Текст книги "Беглый (СИ)"

Автор книги: АЗК

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 26

Раннее утро выдалось прохладным, но ясным, позавтракав мы двинулись дальше, в Тбилиси. Тонкая дымка ещё не успела рассеяться над абхазскими горами, когда мы с Инной выехали из Сухума. Дорога впереди обещала быть долгой – до Тбилиси было порядка трёхсот пятидесяти километров, и самым сложным, но при этом самым живописным отрезком пути должно было стать Кодорское ущелье, которое нада успеть пройти засветло.

Инна устроилась рядом, закутавшись в куртку, и молчала – то ли досыпала, то ли просто наслаждалась тишиной и видом. Я вёл машину, чувствуя, как асфальт под колёсами чередуется с участками щебёнки и потрёпанного временем бетона. Пейзажи за окном сменялись – от побережья до предгорий, от зелени до резких скальных стен. Иногда, проезжая особенно крутой поворот, я невольно сбрасывал скорость и краем глаза следил за тем, как Инна с лёгкой тревогой сжимает дверную ручку.

– Красиво? – спросил я, когда мы остановились на небольшой площадке с видом на ущелье.

– Не то слово, – отозвалась она, вставая рядом. – Здесь как будто одновременно и страшно, и прекрасно. Смотри, как туман стелется по дну ущелья… прямо как в кино.

– Ну, будем надеяться, что наш фильм не закончится трагедией, – усмехнулся я. – А то в горах это быстро может произойти.

– Ты про тот случай с Волгой? – вдруг спросила она, бросив взгляд на меня.

– Нет, – ответил я. – Просто на горной трассе надо быть особо внимательным, не расслабляться. Сейчас я думаю только о том, чтобы довезти нас целыми до Тбилиси и угостить тебя настоящими хинкали.

Инна улыбнулась:

– Тогда поехали. У меня уже фантазия рисует, как они парят на тарелке.

Мы въехали в Тбилиси около пяти часов вечера. Город был красив: на улицах были редкие прохожие, фонари ещё не зажгли, воздух был прохладен, но уже напоён ароматами осенней листвы и печного дыма. Подъехали к гостинице «Иверия» – серое многоэтажное здание возвышалось над площадью как немой свидетель минувших эпох. Администратор, вежливый мужчина в пиджаке с немного лоснившимися локтями, быстро оформил наши документы и выдал ключ.

– Комната на девятом этаже, – сказал он с лёгким акцентом. – Вид на город, если повезёт. Завтрак с восьми.

Мы поднялись на лифте. Номер оказался вполне приличным – две кровати, стол, кресло у окна, старый, но работающий телевизор. Я первым делом бросил сумку, прошёл в ванную и включил воду.

– Я – первый, – сказал я, оборачиваясь. – Но только если ты не возражаешь.

– Возражаю, – ответила Инна и обогнала меня, смеясь. – У кого волосы длиннее, тот и первый.

Когда наконец мы оба были чистыми и чуть посвежевшими, решили не терять времени – город звал. Спустились на улицу, и шаг за шагом начали знакомство с Тбилиси. Мы бродили по узким улочкам старого города, разглядывали балкончики с кружевными деревянными перилами, слушали, как над крышами звучат приглушённые голоса и ароматы кофе, и свежей выпечки тянутся из окон.

– Ты только посмотри, – указала Инна на старый дом с сохранившимися фресками. – У нас бы это уже давно снесли и построили панельку.

– А здесь это часть жизни, – кивнул я. – Им не нужно стирать прошлое, чтобы строить новое.

Когда начали чувствовать голод, я предложил:

– Давай устроим тебе встречу с настоящими хинкали. Не из ресторана при пансионате, а из такого, где бабушка на кухне стоит у теста с четырёх утра.

– Если ещё и вино хорошее – я навеки стану фанаткой этого города, – с улыбкой ответила она.

Мы нашли небольшое кафе на боковой улочке. У входа сидел старик, игравший на струнном инструменте, похожем на мандолину, а внутри пахло чесноком, мясом и жареным хлебом. Мы сели за деревянный стол у окна, официантка на ломаном русском принесла меню, но я сразу сказал:

– Нам две порции хинкали. Много. И бокал… нет, бутылку сухого красного.

