Текст книги "Lurk (СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

1.

Это было немного странно – выходить в понедельник на учебу, делая вид, что ничего не произошло. Это было больно – вот так вот ходить по школьным коридорам, пытаться слушать то, что говорят учителя и одноклассники, в очередной раз натягивать улыбку. Вернее, не то, чтобы непривычно, просто Лидия до последнего не могла поверить, что все это происходит с ней. Она быстро взяла себя в руки после той пощечины Эйдана, она смогла прийти в себя после того, как узнала, что она банши, а Джексон – канема. Она даже к его отъезду себя подготовила. И уход отца из семьи пережила в свои четырнадцать.

Одного пересилить не могла – предательство Стайлза. Вернее, это даже не совсем предательство. Так – выравнивание счета. Но легче от этой мысли почему-то не становилось. Ровно и оттого, что стая не просто рассыпается как карточный домик в замедленной съемке, а рушится до самого основания. Основание – дружба Скотта и Стайлза, которой теперь нет. Основание – дружба Лидии и Эллисон, которой тоже больше нет. Основание – чувства Эллисон и Скотта, и они тоже канули в Лету. Все это походило на какой-то дурной сон, затянувшийся кошмар, и Лидия молилась, чтобы скорее настало утро, и она очнулась.

Но утро не наступало.

Девушка все равно не теряла надежу. Она знала, что иногда кошмары кажутся очень реалистичными – настолько реалистичными, что грань между правдой и вымыслом стирается.

И все же, Лидия продолжала дышать и как-то существовать уже три урока подряд. Она ходила по коридорам школы как привидение, сторонилась всех и каждого, просиживала перемены в пустых классах, но по-прежнему дышала. Правда, словно в кислородной маске, но это лучше, чем ничего. Самое тяжелое в подобных ситуациях – первые сутки. Первые сутки неверия, отрицания и горечи. Даже если все происходящее реально, и прежний радостный и добрый Стайлз навсегда остался только в прошлом, нужно просто пережить первые сутки. Постепенно это грызущее чувство внутри чуть поутихнет или ты просто привыкнешь к этому и перестанешь замечать – не важно. Важно то, что на второй день ты начнешь замечать мир вокруг себя, а еще через день начнешь искать любые отвлекающие от самоедства факторы и предлоги.

Кажется, еще есть ради чего жить.

До четвертого урока оставалось еще около пятнадцати минут. Лидия выползла из класса как из укрытия и потащилась в сторону кофе-автоматов, стараясь смотреть себе под ноги. Она боялась наткнуть взглядом на стаю, или еще хуже – Киру и Стайлза, а потому прятала глаза. Кажется, ее третий барьер тоже выпотрошили.

Подойдя к автомату, Лидия встала в очередь за какой-то девушкой и стала отсчитывать мелочь. Она впервые хотела слиться со стенами, впервые была готова выменять свою яркую внешность на неприметную и вполне обычную. Но, к сожалению, не могла сделать этого.

Девушка впереди взяла свой кофе и отошла, а Лидия подошла к автомату и тут же ощутила чье-то прикосновение на своем плече. Нет, это не его прикосновение. Но она все равно вздрогнула так, будто прикоснулась к электрическим проводам. Девушка обернулась и увидела Лиама. Ее сердце защемило так сильно, что Мартин только закусила губу, лишь бы не издать стон отчаяния, а потом порывисто кинулась парню на плечи и обняла его.

Родной Лиам! Лидия так часто презирала его и Хейден, что совсем не заметила, что без этих двоих стая уже не та. Что без них вся прошлая неделя казалась полупустой и мертвой. А теперь Данбар здесь, тоже обнимает ее, будто тоже оценивая ее важность и понимая значимость их сплоченности.

– Мне так жаль, – шепчет она, забывая о том, что ей нельзя подавать виду, что она знает. Но все эти тайны и игры в прятки так вымотали ее за прошедшие два месяца, что она посылает к чертям свою маскировку и позволяет искренним эмоциям затопить ее до краев. – Мне так жаль!

