Текст книги "Пыльными дорогами. Путница (СИ)"
Автор книги: Amalie Brook
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Хозяева дома уже проснулись и занимались своими делами. Заряна хлопотала у печи, Арьяр во дворе возился, а Милан помогал ему с таким кислым видом, будто щавля наелся.
Я тихо прошла вперед, стараясь держаться у бревенчатой стены, чтобы остаться незамеченной. Притаилась у поленницы и стала наблюдать за Арьяром и его братом.
Старший, одетый в старую посеревшую рубаху, поправлял покосившийся за домом забор. Милан, выполнял работу подручного – то колья поддерживал, то инструмент подавал.
В воздухе разносился густой запах горького дыма, разносимого утренним ветерком откуда-то из центра селения. Совсем неподалеку залаяла собака. Глухо, громко и очень недовольно. Может, нерадивый хозяин запамятовал вовремя ее покормить, а, может, мимо сонного пса проскочила плутовка-кошка. Услышав недовольство своего собрата, лай подхватили другие собаки и дружно залились на все Подлесье.
Лай собачий я всегда понимать могла. Знала, как зверь на своем языке говорит. Ни слова не понимала, а чувствовала, о чем речь ведет – больно ли ему, грустно ли, истосковался ли по хозяину, или, от голода живот свело.
Подумав о том, что в селе есть несколько голодных собак, я и сама решила, что не прочь перекусить. Только вот как? Заряна вон и смотреть на меня не хочет. Вряд ли есть позовет, а уж про то, чтоб в дорогу мне чего дать, так и речи не идет. Уходить мне пора. Сейчас вот в дом вернусь, мешок свой соберу и снова в путь.
Твердо задумав уйти, я вздохнула, и собралась было тихонько скрыться. Да тут роса утренняя со мной шутку злую сыграла. Только-только ступила я босой ногой на траву, так мир перед глазами и завертелся. Земля и небо мелькнули в миг передо мной, и растянулась я во весь свой невеликий рост аккурат на траву мокрую.
И ладно бы сама упала, так еще задумала руками за поленницу ухватиться. Диво, что дрова не на меня полетели, а то не сносить мне, неумехе, головы.
В глазах от удара помутилось. Небо черной сеткой затянуло, а во всем теле ухнуло глухой болью. Застонала я в голос, да глаза прикрыла.
Потом Арьяр с Миланом подскочили, стали меня на ноги поднимать.
– И как же тебя только угораздило? – спросил Охотник, внимательно осматривая мою голову.
Я только вздохнула шумно. Ударилась так, что слезы по лицу катились.
– На траве поскользнулась, – ответила негромко.
Арьяр посмотрел на поленницу и покачал головой.
– И чего ты туда полезла?
Я хотела быстро что-то придумать, соврать, да так и не смогла. Видно удар все мысли из головы моей дурной разогнал.
– К знахарке ей надо, – вставил Милан, покосившись на меня. – Вдруг чего перебила?
– Не пойду к знахарке, – тут же ответила я. – Мне в путь пора.
Ох, кажется, прав малец – и руку-то я сильно ушибла, и спину тянет, и на затылке, видать, кожу свезла, вон как жжет. И понесло же меня к этой поленнице, чтоб ее в Изнанку!
– Вёльма, не дури. Куда тебе в путь, если встать не можешь?
Я хотела было ответить, что могу, но в голове как завертелось...
– Оооох, – выдохнула только.
– Милан, беги за матерью.
– Не надо...
– Молчи, Вёльма, – проговорил Арьяр, поднимая меня на руки, – Сказано, девки-дуры...
Возражать я не стала. Дура и есть, чего уж там.
А вот к знахарке не пойду и все тут. Стыдно сказать, а ведь с детства не люблю их, травниц этих. Всегда они косо на меня смотрели да слова страшные говорили. Мол, сила в тебе темная, простым людям недоступная, не смогут они твоей сути принять, сторониться будут. И не деться мне было никуда от этих намеков и слов злых.
Какая же во мне сила темная? Да я и обычной-то не имею. Говорил отец, правда, что прабабка его жрицей ушедшей богини была, чарами владела да духов вызывать могла. Только то давно было. А я что? Девка глупая, ничему не обученная. Нет во мне сил никаких.
