Текст книги "Пыльными дорогами. Путница (СИ)"

Автор книги: Amalie Brook

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

А так – животина ласковая и безвредная. Подошел ко мне, носом холодным в ладонь ткнулся, замурлыкал ласково да и есть попросил. Я улыбнулась и угостила кота томленой картошкой со шкварками. Он довольно муркнул и посмотрел на меня с такой любовью, будто новой хозяйкой признал.

– Ишь как к тебе ластится, – заметила нас Ясна. – К чужим-то обычно и не идет. Как кто в дом заходит, так сразу на печь и прятаться.

Я почесала кота за ухом, на что он довольно сощурился и громко замурлыкал.

– Так и не к кому? Смотри, какой он ласковый у тебя.

Знахарка отрицательно качнула головой.

– Это к тебе любая животина подойдет и ластиться будет, а к другим мой Увалень разве что, сладкого корня объевшись, полезет.

Издавна известно, что коты большие любители особой лекарственной травы – сладкого корня. Тот имеет приторный терпкий вкус и густой запах. Любому коту такое лакомство за честь можно считать. Чем их эта трава прельщает – понять не могу.

– Так уж и любая? Вон меня соседский пес страшно не любил, – вспомнила я, подхватывая кота на руки.

– Любая-любая, – ответила Ясна. – Говорю же, что сила в тебе особая, Вёльма. Зверье тебя понимает. Сама вспомни, может, уже случалось в лесу к волком или медведем столкнуться.

– Ну, случалось, – в памяти тут же живо встал случай из детства.

– Вот. Не просто так зверь тебя не трогает.

– А почему же, раз не просто? Какая такая сила его передумать заставляет?

– Та, что от твоей прабабки перешла, – она посмотрела на меня со, свернувшимся клубок, котом. – Сдается мне, заклинательница ты.

Я подняла на нее глаза.

– Это еще что такое?

– А это дар особый, Вёльма. Редкий и не каждому поддающийся. За такое богатством богов каждый день благодарить следует.

Говорила Ясна вроде бы и просто, да только мне все ее слова сказкой мудреной казались. Разве может быть сила в обычной девке деревенской? Да еще в такой, как я, дремучей-неграмотной. Чародеи, сказывали мне, другими бывают. Они все от знатного рода происходят, либо кровей древних, от самих молодых богов род ведущих.

– Заклинатели и среди ведунов редко рождаются, а уж среди обычных людей, так и вовсе. Если получила такой дар, за честь почитай.

Я усмехнулась только в ответ:

– Какая ж я чародейка, Ясна? Ты на меня посмотри! Разве такими маги бывают?

– Магом стать надо, – ответила знахарка. – Знавала я в твои годы одного – он в Ельнии обучался, в Замке Видящих.

– Так, значит, этому знанию обучиться можно? – в голос удивилась я.

– Можно-то можно, – согласилась Ясна, – да только ельнийцы силу свою без позволения у земли берут, оттого и слабее тех, кто с даром рождается.

– Стало быть, ельнийцы без дара чародеями становятся?

– Разные среди них есть. Только у нас в Беларде так уж повелось, что лишь одаренные да ведуны магией владеют, а у них любой способен обучиться.

Я слушала ее и только дивилась.

Какой же, оказывается, мир огромный. Какие только лики его не являются людям! Я-то думала, что волшба, она только здесь, у ведунов живет, что лишь они в тайны молодых богов посвящены. А, оказалось, чародеев, магами называемых, и за границами Беларды полным-полно. И мастерство свое они в обучении получают, а не от матери – природы.

Ох, велик мир, ох, как велик! Куда уж мне понять его, дуре деревенской, неграмотной!

– Слушай, Ясна, – от волнения я теребила кончик своей косы. – А, если и впрямь дар у меня?

Женщина взглянула на меня как на дитя неразумное и усмехнулась:

– Так я тебе об том и говорю, Вёльма-лисица. Дар к тебе от прабабки-жрицы перешел. Говоришь, она ушедшей богине служила?

Я кивнула и ойкнула, слишком сильно дернув собственные волосы.

– Слышала сказание о ней? Так вот сила ее, бусинами ожерелья раскатилась в разные стороны по всей земле. Кому какая досталась, те такую суть и получили. Была из них всего пара белых – власть над миром зверей означала.

– Одна лишь светлая сторона ее сил, что в яви находится, – добавила я.

