Текст книги "Пыльными дорогами. Путница (СИ)"
Автор книги: Amalie Brook
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Куда уж! Вам, девкам, за песни и слова не скажи, сразу проклянете.
Ладимир набросил мне на плечи шаль.
– За полночь уже, Вёльма. Идем домой?
– Идем. Нагулялась я давно.
– Еще бы. Так отплясывала, что и не уследил. Едва нашел тебя.
– А Осьмуша где? – тут же оглянулась по сторонам.
– Домой твой перевертыш ненаглядный отправился. Напился меда и спать захотел.
Шли мы узкой тропкой через рощицу, что по берегу Марвы росла. Ночная волшба и впрямь каждого коснулась. Меж стволов дерев то и дело тени быстрые проносились да смех девичий слышался. Видать не одна мать завтра дочку ругать станет.
– Как плясать пошла, так и про меня забыла, а Осьмушу вон помнишь.
Я остановилась и, уперши руки в бока, взглянула на Ладимира. Костров вокруг столько было, что и здесь, в роще, видеть можно.
– Ох и язва же ты. Никак ревнуешь?
– А как тебя не ревновать? Чуть что, сразу парней хватаешь и в пляс.
Ладимир обнял меня за талию и привлек к себе.
– За тобой, лисица, глаз да глаз нужен.
– А за тобой ли не нужен? Девицы так и вьются. То в косу вцепится какая, а то и лицо располосовать грозится.
Ладимир громко рассмеялся.
– До сих пор что ли вспоминаешь?
– А как тут забыть? Чернава вон сказывала, что жениться на ней хотел.
Ладимир склонился ко мне. Близко-близко.
– Глупости то все. Забудь, что прежде было, не думай...
И поцеловал – горячо, крепко.
Прав он. Зачем былое вспоминать? Зачем кручиниться? Будто знала тогда, для чего с Чернавой дерусь. Победила ведь, мой он, а не ее.
По-иному будь – мужней женой стала б давно и не узнала, какая любовь на свете есть.
Шаль на землю полетела – найду ли в темноте?
Уж не ведаю, что нашло на меня – будто морок какой. Не слышала и не видела ничего. Обнимала Ладимира крепко, целовала, стук сердца слышала, тепло рук ощущала – и нет всего мира, только мы.
Очнулась лишь только как поняла, что ладонь его по голой ноге скользит, а сама я на траве, влажной от росы ночной лежу.
Не перепугалась, нет. Просто... выходит. Разве ж по-людски это? В лесу ночном, на земле голой. Да что я ему, девка подзаборная?
– Тише, Ладимир, тише...Что ж ты делаешь-то?
Оттолкнула его легонько.
Он как в себя пришел – глаза затуманились, дыхание горячее тяжелое. Держит меня, не отпускает.
– Ты чего, Вёльма? Больно сделал что ли?
Я, не отвечая, освободилась от кольца его рук, встала, одернула на себе платье, отряхнулась, шаль с земли подобрала.
– Идем домой, – и пошла по тропинке.
Ладимир следом бросился, остановил меня.
– Вёльма, стой! Случилось что?
– Не хочу я так, Ладимир. Что ж ты меня с гулящей девкой равняешь? Где встретил, там и твоей стала?
Пошла дальше молча. Ладимир следом.
Люблю я его, чего ж поделаешь теперь. На все готова, чтоб рядом быть, не задумываюсь ни о чем.
Не в том ведь дело, что о чести девичьей пекусь. Да и на кой мне она теперь? Сама путь выбрала. Знаю, что ни женой, ни матерью не буду. Только и могу радоваться тайным встречам, пока не видит никто.
Шли мы дальше молча. Ладимир все за руку держал, не отпускал ни на миг. А я уже успокоилась, думать стала будто повела себя как девка дурная, капризная. Могла бы и по-другому сказать.
Дом Велимира казался пустым. Сам чародей до самого утра прийти не обещался – на княжеский пир позвали. А где пир, там и совет. Хельга спала давно. Вчера говорила, что ни за что не выйдет из дому – боги ее не позволяют чужой праздник гулять. Осьмуша только, бедолага, уснул на лавке в коридоре – напился уж очень.
Я вошла первой, Ладимир дверь закрыл следом. Тихо прошла наверх, к комнате, где живу.
– Вёльма, стой, – за руку меня удержал.
Я обернулась.