Внес меня Арьяр в горницу, на лавку усадил, велел не двигаться. Заряна сразу же заохала, захлопотала вокруг меня. Стала мокрую тряпицу ко лбу прикладывать. Милана за знахаркой послали, а он и рад был уйти – не на меня же смотреть.
Сколько времени прошло, не скажу, только мне лучше стало. Боль утихать стала, взор прояснился, только рука заныла с новой силой.
– И как же ты так упала? – вздохнула Заряна, разочарованно глядя на меня серыми тусклыми глазами.
Сразу ясно, что падение мое ей поперек горла. Вдруг, чего приключится и тогда придется хозяйке незваную гостью терпеть в доме своем.
А я что? Уйти бы рада, да не могу!
– А Вёльма на месте не усидела, вот и схлопотала за это, – усмехнулся Арьяр. Видать понял, чего к поленнице полезла.
А я вот краснеть не стану. Любая девка на моем месте не поленилась по росе пройтись да притаиться, чтоб за Арьяром понаблюдать. Другая бы еще и разговор завела да предложила рубаху заштопать. Это я, неумеха, с иглой да котелком не дружу, а иные везде мастерицы.
Ох, как голова гудит... от боли да переживаний время нитью бесконечной тянется. Идешь, мнится, за клубком, а он все не кончается, тянется и тянется окаянный.
В глазах то кружилось, то снова останавливалось. Если бы не мокрая тряпка Заряны, лежать бы мне бездыханной. А так по лицу капли текут – липко, противно, медленно – прямо в чувство и приводят.
Милан шустрым оказался, быстро справился. Привел за собой знахарку. Вошла она и будто чистым духом повеяло.
Есть люди будто сияют изнутри. Смотришь на иных, а вокруг мир и добро разливается, как лучи от солнышка теплого. То ли я это вижу, то ли мнится, то ли так и есть оно.
Одетая в свободное, расшитое красными нитками по подолу, рукавам и вороту, льняное платье. Волосы цвета вороньего крыла свободными прядями струятся по спине, придерживаемые лишь простеньким ободом. На шее знахарки висел амулет со странным, неизвестным мне, символом.
Взглянув на меня, женщина улыбнулась и положила на лоб ладонь. От руки ее тепло живительное пошло, и я прикрыла глаза, ощущая, как затихает боль.
– Упала она, говорите? – быстро спросила знахарка.
Арьяр в двух словах объяснил, что случилось. Женщина покачала головой и поцокала языком.
– Ты поможешь, Ясна?
Знахарка быстро оглянулась на него, сверкнув бездонно-синими молодыми глазами. Лишь тонкая чуть наметившаяся паутинка морщин у глаз говорила об истинном возрасте травницы.
– Помогу.
Потом резко кивнула Заряне.
– Выйдите все.
Хозяйка хотела было сказать слово, но знахарка только рукой на дверь указала. Властно так, будто княгиня, а не баба деревенская.
Дождавшись, пока хозяева дома дверь закроют, Ясна обернулась на меня и, чуть улыбнувшись, проговорила:
– Не думала, что такую диковинку в нашей глуши увижу.
Я возразить что-то хотела, но голова вмиг так закружилась, что только охнула и набок завалилась.
Ясна поддержала меня, помогла лечь на лавку. Быстренько порылась в своей сумке и достала какой-то корешок. А после велела мне не двигать и слова не говорить. Зашептала что-то, шевеля одними только губами, быстро-быстро повторяя слова. Корешок в руках помяла, согнула, да лбу моему провела.
Ощутила я, будто оцарапало колючей веткой. Неприятно так обожгло, а после захолодило. После Ясна стала надо мной руками водить, будто бы с головы что-то невидимое стряхивала и прочь отбрасывала.
И тут мне легче стало. Боль как по кускам разбилась, разлетелась по осколочкам и в стороны ссыпалась.
Знахарка отодвинулась в сторону и пот со лба утерла.
– Ну все, – сказала она. – Теперь полежишь пару дней, и все как рукой снимет. Я еще травы оставлю, чтоб отвар пила. А на кисть мы лубок сделаем – вывихнула ты ее.
– Спасибо тебе, Ясна, – ответила я, поднимаясь.
Женщина села рядом.
– Это долг мой, предками завещанный, людям помогать, – ее глаза посмотрели пронзительно, будто насквозь. – Скажи лучше, как ты в наши места забрела?
– В Трайту я шла, а по пути Арьяра встретила. Он и пригласил отдохнуть в дороге.
