Текст книги "Lurk (СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Не знаю, но думаю, это пройдет.

– Это может уничтожить тебя, Стайлз! – восклицает Мартин. Парни, снующие туда-сюда, все еще отпускают едкие комментарии или недовольства. Ни Лидия, ни Стайлз этого не замечают. Они стоят друг напротив друга, смотрят друг на друга, пытаясь испепелить взглядом. Лидия видит перед собой спокойного как лед парня, а Стайлз – взволнованную и глупую девушку.

Это как взрыв, только без последствий.

– Я поищу Киру, она мне помогла в прошлый раз…

– Да мы же ничего не знаем о ней! Почему ты не хочешь обратиться к Дитону?! – звенит звонок на урок, в этом огромно-тесном пространстве становится постепенно пусто. Молчание длилось ровно минуту. Стайлз знает, он отсчитывал секунды.

– Возможно потому, что… – он не договаривает, запинается на полуслове. Он смотрит на Лидию, теперь уже без обиды, теперь уже с нежностью и вниманием – так, как смотрел всегда. Стайлз думал, что ему достаточно войти в основной состав команды по лакроссу – и добиться внимания Мартин будет легче.

Но все стало еще сложнее.

– Нужно идти на урок, – сухо констатирует он и проходит мимо.

Лидия замерла на месте, словно сама впала в анабиоз. Она слышала тихие шаги, она чувствовала, как замедлилось время. Ей действительно плохо из-за того, что случилось тогда на песчаной отмели. Ей по-прежнему больно от этого воспоминания, но она, ровно как и Стайлз, предпочитает разбираться со всем сама.

– Спасибо, – кидает через плечо как кость, не рискуя поворачиваться. Шаги затихают. Земля все еще вращается под ногами, но Стайлз словно вращается вместе с ней. Он не может решиться на то, чтобы рвануть к Лидии, встряхнуть ее за плечи и сказать, что она достойна лучшего. Стайлз просто замирает.

– За то, что любишь меня.

Воздух снова кто-то стремительно откачивает. Стайлз качает головой, ему хочется что-то сказать, но слова застревают в горле осколками, и парень быстро покидает эту вакуумную тесную вселенную.

3.

Выйдя в коридоры, он сразу направляется прямиком на парковку, игнорируя уроки. Он не уверен, верно ли его предположение, но откуда-то Стайлз знает, что это – единственный выход. Честно, он мог бы найти другой способ, чтобы выкинуть Лидию из мыслей, но ему хочется воспользоваться именно этим средством.

Стилински не приходится даже выходить из школы, потому что у самого выхода он натыкается на Малию. Она смотрит на него с любопытством и явно не знает, как себя вести. Но Стайлз в курсе того, что ему надо сделать. Ему словно сам черт нашептал способ облегчить боль.

Стайлз подходит к Малии, хватает ее за талию и тут же прижимает к себе. Секунда – и поцелуй становится слишком жарким и чувственным. Секунда – и Малия оказывается придавлена к стене. Стайлз не знает, что он делает, он лишь руководствует инстинктами, он просто… прижимает девушку, пальцами оставляя синяки на ее коже, которые тут же исчезают.

А потом он решает оставить засос на ее шее, он припадает к ней. Хейл откидывает голову назад, прижимается слишком-слишком плотно. Стайлз становится причиной первого стона, сорвавшегося с губ. Стайлз становится причиной засоса. Стайлз становится причиной… дикой слабости. Чем сильнее и неистовее целует он, тем слабее становится сама Малия. Она списывает все это на перевозбуждение и приближение оргазма. Он же думает, что это способность исцеляться как-то пришла к нему от Киры. Да и не важно это все. Потому что Малия действительно на грани. Потому что Стайлз ощущает прилив энергии, потому что с каждой долей секунды в его кровь будто вкачивают озон, который действует на мозговую и физическую активность примерно так же как энергетик.

Все не важно.

Потому что важна только Лидия, но ему ее никогда не достичь. Потому что ему становится легче, и ему не нужна помощь Дитона. Потому что он сам в состоянии о себе позаботиться. У него нет клыков и суперсилы, но ему больше не десять лет.