– Не держи зла, лисица, – проговорил Ладимир негромко. – Люблю я тебя. Когда рядом, покоя мне нет.
– И я тебя люблю, Ладимир.
– Вёльма, – посмотрел он на меня, и снова исчезло все. – Останешься со мной?
Я улыбнулась и прикрыла глаза.
– Останусь, знаешь ведь, – как выдохнула.
В эту ночь Ладимир мою косу расплетал и платье, узорами расшитое, от его руки на пол упало.
Не думала я ни о чем больше. Имя его шептала только иногда, а пальцы в темных волосах тонули снова и снова. Чудилось будто сердца наши как одно бьются, и сама себе не верила.
Руки его ласковые крепко меня обнимали, не отпускали ни на миг. Губы целовали сладко-сладко. И чувствовала я, что одно мы теперь, не разорвать никому. До смерти помнить буду эту ночь. Целый век, что отпущен богами.
– Лисица ты моя, – прошептал Ладимир после, когда волосы мои с плеч в сторону откидывал. Они падали на постель рыжим водопадом. – Будто огонь...
Я только улыбнулась, обняла его крепче и на груди уснула.
Одни лишь боги мне судьи.
***
Тихонько, на цыпочках, я вышла в коридор. Час ранний – никто не должен меня заметить.
Светлые боги, как же я обманулась!
Прямо за дверью стояла Хельга. Северянка выглядела так будто и не ложилась с самого вечера – аккуратно убранные волосы, разглаженное платье, на лице – спокойное равнодушие. Не перестаю дивиться, как она только умудряется такой безупречной быть.
– Тихое утро, Вёльма, – лишь сказала Хельга и прошла дальше, по своим делам.
– Тихое утро... – вымолвила я в ответ.
Не пошла, побежала к себе, заперлась. Надобно теперь в порядок себя привести да к Всеславу идти.
Как уходила я, Ладимир еще спал. Тихонько собралась, чтоб его не тревожить.
Вспомнив вчерашний вечер, невольно улыбнулась, и видать краской залилась – так жаром-то и обдало. Ох, натворила ты дел, лисица рыжая! Натворила и рада-радешенька, и не жалеешь ни о чем.
За окошком заря утренняя алым цветком распускалась, а я в зеркальце небольшое смотрела. Выпросила его у Варвары. Зачем ей целых три-то? пусть одно и мне будет.
Хельга... и чего ей не спится, окаянной? Неужто в Скельдиании положено ни свет ни заря подниматься и по домам бродить? Ясно теперь, чего она так на меня смотрела – и думать нечего, почему это девка с утра лохматой-растрепанной, кое-как одетой да со следами поцелуев на шее выходит.
Не такая баба Хельга, чтоб болтать налево-направо, не скажет никому. А Велимир и без того обо всем знает да тоже сор из избы не понесет. Ладимир хвастаться не станет, а я и подавно. Потому так будет – наше это дело, мое и его. Наша любовь, нам и ответ держать. А коли нужно будет за себя сказать, так я и отвечу перед богами.
Расчесалась, а косу собирать не спешила. Как упадут волосы свободными на плечи, так будто и краше стану. Ладимир вон как долго любовался как струятся мои рыжие пряди в его руках. «Будто огонь», – говорил вчера.
Меня-то боги одним огнем наградили, а его другим. Глаза так колдовским пламенем и горят, и мир весь в них отражается. Как взгляну – кажется, оторвусь от земли и взлечу будто птаха небесная, и руки крыльями станут – прямо под ясный небосвод отправлюсь. А все ведь на земле стоять продолжаю.
Вот она любовь – силища какая! Врут люди, что злая, не верьте. То конец ее злым иной раз обернется да не у всех. А любовь, ежели только из сердца самого, та к звездам поднимает и душа с ней летит, а не по земле шагает, на посох опираясь.
Всеслав нынче хмурый был. Не улыбался, не шутил. Сидел только и старую летопись читал. С ним и Варвара с Тишкой притихли. То они все собачатся меж собой, а сегодня примолкли.
– Что смурной такой, Всеслав? – решилась спросить.
– Не всем же сиять медным грошем, как ты, лисица.
– А чего ж не сиять, коли повод найдется? – не смутилась я.
– А то-то и оно, что нет повода ладного.
– Случилось что?
