сближении наши "гаулодраккары" ускоряются и таранят скопление утлых дикарских долблёнок, прокладывая путь гаулам фиников, но на деле этого не требуется – красножопые и так улепётывают без оглядки. Даём им вслед залп из пушек, крепостных ружей и винтовок – им достаточно. Можно было бы и презрительно проигнорировать толпу их соплеменников на берегу, нашему продвижению помешать неспособную, но ради пущего воспитательного эффекта мы решили всё-же уделить внимание и ей. Долбанули из всех огнестрельных калибров, добавили гранатами, всыпали из пулевых полиболов – в общем, подробно и популярно разжевали этим размалёванным чудам в перьях всю глубину их неправоты.
У самого выхода из пролива у них в натуре оказалась ещё одна флотилия, но поменьше той, которую мы отметелили, и как раз к ней ломанулись беглецы на каноэ, после чего и морской резерв чингачгуков тоже брызнул врассыпную, не дожидаясь от нас нашего "фу". Мы прикинули хрен к носу и обратили внимание, что больше всего – где-то десятка с полтора каноэ – удирают вдоль берега вправо, и туда же бегут пешие с правого берега. При заходе в лагуну мы видели в той стороне неподалёку дымки – там наверняка селение этих горе-разбойничков, которое тоже не мешало бы поучить хорошим манерам. Сворачиваем за ними – так и есть, виднеются за кустами какие-то халупы типа шалашей, но внушительных размеров, а толпа на берегу уже никуда не убегает, а явно намылилась родину защищать. Ну, раз уж тут так много героев нарисовалось, то по многочисленным просьбам трудящихся, как говорится…
На сей раз мы этим героическим чудам в перьях осколочно-фугасными вмазали – дипломатия канонерок называется, просим любить и жаловать. И вот тут они почему-то вдруг попадали. В смысле – ВСЕ попадали, не одни только те, кого осколками посекло или ударной волной припечатало. Аналогия с громом и молнией дошла наконец до их дикарских мозгов, что ли? Мы ведь десантироваться не планировали, собирались только шугануть их как следует на берегу, пяток каноэ в щепы разнести, пару-тройку больших шалашей разворотить – работа для десятка или полутора самое большее снарядов, а там красножопые должны были по сценарию мужики с воплями, а бабы с визгом брызнуть врассыпную по зарослям, где ищи их свищи, и это в наши планы уж точно не входило. Нам ли не знать, что чем дальше в лес, тем толще партизаны? Тем более – уже к вечеру дело клонится, а создание колониальных империй не столь уж просто и даже у знатоков этого ремесла англичан за пару-тройку часов обычно не получалось. Но, раз уж тут такие расклады, то надо ковать железо, не отходя от кассы. В смысле – контакты нормальные устанавливать на будущее. Высаживаемся на берег, винтовки наготове, у лучников стрелы на тетивы наложены, некоторые из морпехов и мечи обнажили. Чего? Какие три статера? Ах о которых я перед проливом говорил? Так там речь о прорыве на оперативный простор шла, который как раз благополучно обошёлся без мечей, как я и предсказывал, и нехрен мне тут теперь демагогию разводить! Тем более, что и пари тогда, помнится, хрен кто принял, гы-гы!
Все гойкомитичи, кто жив, в гордой позе на четвереньках, а на многих при этом и золотые побрякушки поблёскивают, и наши бойцы тут же начали деловито снимать их с дикарей. Но разве ж тут угонишься за жадными финиками? Пришлось даже прикрикнуть на союзничков, когда они принялись ещё и пинать побеждённых, а один из них выдрал у красножопого из уха массивную серьгу прямо с мясом, и только после пары выстрелов в воздух инцидент был исчерпан. Их вождю, увешанному цацками особенно обильно, я приказал парочку мелких оставить – типа, из уважения к его почётному статусу. Тот – не будь дурак – милость и такт оценил и залопотал чего-то по-чингачгучьи, но разве ж его трескотню поймёшь без переводчика? Пока его искали, прочие дикари смелеть начали, а это ж разве дело? Мы так не договаривались! Рванули шумовую петарду, чуда в перьях снова мордами в песок уткнулись. То-то же! Встанете, когда велят! А то развели тут нам без спросу, млять, своё дикарское самовольство. Хрен вы угадали, орднунг юбер аллес!
