Текст книги "Lurk (СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

И когда концерт заканчивается, когда включают эту дешевую пародию на светомузыку – становится немного легче. Скотт уходит с Кирой, Лиам – с Хейден, а Айзек – с Эллисон. Стайлз что-то шепчет на ухо Малии, и затем они присоединяются к компании. Лидия решается на то, на что никогда не решалась – решается быть еще более свободной, чем есть сейчас.

Она снимает каблуки и достает из волос эти тяжелые заколки. Волосы рассыпаются на ее плечах. Девушка вскидывает голову и выходит из-за столика.

Когда она попадает в толпу – пульсация ее застает врасплох. Подстроиться под этот общий ритм кажется непосильным. Лидия просто решает пробраться к своим друзьям. Ноги ее не болят от каблуков, стопы соприкасаются с холодным полом, алкоголь начинается разжижать кровь. Мартин делает еще один вдох полной грудью. Она оглядывается и замечает Скотта, возле которого кошкой вьется Кира. Танцует она уверено и… неплохо.

Мартин вслушивается в музыку, потом закрывает глаза. Она думает о море, которое бы нежило ее и согревало. Море, которое заглушило бы эти шумы прибоем волн и криками чаек. Солнце согревало бы, загар стирал следы прикосновений. Лидия думает об этом, начиная покачиваться в такт музыке. Она старается не открывать глаз, она концентрируется на музыке и образе, что всплыл перед ее глазами.

Потом море исчезает, и остается лишь ритм, Лидия пропускает его через себя – она хочет танцевать, ощущая холод пола под босыми ногами и собственное гулкое сердцебиение. Музыка завлекает – Лидия поддается чарам. Никто не может понять ее беспокойств.

И она больше никому о них не скажет ни слова.

Она позволит себе просто двигаться под эту ненормально-тошнотворную музыку и быть обычным подростком. Главное – не сталкиваться ни с кем взглядом, главное – не позволять приглашать себя на танцы ни ЭйдАну, ни кому-либо еще. Существовать одной. Дышать одной. И задыхаться тоже одной.

Когда Лидия открывает глаза, чтобы оценить пространство вокруг себя, она видит, что люди вокруг нее немного расступились, но не потому, что она – королева танцпола, а потому, что какая-то старшеклассница устраивает нечто, поражая и привлекая своими телодвижениями внимание остальных учеников. Раньше Лидию это задело бы за живое, но теперь она сама покорно отступает, позволяя совершенству завладеть ее сердцем.

Танец незнакомки ее зачаровывает. Лидия улыбается некоторое время, продолжая танцевать и смотреть на все как на временное и нереальное. Музыка сменяется в четвертый или пятый раз прежде, чем танцовщица выдыхается – и танцпол снова наполняется людьми. Лучи светомузыки лениво ползут по чьим-то телам, перед глазами изображение рябит, колорит действует на восприятие как наркотик.

На душе становится снова легко.

И потом – на шестой песне подряд – сердцебиение становится таким гулким, а дыхание таким спертым, что Мартин чуть замедляет этот бешеный темп. Она оглядывается в поисках своих друзей, а из толпы снова замечает лишь – как предсказуемо! – Стайлза. Прижимая к себе Малию, он смотрит на… Лидию и снова слишком откровенно.

Лидия перестает двигаться. Замирает посреди танцпола и вовсю таращится на Стилински, чьи широкие плечи тактильно изучает Хейл. Ее руки двигаются от сгиба локтя, к плечам, шее и в обратном порядке. Мартин сглатывает, когда вновь натыкается на изучающий взгляд Стайлза. Его руки на талии Малии спокойны, но сильно сжаты.

«Такие танцы обязывают к определенным действиям», – думает Мартин. Она не понимает, почему эти взгляды стали столь… раздевающими? Почему ее реакция на них стала столь… интимной? Почему весь этот вечер походит на попытку замаскировать собственные желания? Слово «желания» воспламеняется в сознании порохом, и пламя быстро поглощает былое чувство мнимой свободы. Стайлз улыбается, потом кивает, и Мартин не знает, как расшифровывать это.