Он кивает, словно понимает, о чем она говорит и тоже обнимает ее в ответ. Есть же еще Лиам! Он сильный малый, переживет разрыв с Хейден. Он станет следующим альфой и… все наладится, наладится обязательно!

– Я тоже тебя люблю, Лидия, – шепчет он ей. – Я буду переживать за вас со Стайлзом.

Она не видит смысла скрывать свои слезы и позволяет себе слабость. Ей хочется сказать, что она так же переживает за него и Хейден, что их присутствие очень важно, что если они все сейчас разойдутся – все рухнет окончательно, но ведь они все еще есть друг у друга, все еще могут реанимировать их не выходящую из комы дружбу.

– Ты пиши мне в фейсбуке или на майспейс, ладно? – в его голосе слышится улыбка и тепло, а Лидия ощущает бешеный озноб и в следующее мгновение ее парализует. Она слышит дребезги. – Больше мне просить некого.

Дребезги своих надежд.

Лидия отстраняется от парня и неверящими, полными слез глазами смотрит на Данбара, пытаясь прочесть по его взгляду, что он имеет в виду. Но тактильный контакт и ментальная распахнутость Лиама позволяют узнать недавние новости чуть ли не в прямой трансляции. Перед мысленным взором пронеслись недавние события, и от этого стало так хлестко, что Лидия отступила на шаг и опустила руки.

Это не сон.

Но и на реальность тоже не совсем походит.

– Когда? – спрашивает она, почему-то удивляясь, что Лиам не спрашивает, откуда ей все известно.

– Сегодня последний день. Бумаги о переводе оформят в течение недели, а учится буду с завтрашнего дня.

Она закрывает глаза, пытаясь досчитать до пяти и восстановить дыхание, как учат психологи, но не может. Потому что задыхается. Потому что кислорода то ли катастрофически мало, то ли он не доступен только ей. Лидия кивает Лиаму, что-то говорит ему о том, что будет держать его в курсе новостей, а потом направляется к кабинету математики, ощущая, как земля уходит из-под ее ног.

Лиам переводится. Не может он выдержать разрыва с Хейден, а вернуть ее тоже не предоставляется возможным, поэтому он просто-напросто сбегает. Нет, он не ведет себя как трус, он просто не может справиться с этим нахлынувшим потоком чувств. И дело даже не в измене Хейден, с этим можно было бы смириться, потому секс с девушкой – не совсем измена. Ну, по крайней мере, в полном смысле.

Дело в том, что Кира выудила что-то из воспоминаний Хейден и внушила ей то, что она гомосексуальна. Хейден теперь ходит такой же безмолвной тенью потому, что не может принять открывшуюся правду и свыкнуться с ней. У нее депрессия, отрицание и полный набор еще каких-нибудь психических реакций. Лиам не может до нее достучаться, а Хейден и не хочет этого.

Вот и все карты. Один вечер в пьяном баре – и столько жизней порушено!

Лидия заходит в кабинет и еле-еле доползает до своей парты. Ее ноги болят от высоких каблуков и кандалов безысходности. Девушка садится за парту, зарывается руками в волосы и закрывает глаза. Ей так хочется возненавидеть Стайлза, как она когда-то возненавидела Киру. Ей хочется почувствовать отвращение и презрение по отношению к нему, ей хочется заставить себя сжить его со свету с его такой же безумной подружкой.

Но все, что она чувствует – скорбь. Скорбь, потому что помнит, как ей было хорошо с ним, какой этот поцелуй был необычный, и как ей было легко с ним на эмоциональном уровне. Даже на ментальном у них все выходило легко и быстро, не говоря уже о тех запредельных близостях, что они себя позволяли.

Ей хочется снова кинуться в его объятия и больше никуда не бежать. Она сможет ужиться с его новой сущностью, лишь бы только он сказал, что те вчерашние слова – ложь, что он погорячился, что все это внушение Киры или какой-нибудь дурацкий розыгрыш.

