Текст книги "Незаконченная сказка (СИ)"
Автор книги: anatta707
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
– Так ты… не злишься на меня?
– Я и не злилась.
– Нет, правда. Прости. Я не хотела, чтобы всё так закончилось. Я просто решила, что ты раз и навсегда должна выяснить ситуацию. Сколько ты могла ждать его, не признаваясь в своих чувствах? Два года? Четыре? Ты бы занималась балетом после уроков, тайно надеясь на взаимность, а он бы закончил Академию и внезапно женился. И все твои мечты вмиг разрушились бы… После четырёх лет ожидания это хуже удара в спину. Прости, мне кажется, лучше всё выяснить сразу. А ты сама как думаешь?
– Всё, довольно об этом, – вдруг прервала её Пике. – Переживу. Мне просто понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя, а потом я снова вернусь к тренировкам и выступлю, чего бы мне это ни стоило! Клянусь, я не позволю Бертильде торжествовать победу после всего, что она мне наговорила!
– Вот это правильно, – восхищённо заметила Лили. – Ты молодец.
– Ну, а ты? – снова повернулась Пике к подруге. – Скажи всё-таки, в кого из стажёров ты влюбилась? Я от любопытства умру, если не скажешь!
– Это не стажёр, – скромно потупилась Лили.
– Кто тогда?
– Хонма-сенсей.
– А-аааа!!! – Пике едва не свалилась с кровати. – Но ему ведь уже, кажется, за тридцать?!
– А вот и нет! – запальчиво отозвалась Лили. – Ошибаешься. Всего двадцать восемь.
– Ужас, – прокомментировала Пике, делая большие глаза, а потом рассмеялась и обняла подругу. – Ладно, это была шутка. А теперь я хочу спросить, когда ты сама решишься последовать своему совету? Не будешь ведь ждать до окончания Академии? Так ты можешь потерять его, и он женится на другой. Если уже не собирается это сделать.
Лили смутилась, потом тихо проговорила, глядя в пол.
– Я признаюсь после твоего выступления. На следующий день после того, как ты выступишь, я скажу ему. Я загадала про себя: если вы с семпаем победите, моя затея будет удачной, а если нет, тогда и у меня ничего не выйдет.
– Вот чушь! – возмутилась Пике. – Не важно, выиграем мы с Факиром-семпай или нет, твоя удача от этого никак не зависит! Просто наберись смелости и признайся. Даже если он ответит, что любит другую, это вполне можно пережить, хоть и с трудом. По себе теперь знаю.
Лили с уважением посмотрела на подругу.
– Ты сильная, – заметила она. – Не знаю, получится ли у меня так же стойко перенести отказ.
– А вдруг его не будет? – подмигнула ей Пике. – Не думала об этом?
Щёки Лили вспыхнули румянцем.
– Даже надеяться боюсь.
– Почему? Ты же сама всегда призывала меня не сдаваться! Знаешь… Давай пойдём и купим себе по шоколадному мороженому, пока ещё не закрылась лавка со сладостями?
Лили радостно улыбнулась и кивнула.
– Давай.
На следующий день Факира встретил пустой танцевальный зал. Подождав десять минут, юноша догадался, что Пике не придёт. Раньше она никогда не опаздывала. Позанимавшись немного в одиночестве, Факир переоделся и отправился к Гретхен.
На его стук дверь открылась сразу, однако стоило бывшему Рыцарю посмотреть на хозяйку дома, и его сердце сжалось в предчувствии беды.
– Что с вами? – испуганно спросил он, увидев бледное лицо молодой женщины.
Та взволнованно смотрела на Факира и молчала. Наконец, тихо вымолвила, пропуская юношу в гостиную.
– Ахиру-сан пропала. Мы ищем её с прошлого вечера, с тех пор, как вы с Пике-сан ушли… Пока безуспешно.
– Как… пропала? Куда? Почему? Кто её ищет?!
До ошеломлённого внезапной новостью Факира ещё не в полной мере дошёл смысл слов Гретхен.