– Верно говоришь. Так вот сказание говорит, что нашли эти бусины простые люди, ничем не одаренные, ни какие знатных кровей не имеющие. С тех пор и заклинатели редко объявляются. Дед мой говорил, что раз в полвека во всей Беларде находится.

Ох, страшно мне стало...

И краска в лицо бросилась, и колени затряслись так, что даже Увалень проснулся и тревожно на меня взглянул. Тише, серенький, тише. Тебя моя беда не коснется.

– Что ж это получается, Ясна? – тихо спросила я. – Я – служительница ушедшей?

– А вот это уже тебе решать, Вёльма. Коли захочешь, станешь на ее сторону, коли нет – дар твой лишь тебе служить будет. Бусина ведь твоя белой была, а ушедшая над такой силой не властна.

Посмотрела я на знахарку и даже дрожь по телу пробежала. Правду ведь говорит, чую, что правду.

***

Ведуны, как Ясна рассказала, молодым богам поклонялись. Тем, что пришли в мир, когда он еще в темноте лежал, да не видел света. Пришли тогда они и тьму во свет обратили. А после безраздельно править стали над всеми мирами, оттеснив ушедшую богиню. Ту, что от родни отказалась, и имя свое позабыла.

В моей родной Растопше всегда богов почитали – праздники отмечали, обычаи соблюдали и жертвы к алтарям неизменно приносили. Только делалось все это не из веры большой и не из страха, а просто по привычке и традиции. Здесь же, в Подлесье, ведуны шибко боялись законы нарушить, все до единого выполняли, каждую примету соблюдали строго.

Возвращалась я от Ясны уже затемно. Долго мы со знахаркой проговорили, много она мне поведала. Только от слов ее легче не стало. Наоборот, засела во мне какая-то печаль. О том, что дальше делать и что будет со мной. «Дар, – сказала Ясна, – ты скрыть не сможешь. Сама себя обманывать начнешь, он наружу и запросится. А люди заметят и не поймут. Шла бы ты учиться, Вёльма». А куда идти толком и не сказала. Намекнула только, что есть в Доме Предсказаний человек, такой же, как я, заклинатель, и что ждет он того, кому силу свою передаст и знание.

Вдохнув прохладный воздух пряного вечера, я с грустью посмотрела на темнеющее небо и шагнула на крыльцо дома. Ох, зря я видать из Растопши-то сбежала, ох, зря. Укажи мне путь Ларьян-батюшка.

Войдя в дом, я снова окунулась в густой приятный аромат чего-то вкусного, что Заряна обычно томила в печи. Что ни говори, а еду ее впору князи подавать.

– Арьяр! – не сдержавшись, воскликнула я, увидев хозяина дома сидящими за столом.

Легкая улыбка не скрыла его усталости, а глаза, хоть и живые и по-прежнему пронзительные были красны от плохого сна.

– Здравствуй, Вёльма.

– Ты сегодня вернулся?

– Перед закатом пришел, – ответил мужчина.

Заряна, проносящая мимо меня чугунок, недовольно хмыкнула и кивнула в сторону.

– Чего посреди горницы стоишь? Садись что ли.

Я невольно вздрогнула и подчинилась. Села на скамью, прямо напротив Арьяра. Милан, братец его, сидел по правую руку и быстро выхватывал из миски кусочки мяса.

– Обожди, пока остынет, – строго сказала ему Заряна, – так ведь и обожжешься!

– Как твоя охота, Арьяр? – спросила я, не смея смолчать. Отчего-то очень рада была его возвращению. А, может, просто Заряны боюсь?

– Добрая вышла охота, – последовал ответ. – Добычи много.

Я быстро оглядела горницу. Ничего. Может, все лежит в кладовой. Но там же жарко, а ледник в доме Арьяра слишком мал, чтобы хранить много мяса.

– А где же она?

Наверное, вопрос мой был слишком бесхитростным. Милан тут же усмехнулся и обжегся горячим куском. Неловко махнув рукой, он опрокинул кувшин молока, и оно белыми ручейками потекло по столу, а оттуда на пол.

– Ох, ты ж медведь! – закричала Заряна. – Говорила ж тебе! А ну вставай, иди рубаху переодень. Ох, горе...

Арьяр только улыбнулся, глядя как его братец уходит, раскрасневшийся и обиженный, да грозно зыркает в мою сторону. Мол, девка чужая до чего довела.

– Так не храним мы добычу дома, – наконец ответил охотник, когда история с молоком благополучно разрешилась. – Все в общем леднике лежит.