Но эти игры давно перестали быть играми: правила больше не срабатывают, цели как таковой нет, просто азарт. Больной ненормальный азарт руководит Стайлзом и Кирой. Их куш – это эмоции людей, которыми они подпитываются как энергетические вампиры. Им не важны судьбы людей, им хочется больше и больше. Они стали единым злом, до которого Лидии никогда не дотянуться. Она обещала сжить со свету Киру, но это она сживает со свету их стаю, а саму Лидию решила оставить напоследок. Просто позволяет смотреть, как болезненно и медленно рассыпается их стая.

Когда звенит звонок на урок, Лидия выпрямляется и открывает тетрадь. Она не уверена, что сможет нормально написать эту самостоятельную, но ей надо что-то делать, чтобы увлечься. Может, интегралы немного отвлекут ее.

2.

После шестого урока они встретились в библиотеке, как и договаривались. Им надо было закончить с кое-какими уроками, чтобы потом отправиться в очередной клуб навстречу очередным развлечениям. Они даже не планировали заезжать домой: посидят здесь часов до пяти, а потом отправятся шататься по городу до одиннадцати или двенадцати. Все равно отец сегодня в ночную смену, а что Кира, что Стайлз не нуждаются больше в сне. Весь мир им теперь доступен.

Кира дописала какую-то таблицу по истории и отложила тетрадь. Она подперла голову рукой и мечтательно уставилась на парня, словно была влюблена. Но вряд ли Кира вообще была способна на любовь.

– Ты не вернешься в стаю? – спрашивает она будничным тоном. Стайлз вспоминает далекие-далекие времена, когда его то тянуло к ней, то отталкивало от нее. Он помнит их первый поцелуй на кухне, а потом долгий разговор о барьерах разума. Он помнит каждую стадию: интоксикация, принятие, отрицание, осмысление. Он помнит первую сигарету, первый секс и первую дорожку кокаина. Кира стала его учителем и проводником в новый мир.

– Не знаю, – он пожимает плечами, строя какую-то геометрическую фигуру в тетради. Кажется, заданная задача его беспокоит больше, чем насущный вопрос. – Скотт слишком увлечен романом Эллисон и Айзека, так что вряд ли я там вообще нужен.

– Но он же твой друг, – сонно аргументирует Кира. Она решает, что этот разговор важен для нее, хоть и чрезмерно скучен. Девушка устало переводит взгляд на двери, в которые вошла Лидия. Она еще их не заметила, просто села за столик и принялась доставать тетрадки. Выглядела она уставшей и слишком уж вымученной, но жалости к ней Кира не испытывала. Не потому, что делила с ней Стайлза и таким образом конкурировала.

Просто Лидия заслужила это – заслужила быть в тени, потому что игнорировала до этого любого, кто находился чуть ниже верхушки школы. Теперь она платит за свое высокомерие и иерархические предрассудки.

– А что насчет Лидии? – Стайлз поднимает голову и прослеживает за взглядом Киры. Он тут же ловит на себе взволнованный и растерянный взгляд. Такой родной, но уже позабытый. Парень опускает голову и начинает писать условия задачи.

– Кажется, она влюблена в тебя, – продолжает давить на гнойники Кира. Проблема в том, что Стайлз Стилински добился Лидии Мартин, но к этому моменту узнал, что жизнь без нее… легче. Не всегда наши мечты исполняются вовремя. – Неужели ты не дашь ей шанса?

Стайлз открыл ответы на последней странице учебника. Удивительно, что он продолжает заниматься уроками после всего курса просвещения от Киры Юкимура. Стайлз со стороны выглядел так же, как и раньше, если не брать во внимание ставшую яркой сексуальность, уже привычный взгляду цинизм, не свойственную раннее холодность и еще кучу всяких бесплатных приложений, доставшихся от Киры в подарок.

– Я задыхаля рядом с ней, Кира. И мир вокруг меня вращался как юла. Любовь – это инфекция, которая уничтожает тебя почти мгновенно. И я больше не хочу болеть, – он качает головой и начинает решать задачу, ориентируясь на ответы в учебнике и просчитывая все действия на калькуляторе. На некоторое время повисает тишина. Кира смотрит то на Стилински, действительно сосредоточенным на задаче, то на Лидию, которая делает вид, что сосредоточена, хотя ее карандаш повис в воздухе, а тело замерло в какой-то кататонии.