– Я и Ульрих. Он как-то сразу сообразил, что от него требуется, и побежал на поиски. Умный кот. Однако до сих пор не вернулся. Значит, его миссия пока не увенчалась успехом. И ещё нам помогает Бартоломос-сан. Он поехал к Нине. Мне она правды не скажет, а ему – возможно. Всё-таки он уважаемый человек. Ему Нина не посмеет грубить или насмехаться над ним. Если Генрих вдруг осмелился снова поймать Ахиру, Бартоломос-сама убедит Нину вернуть её.
– Доктор Бартоломос? – окончательно растерялся Факир. – Но зачем ему помогать искать Ахиру?
– Я попросила, – почему-то смутилась Гретхен. – Он приехал днём забирать свой заказ. Я так расстроилась, что совсем забыла: сегодня надо было доставить в дом Бартоломоса-сама камзол и парадную рубашку. Я не пришла, вот академик и явился сам. А я… не выдержала и рассказала о пропавшей уточке, которая мне дорога теперь, словно дочь… Боже, – выдохнула она, – не понимаю, как так вышло, но я не преувеличиваю! Если Ахиру вдруг пожелает остаться в моём доме, став девочкой, я с радостью удочерю её! Пусть растут вместе с Катариной как родные сёстры. Только скорее бы она нашлась!
Факир проглотил комок в горле. Хватит ли у него мужества признаться Гретхен раньше дня выступлений, что Ахиру и Катарина – одно и то же лицо? Нет, сейчас это точно невозможно. Да и не нужно. Самое важное – найти Ахиру.
– Она исчезла сразу, как только вы с Пике-сан покинули мой дом вчера, – снова повторила Гретхен. – Я обнаружила её отсутствие довольно скоро, но я до сих пор не понимаю, куда и зачем она улетела? Ахиру до этого ни разу не пыталась тайком сбежать… Что на неё вдруг нашло?
Её слова внезапно пробудили память Факира.
Мостик над ручьём, признание Пике, плеск воды и шум крыльев взлетающей птицы в том уголке сквера, где никого, казалось, не должно быть…
– О нет, – простонал Факир, роняя голову на руки. – Нет, нет, нет...
– Вы знаете, куда она могла отправиться? – подбежала к нему Гретхен. – Знаете?!
Факир отрицательно покачал головой. Сердце его разрывалось на части. Что делать теперь, если Ахиру действительно видела их с Пике вчера? Какую часть их разговора успела услышать? Если улетела раньше, чем Факир успел ответить хоть слово в ответ на горячие признания, то… Бог весть что теперь думает о его отношениях с Пике! Надо скорее найти её и всё объяснить, пока не случилась какая-нибудь беда! Хорошо, если Ахиру найдётся там же, где и прежде. А если нет?
Впрочем, размышлять и терять время нельзя. Надо действовать. Выбежав из дома Гретхен, даже не попрощавшись с хозяйкой, Факир отправился на озеро.
====== Глава 22. Озеро Отчаяния ======
Неуловимые изменения в поведении Факира Ахиру заметила с того дня, когда юноша вдруг перестал говорить о шкатулке. До этого Рыцарь постоянно беспокоился, удастся ли Аотоа разгадать последовательность отпирающих ходов, гадал вслух, найдётся ли внутри какой-нибудь магический предмет или не обнаружится ничего… Ахиру слушала и тоже волновалась, однако такие переживания отчасти были даже приятны. Уточка ощущала, что о ней думают и заботятся. Факир старался ради неё, и от этого теплело на сердце.
И вдруг все подобные разговоры закончились. День проходил за днём, но Факир ни словом не упоминал о том, увенчались ли усилия Аотоа успехом. Это выглядело странно.
Теперь Ахиру начала тревожиться по-настоящему, а Факир по-прежнему упрямо молчал о самом главном. Вместо этого он стал заговаривать на совершенно иные темы. Чаще всего с воодушевлением Факир рассказывал об успехах Пике, о том, насколько улучшились её навыки, с какой лёгкостью она стала выполнять элементы танца, прежде дававшиеся ей с трудом. Также он часто повторял, что будет стремиться изо всех сил завоевать победу в выступлениях. Признался, что Хонма-сенсей доволен их с Пике совместными тренировками, а Бертильда, наоборот, завидует, злится и пытается принизить их достижения. Но Факир не воспринимал оскорбления директорской дочки всерьёз и, говоря о них, лишь снисходительно улыбался, а Ахиру с замиранием сердца слушала его слова и невольно чувствовала грусть.