Когда Стилински открывает глаза и отстраняется от девушки, то видит испарину на ее лбу. Малия пытается отдышаться. Ей хватило простых прикосновений, чтобы кончить. Ему хватило несколько мгновений, чтобы снов почувствовать себя живым.

Честный обмен.

Он выпускает ее из объятий, девушка по стене спускается на пол. Стайлз смотрит на нее бесчувственно, а потом разворачивается и решает вернуться обратно в класс. Он бы сказал напоследок хоть что-то, но он молчит. Он бы помог Малии подняться, но он уходит.

Ему не до кого.

Он открывает дверь и входит на урок, извиняясь за опоздание. Скотт замечает, что бледность сошла. Скотт замечает, что пьяная походка снова стала стайлзовской – уверенной и быстрой. Это замечает и Эллисон. И даже остальные ученики. Но сам Стилински не придает этому значения. Он садится за парту, достает учебники, а потом поворачивает взгляд вправо. В отражении окна он видит незнакомца, который теперь едва заметно ухмыляется. Который словно шепчет: «Мы с тобой подружимся». Который словно уверяет: «Мы получим то, чего оба желаем».

И Стайлз ему почему-то верит.

========== Глава 6. В темных пространствах. ==========

1.

Лидия с восторженным криком отходит от дорожки и подходит к столику. На ее губах – улыбка, а в глазах виден блеск победителя. Теперь Лидия с Эйданом, перед которым не надо претворяться плохим игроком – он немного туповат для такого соперничества. Вообще, Эйдан во многом проигрывает Джексону, но Мартин старается об этом не думать. Ей нравится хорошо проводить время в компании своих друзей, ей нравится играть в боулинг, и этого достаточно.

Девушка берет свой бокал с каким-то коктейлем, позволяет себе несколько глотков, а потом отставляет его. Когда к дорожке направляется Скотт, то Эллисон и Лидия испытывают настолько сильное чувство дежа вю, что каким-то образом угадывают мысли друг друга – подруги переглядываются, но не говорят ни слова. Лидия скучала бы по Джексону, если бы позволяла себе это. Но все чувства под запретом, и мысли об Уиттморе откладываются в долгий ящик. Она прячет их в самые отдаленные уголки сознания, чтобы случайно не всколыхнуть минувшее. Так же глубоко припрятано и то, что случилось на песчаной отмели.

Эллисон вскрикивает – Скотт сбил все кегли. Теперь он делает это с большим мастерством, чем раньше. И теперь он не красуется перед Арджент, так что ему несколько легче, как полагает Лидия. Эллисон радуется за его успехи, хотя сидит она рядом с Айзеком.

Друзья так близко не сидят.

Лидия снова тянется к коктейлю, стараясь не замечать того, что Стайлз сидит рядом с ледяным спокойствием. Он выглядит так же, как выглядит всегда. Если верить словам МакКолла, то со вчерашнего вечера Стайлз стал более сговорчивым и не таким замкнутым, как был раньше. Да и бледность его почти сошла на нет. Во всяком случае, такой Стилински доставляет меньше хлопот, чем тот, что вернулся после двух дней отсутствия.

Ведет он себя только чуть иначе. В его действиях все так же много импульсивности и мало осторожности. Когда он не сбивает кегли – он психует, когда сбивает – ликует на весь развлекательный комплекс. Из его рюкзака торчат папки с делами, содержащими материал о недавних преступлениях. Стиль остался тем же – несуразные рубашки, большие и растянутые толстовки. Стайлз Стилински тот же.

Но не будь Лидия банши, если она уверена, что все именно так, как кажется.

Лидия чувствует, что в Стайлзе что-то не так. С ним что-то не так с момента тех событий на песчаной отмели, но это что-то другое «не так». Мартин уверена в этом.

Потому что раньше Стайлз не замечал никого вокруг, а теперь он – на пару секунд, но все же – вглядывается в каждого мимо проходящего человека тяжелым взглядом из-подо лба. Причем Стилински не интересует ни пол, ни внешность, ни возраст человека – его, как Лидии кажется, занимают лишь мысли мимо проходящих людей. Как только они исчезают из поля его зрения Стилински будто возвращается в прежнее амплуа – его взгляд становится добрым и внимательным, а его повадки утрачивают чрезмерную осторожность, тело перестает быть напряженным.