– Давно уж случилось, Вёльма, давно. Гарнарцы треклятые поедом жрут, скельдианы надумали вон в войну ввязаться, нам помочь, а тут еще и ельнийцы, чтоб им пропасть на месте, в гости заявиться решились.
– Ельнийцы? – я едва сдержалась, чтоб свой восторг не выказать. Уж сколько я слышала про этот народ чудной, сколько сказок знаю мне б вот хоть одним глазком на ельнийца настоящего глянуть. Только Всеславу об этом ни намека. – Чего им понадобилось?
– Того ж, что и скельдианам, Беларде помочь.
– Разве ж плохо?
– Плохо-то неплохо, а не время сейчас князю почести гостям воздавать да красные дорожки разворачивать. Ельнийский королевич вознамерился на Сияне Мстиславовне жениться, как только Ихмета разобьем. Вот и решил он и доблестью воинской покрасоваться, и девицу просватать.
– Так вроде ж просватана, – не разобрала я.
– Мстислав наш и ельнийский король, имена у них – сама ушедшая заплутает, еще год назад об том говаривали. Теперь вроде и срок пришел. Да есть еще проблема одна. Сияна как и вся Беларда молодым богам поклоняется, а ельниец требует, чтоб девица его веру приняла.
– И князь согласен?
– Куда денется! Законы такие, а чтоб Беларду отстоять, Мстислав еще не на то решится.
Я только открыла рот и развела руками:
– Разве ж возможно такое? От богов, от веры своей отказаться! Грех ведь страшный, не будет покоя после.
Всеслав поглядел на меня и чуть улыбнулся – одними только глазами.
– Молода ты еще, Вёльма, видишь лишь то, о чем говорят. Боги – они едины для всего света. Это уж люди зовут их разными именами.
– Так если ж едины, чего Сияне в ельнийскую веру не перейти? – спросила, все еще не соглашаясь с Всеславом. Как же так, что едины? Выходит, ельнийцы в тех же богов верят? Нет уж. Наша вера правильная, а их нет.
– Сияна из княжеского рода. Простому-то от заветов предков отступить нельзя, а ей и подавно. К тому ж, представь себя на месте княжны – везут в чужой край, замуж выходить велят, а слова-то и не спросят.
– Жаль ее за это, – согласилась я. На своей шкуре испытала, что такое, когда принуждают за немилого идти. А Сияна та же девка только крови высокой. – Так а чем же тебе это аукнулось, Всеслав?
– Я, Вёльма, не только чародей, но и в советниках князя хожу. Мстислав велел ельнийцам почетный прием готовить и заодно про веру их узнать. А я в Ельнии так давно был, что и не помню толком.
Я придвинулась ближе к старику и заглянула в книгу.
– Так давай вместе готовиться? Не все ж в Ельнии бывали, кому-то и интересно будет.
Война с гарнарцами треклятыми за сотни верст от Трайты шла, а все же весточки печальные то и дело долетали. Воевода Далибор писал, что трудно ему рать вражескую сдерживать. Без волшбы кочевники силой великой владеют, а уж как шаманы их в бубны начнут бить, да кровь свою с зельями в котлах смешивать, так и вовсе тяжко нам против них стоять.
– Станут ли чародеи в войну вступать? – спросила я как-то у Всеслава, когда тот велел его грамоты разобрать. – Чего ж князь наш так медлит?
– Погоди, Вельма, не торопись. Князь не дурак, а Ростих, советчик ему, так тот и подавно. Чародеи наши посильнее гарнарских будут. Особенно те, кто боевому искусству обучен. Сам же Ростих таков. Да и ученик его, – заклинатель подмигнул мне, – Ладимир твой разлюбезный. Сильный он колдун, не чета нам с тобой. И знает много – ведун же.
Я зарделась и опустила глаза.
– Скажешь тоже, – проговорила. – Разве Ладимир тебя сильней?
– Теперь нет, а вот подучится да посох получит, так почитай равными станем. Должна же знать, на что твой полюбовник способен.
– Будет тебе, Всеслав, – совсем смутилась я.
Заклинатель рассмеялся.
– Ладно уж, не буду. И осуждать не стану – не мое право, богов.
– Откуда знаешь только? – лишь заикнулась я осторожно.
– А чего ж тут не знать, Вёлька? Стоит ему рядом встать, цветешь будто омела после грозы. И на Истомин день вас видел вдвоем. Ладно, хватит болтать, лисица! Давай-ка письма от послов на стол, а прошения отложи пока, после прочту.