По ночам ей стали сниться безрадостные сны, заставлявшие её просыпаться со слезами. Она видела себя на озере, прячущейся в камышах, в то время как Факир и Пике танцевали на сцене. Пике выступала перед Их Величествами в великолепном алом платье. Волосы девочки украшала крупная роза. Факир и Пике совершенно не обращали внимания на Ахиру, увлечённые своим балетом, а маленькая уточка следила за ними и понимала, что в их жизни для неё нет места.
Проснувшись, Ахиру укоряла себя за такие глупые сны.
«Я выдумываю то, чего нет, – убеждала она себя. – Факир просто не хотел иметь дела с такими неприятными особами как Бертильда и её подруги, вот и выбрал Пике. Он же продолжает заботиться обо мне, ничего не изменилось!»
Однако трепещущее сердце твердило другое, вселяя сомнения.
«Если ты ему дорога, почему он больше не говорит о своих попытках написать для тебя сказку? Почему все его планы на будущее теперь связаны только с выступлениями, но не с тобой?» – проносилось в голове Ахиру, и такие мысли только усиливали тревогу.
Некоторое время маленькой уточке удавалось побеждать свои страхи, но потом вдруг Факир явился в дом Гретхен вместе с Пике. Вот тогда Ахиру и поняла, какой глубокой может быть боязнь потери. Она внимательно следила за Рыцарем и подругой, и каждый взгляд, которым эти двое обменивались, подтверждал её опасения. Лицо Пике сияло от счастья, когда она примеряла нежно-лиловую балетную пачку с тонким золотым шитьём по краю юбки. Гретхен-сан придумала идеальный вариант для Пике-тян, подчёркивавший все достоинства фигуры девочки.
Перед тем, как уйти, Факир о чём-то некоторое время шёпотом переговаривался с Гретхен. До ушей Ахиру донеслись слова о красивом платье, которое нужно успеть сшить. «Наверное, готовит сюрприз для Пике», – решила уточка. Конечно, для кого же ещё? Ведь неизвестно когда Ахиру снова сможет стать человеком. Да и станет ли?
Поразмыслив таким образом, уточка окончательно упала духом. Разумеется, она и так принесла Факиру много неприятностей. Наверное, в конце концов, он устал от проблем, связанных с ней, и от неё самой. Действительно, чем она могла его теперь заинтересовать? Другое дело Пике, постепенно превращающаяся из посредственной ученицы в талантливую балерину. Само собой, ей Рыцарь и отдал предпочтение. Тренировал, провожал после занятий, а, возможно, уже ходил на свидания…
– Кря-я, – печально выдохнула уточка, когда за Факиром и Пике закрылась дверь.
Внезапно она почувствовала, как кто-то тёплый и мягкий осторожно прижался к ней и потёрся о её бок, словно утешая. Ахиру встрепенулась. Это был Ульрих.
– Ахиру-тян, я ухожу к Мэйлин, – послышался вдруг голос Гретхен. – Она просила снять мерки с её младшей дочки. Постараюсь закончить до ужина. Не волнуйся, если немного задержусь!
Дверь стукнула, а Ульрих внезапно вскочил на ноги и громко замяукал, указывая передней лапой на выход. Ахиру изумлённо смотрела на кота. Тот несколько раз подпрыгнул на месте и снова показал уточке на дверь.
«Что он пытается сказать? Чтобы я тоже уходила? Но зачем?»
И тут же догадка осенила её.
«Ульрих, наверное, хочет сказать, если я хочу перестать сомневаться, мне просто нужно последовать за Пике и Факиром. Я сразу успокоюсь и перестану выдумывать нелепости. Хватит нескольких минут, чтобы удостовериться, какая я глупая».
Решившись, Ахиру проковыляла до входной двери, толкнула её клювом и выбралась наружу. Ульрих удовлетворённо мурлыкнул и, свернувшись калачиком, улёгся возле камина.
