Текст книги "Незаконченная сказка (СИ)"
Автор книги: anatta707
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Факир отвернулся, скрипнув зубами.
– Не волнуйся! Если там что-то важное обнаружится, принесу в целости и сохранности, – и Аотоа хлопнул друга по плечу. – Иди, отрабатывай свои «стеклянные долги». И предоставь мне бороться с упрямым предметом. Надеюсь только, открыв её, мы с тобой не обнаружим внутри третью шкатулку, запертую двадцатизначным кодовым замком, который не отопрёшь и спустя сто лет! Если так, мне подобная шутка совсем не покажется смешной.
Факир вздрогнул и похолодел.
«Если Дроссельмейер имеет хоть какое-то отношение к происходящему, вполне вероятно, что предположение Аотоа может оказаться верным!»
Бывший Рыцарь отогнал от себя неприятные мысли. Он встал с места и решительно отдал шкатулку товарищу.
– Не потеряй!
– Буду хранить, как зеницу ока, – Аотоа по-шутовски раскланялся, но, наблюдая за ним, Факир понял: его приятель сейчас вполне серьёзен.
И за шкатулку можно не волноваться. Она попала в надёжные руки.
– Здорово-здорово! – сидя в Безвременье, Дроссельмейер отставил в сторону чашку с чаем, откинулся на спинку стула и радостно захлопал в ладоши. – Посмотри, Удзура-тян, – пригласил он свою невидимую спутницу, глядя куда-то в темноту перед собой, – мою машину сломали, сюжет скомкали, лишили возможности влиять на события, но я всё-таки нашёл выход! Тайные шестерёнки по-прежнему крутятся. Поглядим, куда приведёт всех последняя сказка, остававшаяся до сих пор незаконченной. Мальчишка думает, будто пишет сюжет и что-то решает! Глупый-глупый! Нет. Это я продолжаю старую сказку. Где бы был бесполезный Рыцарь, если бы я не напомнил ему о шкатулке? Ежедневно портил бумагу и убеждался в собственной бездарности. Чем занимался бы очкарик? Умирал от скуки и язвил от безделья. А бедная уточка? Разве она сумела бы сейчас греться у камина и наслаждаться вкусной стряпнёй? А бывшая балерина, некогда сунувшая любопытный нос, куда её не просили, и справедливо поплатившаяся за это? Её уделом сейчас была бы тоска, но лишь благодаря мне она обзавелась друзьями. И кому, подумай, нужен старый бродячий кот? Но в истории с ключом он повёл себя геройски. Через несколько лет, когда придёт пора умирать, он будет с гордостью вспоминать своё прошлое, осознавая, что жизнь не прошла даром. А какой потрясающий удар для своевольной девчонки, привыкшей быть первой в Академии! Её планы пошли насмарку, ибо глупому ухажёру приспичило разнюхать, что лежит за дверцей, ключом от которой помахали перед его носом, как морковкой перед мордой осла. И он засветился перед всеми аки звезда в ночи вместо того, чтобы тихо исполнять чужую волю, оставаясь закулисным игроком. Конечно, теперь он стал для девчонки бесполезен, и она выгнала его. А уж как ловко мы оставили с носом смешного малыша, погнавшегося за двумя зайцами… Ни утки, ни шкатулки, хе-хе! Так-то. И вся длинная цепочка событий была мною мастерски запущена лишь одной фразой, сказанной в комнате бесполезного мальчишки. Ну же, Удзура-тян, иди, восхитись! Поглядим на второй акт прекрасной пьесы и насладимся им! Возможно, нас ждёт счастливый финал, а, возможно, трагедия. Я бы предпочёл второе, но, знаю, ты всем сердцем любишь эту бедную трогательную уточку. И у неё есть возможность спастись… Да-да, есть. Если вдруг избранный Рыцарь окажется отнюдь не бесполезным, каким я его некогда выдумал. Хм-хм. Как думаешь, сможет мальчишка-неудачник достойно закончить нашу историю? Если преподнесёт мне душещипательный финал, вышибающий слезу, я, наверное, даже прощу его за ту испорченную трагедию, и мы вместе попьём чайку на Рождество! Ох, – Дроссельмейер тревожно принюхался к чему-то, – кажется, бисквит подгорает. Срочно проверь духовку, Удзура-тян, я не люблю горелое!