Инна смотрела, как я уверенно делаю заказ, с явным уважением.

– Ты точно не первый раз в Тбилиси?

– Первый. Но голод – универсальный язык.

Когда хинкали поставили на стол – горячие, пухлые, с ароматом мяса, перца и бульона, – мы замолчали. Сначала ели, потом – пили. Вино оказалось густым, терпким, с лёгкой вишнёвой нотой.

– Знаешь, – сказала Инна, вытирая уголки губ, – я не уверена, что хочу уезжать отсюда. Может, ну его – Баку?

– А как же сделка? – напомнил я. – Пятьдесят тысяч, всё-таки, с неба не падают.

– Ну да, – вздохнула она. – Но хинкали здесь всё равно вкуснее.

Мы посмеялись, расплатились и снова пошли по городу, а к полудню уже сели в машину и выехали на восток, в сторону Баку. Впереди – граница, смена языка, ландшафта, лиц. Но память о Тбилиси, его утренней тишине, хинкали с паром и тостах за любовь и мир, останутся в нас надолго.

* * *

Шины шуршали по асфальту уже седьмой час подряд. Мы остановились буквально на полчаса на Красном мосту, только потому что он был построен в 17 веке. Красивые виды были в Казахских горах. В Кировабаде мы хотели посетить мавзолей Низами.

Осень продолжала хозяйничать в Закавказье – деревья вдоль трассы теряли последние жёлтые листья, ветер таскал их по обочинам, срываясь в придорожные арыки.

Мы с Инной приближались к развилке на Кировабад, солнце замерло в зените, и в желудке уже урчало так, что стало ясно – пора останавливаться.

Кафе стояло прямо у шоссе, под низким, ржавым от времени козырьком. В углу курил шофёр в кепке, у входа валялся весь в пыли коврик, а в воздухе пахло жирной лепёшкой, кинзой и слегка прогорклым подсолнечным маслом. Внутри было немного народу – пара водителей с проезжающих, два молодых парня, скорее всего из местных, в чёрных очках, и ещё одна группа человек в плащах, сидевших через три стола от нас.

Мы сели за ближний к окну стол. Инна сразу попросила чай с лимоном и кусок кутаба с зеленью, я – харчо и хлеб. Едва официантка ушла на кухню, как я услышал голос в голове. Не свой – «Друга», через нейроинтерфейс, связанный с мной.

– Медик-инженер второго ранга, вон та группа в плащах за четвёртым столом от вашего – вызывает обоснованное беспокойство. Вещи, лежащие у них в сумке под лавкой, содержат местное взрывчатое вещество применяемое для разработки горных пород. Муха только что подтвердила наличие взрывных компонентов. Количество – достаточное для нескольких устройств.

Я медленно повернулся, как будто просто проверял, не закапал ли харчо скатерть. Пятеро мужчин – один с густыми усами, двое явно моложе, в кожанках, и двое старших, говорили между собой вполголоса. Улыбок – ни одной. Один периодически поглядывал в окно. На лице – напряжение, характерное не для путников, а для людей, находящихся при важном деле.

Инна в этот момент как раз отломила кусок лепёшки и, не заметив перемены в моём выражении лица, сказала:

– Прямо как дома. Только зелень здесь настоящая. И перец у них острый до слез, у меня вся тушь потекла.

Я кивнул и сделал глоток чая, после чего мысленно связался с зондом и птичкой:

– «Муха», «Птичка», взять всю группу под плотное наблюдение. Фиксировать все– движения, речь, куда пойдут, кому позвонят. «Птичка», займи позицию на дереве, чтоб было видно парковку. «Друг» привлекай «Помощника» – нам в самое ближайшее время надо по линиям связи выйти на центральное управление КГБ и сообщить о предполагаемых террористах.

Голос зонда был мгновенным, как вспышка:

– Принято. «Муха» уже настраивает микрофонный анализ. Один из них трижды упомянул «груз должен быть в Баку», общаются между собой на армянском. Птичка на позиции.

Я спокойно продолжил есть. Инна заметила, что я вдруг посерьёзнел.

– Ты что, увидел кого-то знакомого?