Как она и думала, догнать Факира и Пике не составило труда. Перелетая с одной крыши на другую, Ахиру подобралась достаточно близко. Она видела, как Пике отнесла балетную пачку в общежитие и вернулась. Вдвоём с Факиром они продолжили свой путь. На полпути до дома родителей Пике их догнал рослый усатый мужчина. Он грубо хлопнул по спине Факира и о чём-то спросил его. Получив ответ, мужчина басисто рассмеялся, а затем, бурно жестикулируя, что-то начал рассказывать, от чего Пике с Факиром заметно смутились. Но Ахиру не могла расслышать ни слова из происходящей внизу беседы. Дома на этой стороне улицы были чересчур высокими, да и сильные порывы ветра заглушали звуки. Затем усатый мужчина ушёл, а уточка увидела, как Пике и Факир начали ссориться, но быстро помирились и направились вместе к тому скверу, где обычно встречались влюблённые пары.
Ахиру почувствовала новую волну грусти. Факир, уходя, уверял, будто ему срочно нужно на работу, однако зачем-то обманул.
Тяжело вздохнув, Ахиру последовала за ним и Пике. Между усыпанными гроздьями жёлтых цветов кустами пробираться было трудно, поэтому уточка отстала. Когда же Ахиру заметила, что Пике и Факир двинулись к мостику над ручьём, она перелетела в воду и, стараясь сильно не шуметь, поплыла в их сторону, работая лапками. За долгие месяцы, прожитые в уюте сначала у Факира, потом у Гретхен, она отвыкла плавать в холодной воде и теперь с непривычки мёрзла. Однако, приблизившись к мостику, высунувшись из прошлогодних зарослей увядшей осоки и увидев происходящее над её головой, Ахиру вдруг почувствовала, что перестала ощущать холод. Да и собственное тело показалось вдруг чужим.
Факир тесно прижимал к себе Пике, а та в свою очередь заключила юношу в объятия и спрятала лицо на его груди. Пике что-то горячо говорила своему спутнику, и до Ахиру донеслись только её последние слова:
– Я люблю вас, Факир-семпай! И мои чувства так сильны, что я готова ждать целую вечность! Я всю жизнь буду вас ждать.
Что-то острое, колючее, обжигающее ворвалось в сердце Ахиру и заставило её без раздумий расправить крылья и шумно взлететь. Она ещё сама не знала, куда направляется, уверена была в одном: возвращаться не имеет смысла.
Значит, она не ошиблась, Факиру до неё действительно больше нет дела. Он говорил в последнее время только о Пике, попросил Гретхен сшить для неё платье, привёл её в сквер для влюблённых и с таким вниманием выслушивал горячие признания, держа девочку в объятиях. Да, Ахиру здесь лишняя, поэтому ей придётся исчезнуть. Уйти добровольно, чтобы не дождаться того ужасного дня, когда Рыцарь сам попрощается с ней, решившись, наконец, сказать правду.
В прошлый раз было не так тяжело. К тому моменту, когда Ахиру ясно осознала, что Мифо любит Ру, её собственные чувства к принцу тоже изменились. Маленькая уточка некоторое время ещё оплакивала свою погибшую мечту остаться девочкой, неудачную первую влюблённость, потерю возможности общаться с друзьями, но рядом с ней остался Факир, и ради этого стоило продолжать жить. Факир стал её опорой. Тем, ради кого она пыталась быть счастливой даже в теле птицы.
Что же теперь у неё останется, когда Рыцарь полюбил другую? Увы, надо признать, ничего.
Гретхен, конечно, её не выгонит, но ведь наверняка она однажды найдёт свою дочь или снова выйдет замуж. Она ещё молода и красива. Кто-нибудь непременно предложит ей руку и сердце. Так зачем ей с мужем в доме утка? Приходящий время от времени кот ещё куда ни шло. Но утка, привыкшая обедать с Гретхен за одним столом и отдыхать в её спальне? Нет, Ахиру попросту будет молодой женщине в тягость. Лучше привыкнуть к одиночеству заранее, потом станет только труднее.
Обуреваемая такими безысходными мыслями, маленькая уточка летела всё дальше и не заметила, как оказалась за городской стеной. Впереди её ждало знакомое озеро, то самое, которое в сказочной реальности Дроссельмейер некогда назвал Озером Отчаяния. Ахиру опустилась на воду, поплавала немного в лучах заходящего солнца, чтобы успокоиться, а затем скрылась в сухих камышах и стала искать удобное место для ночлега.
– Неужели ты? – криво усмехнулась Нина, открыв дверь и увидев на пороге доктора Бартоломоса. – Чем обязана спустя столько лет?