Ясно одно – надо еще выпить. Если не получается вырвать Стилински и мысли о нем из своих суток, то можно утопить это безумие в алкоголе. Девушка разворачивается, чтобы подойти к столику. Только сейчас она замечает Эллисон и Айзека, которые даже не танцуют – просто стоят посреди толпы и молчат, наслаждаясь обществом друг друга.

Лидия чувствует, что ей больно.

Она делает еще шаг, а затем внезапно падает на спину, и глубокий вдох – единственное, что она позволяет себе перед чьим-то страстным и таким приятным поцелуем.

3.

Истома становится такой сильной, что с губ срывается стон. Открывать глаза совершенно не хочется, другие органы чувств обостряются, и все тело начинает походить на единый напряженный нерв, который реагирует на малейшие тактильные контакты.

Влюбленность – это вязкая жижа, неприятная на вкус и тягучая как смола. Она прилипает сначала к телу, потом обволакивает твое сердце, которое начинает биться по заданному ритму.

Тук…

Тук…

И ты больше не дышишь.

И ты больше не видишь, не слышишь и вообще толком и не чувствуешь. Ты ощущаешь только то, как его – чьи? – руки прикасаются, оставляя ожоги на коже. Ты ощущаешь собственное сердце, что так приятно щемит, чувствуешь слабость внизу животу и осознаешь, насколько легко ей поддаешься.

Насколько легко ей поддается он – тот, кто целует, нависая сверху. Тут так тихо, что слышно собственное сбитое дыхание, стоны и шум простыней под спиной. Тут так темно, что не видно даже силуэтов, но твое тело и тело того, кто сверху сливаются, становясь единым целым – и ты понимаешь, что свет и не нужен.

Лидия выгибается в позвоночнике, совершенно не понимая, почему ей так легко. Секунду назад она слышала шум в голове и ощущала боль в спине. Она чувствовала себя чужой, а теперь ощущает, насколько необходима ему, насколько необходим он ей.

В ее голове взрывается вопрос – о ком она думает? Но вопрос угасает, потому что Лидия ощущает первый толчок внутри себя, и ее окончательно вычеркивает из действительности. Ее тело будто растекается по простыням, будто сама девушка освобождается от всего, что сковывает. Только он, только тот, кто нависает над ней, имеет значение. Его поцелуи опьяняют, его руки сильно давят на ее руки – это доставляет удовольствие.

Лидия рвется за поцелуем, касается плеч парня, отстраняет его от себя, но зачем-то открывает глаза и видит перед собой…

Она застывает, прежние ощущения наваливаются на нее – рот открывается в немом крике, девушка скидывает с себя парня, автоматически поднимаясь с кровати, а когда она открывает глаза – по-настоящему открывает глаза – то делает всего лишь один шаг по направлению к выпивке.

Она в том же зале. На той же злосчастной вечеринке. В ней бурлит то же злосчастное желание напиться, но теперь не потому, что ей хочется оторваться, а потому, что ей горько. По-настоящему горько. Она снова провалилась в чье-то сознание. Ее пугает, что это случается против ее воли, да еще в такие неожиданные моменты, да еще и неизвестно, в чьих воспоминаниях она побыв…

Лидия ошарашенно оборачивается, потому что вспоминает, кого видела и потому что знает, в чью память она заглянула. Мартин сталкивается взглядом с Эллисон и в неверии качает головой. Ее накрывает обида – она думала, они подруги. Она думала, уж они-то доверяют друг другу секреты. Лидия делилась своими мыслями о Стайлзе, но Эллисон и слова не сказала о том, насколько сильно она сблизилась с Айзеком. Нет, Арджент не обязана отчитываться в подробностях, но…

Куда подевалась их дружба?

Лидия в последний раз плакала на песчаной отмели и после этого ненавидела себя. Она пообещала впредь не быть такой чувствительной, но эмоции вышли из-под контроля, чужие воспоминания накрыли с головой – и прежнее обещание разбилось, осколками упав к ногам.