Ни дня не проходило, чтоб Всеслав не научил меня чему-нибудь. Говорил, мол, стар он, медлить нельзя, того и гляди ушедшая за руку возьмет и к себе поманит. Я меж тем быстро схватывала и каждое слово ловила.
Одна лишь печаль на сердце легла. Уж седмица прошла, как я решилсь письмо в Растопшу отправить. Родным написала, что в Трайте живу и чтоб собирались и уходили они в Ножов-град, за крепостными стенами хорониться. Ответа так и не дождалась – видать обиду на меня затаили. Пусть и злятся, но слово послушают и живы будут.
Вчера после заката к Ладимиру сокол прилетел с письмом. Прочел он его и задумался крепко.
– Что стряслось? – спросила я, коснувшись его плеча рукой.
Ладимир обернулся.
– Арьяр пишет. В Подлесье люди Мстислава пришли. Больше половины мужиков забрали. Его самого в младшую дружину приняли. А как уходили, дед Ждан за ворота вышел и смерть им предрек.
Я невольно всплеснула руками и за сердце схватилась:
– Да как же это? Неужто так и сказал?
Арьяр...
Вспомнила его и страшно стало. Птица почитай несколько дней летела. Поди уж в южный земли он с войском ушел. Быть может, в этот миг с гарнарцами бьется. Оберегите его, светлые боги! Дай ему сил, Ларьян-батюшка, огради копьем своим острым от вражеской руки.
– Боишься за него? – спросил Ладимир.
– За тебя больше боюсь, – сказала и обняла его за плечи.
С Истомина дня уж две седмицы минуло и не было ночи, чтоб с Ладимиром не провела. Кругом все будто договорились – если и осуждали меня, то только изредка, взглядом. А я только того и ждала – не было в то время счастливей никого и не могло быть.
Ладимир день ото дня будто менялся. О том, чему Ростих его учил, не рассказывал да только чувствовала я, что прежнего, того, который из Подлесья выезжал нет больше. Силой новой от него веяло, незнакомой. Прав был Всеслав, время дай и Ладимир посильней самого Ростиха сделается.
Варвара по обыкновению сидела над каким-то узором. Она каждый раз занималась рукоделием, как только выпадала свободная минутка.
– И есть тебе охота каждый раз шить? – спросила я, видя, как чародейка вновь села за привычное бабье дело, лишенное всякой тайны и волшбы. – И так уж все наряды свои расшила – любая мастерица позавидует.
Варвара только улыбнулась. Сегодня ее коса была сплетена по-феранийски. Седые прядки выступали вперед, и оттого лицо казалось еще моложе на их фоне. Ловкие пальцы крепко держали иглу, и та бойко плясала на ткани под их властью.
– Так и пусть завидуют, – уголки рта приподнялись в легкой улыбке. – Мне их зависть с такими знаками не страшна. Ведь если верный узор вышить, судьбу свою изменить можно.
– А ты знаешь, какой он, верный-то?
– Не знаю, вот и ищу свой. Когда-нибудь да и найду.
– Неужто ты судьбой своей недовольна?
Варвара бегло взглянула на меня.
– Отчего же? Довольна. Я, может, не для себя и стараюсь.
– И долго ты узор ищешь нужный?
– А сколько нужно, столько искать и буду. Хоть до смерти.
– Меня научишь этой премудрости? Я толком ни одного узора не знаю.
– Научу, – улыбнулась Варвара. – Как время придет.
Хотела я спросить, когда оно придет, как вдруг Тишка с размаху дверь распахнул и вбежал.
– Едут! Едут! Там... – указывал куда-то в коридор. – Они! Едут! На драконе!
Я вскочила, оторвавшись от бумаги, которую Всеслав велел мне переписать трижды, да так и замерла с пером в руке.
– Кто едет-то? Чего орешь? Скажи уж по-человечьи, шальной! – с укоризной произнесла Варвара.
Тишка только помотал головой, бросился в угол, где на полке стоял кувшин с водой. Схватил его и быстро осушил, громко сглатывая.
Мы с чародейкой переглянулись и стали ждать, пока шут утолит жажду. Тишка, похоже, торопился и половину пролил на свой цветастый костюм. Бубенчики на шапке мелко звенели.
