Текст книги "Lurk (СИ)"

Автор книги: Ana LaMurphy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Они медленно плелись, идти было тяжело из-за песка и навалившейся на плечи тяжести. Никто не произносил ни слова. В сущности, Стайлзу было плевать, что предшествовало этой пощечине, а Лидия, в сущности, не собиралась этого рассказать. Да и не имело это значения. Имело значение то, что Лидию ударили, а Стайлз не смог ее защитить – не смог предотвратить, предвидеть, предвосхитить. Его душило собственное бессилие, но все, что он мог сейчас сделать – просто идти рядом с ней, аккуратно, но крепко прижимая ее к себе, ничего не спрашивая и ни в чем не упрекая.

Просто рядом, как он и всегда хотел.

Они отходили все дальше и дальше. Дальше от музыки, от посторонних взглядов, от самого происшествия. Лидия молчала, больше не плакала, просто обнимала Стилински, позволяя ему вести себя… куда угодно. Она доверяла ему, но вряд ли была счас в состоянии рассуждать о его благородстве и заботе – вся ее голова была забита воспоминаниями, в которых фигурировал Эйдан, и только он.

Когда звуки окончательно стихли, а воздух стал достаточно свежим, Стайлз остановился, посмотрел на стоящую рядом и не задающую вопросов Лидию, потом коснулся ее лица, заставляя посмотреть на себя. Она подняла на парня свой взгляд – и Стилински снова ощутил прилив энергии, осознав, что сможет свалить Эйдана с ног и второй раз.

– Я отвезу тебя домой, – прошептал он, хотя машину он оставил дома, а до ближайшей остановки надо было идти около двадцати или тридцати минут. – Хорошо?

Лидия снова закрыла глаза, а потом уткнулась в плечо парня, дав волю слезам еще раз. Дежа вю ударило под дых, и Стайлз вспомнил тот вечер, когда она сама пришла к нему – впервые – и начала что-то рассказывать о том, что ей не дают встретиться с Джексоном. Его комната была забита подарками для нее, а она продолжала плакать насчет Джексона.

Стилински ощутил бы что-то щемящее и болезненное в груди, но злоба притупляла все остальные чувства.

– Я отвезу тебя домой, – повторил он и вновь двинулся вперед, увлекая девушку за собой. – Просто отвезу, и все будет хорошо.

Стайлз сожалел о том, что поехал на машине Скотта, его потрепанный джип был бы сейчас к месту. Стайлз совершенно забыл о том, что он не предупредил друзей. Стайлз вообще ощущал, как из пространства стремительно выкачивают воздух, как вакуум начинает медленно сдавливать легкие, и сделать вдох становится все тяжелее и тяжелее.

Лидия чувствовала то же самое. Впервые она разделяла его чувства.

Они оба не знали, сколько времени заняла у них дорога до остановки, они потеряли счет часов и минут, они будто попали в другую реальность, где время не было представлено в виде циферблата, где время вообще не имело значения. На середине дороге Стайлз остановился, снял кофту и накинул девушке на плечи, но Лидия не чувствовала ни холода, ни уж тем более тепла. Она сама погрузилась в образовавшийся вокруг них вакуум – она не дышала, не ощущала времени, не ощущала перепадов температуры.

Просто застыла в неком анабиозом состоянии.

Стайлз вел ее к остановке, смутно помня дорогу и сомневаясь, в правильном ли направлении они идут. На самом деле, обнимая ее за талию, прижимая ее к себе и ощущая ее руку на своем плече, он думал только о том, что недостаточно хорош для нее. Он терялся в своих желаниях, он хотел быть плохим, он хотел быть разрушительным, он хотел быть для нее хоть каким-нибудь. Он думал о том, что не повезет ее домой, что они сядут на первый попавшийся автобус и будут ехать до конечной, что им – ей и ему – это просто необходимо.

Что это было бы правильно.

Когда они доходят до остановки, то им не приходится долго ждать – автобус подъезжает практически сразу же. Стайлз расплачивается за проезд и ведет Лидию на самые дальние сиденья, держа ее за руку. Он чувствует прикосновения ее холодных пальцев, ее напряжение передается и ему. Молчание давит, мрак опускается не только на город, но и на них двоих.