– Не стоит язвить, Нина, – ровным тоном отозвался академик. – Прежде ты была совсем другим человеком и, честно признаться, сегодня я бы хотел, пусть ненадолго, снова увидеть ту милую девушку, которую некогда знал.
– А ты уверен, что та девушка вообще существовала? Тебе ведь она, кажется, «приснилась». Кроме того, она «смертельно разочаровала всех, включая тебя», – взгляд Нины был холодным и отстранённым.
– Удивительная память, – поразился Бартоломос-сан. – Ты помнишь всё, что я сказал в тот вечер, оставив своё кольцо у тебя?
– Точнее, швырнув его мне под ноги? Да. До единого слова.
– Прости, я был резок. Мне следовало выбирать слова. Сейчас я бы сказал всё иначе. Я бы не оскорбил тебя.
– Очень глупо, Барти. Если ты пришёл извиняться за то, что давно быльём поросло, у меня нет желания выслушивать тебя. Уходи, – и она попыталась закрыть дверь, но сильная рука уперлась в притолоку, не позволяя этому случиться.
– У моего визита другая цель.
– Тогда говори короче. Скоро из школы вернётся Генрих. Не хочу отвечать потом на его расспросы о тебе.
– Я могу войти в дом, или мне сюда ход заказан?
Нина заколебалась на мгновение, потом отпустила дверь и сделала шаг назад, пропуская академика в прихожую.
– Даже любопытно, что ты скажешь, – процедила она сквозь зубы.
Они вместе уселись за стол. Нина молча налила гостю чашку чая и подвинула ближе сладкий пирог с тыквой. Не дотронувшись ни до того, ни до другого Бартоломос-сан спокойно поведал историю недавней пропажи Ахиру, рассказанную Гретхен. Дослушав, Нина хмыкнула.
– Поразительно. Эта сумасшедшая умудрилась взять и тебя в оборот? Я запретила ей появляться здесь, так она добралась сюда через твоё посредство. Я устала объяснять, что ничего не знаю про её якобы пропавшую дочь... Но теперь она донимает меня расспросами о давно проданной утке! Что за наказание… Да, прошлой осенью Генрих принёс с озера странную жёлтую птицу, похожую на карликовую утку, и я безуспешно пыталась откормить её до Рождества, но потом продала за золотые часы одному настырному старшекласснику… Такому же ненормальному, судя по всему, как и моя невестка, ибо кто ж за уток дорогущими часами платит? Но он отдал их по доброй воле. С тех пор я ту чудную птицу не видела. Да она мне и не нужна больше.
– Значит, твой Генрих второй раз не ловил и не приносил больше домой эту утку?
– Нет. Что за глупое предположение! Знаешь, мне сейчас крайне интересно, чем же таким ценным Гретхен расплатилась с тобой, чтобы прислать сюда с подобными расспросами? Или она пока лишь выдала аванс?
Академик печально взглянул на Нину.
– Скверно так думать, а, тем более, говорить о людях, – заметил он.
– То, какой я стала, по большей части твоя заслуга. Так что не тебе учить меня морали. Некогда ты, не задумываясь, положил пятнадцать лет моей жизни на алтарь своей науки и своего личного благополучия. Мои подруги выходили замуж, а я сидела и ждала, пока ты доучишься, потом получишь практику, защитишь диссертацию, поставишь на ноги первых пациентов. Твоя жизнь двигалась вперёд, моя – стояла на месте. Ты когда-нибудь задумывался о том, каково обнаружить у себя седые волосы, когда у твоих подруг дети учатся в старших классах, а ты ещё даже не замужем и не уверена, случится ли это? Каково составлять букеты для чужих свадеб и делать невестам причёски, в то время как собственное венчание годами откладывается? Я старела, моя юность и красота увядали. Надо мной смеялся весь город, пока ты развлекался в столице.
– Ты всё себе придумала, – доктор нервно сцепил пальцы рук, – никто не смеялся над тобой! Мы были официально обручены, тебе нечего было бояться или стыдиться. И я со дня на день собирался возвращаться. Я писал тебе об этом много раз! Как ты могла думать, что я развлекаюсь, если я работал день и ночь ради нашего будущего? Да, тебе пришлось долго ждать, согласен, но твоё ожидание окупилось бы сторицей, если бы ты сама всё не испортила. Я действительно любил тебя и не собирался отказываться от данного слова. Мы бы непременно поженились. Твой Генрих мог стать нашим сыном!