– В общем леднике? – переспросила я. – А как же потом вы все делите?

– Так давно уж разделили, – встряла в разговор Заряна. – Это у вас, белардов, принято каждый себе тянуть. А мы, ведуны, общиной живем, чужого нам не надо. Кому какая доля досталась, тому она и будет. Кабы мы все по-вашему делили, так передохли бы давно. Или, думаешь, в лесу, далече от всего мира, выжить легко?

– Вряд ли, – ответила я.

– То-то же.

Заряна насухо вытерла стол и унесла мокрые тряпки на улицу – вывесить сушиться.

– Вижу, ты выхворалась? – спросил Арьяр, пристально глядя на меня.

Неловко кивнув, я принялась теребить кончик косы, что всегда в волнении делала.

– Сегодня к Ясне ходила. Она говорит, здорова я.

– Ну и славно.

Хотела я ответить, сказать, что уходить собираюсь да смолчала. Дверь скрипнула и после Заряна в дом вошла. Милан, показавшись из своей комнаты, все еще обиженно сопя, сел за стол и стал доедать, жалуясь на обожженные язык и щеку.

– Куда это ты? – встрепенулась Заряна, когда Арьяр отставил миску в сторону и резко встал.

– Пройдусь немного.

– Так ты же только с охоты, Арьяр! – всплеснула руками женщина. – Отдохнуть бы тебе.

– После, мать, – коротко ответил он.

– Куда хоть идешь-то?

– К Ладимиру.

Посмотрев на меня, добавил:

– Со мной что ли пойдем, Вёльма?

От неожиданности я ложку из рук так и выронила. Мне идти с Арьяром? К Ладимиру? Ох уж и не нравится мне этот ведун! Ой, как не нравится.

Надумала я было отказаться да тут на Заряну посмотрела. Вон какие у нее глаза перепуганные. Боится за сына, что уставший собрался идти. И ведь ее правда – нельзя одного пускать.

– Пойдем, – встала я с готовностью. – Далеко ли?

– Рядом совсем. Ты вроде как знаешь уже Ладимира?

– Знаю.

– Смотри-ка! – ухмыльнулась Заряна. – И тут успела.

Я сделала вид, что не заметила ее слов и вышла вслед за Арьяром.

Запах дыма медленно разносился над Подлесьем, гонимый едва ощутимым ветерком. Огни, зажженные на стенах крепости, мерцали где-то в вечерней темноте. Лес поглотил селение под свою сень так быстро, что я не успела даже заметить. Никогда не видела такого быстрого заката. Словно и не было дня, только ночь, подвластная воле ушедшей богини.

– Зачем тебе к Ладимиру? – спросила я, нагоняя Арьяра уже за калиткой.

Он замедлил шаг, и мы оказались наравне.

– Поговорить хотел. Мы ведь друзья с ним.

Вот те раз! Не подумала бы, что Арьяр, такой степенный и рассудительный, свяжется с этим надменным колдуном. Стойте-ка! Выходит, Ладимир сразу понял, с кем дело имеет и оттого так насмешливо на меня смотрел. И веди неизвестно, чего еще Арьяр ему наговорил. Может быть, ведет меня на посмешище. Ну, если так, то не сдобровать ему! И приятелю его заодно!

Гордо выпрямившись, я откинула косу за плечо и смело зашагала вперед. Может, он и ведун, а я заклинательница. Ясна так сказала, а знахаркам здесь принято верить.

– И где же твой друг живет?

– На соседней улице.

– И о чем ты с ним говорить будешь?

– О чем нужно.

– Если тайна, так зачем меня взял? – не унималась я.

– Одному идти не хотелось?

– А, если люди чего подумают? – Арьяр остановился и с интересом на меня посмотрел, а я только продолжила: – Разве у вас принято, чтоб девка с неженатым мужиком по улицам в ночи шастала?

И удалось же мне наконец ведуна удивить. У Арьяра даже лицо вытянулось. Как будто сказать что-то хочет, а что и сам не знает.

– Ох, языкастая же ты, Вёльма, – только вымолвил он.

– Какая есть, – смело улыбнулась я. – Так зачем ты меня с собой взял?

– А вот пусть Ладимир тебе сам и расскажет. Не буду я в ваши колдовские дела лезть.

Ох, не нравится мне это. Раз уж Ясна меня разгадала, то этому ведуну и вовсе ничего не стоит. Только бы он ничего дурного не задумал. Обереги меня, Ларьян-батюшка, от людской подлости.