Интересно, знала ли Эллисон о том, что за ней подглядели? И если знала, то что она испытывала – злость и осуждение или вину и неловкость? В любом случае, это уже не важно. Лидия разворачивается и быстро направляется к выходу. Она совершенно забыла про свои туфли. Ей нужен свежий воздух. Ей катастрофически необходимо поговорить с кем-нибудь, иначе это молчание внутри нее взорвется, после чего она сама не будет способна что-либо говорить. Сознание прорезала лишь одна мысль – пока у нее тоже есть свои секреты, и они почти квиты.

Дверь хлопают за спиной. За спиной остается отвратительная музыка, остаются иллюзии и эти никому не нужные танцы. Может, Скотт был прав – в Бейкон Хиллс наступило время затишья, больше не стоит искать в чем-либо и в ком-либо подвох и заняться наконец-то собой, своей личной жизнью, как это сделали Эллисон и Айзек.

Она и займется этим – не будет подавать виду, будет зациклена на парнях и вечеринках, станет устраивает домашние вечеринки с таким же пуншем, музыкой и бассейном. Ей снова надо стать любимицей школы, выйти из амплуа отшельницы, повернутой на странностях Стилински.

С этим намерением она идет по коридору школы, почему-то чувствуя легкость. Временную, но легкость. Только сейчас она вспоминает о туфлях, но решает, что больше не будет возвращаться ни на те танцы, ни к призракам своего прошлого.

Ей. это. вовсе. не. нужно.

Девушка проходит мимо кабинета химии, когда слышит грохот. Именно в этом кабинете они прятались от альфы, когда сама Лидия еще толком и не понимала, кого бояться. И Джексон тогда слишком близко был по отношению к Эллисон.

И снова Эллисон!

Мартин выкидывает ее из своих мыслей, а затем направляется к кабинету. Она приоткрывает двери и видит вполне предсказуемую сцену: какая-то девушка на парте, а между ее ног какой-то парень, который слишком уж сильно сжимает бедра своей любовницы, вдалбливаясь в нее. Мартин интересно кто это, но она видит лишь спину девушки и совершенно не видит лица парня.

Ее по какой-то извращенной причине привлекает это зрелище – Лидия замирает. Она смотрит на двух человек, которых вышибло из реальности, которые остались существовать лишь для двоих. Руки парня сильны и крепки, и даже в темноте Лидия видит выпирающие вены.

Выпирающие черные вены.

По ним сочится не кровь, а яд, думается ей. А еще ей кажется, что она знает эти руки. И эти вены. Лидия поднимает ошарашенный взгляд и натыкается на эти затуманенные, уничтожающие ее глаза, которые глядят с недоумением и одновременно усмешкой.

Вначале – неловкость. Потом – стыд и неловкость, а после – злость, стыд и неловкость. Лидия быстро отходит от кабинета, зачем-то громко хлопая дверьми, и мчится к выходу.

Ей нужно уехать отсюда как можно быстрее, ей нужно выбраться из этого мрака, пока она вновь не оказалась в чьих-нибудь мыслях или не застала кого-то за чем-то.

4.

Когда Лидия оказывается в машине, она мысленно обещает себе, что проведет ночь за чтением романов о любви или какого-нибудь чтива.

Хватит с нее альтруизма.

И Стайлза.

========== Глава 11. Стадия третья: «Отрицание». ==========

1.

Малия стоит у доски и, сильно сжимая мел в пальцах, пытается сконцентрироваться. Рядом стоит еще кто-то, но Хейл не помнит кто. Ей бы сказать, что она плохо себя чувствует, однако челюсть будто свело, и слова застревают где-то в горле как кости, вызывая удушье и першение.

Слышен только режущий и царапающий звук мела по доске. Слышно собственное дыхание.

– Малия, ты решаешь уравнение? – спрашивает учитель со строгостью и явным чувством превосходства. Малия закрывает глаза и пытается взять под контроль вырывающуюся из рук агрессию. Агрессия и одновременная слабость напоминают чувство полуобморочного состояния – когда ты ненавидишь подступающую к ногам темноту, но не можешь противостоять ей.

Хейл не отвечает на вопрос. Она подносит мел к доске и начинает списывать условия.

– Быстрее, Малия. Уже все закончили!