– Поздно, – усмехнулась Нина. – Теперь слишком поздно сожалеть.
– Бесспорно.
Академик помолчал некоторое время, потом спросил.
– Кто его отец? Ты так и не призналась тогда, от кого была беременна.
– Какая разница? – Нина с шумом встала. – Тот тип оказался ничем не лучше тебя и многих других представителей своего пола. Такой же лицемер, просто его враньё не затянулось во времени, в отличие от твоего. Тоже подарил мне кольцо, тоже обещал жениться… Говорил, что отвезёт в столицу! Наврал с три короба, будто он министр при дворе Его Величества. Министр, как же! Удивляюсь, почему я была настолько наивной в моём-то возрасте? На другой же день после того, как этот прохиндей добился своего, он сбежал, и я так и не узнала, куда. Пыталась искать его, но, похоже, он назвал мне фальшивое имя, поэтому из моих поисков ничего не вышло. Если бы меня не поддержал брат, не знаю, как бы я выдержала всё это. Петер никому не позволял унижать меня, пока я носила ребёнка. Успокаивал и помогал, а сам уже был болен, поскольку его жена… Нет, никто меня не убедит, что Гретхен заслуживала хоть волоса с его головы. Я ненавижу эту женщину. Она единственная виновница смерти моего брата.
– Ты судишь о людях поверхностно, и ты очень несправедлива. Гретхен-сан – замечательная, добрая и честная.
– Я отлично понимаю, почему ты защищаешь её. Этой ненормальной чудесным образом удалось не постареть ни на год с момента исчезновения! Она до сих пор выглядит, словно ей не больше двадцати, в то время как я… Разница очевидна. А мужчины любят тех, кто моложе, и это понятно.
Бартоломос-сан грустно покачал головой.
– Твоё сердце почернело от ненависти. Мне тяжело это видеть. Когда-то давно ты не была такой...
– Когда-то давно я была молодой, стройной и красивой. И у меня был подающий надежды жених, но он годами делал карьеру в столице среди кучи красивых женщин. Я видела перед собой только письма, но не его лицо. Своим безразличием он сам подтолкнул меня в объятия проходимца, после чего изобличил в измене и бросил, когда я больше всего нуждалась в помощи. А единственный, кто всегда поддерживал меня и никогда не отворачивался, мой брат, внезапно умер, и я осталась одна с маленьким ребёнком на руках. И я так прожила последние восемь лет, вырывая зубами то, что мне и сыну нужно, и ни на кого, кроме себя, не полагаясь. После этого ты ждёшь, что я буду добра с тобой или с кем-то другим? Жизнь не пожалела меня. Почему я должна кого-то жалеть?
– Гретхен-сан тоже пришлось несладко. Она тоже потеряла мужа и сейчас одинока. Почему бы вам двоим не встретиться и не обсудить всё, забыв прошлое?
– Не говори ничего! Лучше уходи.
– Безусловно. Уйду. Сожалею, что напрасно побеспокоил.
Так и не выпив ни глотка чая, Бартоломос-сан поднялся на ноги и задвинул за собой стул.
– Как твоя свадьба? – внезапно спросила Нина с надрывом в голосе. – Невеста, говорят, из столицы. Молодая и красивая.
– Да.
– Повезло. Умеешь заставить полюбить себя, когда хочешь. Не утратил навыков соблазнения.
Доктор Бартоломос медленно повернулся к Нине.
– Не истязай своё сердце ещё и завистью ко мне. Свадьба не состоится, но я при этом никого не виню и не буду обвинять.
– Тебя бросили? – с притворным сочувствием всплеснула руками Нина. – Какая жалость. Невеста, видимо, нашла кого-то моложе тебя?
– Можно сказать и так, – коротко промолвил доктор. – Прощай.
– Теперь я довольна, – злорадно произнесла Нина в спину уходящему академику. – Наконец, первый мой обидчик получил по заслугам! Я уверена, скоро жизнь отомстит и двум оставшимся.