В ожидании толмача я рассказал вождю по-русски его родословную, начиная от скотоложства его дальнего пращура в хрен знает каком поколении с андскими ламами и заканчивая такого же сорта шалостями евонной мамаши с кабанчиком пекари. Потом уже подошёл наконец переводчик, и я уже по-финикийски спросил их главное пернатое чудо, когда нам его засолить, чтоб не портился – до расстрела или после. Уж что там понял сам толмач, его спрашивайте, но что-то он таки вождю перевёл. Тот сбледнул, насколько это вообще реально для красножопого, растерянно осмотрелся по сторонам, а потом вдруг пополз вправо, перелезая через соплеменников, хвать одного за волосья, да каменным ножиком по кадыку. И лопочет чего-то, довольный и даже почти счастливый. Я к толмачу оборачиваюсь, а он переводит, что вождь глубоко сожалеет о случившемся, и вообще, он тут ни при чём, это всё вот этот, зарезанный им только что, и теперь он предлагает нам его зажарить и съесть в знак примирения. Мы прихренели от такого радушия, переглянулись и покачали головами, а главный дикарь, приободрившись от ловкого перевода стрелок и спасения собственной сановной задницы, подал знак бабам, чтоб спешили за закусью и приправами. Я объяснил этому миролюбивому людоеду, что мясом человекообразных обезьяньих говнюков мы не питаемся. Переводчик перевёл, как понял сам и сумел, вождь озадачился и зачесал загривок, но тут вернулись ихние бабы со снедью, и среди них оказалось несколько очень даже недурных.
Наши их тут же ухватили за выпуклости, ощупали, заценили и решили, что для этих такие красотки явно лишние, а тарквинейским колонистам они не в пример нужнее, я потребовал у вождя ещё, тот велел вообще всем бабам выстроиться в ряд и предложил нам выбирать, мы упрашивать себя не заставили и добрали до двух десятков, а это чудо в перьях высокопоставленное, поняв нас в меру собственной испорченности, предложило нам помощь в их забое, разделке и зажарке. Покуда мы ржали, схватившись за животы, обезумевшие с перепугу бабы с визгом сиганули врассыпную. Я поведал вождю по-русски кое-какие дополнительные подробности его скотоложческой родословной, после чего по-финикийски велел вернуть беглянок. Тот распорядился, отрядил погоню, да и Володя с десятком наших турдетан тоже кинулся наперехват – а то, говорит, хрен их знает, этих красножопых, как они команду поняли, вдруг решат вернуть сбежавших в уже забитом и разделанном виде? У людоедов ведь с этим делом разве долго?
Пока погоня ловит разбежавшееся бабьё, финики пристали как банный лист – надо, говорят, хорошенько пошарить в халупах гойкомитичей, а на светлое будущее и вовсе постоянной данью их обложить. И золотом, и жемчугом, и бабами, и вообще рабами – типа, горе побеждённым. Ну вот каким отсеком спинного мозга думают, спрашивается? Это сейчас, при первом применении "грома и молний", дикари зашуганы до усрачки и на всё согласны, а пройдёт время, опомнятся – не с первого раза, так с очередного, и тогда к их берегу уже и ради честной торговли хрен причалишь. А нам и нашим колонистом разве это нужно? За выступление не по делу красножопые и отметелены, и оштрафованы по самое "не балуйся", тут всё по справедливости, а вот беспредельничать – уже нехорошо. Не будут "громы с молниями" прокатывать вечно, а посему – так не делается. Разжевал главному финику, что раз пройдёт номер, ну два пройдёт, а на третий сборщиков дани уж точно сожрут с солью и со специями, и хорошо ещё, если не живьём перед этим зажарят. В общем, меру надо знать в нагибаторстве слабых, потому как и их терпению есть предел, и нехрен его перехлёстывать. Вряд ли я его убедил принципиально, но по мелочи нагибать чингачгуков самому, без помощи наших испанцев и огнестрела, ему как-то расхотелось.