Укутывает и будто укрывает.

Она садится у окна и кладет голову на плечо, как только он садится рядом. Их пальцы по-прежнему переплетены. Стилински вполне уверенно отводит руку назад и прижимает девушку к себе за талию.

Он заботится о ней. Он всегда будет заботиться о ней.

Она пачкает свои руки в его крови (и крови Эйдана), но вновь не замечает его. От Лидии веет свежестью и едва уловимым ароматом духов. От Лидии веет подавленностью и полные отсутствием планов насчет того, что делать дальше. Стайлз старается передать ей свое тепло, старается согреть ее, но ее руки все еще ледяные, и сама она все еще в ступоре.

Автобус трогается с места, пейзаж за окном начинает постепенно ускальзывать, слайды постепенно сменяются, и в открытые окна начинает проникать шум ветра. В автобусе не так уж много народу – одинокая пожилая женщина, несколько парней, чья разрушительная музыка слышна даже Стилински и Мартин, и одна парочка, сидящая как раз прямо перед Стайлзом и Лидией. Все кажутся здесь позабытыми и пыльными, никто в этом чертовом автобусе будто не может расслабиться, мрак вновь начинает давить на плечи.

Стайлз прижимает Лидию к себе еще плотнее. Она поддается, потом приближается к его лицу так близко, как не приближалась еще никогда, и тихо шепчет:

– Ты никому об этом не расскажешь, – она не просит, а приказывает, оставаясь Лидией Мартин – надменной и не терпящей возражений. Стайлза радует прежняя Лидия, он кивает, сжимает ее руку в своей и заверяет:

– Никому. Но и ты к нему тоже больше не приблизишься.

На это Лидия ничего не отвечает – лишь утыкается парню снова в плечо и больше не произносит ни слова. И пока мимо них проносятся километры, они замирают в своей идеальной контаминации, они застывают, каменеют и будто прочнеют. Их пальцы переплетены, их объятия крепки, их близость запредельна.

И их отчаяние велико, ощутимо и разрушительно. Оно сжимает их в клетку, не дает возможности сделать вдох, но позволяет прикасаться друг к другу. Для Лидии это ничего не значит, ее мысли все еще заняты Эйданом, и ее сердце вновь разбито. Для Стайлза это значит многое, но он тоже ощущает впивающиеся в его грудь осколки.

3.

Они выходят из автобуса и снова начинают медленно плестись, только теперь уже по направлению к дому Лидии. Они по-прежнему слишком близки, их по-прежнему окутывает молчание, но большего ни ему, ни ей не надо. Лидии не хочется говорить, и она довольна тем, что Стайлз не ковыряется в ее душе и не лезет с расспросами. Она благодарна ему, она ощущает в нем потребность, пусть и не такую, какая нужна была бы Стайлзу.

– Я не предупредила Эллисон, – шепчет она, ее каблуки чуть нарушают тишину размеренным стуком.

– А я Скотта.

До ее дома идти всего минут десять, но они особо не торопятся. Стайлз думает о том, как объяснить такое состояние Лидии ее матери, но решает как обычно сымпровизировать. Да и не до ее матери сейчас. Ему просто жизненно необходимо знать, что с самой Лидией все в порядке.

И завтра утром он уже будет под ее порогом, как преданный пес. Это так дешево, банально и низко, что впору было бы разозлиться на себя, но Стилински не может, хотя пытается.

– Я им позвоню и что-нибудь скажу, – произносит он спустя некоторое время, хотя почему-то думает, что Скотт уже обо всем и так знает. Или благодаря своему суперслуху, или благодаря Эйдану – не важно. В противном случае он бы уже догнал их.

Лидия ничего не отвечает, продолжает молчать и давить своей немногословностью. Стайлз ощущает, как его плечи начинает обволакивать свежесть вечера. Вначале это даже приятно – становится легче дышать, остужается пыл. Спустя минуты две свежесть становится прохладой, а еще спустя минуту начинается озноб и дрожь. Стилински ощущает, как леденеют его пальцы, но никак не выдает себя – наоборот прижимается к Мартин еще плотнее, тактильно передавая ей свое тепло. Последнее тепло, какое у него еще есть.