Лидии безумно нравится проводить каждую свободную минуту с Эйданом, но она не может окончательно расслабиться, потому что чувствует напряжение, исходящее от Стилински. Чувства Лидии, подсказывающие, что с ее другом что-то не так, слишком сильны, чтобы их игнорировать, и Мартин не остается ничего другого, как просто поддаваться им.

Она снова делает несколько глотков коктейля и на скотч приклеивает к губам вымученную улыбку. Ей, честно, плевать на взаимоотношения Эйдана и Стайлза, но ей не плевать на свое чутье.

Стайлз же просто поднимается, просто берет шар, а затем идет к дорожке. Он нелеп, он до банального несуразен, неуклюж и слишком прост для их компании, но Лидия не отводит от него взгляда. Не потому, что ей нравится смотреть на него (сказать по правде, накаченный Эйдан намного приятней взору), но она не может не поддаваться тому внутреннему наитию, что контролирует каждое ее движение.

Стайлз смотрит вдаль, нагибается, прицеливается и… кидает шар, который катится по идеально ровной траектории, а затем сбивает все кегли одним махом.

Страйк для Стилински явление столь же редкое, как и благосклонность Лидии по отношении к нему. Все смеются и хлопают в ладоши, а Стилински выкидывает один из его трудноповторимых жестов, а затем, широко улыбаясь, возвращается на место. К дорожке направляется Айзек.

Лидия таращится на Стилински, а потом… а потом она чувствует руку Эйдана на своем колене, которая поднимается все выше и выше, плавно, но намеренно пробираясь под юбку. Девушка едва заметно улыбается, опускает взгляд, а затем вновь устремляет его на Стайлза. Прикосновения Эйдана приятны и волнительны, а мысли Стилински слишком мрачны… Мартин чувствует себя изменницей, но не может оторвать глаз от Стайлза – она смотрит на него, но видит лишь школьные коридоры, вращающиеся как центрифуга. Ее глаза начинают слезиться от яркого света, а ладонь Эйдана уже пробралась под юбку. Мартин чувствует дикую слабость в ногах, боль в позвоночнике и шум в ушах… Она пытается оглядеться, но лишь спускается вниз по стене. В ее голове стонет лишь одна навязчивая мысль – ей нужно вернуться в класс.

Ей зачем-то нужно найти Киру. Лидия не знает почему, но она уверена, что как только найдет ее – ей сразу же станет легче. Потому что Кира умеет снимать боль.

Рука скользит по ноге вверх-вниз, Лидия чувствует эти прикосновения из другой реальности, но сама она не видит ничего, кроме вращающихся коридоров и яркого, режущего света. Мартин бы закричала, если бы могла – тело ее оказывается вне ее контроля.

Боже,

как же

томно…

Как же паршиво. Одиноко. Плохо.

Невыносимо.

Как же… больно. Лидия хочет сделать вдох – не может. Ее легкие что-то сдавливает. В ее горло словно кто-то вставил пластину – и сделать вдох невозможно. Боли в горле нет, но она пульсирует в позвоночнике, от этого становится… тошно.

А потом – чей-то силуэт. Лидия видит кого-то, кто приближается и помогает ей подняться. Она не сразу узнает своего спасителя – все слишком расплывчато, все слишком сюрреалистично и непонятно, но потом сознание прорезает лишь один факт – это Малия. Малия, которая бы была отличной опорой, если бы она ей нравилась.

Ей?

Нет-нет! Кому-то другому! Кому-то… о ком она никак не может вспомнить, но с которым знакома очень-очень давно. Лидия осматривается – глаза не просто слезятся, из них текут самые настоящие слезы, и рыдания бы наверняка сотрясли бы, но размеренное и словно выверенное кем-то дыхание не позволяет сделать лишний вдох, и Мартин впадает в состояние анемии и кататонии. А затем ее сокрушает… паника. Девушка открывает рот в попытке закричать, ведь крик – это ее визитная карточка, это то, что ее всегда если не спасало, то оберегало.