В течение следующей недели Бертильда приложила титанические усилия, чтобы появиться под руку с Уилфредом-сан всюду, где возможно. О красоте и таланте юного танцора, согласившегося выступать вместе с лучшей балериной Академии, заговорили и учителя, и ученики начальных классов. Хонма-сенсей, вернувшийся из танцевального зала после просмотра па-де-де блистательной пары, задумчиво проговорил:
– Кажется, победители, которые скоро удостоятся награды Его Высочества, очевидны. С этими двумя молодыми людьми тягаться никому из вас не под силу!
За спиной Пике злорадно хихикнули несколько учениц. Те самые завистницы, мечтавшие танцевать с Факиром, поняла девочка. Ничего. Может, она и не принесёт семпаю победы, но уж точно выложится полностью. Сделает всё, на что способна, и даже больше. Пусть награда достанется директорской дочке и её кузену, но с Факиром на сцену выйдет не Бертильда, а Пике. Это будет долгожданный танец. В нём она раскроет сердце, показав всё, в чём так и не решилась признаться вслух. И пусть принц решает, кого наградить. Разве это важно? Всё равно заветную мечту Пике никто исполнить не сумеет, а остальное – мелочи.
Сидящая рядом Лили сочувственно потрепала подругу по плечу.
– Не переживай, – шепнула она. – Не Хонме-сенсею решать, кто заслуживает королевской награды.
– Я и не волнуюсь, – отозвалась Пике. – Я буду танцевать с Факиром-сама. Для меня имеет значение только это.
– Вот и правильно, – кивнула Лили.
Конечно, Бертильда не преминула наговорить колкостей при следующей же встрече и похвастаться своими достижениями, преувеличенными в несколько раз, но её насмешки не достигли цели. Пике слишком глубоко погрузилась в свои переживания. Пропустив слова Бертильды мимо ушей, она молча направилась дальше по коридору, вызвав гримасу неподдельной ярости на хорошеньком личике собеседницы.
– Ну, я тебе устрою, – прошипела Бертильда ей вслед. – Ты ещё пожалеешь, что посмела меня игнорировать. Мечтаешь танцевать на показательных выступлениях с парнем, которого я выбрала для себя? Посмотрим. Я непременно придумаю что-нибудь и сотру это самодовольное выражение с твоего лица! – с этими словами Бертильда развернулась и быстро зашагала в противоположную сторону, сжав кулаки и обдумывая новый план мести.
Деньги в копилке собирались не так скоро, как Факиру хотелось бы. Он утешал себя тем, что впереди ещё целых шесть недель, а за это время он сумеет найти дополнительный заработок в другой лавке. Хорошо бы его нанял помощником ювелир или портной, выполняющий заказы для богатых господ, но о таком только мечтать можно. Интересно, если в конце апреля он вернёт Августу-сама меньшую сумму, чем было между ними оговорено, тот согласится подождать ещё немного или расскажет Харону?
Приёмного отца расстраивать не хотелось. Харон, без сомнений, нашёл бы деньги. В конце концов, взял бы часть сбережений, оставшихся после смерти родителей Факира и хранившихся у него, всё равно эти деньги предназначались для оплаты обучения в Академии. Но юноша хотел доказать, что способен сам выбраться из трудностей без чьей-либо помощи.
Увы, в других ситуациях к помощи друзей пришлось прибегнуть. Ахиру он вынужден был оставить у Гретхен, со шкатулкой вторую неделю подряд возился Аотоа…
На улице накрапывал дождь. Факир короткими перебежками добрался до общежития. Войдя, отряхнул плащ и волосы и направился в комнату. Настроение общаться с кем-либо отсутствовало. Первый, кто обратился бы сейчас к семпаю с самым невинным вопросом, был бы заморожен взглядом на месте. Как назло, на пороге комнаты, не ведая о надвигающейся опасности, уже кто-то маячил, и Факир издалека смерил злополучную жертву убийственным взором.
Незваный гость на бессловесную угрозу не отреагировал. Наоборот, смело обернулся, улыбнулся и подмигнул. Выражение лица Факира заметно смягчилось, когда он узнал Аотоа.
– Хорошо, что это ты, – буркнул бывший Рыцарь. – Никого другого я бы сегодня не потерпел.