Они бредут, и бредут, и бредут… В какой-то момент у Мартин подворачивается нога, но Стайлз удерживает ее за плечо. Он бы взял ее на руки, но почему-то не додумывается до этого. До дома Лидии остается пара секунд, когда она все-таки будто приходит в себя от своей кататонии и вспоминает, что рядом с ней кто-то еще идет. Она поднимает голову, переводит взгляд на Стилински и цепляется рукой за его футболку, заставляя остановиться.

Стайлз повинуется. Собственно, как и всегда.

– Стайлз, – она четко произносит его имя, отчеканивает каждый звук, словно гвоздями прибивая его к асфальту. – Ты никому не скажешь, – ее голос понижается, к его пальцам начинает приливать кровь. – Никому.

Он кивает, даже не пытаясь вникать в суть ее просьбы. Смысл ее слов он осознает с некоторым замедлением, но все же осознает.

– Ты к нему больше не приблизишься, – отвечает он ей. – Он полный ублюдок.

Лидия отпускает его футболку, потом отводит взгляд, и они медленно снова плетутся вперед. Стайлз ловит себя на новом безумном желании – ему хочется остаться с ней. Ему хочется обнять ее, прижать к себе и согреть. Ему хочется уберечь ее, укрыть от всех, даже от самых близких.

Просто изолировать себя и ее. Он даже снова согласен на расстояние, безразличие и подколы. Он согласен на многое, только бы она позволила ему остаться.

И заснуть рядом. Или хотя бы в кресле. Или даже внизу на диване.

Он вряд ли сможет заснуть сегодня вообще, а так хотя бы будет остерегать ее сон. Как верный пес. Он не против быть ее псом, и думая о таком сравнении, Стайлз невольно вспоминает о той старой песне шестьдесят девятого года*.

Они подходят к ее двери, и Лидия достает ключи из своей сумочки, надетой через плечо. Она открывает дверь, ключи слабо звенят, напоминая о том, что пространство не вакуумное, и звуковые волны здесь вполне слышны.

В доме темно, но уютно. Стайлз идет следом за Лидией, решая проводить ее до комнаты. Свет не включен. Миссис Мартин почему-то не объявляется, и это радует Стайлза. С каждым шагом его намерение остаться здесь возрастает, а пальцы перестают быть ледяными, и кровь в них, кажется, что бурлит. Он смотрит на Лидию, вспоминает случившееся на песчаной отмели и чувствует злость, смешанную с отчаянием и подавленным состоянием. Стилински знает, что бывают ситуации, когда ничего и не надо говорить, потому что все настолько плохо, что лучше это не комментировать. Но ему до озноба хочется что-то сказать ей.

Она опережает его и первой разбивает хрусталь немой тишины.

– Ты можешь идти.

Они стоят перед входом в ее комнату. Лидия не оборачивается, стоит спиной, все так же непозволительно близко. Лица не показывает, голос не дрогнет, спина прямая, а в ее интонации – хлесткое безразличие. Мартин взяла себя в руки. Она всегда это умела.

– Я останусь с тобой, Лидия.

Ее имя ему почему-то нравится произносить. И эти слова – гораздо больше, чем «я люблю тебя», гораздо громче, чем крик, гораздо откровеннее, чем признание в чем-то отвратительном.

– Нет, Стайлз. Тебе лучше уйти.

– Я хочу остаться с тобой, – последняя попытка. Теперь – на тон ниже, Стайлз приближается к ней, практически нависает над ней. – Я не оставлю тебя одну.

– Я хочу побыть одна.

Никаких эмоций. Она молча открывает дверь своей комнаты, проходит внутрь и… захлопывает дверь за собой. Прямо перед носом Стилински. Грубо. Жестко. И никакой тебе благодарности. Никакой признательности. Стайлз делает вдох, а потом забывает как дышать. Внутри появляется что-то типа пластины, которая не пропускает воздух. Стайлз делает еще один вдох, закрывает глаза и решает взять себя в руки. Он списывает все на шок и травму, а потому разворачивается и направляется к выходу.