Я покачал головой, приподняв бровь:

– Нет, просто кое-что вспомнил… Вроде бы не срочно, но не хочу про забыть.

– Ты иногда ведешь себя крайне странно, – усмехнулась она. – Вроде бы здесь, в этой пыльной кафешке, а потом р-р-аз и ты где-то в космосе.

– Возможно, так оно и есть, – признался я, аккуратно размешивая ложкой суп.

Я снова взглянул на тех пятерых. Один из них как раз вытащил из кармана блокнот, развернул и сделал несколько заметок, затем убрал его, оглянувшись. Наши взгляды не встретились, но внутренне я уже принял решение.

– «Друг», если они пойдут к машине – дайте координаты. Если уедут раньше нас – «Птичка» пусть поднимется выше и ведет их. «Муха» – в салон их машины, запись – непрерывно, в облачное хранилище – резервная копия через каждый час.

– Подтверждено. Работаем.

Инна снова заговорила, отрезая следующий кусок кутаба:

– Поехали отсюда пораньше. У этого места какая-то странная атмосфера. Я не люблю, когда липких взглядов слишком много.

Я посмотрел на неё внимательно и сказал тихо, почти не двигая губами:

– Мы уедем через пятнадцать минут. Но ты не смотри по сторонам. Просто ешь и улыбайся. Если спросят – ты туристка из Прибалтики, я – инженер в командировке.

– А если не спросят?

– Тогда просто будем мужчиной и женщиной, которые хотят доехать до Баку и поужинать в нормальном ресторане.

Она засмеялась. Натянуто, но засмеялась. И в этом смехе – в её смелости – я вдруг почувствовал, что не зря тащил её через пол-Кавказа. Мы были на этой дороге вместе. А всё остальное – можно вычислить, отследить, а при необходимости – устранить.

* * *

Мы с Инной доели лепешки, расплатились с улыбчивой женщиной в переднике, поблагодарили за вкусную еду и вышли из кафе. Воздух был уже не такой теплый, как пару часов назад. Я бросил взгляд через плечо – за столом, где сидела подозрительная пятерка, все были на месте. Один из них тер ладони, как будто мерз, «Друг»ой – смотрел в пустоту, будто не ел, а ждал команды.

Я отдал приказ через нейроинтерфейс:

– «Птичка», «Муха», остаетесь в наблюдении. Поведение группы – анализ в реальном времени. Отслеживайте транспорт, номера, любые предметы в руках. Запись непрерывная. «Птичка» – внешнее наблюдение. «Муха» – приоритет на перехват речевых паттернов.

– Ты не забыл, что ты обещал показать мне мавзолей Низами? – спросила Инна, надевая куртку, – Кировабад ведь совсем рядом, да?

– Конечно, – кивнул я. – Двадцать минут максимум. Местные зовут его мавзолеем Имамзаде. Очень старое здание, чуть ли не XIII века. Интересная архитектура, характерная для шиитских святых мест. Там почти никого не бывает – хорошее место, чтобы проветриться.

Мы сели в Ниву, я мягко вывел ее обратно на трассу. Инна смотрела в окно, ее волосы играли на ветру. Она не задавала лишних вопросов, чувствовала по мне – я на взводе, хотя внешне старался быть абсолютно спокойным. Через двадцать минут мы уже сворачивали к мавзолею. Кучка стариков сидела у стены, один мальчишка пас овец неподалеку. Я припарковался под старым карагачом, поставил сигнализацию и через нейроинтерфейс отдал приказ:

– «Птичка», докладывай каждые две минуты. Особое внимание на транспорт. если поедут – сообщить сразу.

Мавзолей встретил нас запахом влажного камня, легким эхом и прохладой. Мы зашли под арку, разглядывали орнаменты, обломанные мозаики, Инна фотографировала на свой «Зенит». Я как раз начал рассказывать ей о символике шиитских надгробий, когда внутри головы прозвучал голос – без всяких церемоний, четко и резко:

– Медик-инженер второго ранга, внимание. К месту прибыл светло-серый микроавтобус ЕрАЗ. Вся группа террористов села в него. Задержки не было. Сумки – те же. Направление – восток, по трассе на Евлах.