– Ну, ты даёшь, – отозвался Аотоа, опасливо косясь на приятеля, – а я подумал, ко мне приближается одноголовый Цербер. Аж мурашки побежали. Взгляд у тебя был… Даже мне на мгновение стало страшно.
– Прекрати чушь молоть, – устало потёр глаза Факир. – Нет времени и желания выслушивать бессмыслицу. Я знаю, просто так ты бы не явился. Что случилось?
Аотоа полез в карман и вытащил шкатулку с секретом.
– Вуаля!
Сердце Факира пропустило удар.
– Ты… открыл её? – только и сумел вымолвить он.
– Угадал.
– Дай сюда!
– Нет-нет-нет! – Аотоа внезапно приподнялся на цыпочки и поднял шкатулку в вытянутой руке высоко над головой. – Сначала скажи, что мне за это будет.
– Говори быстро, чего хочешь, и отдай шкатулку!
– Не спеши. Давай сначала войдём в комнату. К чему спорить в коридоре?
Факир открыл дверь и впустил приятеля. Они вместе прошли к столу и уселись рядом. Аотоа демонстративно поставил шкатулку на столешницу.
– Бери, я пошутил. Ты такой хмурый был, немного взбодрить тебя захотелось. Ничего мне не надо.
– Совсем ничего? – подозрительно уточнил Факир.
– Считай, будешь должен на будущее, – шутливо прибавил он после короткой паузы.
Факир быстро схватил шкатулку, дёрнул крышку и вопросительно посмотрел на товарища.
– Издеваешься? – грозно спросил он. – Она по-прежнему заперта.
– Верно, но я теперь знаю, как её открыть. Восемь ходов. Правда, они не так очевидны, как поначалу кажется. Долго корпеть пришлось, но я справился.
– Так зачем запер снова? И что внутри? Ты видел содержимое? Видел?!
Аотоа печально посмотрел на друга. От прежней насмешливой улыбки не осталось и следа.
– Видел.
– Что там? Почему ты тянешь время? Говори!
– Вот именно о содержимом я и собирался поговорить, прежде чем мы снова вместе откроем шкатулку. Послушай… Ты ведь сочинял сказки, когда был ребёнком?
– Почему ты вдруг спросил?
– Не уходи от ответа. Сочинял?
– Да.
– И ты хорошо помнишь написанное в детстве?
– Помню, – растерялся вдруг Факир, потом ответил уверенно и немного сердито. – Разумеется, помню!
– Последнюю ты написал незадолго перед тем, как погибли твои родители, но до этого… Какие сказки ты сочинял раньше?
– Разные, – махнул рукой юноша.
– А точнее?
– Глупости всякие. Я же ребёнком тогда был. Выдумывал, что умел. Одно не сбывалось. Другое сбывалось не так, как хотелось. Но в основном эти сказки так или иначе…
– Становились явью, – поспешно закончил фразу Аотоа, блеснув очками.
– Становились. И что? – пожал плечами Факир.
– А была ли сказка, где ты… радикально изменил чью-то судьбу? Написал историю с открытым финалом, но эта история так и осталась незаконченной? Подвесил настоящего, живого человека между реальным и сказочным миром и оставил болтаться в таком положении, в вечном ожидании счастливого финала, который, возможно, никогда для него не наступит?
Факир с ужасом смотрел в глаза друга.
– Этого не было! – воскликнул он возмущённо. – Я не Дроссельмейер! Я никогда не вмешивался ни в чью жизнь подобным образом!
– О, ты так уверен? Это похвально. Тогда я открываю.
Ни слова больше не говоря, Аотоа снова взял в руки шкатулку. Он ловко сдвигал крошечные панели пальцами до щелчка, а Факир считал ходы.
Один, два, три… Время замедлило бег…
Нет, это выдумка! Он никогда бы не посмел, даже будучи глупым мальчишкой!
Четыре, пять, шесть…
Что-то горькое и тёмное зашевелилось в глубине сознания. Давний сверхъестественный ужас, спрятанный внутри. Это был страх потери кого-то близкого, липкий кошмар, смешанный с болью и чувством вины.
Семь, восемь. Крышка медленно съехала набок, открывая недра шкатулки.
– Смотри, – Аотоа медленно вытащил изнутри свёрнутый до размера крошечного конвертика пожелтевший лист с надорванными краями, исписанный с обеих сторон выцветшими от времени чернилами и заляпанный кляксами. – Это твой почерк? Или, возможно, я ошибаюсь?