Она делает вдох, какой только может, а затем выдыхает… и с губ срывается сдавленный хрип, а следом за ним будто открывается второе дыхание – и в легких становится больше места, и Лидия может вдохнуть глубже, а затем – закричать.

И в эту секунду контроль над телом возвращается – Лидия подается вперед, издает свой оглушительный крик-призыв-о-помощи, и перед ее глазами вся эта вращающая реальность тут же разбивается, и девушка возвращается в ту реальность, из которой ее кто-то нагло украл.

Она оглядывает каждого – Скотта, Эллисон, Айзека, Эйдана… Стайлза – в прямом и обратном порядке. И ей до невыносимости хочется дышать и дышать, словно она все это время была в комнате, где было слишком мало воздуха.

– Лидия? – Эллисон разбивает тишину своим надежным и чуть успокаивающим голосом. Лидия сглатывает, переключает свое внимание на Арджент, потом находит в себе остатки сил вымолвить шепотом-полустоном:

– Я не помню, что произошло.

Слова впиваются осколками в горло. На секунду тело пронзают фантомные чужие ощущения – боль в позвоночнике и недостаток кислорода в легких.

– Ты будто в транс впала, – тихо ответила Эллисон. – Смотрела в одну точку, а мы не могли тебя растормошить. Это длилось буквально секунды, а потом ты… – Арджент оглядела всех присутствующих и продолжила: – а потом ты сказала что-то о вращающихся коридорах…

Лидия метнула взгляд в сторону Стилински, сама не зная почему. Она не очень четко помнила то, что видела, но только сейчас она осознавала, что каким-то образом проникла в сознание… Стайлза и увидела либо его грезы, либо его воспоминания. Мартин понятия не имела, как у нее это вышло. Она ведь вестник смерти – она не медиум, и чужой разум для нее недоступен.

Но разум Стайлза – не чужой.

И она может проникать в его голову.

Черт.

– Мне надо на воздух, – прошептала она, а затем резко подорвалась и направилась к выходу. За ней подорвались Эллисон и Скотт, но Мартин покачала головой, на секунду задержав взор лишь на Стилински.

С ним что-то не так.

И с ней что-то не так.

И с этой, мать ее, Кирой тоже что-то не так.

Девушка почти бегом направилась к дверям. Стилински провожал ее взглядом, пока та не скрылась из виду. Все бы ничего – Лидия всегда вытворяет что-нибудь этакое, когда открывает в себе новые возможности, но в этот раз она влезла в его голову, и это… паршиво.

– Поговори с ней, – с нажимом требует Арджент, и Стилински, даже не отрывая взгляда от дверей, подрывается и направляется вслед за Мартин.

2.

На улице свежо ровно настолько, что этого достаточно, чтобы не задыхаться. Лидия прижалась к стене, стараясь то ли слиться с ней, то ли просто остаться незамеченной. Но Стайлз-то всегда ее замечал. Он выбежал на улицу парой секунд спустя. Огляделся и, обернувшись назад, заметил ее.

Не столько напуганная, сколько ошарашенная.

Не столько растерянная, сколько изумленная.

Не столько желанная, сколько…

– Ты как? – спрашивает он, обрывая свои – их? – мысли и подходя к ней намеренно близко. Лидия смотрит на него, они стоят на расстоянии вытянутой руки, но будто находятся в разных вселенных.

– Ты в опасности, – оглашает шепотом свои слова как приговор. Лидии казалось, что она кричит, но ее крика никто не слышал. Лидия знает, что со Стайлзом что-то случится, но она в этом точно не уверена. Словно она одновременно находится в двух мирах – в мире, где все закончится хорошо и в мире, где все закончится плохо.

– Лидия, – он выдыхает-улыбается, затем подходит ближе и осторожно касается ее плеч, – я уверен, что той временной петле есть объяснение. Со мной все в порядке.