– Фуххх... – наконец выдохнул он, взглянул на нас и засмеялся: – Чего сидите? Там такое, а они сидят!
– Да что «такое» – то? – не выдержала я. – Говори уж, не то жабой сделаю!
Шут всерьез верил, что эта волшба мне по силам и частенько жаловался будто Вёльма-лисица угрожает ему скорой расправой. Врал, конечно, паршивец.
– Говори, окаянный, – приказала Варвара, вставая.
Тишка попятился.
– Варвара – краса, седая коса... Ох, злющая же ты! – потом сложил руки на груди и важно на нас взглянул. – Я вам вести принес, а гонца бить запретно.
– Какие вести? Не томи уж!
Даже Василек, дремавший в корзине с Варвариными нитками, проснулся, потянулся и, подняв пушистый хвост, вопросительно смотрел на шута умными глазами.
– Скельдиане! – наконец разродился вестью Тишка. – Корабль ихний, с драконом на парусе, по Марве к княжеской пристани плывет!
– Скельдиане! – вскрикнула я и, бросив перо на грамоту, бросилась прочь.
– Вёльма! – крикнула вслед Варвара. – Вёльма! А ну стой! Ох, лисица бедовая! А ну подожди!
Куда там!
Сколько помню себя, все грезила драккар скельдианский увидеть. Уж и во сне они мне виделись, и от картин в книгах глаз не могла отвести. А теперь вот – сам приплыл, в Трайту, по Марве...
Разве ж я упущу такое! Да пусть хоть Всеслав меня навечно бумаги переписывать посадит! Увижу корабль! Хоть что, а увижу!
Улицы Трайты заполнились людом. Все шли к реке, чтобы увидет настоящее диво – разве ж каждый день по Марве настоящий драккар плывет?
Я, толкаясь и выслушивая ругательства, рвалась вперед. Бежала, не глядя под ноги. Скорей бы, скорей. Тишка с Варварой бежали следом, костеря меня на все лады. Только Василёк, верный кот, ставший вдруг наполовину призрачным, бежал впереди.
Наконец я достигла берега. Людей было столько, что и не увидеть ничего. Подобрав подол платья, стала спускаться вниз, к самой воде. Там и людей поменьше, и видно лучше – никто не хочет в холодную осеннюю реку вступать.
– А будет ли?
– Будет. Хавронья сказывала, из ее окна парус видно было.
– И где ж они, скельяни энти? – кряхтел древний старик, расталкивая люд клюкой. – Поглядеть бы на старости...
– Говорят, мужики у них на аршин выше наших. А еще косу носят и рога на шлемах, – шептала девка в ярких лентах своей подруге.
– Да где ж они?
– Обманули нас что ль? Окаянные...
Я вышла к самой воде, даже дыхание затаила, тревожно глядя на темную стену, закрывшую собой излучину реки. Боги, да где же они?
Народ вдруг притих, заслышав барабанный бой и плеск воды под веслами. А после все дружно вздохнули, завидев, как в город по грязной Марве-реке вплывает могучий драккар, а путь ему расчищает дракон, сжигающий своим дыханием все преграды.
От восторга я невольно вскрикнула и подпрыгнула на месте.
– Вёльма! Скорее! К пристани бежим! – позвала Варвара.
Я сорвалась следом за ней и Тишкой. Василёк бежал с нами.
У пристани народу собралось немерено. Мы с трудом протискивались сквозь толпу. Вначале люди ругались, грозились расправой, а после, увидев чародейские знаки, пропускали. Стражники, что преграждали простолюдинам дорогу, нас так же пропустили.
– Чего же Всеслав нас с собою не позвал? – спросила я, видя заклинателя среди княжеских советников.
– Скельдиан на три дня позже ждали. Вишь переполох какой в городе – не думали, что раньше прибудут.
Я оглянулась на корабль, неспешно плывущий по глубоким водам Марвы-реки.
– В Горячий залив идет, – добавил Варвара. – В него Марва впадает на северном краю Беларды.
– Почему ж Горячим зовется?
– Не замерзает зимой.
Корабль был все ближе и я, широко раскрыв глаза, глядела, стараясь каждую черточку запомнить. На носу драккара стоял мужчина в черном плаще. Светлые волосы его были сплетены в косы, а на голове красовался серебряный обруч. В руках северянин держал белый щит – знак мира. Двое других, помощников его видать, поспешно убрали драконью голову, чтоб та не обидела добрых духов здешних земель.