Бартоломос-сан только вздохнул и, ничего не ответив, покинул дом птичницы.
====== Глава 23. Серый рыцарь ======
Первые его отчётливые воспоминания относились к той минуте, когда он вдруг осознал, что сидит на земле, влажной от дождя, и смотрит в небо. Облака казались похожими на тёплое молоко, которое некогда он пил из глиняной чашки, закутавшись в плед и сидя перед камином. Кажется, это происходило годы назад…
Почему он так надолго забыл про свой дом? Что делает сейчас возле Академии? Почему весь мир ощущается так непривычно? Окружающие предметы утратили цвета, остались только красный, зелёный и синий, зато запахи стали резче, а легчайшие прикосновения воспринимались всей поверхностью тела. Он приблизился к прозрачной луже посреди двора, заглянул в неё и… отскочил, вздыбив шерсть на загривке. Потом снова медленно подошёл к воде, чтобы со всей очевидностью констатировать у себя наличие густой шерсти, глаз с вертикальными зрачками и четырёх лап. Но он ведь совсем недавно был человеком? Или нет?
Ульрих задумался. А что если он всегда был котом, просто сегодня ему этот факт почему-то кажется необычным? Конечно, он кот. Почему его это удивляет? Да, но кто сказал ему, что его зовут Ульрих? Откуда он знает? У него ведь нет хозяина, который мог бы дать ему имя? Столько вопросов, а задать их некому!
Мимо, смеясь и болтая, прошли две девочки, обучающиеся в Академии. Ульрих дёрнул ухом и прислушался. И убедился, что прекрасно понимает, о чём говорят люди. Понимал ли он речь людей раньше, или это началось лишь сегодня?
Сзади к нему бесшумно приблизилась белая кошечка, и, свернув хвост кольцом, уселась рядом. Потёрлась мордой о его бок, тихо мурлыкнула.
«Один добрый мальчик дал мне сырную лепёшку», – понял Ульрих и снова удивился. Когда-то давно у него был дом с камином и много кошек, но тогда он совершенно не понимал, о чём те говорят. А сейчас – с лёгкостью. Так кто он: кот или человек? Надо разобраться.
Лизнув свою подругу за ухом, Ульрих поднялся на лапы и двинулся к воротам Академии. Надо найти дом, о существовании которого он вдруг вспомнил, и разобраться, живёт ли там сейчас кто-нибудь.
В доме сквозь окно он увидел престарелую пару супругов. Муж мог передвигаться только с костылём, жена была глуха и подслеповата, поэтому эти двое не пытались справиться с незваными жильцами, оккупировавшими их подвал. Либо хозяева дома отличались чрезвычайным терпением, ведь под их жилищем обитала огромная кошачья семья.
Проникнув в подвал, Ульрих сбился со счёта, пытаясь определить их точное количество. Кажется, около дюжины. Все разноцветные: рыжие, чёрные, полосатые, серые с подпалинами. Когда он проник в их убежище, коты и кошки недовольно обернулись, замерли и напряглись. Ульрих был чужаком, они его видели впервые. На пару минут воцарилась тишина, а потом собратья принюхались к нему, подошли ближе и спокойно уселись возле него, негласно признавая своим.
Ульрих попытался понять, что сам чувствует по отношению к обитателям подполья. Неприязни и враждебности он точно не испытывал. Наоборот, ему вдруг померещилось, будто некогда в иной, почти позабытой жизни, он дружил с этими котами и кошками. Или с другими, похожими на них?
Что всё-таки происходит? Почему он не может точно вспомнить своё давнее прошлое?
Впрочем, неважно. Коты и кошки приняли его. И, похоже, были не против поделиться даже своей добычей, но Ульрих вежливо отказался жевать пойманное другими. Он привык охотиться сам, чужая пища никогда не вызывала в нём желания полакомиться. Оставив нетронутой предложенную ему еду, он снова прошмыгнул в лазейку, ведущую на улицу.