– Знать, боги тебя прислали, – чуть улыбнулась Ясна. – Вижу, в силу ты еще не вошла.
Я недоуменно посмотрела на травницу и хлопнула глазами.
– В какую такую силу?
– В ту, что невредимой тебе сюда дойти позволила, – ответила ведунья. – Не будь ее, загрызли бы волки у первого же дерева.
– Не боюсь я волков! Они в жизнь меня не тронут.
– Твоя правда – простые волки не тронут.
Я собралась развести руками, да боль в правой не позволила.
– Разве ж мудреные бывают?
Знахарка усмехнулась и откинула назад, отливающую синевой, прядь шелковых волос.
– Ну хоть мудреными называй. Вижу, ты знать ничего о самой себе не знаешь.
Хотела я сказать, что все знаю. Что из дома сбежала, что ушиблась сильно и что сидеть мне теперь в Подлесье, пока рука не заживет, и косые взгляды Заряны терпеть. Но не стала. Мне ли, дуре неграмотной, со знахаркой-ведуньей спорить?
– Ты вот что, – продолжила Ясна, выкладывая из своей холщовой сумки снадобья. – Приходи ко мне, как отлежишься. Дорогу к дому моей здесь любой покажет.
– Зачем это?
Ясна сощурилась:
– А много спрашивать будешь, вовсе ничего не скажу. Приходи и все.
Заряна, хоть и косилась на меня, но отвар Ясны по всем правилам заварила, и выпить всю чашу заставила. Я и кривилась, и морщилась, и чуть не плевалась – горечь та еще оказалась – а все же пила.
Рука настойчиво ныла, обложенная какими-то мазями и кореньями. Знахарка говорила, что первые боль снимают, а вторые хворь оттягивают и опухнуть не дают. Не знаю я про хворь, а ноет знатно. И не повернуться с лубком, и не почесаться как следует.
День клонился к вечеру, когда я поняла, что лежать и смотреть в потолок невозможно. Ясна вроде бы заговоры свои надо мной читала, чего-то руками водила. Видать, сильная она ведунья. Авось ничего не случится, если встану.
Аккуратно, стараясь не тревожить больную руку, я приподнялась на локте и села. Волосы, вольно растрепавшиеся из косы, вились по моим плечами рыжими змеями. Собирать их нет резона с одной-то рукой.
За окном виделись последние лучи заката. Эх, хорошо, наверное, там. Свежо, сверчки затянули свои песни, а в воздухе витает тот самый волшебный дух вечера. Часы заката самые любимые. В них таится какая-то древняя волшба, неуловимое и немыслимое что-то. Мнится, выйдешь за порог, а там чудеса, сказания. Ну как в такой вечер сидеть взаперти?
Голова закружилась, и я минуту помедлила, собираясь с силами. После уперлась рукой и встала.
– И чего удумала? – раздался голос Заряны.
Я подняла голову, сдула с лица непокорную прядь и вздохнула.
– Ясна лежать два дня велела, – твердо произнесла хозяйка. – Не хватало мне еще с тобой потом возиться, вдруг приключится что.
Она стояла в дверях, держа подмышкой подушку, и смотрела на меня совсем недобро.
Я выпрямилась, и по привычке чуть было не уперла руки в бока.
– А, думаете, мне тут по нраву лежать? Да я бы уже на полпути в Трайту была.
– И кто же держит? – не отступала Заряна. – На себя-то посмотри! Куда тебе в Трайту? Или, думаешь, там своих калек мало?
Я вспыхнула. Это я-то калека? Да как... Да кто... Да как она вообще может!
– Ты вот что, девка, – Заряна решительно шагнула ко мне, бросила подушку на кровать, а после взяла за плечи. – Не дури, ложись давай.
– Не могу я дольше лежать!
Заряна удивленно посмотрела на меня, сдвинула черные соболиные брови и чуть назад подалась.
– И кто ж тебя воспитывал только? Хозяйке дома и знахарке перечить?
– Не перечу я вам. Просто мочи нет лежать, на воздух хочу выйти, прохлады дохнуть.
Заряна о чем-то подумала, внимательно разглядывая меня, а после усмехнулась.
– Идти-то сможешь, горемычная?
Я кивнула.
– Негоже бы тебе растрепанной идти, – покачала головой женщина. – Давай, косу что ли заплету.