– Стало быть, не скажешь?

Арьяр только отрицательно помотал головой. Не скажет ведь, подлец!

– Ну, значит, увидимся мы с твоим дружком, а завтра я собираться стану и дальше в путь отправлюсь.

– И охота тебе одной идти в такую дальнюю дорогу? – как будто равнодушно спросил Арьяр. Так, что даже обидно стало.

– Охота – не охота, а придется идти.

– Твоя воля, Вёльма, только...осталась бы еще.

От его взгляда по мне как мурашки поползли. И боюсь же я все-таки этих ведунов. Смотрит, словно ножом режет, а я будто и рада.

– В Трайту мне нужно, Арьяр, – только и ответила. Да и что тут скажешь?

Подошли мы к дому Ладимира и даже входить не пришлось. Хозяин уж на завалинке сидел, нас поджидал.

– Припозднился ты, Арьяр. Я тебя еще до темноты ждал.

– Отчего не позже?

– Так я ж не вещун, чтоб точно знать.

На лице Ладимира, подсвеченном всполохами костра, вдруг отразилась неожиданно теплая улыбка. Он поднялся, пожал Арьяру руку, хлопнул его по плечу.

– Как охота?

– Удачной вышла, слава богам.

Ладимир кивнул в мою сторону.

– И лисицу рыжую с собой привел?

Я гордо выпрямилась и вздернула подбородок. Пусть знает, что не трогает меня ни взгляд нахальный, ни слова хлесткие, ни насмешка, на лице замершая.

– Ее приведешь! – отвечал Арьяр. – Коли сама не захочет, ни за что не уговоришь.

– А чего ж не пойти, если люди добрые зовут? – сказала, ничуть не смущаясь, да руками в бока уперлась.

Ладимир так со смеху и покатился.

– И где же ты тут доброго человека углядела? Сегодня днем думал, что укусишь со злости. Как думаешь, Арьяр, лисицы сейчас бешеные в наших краях водятся?

Ах он, злыдень пропащий! Змей подколодный! Да чтоб его упыри под землю утащили, да чтоб пчелы дикие искусали, да чтоб сотню лет ему сна спокойного не было!

Я обрушила на голову Ладимира все известные мне проклятия. Да только не в голос, а про себя. Мать в детстве учила, что нельзя перед обидчиком свою слабость казать. Вот я и держусь. Стою, улыбаюсь, будто дуреха наивная, а сама, знай, его крою, как только в голову придет.

Арьяр тоже молчал. Да и не просто молчал, а наблюдал, ждал, чем все закончится. Что я ему, гусляр, или, скоморох какой что ли?

– Ох, была б я перевертышем, – молвила спокойно, – как вы с дедом Жданом меня честили, от тебя и косточек не осталось.

– А и впрямь с тобой шутки плохи, – опять рассмеялся Ладимир. – Сама-то немочь бледная, а в обиду себя не дашь. Уважаю за то.

Вот уж и думай, что тут сказать. То ли обругал, то ли похвалил... Да только краска мне в лицо так и бросилась. Не от смущения, от злости.

– Да знаешь что, – начала было я, но Арьяр все разом оборвал:

– Хватит вам, языкастым, воду лить. Зачем звал нас, Ладимир?

Колдун тут же забыл обо мне и повернулся к товарищу своему.

– Садись, переговорим. Дело одно есть. Только твоей помощи спросить и могу. И ты садись, Вёльма, коли не брезгуешь.

Я недовольно фыркнула и уселась поодаль, да к костру поближе. Тут и потеплее, и Ладимира пропащего меньше видно.

– На днях мне сокол письмо принес, – уже серьезно заговорил Ладимир. – Из Трайты.

Услышала я слово заветное и сердце сильнее забилось.

– Дядька мой к себе зовет, в Дом Предсказаний зовет. Пишет, что нужные ему верные способные люди. Князь велел воеводам своим армию собирать, а чародеям свой совет держать.

Арьяр нахмурил густые брови и подбросил в огонь сухую хворостину. Та в один миг до огня долетела и тут же алым схватилась.

– Неужто война грядет?

– Дядька пишет будто гарнарский каган своё войско в сторону Беларды ведет. С той поры как ельнийцы ему отпор дали, он злобы скопил, да решил с востока зайти. Получи он Беларду, Ельния и Ферания не откупятся никаким золотом. На наших землях такую армию можно собрать, что до самого Редкого моря все захватить можно.