Девушка кивает, снова закрывает глаза. А когда открывает их, то осознает, что единственное, что она видит – собственные пальцы. Все остальное поглощено мраком. Малии нужно всего пару секунд. Просто присесть – и ей станет легче. Девушка прикрывает глаза. Сквозь шум в ушах она слышит требовательный голос учителя, постепенно срывающийся на крик. Хейл не может… у нее совершенно не получается вернуть контроль над собственным телом, которое пронзает судорога. Из пальцев выскальзывает мел и со звоном падает на пол. Опуская голову, девушка видит как он рассыпался у ее ног белым порошком.

А затем вновь ее окутал мрак. Малия прижалась к доске. Чьи-то голоса стали слышны из-за тумана и темноты. Сама девушка ощущала, что она очень-очень далеко отсюда. И что ей станет намного легче, если она закроет глаза. И когда она делает это, то последнее, что проносится в ее голове – это: «Вчера была отличная вечеринка».

2.

Стайлз накрывает приступ паники сразу, как только он переступает порог больницы. Он быстрым шагом, – не слыша ни окриков Мелиссы, ни голосов собственных друзей, – направляется прямиком к палате. Дыхание скачет как после долгой пробежки, руки трясутся, в сознание очищено от прочих проблем, и в мыслях стучит одно: «Малия в реанимации». Страх сковывал сердце еще сильнее, когда Стайлз осознавал, что Хейл не регенерирует. Она не выходит из этого пограничного жизненно-смертного состояния с того момента как ее увезла скорая.

Стайлзу невероятно хлестко. Он открывает двери палат, отмахиваясь от Скотта и Мелиссы. Он не слышит ни их доводов, ни их просьб. Он не может совладать с собственным приступом паники – его тело то знобит, то бросает в жар. Что-то внутри шепчет, что Стайлз боится не смерти Малии, а чувства вины.

Ведь это он виноват. Вчера пошло что-то не так – стоило сразу обратиться к Кире, но Стилински пренебрег безопасностью и теперь вот вынужден открывать двери каждой палаты, крича в исступлении ее имя и пытаясь думать только о хорошем.

Скотт хватает друга за плечо, но Стайлз с невероятной силой отталкивает альфу, припечатывая его к стене. На это Стилински даже не обращает внимание, он продолжает безумно нестись по коридору, пока перед его взором мелькают картинки вчерашнего вечера. Кира говорила – с этим нужно быть осторожным и усиливать свою хватку постепенно, но азарт слишком сладок.

Особенно для простых смертных.

– Стайлз!!!

Скотт хватает парня за плечи, вжимает его в стену, и потом Стилински ощущает неожиданную и острую боль – удар Скотта выворачивает голову вправо. Стайлз задерживает дыхание, перед его глазами изображение – вопреки ожиданиям – становится таким четким, что Стилински может рассмотреть каждую трещинку на полу. Почему-то он с малодушием думает о то, что после всего, что произошло в больнице полы здесь почти как новые.

Или больница тоже регенерирует?

Легкие начинает жечь, и тогда Стайлз вспоминает, что ему надо дышать. Он делает глубокий вдох. Так, будто только-только вынырнул из воды. К телу возвращается былая чувствительность – и лицо начинает гореть пламенем. Следом за паникой и предсказуемым незнанием что делать приходит ярость, которая тут же обрушивается на МакКолла. Стилински с каким-то получеловеческим криком и невероятно мощной силой хватает Скотта за шиворот и швыряет его на пол. В руках горит огонь – Стилински чувствует его жар на своих ладонях. Жар этот растекается по телу, проникает в вены и расширяет их. Кровь горячая как кипяток. Стилински душно. Он стягивает с себя толстовку, оставаясь в одной футболке.

Стайлз Стилински – прежний – не носил футболок. И толстовок. И еще Стайлз не имел такой колоссальной силы. Скотт медленно поднимается. Из-за очередного припадка альтруизма он списывает приступ агрессии на банальное переживание и состояние аффекта. Когда он встает на ноги, то видит, что руки Стайлза по-прежнему дрожат, но Стилински озабочен не тем.