Пальцы у Заряны были ловкие и быстрые. Мою гриву она вмиг расчесала и аккуратно сплела. Обе мы не слишком рады были такой работе, но обе и стерпели.
Сказано, бывают люди, которых и не знаешь, а уж лучше бы и не знал. Вот со мной так. Не знала я Заряну и знать не хотела бы. Не любит она меня, а я ее. За что – сама не скажу.
Заплела хозяйка мне косу и пошли мы на двор. Я первая, она позади, чтобы в случай чего не дать мне свалиться. Мнилось мне, что будь Заряна змеем крылатым, сожрала бы меня с косточками, да даже б не жарила. Так и чую, как смотрит в спину ненавидящим взором... И чего я ей не по душе?
Еще в сенях услышала я печальный голос флейты. С улицы долетал он, нежный и ласковый. И на душе от него так грустно и легко становилось, будто взмахнешь руками и полетишь.
Свежий вечерний воздух сразу ударил в голову. Я схватилась за перила, чтобы не упасть.
– Чего с тобой? Давай назад отведу, – всполошилась Заряна.
– Нет, – мотнула головой я.
Она громко чмыхнула и махнула рукой. Чего с девкой упрямой спорить?
Через минут головокружение прошло, и я ощутила запах дыма. Вечерами часто зажигают костры. Люди собираются вокруг них, чтобы поговорить, вспомнить былое, обсудить грядущее, отдать дань предкам.
Огонь всегда объединяет своим теплом, собирает вокруг себя, дарит защиту и завораживает. Подумать страшно, как бы жили мы, не зная цвета пламени. Оно – та же жизнь наравне с водой. Без огня человек погибнет от холода и страха. Огонь несет спасение и опасность и всегда, неизменно на протяжении веков, собирает всех подле себя. Таков уж обычай в Беларде с давних пор.
– Дымом пахнет, – протянула я, чуть подавшись в сторону, откуда доносился запах. – Где интересно?
– А, это, видать, у Немира охотники собрались, – ответила Заряна. – Она завсегда перед походом в лес собираются.
– Что и Арьяр с ними?
– А как же иначе? – усмехнулась женщина. – Разве ты не знаешь, что все должны на совет приходить? Или у вас в Растопше и охотников нет?
Я закусила губу и вмиг ощутила какую-то обиду за свое родное село. Мужики у нас охотились и охотились хорошо. Только вот настоящих охотников среди них не было и делали они то ради своего развлечения, или, чтоб заезжих господ порадовать.
Нет, ну сами посудите. До лесов нам еще ехать надо. Село стоит возле торгового тракта и раз в неделю там ярмарки проводятся. Само собой разумеется, что жители торговлей заняты, а все нужное им привозят. Да и в достатке мы живем, ни в чем остро не нуждаемся. Зачем нам лишний раз рисковать, да на охоту идти?
Только вот в сравнении с ведунами мы какими-то другими что ли кажемся.
– Мало у нас охотников, – отмахнулась я и тут же решила перевести разговор. – А что, у них поход намечается?
Заряна кивнула.
– Молодые завтра на рассвете уходят и Арьяр с ними. Есть у них домик в лесу, вот там и живут по нескольку дней.
При мысли, что Арьяр уйдет и оставит меня вместе со своей матерью, я как-то сникла. Это при нем Заряна боится открыто против выступать, а без него как бы и из дому меня не выгнала. Надеяться буду, что побоится.
– И куда это ты собралась? – спросила она, грозно сдвинув брови в переносице.
Я, уже сделавшая, несколько уверенных шагов к калитке, замерла на месте.
– Выйти на улицу. Посмотреть...
– На что смотреть?
Я невинно пожала плечами.
– На охотников.
Заряна всплеснула руками.
– И где ж это видано, чтоб девка в мужские дела совалась?
– Так я соваться не буду, просто посижу рядышком и все.
Заряна посмотрела на меня, как на выжившую из ума.
– Брось, Вёльма, иди в дом и спать ложись. Подышала воздухом и будет.
Она шагнула ко мне и собралась взять за руку, но я резко отступила, подивившись отсутствию головокружения.
Заряна разочарованно качнула головой.
– Ну и иди, твое дело. Не буду же я по пятам бежать.
Развернулась и ушла в дом.
Я, обрадованная внезапной свободе, улыбнулась и, забыв обо всех проблемах, направилась за калитку, куда манили аромат костра и флейта.