Тут возвращается Володя с бойцами и шестью пойманными бабами, вытирает пот со лба и докладывает:
– Ещё восемь красножопые поймали и ведут, одна в их ловчую яму, дурында, свалилась, и её колом насквозь проткнуло, а с пяток в речку сиганули, и одну из них там большая крокодила сцапала. Четыре речку переплыли, но их красножопые преследуют, должны поймать. А не поймают – и хрен с ними, не очень-то и хотелось…
– А что так? – поинтересовался Серёга, – Бабы колонии нужны…
– Да ну их на хрен! Кому нужны, те пущай сами себе и ловят, а я без крайней нужды людьми рисковать не подряжался.
– Чего-то случилость?
– Не случилось, но искать на свою жопу приключений, млять, у меня дураков нет. Нам там сразу же за бродом через речку чёрная кошка дорогу перебежала. Очень большая и очень чёрная…
– Кошка, говоришь, большая и чёрная? Гм… А, ясно! Вот такая, что ли? – я показал ладонью высоту примерно по пояс.
– Ну, поменьше маленько, но – мля буду, где-то вот так она была, – спецназер показал в районе причинного места.
– Ягуар? – дошло и до геолога.
– Ага, он самый. Небольшой, но сурьёзный – коренастенький такойй, лапы коротковаты, но крепенькие. И чёрный, зараза. На хрен, на хрен…
– А вообще – да, ягуары из всех больших кошаков какие-то для своих размеров перетяжелённые, – припомнил геолог, – Вот сравнить по фоткам – львы, тигры и леопёрды нормальные пропорции имеют, а ягуары – в натуре какие-то приземистые и толстолапые.
– И у них нормальные пропорции были, пока не измельчали, – пояснил я ему, – Нынешний ягуар – карликовый, можно сказать, а вот его плейстоценовый предок – вот то был всем кошакам кошак. В "Прогулках с чудиками" Би-Би-Сишных глядел ту серию про саблезубых кошаков?
– Ну, глядел.
– Броненосца оттуда помнишь с шипастой блямбой на хвосте?
– Ага, были там такие.
– Ну так без такой блямбы, но в остальном такие же – глиптодоны назывались – дожили до прихода гойкомитичей, и вот на них как раз тот здоровенный ягуар охотился…
Пока мы кошаков местных обсуждали, вернулись и чингачгуки с остальными беглянками, которых сумели поймать, доведя их число до восемнадцати штук, а вождь, перепуганный возможностью срыва с таким трудом заключённого мира, сам предложил нам выбрать двух взамен потерянных, что мы и сделали. Обеих красножопые сразу же связали – во избежание, и лишним это не оказалось, потому как одна тут же попыталась удрать, едва её только выпустили из рук. Видимо, наши гастрономические намерения в отношении отобранных баб сомнений у дикарей не вызывали, и дискутировалось лишь, сколько раз их пустят по кругу перед этим. Дикари-с!
Местных баб я приказал грузить до кучи на тот "гаулодраккар", на котором были и вымененные ранее, и рассада коки, а двум десяткам вооружённых мореманов с него – перейти на два других. Хватит там и одной смены гребцов, а у нас тут какждая пара рук, умеющих обращаться с колюще-режуще-стреляющими предметами, на особом счету. Я бы и пушки оттуда забрал, да только ставить их банально некуда. Нет, финики-то наши, ясный хрен, с удовольствием бы разместили их на своих гаулах, им только предложи – ещё и сами перетащить вызовутся, тоже ведь под впечатлением, но нехрен их баловать. Уж очень не понравилась мне их тяга к нагибаторству, сдерживаемая в отношении тех, от кого легко схлопотать ответку, но с "громами и молниями" грозящая стать безудержной. Так что обойдутся уж они как-нибудь и без пушек, а мы – без обезьяны с гранатой…
Для ночёвки разбили лагерь на небольшом островке неподалёку. После ужина сидим на бревне, курим. И опять главный финик припёрся мозги нам полоскать:
– Не понимаю я, почтеннейшие, почему вы не хотите привести этих дикарей к полной покорности. Ведь у них есть и золото, и жемчуг, и нужные вам женщины, а их первейшие храбрецы панически боятся вашего оружия. Баал и Мелкарт, да где ж такое видано! Да будь у нас в Эдеме ваши громовые трубы, мы бы давно уже заставили падать перед нами ниц и ползать у наших ног в пыли всех этих голозадых обезьян! Ну почему вы не понимаете своего счастья и не пользуетесь им?
– Сам-то ты, финик грёбаный, далеко ли от тех обезьян ушёл? – проворчал Володя по-русски, – Не жрётся и не спится, если никого в позу рака не нагнул, что ли?
– Как есть макака, – согласился с ним Серёга, – Да ещё и настырная прямо как местечковый еврей, и видок самый, что ни на есть семитский!
Это он верно подметил. В западных финикийцах, вообще говоря, преобладает заметная минойская примесь, смягчающая семитские признаки – например, Милькату велтуровскую за финикиянку с виду и не примешь, куда больше на минойскую критянку похожа, как их реконструируют, но у этого конкретного экземпляра – ярко выраженная "жидовская" морда…
– А кожа тёмная, почти как у туземцев, – прикололся мой шурин.
– Так это-то как раз и самое омерзительное, – заметил я, – Был бы этот финик чистопородный белый, пущай даже, хрен с ним, и семитского разлива – я мог бы ещё как-то понять его пещерный расизм, но когда сам метис и гойкомитич гойкомитичем, если раздеть, так мог бы и поменьше "истинного арийца", млять, из себя корчить.
А до финика хрен доходит, как он раздражает, всё капает на мозги и капает:
– Баал, Мелькарт, Решеф и Астарта поставили нас, истинных людей, над этими человекоподобными животными, долг и предназначение которых – повиноваться нам. Сами боги вручили вам средство для достижения этой великой цели и направили с ним сюда, к нам – разве вы не видите в этом их воли?
– НАШИ боги обычно являют нам свою волю сами, а не через других людей, – ответил я эдемцу, не дожидаясь, пока спецназер взбесится и набьёт ему морду – только ссоры с финиками нам ещё сейчас не хватало, – Иногда через знамения, иногда во сне. Как они внушат мне, так я и поступлю. А посему – шёл бы ты себе на хрен, жидовская морда, подобру-поздорову, пока тебе звизды не вломили, – эту последнюю фразу всё с той же дружески-доверительной интонацией я добавил, конечно, по-русски.
Финик наконец утомился проповедовать нам свою расовую теорию – где-то примерно за полминуты до того момента, когда острое желание достать револьвер и шмальнуть ему под ноги пересилило бы, наверное, и моё миролюбие. Вот так вот люди с не устоявшимся ранее мировоззрением, пообщавшись с подобными "богоизбранными" и становятся, доннэр вэттэр, махровыми зоологическими антисемитами, гы-гы!
Бабы-красножопки, взятые нами в качестве живого штрафа с нападавших на нас в проливе разбойничков, успели уже пообщаться на "гаулодраккаре" с вымененными ранее на южном берегу лагуны и въехать наконец, что жрать их никто не собирается, а взяты они сугубо по основной бабьей части. Это сразу же примирило их с ожидающейся перспективой, и мы уж по простоте душевной решили, что проблемы с ними закончились. Ага, хрен там! Прибегает одна в слезах и лопочет чего-то, жестикулируя. Переводчик – и тот не сразу разобрался, кто её обидел или чего ей не хватает для полного счастья – там больше нечленораздельного визга было, чем внятных слов. Наконец выпытали у неё, что шамана ей, оказывается, надо позарез и всенепременно сей секунд. Класс! И где мы ей среди ночи, спрашивается, всенепременно сей секунд возьмём шамана на маленьком необитаемом островке? И так, и сяк допытываемся, нахрена он ей сдался, а эта дурында твердит своё как заведённая и явно близится к истерике. Потом наконец-то сообразила и соизволила показать пальцем, что шаман, оказывается, нужен не ей, а там, где остальные.
Идём с ней туда и наблюдаем при свете факелов картину маслом – одна баба валяется, хреново ей, стонет, несколько возле неё хлопочут, да толку от их хлопот мало, а кровищи возле больной столько, что впору заподозрить наличие на этом несчастном островке какого-нибудь маньяка вроде Фредди Крюгера. Минут пять, наверное, прошло, пока разобрались по их трудноразборчивой даже для переводчика трескотне, что эту болезную змея тяпнула. А кровища – это они её тут уже лечить пытались, поражённую ядом кровь выдавливая, да отсасывая. Нет, в принципе-то правильно сделали и в целом спасли, но теперь ей хреново и от остатков яда, и от большой кровопотери, а шаман им нужен, чтоб отвар какой-то хитрый приготовить, которым он всегда укушенных змеями после оказания им первой помощи отпаивает. Вот проблему нашли, млять! Чая, который рекомендуется в таких случаях, у нас, конечно, не было, но ведь есть же листья коки! Я распорядился развести костёр и кипятить воду, а пока она грелась, мы стали опрашивать баб, выясняя обстоятельства дела. И оказалось, что тяпнула-то её змея ещё там, в лесу, когда она от нас, заморских людоедов, убегала. Повезло дурёхе, что в мозолистую от постоянной ходьбы босиком подошву, которую прокусить – это ещё очень постараться надо. От этого и яду она схлопотала немного, сразу в горячке бегства и с перепугу при поимке даже не поняв, что укушена, и хреноветь ей начало только недавно…
Напившись вволю горячего отвара коки и налопавшись вприкуску вместо сахара сладкой мякоти какого-то местного чешуйчатого плода, болезная окочуриваться явно передумала и даже сумела на кое-какие вопросы ответить. Куснувшая её змейка была по её словам небольшой и самой обычной в их краях, любящей уцепиться хвостом за ветку или лиану и висеть вниз башкой, подстерегая добычу. По этому описанию Серёга, как-никак изучавший живность, способную повстречаться в геологической экспедиции и от души напакостить, опознал ботропса цепкохвостого, называемого ещё копьеголовой куфией. Не самая страшная из американских ямкоголовых, лабария или бушмейстер уж всяко пострашнее, но и не наша обыкновенная лесная гадюка с её слабеньким и редко когда смертоносным ядом. Скопытиться от укуса этой местной куфии можно запросто, если в шею или в плечо тяпнет, но и чингачгуки тутошние прекрасно её знают и ведут себя обычно осторожно. Сама пострадавшая десятки раз с этими змеями встречалась, когда съедобную растительность в лесу собирала, и всегда всё обходилосбь благополучно. В этот раз просто неслась с перепугу сломя голову, отчего и нарвалась, и если бы не набитая мозолистая подошва, которой позавидовал бы, наверное, и какой-нибудь крутой японский каратюга, так легко она хрен отделалась бы. В общем, ей крупно повезло.