– Нет, – снова шепчет она, чувствуя, как из глубин ее души поднимается… скорбь. Она испытывала такое и раньше – когда знала, кому вещевать смерть, кому предрекать ее. – Твои отметины… они стали еще ярче.

Стайлз по инерции касается шеи, но прежней боли не чувствует, хотя утром видел в душевой, что эти странные линии – как опухшие вены – стали еще краснее, чем были раньше.

– Хорошо. Я сегодня… схожу к Дитону, ладно? Расскажу про временную яму, про эти полосы, про…

– Коридоры, – сходит до шепота Мартин, вглядываясь в Сталйза так отчаянно и заботливо, словно он – единственное, что у нее есть. Единственное, что ей необходимо.

Эти иллюзии способны довести до сумасшествия. Стилински отмахивается от них как от назойливых мух и возвращается к насущным проблемам – к плохому предчувствию Лидии Мартин. Он встряхивает ее за плечи, затем приближает ее к себе еще и вкрадчиво, чуть ли тоже не шепотом, заверяет:

– Все наладится, я обещаю. Давай я провожу тебя?

Он чувствует ее в своих почти объятиях и понимает, что ему медленно, но верно сносит крышу. Ему до хлесткого хочется добиться ее – абсолютно нормальное подростковое желание влюбленного в красивую девушку парня. И одновременно с этим ему хочется чего-то еще, чему он боится дать названия, потому что знает, что такое желание – это ненормально. А еще он думает о том, что это с ним происходит после встреч с Кирой, и что Кира не совсем уж простая (в Бейкон Хиллс у каждого свои секреты), и что ему стоит задать себе и этой незнакомке вопросы и получить на них ответы.

Не ради себя.

Ради Лидии.

– Я отвезу тебя домой.

– Нет, – она скидывает его руки со своих плеч, отступает на шаг. Стилински снова оказывается в вакууме, но да ведь он уже привык, верно? Строптивое и ярое желание вырвать из себя гадкое чувство влюбленности штопором ввинчивается в сознание. Дышать вновь становится тяжело. – Я… я хочу поиграть в боулинг, а тебе надо сейчас же идти к Дитону.

Стайлз опускает руки, отпускает Лидию и отвергает прежнее свое желание сделать что-то ради нее. Он его отрицает, вычеркивает, уничтожает, но не выполнить его не может, а потом прямиком направляется к своему джипу и садится за руль. Дитон может не дать тех ответов, которые даст Кира. Если она снимает физический недуг, неужели не поможет с душевным?

Если она помогает вовремя нажать на педаль тормоза, неужели не поможет вовремя нажать на газ?

Стилински поворачивает ключ в замке зажигания и решает взять ситуацию под свой контроль.

У него это получится, он знает.

3.

Не получается.

Стайлз не отчаивается, но он знает Бейкон Хиллс наизусть, помнит дорогу к дому Киры, а найти ее не может. Его словно кто-то… дурачит, водит по лабиринтам, усмехается и обманывает. Мысли Стайлза бессвязны, спутаны, напоминают собой какой-то бесконечный сумбурный поток, состоящий из ярких картинок, никак между собой несвязанных – Лидия, удар Эйдана, Скотт, Кира и… чьи-то яркие глаза, в которых читаются усмешка и сочувствие, презрение и понимание, ненависть и дружелюбие. Стайлз исколесил весь город, побывал даже на окраинах, съездил к школе, но найти Киру по-прежнему не может.

Иногда – милисекундами мгновений – ему хочется остановить эту затею. Бросить всю эту нелепицу, уехать домой и лечь спать. Но что-то внутри заставляет его продолжать поиски, и это что-то – осознание того, что Лидия проникла в его мысли. Стайлз ощущал что-то инородное в своих мыслях, будто его воспоминания перебирали как бисер, словно каждый фрагмент восполненной памяти нанизывали на нитку…

Это было бы похоже на сумасшествие, если бы Стилински верил в сумасшествие. Но в Бейкон Хиллс есть месту всему, кроме невменяемости. Есть место злу, непонятным мифологическим существам, странным девушкам, снимающим боль. Есть место банши и оборотням.

Но только не безумию. Нет-нет. Оставим это для дешевеньких триллеров.