Улицы у ведунов не широкие, как в Растопше. Здесь нет нужды освобождать дорогу для бесконечных телег и обозов. Местные редко провозят большую поклажу. Разве что кто-то на лошади проедет иной раз, да и лошадей я как-то особо не видела в Подлесье.
Пройдясь немного по улице в сторону дымка, что вился от одного из дворов(совсем недалеко, кстати), я услышала смех и мужские голоса. Так вот, значит, где этот Немир живет.
Оттуда же звучала и флейта. Неужто кто-то из охотников играть обучен? Или пастушка в свою компанию позвали?
Только-только я к воротам приблизилась, как почти у самого носа распахнулись они и навстречу мне высыпали десятка два мужиков. Первыми среди них вышли двое мальчишек лет десяти, у одного из них как раз флейта и была.
– Гляди-ка, Арьяр, это ж твоя гостья, – ткнул в меня пальцем давешний знакомый Амельд.
Охотник, вышедший из-за спины могучего кряжистого старика, с удивлением на меня посмотрел и сдвинул брови. Точь-в-точь как Заряна.
– Ты чего здесь делаешь, Вёльма? – спросил он.
Я как-то сразу потупилась и неловко кивнула в сторону ворот.
– А я на воздух вышла, слышу флейта. Дай, думаю, пойду, послушаю.
Несколько мужчин остановились и стали с интересом наблюдать за нашим разговором. По их лицам было видно, что кому-то просто захотелось потешиться над глупой девкой.
– И чего же не вошла? – спросил Амельд.
– А не успела. Вы раньше появились.
– И правильно, – проскрипел старик. – Нечего девкам на мужском совете делать.
Он подошел ко мне и внимательно всмотрелся в лицо.
– Откуда взялась? Я тебя в Подлесье не видел.
– Из Растопши я, – голос дрогнул. Отчего-то этот человек внушал страх.
– Из Растопши? Бывал пару раз. Торговка, стало быть?
– Отец торгует.
Старик снова оценил меня взглядом и будто бы разочаровался.
– На ведунью ты похожа, да только силы в тебе мало.
Сказал и ушел. А я осталась стоять, как будто меня ушатом холодной воды облили.
– Понравилась ты Свану, – негромко проговорил Арьяр.
– Свану? Тому самому?
– Ему-ему. На иных чужаков он и не смотрит.
Я обернулась.
– Так что же? Это тот самый Сван, что в Ельнии служил?
Арьяр улыбнулся краешками губ.
– И что тебе, Вёльма, все по сотне раз повторять требуется?
Я хотела выпрямиться и упереть руки в бока, да вдруг голова закружилась и удалось лишь неловко покачнуться.
Арьяр не дал мне упасть, поддержал.
– Идем домой. Нечего по улице шляться да людей смущать, – сказал он.
Я кивнула и покорно оперлась на его руку.
– Заряна сказала, что ты завтра на рассвете уходишь?
– Ухожу.
– А я как же? – голос прозвучал робко и умоляюще.
– Чудная ты, Вёльма. Как Ясна велела, так и будешь. Отлежишься и дальше пойдешь, коли захочешь.
– А не захочу? – спросила и вдруг подумала, что Трайта от меня никуда не денется. Можно и задержаться чуток, и со знахаркой поговорить, и на ведунов посмотреть.
Арьяр остановился и посмотрел на меня. Невольно отпрянув под пристальным, пронизывающим насквозь взглядом, я едва ли не опустила глаза, да вовремя спохватилась.
– А не захочешь – ты гостья в моем доме, оставайся сколько хочешь.
Я виновато закусила губу и все-таки опустила взгляд к земле. Не выдержала...
– Ты, может, и захочешь, а вот Заряна...
Арьяр вздохнул и покачал головой.
– Вот оно что? Матери боишься?
– Да не боюсь! – я сразу вспыхнула и даже на носочках приподнялась, чтоб правоту свою доказать. А как же? Обвинить человека в страхе легко, а вот отмыться от этого обвинения – нет.
Заряну я боюсь. Не боюсь я ее. Ни капельки. Просто неуютно мне с ней – будто холодом веет и не усидишь в комнате, не укрывшись одеялом.
Арьяр усмехнулся, отчего в его глазах будто бы подтаяли светло-голубые льдинки. Те самые, что в первую встречу так испугали меня.