Я выдохнул медленно и обернулся к Инне:

– Ир, слушай, у меня началась боль в спине, резкая, поясница. Наверное, из-за сидения в машине. Мне надо немного размяться. Давай не будем задерживаться. Хочу засветло добраться до Баку.

Она посмотрела внимательно, слегка нахмурилась:

– Хочешь – я поведу?

– Нет, лучше я. Просто нужно посидеть ровно. Дорога поможет.

Мы вышли, я глянул на небо – тучи собирались с юго-запада, день становился серым. Сел за руль, включил приемник и связался с Мухой:

– «Муха», координаты ЕрАЗа. Расстояние, скорость, передай «Птичке» – пусть координирует нам маршрут. Задача: догнать, но не привлекать внимания. Перехват речи – приоритетный. Что удалось зафиксировать?

Ответ пришел через секунду:

– Проникновение в салон осуществлено через заднее стекло. Аудио акт 1: фраза на армянском – «все трое на местах», акт 2: «Тбилиси, Баку, Ереван – по таймеру, ровно в полдень». Упомянуто «передать сигналы с Портала». Внутри также обсуждается объект под названием «Центр».

Я сжал руль крепче. Это уже было серьезно – не банальные криминальные дела, не перевозка взрывчатки контрабандой. Это – координированная диверсионная операция.

Инна снова заговорила, ее голос был мягкий, но в нем чувствовалась тревога:

– Ты ведь не просто так с мавзолея подорвался, да? Что-то случилось?

Я повернулся к ней, не сбавляя скорость, и честно ответил:

– Боюсь что да.

– Я с тобой, – сказала она после короткой паузы. – Куда бы ты ни поехал.

Я кивнул. Она у меня молодец.

Мы прибавили ход. «Птичка» держалась на высоте ста метров, не теряя из виду микроавтобус. «Муха» слала потоковое аудио – разговоры становились все напряженнее, с отрывистыми командами, фразами на армянском и русском, короткими обсуждениями схем и времени. Все записывалось и пересылалось на борт «Помощника» на орбите, а оттуда – в систему анализа.

Я знал, что у нас немного времени. И в этой игре на опережение нельзя было ошибиться.

Глава 27

Дорога вилась по выцветшему асфальту с редкой разметкой. Кусты по обочинам желтели, над дорогой висел тонкий смог – где-то жгли ботву или что-то еще. Инна молчала, напряженно вглядываясь вперед. Мы уже почти догнали тот самый голубой ЕрАЗ, но не приближались – я держал приличную дистанцию.

Внутри головы голос «"Друг"а» звучал спокойно, но с тем хищным оттенком, который у него проявлялся, когда дело касалось угрозы:

– Подтверждаю: в салоне по прежнему шесть человек. Перехвачено три фрагмента разговора, касающихся терактов. Названы локации: центральный железнодорожный вокзал Баку, площадь Физули и станция метро «28 мая». Согласование времени – полдень завтрашнего дня. Используют таймеры на основе часов «Электроника» с доработанным механизмом.

– Надо передохнуть, – сказал я вслух и повернул голову к Инне. – Я буквально на несколько минут.

– Хорошо, – ответила она. – Я понимаю, спина…

Я отошел от машины, закрыл глаза, и выровняв дыхание мысленно отдал команду:

– «Друг», свяжись с «Помощником». Срочно. Пусть выходит на связь с дежурным оперативным офицером по центральному аппарату КГБ в Москве. Запусти подмену голосового тембра: взрослый мужской голос, без акцента, нейтральный. Готов передать экстренную информацию.

Через несколько секунд я почувствовал щелчок соединения – как будто слабая вибрация в черепе. Помощник вышел в эфир:

– Связь установлена. В канале дежурный по Центру. Вас слушают.

Я заговорил четко, без пауз, измененным голосом, будто не я сам, а кто-то "Друг"ой внутри меня:

– Говорит внештатный источник. В настоящий момент, в направлении Баку на голубом микроавтобусе ЕрАЗ, государственный номер 74–06 АН, движется группа из шести человек. Между Кировабадом и Евлахом, трасса Р29. Террористы армянской национальности. В багаже обнаружены взрывные устройства. Проведена внутренняя аудиофиксация с помощью технического средства разведки. Цели: теракты в Баку завтра, ровно в полдень. Объекты – центральный железнодорожный вокзал, площадь Физули, станция метро «28 мая». Координация действий осуществляется через таймеры электронных часов. В распоряжении – взрывчатка промышленного происхождения и устройство для радиосигнала.