– Но ведь вчера вы были вместе, – тихо шепчет Кира, придвигаясь чуть ближе. На самом деле, ее конечная цель – не окончательно растоптать Лидию, а просто в очередной раз повысить ставки. Азартным людям выигрыш особо-то и не важен, важны ощущения.

– Это так, – отмахивается он, – похмелье после жесткой попойки.

Стайлз почему-то вспоминает о том дне, ну который был следом за событиями на песчаной отмели. Он вспоминает, как стаскивал этого ублюдочного Эйдана с Лидии, вспоминает, как она бросилась ему на защиту. На несколько секунд Стайлз даже отрывается от решения и переводит тяжелый из-подо лба взгляд на Мартин, утягивая ее в свои воспоминания. Тогда Стайлз чувствовал себя использованным и испачканным, потому что Мартин с такой легкостью нырнула в объятия к этому мудиле снова, словно это он ее забирал с того пляжа и провожал до дома, словно это он возвращался затем обратно, чтобы забрать свой джип, а вернулся домой фактически под утро, потому что автобусы уже не ходили и до берега пришлось идти пешком. Стайлз помнит последующую за этим пощечину, помнит чувство опустошения и подавленности. Почему-то он ей это мог простить, а она ему его жестокость не может простить.

Потому что Лидия Мартин может разбивать сердца.

Но никто не имеет права разбивать ей сердце.

Стайлз разрывает зрительный контакт и снова возвращается к Кире, поворачивая к ней голову и даря ей все свое внимание. Дурное или хорошее влияние она на него наказывает, но она его всегда поддерживала. И принимала что плохим, что хорошим.

Она достойна его.

– Хочешь развлечься? – Кира выпрямляется заранее зная ответ на этот вопрос и уже готовясь к новой игре. Стайлз кивает, хотя ее мысли ему недоступны. Кира улыбается, а затем чуть разворачивает стул и нагибается.

Ее голова скрывается под столешницей, и что Стайлза, что Лидия прошибает стрела. Нет, Лидия не хочет снова быть втянутой в этот ментальный секс и смотреть на это она тоже не собирается, да и Стайлз видимо больше не нуждается в фантазиях с ней в главной роли. Даже на самый худой конец у него есть Малия, которая рано или поздно, но придет в себя.

А вот так, если по-честному, если отбросить все предрассудки и мысли, то кто мог бы сделать ставку на Стайлза? На этого невзрачного парнишку с бешеным когда-то альтруизмом в крови и с не менее бешеным самопожертвованием? Кто мог представить себе, что окажись Стайлз под лучами солнца, а Лидия – во мраке тени, их история перевернулась бы с ног на голову? Кто мог бы ожидать, что Стайлзу буду отсасывать в школьной библиотеке на глазах у его бывшей школьной любви?

Да никто. Все ставили только на Лидию, а Кира рискнула, поставила все сбережения на Стилински и сорвала куш.

Вот и не верь после этого в иронию и карму.

Стайлз сжимает зубы, и из его мыслей напрочь вылетает Лидия. Он хватается руками за столешницу, тяжело дышит, но контролирует пока собственные волны наслаждения. Лидия смотрит на него и не верит, что это ее Стайлз. Она смотрит на эту дешевую порнушку и пытается собрать осколки своего сердца с пола, но в итоге только режет пальцы и теряет еще больше, чем пытается собрать.

Это как стокгольмский синдром, только без счастливого конца.

Это как наркотическая зависимость, только с постоянным доступом к наркотикам.

Лидию выводят из оцепенения собственные горячие слезы. Девушка подрывается с места, хватает тетради и мчится к выходу, стараясь выстроить кирпичную стену, но не затем, чтобы отгородить свои мысли, а затем, чтобы отгородить мысли Стайлза от себя.

Она давно падала в пропасть, а разбилась вот только сейчас. Должна наступить мгновения смерть, тогда почему так больно? Почему темнота не поглотит ее?

3.