Он идет вперед, с каждым шагом ему все труднее и труднее дышать. Навязчивая мелодия из далекого шестьдесят девятого звучит в голове, пространство вокруг кружится, и когда Стайлз выходит на свежий воздух – он задыхается от обилия кислорода. Он чувствует поводок на своей шее, и каждый раз Лидия натягивает его, заставляя Стилински испытывать собачий кайф – задыхаться и задыхаться, пьянеть и пьянеть, воспринимая мир как галлюцинацию.

Стайлз будет очень рад, что когда (если) он отойдет от этого дурмана – он не будет помнить свою огненно-холодную грезу.

Комментарий к Глава 2. Зыбучие пески.

* The Stooges –I Wanna Be Your Dog

========== Глава 3. Головокружительно! Отвратительно. ==========

1.

На следующий день Лидия уже гордо шествовала по коридорам школы, и Вселенная будто и не заподозрила о том, что случилось на песчаной отмели. Пески поглотили случившееся, не позволяя ему вырваться наружу. Тайна осталась тайной. Мартин вынесла самый первый, наверное, жизненный урок – никогда не оглядываться назад. Нельзя смотреть на тех, кто остался позади.

Нельзя оборачиваться и возвращаться во вчерашний день.

Стоит просто идти вперед.

Она шла прямиком к своему шкафчику, пока остальные вроде бы и замечали изменения в ее взгляде, но не могли понять их природу.

Когда она подошла к шкафчику, то почувствовала его – его – руки на своей талии и тут же обернулась. Она вспомнила минувший вечер, вспомнила поддержку Стилински и его молчаливое: «С тобой все будет хорошо, только позволь мне заботиться о тебе». Она вспоминала тот автобус, то тепло и то спокойствие, в котором так сильно нуждалась.

Вспомнила, но все же нырнула в объятия Эйдана снова.

Второй урок, который вынесла для себя Лидия – надо уметь прощать. Ошибаться может каждый. И пусть она не перед кем не провинилась так, чтобы быть настолько великодушной, она решила пойти на компромисс. В конце концов, ей комфортно с Эйданом, и одна его оплошность ничего не меняет.

Лидия повернулась к парню, тепло ему улыбнулась, заранее зная, что такие вот ссоры заканчиваются примирительным сексом в кабинете тренера. Или в кабинете психолога. Или еще где-нибудь. И нет, Мартин не испытывала к себе отвращения, не испытывала отвращения к Эйдану и вчерашнему его поступку, она просто перешагивала и шла вперед.

Она улыбается, вглядываясь в глаза Эйдана, отмечая про себя лишь то, что молчание Стайлза было другим.

А потом она хватает Эйдана за руку и ведет прямиком к подсобке, выкидывая из памяти все ненужные мысли. Она слишком хороша для депрессий и меланхолий.

И она слишком хороша для Стайлза.

Девушка затаскивает своего горе-любовника в маленькое, тесное пространство, которое тут же начинает будто сдавливать. Дверь за спиной захлопывается – путей для отступления не остается. Лидия оборачивается, глядит на Эйдана, а потом целует. Целует так, что Эйдан ощущает боль, от которого подскакивает давление. Лидия прижимается, обвивает руками плечи и дарит всю себя, затирая события минувшего вечера.

Лидия целует, и это восхитительно.

У Лидии – теплые руки, которые прикасаются к возбужденному члену через ткань джинс, и это возбуждающе.

Лидия позволяет себя раздеть, и это невероятно.

Эйдан чувствует, что не может контролировать ситуацию, и Лидия нужна ему прямо сейчас. Если Мартин забывает о том, что случилось на песчаной отмели, то Эйдан и подавно. Он просто прикасается к совершенному телу девушки, прикасается к той хрупкости, которую вчера по неосторожности разбил, а сегодня залатал.

(Ему хватило пары смсок, букета цветов и сухих извинений – это так, по секрету).

Он прикасается к Лидии – и весь мир остается где-то за границами вселенной.