– Мать чужаков не любит. А после смерти отца и вовсе нелюдимой стала. Обожди пару дней – она привыкнет к тебе.
– Привыкнет? – вот я бы к чужаку привыкать не стала. Зачем – уйдет ведь и с концами.
Арьяр потянул меня за локоть.
– Идём домой, Вёльма. Поздно уже.
С тоской взглянув на потемневшее небо, я вздохнула и поплелась за ним.
***
Хворать – худое дело.
Это вчера я думала, что стану прыгать резвой козочкой после снадобья Ясны. Решила, что, мол, пошептала мне знахарка и все как рукой снимет. Ан нет. Лежу теперь, боюсь двинуться и глаза открыть. А все потому, что свет солнечный больно бьет, а движение любое и вовсе пыткой кажется.
И как же меня только угораздило так приложиться? Ох, дура я, дура! Сказано же!
Что со мной приключилось – сама не ведаю. Слышала только, сказывали, что есть такая хворь, будто от ударов и падений в голове что-то сотрясается и после долгонько человек в себя приходит. Видать, это самое со мной и случилось.
Заряна, кажется, гнев на милость сменила. Или, то мой мир перед глазами перевернулся? Вроде не зыркает больше злобно да ругается на меня. Даже жалеет, кажется.
Ох, дай мне сил, Ларьян-батюшка, обереги и сохрани.
Как и предсказывала Ясна, на третий день полегчало. Боль ушла, свет больше страданий не причинял, а к отвару травяному я привыкла уже.
После Заряна ко мне Милана прислала. Узнать, как гостья себя чувствует. Мальчишка что надо было узнал и ушел. Сказал, что Арьяр с охотниками еще не вернулся.
Хотела я выйти, да Заряна не пустила.
– Лежи лучше, – грозно шикнула на меня и ушла, оставив новую кружку с отваром.
Так и провалялась я целых пять дней с тоской думая, что могла бы уж до Трайты добраться да местные чудеса увидеть. Если верить скоморохам проезжим, там было чего посмотреть.
Рассказывал один гусляр, что стоит в столице белокаменный дворец, где князь сидит и оттуда всей Белардой заправляет. Еще говорил, что есть там Дом Предсказаний, где прорицатели заседают да будущее князю предсказывают. И что дома в Трайте не то, что наши избы, а целые скопища их – будто одну на другую ставят и то мало. И стены там каменные, и ров вокруг города вырыт, а на главной площади диковинное чудо стоит – как назвать не знаю, но будто вода из него льется, а само на живого змея похоже.
От мыслей захотелось схватить свой заплечный мешок и скорее бежать прочь – в сторону пыльной, твердо укатанной колесами телег, дороге – и не останавливаться до самой Трайты. Разве что голову вверх поднять и орла – спутника своего увидеть.
Да вот только выйти мне нельзя, шагу ступить в чужом доме боюсь лишний раз. Скорей бы уж Арьяр вернулся и отпустил меня на все четыре стороны.
В общем, на шестой день, когда я уже набралась сил и чувствовала себя преотлично, удалось наконец-то преодолеть все запреты Заряны и выйти из ненавистной комнаты. Да и не только из комнаты, а из дома.
На все слова о том, что «негоже девке по селу в мужском одеянии ходить» и что «нечего богов и людей гневить», я только отмахнулась. Какой мне прок красавицей рядиться, если уйду скоро? Не замуж же выходить собралась, а просто к знахарке сходить.
Заряна отмахнулась, мол, делай, как знаешь. Я же, счастливая и довольная вышла за калитку и чуть ли не вскрикнула от радости, понимая, что теперь могу идти куда хочу. А уж в селе ведунов оказаться и вовсе удача большая.
Вышла я на улицу, вдохнула полной грудью утренний свежий воздух, откинула косу за плечо и бодро вперед зашагала. Ясна говорила, что ее дома любой указать может.
Вот к «любому» я подойти и решилась, завидев у поворота с улицы двух мужиков. Один – пожилой, старик совсем, в потертой одежде, с окладистой бородой. А второй помоложе – первому хоть во внуки годится и чисто выбритый, стоял важно, подбоченясь, и то и дело посмеивался чему-то.
Видно правду говорят о том, что ведуны – народ чуткий да наблюдательный. Я еще и подойти к ним не успела, а они уж и заметили меня, по очереди обернулись, да перекинулись какими-то словами.