Князь Мстислав и скельдианский посланник стояли у самого края пристани, ожидая драккар.
Всеслав, стоящий чуть в стороне от остальных, увидел нас с Варварой и Тишкой и махнул рукой, мол, подойдите.
– Чего пришли? Не сиделось в тереме? – сердито спросил чародей.
– Прости уж нас, Всеслав, – ответила Варвара. – Все этот лиходей цветастый. Вбежал, кричать-звать начал, страху навел.
Всеслав еще больше нахмурил брови.
– Уж не поверю, что ты, Варвара, сама с места сорвалась и сюда побежала. Неужто кораблей никогда не видела?
Тут я не смогла смолчать:
– Это моя вина, Всеслав. Как сказал Тишка о скельдианах, не выдержала. А Варвара меня бросать не стала и следом пошла.
Заклинатель помолчал миг, а после кивнул:
– Ладно, так и быть. Оставайся со мной. А ты, Варвара, обратно иди. Нечего здесь всем нам ошиваться. Тишка, бегом к княжьим людям, чего стоишь?
Шут засмеялся, гикнул, покатился колесом, и след его простыл.
Всеслав опять поглядел на меня.
– Не видела скельдиан раньше?
Я помотала головой.
– Если нас станут посланникам представлять, веди себя тише воды ниже травы, а то знаю я таких лисиц.
– Как скажешь, сделаю, – тут же согласилась. – Скажи только, кто прибыл к нам?
– На драккаре этом Ульвар Трехпалый плывет – скельдианский сэконунг – правитель без земель. Каждый год в Трайту заходит, как с промысла идет.
С промысла... слыхала я о таком промысле. Видать немало Ульвар со своими молодцами награбил – вон как богато одет.
– А Трехпалым его за что зовут?
– Оттого, что на левой руке два пальца отрубили. В битве при Риванхилле. Уж почитай с десяток лет назад.
Риванхилл – крепость на ельнийском острове Ширланд. В летописях Лесьяра сказано, что скельдиане двенадцать лет назад с Ельнией войну развязали. Из-за чего уж не помню, да только окончили миром, договор подписали и разошлись восвояси. С тех пор, правда, ни один ельнийский посол на северную землю не ступал, а лодьи скельдиан и вовсе мимо островов с зелеными холмами проходили. Только и виделись сыны двух народов в Беларде, ежели князь Мстислав послов созывал.
– Зачем же Ульвару в Трайту заходить? – задумалась я, вспомнив карту наших земель. – Круг ведь делает. Мог бы по Влатре прямиком в Скельдианию плыть, к самому Эстхейму.
Всеслав улыбнулся.
– Скоро ты учишься, Вёльма! Ульвар не потому в Трайту плывет, чтоб остановку сделать. Князю Мстиславу поклониться и брата повидать.
– Брата? – я удивленно взглянула на скельдиана, стоящего на пристани.
– Ульвар Трехпалый – старший брат Сигурда, посланца конунга Скельдиании Рагнвальда Могучего.
– Вот оно как, – только и произнесла я, глядя на сероглазого скельдиана. Того самого, что солнцем меня назвал. В мыслях имя повторила, которое лишь сейчас узнала.
Драккар замедлил ход, причаливая к пристани. Среди моряков началась возня, поднялись крики. Незнакомые скельдианские слова резали слух – грубее нежели наши, белардские, протяжные, клокочущие. Их язык, которого я ни словечка не знала, нельзя сравнить с песней или сказанием. Что не скажут чужеземцы – все военной командой звучит.
Чтоб лучше увидеть, я вышла вперед и даже привстала на носочки от волнения. Поежилась, подумав, что зря не захватила шали.
Наконец Ульвар сошел на пристань. Тут я увидела на его груди знак – точь-в-точь как у посланца.
– Символ их рода – волк?
Всеслав кивнул.
– Верно угадала. Ульвар и Сигурд из знатной семьи, с конунгом в родстве.
– А у конунга знак драконий?
Заклинатель кивнул и улыбнулся. Рад был, что за короткое время я столько поняла и усвоила.
Ульвар поклонился князю, что-то проговорил. Слов я не услышала – ветер унес прочь. Мстислав ответил, кивнул и пожал руку чужеземцу. После сэконунг обратился к брату, обнял его, громко поприветствовал. Сделав рукой знак своим людям, велел принести князю дары.