Скотт опускает взгляд, и его самого прошибает холодный пот. Вены у Стайлза черные, и набухают они с каждой секундой. Так, словно вот-вот взорвутся.

– Стайлз? – аккуратно и в этот раз тихо произносит Скотт. Подбежавшая в это время Мелисса замирает – она не видит этой ужасающей картины. Скотт ладонью приказывает ей замереть – мать слушается. МакКолл медленно начинает подходить к другу. – Стайлз? – снова спрашивает он, решая не прибегать к своему стандартному: «С тобой все в порядке?», потому что Стайлз точно не в порядке. – Ты слышишь меня?

Стилински поднимает взгляд. И это самый тяжелый взгляд, который МакКолл когда-либо видел. На секунду переводя свое внимание на вены, МакКолл замечает, что они уже прежние.

– Где Малия? – спрашивает Стайлз. В его горле пересохло – голос царапает глотку наждачной пленкой. Из-за этого хриплость произносимых слов становится еще более сильной, а тон – более повелительным и чужим.

– В реанимации, – тихо отвечает Мелисса, обходя парня и становясь на расстоянии вытянутой руки от него. – С ней лучшие врачи. Совсем скоро подъедет ее отец, Стайлз.

Стайлз склоняет голову и поворачивает ее к Мелиссе, а затем поднимает подбородок. Левая часть лица начинает насыщаться кроваво-фиолетовыми оттенками, а из разбитой губы на подбородок стекает несколько капель крови. И взгляд парня теперь не панический, а злой.

– Где она? – повторяет он свой вопрос. Скотт делает еще несколько шагов вперед. Он едва заметно кивает матери, а затем снова обращается к Стилински:

– Я могу отвести тебя к реанимационной, но ты должен пообещать, что не будешь устраивать шум. Ладно?

Скотт тянется, чтобы коснуться плеча друга, установить физический контакт, но Стилински отстраняется. МакКолл улавливает ароматы… дыма? Улавливает свежесть и запах хвои, но решает подумать об этом позже – он убирает руку, а затем разворачивается, приглашая Стайлза следовать за собой.

Они медленно идут по белому коридору мимо санитаров, врачей и других посетителей. Стайлз же больше не чувствует, что мир вокруг него раскачивается, а затем начинает вращаться. Теперь коридоры не вызывают у него приступов клаустрофобии. Только сердце щемит и щемит, потому что Стайлз знает – его сила, его быстрота и его обострившиеся чувства напрямую связаны с тем, что вчера Стайлз проник за третий барьер разума Малии, выкачал всю энергетику и ослабил ее тем самым. Малия в реанимации именно потому, что вся ее сверхъестественная сила и мощь оказались у Стайлза.

Стайлз теперь вор.

И эта мысль пронзает сознание острой спицей. Он не может вернуть обратно то, что украл, и жизнь Малии на тонкой границе. Зато его собственные силы равны силам Скотта, но у них нет постоянного источника – Стайлз должен подпитываться за счет энергии других людей.

Которых он может уничтожить.

Скотт подводит его к дверям. Он готовится в любой момент ввязаться в драку, лишь бы не пустить Стайлза в реанимацию, но Стилински просто прижимается к стене, закрывает глаза и не двигается несколько секунд. Вены на его руках снова начинают пульсировать, но теперь чувствует это только Стайлз – его кожу жжет изнутри. Это отвратительное чувство можно сгладить, свои эмоции можно взять под контроль. Но Стайлз больше не хочет рисковать ни Скоттом, ни случайным прохожим. Человечность одерживает верх, Стилински медленно спускается по стене, закрывая глаза.

– Это моя вина, – шепчет он. – Это только моя вина.

Скотт подходит и садится рядом. Стайлз упирается головой о согнутые колени и прячет свой взгляд, свои эмоции и свои слова. В этот момент он впервые думает, что Лидия не стоила всех его потраченных на нее сил. В этот момент он впервые хочет забыть ее и думает, что если бы у него было всего лишь одно желание – он бы пожелал никогда ее не встречать.

3.

Стайлз сидит вот так последующие два часа. В это время Малию все-таки возвращают к жизни и перевозят в палату. Затем в течение некоторого времени врачи снуют туда-сюда, давая указания медсестрам и секретарям – они пытаются установить диагноз, но не могут. За ними суетливо носится отец Малии. Стайлз смотрит на него как на нереального человека, как на призрака, потому что его никто не замечает и он слишком отчаянный. Все призраки отчаянные, как думает Стайлз.

Потому что реальный мир принес им только боль и разочарования, из-за чего они не могут найти покой там, в нематериальном мире.

Это жестоко.

Когда суета утихает, появляется Мелисса и что-то говорит о состоянии девушки. Стайлз ее не слышит. Он не слышит ни слов Скотта, он даже не помнит, когда здесь оказалась чуть ли не половина школы – учитель математики, Эллисон, Лидия, Айзек и другие. Половину из этих учеников Стилински не узнает. В толпе он пытается найти Киру, но она не пришла.

Она все-таки обманула его.

Стайлз не реагирует на свое имя, когда его приглашают в палату. Только ему и отцу разрешают навестить девушку. Стилински вспоминает вчерашний вечер. Вспоминает громкую музыку, горячительные напитки и не менее горячительную Малию в своих руках. А потом – отчаянный и какой-то обиженный взгляд Мартин. Тогда-то он и увлекался процессом. Наверняка, Кира назовет это издержками.

За любую привилегию ты должен платить. Не только ценой чужих жизней, но и собственным спокойствием.

Стилински возвращается в реальность только тогда, когда Скотт хватает его за плечо, чтобы заставить подняться. Ноги ватные. Мир нереален. Эти глаза, уставившиеся с жалкой пародией на сочувствие, кажутся стеклянными и кукольными. Стайлз не смотрит на них, он поворачивается к Скотту и шепчет ему:

– Это моя вина. Я должен сказать тебе кое-что.

Скотт не отвечает. Его альтруизм окончательно иссушил его мозг. Его неисчерпаемая – как Мировой океан – любовь к ближнему притупляет все остальные инстинкты. МакКолл даже не вслушивается в смысл – лишь ведет парня сквозь толпу к палате.

Стайлз входит внутрь. Возле палаты сидит отец и держит дочь за руку. Стайлз смотрит на это и чувствует себя меркантильным, низким и дешевым человеком. Зачем ему Лидия, если он не достоин даже Малии? Зачем ему эта сверхсила, если он не достоин и протянутой руки Скотта? Дело не просто в том, чтобы выйти из тени. Нужно при этом еще остаться человеком. Стайлз садится по другую сторону постели, и на него обрушивается скорбь. Слова: «Мне жаль» застревают в груди острыми осколками. Стайлз касается другой руки девушки, сжимает ее, а потом нагибается и целует.

«Мне жаль», – стучит в его сознании как набатом. Он обещает себе больше никогда этого не делать. Он обещает отказаться от этой затеи и выкинуть Лидию из своих мыслей и из своего сердца, освободив место для Малии. Он обещает остаться с ней, пусть она только выживет! Пусть только выкарабкается – он бросит мир к ее ногам как раба, он звезды высыплет ей в ладони как бриллианты, а небо преподнесет как самый тонкий шелк.

– Ты дорога мне, – единственная, что вырывается, – только живи.

Парень кладет голову возле ее руки и зарывает глаза. Спать ему совершенно не хочется, но это единственный способ на время забыться. Единственный способ изолировать себя и подарить душе кратковременное успокоение.

4.

Стайлз не засыпает. Он в полудреме в полутревоге. Навязчивые и хаотичные образы мешают заснуть, заставляя работать мозг на полную мощь. Стилински вспоминает вчерашний вечер и события на песчаной отмели, думает о Лидии и Кире, потом он почему-то вспоминает о тех далеких днях, когда Скотт стал только-только осваиваться со своими новыми способностями. Это было много тысяч лет назад. Это почти нереально сейчас…

Стайлза просят выйти спустя тридцать минут. Он вновь ищет взглядом Киру, но вместо нее видит Лидию, и ему становится еще хуже, чем было. Он не хочет смотреть на Мартин.

