Текст книги "Lurk (СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Она плачет не в первый раз.

Но в первый раз из-за ссоры со Стилински.

Потому что теперь она не нужна даже ему.

========== Глава 12. Невысказанное. ==========

1.

Последующие два дня Стайлз объявляется только в больнице. Нет, он не сидел по пять часов у постели Малии, но приходил утром, в обед и вечером всегда со свежими цветами и около тридцати минут стоял у окна в ее палате. Причем-то ли с помощью Мелиссы, то ли благодаря прирожденной пронырливости самого Стилински, но Лидия почти никогда не могла застать его. Она наткнулась на него всего лишь раз, но он прошел мимо нее призраком, а Лидия была настолько ошеломлена, что не нашла слов и сил, чтобы задержать его.

В стае наступило окончательное затишье – теперь все избегали не просто обсуждения очевидного, теперь все избегали друг друга. Стайлз на занятия не ходил, Скотт о нем ничего не рассказывал, да Мартин и не пыталась спросить. Она поставила номер Эйдана в черный список, а в школе попросила его никогда больше к ней не приближаться. Она отмахнулась и ушла прежде, чем он спросил почему. Лидия так же не разговаривала с Эллисон, зато с Киры не сводила глаз. Кира была такой же спокойной, как и прежде. И Мартин это очень-очень сильно не нравилось. А еще не нравилось двухдневное отсутствие Стайлза.

Когда Стайлз не пришел в школу и на третий день, Лидия после уроков и без предупреждений прямиком направилась к нему. Конечно, она могла бы спросить Киру, уж она-то наверняка в курсе, но переступать через собственную гордость, тем более перед этой непонятной особой, Лидия не собиралась. Уж лучше пусть Стилински пошлет ее еще раз.

Она ехала к нему взволнованная, чего прежде никогда не было. Стайлз вообще всегда ассоциировался со статикой и никаких эмоций не вызывал – кроме, разве что, раздражения. А теперь Мартин сжимала руль и нервничала так, словно она отправляется на очень важный экзамен. Что она будет ему говорить? Стоит ли купить фрукты? Или, может, ограничиться выпивкой?

Стоит просто сжимать руль и вдавливать педаль в пол. Стоит мчать вперед, чувствуя озноб, сменяющийся жаром. Стоит думать о том, чтобы ее пустили хотя бы просто к нему, не говоря уже о большем. А потом она что-нибудь придумает, как-нибудь сымпровизирует.

Когда девушка подъехала к дому и заглушила мотор, то почувствовала себя еще более волнительно. Лидия вышла, закрыла дверь, даже не побеспокоившись о сигнализации, и поспешила к дому. Она не намерена уйти ни с чем. Если Скотт слишком занят, чтобы разобраться, в чем дело, то Лидия не последует его примеру.

Теперь она станет истинным вожаком.

Девушка занесла руку, чтобы постучать, а потом прикинула, что Джон еще на работе, а стук точно взбудоражит Стайлза раньше времени. Лидия была уверена, что парень заперся изнутри. Она потянулась к ручке, повернула ее, дернула дверь на себя… – и та не поддалась. Что ж, вполне предсказуемо, хотя Мартин все-таки надеялась на то, что судьба ей будет благоволить.

Девушка выдохнула, затем нагнулась и расстегнула свои босоножки. Она сняла оба, хотя воспользовалась одним – разбила стекло с первого раза, просунула руку, открыла замок и вошла внутрь. Где-то на задворках сознания в конвульсиях бился здравый смысл – что она творит? Но Лидия не собиралась отвечать на этот вопрос себе, а перед Джоном она извинится и возместит ущерб. Все, что ей надо – просто навестить Стайлза, который кажется таким же покинутым, какой она себя ощущала.

Девушка поставила босоножки у порога, закрыла за собой дверь и быстро направилась к лестнице, ведущей наверх. Сердце стучало где-то в горле, мысли были бессвязными и разбросанными, внутри взрывали гейзеры – в самых глубинах души, а Лидия просто продолжала уверенно подниматься, специально сдерживая себя, чтобы не пуститься в бег.