Бывший Рыцарь осторожно взял тонкий лист бумаги и развернул его. И стоило ему прочесть первую строчку, как стёртая некогда собственными руками память вернулась, оглушив осознанием непоправимости совершённого.
Лист бумаги бесшумно спланировал на пол.
– О нет…
Аотоа внимательно наблюдал за другом.
– Ты вспомнил? – с состраданием спросил он.
Факир кивнул, вцепляясь пальцами в край стола и подавляя готовый вырваться крик.
– Это твоя сказка?
– Да, – помертвевшим голосом выдавил Факир.
– Зачем ты сделал это?
– Я... хотел помочь, – он отчаянно обхватил голову руками.
– Но ты же видишь, что не помог, а только навредил!
– Теперь вижу. Мне нет прощения.
– Что собираешься делать?
– Пока не знаю. Правда, не знаю!
Впервые, наверное, Аотоа видел своего друга потерянным и отчаявшимся. Он положил руку ему на плечо.
– Хватит. Успокойся. Я не судить тебя пришёл, а выслушать ту историю. С самого начала. Если ты всё вспомнил, расскажи. Как я понял, её звали Катарина? Дочку Гретхен и Петера?
Факир уткнулся лбом в столешницу.
– Да. Когда мы впервые встретились, ей было шесть, а мне восемь. Она сказала, что её зовут Катарина… У неё были чудесные огненно-рыжие волосы, как у матери, и удивительные глаза. Глубокие, чистые, ясные... Она уже потеряла обоих родителей и жила в семье тётки, которая мучила её и издевалась над ней. Аотоа, в свои шесть лет Катарина не хотела жить! Она совсем не улыбалась. Она желала оказаться на небесах вместе с папой. А ещё у неё была невыполнимая мечта – попасть в сказку, где её пропавшая мама вернётся, где она могла бы стать принцессой-лебедем, влюбиться и выйти замуж за прекрасного принца, который тоже полюбит её. Я просто написал сказку, чтобы она не стремилась умирать, чтобы осталась жить!
– Но кое-что в тексте сказки ты существенно изменил, – мрачно заметил Аотоа. – Насчёт лебедя. Зачем?
– Я не знаю, почему так вышло. Я спасти её хотел, понимаешь?! Я и подумать не мог…
Не выдержав, Факир вскочил с места и выбежал из комнаты, хлопнув дверью. Аотоа, не найдя ничего лучшего, наклонился и поднял с пола пожелтевший листок с незаконченной сказкой.
====== Глава 17. Кляксы и помарки ======
– Хонма-сенсей...
Учитель обернулся. За его спиной застенчиво переминалась с ноги на ногу Лили.
– Ты что-то забыла?
– Нет, простите. Я... переживаю за подругу. Долго думала и сомневалась, но сегодня решила задать вам важный вопрос. Пике-тян никогда не спросит о таком. Однако она очень нервничает перед предстоящими выступлениями и…
– Спрашивай, довольно предисловий, – устало махнул рукой учитель.
– Хонма-сенсей, неужели у Пике-тян и Факира-семпая в самом деле нет шансов на победу?
– О, – на губах преподавателя появилась улыбка, – ты действительно переживаешь за неё, вижу. Но если я отвечу, дашь ли мне слово, что никому не передашь сказанное мной? В том числе Пике-сан?
– Но… Но… – растерялась девочка, – я именно за этим и пришла, чтобы успокоить её, заверить, что всё будет хорошо. Если, конечно, вы сейчас именно так и скажете, но если нет…
– Тогда как поступишь? – заинтересовался учитель.
– Я всё равно её успокою и заверю, что она справится!
Хонма-сенсей бархатисто рассмеялся.
– Молодец. Именно это каждая хорошая подруга сделала бы на твоём месте. Однако я не понимаю, зачем было приходить сюда, если ты, независимо от моего мнения, скажешь Пике-сан то, что она желает услышать?
Лили смутилась окончательно.
– Ладно, – смягчился учитель. – Думаю, ты пришла, чтобы мои слова придали тебе уверенности, и ты смогла бы убедить подругу в её будущей победе. Но я не стану ничего выдумывать. Я скажу правду, а дальше тебе решать, передашь ли ты мои слова. Но прежде задумайся: ты можешь испортить всё, ради чего я недавно старался, заявив перед классом, будто Бертильду-сан и Уилфреда-сан нельзя превзойти. Правда же заключается в том, что у Пике-сан и Факира-сан есть отличные шансы на победу, но из них двоих, сама понимаешь, техника намного лучше отработана у Факира-сан. Твоя подруга берёт экспрессией. Она танцует сердцем, иначе и сказать не могу. Но чтобы победить, ей за оставшиеся дни надо превзойти себя, перепрыгнуть через собственную голову. Она как закипающая вода: ещё пара градусов, и ей удастся перейти в совершенно новое состояние. На другой уровень личного мастерства. Я лишь подтолкнул её, чтобы она собрала внутренние резервы, решив достичь невозможного любой ценой. Тогда победа на выступлениях ей и Факиру-сан обеспечена.
– Так вы… сказали всё это про Бертильду-сан нарочно?! – глаза Лили широко распахнулись.
– Да, – кивнул учитель. – И если ты сейчас передашь мои слова, Пике-сан успокоится и решит, что всё и так хорошо, стараться больше не надо, а подобный вывод будет серьёзной ошибкой.
– Я… только подбодрю её, уверю, что она непременно справится, но не признаюсь в нашем разговоре!
– Правильно. Ты всё отлично поняла, – Хонма-сенсей удовлетворённо улыбнулся. – Ступай, успокой подругу. Пусть она знает, что ты поддерживаешь её. Однако бросать тренировки ей рано, иначе та метафорическая вода никогда не закипит. Наоборот, остынет.
– Спасибо! Спасибо, учитель! – Лили поклонилась Хонме-сенсею и выбежала из танцевального зала.
На душе у неё было легко и радостно. Теперь она убедилась, что Бертильда вовсе не является непобедимой соперницей. А раз так, Лили приложит все силы, чтобы её подруга продолжала тренироваться и не падала духом. И тогда награда принца действительно окажется в руках достойного претендента.
Доктор Бартоломос, откинувшись на спинку стула, смотрел за окно невидящим взглядом. В небе зажигались звёзды, и чётко обозначился серп луны. На столе перед ним стояла нетронутая чашка с кофе, рядом лежало письмо. Ровные красивые строчки на белоснежной бумаге казались ему ещё более безжалостными из-за их наивной честности.
«Дорогой друг! Прости, прости великодушно! Случилось кое-что невозможное, необыкновенное, но чудесное. Много лет назад я встретила замечательного человека. Его звали Арне-кун. Мы любили друг друга больше жизни, но однажды, вскоре после того, как мы решили пожениться, он уехал за границу и исчез. От него не было никаких известий. Его родные уверяли меня, что он погиб. Однако два дня назад мой жених вернулся. Ему довелось пережить много несчастий. Он был ранен, его пять лет держали в плену. По счастливой случайности ему удалось бежать. Когда он переходил границу изголодавшийся, израненный, в порванной одежде, его задержали и отправили в тюрьму, словно преступника, хотя он не совершил ничего дурного! Арне-кун пытался из заключения связаться с родными и со мной, но все его письма уничтожались. Суд длился три года. Наконец, его оправдали, и он приехал ко мне. Ты не представляешь, каково мне было снова встретить его, ведь я все эти годы считала Арне-кун погибшим! До нашей с тобой встречи я оплакивала его и почти смирилась с тем, что потеряла навсегда. Но он жив! Если ты возненавидишь меня, я пойму твою ненависть. Только не шли проклятий ему. Арне-кун не виноват. Наоборот, он клялся, что ради моего счастья согласен на всё. Он не стал бы мешать нашей свадьбе. Но, милый друг, я люблю его, как и восемь лет назад, поэтому не в силах выйти замуж ни за кого другого! Я завтра уезжаю из столицы в его родной город. Мы обвенчаемся, не теряя времени, и останемся жить у него. Мои родители осуждают меня и не дают согласия на наш брак. Они считают, что я должна выйти замуж за тебя, раз обещала. Чувство долга говорит мне о том же: ведь я не привыкла обманывать. Но что делать с бедным сердцем? Оно плачет и твердит, что я должна забыть о долге и о родительском наказе и бежать с любимым туда, где, наконец, нам удастся воплотить нашу мечту. Поэтому, если сможешь, прости свою неверную подругу, которая давала обещания, но не сдержала их. Ты замечательный человек, и я желаю тебе только счастья. Однажды ты непременно встретишь ту, кто по-настоящему тебя полюбит, а я не могу стать для тебя ни женой, ни любимой. Ещё раз прости.
Ирэн».
Дворецкий приоткрыл дверь и осторожно заглянул внутрь. Увидев хозяина сидящим по-прежнему в той же позе, печально покачал головой и бесшумно исчез за порогом.
Доктор Бартоломос протянул руку к письму, скомкал его, бросил в чайное блюдце и поджёг. Потом взял кофейную чашку и отхлебнул остывающий кофе.
– Послушай, возвращайся в комнату. Ты же не хочешь, чтобы все проходящие пялились на нас, словно мы, прости Господи, влюблённая парочка?
Факир вздрогнул и обернулся. Как ему показалось, он целую вечность простоял возле окна в коридоре, глядя во двор общежития, прежде чем услышал голос Аотоа, вернувший его из плена безрадостных мыслей.
– Уходи, – бесстрастно отозвался Факир, – если сильно беспокоишься о своей репутации. Я не заставляю тебя дежурить возле моей спины.
– Я-то пойду. Как долго ты торчать собираешься, словно корабельная мачта после крушения?
– Тебе не всё равно?
– Так, интересуюсь. Думаешь, это окно чем-то лучше твоего? Его тоже недавно грохнули вдребезги, а стекольщик вставил в раму своё новое небезупречное изделие. Как по мне, никакой разницы. Чем оно тебя привлекло?
– Аотоа, я не настроен шутить. Не трать попусту своё красноречие. Спасибо, что помог со шкатулкой, когда-нибудь я верну долг, а сейчас… Спокойной ночи.
Голос Факира звучал необычно тихо. Именно это больше всего беспокоило Аотоа. Он отнюдь не собирался уходить.
– Я не пойму, из-за чего столько переживаний? Ты получил, что хотел. Задача упростилась. Если подумать, теперь ты можешь сделать Ахиру человеком. И ты при этом расстроен?
Во взгляде Факира сквозило отчаяние.
– Ты прочёл сказку до конца. Как, ты предполагаешь, я это сделаю?
– Надо найти зацепку, – предложил Аотоа.
Никакой реакции.
– Или переписать старый сюжет.
Факир стукнул кулаком по подоконнику.
– Я могу сочинить что-то новое, но переиграть написанное – нет.
– Ух ты! Почему?
– Можно влиять на будущее, но не на прошлое. Иначе я смог бы воскрешать мёртвых. И ты ещё спрашиваешь, почему я расстроен? Я не расстроен, а размазан по стенке.
– Да что такое? – недоумевал Аотоа. – Никто ведь не умер. Наоборот, мы узнали кое-что любопытное. То есть, я узнал, а ты вспомнил, когда сказку в руки взял. Ты радоваться должен.
– Чему? – Факир прислонился виском к стеклу.
– Тому, что правда вскрылась.
– Недавно я считал, будто я лучше Дроссельмейера, – глядя куда-то в сторону, заговорил Факир. – Пусть я неудачник, бездарный писатель, бесполезный рыцарь и всё такое, но, в отличие от нашего предка, я ничью жизнь не исковеркал. А, получается, я в точности, как он.
– Ошибаешься! – горячо возразил Аотоа. – Ты совсем не такой.
– Как и он, я возомнил себя невесть кем, сломал жизнь маленькой девочке, заставил страдать Гретхен-сан…
– Твои первоначальные намерения были благородными, в отличие от замыслов Дроссельмейера.
– Не имеет значения. Получилось всё хуже некуда. Катарина могла бы сейчас счастливо жить с мамой…
– А тут всё зависит от тебя. Они обе не знают правду. Если ты им расскажешь, они и будут жить счастливо. Скажешь, нет?
Глаза Факира гневно блеснули.
– Тебе не кажется, что любая ирония должна иметь пределы?
– Я вовсе не иронизирую.
– Ты жесток.
– Ты тоже. Мы квиты.
Факир тяжело вздохнул и встал спиной к стене, скрестив руки на груди.
– Я не смогу рассказать. Как представлю глаза Гретхен… Ведь она потеряла дочь только из-за меня!
– Она не потеряла её! – Аотоа резко встряхнул Факира за плечи. – Катарина жива, и мы с тобой в лучшем виде осведомлены об этом! Чёрт возьми, почему ты так рано падаешь духом?! Напиши новую историю, где все будут счастливы.
– Не представляю, как это возможно.
– Придумай. Дроссельмейер не так давно воспользовался твоей сказкой для своих личных целей, жестоко обманув всех, в первую очередь Ахиру. Что ж… Это было вполне в его духе. Однако теперь ясно, что нить, связывающая магический и реальный миры, до сих пор цела. И она не разорвётся, пока ты не закончишь свою старую историю! Катарина должна вернуться. Ты ведь сам хочешь её вернуть?
– Безусловно, – скрипнул зубами Факир.
– Так верни! – и Аотоа сунул другу под нос лист со сказкой. – И, кстати, задумайся об аккуратности. Не знаю, насколько чисто ты пишешь сейчас, но вот тут слишком много клякс и помарок. Надеюсь, в твоей новой истории их не будет?
Неожиданно Факир рассмеялся.
– Иногда, глядя на тебя, я начинаю думать, будто нет ничего невозможного.
– Конечно, – кивнул Аотоа. – Внимательно прочти текст ещё раз от начала и до конца. Я уверен, ты найдёшь зацепку.
Факир взял пожелтевший листок из рук Аотоа. Глаза побежали по знакомым до боли строчкам, которые он некогда выучил наизусть, прежде чем спрятать в злополучную шкатулку и забыть о них. В сердце юноши впивались тысячи игл, но он знал, что доберётся до конца. Где-то в сказке должен находиться ключ, способный помочь выручить из беды самого дорогого человека, и он отыщет его во что бы то ни стало.
«Жила на свете девочка по имени Катарина, – читал Факир. – Гретхен-сан, её мама, давным-давно ушла из дома и пропала. Папу Катарины звали Петер. Он умер от неизлечимой болезни, и Катарина осталась совсем одна. Тётя Нина любила только своего сына Генриха, а Катарину ругала и била каждый день. Но однажды Катарина убежала от тёти на озеро, и там встретила мальчика, который писал сбывающиеся истории. Мальчик пообещал, что на следующее утро, когда Катарина придёт к озеру и искупается в нём, она, словно по волшебству, попадёт в сказку, где её мечты исполнятся, а прежнее горе исчезнет. На другое утро Катарина так и сделала. Она искупалась в озере, и в тот же миг о ней позабыли все, кто её раньше знал. Даже мальчик, написавший сказку. Даже она сама забыла, кем была прежде. Девочка Катарина превратилась в …»
– Вот почему не в лебедя? – осуждающе заметил Аотоа, тыча пальцем в бумагу. – Она же, по твоим словам, в лебедя хотела? А ты? Посмотри на свои позорные каракули! Разве вон то слово хоть отдалённо напоминает белую птицу с длинной шеей?! Или ты в детстве разницы между водоплавающими не видел?
– Прекрати. Я и без твоих упрёков себя убить готов, – мрачно отозвался Факир. – Откуда я знаю, почему так написал? Помню одно: мне словно кто-то под руку влез в решающий момент и надиктовал другое.
– Дроссельмейер? – непонятно было, то ли Аотоа серьёзен, то ли издевается.
– Возможно, мои собственные глупые мозги.
– Кхм. Продолжим чтение.
– Сначала вернёмся в комнату.
– О, небеса, вы вразумили его! Давно пора.
Войдя и плотно прикрыв дверь, они снова уселись за стол, склонившись головами над одним и тем же листком.
– Итак, она превратилась, – нетерпеливо отыскивал потерянную строчку Аотоа. – Превратилась…
Факир молча ткнул пальцем в следующее предложение, чтобы поскорее свернуть неприятную тему.
– Хорошо, ладно. И без того ясно. «Однако иногда…» Клякса. Вот неряха, целое слово заляпал, – пожурил товарища Аотоа. – «Иногда ненадолго могла превращаться в сказочную принцессу-балерину и появляться среди людей. Она прекрасно танцевала, и её чудесный танец мог спасать жизни. Теперь у неё были крылья, чтобы улететь куда угодно и встретить принца, которого она смогла бы полюбить. И однажды, когда её мама вернётся невредимой»... Что ж, кое-что сбылось и без наших усилий, верно? «А настоящий сказочный принц»... Опять клякса! Я в свои восемь лет был намного аккуратнее! «Принц, которого она тоже полюбит, признается ей в любви и предложит руку и сердце, Катарина снова навсегда станет девочкой. И все в городе вспомнят про неё, словно она никуда не пропадала. Но до этого дня она для всех и для себя останется обычной…»
– Конец! – раздражённо прервал его Факир.
– Уф, – выдохнул Аотоа. – Ага, «конец – делу венец». Открытый финал. И неизвестно, когда сбудется написанное. И сбудется ли? Но при этом события, обозначенные здесь, словно остались в прошлом, и ничего не исправить. Все забыли о Катарине, как ты и хотел. Кроме Дроссельмейера, разумеется. И на Гретхен-сан не подействовало, так как на момент создания этой сказки она тоже застряла в безвременье.
– Они меня не простят, – обречённо промолвил Факир, кладя листок на стол.
– Сколько раз повторять – верни её. Как только ты это сделаешь, остальное не будет иметь значения.
– Её может вернуть только принц, которого она полюбит. Ты только что сам прочёл.
– «Настоящий сказочный принц», – насмешливо уточнил Аотоа.
– Не придирайся. Мне всего восемь было. Ты в таком возрасте лучше сочинял?
– Не лучше. Просто «настоящий» и «сказочный» – как раз, думаю, хорошая зацепка. Ты не можешь изменить написанного, но подвести реальность под сказку, написав счастливый финал, тебе доступно. Увы, одного настоящего сказочного принца мы упустили. Надо срочно искать второго. Как думаешь, Его Высочество Мартин подойдёт? Осталось им только встретиться и полюбить друг друга…
– С ума сошёл?! – Факир с ужасом смотрел на Аотоа.
– А что? Он настоящий принц. И, наверное, отчасти сказочный, раз обожает смотреть волшебные истории, поставленные на сцене?
– Она его не полюбит! – резко отмёл предложение товарища Факир.
– С чего ты взял? Говорят, Мартин-сама хорош собой. Многие девушки в него влюблены. Когда он приедет в Кинкан Таун, надо найти способ познакомить их, используя вот эту твою замечательную оговорку в тексте: «иногда ненадолго могла превращаться в сказочную принцессу-балерину». Принц Мартин без ума от талантливых балерин. Один чудесный танец покорит его, и он сам не заметит, как предложит руку, сердце, трон, корону, любимого коня, полцарства и многое другое.
Факир вскочил со стула. Щёки его полыхали.
– Этот погрязший в самодовольстве, избалованный, капризный мальчишка, для которого чужая жизнь – забава?! Кому он способен подарить счастье?!
– Тише, тише, – Аотоа испуганно замахал руками. – Ты вспыхиваешь, как спичка. Что на тебя нашло? Я просто внёс рациональное предложение, а ты распсиховался.
– Это предложение… идиотское.
Факир тяжело упал обратно на стул.
– Я не отдам её, – чётко проговорил он.
– Что? – удивлённо вытаращился на него Аотоа.
– Принц Мартин не заслуживает такой девушки, как она. Обойдётся придворными фаворитками.
– А? Ну… Как скажешь.
Пара минут напряжённых размышлений, и Аотоа начал догадываться, что на самом деле происходит с его другом. Однако, чтобы удостовериться, ему требовалось устное подтверждение. И он спросил:
– А кто, по-твоему, заслуживает?
Факир упрямо молчал. Аотоа едва приметно улыбнулся и положил товарищу руку на плечо.
– Знаешь, на самом деле ты уже решил половину проблемы. В сущности, какая разница, что ты не принц? Она-то тоже, благодаря твоим каракулям, не лебедь. Стало быть, выкрутимся. Выход точно есть.
– Ты о чём? Объясни! – Факир подозрительно покосился на Аотоа.
– Принцем можно стать, если сильно захотеть. Да и из водоплавающих при особом старании получаются принцессы-балерины, – и Аотоа лукаво подмигнул, указывая пальцем на ту самую злополучную фразу, причиняющую наибольшие страдания Факиру с тех пор, как он вспомнил правду.
«Девочка Катарина исчезла. Она превратилась в волшебную утку, и в той сказке, куда она попала, её назвали Ахиру».