– И что делать будешь?

– Идти собираюсь, – ответил молодой колдун. – Слышал, гостья твоя в Трайту направляется. Отчего бы мне молодой девице компанию не составить? Что скажешь, Вёльма-лисица? Пойдешь со мной в одной упряжи?

Я отмахнулась от назойливого комара, упорно трубящего над ухом свою долгую песню, и взглянула на Ладимира.

– Пойду, коли смеяться надо мной не станешь да слов дурных говорить.

Оно все ж лучше, чем одной по дорогам шляться. Хоть и не принято девкам незамужним с мужиками водиться. Так им и из дому сбегать не принято. Чего уж там? Ладимир пусть и острый на язык, а все же колдун. С ним мне точно спокойней будет.

– Того не обещаю, – ухмыльнулся он. – Уж больно с тобой спорить интересно.

– А с тобой, так еще и приятно! – беззлобно огрызнулась я.

Арьяр стал смурнее тучи. Исподлобья посмотрел на меня, потом на него, потом снова на меня. Будто не нравились ему слова наши.

– А меня-то зачем позвал? – спросил у ведуна.

– С собой хочу взять.

– Зачем? Я ведь не колдун, твоему дядьке пригодиться не смогу.

– Тебе в дружине место найдется. Такого как ты любой воевода к себе завсегда возьмет.

Арьяр усмехнулся невесело.

– Я охотник, Ладимир, какой от меня прок?

– Стрелять умеешь, меч в руках держишь – стало быть есть прок. Чего тебе в Подлесье сидеть? Все равно ведь, если война, так за тобой княжеские люди придут.

– Странником предлагаешь стать?

– Странники – чародеи, они по дорогам колесят, да за деньги свое мастерство продают. А еще от родства своего отрекаются. Ты ведь на это не пойдешь, знаю.

– Не пойду.

– Так и не предлагаю. У князя в дружине тебе лучше будет – и заработаешь, и в дальних краях побываешь. Не век же на леса эти смотреть?

– Где родился, там и сгодился, – проговорил Арьяр, опуская глаза к земле.

– А ты, Вёльма-лисица, так же считаешь? – вдруг спросил у меня Ладимир.

Как есть колдун! Будто насквозь меня видит и все про меня знает. Чую, сказал ему Арьяр чего-то про меня беглую.

– Я думаю, кому какая судьба выпадет, ту и принимать надо. А за судьбой иногда и пойти не грех.

Ладимир кивнул.

– Даже лисицы нынче верно заговорили, а, Арьяр?

Я недовольно отвернулась и стала слушать пение цикады, сидящей где-то в траве. Тварь неговорящая, а и то слушать приятней.

– Не пойду я с тобой, Ладимир, – решительно ответил Арьяр. – У меня мать и брат. Да и осень скоро – чем они кормиться станут? Не могу их бросить.

– Как знаешь, друже, как знаешь. А мы с твоей лисицей-гостьей в путь тронемся. Дня через два, а, Вёльма?

Два дня...Два дня и я уйду отсюда, из Подлесья, из дома Арьяра. И не узнаю тайн ведунов больше ни одной. Отчего-то жаль.

Взглянула я на хозяина своего, думала, что хоть слово скажет, остановит, еще на денек остаться предложит. Ан нет!

– Тебе решать, Вёльма, – лишь молвил.

– Два дня, так два дня, – ответила я Ладимиру. – Чем скорее уйду, тем лучше будет. Мне и самой в Трайту надо до холодов.

– Твоя правда. Заклинатели – народ редкий.

– Разгадал? – ничуть не удивляясь, спросила Ладимира.

– С первого же мига. От тебя, Вёльма, силой веет, да только ты сама не чуешь.

– Было бы чего чуять.

– А разве ж нечего? Слышала про белые бусины Ушедшей?

– Про них разве что дети малые не знают. Только сказки все это глупые.

Ладимир слабо улыбнулся.

Я поежилась, ощущая, как вечерний холодок лениво ползет по спине и на правах хозяина заглядывает под ворот рубахи. Догорающий костер уже почти не греет и толку от него чуть. Эх, зря я куртку не взяла.

Выставил Ладимир ладонь перед собой, так я прямо и вскрикнула, да чуть на спину не завалилась. Костер-то, уже почти истлевший, заново полыхнул. Да ярко так, да с такой силой, что даже страшно стало. Обдало меня жаром, а теплее не стало – только холодок прохватил.