Она подошла к его комнате, снова занесла руку, чтобы постучать, но вместо этого просто толкнула дверь. Комната была той же: прикрепленные к стене бумаги, разбросанные вещи, плотно задвинутые шторы. Но вместо чашек кофе повсюду были раскинуты пузырьки со снотворным. Лидия закрыла за собой дверь, прижавшись к ней. Стайлз спал. Казалось, что сон для него – своеобразный уход от действительности. А когда он просыпается, то идет в больницу, после чего возвращается, закидывается таблетками и снова ложится спать. Лидия понимала, что ее догадки верны. Она чувствовала… отчаяние. Ей было невыносимо жаль. Ей было невыносимо больно.

Ей было просто невыносимо.

Девушка оторвалась от двери, прошла к кровати и оглядела прикроватную тумбочку. Она не стала смотреть названия препратов – зачем? Она просто села на край, коснулась плеча парня. Кожа была самой обычной на ощупь, но эмоции были уже совершенно другим. Лидия плохо понимала, зачем она приехала, зачем вломилась в дом и прокралась в спальню к парню, который в нее влюблен. Ну, или был влюблен. Она нагрубила Скотту, порвала с Эйданом и абсолютно перестала общаться с Эллисон. Больше ей нечего было бояться или сторониться, поэтому она просто медленно и тихо опустилась и легла рядом. Она ожидала, что если Стайлз проснется в эту самую минуту, то будет весьма неловко.

Но он не проснулся. Поэтому она легла так, как ей удобно, под голову положив согнутую в локте левую руку, а правой обняв Стайлза. Она думала, что уже после этого Стилински точно очнется. Но он не очнулся. Лидия закрыла глаза. Впервые она позволила себе вытащить из глубин памяти то, что случилось на песчаной отмели. Затем она заставила себя признать собственную дешевизну, раз решилась на примирение с Эйданом. И потом она окунулась в воспоминания о заботе Стайлза. Воспоминания кружили, увлекая все в более и более ранние события, затягивая в водоворот размышлений, настраивая мозг на единую чистоту.

– Прости меня, – прошептала она, а через несколько секунд отключилась. Было бы очень неплохо, если бы Стайлз проснулся и услышал эти слова, но он спал крепко.

Судьба все-таки была против их отношений.

2.

Когда Стайлз проснулся, он не спешил открывать глаза. Он попытался снова отключиться, но не мог. Он ожидал, что ему будут сниться сны, что его будут мучать кошмары или навязчивые образы, но ему не снилось ничего. Он просто проваливался в темноту, стремительно летел вниз, а затем вновь пробуждался. И все его мысли были тяжелыми, сводились они к Малии, состояние которой было «стабильно, но без изменений» и к Кире. С ней Стайлз тоже не виделся уже два дня. Он огородил себя от мира, задернув шторами окно, предварительно запечатав его кусками картона, оставляя только небольшую щелку для луча света, который и оповещал о наступлении утра или вечера. Мир тоже от него огородился – ни отец (который исправно приносил ужин и новые видео-игры, но считал нужным, что его сыну надо просто переболеть и побыть одному), ни Скотт, ни кто-либо другой не стремились достучаться до него. Стайлз же отключил телефон, не включал ноутбук и когда не мог заснуть – зачитывался найденными на чердаке комиксами. Это его немного отвлекало. Есть он почти не ел, пил только чай и берег последнюю сворованную энергию, иначе мир вокруг него снова начнет раскачиваться.

В этот раз он проснулся с твердым намерением разгрести хлам на чердаке, слушая дэд металл и думая лишь о том, выкидывать этот мусор или позволять ему постоять здесь не нужным еще пару лет. Парень все-таки отрыл глаза, позволяя своему телу окончательно пробудиться. Он не хотел вставать – хотел просто лежать здесь прибитым к кровати трупом, но самобичевание и угрызения и так входили в его каждодневный рацион, а предаваться депрессии целиком Стайлз не хотел.

Он поднялся, почувствовав, что рука соскользила с него. Чья-то рука. Страха не было. Было удивление – парень сел на кровати, посмотрел направо и увидел девушку, что лежала рядом. Босая, растрепанная… беззащитная.