– Кто вы? Как получили эту информацию? – отозвался голос дежурного, усталый, но собранный.

– Не важен источник, запомните только следующее. В подтверждение передаю аудиофрагмент: переговоры террористов на армянском и русском. Вы услышите слово «метро», фразу «там будет много людей» и конкретное время.

Я мысленно отдал команду «Другу», и он воспроизвел нужный фрагмент записи. Небольшой треск, а затем в эфире зазвучали мужские голоса:

– «Ты заложишь его возле касс. Не перепутай вход – их два…»

– «А в метро как попасть? Времени ведь в обрез.»

– «Полдень. Мы все сделаем ровно в двенадцать. если не будет сигнала – идем по резерву.»

Затем я продиктовал внешние приметы:

– Первый: высокий, лицо продолговатое, шрам над бровью, волосы вьющиеся, черные. Второй: невысокий, сутулый, очки в толстой оправе, говорит с гортанным акцентом. Третий: средний рост, спортивного телосложения, на левой кисти отсутствует мизинец. Четвертый: седина на висках, армейская выправка. Пятый и шестой – молодые парни, до двадцати лет, оба с короткой стрижкой и рюкзаками цвета хаки.

Голос дежурного немного оживился:

– Принято. Уточните, как подтвердить вам реагирование на эту информацию?

– Включите на частоте центрального радио, песню «Хотят ли русские войны». Один раз. Это будет подтверждение, что Центр получил сигнал и принял меры.

Несколько секунд в эфире была тишина, затем:

– Принято. Спасибо за сигнал. Ожидайте дальнейших действий. Рекомендуем не предпринимать самостоятельных мер. Сохраняйте наблюдение.

Я оборвал соединение и выдохнул. Ощущение было такое, будто сжал пружину до предела.

– Полегчало? – осторожно спросила она, когда я снова сел за руль.

– Да, немного отпустило.

Она молча кивнула, прижавшись ближе. Мы продолжали ехать следом за ЕрАЗом. Где-то через час. в приемнике звучала песня, которую знали все, кто хоть раз терял кого-то на войне.

* * *

На юге, в это время года, воздух особенно плотный в это время суток. Солнце уже сползло за хребет, но небо всё ещё светилось тяжелым, медным светом, как перед бурей. Мы шли следом за голубым ЕрАЗом по трассе Евлах–Баку, когда нам вдруг, появившейся не понятно откуда ГАИшник, подал сигнал прижаться к обочине. Подчиняясь, включил правый поворот и резко сбросил скорость. Я сразу напрягся. Этот участок дороги я запомнил ещё по карте: пара крутых поворотов перед селом Джанги, склоны по бокам, никаких жилых построек – идеальное место либо для аварии, либо для засады.

– Инна, прижмись к двери и ни во что не вмешивайся, – сказал я, кивая в сторону её сиденья. – Если начнется стрельба, упади между сиденьями, поняла?

– Что-то случилось? – она с тревогой посмотрела на меня. – Ты напряжен с того момента, как мы покушали в кафе, недалеко от Кировобада.

– Мы почти приехали, – буркнул я, откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза.

«Друг» вывел прямую трансляцию с камеры «Птички» на происходящее сейчас на дороге на голограмму через нейроинтерфейс.

Всё произошло мгновенно. ЕрАЗ остановился поперек дороги, перегородив проезд. С обеих сторон появились два «БТР-70» с затемнёнными фарами – наша «Альфа» работала по полной программе. Двигатели заглушили. На мгновение повисла абсолютная, плотная тишина. Затем из ЕрАЗа начали кричать – громко, срываясь:

– Ни шагу ближе! Мы подорвем всё к чертям! Слышите⁈ Подойдет хоть один – рванёт всё, и вы с нами!

– Ясно, – пробормотал я. – Они раскусили ловушку. Или у них просто чуйка. Хорошая чуйка.