Эйдан усаживает Мартин на стол или еще какую-то поверхность, умело располагаясь между ее ног. Примирительный секс делает любой контакт более чувственным и страстным. Лидия снова прижимается, впиваясь в губы так, словно хочет растерзать их до крови, словно ей мало…

Она тянется к ремню, расстегивает его, оставляя засос на шее, словно клеймо, которое уже через секунду исчезает. Мартин не расстраивается, снова припадает к коже и в это время умело – почти профессионально, как отмечает про себя Эйдан – расправляется с ремнем. Пряжка лязгает, добавляет своеобразный шарм к мелодии сбитых дыханий.

Штаны падают, и парень хватает Лидию за бедра, приближая ее к себе.

А потом кто-то нагло отворяет дверь, и в пространство врывается свет, шум, чужие взгляды и Стайлз-мать-его-Стилински.

Он хватает Эйдана за шиворот и с какой-то нечеловеческой силой отталкивает его от Мартин. Парень путается в штанах, падает на пол, пока рядом возле двери начинают собираться зеваки. Лидия спрыгивает со стола, быстро оправляет юбку, и кричит то ли: «Нет», то ли: «Прекрати», то ли: «Стайлз!».

Стайлз хватает соперника за шиворот и вытаскивает его в школьный коридор, а потом склоняется над ним и замахивается.

Эйдан обескуражен во второй раз – со спущенными штанами на глазах у всей школы он просто со спокойствием принимает удар, не пытаясь даже защититься, не то что отбиться.

– Стайлз! – кричит Мартин откуда-то издалека. Стилински чувствует ярость, которая клокочет, дробя ребра и разрывая кожу по шву. В ушах – шум, а крики, требующие продолжения, сливаются в хаотичную дисгармоничную музыку. Кровь горячими каплями жжет кожу, и Стайлз наносит еще два удара прежде, чем кто-то хватает за плечи и оттаскивает в сторону.

– Успокойся, Стайлз! Ты меня слышишь?! – хватка у Скотта крепкая, Стилински не может из нее вырваться, но пытается, сжимая кулаки. Он видит, как Лидия припадает возле Эйдана, помогая ему подниматься и с сочувствием на него смотря.

– Отпусти! – он вырывается и пытается снова ринуться в драку. Эйдан натягивает штаны, а Мартин рассматривает его разбитое лицо, словно и не замечая образовавшейся вокруг толпы.

– Да что ты с собой делаешь, Лидия? – ее имя вылетает из его уст с пренебрежением и злобой. Мартин переводит взгляд на Стилински – уничижающий и агрессивный, но в тоже время так и молящий: «Не проболтайся». Стайлз перестает вырываться, но Скотт все еще его не отпускает.

– Он же! Он же не ценит тебя, – процеживает сквозь зубы, а Эйдан уже тем временем готовится взять реванш. Лидия держит его за руку.

Лидия. держит. его. за руку.

Его.

За руку.

– Не лезь не в свое дело, Стайлз, – она не повышает тон голоса, демонстрирует лишь свое пренебрежение, свою обиду, свое неодобрение. Стилински чувствует учащенное сердцебиение и ярое желание уничтожить и Эйдана, и щенячью привязанность Мартин и себя вместе с ними заодно.

– Стайлз, пойдем, – Скотт пытается увести Стилински. Скотт благоразумен, он поступает так, как поступает настоящий друг. Но в эту самую минуту Стайлз готов променять лучшего друга на просто хорошего приятеля, который поддержал бы его стремление избить этого ублюдка до потери сознания.

– Лидия! Ты обещала! – он кричит, пока Мартин уводит Эйдана, а Скотт ведет самого Стайлза в каком-то неизвестном направлении. Стилински оборачивается, смотрит через плечо и ощущает, как хрустят его кости под кожей, как рвутся вены и растворяется кожа. Ему хочется выблевать из себя то, что он только что увидел, но он не может.

Ему паршиво.

Так паршиво, что он не замечает ничего и никого вокруг.

Даже Киру, которая вцепилась в него взглядом.

2.

Стайлз склоняется над умывальником, умывается холодной рукой, смывает кровь с разбитых еще со вчерашнего вечера рук. Скотт стоит рядом, ждет объяснений, а Стайлз не хочет ни с кем разговаривать. Он опирается руками об умывальник, поднимает взгляд, смотрит на себя в отражение.