– Сказки – не сказки, – проговорил Ладимир, – да только ты заклинательница, а я ведун. И никуда от того не деться.

Не врала, знать, Ясна. Сила в нем большая.

– Ты все подумай, друже, – сказал колдун умолкшему Арьяру. – Я твой ответ до самого ухода ждать буду.

«Я тоже...» – отчего-то подумалось мне. И ведь знаю, что не дождусь.

Взглянула я на пламя колдовское, на языки его горяче-желтые, и вспомнились старые сказки, что дед Талимир рассказывал. О птахе небесной, о змее заморском, что девиц похищает, о воинах из огня, дружинниках Ларьяна-батюшки, о северном крае, где плещется бескрайняя вода, морем называемая, да о Вёльме-Огнёвице, в честь которой меня прозвали. Правда, рыжей она не была и зверей заклинать не умела. Да и, чего ж скрывать, простой девкой деревенской жила, а стала воином великим, хоть и меча в руках не держала.

Прав тот, что смотрит на меня сейчас и на чьем лице блики от огня колдовского играют. Есть сказки, живут рядом, стоит только за околицу выйти, да глаза от земли оторвать. Есть они.

Только вот сдается мне, не верит в них Арьяр. Оттого и не пойдет с нами. Ох, уговорить бы его.

И о чем я только думаю...

***

Уговорившись идти в Трайту с Ладимиром, я не слишком обрадовалась. Неделя в Подлесье слишком короткой показалась. Не узнала я ни тайн ведуньих, ни заговоров секретных, чародейства настоящего и то не видела. Живут себе люди тихо и спокойно. Никого не трогают. С виду так и вовсе обычные самые – нет ничего тайного да страшного. Непонятно, отчего наши растопшинские так их боялись.

Заряна, прознав, что я скоро из их дома уйду, просияла, будто лучами солнечными покрытая да ласковей ко мне стала. Предложила еды в дорогу дать и мешок заплечный мой собрать помочь.

Я издавна поняла, что сидеть на месте и чего-то ждать совсем уж не мой удел. Пусть и девка деревенская, пусть ничего собой не кажу, а не по мне штаны на лавке протирать. Уж коли осталось всего два денька в Подлесье, так и проведу их с пользой.

– Скажи, Заряна, а где у вас в Подлесье святилище?

Женщина улыбнулась.

– Задумала на богов наших поглядеть?

Я только кивнула.

– Перед дорогой помощи попросить хочу.

– Так недалече тут. За ворота выйдешь и вправо поверни. Там тропинку увидишь, а уж она тебя прямо к святилищу и приведет.

Поблагодарила я ее и на поиски пошла. Сказывали скоморохи, что у ведунов все по-иному делается. Может, и святилище каким-нибудь другим окажется? Кто ж их знает, отшельников этих?

Вышла я из дому, прошлась по улице, а как на площади оказалась, так меня и приметили.

– Эй, лисица! А ну-ка постой! – окликнул звонкий девичий голос.

Я обернулась и увидела трех девок. Одна, видать та, что позвала, чуть впереди подруг была. Высокая, статная, с медовыми светло-карими глазами, волосами вороного крыла да кожей светлой и гладкой. Не чета мне, на солнце загоревшей, в мужском платье и без единого украшения(не люблю их, что ж поделать!).

– Ты что ли звала? – проговорила я, вздергивая подбородок и выпрямляясь. Может, хоть чуть выше покажусь.

Девицы остановились в шаге от меня. Черноволосая насмешливо скривила губы, что ничуть ее красоты не испортило и проговорила певуче:

– Тебя Вёльмой звать?

Ее подруги осматривали меня с головы до ног и быстро перешептываясь, усмехались.

– Может и меня, – не сумела смолчать. – А ты кто такая сама будешь?

– Чернавой звать. Не слыхала про такую?

– Ни словечка.

На лице девушки появились и злость, и удивление и примесь обиды. Будто бы ждала она в подарок ленту алую, а ей старую рубаху поднесли.

– Гляди-ка, Чернава, разве ж девка путная станет в мужеских штанах ходить, – пропела ее подруга, белобрысая да пышная. Того и гляди из платья выпрыгнет будто тесто из дежи.

– А разве ж станет человек умный в голос такие вещи говорить? – отвечала я и невольно вперед выступила.

– А на твоем бы месте смолчать, лисица рыжая.

Белобрысая вмиг разрумянилась да гневно на меня посмотрела.