Стайлз в очередной раз проезжает по этому переулку, внимательно вглядываясь в дома. Его больше не сваливает усталость с ног, но он все еще чувствует себя разбитым и растоптанным. Он думает о Лидии очень часто, он думает о том, что она – всегда такая гордая – переступала через себя ради Уиттмора, ради Эйдана, но не ради Стилински, ведь Стилински – слишком посредственный и простой для такой как она.

Не сказать, что это оскорбляет.

Обижает, скорее, но не более того.

Стайлз выезжает с жилого квартала и снова устало мчится по улицам города, которые терпеливо и словно заботливо укрывает полумрак. Стайлз засматривается – мимо него проносятся огни, машины, люди, над ним сияют звезды, над ним высится пустота, а он здесь – ничтожно маленький, до смешного бесполезный и нахрен никому ненужный. Он здесь, а Лидия где-то на конце другого города.

Лидия Мартин теперь не просто в его сердце. Она в буквальном смысле в его голове. В каждой его мысли. Она – зритель его воспоминаний.

Это нечестно.

Стайлз прибавляет скорости, а потом видит поворот налево и решает проверить его еще раз. Он включает поворотник в самую последнюю минуту и резко выворачивает руль. Сзади слышатся недовольные сигналы автомобилей. Стилински бы извинился, но он немного озабочен другим – потому что в этом районе он раньше не был. И это точно не район Киры.

Если этот район вообще существует.

Если Кира вообще реальна.

Дома низкорослые и пустынные. Окна заколочены. Дверь при этом открыты настежь. Воздух здесь морозно-жаркий. Стайлз сбавляет скорость до минимума, открывает окно и осматривает улицы. По земле ветер швыряет листья и обрывки газет. Стилински не помнит этого района. Он ездил с отцом на вызовы лет с восьми, если не раньше, он знает каждый закоулок, но точно уверен, что не помнит этих мест…

Его словно дурачат.

Стайлз петляет по улицам, и он бы наверняка почувствовал липкий страх от осознания того, что здесь совершенно пусто.

Но страха нет.

Потому что Стайлз уверен, что кто-то здесь все же есть. Он делает второй круг по заброшенному району, он внимательно осматривает каждый переулок, каждый дом, каждый уголок. Здесь сумрачно, но не так уж и темно. Здесь пустынно, но не одиноко. Здесь обреченно, но не тоскливо.

Стайлз вновь вспоминает о Лидии и… резко нажимает на газ. Он останавливается возле какого-то дома, который похож на все остальные. Стилински чувствует боль, но теперь знает ее причину – это Лидия.

Лидия.

Ли-ди-я.

Лидия…

Ее имя крошится в его и без того воспаленном сознании. Стайлз открывает дверь и выходит на свежий воздух. Он не может дышать, но здесь у него это почему-то получается. Парень оглядывается – небо такое звездное, улицы такие бесшумные, пространство вокруг такое огромное, что это гротескное полуреальное пространство начинает сдавливать, начинает вселять в душу… ужас. Стилински оглядывается, снова и снова, снова и снова, снова и снова, снова и снова, снова и снова…

У него закружилась голова. У него заболели глаза от яркости ненастоящих звезд. Стайлз схватился за голову, зажмурился – но не помогло. Тишина продолжала сжимать и сжимать подобно жестяной клетке. Собственный шепот терялся в вакууме, собственный голос становился беззвучным, и только мрак поглощал и поглощал, становясь все тяжелее и тяжелее. Открыв глаза и вновь осмотревшись, Стилински увидел, как темнота наступала со всех уголков и медленно приближалась к нему.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет… – терялись в тишине, заглушались, не произносились, хотя Стайлз продолжал и продолжал шептать. Он прижался к джипу, снова схватился за голову.

Это нереально.

Это всего лишь сон.

Это всего лишь кошмар. Можно спастись, нужно только проснуться.