Ох, Вёльма, чую, влезешь ты снова в историю, или, на грубость нарвешься. Пока по улице шла еще – косые взгляды на себе примечала, а теперь уж вовсе натерплюсь.
– Здравы будьте, люди добрые, – сказала мужчинам, чуть склоняя голову в знак почтения. Мне, молодой, завсегда пеняли, что почтения к старшим нет. А ведуны так и вовсе обычаям верны – попробуй чего не так сделать.
– И тебе день добрый, девица, – ответил старик.
Молодой промолчал, смерив меня любопытным и чуть насмешливым взглядом колючих, точь-в-точь как у Арьяра светлых глаз.
– Не подскажете ли, как мне Ясну найти?
– А чего ж ее искать, знахарку-то? – усмехнулся и развел руками старик. – Вон ее дом, у самой площади стоит.
Он указал на небольшую избенку, сложенную из ровных, потемневших от времени, снегов и дождей, бревнышек. Приземистую и неказистую.
– Спасибо вам, – улыбнулась я.
– Только ты скажи сначала кто такая? – вдруг спросил молодой. – Не каждый день у нас чужаки путь к Ясне ищут.
Я подняла глаза и невольно назад отступила. Почудилось мне, будто тень какая-то над ним нависла словно туман невесомый. Нависла и вмиг исчезла, растворилась, как ее и не было.
– Вёльмой меня звать. Я у Арьяра гостья.
Мужчина улыбнулся.
– Слыхал про тебя, как же. Ребята-часовые говорили, мол, появилась у нас в Подлесье бедовая девка-лисица.
Он посмотрел на мою косу, перекинутую на плечо, а я невольно зарделась от такого взора. Сколько себя помню, все покоя мне от рыжего цвета не было. И чего людям он дался? Ума не приложу. Слушают глупые древние сказки и верят во что ни попадя.
Старик, кряхтя, усмехнулся.
– И точно – лисица! Того и гляди, обернется, да в лес убежит. Ты не перевертыш часом?
Ох, чур меня...
Страшное наказание перевертышем быть. Рассказывали мне в детские годы о том, как люди оборотнями становятся, а то и рождаются вовсе. Как тут в сказки не поверить, если такие страсти говорят? Ох, обереги меня Ларьян-батюшки от встречи с детьми ушедшей богини.
– И чего ты городишь такое? – вспылила я. – Какой же тебе тут перевертыш? Девка я обычная. Что уж и дорогу спросить нельзя, так сразу оборотнем кличут.
Старик только развел руками.
– А правду народ говорит – тебе палец в рот не клади. Видишь, Ладимир, какая диковина в наши края забрела?
– Вижу-вижу, дед Ждан, – отозвался тот. – Таких я еще не видывал.
Они смотрели на меня так, будто вместо рук у меня крылья, а вместо ног – рыбий хвост.
– Ну, спасибо вам, люди добрые, – решила, пока не поздно, уйти. – Пойду я к Ясне, она ждет меня.
– Иди-иди, – засмеялся дед Ждан. – Дорожка вьется лентой, да травка не ней не растет, а сухая пыль на сапоги ложится.
Я удивленно расширила глаза и ничего не сказав, поклонилась и ушла. И кто их только разберет, ведунов этих.
Услышала только, как Ладимир, глядя мне вслед, проговорил:
– Силу в ней чую, а какую – не разберу...
Осторожно, боясь скрипа половицы, я переступила порог избенки и замерла. Нехитрая мебель, цветные дорожки на полу, уводящие во вторую комнату, пылинки, танцующие в лучах солнца и приятный, чуть терпковатый запах трав, что пучками развешаны по стенам.
Я вмиг ощутила себя какой-то лишней в этом устоявшемся и приятном покое. Ворвалась будто бы в чужые думы, да и стою посреди них, не знаю, что и сделать.
Взволнованно одернув ворот рубашки и откинув назад косу, я ступила вперед. Звук моего шага был приглушен мягкой дорожкой.
– Есть кто дома? – робко позвала я. – Ясна?
Ответом мне послужила все та же тишина.
– Ясна?
Я прошла во вторую комнату и остановилась. Там тоже не было никого. Кровать, аккуратно застеленная и прибранная, пустовала. На лежанке не оказалось никого кроме спящего кота – дымчато-серого и очень толстого.
Позади скрипнула дверь, и я оглянулась.
– А я все гадала, придешь – не придешь, – улыбнулась хозяйка.
Сегодня она выглядела точно так же, как и в первую нашу встречу. Разве что волосы убрала по-другому, в хитрую прическу на затылке.
Я попятилась назад, а потом вдруг резко шагнула вперед, понимая, что нельзя в чужом доме так вольно себя вести. Ясна только усмехнулась.
– Да не смущайся ты. Раз уж зашла – располагайся. Я из своего дома никого не гоню. Садись, – она указала на лавку.
– Ты уж прости, что так ворвалась, – проговорила я, занимая положенное место.
– Не важно, – ответила Ясна, захлопотав у печи. – Как раз поешь со мной и поговорим. Как дом мой нашла?
– А я на улицу вышла и у прохожих спросила. Те сразу и указали.
– И у кого же узнавала? – чуть улыбнулась Ясна, ставя на стол небольшой чугунок. Клубы пара, исходящие от него, быстренько разлетелись в стороны и наполнили комнату вкусным ароматом.
Я потянула носом. Желудок радостно заурчал, предвкушая скорую трапезу.
– Там, на улице, – махнула рукой в сторону окна. – Деда Ждана и Ладимира встретила.
Ясна вдруг подняла голову и внимательно на меня посмотрела. Да так, что прям холодок по спине пробежался.
– Значит, видел тебя Ладимир, – протянула она, опускаясь на лавку. – Не сказал ничего?
Я чуть помедлила, раздумывая, стоит ли ей говорить, а после взяла да и выпалила как на духу:
– В глаза ни слова, а как уходила, так сказал деду Ждану, что силу чует.
– Его правда. Ладимир хоть и молод, а многое может. Сам-то в силу еще с детских лет вошел.
Я вопрошающе посмотрела на знахарку, а та продолжила:
– За много лет наш род разными кровями разбавили, оттого и нет сейчас настоящих ведунов. А Ладимир из чистокровных будет. В нем истинная сила живет. Та, которую молодые боги на эти земли принесли.
– А ты сама какой крови? – вдруг спросила я.
Знахарка ничуть не обиделась.
– А во мне много намешано. Дед мой ельнийцем был, а бабка ведуньей наполовину. Та сила, что во мне есть, разве что для заговоров и снадобий годится. Дело это хитрое и тонкое, но много волшбы не требует. Правда вот, жрицей, или настоящей колдуньей мне ни за что не стать – не сдюжу.
– В Растопше говорили, что среди прабабок моих жрица ушедшей богини была.
Ясна только улыбнулась, услышав это.
– Видать, сильной была она, раз до сих пор в тебе дар виден.
– Какой еще дар?
– Особый дар, редкий.
Ясна загадочно улыбнулась и придвинула ко мне деревянную миску.
– Давай поедим, а после я тебе расскажу.
Я согласно кивнула, понимая, что если уж ждала восемнадцать лет, чтоб о даре узнать, еще несколько минут и подавно выдержу.
– Ясна, а скажи, что за человек дед Ждан?
Знахарка удивленно выгнула бровь.
– А что он сказал тебе?
– Про дорогу какую-то говорил. И слова такие, будто из песни.
Ясна покачала головой.
– Из вещунов дед Ждан. Пророчить не берется, но как скажет, так оно и будет. Его потому и боятся, что не скрывает ничего. Разве что Ладимир с ним на короткой ноге.
– Еще бы! – ухмыльнулась я. – Что ему, ведуну сделается? Сам небось кого хочешь заколдует.
– Ладимир может.
Вот в чем-чем, а в этом ничуть не сомневаюсь. Ладимир этот сразу мне не по нраву пришелся. Колючий какой-то, злой. Будто с двумя изнанками человек. Смотришь – просто и ясно все, а чуть глубже копнешь, чуть внимательнее в глаза вглядишься и видишь там пучину глубокую, где неизвестно что сокрыто. Подумаешь и решишь, что видать не стоит туда лезть, а то поглотит тебя тьма и не отпустит обратно.
Кота Ясна назвала Увальнем. Да и сразу понятно, за что. Лежал он на печи целыми днями, дремал. Просыпался только к обеду, а после назад возвращался. Говорила знахарка, что лень его только к весне и проходит да и то ненадолго. Побегает Увалень с неделю за кошками и назад на печь просится.