Лидия старается дышать ровно, чтобы не дать рыданиям сотрясти ее тело. Девушка стремительно идет к уборной, проклиная себя за то, что не ушла в первые минуты, едва заметила эту парочку. Она слышит звонок, но не понимает, почему он звонит, ведь уроки уже закончились. В коридоре слишком много людей, и Лидия не понимает, куда они все идут, почему так громко разговаривают и почему у нее сердце вот-вот срывается пуститься в пляс.

Она открывает дверь и вваливается в уборную, тут же роняя собственные вещи. У нее подкашиваются ноги, но, черт возьми, от чего? Ведь она никогда не любила Стайлза, даже не рассматривала такой сюжет для их отношений. Потому что Стайлз – ну это алгебра, которую надо пережить и все. Потому что Стайлз – ну вот он, рядом, и почему стоит из-за него переживать?

Но Стайлз сорвался с цепи, Стайлз стал каким-то другим человеком, стал чужим, стал… нужным. Она выронила его из собственных рук по собственному желанию, так почему продолжает собирать эти осколки? Почему натягивает свои нервы как тугой канат и пытается успокоить себя? Ведь у нее валяются на пыльных полках еще Эйдан и где-то совсем далеко-далеко Джексон. У нее ведь нет поводов беспокоиться, да? Ведь Стайлз может спать с кем захочет.

Но проблема в том, что Лидия теперь хочет, чтобы он спал с ней.

Она скатывается вниз по стене, напоминая себе героиню какой-то недодрамы. Ей тяжело дышать, она задыхается и продолжает ощущать осколки в своей груди, вынуть которые не представляет возможным. И нет, одними сутками тут не отделаешься.

Процесс заживления будет долгим. Если вообще здесь возможна хоть какая-то регенерация. Голова раскалывается так, словно ее сдавливают, а слезы почему-то больше не льются. Лидия просто смотрит широко раскрытыми глазами куда-то в пустоту и дышит глубоко, словно воздуха здесь и правда мало. Вокруг нее – разбросанные вещи и разрушенные мечты. Где-то в отдалении валяются разбитые надежды. И во всем этом хаосе Лидия еще сохраняет цельность восприятия мира, хотя уже видит первые трещины. Еще пару часов – и ее тщательно выстроенный мир взорвется как от пластида.

Вот и конец сказки для принцесс. Валим по домам, хэппи энда не будет.

Лидия закрывает глаза, все еще стараясь выстроить вокруг себя кирпичные стены. И почему она не может найти друга, который бы тоже утешил ее? Ах да, у нее ведь был друг, но она пренебрегла им. И да, теперь поздно сожалеть и просить о помощи.

Но Лидия откуда-то находит в себе силы подняться. Сгребая тетради в кучу, она поспешно покидает туалет и мчится по направлению к парковке. Ей надо бежать или застыть на месте – ей надо сделать хоть что-то, чтобы не позволить своему телу застрять в вакууме. Изнутри выжигает неверие и только что родившийся огонек пессимизма, но Лидия бежит. Бежит к парковке, подворачивая ноги и не обращая внимания на боль.

Она потеряла на всех.

Да, слишком поздно пить боржоми.

Но никто ничего не говорил про другие напитки, верно?

4.

Лидия успевает в последнюю минуту, практически наваливаясь на капот машины Эллисон. У нее очень сильно болит нога, которую она подвернула, но Мартин находит в себе силы подняться, выпрямиться и поплестись к пассажирскому сидению. Встревоженная, отдалившаяся, но еще родная Арджент выпархивает из машины как птица из клетки и подхватывает подругу, порывисто обнимая ее и прижимая к себе. Лидия практически впивается в нее удушающими, кричащими объятиями и дает волю рыданиям. Она хочет извиниться, хочет сказать много слов, но они застревают костями у нее в горле, и першение блокирует любые попытки.

Эллисон обнимает и гладит по волосам прямо как мама. С ее губ срывается: «Тч-ч-ч», с ее губ срываются слова успокоения, но Лидия не может их разобрать. Она просто изрезает Эллисон своими объятиями, боясь выпустить ее хоть на секунду. Потому что у Лидии осталась только Эллисон. Потому что Лидию кто-то нагло ограбил, и этот кто-то – Кира. И Лидия рада бы сжечь эту суку со свету, но одной ей не справится.