– А на твоем бы уж и подавно.

Чернава злобно взглянула на меня. Как есть змея!

– Скажи-ка мне, Вёльма, чего это ты на ночь глядя по чужим домам ходишь, да к чужим мужикам лезешь?

– И к кому же это я лезу?

Захотелось встать на носочки, чтобы сравняться с нависающей надо мной девкой.

– К кому – к кому! Спрашивает еще! – фыркнула белобрысая. Ох и препротивная же девка, видать. Вон какая блеклая да бесцветная – брови и те не видать.

– Бесстыжая... – процедила третья их подруга, желчная тонкогубая девица.

Чернава напряженно молчала и все высматривала чего-то на моем лице.

– Языки бы попридержали, – спокойно ответила я. – А то без судилища на чужого человека всех собак спустить готовы.

Ох, чую не сдобровать мне. Вон, как они-то посмурнели.

– Это тебе бы в худой час перемолчать. Где ж такое видано, чтоб девка такое творила. Не совестно тебе мужика чужого уводить?

– И кого ж это я увожу-то? Ты хоть скажи, а то, глядишь, свадьба скоро, а я-то и не знаю?

Откинув за плечо косу да уперев руки в бока, я все-таки чуть привстала на носки и нахально улыбнулась в лицо Чернаве.

– Нет, ну гляньте-ка! – вскричала она, взмахнув руками словно птица крыльями. Бегло осмотрелась вокруг, убеждаясь, что у нашего странного разговора появляются свидетели, и снова на меня обратилась. – Еще спрашивает, лиса бесстыжая! К жениху моему зачем по вечерам шляешься?

Не стала виду подавать, хоть и догадалась сразу.

Стоя под добрым десятком любопытных пар глаза не слишком-то ловко себя чувствовать будешь. А уж если тебя прилюдно стыдят и обвиняют, так и вовсе хоть сквозь землю провались. Ох, только бы краска к лицу не прилила.

– И все-то ты про меня знаешь, – громко, чтоб все слышали, заявила я. – А я вот про тебя ни словечка. Знала бы, кто твой жених, может, сходила бы в гости!

На лице Чернавы задергались желваки. Я торжествующе улыбнулась, чуя вкус победы и необходимость тут же бежать.

Зрители смотрели на нас с явным желанием узнать, чем же все кончится. Что-то иной раз выкрикивали, но я не слушала.

– К Ладимиру ведь ходила? – сдавленно процедила Чернава. – Он и есть жених мой.

Ох, не минует меня расправа. Вон как ее ладони в кулаки сжались, да как лицо от злости побелело.

Сделав робкий шажок назад, я ощутила напряжение во всем теле. Бежать. Что есть духу!

– Ходила, – ответила, чуя, что страх потихоньку под кожу мне пробирается. Поганое дело. Гнать его надобно. – А тебе-то что? Иль в чужие дела лезть задумала? Так знай, что мужики того не любят. И вот что, – я гордо оглядела ее и ее подруг, – с гостями ласковей надо быть. А то как останетесь злыднями, так и вовсе никто не женится. Некогда мне тут с вами, вот что.

Развернулась, выдохнула. Кажись, обошлось...

Только шаг сделала, да тут услышала визг бабий и вмиг мне в косу вцепились.

Со всей силы меня, зараза, дернула. Слезы из глаз брызнули и наземь я повалилась. Тут уж не до церемоний было. Злость на меня нахлынула.

Протянула я руку и Чернаву за ее космы поганые потянула. Девица взвыла и вслед за мной, в пыль дорожную упала.

Схватились мы не на жизнь, а на смерть. Покатились по земле, лица друг дружке царапая да волосы выдирая.

Резкий ожог будто от углей по лицу прошелся – то она мне щеку расцарапала. Я же, извернувшись, руку высвободила и тумака ей прямо в глаз залепила. Да потом еще...

И откуда только сила во мне, тщедушной, взялась?

– Ах ты ж змея подколодная! – кричала я, хлеща противницу по лицу. – Злыдня! Кикимора!

Только-только поднялась, а она меня за ногу. Я снова упала на спину. Чернава сверху насела и ну меня за косу тянуть.

– Я, говоришь, кикимора? Да ты лиса облезлая! Курица мокрая! Да чтоб тебе...

Тут мы снова по земле покатились.

А потом чьи-то руки меня схватили да в сторону утащили. Но не тут было!

Крепко схватив чернавины черные космы, я отпускать и не думала.