– Я поеду домой, – говорит он Скотту. – Мне нужно поспать.

– Давай… давай я отвезу тебя?

Стайлз соглашается. Он впервые подпускает друга так близко с момента его… обращения. Впервые не отмахивается от него. Может, он просто порядком вымотался от всех этих сердечных тайн. В конце концов, Скотт был рядом всегда. А Лидия, Кира и Малия появились в их компании лишь недавно.

– Стайлз! – он слышит ее голос, и ему хочется поскорее закрыть уши. Вместо любви сердце переполняет отвращение. Стилински понимает, что в том, что случилось, виноват он. Но он не может заставить себя даже просто посмотреть на Лидию. Все это время он бегал за призраком и теперь ему пора оставить эту детскую игру.

– Я не могу счас с ней разговаривать, – шепчет Стайлз другу. – Пожалуйста… Пожалуйста, скажи ей об этом. Я… я пойду к машине.

Он устало плетется к выходу, а МакКолл перехватывает девушку, когда та, не замечая мира так же, как и Стилиски пару минут назад, стремительно проносится мимо. МакКолл терпеливо, но настойчиво отводит ее в сторону.

– Ему нужно побыть одному.

– Мне нужно поговорить с ним, – выплевывает Мартин своим не-спорь-со-мной голосом. Она упертая и немного маниакальная в своем стремлении. Скотт знает эту черту ее характера, но почему-то все равно ей поражается.

– Сейчас не лучшее время.

– Сейчас самое время, – командует Лидия, вырывая руки. Она зло сжимает зубы и смотрит так уничижительно, будто это Скотт – причина всей этой чертовщины, что творится. – С ним что-то не так, но ни ты, ни Малия, ни кто-либо еще не хотели этого замечать. А теперь, когда он в еще боле ужасном состоянии, чем был раньше, ты говоришь, что ему надо побыть одному?! – от нее исходит жар, и эта словесная облава напоминает раскаленный поток магмы, что стекает к ногам. Скотт вспоминает о колоссальной силе, черных венах и не менее черном взгляде, но вновь думает, что это просто состояние аффекта.

– Эта Кира вскружила ему голову непонятно какой мистической чертовщиной, – продолжает Лидия. Она процеживает слова. Сквозь ее кожу сочится злоба, перемешенная с заботой и обидой. – И именно она – причина того, что случилось с Малией, причина двухдневного отсутствия Стайлза и его до одури странного поведения.

В глазах ее – блеск. Именно так блестят глаза у любого человека, который слишком долго пытался отстоять свою правоту, но все никак не подворачивалось подходящего случая.

– Стайлз сначала шатался как зомби по коридорам, потом вдруг резко стал выглядеть на все сто, а после этого он отказался от пищи и пристрастился к вечеринкам. Помимо этого вокруг него постоянно ошивается Кира. И если ты всего этого не замечал, то я скажу тебе лишь одно, – она приближается к его лицу. От нее пахнет сладкими яблочными духами и блеском для губ. – Ты – дерьмовый друг.

Девушка отстраняется, а затем, – даже не подарив прощального взгляда, – вылетает из больницы со скоростью звука на своих высоких каблуках. Скотт выходит из оцепенения секундой позже, тоже направляясь на улицу. Он чуть ли не трусцой бежит к парковке. Спустя пару секунд он видит джип и Стилински, который прислонился к дверце со стороны пассажирского сидения. Лидия уже кричит его имя. Стилински отрывается. Вид у него такой, словно он пытался остановить поезд, как чертов Хэнкок. Он качает головой, а потом достает ключи из машины, но Мартин настигает его намного раньше.

– Теперь я с тебя не слезу! – выпаливает она, припечатывая парня к машине и чуть ли не отравляя его своей неутомимой энергией. Стайлз же вымученно улыбается:

– Заманчивая перспектива, – устало отвечает он, пытаясь даже в таком отвратительном состоянии оставаться прежним Стайлзом, который в ладах с юмором и не в ладах со всякими странными людьми типа Киры Юкимура.

– Прекрати, – процеживает она сквозь зубы, а затем внезапно сокращает между собой и ним расстояние. Стайлз помнит о своем обещании, которое он дал в палате, но от этой запредельной близости у него снова начало сносить крышу. – Что с твоим лицом?!

Стайлз молчит, сжимает зубы и думает о Малии. Он думает о Малии так настойчиво, словно хочет, чтобы в его сознание снова провалились, но вместо этого Лидия решает сменить гнев на милость. Ее плечи опускаются, злость отступает назад, и Лидия сникает до шепота:

– Ты можешь мне доверить… то, что… что предложила тебе Кира.

Стайлз хватает девушку за плечи так сильно, что они оба удивляются. Парень заставляет отступить ее на пару шагов. Он замечает Скотта, стоящего в отдалении, который позволяет им этот откровенный, но уже совсем не нужный разговор.

– Я не хочу тебе доверять, – произносит он. – Я устал, Лидия. Устал от тебя и от своей любви к тебе. Я буду очень благодарен тебе, если ты сделаешь мне одолжение и сведешь наше общение к минимуму. Ладно? Пожалуйста, хотя бы один херов раз откликнись на мою просьбу.

В ее глазах он тонет быстрее, чем в глазах Киры. Он держит ее слишком крепко, прижимает к себе слишком близко и на какие-то мгновения понимает, что вряд ли исполнит данные себе обещания в палате.

Но он должен попытаться. Он отпускает девушку… слишком неожиданно для них обоих. Он поворачивается и открывает дверь своей машины, а Скотт в это время решает, что ему уже можно вмешаться в ситуацию. Стайлз и благодарен ему и все еще ненавидит его за это.

– Ты ошибаешься, если думаешь, что я сдамся. За мной долг.

Последние слова она говорит не сразу. Она произносит их уже тогда, когда Стайлз садится в машину. Парень вновь фокусирует внимание на Лидии Мартин. Идеальной для него Лидии.

– Я сделал это не потому, что хотел тебя к чему-то обязать, – произносит он. Его усталость начинает отступать. Энергия, украденная у Малии, начинает насыщать организм. И руки снова начинают гореть от силы, что питает мышцы и сознание.

– Я не отступлю, – гнет свою линию Мартин. Стайлз сжимает зубы, злость начинает наполнять его сущность. Скотт в это время садится за руль, Стилински передает ему на автомате ключи и моментально вылезает из джипа. Он в два шага подходит к девушке и склоняется над ней так, будто хочет поцеловать ее.

– Время, когда я нуждался в твоей заботе, осталось позади. Теперь я в состоянии сам позаботиться о себе и о своей девушке, так что не стоит считать меня ребенком!

– Но ты ребенок! – срывается Лидия. Ее голос режет слух. Ее взгляд топит только что разгоревшуюся злобу. Стайлза бесит даже не это, а то, что она…

– Тебе не нравятся мои отношения с Кирой, а мне не нравятся твои отношения с Эйданом. Думаю, мы квиты, – произносит он сквозь зубы. Он еще никогда так с ней не разговаривал – Лидия чувствует ошеломление, хлесткое чувство предательства и… возбуждение? Да, какое-то эмоциональное перенапряжение, потому что Стайлз, которого она всегда держала на коротком поводе, теперь отказывается слушаться.

– Дело не в них. Дело в тебе, – спокойно шепчет она, внимательно осматривая Стайлза и его разбитое лицо. В его взгляде бушует пламя, его разгоряченность Лидия чувствует даже на расстоянии. Она испытывает головокружение, потому что не может взять ситуацию под свой контроль. Она испытывает отчаяние, потому что чувствует, что те пески на пляже все еще поглощают ее. – Я буду стоять на своем, чтобы ты не сказал.

– Что ж, – он резко хватает ее талию, а потом шепчет, – тогда я говорю тебе… Пошла ты, Лидия Мартин! – он моментально отпускает ее, а потом возвращается и садится в машину, закрывая за собой дверь. Он что-то говорит Скотту, потом повышает тон голоса, и только тогда Скотт выходит из оцепенения и заводит машину. Лидия остается стоять на парковке.