– Мы можем все наладить, – чуть громче проговаривает Эллисон. Лидия осматривает пасмурное небо и понимает, что надежды нет, но почему-то продолжает верить. Какая-то часть несгрызенного Кирой сердца еще продолжает биться. – Мы можем все исправить.

Эллисон даже не спрашивает что случилось, она знает, что все плохо. Она не собирается узнавать, как все это произошло и почему так быстро привело к плачевным результатам. Она принимает действительность такой, какая она есть. Она принимает случившееся и местоимением «мы» указывает на хрупкую, но все еще существующую цельность.

Лидия делает глубокий вдох и чувствует приблизительно тоже, что чувствовал Стайлз тогда на парковке при первой встрече с Кирой.

– У меня больше ничего не осталось, – шепчет раскаленным голосом Лидия, ощущая боль в глазах из-за бессонной ночи и соли. – И я никогда не смогу вернуть его. Никогда не смогу сжить эту суку со свету!

Ее голос ломается и стихает. Некоторое время девушки снова молчат, по-прежнему крепко обнимая друг друга и смотря на небо, которое заволакивает тучами. По прогнозам, дождь должен пойти на завтра, но видимо миру нравится обманывать ожидания. И этот удушающий запах весны разъедал подобно кислоте.

– Мы сможем, Лидия, – шепчет Эллисон, прижимая к себе подругу и закрывая глаза. – Вместе мы сильнее. Мы с кем только не справлялись, забыла?

Лидия улыбается. Сквозь слезы и боль, но улыбается, сама не зная, что ее заставляет это сделать. Ведь стаи больше нет, Стайлза больше нет, прежнего мира тоже больше нет. Вокруг них – хаос, вокруг них так много темноты, которая подступает к ногам. Лидия не знает, как ей сопротивляться и сопротивляться ли.

Она на мгновения отпускает девушку, но только за тем, чтобы посмотреть ей в глаза, чтобы убедиться, что это не сон. Впервые за сегодняшний день Лидия рада, что не спит.

– Почему ты мне помогаешь? – она не помнит, когда стала такой сентиментальной, но помнит, что нужно сберечь последнее.

– Потому что мы подруги, Лидия. Потому что друзья не оставляют друг друга в беде.

Лидия снова закрывает глаз, чтобы не видеть слез Арджент и перебороть свои собственные. В воздухе чувствуется запах озона, и в эту же секунду небо вспарывает молния, после чего – с секундной задержкой – гром ударяет в купол неба. Лидия распахивает глаза, не боясь посмотреть грозе прямо в глаза.

Почему-то больше ей ничего не страшно.

А потом она переводит взгляд на Эллисон, а потом она понимает, что ей немного легче стало дышать, ведь пусть ее крыло и подбили, но есть Эллисон, которая не позволит спикировать вниз, которая подхватит своими сильными руками над самой пропастью и вытащит из тьмы, спасет от разрушения.

– Только ты мне должна рассказать хоть малую часть того, что произошло за эти два месяца. Можешь не все говорить, но самое важное.

Лидия смотрит в глаза подруге и понимает, что только сейчас готова раскрыться полностью. Ведь до Скотта у нее так и не получилось достучаться. Так почему она решила, что Эллисон тоже стоит пренебречь?

– Чем быстрее, тем лучше, – заверяет Эллисон, Лидия кивает, и девушки садятся в машину.

На самом деле, Мартин даже не знает с чего начать. Она молчит некоторое время, потому что не знает, где начало истории. Все это время ей казалось, что с момента песчаной отмели, но это скорее первые главы, а не пролог. А где начало? Лидия не знает.

– Он меня ударил, – произносит Лидия, чувствуя, как слова пробивают образовавшиеся ком в горле. Мартин даже вполне не осознает, что начала все-таки с Эйдана, но решает не осознавать, а позволить откровению вытечь наружу. – Эйдан ударил меня на песчаной отмели. До него никто никогда меня не бил, а Эйдан меня ударил!