На связи в голове щелкнул голос «Друга» – сухо, чётко:

– Один из террористов держит в руке дистанционный пульт. На нём два переключателя. Муха передала спектр: это не муляж, не блеф. Настоящий размыкатель инициирующей цепи ПИР.

– Если они разомкнут цепь – детонация последует в пределах радиуса пятнадцати метров. Взрывное устройство, судя по всему, находится в задней части микроавтобуса. Эквивалент – не менее пяти килограммов тротила. Возможны вторичные взрывы.

Снаружи, на шоссе, я увидел, как к ЕрАЗу медленно двинулась фигура в сером комбинезоне с поднятыми руками. В голове зашипело:

– Это майор Седых, группа «Альфа». Слушайте внимательно, армяне. Никто не собирается убивать вас. Мы хотим поговорить. Нам нужны ваши слова, а не ваши останки.

Из ЕрАЗа снова раздался крик, теперь более нервный, почти истеричный:

– Мы не верим! Это провокация! Сначала стреляете, потом забираете трупы! Мы знаем, как работает ваше КГБ! У нас приказ – в случае опасности – взрыв! И мы его выполним!

Я прошептал:

– «Друг», включай трансляцию из салона на их общую волну. Пусть майор услышит всё, что и мы слышим. Подай ему инфу по каждому.

Голос «Друга» подтвердил:

– Передача данных пошла. Майор получает поток с Мухи в реальном времени.

В рации раздалось новое сообщение:

– Говорит майор Седых. У меня есть информация о каждом из вас, Григорян, Варданян, Мартиросян. Я знаю, кто из вас где живет. Кто родственники. Мы вас знаем, но нам нужны имена других. Живыми вы можете рассказать. Мёртвые – будете просто забыты.

Секунда паузы.

– Что ты сказал?.. – голос из ЕрАЗа стал неуверенным. – Откуда ты знаешь?

– Я знаю, что Варданян носит крестик от бабушки, Григорян боится темноты, а Мартиросян – левша. Мы не убийцы. Мы хотим договориться.

Молчание. Затем быстрые фразы на армянском – судя по тону, началась паника и внутренние разногласия. Кто-то закричал:

– Я не пойду в тюрьму! Лучше смерть! Пусть хоть что-то из этого получится!

«Муха» продолжала записывать и транслировать всё, что сейчас происходило в салоне микроавтобуса.

– Друг, – прошептал я. – Найди в этой каше слабого звена. Кто из них готов сдаться?

– Обнаружено. Молодой парень по кличке «Малый». Голос срывается, частота дыхания учащенная, выбрасывает слова быстрее остальных. Психологический надлом. Шанс капитуляции – 71%.

Я тут же отдал мысленный приказ:

– Помощник, сгенерируй голос старшего брата этого Малого. Тон – уверенный, родственный, с армянским акцентом. Вставь в радиопоток от «Альфы». Фраза: «Арам, сдайся. Ты нужен живой. Я тебя прощаю».

– Команда принята. Передача через три… два… один…

В рации прорезался чужой, чужой для нас, и до боли родной голос для этого парня:

– Арам, это брат твой. Слышишь меня? Сдавайся. Прошу тебя. Ты нужен живым. Всё можно исправить. Я тебя прощаю, Арам…

Повисла долгая, тяжёлая тишина. Затем резкий скрежет – открылась боковая дверь ЕрАЗа.

Первым вышел парень, едва державшийся на ногах. Вытянутые руки дрожали, взгляд бегал. За ним медленно выбрался второй. А третьего уложили очередью свои.

– Контакт! – донеслось из рации. – Минус один, двое сдались, трое и взрывчатка в салоне. У нас без потерь.

* * *

В голове прозвучал мягкий импульс, и раздался голос Друга.

– Медик-инженер второго ранга, двое молодых парней которые сами сдались уже выведены спецназом из зоны проведения операции и переданы следователям. Уровень информированности – минимальный. Сдали место встречи перед акцией, маршруты следования и клички скорее всего, таких же как и они сами. Основной состав группы всё ещё в салоне. Их трое. По совпадениям с базами лиц – двое числятся в наблюдении: Армен Саакян, 37 лет, организатор ячейки в Ленинакане, и Самвел Арутюнян, 40, имеет опыт взрывотехника. Третий – вероятно, связник, недавно прибыл с территории Литвы. Обоснованно считаю, что они – самые информированные. Захват их живыми – приоритет.