– Лиса я, говоришь, облезлая? Мы еще посмотрим, кто из нас облезлая!

– Пусти ее, Вёльма! – кричал знакомый голос. Только вот чей, я в горячке схватки и не приметила.

Чернава, вырываясь из рук дюжего незнакомого парня, меня за рубаху тянула.

– Иди-ка сюда! Уж я тебя отхожу! Будешь знать, как чужих женихов уводить!

– И кто на тебе, стерве такой, только и женится? – крикнула я, дергая ее волосы.

Чернава взвыла и ко мне снова потянулась. За косу ухватила, змеюка!

Народ где-то позади все потешался над нами. То одну, то вторую подбадривал криками. А парни нас все растащить никак не могли.

– Да вы никак с ума посходили! – закричал Ладимир.

Только что подбежавший к месту схватки, он, запыхавшись кинулся меж нами.

– Чернава, пусти! Вёльма! Да что вы, девки, творите?

Глядя в подбитые моей же рукой глаза противницы, мне совсем отпускать ее не хотелось. А все ж первая боевая горячка прошла, силы быстро уходили, оставляя неприятную дрожь, да боль и жжение от ссадин и царапин.

Отпустила я ее первой, да тут и оттащили меня в сторону.

– Пусти! – рванулась я из рук, крепко сжимающих меня.

– Рано тебе, стой смирно...

Оглянулась я и увидела Арьяра.

Увидела, да и замерла, надежно запертая в кольце его рук.

– И что вы тут утворили? – донесся суровый скрипучий голос. – Пропустите, бабы!

Из толпы, в которую чуть ли не все Подлесье к тому времени собралось, показался Сван. Тот самый воин-рыцарь, что в Ельнии бывал.

Строго поглядев на меня, затем на Чернаву, чьи глаза уже вовсю сияли синюшными кругами (ох, не зря в детстве с мальчишками в казаки-разбойники играла), остановился прямо меж нами.

– Кто драку начал? Ты? – указал на меня.

Я мотнула головой, а после вырвалась из рук Арьяра и встала прямо.

– Не я, уважаемый Сван.

– Стало быть ты?

Чернава только глазами зыркнула и долу их опустила.

Старый рыцарь грозно сложил руки на груди – ни дать, ни взять герой сказаний.

– И кто ж мне скажет, что стряслось тут?

– Я скажу, – выступила вперед и чуть голову склонила. Должен же кто-то правду ему открыть. Негоже так уважаемому человеку перечить. – Шла я по улице, уважаемый Сван, а тут ко мне эта, – на Чернаву указала. – В общем, слово за слово и сцепились с ней. А дальше – мужики нас разняли.

Старик с интересом посмотрел на меня.

– И из-за чего же сцепились?

– Да не слушай ты их, Сван, девок дурных, – попытался остановить Ладимир.

– Обожди, – махнул ему рыцарь. – Говори, лисица.

Я, хоть и слово это невзлюбила, а против не сказала.

– Про то не отвечу.

– Змея... – прошипела Чернава.

– Да чего тут думать? – донесся чей-то голос из толпы. – Чернавка Вёльму к колдуну своему приревновала, вот и решила за косу оттаскать.

Дружный смех разнесся над людьми. Ладимир закрыл рукой лицо, а Сван только головой покачал.

– Не должно девкам за мужика драться. Подойдите и помиритесь. Сейчас же.

Чернава исподлобья взглянула на меня и шагу не сделала. Я тоже на месте осталась.

– Ну! – гаркнул Сван.

Ох, нехорошо выходит, ох, как нехорошо!

Нельзя мне такой след в Подлесье оставлять. Не одна ведь Чернава виновата.

Прошлась я вперед да руку ей протянула. Та даже не взглянула в мою сторону.

– Не держи зла, Чернава, – говорю, а самой опять ей в лицо вцепиться хочется. Да только нельзя уж.

Девка подняла глаза, нахально хмыкнула, пряди темные с лица откинула, развернулась и прочь пошла.

– Ой, гордячка!

– Правильно сделала, нечего всяким...

– Чернавка-змеюка!

– Бабы-дуры! – понеслось из толпы, а после люди расходиться стали.

Опустила я голову и чуть не заплакала. Обидно и больно стала. Зря, выходит, унизилась и по-людски вести себя пыталась.

– Не реви, лисица, не реви, – проговорил Сван над самым ухом. – Побеждает не тот, кто больнее ударит, а тот, у кого сила примириться есть.