Стайлз делает глубокий вдох, а потом открывает глаза и чувствует, как веки необыкновенно тяжелы. Так тяжелы, словно он спит. Стайлз пытается еще – он открывает глаза, преодолевает себя, делает еще несколько глубоких вдохов-выдохов и… изображение начинает размываться, начинает заливаться необыкновенно ярким светом. Еще одна попытка – парень снова зажмуривается и вновь открывает глаза….

И, сдерживая крик, но не подавляя мучительного стона, резко подрывается и оказывается в своем же джипе, на паркове у боулинга. На улице светло. На улице людно. Шум прорывается через открытое окно и напоминает о реальности.

Кошмар все еще держит в стальной хватке, но уже не имеет прежней власти. Стайлз пытается отдышаться, но решает не анализировать то, что с ним случилось, иначе ему не миновать того самого сумасшествия.

Здесь, – в этом реальном мире, а не во сне, – он совершенно по-другому себя чувствует – мир тут подвижен, шумен, а не статичен и нереален. Лишь одно напоминает о кошмаре – это ощущение чего-то присутствия. Стилински медленно поворачивает голову вправо, заранее зная, что кого-то он там увидит.

Кого-то, кто его дурачил все это время.

Кого-то, кто затягивается дымом, предпочитая его воздуху.

Он видит Киру, сидящую рядом. Она не улыбается, но будто усмехается, и во взгляде ее – Нечто. Стилински впервые прошибает холодный пот, потому что он впервые осознает, насколько Кира инородная для этого мира.

Для него.

Она не панацея. Лидия, конечно, тоже, но она уже такая родная, такая привычная… Такая настоящая. А Кира – лишь оболочка, в которой сокрыто Нечто. Стилински хочет выбежать, но пошевелиться не может. Он будто впал в состояние кататонии. Ужас, навеянный кошмаром, стал явью.

Стайлз очень хочет, чтобы Лидия вновь прочитала его мысли и оказалась рядом. Твою мать, как же она нужна сейчас!

Кира затягивается, потом зажимает сигарету тонкими пальцами, выдыхает никотин и улыбается. Ее улыбка ненастоящая и искусственная. От этого становится еще больше не по себе.

– Ты ведь искал меня, – констатирует она спокойным и, как кажется, успокаивающим голосом. – Ты нашел.

Стилински вновь – словно ему кто-то приказывает – опускает глаза и видит обрывки газет под своими ногами. Это именно те самые, что он видел в своем сне, по-другому быть не может. Стайлз находит в себе последние силы взглянуть на Киру.

Не только Лидия была в его сознании.

Но и Кира.

Или это он был в ее сознании?

– Расслабься, – улыбается еще шире, а потом приближается, – ты в безопасности, – выдыхает дым в лицо, и Стилински чувствует подступающий отовсюду мрак, который поглощает его. Поддаваться нахлынувшей слабости так страшно, но так… соблазнительно. И Стайлз знает одно – если он закроет глаза хотя бы на пару минут, ему станет легче.

Он не хочет противиться этой пьянительной возможности.

И он поддается – он закрывает глаза,

и страх отступает.

========== Глава 7. Стадия вторая: «Принятие». ==========

1.

Стайлз приходит в себя, находясь уже в своей комнате. Он чувствует, что Вселенная все еще вращается вокруг него, но уже с меньшей скоростью. Теперь ему и дышать немного, но легче. На душе – тяжелый многотонный камень, тянущий на самое дно. И сбросить его кажется непосильным и невозможным. Стилински медленно поднимается, садится на самый край кровати и устало потирает глаза. Он пытается вспомнить, когда еще чувствовал себя более разбитым, но на ум ничего не проходит. Лет с четырнадцати Стайлз мог сидеть на кофеине в полицейском участке, поскольку питал слабость к бессонным ночам и расследуемым делам, но тогда эти ощущения были приправлены любопытством, интересом и неусыпной бдительностью, так что усталость была даже приятна. А счас Стилински чувствовал лишь непомерную слабость и внутреннюю скованность – приятного в этом было мало.

Уставшими и воспаленными глазами Стайлз оглядел свою темную комнату. Он пытался заставить себя встать, но не мог – ему снова становилось хуже. Воспоминания о том, что предшествовало его такому разбитому состоянию, сокрушили не сразу – Стилински успел посидеть на кровати еще минут пять, затем – умыться холодной водой и протаращиться в зеркало с полминуты, откуда на него смотрел аномально спокойный незнакомец.

Стайлз и его отражение в зеркале – это разные проекции, в этом сомнений не было.

Парень выключил воду, выпрямился, а потом подумал о Лидии, которую что-то напугало в боулинге. И нет, это было не что-то – ее напугало то, что она влезла в его разум. Она видела вращающиеся коридоры и черт знает еще что. Стилински знал, что Мартин слишком безразлична, чтобы ревновать его к какой-то там Малии, но он очень надеялся, что все же она не увидела того, что случилось на парковке.

И потом в школьном коридоре.

Все снова свелось к школьным коридорам. Это – его личная камера пыток, его лабиринт, где скрывается нечто, что Сталйз пытается нагнать.

Или что почти нагнал?

В том районе?

…в своей машине?..

Он вспоминает о сигаретном дыме, а затем о Кире с ее нереально яркими глазами и стальным спокойствием. Он вспоминает о цепко-липком ужасе, об обрывках газет и о словах Лидии, что ему, возможно, грозит опасность. Эти детали всплывают в сознании яркими слайдами, ослепляют и пробуждают лучше, чем кофе. Стайлз помнит, что отключился из-за дыма, который выдохнула Кира. Он отключился в своей машине.

Как он оказался здесь?

Рефлексы реагируют быстрее, чем разум. Стайлз возвращается из воспоминаний в сознание только тогда, когда он пролетает по лестнице вниз и мчится на кухню. Изображение перед глазами снова расслаивается, но Стайлз каким-то невероятным образом заставляет себя сконцентрироваться – и картинка перед глазами снова приобретает четкость и яркость.

Стилински влетает на кухню со свойственной ему обеспокоенностью и излишними движениями. За обеденным столом он видит своего отца, напротив которого восседает до ошеломления шикарная Кира. Взгляд ее спокойный и уверенный, глаза ее… очаровывают и успокаивают – Стайлз замирает на пороге и некоторое время молчит, смотря то на одного, то на другого.

– С тобой все в порядке? – заботливо спрашивает отец. Стайлз сглатывает и медленно проходит внутрь, цедя взглядом незнакомку, окруженную мраком и статикой.

– Пап, мне… мне надо поговорить с Кирой. Ты… ты можешь подождать в зале? – Стайлз становится напротив отца, он старается контролировать собственные чувства, чтобы не выдать ни свое сердцебиение, ни свою взволнованность. Но потом он думает о том, что Кире не нужно слышать частоту биения его сердца – она может читать его мысли.

Как Лидия.

– Это важно.

– С тобой точно все в порядке? – переспрашивает он, но все же поднимается. Стайлз натягивает пластмассовую и ненастоящую улыбку, а потом кивает и даже хлопает отца по плечу, как бы говоря: «Я тот же, что и раньше». Обман прокатывает, и спустя пару секунд в комнате остаются двое – Стилински и его загадочная спутница, от которой веет холодом и ледяным спокойствием.

Стайлз поспешно закрывает дверь на кухню, а потом медленно поворачивается. Ему страшно не столько за свою жизнь, сколько за жизнь своих близких. Он нерешительно устремляет взор в сторону красивой, но отталкивающей девушки и находит в себе силы задать лишь один вопрос:

– Кто ты?

Кира плавная и осторожная – в ее движениях нет ни резкости, ни импульсивности, ни неожиданности. Кажется, ее можно просчитать наперед. Это и успокаивает и вводит в еще большее оцепенение.

– Я такая же, как и ты, – констатирует она, а затем медленно поднимается и опирается о столешницу. Стилински не знает, стоять ему здесь, припаянным к двери, или двинуться незнакомке навстречу. – Мы похожи.

– Я не знаю, что ты такое, – произносит он и решает все же сделать несколько шагов навстречу. В конце концов, Скотта рядом нет, банши предрекла ему гибель – так смысл сопротивляться? Он и так слишком давно играл со смертью. Теперь она решила с ним поиграть.