Я напрягся. Всё шло к этому.

– И как ты предлагаешь это сделать? – спросил я, глядя в сторону машины. – Им терять нечего. Там фанатики, на кнопки нажмут не задумываясь.

– Именно потому предлагаю нестандартное решение. Используем «Птичку». В арсенале есть инъекционные микроиглы с препаратом «Фактор-3». Ввод через тонкую инъекцию вызывает полный паралич скелетной мускулатуры на срок от тридцати минут до часа. Центры дыхания не затрагиваются. Сознание остаётся ясным, любое движение невозможно.

– Подожди. – Я понизил голос. – Это же экспериментальная штука, её даже на животных не тестировали, насколько я помню.

– На трёх агрессивных псах успели протестировать, уже тут. Результат – стабильно положительный. Временное обездвиживание, затем полное восстановление. Побочные эффекты минимальны. Использование даст нужный результат.

– Вряд ли подпустят к себе дрон, они на взводе. – Я провёл ладонью по лбу. – Чуть что – выстрелят или дернут взрыватель.

– Поэтому «Птичка» совершит диверсионный манёвр. У одного из бойцов «Альфы» на поясе находится свето-шумовая граната. «Птичка» отвлечет его ложной целью на высоте три метра, совершит скрытное изъятие при помощи внешнего манипулятора и сбросит его через открытое окно ЕрАЗа. Взрыв ослепит и оглушит террористов. Затем в течение семи секунд будут произведены инъекции. Все трое будут парализованы, и «Альфа» сможет зайти без боя.

– Риск просчёта? – Я не верил, что всё пройдёт по учебнику.

–6,2 процента, при условии стабильной температуры воздуха и отсутствия внешнего вмешательства. В настоящий момент все параметры в пределах нормы.

Я вдохнул глубоко. Решение приходилось принимать мне, несмотря на то, что технологически всё лежало в руках Друга. Он – инструмент, но я – пусковой механизм.

– Делай, – сказал я наконец. – Постарайся не теряй дрон, он нам ещё будет нужен.

– Понял. Запуск через три… две… одну секунду.

На голограмме появилась «Птичка» – мелькнув, тенью над дорогой. Он двинулся над кустами, плавно, без шума. В какой-то момент – манёвр, едва заметное касание пояса бойца «Альфы» – и в когтях оказалась РГС-4. Второе движение – разворот по дуге, нырок – и граната полетела через окно машины.

Взрыв был сильнее, чем я ожидал. Даже на расстоянии уши заложило. Свет полоснул, словно молния ударила в закрытое помещение. Спустя долю секунды в изображении из камеры «Птички» показалось, как три фигуры внутри машинально подняли руки, один даже попытался встать.

– Контакт с мишенью номер один… инъекция проведена… номер два… три… всё.

Внутри ЕрАЗа теперь царила тишина. Никто не двигался. Только редкие вздрагивания диафрагм – люди пытались отдышаться. Я включился в линию Седых.

– Можешь заходить. Они парализованы, но живы. Всё чисто.

Седых не стал уточнять, как именно и кто это сделал. Он просто отдал команду:

– Вперед. Проверка импульсом, потом заход. Берём всех.

Спустя пару минут бойцы уже вытаскивали троих как деревянные болванки. Лица у террористов были живыми – глаза бегали, пытались что-то сказать, но губы не слушались. Один даже заплакал.

– Это и есть твой паралич? – прошептал я, наблюдая за происходящим с холодным интересом.

– Да, – ответил «Друг». – Они всё слышат. Просто не могут двинуться.

Я только вздохнул, не добавив ничего.

– Результат – полная ликвидация сопротивления без жертв. В течение часа эффект препарата спадет. Рекомендую не использовать средства давления до полного восстановления.

Я расслабился. Задача выполнена. Но где-то внутри уже начинала формироваться тень следующего вопроса – кто и зачем послал этих троих сюда, в азербайджанскую осень 1981 года, и что еще за ними будет следом.