Двое дюжих северян вынесли с драккара сундук. Я чуть ли не подпрыгнула, чтоб увидеть, какое диво привез сэконунг, но Всеслав остановил:
– Ишь, чего удумала – не в людской толпе стоишь.
Я покорно отступила назад, так и не увидев скельдианского подарка.
Князь заглянул в сундук и, видимо, ему дары понравились. Я же сгорала от любопытства, наблюдая за ним.
– Что же скельдиан мог князю подарить? – спросила у Всеслава.
– Мало ли... Что угодно мог из похода привезти.
Ульвар, Сигурд и Мстислав о чем-то негромко переговаривались. Даже сильный ветер не доносил до меня их слов. Князь будто бы помрачнел, слушая скельдиана.
После сделал знак, чтоб охраняли драккар, и пригласил сэконунга со всей командой в свой терем.
– Как же они говорят без толмача? – сообразила я, заметив, что мальчишки, знающего северный язык, рядом нет.
– Ульвар Трехпалый немного знает белардский, а что не поймет, так ему Сигурд передаст.
– Разве Сигурд знает наш язык?
Помнится в нашу встречу скельдиан и слова не сказал на белардском.
– Да Сигурд не хуже нас с тобой на белардском болтает, – усмехнулся Всеслав. – Разве что с северным произношением...
– Вот те раз, – только и проговорила я.
Князь и его спутники поравнялись с нами. Я поспешила склонить голову, несмотря на огромное желание получше разглядеть скельдиан.
Мстислав объявил, что в честь гостей устраивает пир и пригласил всех своих приближенных.
Я осмелилась поднять глаза. Ульвар Трехпалый, чье лицо не разглядела вначале, похож с братом разве что серыми как осеннее небо глазами да той, чуть грубоватой, резко очерченной красотой, присущей лишь скельдианам. Взглянешь на одного из их рода и сразу поймешь – не наш, северянин. Будто на лбу у каждого рунный знак тамошних земель написан.
Годами сэконунг и вовсе едва ли не вдвое старше Сигурда. Волосы его – тот же пепел с серебром – сединой подернулись. По лицу морщинки залегли да и глаза не молоды – будто три сотни лет человек прожил, много горестей и лишений принял.
Сигурд теперь не таким высоким мне показался – на полговы ниже брата. Один он -диво дивное, а уж вместе... Ох, непристало мне, простой девке на гостей князевых так пялиться! А оторваться не могу. Будь моя воля – подошла бы и о Скельдиании расспросила.
Видимо, очень уж упорно я на северян глядела. Сигурд взял да и обернулся на меня. Уголки губ чуть приподнялись в едва заметной улыбке. Вспомнил меня, значит.
Думала хоть словечко скажет да ошиблась. Следом за князем вместе с братом так и ушли.
– Всеслав, возьми меня с собой на пир?
Заклинатель удивился.
– Ты ведь не из князевых людей, куда уж?
– Я ученица твоя, Всеслав, – не собиралась отступать ни за что. – Уж больно охота на скельдиан поглядеть. Возьми, а? Я тихо-тихо посижу, послушаю, что говорить будут. Ни словечка не услышишь. Всеслав!
Старик вначале строго сдвинул брови, а после рассмеялся.
– Будет плакаться, лисица. Идем уж, ладно. Сядешь со мной рядом. Только чтоб ни звука.
– Молчать буду, что рыба подо льдом. Чтоб мне век сна спокойного не было!
– Да тебе и так не будет – вон места себе не найдешь, будто волки серые по следам бегут!
Князь с северянами шли впереди всех, сопровождаемые дружинниками в сверкающих латах. Следом за ними следовали люди Ульвара – скипрейд, как назвал их Всеслав на северном языке. А уж после советники князя, воеводы, бояре да мы, чародеи. Женщин среди них раз-два и обчелся, потому на меня частенько удивленно оборачивались. Правда, знак Дома Предсказаний делал свое дело – с чародейки и спрос другой. Если волшбой владеешь, так и до пола твоего дела нет.
Терем княжеский мне еще снаружи чудом казался, а уж как внутрь вошла. Светлые боги, это ж надо такую красоту возвести! Дом Предсказаний и тот меркнет.
Мстислав во главе зала сидел, на невысоком помосте, за отдельным столом. По правую руку от него Ульвар Трехпалый и Сигурд-посланник. По левую – воевода Всеволод, молодой могучий мужик, черноволосый с коротко стриженной бородкой. С тех пор как война с гарнарцами началась Мстислав Всеволода в советники взял. Сказывали люди, боги этому воеводе благоволят. Едва он, сын знатного боярина, в старшую дружину пришел, как снискал воинскую славу силой и смекалкой своей. Дальше, за Всеволодом, Ростих сидел. Я думала с Ладимиром придет – поискала своего любимого глазами да так и не нашла.
Мы с Всеславом по левую сторону от княжеского стола сидели. Напротив северян, что рядком по правую сели.
Я о большем и мечтать не могла – смотрела, слушала, иногда улыбалась, если кто из них мне подмигивал. Казалось мне, после долгого пути водой северяне должны уставшими, измученными быть. Сколько раз слышала россказни о загадочной хвори, что людей в морях постигает. Только вот скельдиане будто и не плыли несколько месяцев по волнам, не боролись со штормами, не терпели голод и жажду. Как с печи за стол пересели! Веселились, смеялись, что-то напевали на северном языке. Смотрела и только дивилась.
– Лисица – синица! Лисица – девица! По морю гуляла, кого там видала? – подскочил Тишка и дернул меня за косу.
– Ах ты ж... – оглянулась я.
Это плут уже успел нацепить другой цветастый наряд, новую шапку с бубенцами да вдобавок еще и обмотался волчьей шкурой на манер плаща. Видать решил скельдианом прикинуться – те плащи без меха не носили.
– И как тебя князь только гостям показать решился?
– А чего? – развел руками дурак. – Вон тебя Всеслав показал, а я чем хуже? И-и-и! Э-э-эх!
Тишка одним прыжком перемахнул через стол, напугав толстого купца. Тот вздрогнул и перелил кубок вина прямо себе на колени.
Шут тем временем оказался меж двух длинных столов, сделал невообразимый кувырок и в струну вытянулся перед князем. Я глядела на него и все дивилась, откуда в таком худющем парне столько силы.
– Гостям твоим, княже, поклон низкий! – с улыбкой выкрикнул шут, а после согнулся прямо пополам, едва ли собственных ног лбом не коснулся. – Дозволь загадку славным мужам скельдианским задать?
– Ну задай, – кивнул Мстислав.
Ульвар насмешливо глядел на дурака, не выпуская из руки чашу с вином. Ни дать ни взять князь. Сэконунги земель и богатства не имели, морем жили. А так – сиди Трехпалый на троне не было б краше правителя!
Тишка самодовольно надулся, упер руки в бока, на носки приподнялся:
– В дальних странах вы бывали, по морям седым плывали, а ответ на слово дурня и до сей поры не знали! Вот скажите мне, северяне, что живет только миг, ранит острее меча, смеется громче смеха, а бьет что плеть со свистом?
Скельдиане из скипрейда Ульвара не поняли ни слова, но дружно гоготали, глядя на ужимки шута. Сам Трехпалый задумчиво почесал подбородок, Сигурд чуть заметно усмехнулся, сказав что-то своему помощнику, а Мстислав только покачал головой.
– Ответа не знаешь? – спросила я.
– А кто его знает? Тишка каждый раз новую загадку выдумывает, а старую забывает.
– Ну неужто прошедшие сто морей не знают? – сощурился шут. – Что живет только миг, ранит острее меча, смеется громче смеха, а бьет – так плеть со свистом?
Он пронзительно свистнул и трое карликов, взявшихся неизвестно откуда, бросились к нему. Я едва не вскрикнула, увидев их.
– Где ж князь таких раздобыл? Никак с ярмарок?
Вспомнила я, как карлики – люди, которых боги отчего-то такими создали – со скоморохами колесили да люд развлекали.
– Сами они к нему пришли, а Мстислав не прогнал. В его теремах еще не то найдется. Иль не знаешь, что забава такая у всех князей – что ни чудней по свету собирать?
Задорно заиграла жалейка. Тишка бросился в пляс с карликами. Северяне, глядя как он прыгает и кувыркается, покатывались со смеху. Когда музыка прекратилась, шут упал, делая вид, будто устал. Отдышавшись, поднялся и повторил загадку.
– Ветер, – произнес Ульвар с сильным акцентом.