Из зазеркалья на него смотрит мрачный человек с тяжелым взглядом.

Безобразно.

– Что произошло?

Стайлз выпрямляется. Вода шумит, в голове шумит тоже. Стайлз делает глубокий вдох и забывает как выдыхать, он снова задыхается, а Лидии снова плевать. Стилински стерпит – он это знает. Ему просто чуть-чуть бесконечно больно, и все.

– Ты так и не сказал, почему вы ушли вчера.

Он и не собирается говорить, наверное, впервые в жизни. У дружбы есть и минусы, – например, невозможность иметь свои собственные секреты. Стайлз разделяет секреты Скотта, Лидии (хотя они не друзья, так – тусуются вместе), Малии, но своих тайн у него нет, потому что он озабочен всеми, только не собой. И не своей личной жизнью.

– Ты как с цепи сорвался, – Скотт давит на гнойники, а Стилински снова засовывает руки под ледяную воду и чувствует, как изнутри его пожирает… Нечто. Стайлз пока не может определиться, что это такое, но оно вгрызается, и от этого больно. – Стайлз, так нельзя!

Стилински переводит взгляд на друга, думая о том, что этот кодекс чести иногда бывает слишком занудной вещью. Стайлз качает головой, извиняется (сам не знает за что) и направляется к выходу. Ему нужно просто прийти в себя.

В коридорах он натыкается на взгляды. Они повсюду. Вонзаются подобно пружинам. Стайлз не замечает боли в руках и не смытой крови, даже своего потрепанного вида в зеркале не заметил, что уж там. Он идет по школьному коридору, направляясь прямиком к выходу, и совершенно не хочет вслушиваться в то, что кричит ему вдогонку Скотт. Ему больно, больно, и ему наплевать на совет МакКолла и пристальное внимание всех присутствующих.

Ему нужно просто прийти в себя.

Он выходит на улицу, удушливый воздух сдавливает легкие, Стилински по-прежнему не помнит как дышать, а Лидия Мартин неистовствовала рядом с Эйданом.

Он же ударил ее вчера.

Ударил мать твою.

Стилински искренне не понимает, что он сделал не так, и почему Лидия разозлилась.

Он останавливается возле своей машины, трясущимися от чего-то руками лезет в карманы джинс, достает ключи, но тут же их роняет.

Он в порядке.

Просто немного злится.

Стилински нагибается, чтобы поднять ключи, а потом садится возле джипа, забывая о том, что ему нужно встать на ноги.

Он закрывает глаза и пытается взять себя в руки. С ним все в порядке, правда, просто он немного шокирован своим поведением и поведением Лидии. Он же не ревнует ее, он не обижен, ему почти не больно. Стайлз сжимает ключи, открывает глаза и делает еще один глубокий вдох, а потом… усмехается. Он улыбается, находя во всей этой ситуации комичное – ну надо же, он избил альфу. Два раза подряд. Во второй раз еще и унизил на глазах у всей школы. Это был бы поистине потрясающий день, если бы не Мартин.

Солнце жалит, Стилински открывает глаза и пытается сделать выдох – ему нужно выкурить Лидию из своих легких, но он не может. Он даже подняться не может, что уж там.

А потом – как затмение – появляется Кира. Она склоняется над ним, заслоняя от палящего солнца и протягивает руку. Стилински поднимает голову, видит девушку где-то далеко, она кажется ему очень-очень высокой и почти недосягаемой. Но от нее веет прохладой и кислородом. Стайлз взбешен, Стайлз зол, Стайлзу нужен кислород. Он протягивает руку, и… с легкостью встает на ноги.

Кира оказывается не такой уж и высокой и вполне досягаемой. Ее глаза – неестественно желтого цвета как палящее солнце. Девушка подходит непозволительное близко, кладет руки на плечи и, поднимаясь на цыпочки, касается губ парня. Она целует осторожно и нежно, но от нее исходит… покой, и Стайлз протягивает руку, прижимает к себе Киру и отвечает на ее внезапный порыв.