С того момента он стал приходить сюда. Разумеется, чаще всего он появлялся возле Академии, ведь там жила его подруга, белая кошечка, но подчас Ульрих возвращался в подвал, чтобы встретиться с кошачьей семьёй, показавшейся ему такой знакомой. Эти посещения вскоре стали привычкой. Иногда он делился с новыми друзьями своей добычей: ветчиной, сыром и хлебом, которые ему предлагали некоторые сердобольные жительницы Кинкан Таун, а также свежепойманной рыбой. Мышей Ульрих не ловил, чувствуя к этому виду пищи неодолимое отвращение, а птиц убивать не хотел. Поэтому чаще всего бегал к широкому ручью, пересекавшему город. Он поднаторел в умении ловить шустрых, скользких тварей с чешуёй и плавниками. У него были даже свои места для ловли, куда он приводил и свою подругу, обучая её тому же искусству.
Подчас Ульрих рыбачил и на озере, которое находилось за городской стеной. Иногда он натыкался там на юношу, который гулял в полном одиночестве, будто что-то разыскивая. Но юноша никогда не обращал на Ульриха внимания, не пытался его покормить или, наоборот, обидеть. Скорее всего, парень был настолько погружён в свои мысли, что вообще не замечал пробегающего мимо кота, поэтому спустя некоторое время, Ульрих тоже перестал обращать внимание на юношу.
А вскоре у Ульриха появилась ещё одна знакомая.
Кот увидел эту красивую печальную женщину на рынке, где охотился вместе со своей подругой за обрезками колбасы, которые им перепадали время от времени из рук неловких торговцев, роняющих свой товар. Прошмыгнув в очередной раз между рядами, чтобы спрятаться от злобного старика с палкой, вздумавшего выгонять птиц и животных, охочих до дармовщинки, Ульрих и белая кошечка выбрались к тем продавцам, которые предлагали на продажу одежду и обувь.
Здесь, увы, ничего съестного не обнаружилось. Ульрих и его подруга собрались потихоньку вернуться к колбасным вкусностям, как вдруг кот заметил в стороне от других торговок рыжеволосую женщину. Она стояла, безуспешно пытаясь продать сшитые ею вещи. К ней никто не подходил и не пытался торговаться.
Женщина была очень бледна и едва держалась на ногах. Скорее всего, от сильного голода и усталости. Но от её одежды распространялся тонкий, очень знакомый цветочный аромат… Сердце Ульриха сжалось, а потом застучало быстрее. Рыжеволосая тяжело вздохнула, убрала непроданную одежду в корзинку и медленно побрела прочь с рынка.
Ульрих вежливо попросил свою подругу не сердиться и не ждать его и тихо двинулся следом за женщиной. Он шёл за ней до дома. Жилище бедной портнихи тоже показалось ему до боли знакомым, словно некогда он часто приходил сюда. Заглянув в окно, Ульрих убедился, что дела женщины действительно плохи. Она выпила воды из жестяной кружки и, закутавшись в старое одеяло, легла в кровать. На её столе Ульрих не заметил никакой еды, даже засохшей корки хлеба. Похоже, она давно голодала. Что-то заставило Ульриха молнией метнуться обратно на рынок. Там он стащил с прилавка у какой-то толстухи увесистый ломоть ржаного хлеба и, преследуемый возмущёнными криками торговки, помчался к дому женщины. Пробрался в открытую форточку, спрыгнул вниз.
Рыжеволосая спала чутко и сразу проснулась. Увидев Ульриха, который положил хлеб ей на стол, изумлённо уставилась на него и проводила долгим неверящим взглядом, когда он снова запрыгнул в форточку. Ульрих же, притаившись, осторожно наблюдал через окно, как жадно женщина схватилась за принесённый хлеб и начала есть. Сердце кота немедленно успокоилось.
Ульрих сам не понимал, что заставило его помочь этой несчастной. Он испытывал некое необъяснимое чувство, с которым невозможно было бороться. Утром на небе сияет солнце, ночью – звёзды и луна. Рыба и молоко утоляют голод, а вода – жажду. По земле можно ходить, а по озеру не получится. Точно так же, как все эти непреложные факты, всем своим существом Ульрих знал одно: женщине надо помочь, поступить иначе невозможно. Её страдания отзывались в нём физической болью. Поэтому он принёс ей хлеб и был счастлив, когда явившись в гости в следующий раз, получил её внимание и благодарность. Так приятно было ощутить, как тёплые ладони гладят его по спине… Но он по-прежнему не мог осознать, почему тонкий аромат цветов, исходящий от рук и одежды женщины, кажется ему родным.