А ещё крупнее, пожалуй, повезло нам и нашим колонистам, что на Больших Антилах ядовитых змей не водится. Но – надо это дело брать на заметку и учитывать на будущее в плане техники безопасности. Во всех смыслах, кстати говоря, а то есть тут среди наших союзничков, как выясняется, фанатичные нагибаторы, которых хлебом не корми, а дай нагнуть голопузого туземца. Хрен их знает, этих местных гойкомитичей, известен ли им уже яд кураре или ещё нет, но при наличии таких змей в лесу, сдаётся мне, не сильно-то он им и нужен. Вот и понагибай тут таких, которым смазать наконечники стрел змеиным ядом – как нам два пальца обоссать. И не надо мне ля-ля про тех лихих конкистадоров Кортеса, что жалкой горсткой ацтеков усмирили. То ацтеков, которые не убивать противника на войне стремились, а в плен захватывать, дабы человечинкой своих прожорливых богов попотчевать, а если бы захотели просто и незатейливо поубивать на хрен, так элементарно бы отравленными стрелами поубивали. Берналя Диаса почитайте, его "Правдивую историю завоевания Новой Испании", как они Теночтитлан штурмовали и почти все поголовно были ранены, а почитав – прикиньте хрен к носу, где были бы все эти лихие конкистадоры, будь наконечники ацтекских стрел и дротиков отравлены…
Утром покусанной змеёй красножопке было, конечно, ещё далеко до полного выздоровления, и я уже склонялся к мысли возвернуть её взад к родным и близким, но та, успев уже поразмышлять на досуге и оценить перспективы "замуж за бугор", испугалась ещё хлеще и поклялась, что выдержит путешествие. Поговорили с навигатором нашего "бабовоза", тот ознакомился с состоянием болящей и согласился, что шансы доставить её в Тарквинею живой и не сильно расхворавшейся достаточно высоки. Раз так – на том и порешили. В остальном всё было оговорено заранее, и пока лагерь неспешно свёртывался после завтрака, назначенный к возвращению в колонию "гаулодраккар" принял экипаж и груз, снялся с якоря и без особых прощальных церемоний отчалил.
– Куда?! Гнев Решефа на ваши головы! Как они посмели?! Кто им приказал?! – забесновался главный финикийский мореман при виде стремительно удаляющегося на север быстроходного судна.
– Успокойся, – остановил я его, – Я приказал. Нет смысла везти с собой дальше туземных женщин, которые нужны нашим людям в Тарквинее, а для нас были бы только лишней обузой, и я приказал доставить их туда.
– Женщин и семена дерева с бодрящими листьями? – сообразил финикиец.
– И семена, конечно, – не стал я отпираться, – В Тарквинее они сохраннее будут.
– Я буду жаловаться почтеннейшему Совету Пятнадцати, когда мы вернёмся!
– Обязательно расскажи им всё и без утайки, – тоже мне, Америку он нам тут открыл – а то мы будто бы не догадываемся, зачем на самом деле к нам эта финикийская "подмога" эдемским Советом приставлена.
– Это неправильно! Так не делается! Совет Пятнадцати будет разгневан!
– Гнев вашего Совета я как-нибудь переживу, – заверил я его.
– И гнев богов тоже?
– Чьих? Наши боги довольны и не возражают, гы-гы!
– Есть ещё НАШИ боги – Баал, Решеф и Мелькарт!
– Ну так спускай на воду свои гаулы – может быть, твои боги помогут тебе догнать и вернуть наш корабль. Там только одна смена гребцов, и если твои люди не будут слишком уж мешкать, а поднажмут…
Окончание моей издевательской отповеди потонуло в ещё более глумливом хохоте наших солдат, которым моряки-бастулоны переводили всё с финикийского на турдетанский. Финик тоскливо окинул взглядом свои округлые тупоносые гаулы с их маленькими одноместными вёслами, сравнил их движитель и обводы с нашими двумя, проводил взглядом удаляющийся третий и скис окончательно. Вместе с "гаулодраккаром" безвозвратно уплывала и монополия его города на поставку листьев коки.
– Так тебе помочь спустить твои гаулы на воду?
– Сами спустим! – буркнул он, сплюнув под ноги и зашагав к своим. Ведь наша совместная экспедиция ещё только начиналась, и её главная цель – даже та официальная, в которую финики были посвящены – оставалась ещё далеко впереди. Ничего, свыкнутся ещё с новым раскладом, а там, если всё пройдёт по плану, нам найдётся чем подсластить им пилюлю. Мы ж разве звери?