Роскошно…

Он не груб, и его руки не сползают ниже поясницы. Он обнимает ее как заботливый друг и целует с осторожностью, хотя и не скрывает своего желания попробовать что-то новое. А Кира сжимает плечи парня. Ее губы почему-то холодные, а от ее пальцев по коже проходит дрожь. Но дрожь не от нахлынувших чувств, а от леденяще-морозных прикосновений. Эта свежесть отрезвляет, приводит мысли в порядок. Стилински закрывает глаза и… выдыхает. Впервые со вчерашнего вечера, а потом делает новый вдох, но в этот раз его легкие не разрывает от удушливого газа, и он может выдыхать.

Кира вцепляется в его плечи так сильно, словно боится упасть. Это совершенно не сочетается с ее нежным поцелуем и с ее невесомостью. Это не сочетается с той легкостью, которая наполняет Стайлза. Он просто чувствует… облегчение, словно его боль Кира забирает себе, словно она успокаивает его. Стилински не готов еще смириться с ситуацией, но он рад тому, что его больше не раздавливает вакуум.

Он отстраняется. Сам. Не спеша открывает глаза и смотрит в уже естественного цвета глаза Киры. Она улыбается ему, а потом убирает руки, прячет их за спину, словно застенчивая восьмиклассница, впервые решившаяся на поцелуй.

– Возвращайся в школу, – произносит она, – не показывай своей слабости.

Кира разворачивается, Сталйз провожает ее взглядом, но в следующую секунду осознает, что не помнит, куда она делась, в каком направлении пошла и как долго он смотрит в никуда. Стайлз понятия не имеет, что ему делать, но отчего-то он прислушивается к совету Киры и направляется в школу.

Он прокручивает этот поцелуй в памяти еще раз, но решается не анализировать его. Просто смиряется с тем, что случилось и уверенно идет к главному входу.

3.

Он возвращается в класс, в котором тут же повисает гробовая тишина. Не глядя на МакКолла Стилински тут же отвечает на его безмолвный вопрос сухим:

– Я в порядке.

Он останавливается возле своей парты, достает тетради и учебник. Не обращая ни на кого внимания, он окидывает взором класс и только тогда замечает Киру, сидящую справа от него. Как раз напротив. Девушка тоже не замечает никого вокруг, а Стилински ловит себя на мысли, что не может вспомнить ее фамилии. Но так ли это важно?

Ее поцелуй его успокоил, ему нужно поблагодарить ее.

Но он забывает об этом в секунду, потому что в класс влетает разгоряченная Лидия. И как раз в тот момент, когда звенит звонок. Она поделетает к Стайлзу, не церемонясь размахивается и влепляет сильную пощечину.

Больно.

Голову Стилински отводит в сторону, но Стайлз не спешит повернуться в сторону девушки. Он знает, что она смотрит на него. Он знает, что она зла, и, наверное, не столько из-за Эйдана, сколько из-за себя, потому что теперь вся школа треплется об одном: Лидия Мартин трахается в подсобке.

В классе слышатся вдохи и возгласы. В эту секунду входит учитель и безразлично произносит:

– Лидия, покиньте класс.

Она разворачивается и уходит. Стайлз садится за стол, глаз не поднимает, просто чувствует, как его снова накрывает. Он все еще способен дышать, но уже с затруднениями, будто у него астма.

А потом – пока учитель пишет на доске новую тему – боковым зрением Стайлз замечает тянущуюся к нему руку. Стайлз поднимает взгляд, но Кира сидит и смотрит на доску. Однако ее рука совсем рядом – и Стилински протягивает свою. Он боится показаться слабым и грубым, а потому касается руки девушки едва-едва, чтобы не показать, что он нуждается в ней.

Прикосновения достаточно. Всего пара секунд – и отчаянье отступает. А потом рука Киры выскальзывает, хотя Стайлз все еще чувствует прохладу на пальцах.

Отрезвляюще.

Он берет ручку и начинает списывать материал с доски, намеренно не смотря в сторону Скотта. Ему не хочется новых вопросов, и вообще, ему больше не хочется ничего. Ему надо побыть одному.

Или с Кирой.

Это тоже неплохой вариант.

4.

Скотт-таки догоняет Стайлза после уроков. Уже на парковке и именно в тот момент, когда Стайлз собирается выезжать.