Ему нужно избавиться от нее. Он запретил себе думать о ней в эти два дня, он не должен нарушать свою клятву. Неизвестно кому он пообещал, что оставит свою провально-глупую идею добиться ответности Лидии, он намерен сдержать обещание. Только он совершенно не знает, разбудить ее или оставить.

«Она все-таки пришла к тебе», – шепнул голос в голове. Стайлз отогнал эту мысль, он все еще был намерен сдержать слово. Парень подполз к краю кровати, свесил ноги… и еще раз обернулся. Он наткнулся взглядом на взгляд Лидии, которая видимо из-за движений, проснулась. Спала она чутко – Стилински ей не завидовал.

Он отвернулся. Лидия не шевелилась. Он тоже.

– Если ты пришла за ответами, то зря стараешься, – произнес он, поднимаясь. Лидия все еще не двигалась.

– Можешь ничего мне не говорить. Я просто хочу побыть рядом.

Стайлз остановился посреди комнаты. Он забыл про комиксы. Он забыл про Малию. Оказывается, ему не снотворные были нужны, а Лидия рядом. Его уверенность растопилась как сахар в горячем чае. Как лед под воздействием палящих лучей весеннего солнца. Слабость, иллюзии, желания и чувства – все вновь всколыхнулось как осадок в чайнике. Стайлз медленно обернулся. Лидия лежала повернутая к нему спиной.

– Зачем я тебе? Ты ведь… раньше и не замечала меня.

Лидия ощущала себя так, словно в нее вкачали цемент, который начал застывать. Она не могла пошевелиться. Она слышала голос Стайлза, она хотела увидеть его взгляд, но не могла выйти из оцепенения. Не могла пошевелиться, потому что иначе ей казалось, что она проснется, если шелохнется.

– Я просто хочу, чтобы все было, как прежде… чтобы ты был прежним, – девушка тихо подняла голову, потом медленно встала сама, села на край кровати, все еще не веря в то, что мир вокруг нее не пошатнулся. – А теперь… теперь все скрываются. Таятся. Исчезла искренность, исчезло былое доверие. Никто и не хочет замечать, что с тобой что-то не так.

– Со мной все в порядке, – чуть громче произнес Стилински. Лидия глядела в сторону, она не плакала, но была в каком-то пограничном состоянии. Ему раньше очень бы польстило, если бы она вот так пришла к нему, если бы заснула на его кровати, если бы обняла его. А теперь… теперь ему хотелось забыть ее.

– Но ведь ты тоже что-то скрываешь, – она подняла голову, вперила в него этой полный мольбы взгляд.

– Ты сказала, что пришла не за этим, – у него есть пути для отступления, но он не вспоминает о них. Он думает о Лидии, сидящей здесь и сейчас в его комнате. О Лидии, которая заботится о нем, которая беспокоится и хочет помочь.

Но которая никогда не одобрит его выбора. Если узнает, что Стайлз подписался на все это ради нее – то все обернется полным провалом. Поэтому Стилински станет молчать не только потому, что Кира его попросила об этом, но и потому, что Лидия это не оценит.

Она мало какие его поступки оценивала.

– Что ты собирался де… – она получила его укоризненный взгляд и замолчала на полуслове. Ладно, она не будет разговаривать, не будет задавать вопросы. В комнате темно, разговаривать им как оказалось не о чем, но уходить Лидия пока не собиралась. Она решительно взглянула на парня, а потом так же решительно поднялась.

– Тогда… потанцуй со мной, – произнесла она, вспоминая тот вечер, когда она застукала его с Малией. Вспомнила все эти откровенные взгляды, молчание, за которым скрывалось столько слов, которых сейчас было катастрофически мало. Она вспоминала все это и медленно подходила к обескураженному парню.

– Нужно включить музыку, – произнес он растеряно, когда Лидия встала рядом.

– Тогда мы будем ограничены во времени, – она кладет руки на его плечи и подходит ближе, почему-то вспоминая тот разговор на парковке и то, как сильно и неожиданно для них обоих он схватил ее за талию.

Стайлз аккуратно и будто боясь разбить Лидию, обнимает ее, привлекая к себе. Она прижимается к нему так, как это делала Малия, но теперь Стайлз испытывает совершенно другие эмоции, которые намного сильнее, намного ярче. Он ведь обещал себе не прикасаться к ней. Клялся ей, что ему не нужна ее компания. А теперь они стоят, прижавшись друг к другу и начиная неуверенно топтаться на месте, плавно – будто в них самих поломка – кружиться вокруг собственной оси. В первые секунды это смахивает на какой-то ритуал.

Потом мысли улетучиваются. Остаются лишь ощущения.

Она положила голову ему на плечо, скрестив пальцы за его спиной. Стайлз прислонился своей головой к ее, сдаваясь в плен, поднимая белый флаг, становясь вновь прежним Стайлзом. Они оба почти одновременно вспоминают их первый – и пока что последний – поход на школьные танцы. Вспоминают первый танец. Лидия пытается вспомнить, почему она тогда оглядывалась в поисках Джексона, почему ей не сиделось на месте? А Стайлз просто прокручивает воспоминания, одновременно смакую настоящее. Они оба кружатся – медленно и неспешно. Стрелки часов для них замерли. Весь мир сузился до пределов этой комнаты. Все былое потеряло значимость.

Лидия открывает глаза и впервые за эти уже почти три недели чувствует спокойствие на душе. Она и представить не могла, что может скучать по Стилински – по этому такому казалось что посредственному и ничем не выделяющемуся парню.

– Я разбила вашу дверь, – тихо произносит она, – сняла туфли и каблуком разбила стекло в двери.

Ему плевать. Он вдыхает запах ее волос и думает о том, что ему снится сон, чудесный красивый сон, в котором он танцует с Лидией. В котором слишком мало места для какой-то посторонней суеты.

– Ты могла постучать, – он еле-еле ворочает языком, он не может контролировать собственные эмоции. Его захлестывает, его сердце словно оттаивает – и весь мир становится будто ярче. Стилински все меньше верит в реальность происходящего.

– Боялась, что ты не откроешь. Ты и не открыл бы, ты ведь даже не услышал, что я вошла.

Он ничего не отвечает. Он хочет спросить ее о чем-нибудь, о чем-нибудь отвлеченном и малозначительном, но вопросы тают на языке как сахарная вата, и он оставляет свои попытки. Его руки неуверенно с талии скользят на поясницу. Лидия не противится. Она на его плече находит успокоение, в его руках находит свое пристанище, в его словах – единственную правду. И этого ей достаточно. Она чувствует тепло, исходящее от него, чувствует, что согревается в этом тепле и понимает, что если ей нужна правда, чтобы снова дышать, то и ему, наверное, тоже.

– Спасибо, – шепчет, утыкаясь в его шею и чуть ли не прошибая его током от такого прикосновения. Стайлз делает глубокий вдох – ведь воздуха так много! так много, черт возьми, что это похоже на наркотик! – и находит в себе силы вновь устоять на ногах. – За то, что заступился за меня.

Он не знает, что ответить, его мысли лихорадочно скачут как мячики для пинг-понга.

– За меня еще никто не дрался.

Стайлз улыбается. Но улыбается так, как улыбался раньше: по-доброму, с примесью любви, заботы и восхищения.

– Да ну?

Она чуть отстраняется, смотрит в его глаза, а потом уверенно кивает. Стайлз знает, что ему и так позволено слишком много, но в эту отчаянную минуту он думает о поцелуе с ней. Ведь даже Скотт очень давно поцеловал ее. Ее целовали Джексон, Эйдан и черт знает кто еще. А Стайлзу хватит и секундного прикосновения. Ведь это сон? Ведь это просто сон, и максимум, что случится – он проснется. Но Лидия, словно читая его мысли, вновь кладет голову на плечо, и возможность ускользает.

– Новый я тебе не нравлюсь? – спрашивает он, вновь нарушая свои обещания. Впрочем, смысл горевать о потонувших кораблях?

– Ты можешь быть… каким угодно. Я… я не имею ничего против. Просто… Просто не отгоняй от себя людей. Не отталкивай.

На ее губах остается «меня», которое она не решается произнести. Она не решается произнести еще много чего: «Прости меня», «Не общайся с Кирой», «Я бросила Эйдана», «Эллисон мне больше не доверяет» и остальные фразы, которые наслаиваются одна на другую. Лидия не хочет слов, не хочет разговоров, не хочет ничего, кроме этого теплого ощущения спокойствия и причастности к чьей-либо жизни.

Последующие две минуты они не разговаривают. В какой-то момент они останавливаются, но не замечают этого. Они думают друг о друге, о своих отношениях, о своих словах и о многом другом. Мысли пролетают как вихри, воспоминания просеиваются как песок, чувства колеблются в сердце как раненные и выброшенные на берег рыбы. И весь этот покореженный, строптивый мир бьется там за окнами в конвульсиях, а их потревожить не может.

– Мы можем почитать комиксы, – произносит он, хотя ему не хочется разрывать объятия. – Или посмотреть фильм. Или посмотреть фильм по комиксам.

– Лучше мы почитаем, – отвечает она, медленно отстраняясь от парня, а потом садясь на край его кровати и доставая свой мобильник. – Короткие рассказы.

Он соглашается, подходит и садится рядом. Лидия забивает в поисковик имя какого-то неизвестного автора, а Стайлз понимает, что никогда не сможет испытать к Малии хоть и доли того, что он испытывает сейчас к Лидии.

– Это интереснее комиксов, – заверяет она. Стайлз улыбается и почему-то верит ей.

3.

У них так и не получается прочитать рассказы, потому что пятнадцать минут спустя Лидии звонят. Она быстро закрывает дисплей телефона, сразу же выключает его, а затем откладывает его на прикроватную тумбочку.

– Это не обязательно.

Лидия сомневается, правильно ли она поступила. Но потом она поворачивает голову в сторону Стайлза и произносит:

– Ну, тащи свои комиксы сюда.

Они идут на чердак. Стилински отыскивает какую-то пыльную коробку, в которой находятся не только комиксы, но и старые альбомы, фотографии, игрушки и море прочего хлама. Они оба потрошат коробку, внимательно рассматривая ценные некогда вещи. На рассматривание всех шкатулок и предметов уходит час, после чего они возвращаются к комиксам и тратят на это два с половиной часа. Они читают прямо здесь, на чердаке, с фонариком, среди пыли, паутины и бардака. Иногда Стайлз поясняет, кто из героев кто, у кого какие способности, кто друг, а кто враг, и что врагам вообще нужно. Лидия слушает с интересом.

Стайлз забывает в этот вечер навестить Малию.

Когда очередной журнал был дочитан, Стайлз потянулся за другим.

– Ты вернешься в школу? – спрашивает она. Задает единственный вопрос, хотя даже так она нарушает свое обещание. Но Стайлз посылает к чертям эти ненужные клятвы и отвечает:

– Я не знаю пока.

– А если я пообещаю, что не буду лезть с допросами? – она улыбается. Стайлз улыбается тоже. Их окружает тишина, их окружает такая приятная темнота, что в ней не страшно затеряться. Да в любой темноте даже хочется затеряться, лишь бы рядом был нужный человек.

– Это на тебя не похоже.

Они возвращаются к чтению, а через некоторое время приходит Джон. Стайлз и Лидия спускаются с чердака и застают старшего Стилински на кухне. Он приветствует Лидию, но никак не комментирует состояние Стайлза. Он просто молча радуется тому, что его сын все-таки приходит в себя. И кто не страдал из-за разбитой любви в семнадцать? Так что это даже вполне логично.

Правда, Джон как-то не подумал – или даже не знал – что разбитая любовь его сына стоит рядом с ним, а не находится в больнице.

Стайлз провожает Лидию до машины, все еще не веря, что это реальность.

– Спасибо, – произносит он, когда Мартин садится в свою машину. Девушка смотрит на него с какой-то болезненной надеждой, а потом едва заметно кивает и напоследок произносит лишь одно:

– Возвращайся в школу.

Только когда ее машина скрывается из поля зрения, Стилински вспоминает, что больница уже закрыта, и что Малии по-прежнему плохо.

Он думает найти Киру, чтобы отказаться от той способности, что она ему подарила.

========== Глава 13. Последняя стадия: «Осмысление». ==========

1.

Стайлз пришел на следующий день на занятия. Лидия была рада тому, что смогла убедить его. Она была намерена узнать-таки правду, но решила пока с этим повременить. В конце концов, она все еще остается его другом, а Кира – лишь временное явление, потому что все злодеи в Бейкон Хиллс долго не задерживаются, все они, в конце концов, бегут отсюда, поджав хвост.

Но Кира не убегала, а уверенно шла навстречу своему новоиспеченному другу с такой грацией, словно она была самим воплощением Шерон Стоун. Ее повадки, каждое ее движение были отточены, доведены до совершенства. Стайлз уже издали заметил и ее чуть приподнятый подбородок, и взгляд сверху вниз и эту кошачью поступь, наверняка заимствованную у Холли Берри. Ему нужно было поговорить с ней, попробовать отказаться от всей это чертовщины.

Но Стайлз не решался. Они шли друг другу навстречу, и все остальные школьники расступались, потому что перед шармом Юкимуры невозможно было устоять, потому что от мрачности Стилински хотелось отойти подальше. И если бы Стайлз видел себя со стороны, то и в своих повадках он тоже заметил бы изменения: это плавность, это уверенный шаг, это приковывающий внимание других учениц пронзительный и внимательный взгляд. Это усмешка, царапающая любую нежность. Это необычная свежесть, исходящая от него, в которую хотелось окунуться.

Это страсть и отвращение, с какими он смотрел на девушку.

Они прошли мимо друг друга, не сводя глаз, процеживая и размазывая любые шансы на то, чтобы поговорить. Просто пристальное внимание, просто явное неодобрение. Кире не нравилось, что Стайлз четвертые сутки страдал от самобичевания и приступов совести, а Стайлзу не нравилась философия Киры, на которую он подписался.

Хотя, если подумать, у него не было выбора.

Они не обернулись. Кира ушла на свои занятия, Стайлз – на свои. Его энергия иссякала, его сил становилось все меньше, а без снотворных сон становился вымученным и чутким, так что, поспав только часа три, Стилински чувствовал еще и усталость. Но он почему-то был уверен, что Кира сама придет ему на помощь. Он ей нравится, и она не допустит столь быстрого угасания своего протеже.

2.

Парень зашел в класс, тут же наткнувшись на внимательно-изучающие взгляды друзей. Ему не хотелось обсуждать с ними свое отсутствие и слушать соболезнования насчет Малии. Он оглядел каждого – Скотта, Эллисон, Айзека и даже Эйдана, а затем его лицо исказила вымученная не-стайлзовская улыбка, вырезанная ржавым ножом. Под глазами были мешки, лицо было бледным, а весь вид – помятым и поношенным.

– Привет, – произнес Стилински, проходя мимо ребят и усаживаясь за свою парту. Скотта передернуло: он медленно повернулся, уставился на друга, а потом, впервые позволяя бестактности взять верх, задал один лишь вопрос:

– Как давно ты куришь?

Стайлз из рюкзака тетрадки и учебник, а потом – плеер и наушники. Этих вещей у него раньше не было – МакКолл отлично это знал, потому что новая техника для Стилински была чем-то вроде сенсации для начинающего журналиста.

Стилински поднял взгляд и снова всех осмотрел. Его стремительно покидали силы: слабость начинала медленно накатывать подобно волнам, а сознание словно грозило вот-вот провалиться. И Стайлз очень надеялся, что громкая музыка выведет его из этого амебного состояния.

– Я не курю, – просто ответил он, распутывая наушники. Стайлз помнил вчерашний день, проведенный с Лидией, но ночь прошла как в тумане – в состоянии, пограничном между сном и грезами, гипнозом и воспоминаниями. Реальность словно кто-то вытеснил, и Стилински совершенно не помнил, где он спал, как долго и как приехал в школу.

– Ты куришь, – настойчиво проговорил МакКолл, – от тебя никотином за милю несет. И в твоем рюкзаке лежат сигареты.

Стайлз медленно опустил взгляд – в его распахнутом рюкзаке уже не было папок о незакрытых делах, он был весь наполнен пачками сигарет так, будто Стилински ограбил на досуге магазин.

– О, черт, – произнес он, нагибаясь и закрывая рюкзак на молнию. – Кажется, я немного увлекся.

Он взглянул на друга из-подо лба, а потом отложил плеер и наушники. Дышать снова становилось тяжелее, но Стайлз хватался за последнее человечное, что в нем осталось – за переживания о Малии и за любовь к Лидии. Это было его спасательным кругом, это позволяло ему держаться на плаву и не нырять на самую глубину.

– Я курю, – просто ответил Стилински, руками цепляясь за края парты так, словно оборотнем был он, а не Скотт, словно контроль над собственной агрессией был его проблемой, а не Скотта.

– И… давно? – МакКолл был растерян. Он хотел спросить: «Зачем?», он хотел уточнить: «С того момента, как ты спелся с этой ебнутой на всю голову Юкимурой?», он хотел взорваться: «Да что с тобой не так, Стайлз?», но МакКолл продолжал сверлить в своем друге дыру и покорно ждать ответа.

– Я… я не помню, – произнес Стайлз. Он нуждался в подпитке так же сильно, как последний торчок нуждается в даже самой разбодяженной дозе. Ему необходимо было вцепиться в кого-нибудь, выпить чье-нибудь отчаяние до дна, а потом… снова начать дышать. – Мне нужно… мне нужно выйти.

Он выхватил пачку из рюкзака и помчался к выходу. Скотт вскочил и направился за ним, но в это время прозвенел звонок – Финсток материализовался в проходе как чертов Гудини и, заорав на МакКолла, приказал ему сесть на месте. Скотт решил навострить слух, чтобы узнать, что же, черт возьми, происходит со Стайлзом.

Стайлз вышел в коридоры и прямиком направился в сторону туалетов. Он старался не зацикливаться на том, что мир вокруг него снова приходил в движение – его спасут несколько затяжек и холодная вода. У него ломка по чужим эмоциям и чувствам, но Малия все еще не пришла в себя – и это весомые аргумент, чтобы держаться подальше от использования своих новых… сил.

Парень открыл дверь и практически влетел в туалет, роняя из рук почку сигарету и последние силы. Ему даже до принятия не было так херово, как сейчас. Он подумал о Лидии – внезапно и совершенно не к месту, а потом медленно подошел к умывальниками и оперся на одну из раковин. Ноги начинали подкашиваться, тело наполнялось такой слабостью, что в сознании стучала лишь одна мысль: «Если закрыть глаза – станет легче». Стайлз посмотрел в свое отражение, и теперь он видел – незнакомец в отражении улыбался. Улыбался вымученно и устало, но так, словно знал, что победа будет за ним.

– Ты – не я, – произнес он своему отражению, а затем внезапная головная боль сокрушила со всей силы. Стайлз закрыл глаза, ноги отнимались – он медленно опускался на пол, держась за раковину из последних сил. Жажда сковывала горло, а непонятно откуда взявшееся чувство голода вызвало тошноту. Стилински знал одно – из этого состояния его может вывести только Кира, но вместо нее он вновь подумал о Малии, а затем о Лидии.

– Ты – не я, – повторил он в пустоту. Темнота уже окутывала его. Оставался один маленький шаг – опустить руки и рухнуть в пустоту.

– Но я – это ты, – раздался чей-то голос из темноты, а затем сознание пронзил чей-то тихий, ужасающий и леденящий хохот.

«Он стоит рядом, – пронеслось в мыслях, – он совсем-совсем близко». Все звуки вокруг стихли. И воздух перестал быть в дефиците. Спокойствие окутывало. Мрак поглотил полностью. Сдаться в очередной раз было так банально, так… безвкусно. Вот он сидит на полу уборной, совершенно не понимающий, что с ним происходит. Вот он разрывается между двумя девушками – недоступной Лидией и вполне досягаемой Малией, вот он оказывается меж двух зол – прошлой реальностью и будущей иллюзорностью. Вот он во власти Киры и под покровительством Скотта. У него никогда не будет определенности. Темнота – это единственное, что не содержит в себе противоречий, так почему бы ей и не поддаться, черт возьми?

3.

Но тьма рассеивается слишком быстро. Ее растворяют капли холодной воды и чьи-то пронзительные крики. Они – как кислота – растворяют материю мрака, оставляя только шипение и едкий запах. Стайлз открывает глаза, а затем делает глубокий вдох и чуть ли не подрывается с места – в него летят холодные осколки-капли воды, а свежий воздух проникает в легкие и наполняет кровь пьянительным дурманом. Парень открывает глаза, но свет режет, и он снова зажмуривается.

Тьма кажется ему такой родной…

Удары по щекам холодными ладонями вновь приводят в чувства. Слух начинает возвращаться – из тумана все отчетливее и отчетливее слышится собственное имя, а потом еще смешение каких-то бессвязных между собой слов. Удары по лицу холодными и мокрыми ладонями становятся все ощутимее и ощутимее, раздражительнее и раздражительнее. Тьма теряет былую привлекательность – Стилински распахивает глаза, выпрямляется и перехватывает чьи-то руки со всей силы, что еще в нем пульсировала. Когда зрение приходит в форму (как объектив в фотокамере), а слух настраивается на нужные частоты – мир становится прежним, и парень окончательно приходит в себя.

– Ненавижу! – его отталкивают. Следующая пощечина, которая прилетает, адресована уже не с целью привести в чувства, а с целью подкрепить выплюнутое слово хоть какими-то действиями. Стайлз ошарашенно таращится на девушку, сидящую напротив, и пытается убедить себя в том, что это действительно Лидия, а не его личная галлюцинация.

– Да что с тобой не так? – срывается с ее губ. Она толкает его в грудь, и Стилински упирается в стену. Он не помнит, как Мартин подтащила его к этой стене. Он без понятия, как она вообще здесь оказалась. Но она сидит рядом с ним на коленях в растрепанных чувствах. Ее руки дрожат. Ее глаза – заплаканы, страх в них плещется так, что вот-вот польется через край. Стилински ощущает ее отчаяние, знает, каково оно на вкус, знает, что ее эмоции дадут ему большую силу, чем эмоции всех остальных вместе взятых.

Но Малия снова появляется перед мысленным взором, и Стайлз отворачивается от этой затеи.

– Скажи мне, – шепчет она, хватая его за запястья. – Скажи, что тебе нужно!

Он смотрит в ее сторону. Он устал. Правда, устал. Ему казалось, что после принятия той самой пиздец какой странной силы от Киры, его жизнь станет проще, но все только усугубилось – между ним и его друзьями пропасть, Лидия на взводе, Малия в больнице, а сам Стайлз теперь вот под властью таких приступов. Почему в его жизни все не так просто, как в фильмах?

– Нам пора на урок, – он пытается освободить свои руки, но Мартин резко тянет парня на себя. Между их лицами – какие-то жалкие пару сантиметров, между их душами – какие-то жалкие миллионы световых лет. От этого больно и хлестко.

– Скажи, – цедит сквозь зубы, – скажи мне правду.

– Правда в том, – он вновь ощущает слабость, но уже не такую сокрушительную, – что чем больше я стараюсь от тебя избавиться, тем сильнее ты липнешь ко мне. И чем сильнее я хочу приблизить тебя к себе, тем сильнее ты меня отталкиваешь.

Она смотрит в его глаза, в которых не может прочесть не единой эмоции. От нее навек теперь скрыты его чувства, и с этим остается только смириться. Но, черт возьми, как же ей сейчас до невозможного хочется залезть в его память и перебрать каждое (даже самое ненужное) воспоминание. Ей хочется снова провалиться в его сознание и узнать, что же стало причиной его этих странных перемен.