Она замолкает и позволяет слезам (еще той боли) смешаться со слезами новых переживаний. Эллисон сжимает руку девушку и не говорит ничего. Она дает ей время. В конце концов, они могут ограничиться парой слов, а могут проговорить пять часов кряду – в любом, случае, это шаг к сближению. И этот шаг они делают вместе. И теперь ноги не подкашиваются, и идти дальше кажется уже не так страшно.

5.

Эллисон вышла из машины и направилась прямиком к Стилински и Юкимура, когда на часах было около пяти вечера. На улице резко потемнело, и было душно, но спасительные капли дождя оставались в тяжелых свинцовых тучах. Арджент уверено шла к парочке, точно зная, что в отличие от Лидии, она держит свои эмоции под контролем и что теперь ей нужно просто собраться с силами, сохранить стержень и вести разговор, обыгрывая ту стратегию, которую она обдумала с Лидией.

Хотя даже Лидия оставалась не в курсе некоторых нюансов.

Эллисон и Кира столкнулись как две враждующие стихии, готовые снести друг друга, не заботясь о жертвах и последствиях. Однако Арджент была более благоразумной силой и вступать в схватку пока не планировала, а потом процедила взглядом главную причину воцарившегося хаоса и переключила свое внимание на Стайлза.

– Мы можем поговорить наедине?

– Если ты по поводу Лидии, то зря тратишь время, – он сразу обломал несколько ее заготовленных реплик. Но Эллисон сохранила сталь в своих намерениях, и новые слова уже выстроились в ее голове. Главный козырь Арджент был в том, что у нее не было ментальной связи с кем-либо из этих двоих, а все ее мысли были запрятаны за третий барьер, поэтому Эллисон чувствовала себя защищенной.

– Нет. Вернее, это касается ее, но разговор будет лишь о нас двоих.

Она специально сделала акцент на слове «двоих», внимательно посмотрев при этом на Киру. Та только усмехнулась, чуть выше подняв при этом голову. Цинизм сочился ядом сквозь кожу. Эллисон ощутила, как он разъедает ее, но вспомнила уже разбитую до основания Лидию и сделала вид, что не заметила этого.

Ради Лидии стоит стерпеть эту суку.

– Это займет минут пять, не больше.

Она направилась в сторону школы, не оборачиваясь, но находя в себе стойкость не оглядываться. Стайлз шел позади нее бесшумно, чуть ли не выверяя каждый шаг, а Эллисон все это время проигрывала в голове сценарий возможных сюжетов. Она знала, что ей придется пойти на самую зверскую жертву, но отступать было поздно.

Эллисон сама рухнула в пропасть темноту, в которую Кира вовлекла Лидию и Стайлза. Не осталось ничего, даже блеклого света.

Они остановились у дверей школы. Сгущающийся мрак придавал особого мистицизма. Стайлз оперся о стену школы и неторопливо достал пачку сигарет, вспоминая, как хотел выкачать энергию из Эллисон при последнем их разговоре. Это было много лун назад, и сейчас Стилински искренне не понимал, что заставило его тогда остановиться.

– Ты жесток с ней, – выплюнула она сразу же, забывая об их консенсусе, но решая, что отступать слишком поздно. – Ты ведь грезил ею, так что с тобой стало сейчас? Выменял ее на нечто более доступное? – Эллисон взяла под контроль разбушевавшиеся чувства. Лидия предупредила ее о внушении, но Арджент сверлила взглядом парня, который с закрытыми глазами и каким-то извращенным удовольствием раскуривал сигарету. Когда он выпустил дым, то перевел взгляд на Эллисон. В его глазах девушка не видела отражения души, потому что души больше не было. Перед ней стоял незнакомец. И этот незнакомец хотел пробить ее кирпичную стену, образ который она умудрялась выдерживать в сознании.

– Мне интересно, почему, когда она отшивала меня – это списывалось на френдзону, а когда я стал ее отшивать – это стало жестокостью? – он разводит руками, стоя так непринужденно и расслаблено, словно сошел с обложки журнала. – Я обещал ей, что разлюблю ее. И я сдержал свое обещание, так что ничего жестокого я не делал, – пожимает плечами и снова затягивается. Туман окутывает их, ровно как и эти никотиновые облака.

Эллисон знает, что нельзя выдерживать долгие паузы.

– Правда в том, что ты все равно хочешь быть с ней. Теперь, конечно, у тебя новая подружка, и ты понял, что можешь общаться с другими девушками, но, – она отчеканивает «но» так, словно кидает бармену ничтожные чаевые, которые он тут же бросается поднимать с грязного пола. Эллисон приближается, не боясь установить зрительный контакт, и убавляет тон своего голоса, – это все не то. Ты ведь знаешь, что с Лидией все эти тусовки, сигареты и прогулки были бы… приятнее.

– В любом случае, – на миг толщь его цинизма дает течь, но Стайлз быстро латает трещины. – Это теперь не важно.

– А если я предложу тебе кое-что, что не сумеет предложить Кира?

Стайлз затягивается, а потом припечатывает девушку к стене, даже не пытаясь замаскировать собственную ненависть. Липкий страх электрическим током проходится вдоль линии позвоночника, но Эллисон сжимает зубы и бесстрашно смотрит мраку в лицо.

– Ты думаешь, я так дешево стою? Думаешь сманить меня куском пожирнее?

– Да, – отвечает она с легким придыханием, выдавая пародию то ли на флирт, то ли на бесстрашие. В ее глазах плещется уверенность, и Стайлзу это нравится. Арджент отравляет себя запахом сигарет и ядом Стилински.

– И что ты можешь предложить? – он усмехается и отстраняется. Возникшую паузу заполняет удар грома, а затем пространство озаряется током молнии. В воздухе снова ощущается запах озона.

– Свой третий барьер, – выдает, сохраняя ровное сердцебиение и сталь в голосе. Стайлз хмурится, а потом понимающе кивает. Конечно, Лидия просветила свою подружку, прежде чем так просто подсылать ее. Не удивительно в принципе.

– И что ты выберешь? Лесбийские наклонности как Хейден, разбитое сердце как Лиам или кому как Малия? – он говорит это так, словно эти имена для него ничего не значат. Хотя слово «словно» здесь не уместно, ведь эти люди для Стайлза – нового Стайлза – действительно больше ничего не значат.

– Поверить не могу, во что она тебя превратила, – в ее голосе Стилински улавливает нотки брезгливости и усмехается. Кира была права – никому он больше не нравится. Все нравился услужливый лакей.

– Тем не менее, это я, – он улыбается, а между его пальцами продолжает тлеть сигарета. Оранжевый огонек – как свет фар мчащейся на встречу фуры – мигом отрезвляет, но ты совершенно не знаешь, в какую сторону крутить руль.

– Тогда сделай это, – бросает вызов сухим голосом и не менее сухими эмоциями. – Мой третий барьер в обмен на то, что ты бросишь эту маниакальную дрянь и вернешься к Лидии.

Конечно, Эллисон договорилась о другом с Мартин, но выгрузить на подругу еще и чувство вины она не могла, а потому промолчала о главном пункте плана, взяв все решение на себе. Несмотря на то, что перед ней стоял совершенно незнакомый ей Стайлз, она почему-то была уверена, что этот человек верен своему слову. Пока что верен.

– Я слишком дорожу Скоттом, чтобы причинять тебе боль.

– И, тем не менее, причиняешь, – тут же аргументирует Эллисон, а потом ловко выхватывает сигарету из пальцев парня, решая врезать в несущийся на нее автомобиль со всей скоростью. Погибать – так с музыкой, выигрывать войну – так ценой собственной человечности. Правда в том, что теперь Стайлза привлекают такие как Кира. И Эллиосн знает, что совершит нечто ужасное ради Лидии, но только так сможет вернуть все на места.

– Скажем так, – она затягивается дымом и, к удивлению, ее не скручивает приступ кашля. Арджент выпускает дым из легких со знанием дела мастерицы и бросает в сторону парня меткий и пронзительный взгляд, – если Кира не натянет твой поводок слишком коротко сегодня, то приезжай к моему дому, – она берет его на слабо самым низким способом – она становится его отражением, тоже обнажая свою сущность.