– Эй, с тобой ведь все в порядке? – спрашивает он, опираясь о джип и заглядывая внутрь. Стайлз натягивает улыбку в его фирменном стиле и совершенно не смотрит на друга. Он просто глядит в никуда и видит что-то, что остается незаметным для других.

– Да, все в порядке, Скотт.

МакКолл только сейчас замечает, что в машине Стайлз не один. Рядом с ним девушка. Та самая, что подошла к нему на вечеринке, а потом сжимала его руку на уроке. Скотт не видит в ней ничего сверхъестественного или плохого, он даже не против той идеи, чтобы его друг отвлекся от былых проблем и от Лидии.

– Тогда до завтра?

Стайлз на это ничего не отвечает, он просто жмет на газ, вынуждая Скотта отступить на несколько шагов назад. МакКолл провожает взглядом удаляющийся автомобиль, решает не надоедать Стилински, решает дать ему немного времени, а потому возвращается к взволнованной из-за Лидии Эллисон и заверяет, что все наладится.

Стилински надо просто прийти в себя.

========== Глава 4. Что-то не так со Стайлзом. ==========

1.

Кира, наверное, единственная, кто курит из всех знакомых. Стайлз не может не сравнивать ее с Лидией, от которой пахнет свежими духами (сладкие запахи Мартин не выносила, и Стилински, если признать, тоже) и прохладой. Если честно, то этот никотин – все, что сейчас нужно. Стайлз вдыхает его полной грудью, иногда увлекаясь процессом и начиная чувствовать из-за этого головокружение. Он крепко сжимает руль, смотрит вперед и понятия не имеет, куда едет.

Кира же восседает рядом, раскуривая свою сигарету уже минут пятнадцать, словно намеренно не желая скуривать до фильтра. Она покачивается в такт плавной музыке, тихо раздающейся из динамиков, и молчит. Ее тоже не волнует, куда они едут. Стилински слишком взволнован и подавлен, чтобы придавать этому значение. Ему нужно прийти в себя. Ему нужно немного времени – час или лучше два – и все снова встанет на свои места.

Они направляются прямиком к загородной трассе. Стайлз не знает, что он там хочет найти, просто жмет на педаль газа и не поворачивает на развилках. Ему едва-едва хватает внимания, чтобы замечать светофоры и дорожные знаки, чего уж там.

Кира поворачивает голову в сторону парня, наверное, впервые за время их молчаливого общения. Не сказать, что Стилински был бы недоволен – его вполне устраивала… такая контаминация. Может, он Киру вообще не замечал, кто его знает?

Но Кира замечала Стайлза. Еще с момента той вечеринки. Она видела его взвинченность, а потом угрюмость у костра. Она видела его взгляды, брошенные вскользь на Мартин. Она видела его злость и отчаяние пару уроков назад в школе. Она замечала в нем все – его повадки, его мотивы, его поведение.

И его внешность.

Кира искренне не понимала, что Стайлзу мешает быть таким же как Эйдан? Зацикленность на Лидии? Или наплевательское отношение к себе?

Кира вглядывается в Стайлза, но видит перед собой лишь хорошего парня, и единственный изъян, который она в нем может подметить, заключается в том, что сам Стайлз не умеет себя преподносить. Он простой, люди на него могут положиться, но люди видят в нем лишь опору, плечо, и только. Большего они в нем совершенно не замечают.

Но замечает Кира. И она заставит остальных это заметить.

Девушка делает еще одну затяжку, потом чуть поворачивается в сторону Стайлза и вновь оглядывает его. Она видит, что его руки напряжены, а взгляд сосредоточен. Сам Стилински находится за миллионы световых километров отсюда – в другой Вселенной.

Может, даже в другой реальности.

– Куда мы едем? – спрашивает она, сжимая между пальцами сигарету. Джип едет плавно, но сильно барахтит, и, кажется, что вот-вот заглохнет. Стайлз вопроса не слышит. Кира его повторяет, на этот раз, произнося его имя.

Стилински смотрит в сторону с удивлением, будто он успел позабыть о Кире. Потом он снова концентрирует внимание на дороге и громко, но растеряно отвечает: