Текст книги "Пыльными дорогами. Путница (СИ)"

Автор книги: Amalie Brook

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Ушедшая предостерегающе подняла палец и покачала головой.

В лице ее, наполовину скрытом, что-то мне знакомым показалось. Осмелилась я и дернула ткань. Да только зря. Кусок прозрачной струящейся материи безжизненно обвис в ладони, а сама она исчезла – как не было.

Не приняла меня, отпустила. За то, что в последнюю минуту свою я светлых богов о помощи просила.

Так тому и быть, значит.

– Вёльма, очнись, родная, – позвал кто-то.

Тяжесть, огромная тяжесть лежала на моих веках. Поднять ее сил не находилось.

– Вёльма.

Сквозь забытье я понимала, что кто-то держит меня на руках. Тепло его живое успокаивало и убаюкивало. Заставляло не помнить глубокую усталость и боль.

Тело ныло будто после долгой тяжелой работы, в руках не было и капли силы. Казалось, та покинула меня навсегда.

Больно, страшно, тяжело. Здесь, снова живая, я страдала. Не было ни легкости, ни покоя.

– Очнись, Вёльма, – снова попросил он.

С великим трудом я открыла глаза. Свет ударил острее меча.

– Светлые боги, она жива, – проговорил мужчина.

Откуда-то издали пришли воспоминания. Медленно и тяжело они подступали ко мне, говоря, кто я.

– Арьяр...

Он слабо улыбнулся.

В воинских доспехах ведун казался чужим. Прядь черных волос, выбившаяся из-под шлема, глубокая царапина на лице и прежние льдинки в усталых глазах.

***

Маленькое селение Прогалье стояло на берегу Марийки – реки, связавшей Беларду с Зарецким княжеством. Там мы и заночевали на обратном пути. Чудом уцелевшая деревенька и ее испуганные жители приняли нас с благодарностью.

Всеслав, я, Зоран и Осьмуша заняли домик старосты.

Заклинатель еще ворчал по-стариковски, но все ж не злился на меня, ослушавшуюся приказа.

Отправляться из Прогалья было решено на рассвете третьего дня седмицы. Первые заморозки уже коснулись земли – вот-вот птаха крылья расправит и полетит над миром.

Вышла я из дома, зябко поежилась и плотнее запахнулась.

В небе еще светился бледнеющий полумесяц девицы-луны. Дольше она нынче песни возлюбленных своих слушает. Дразнится только – одним боком им показываясь.

У ворот стояли двое витязей, Арьяр, а с ними и Всеслав о чем-то говорил.

– Куда это ты собралась ни свет ни заря? – спросил заклинатель, сердито сведя брови. – Спала бы еще.

– Не спится мне, – ответила. – Пройтись хочу.

– Пойду с тобой, словом обмолвиться надобно.

– Дозвольте с вами? – спросил Арьяр.

– Отчего нет, – только и пожала плечами.

– Вести из Трайты с соколом прибыли, – без радости в голосе проговорил Всеслав, как со двора вышли.

– Невеселые видать?

– Куда уж веселее! Мстислава едва не убили.

– Как же так? – испугалась я. – Кто же?

Всеслав шел, опираясь на посох, и тяжело кряхтел. После последней битвы силы подвели старика. Он и раньше-то близок к ушедшей был, а теперь и подавно за руку ее держит.

– Родич его и пытался. Давно на трон метил.

– Какой родич?

Заклинатель удивленно взглянул на меня.

– Ростих Многоликий. Не знала что ль? Он младшим братом Мстиславу приходится. От незаконной связи рожден, оттого и не признан наследником.

Я замерла на месте.

Ростих – брат Мстислава... Ростих – наставник Ладимира, верный друг Велимира.

– Что же мне не сказал никто? – чужим свой голос показался. – Что же смолчали все?

– Уберечь тебя решил, вот и наказал молчать и Варваре, и Тишке-плуту да и Зорана попросил. Ежели на трон двое сесть хотят, всегда третий виноват. А на пути у Ростиха вставать – гиблое дело.

– Всеслав... – я невольно приложила руку к сердцу. Защемило что-то в груди, ох, как защемило. – Что ж ты наделал-то?

– Живой тебя оставил, вот что. А Ладимир – полюбовник твой – лишь ступенькой к трону был. Думаешь, зачем вдруг Ростиху новый сильный чародей нужен? Думаешь, рад он, что на его место молодой сесть захочет?

– Так как же...Война ведь.

– Война! Ни единого приказа Мстислава Ростих не выполнял, а тут – надумает что ли? Обманули вас всех, Вёльма, как детей наивных вокруг пальца обвели.

– Что с ним станет теперь? – тихо спросила я, глаз с хрустальной корочки на лужице, не сводя.

– Станется с него! – взмахнул рукой Всеслав. – И думать забудь. Нет Ладимира больше в Беларде. Мстислав здраво рассудил, что не след ему чародея даровитого терять из-за корысти своего братца сводного. Сняли чары с Ладимира твоего и с посольством в Феранию отправили – от глаз людских подальше.

– А Сияна что?

– А Сияну на восток, к родичам услали. Принцу ельнийскому в руке ее отказано было. Сказали будто больна княжна.

– Больна? – эхом я за ним повторяла, а слов и не понимала ни единого.

– Знамо, что за болячка, – брезгливо проговорил заклинатель. – Позор Мстиславу нужно прикрыть.

Заклинатель поглядел на небо.

– Ишь какие тучи набухли. Того и гляди снег упадет. Пойду, погреюсь перед дорогой – не дело старику за молодежью поспевать.

И ушел, постукивая посохом по подмерзшей дороге.

– Вёльма..., – хотел что-то Арьяр сказать.

– Не тронь меня, – в ответ велела.

И зашагала прочь. Быстро-быстро.

***

Отзвенела осень свою золотую песню и на смену ей явились хмарь и холод, чернота замерзшей от первого морозца грязи на дороге и небо – иней, что будто седина на висках.

Теперь уж люд в меха облачился. Не найдешь девки простоволосой, не увидишь парня в одной только рубахе. Того и гляди снег на землю упадет – перья птахи небесной. То летом она, сердечная, от солнца яркого хоронится. А уж зимой нечего бояться. Светило что ни день так не выходит, а коли и выйдет, так холод его свет придержит, не даст спалить нежные крылья птахи.

А та только и ждет зимы. Встанет с гнезда, встрепенется, взмахнет белыми крыльями и перья ее укроют всю землю, до самой весны, когда солнце прежнюю власть обретает.

Стояла я на мосту, глядела на реку, неспешно устремленную вдаль. На небо хмарное, что в водах ее отражено. Глядела и не было ни в душе, ни в мыслях моих ничего. Будто и не живу вовсе. Только тоска тягучая и долгая. Как та, что ушедшую мучила век напролет.

Заскрипели старые доски от шагов человеческих, а я и не обернулась, чтоб на незваного гостя глянуть. Кто бы ни был – все равно мне.

Ладимиром ведь не станет.

– Всеслав тебя найти велел, Вёльма. Уходим скоро.

– Знаю, – тихо ответила.

Арьяр – голос его из тысячи узнаю – ближе подошел, за спиной остановился.

– Идем, Вёльма, будет на воду смотреть и мерзнуть зазря.

– Минуту еще дай, – попросила я.

– Как скажешь. Рядом подождать позволишь?

Я только кивнула.

Арьяр постоял немного, а после вдруг взял и своей широкой ладонью мою накрыл. Отталкивать не стала.

– Нынче день Несвиры – первый зимний рассвет, – зачем-то сказала я вслух. – Скоро эта река льдом покроется и не видно ее станет глазам людским.

Несвира – Ларьяну жена – покровительницей зимы считалась. Птаха небесная с ее рук кормилась, а как касалась ладонь Несвиры перьев ее, так те белели и после осыпались снегом на землю.

– Что теперь делать станешь, Арьяр? В Подлесье вернешься?

– В Трайту поеду, князю Мстиславу стану служить.

– Разве? – я обернулась на него и ничего более проговорить не сумела.

Глаза Арьяра прежними были и как будто я сто лет на них глядела, и не было ничего. И сама я только-только к Подлесью с мешком походным подошла.

– Решил – не вернусь больше домой, – продолжил он, – ждут меня там да только не вернусь.

– Отчего вдруг? – и ветер слова мои снова унес, договорить не дал.

А Арьяр только улыбнулся.

– Не спрашивай, не то отвечать стану.

Усмехнулась я в ответ и снова к реке отвернулась.

Ладонь его горячая все еще мою накрывает и сжимает крепко. И пусть, и правильно это.

Не уйти выходит от судьбы своей, не убежать и не скрыться, не найти спасения на пыльных дорогах. Хоть в само межмирье иди, а все найдет она тебя – доля твоя.

Глубоко вздохнула я, и дыхание тут же белым паром сделалось. С детства я холод не жаловала да и он меня так же. А впереди зима долгая, холодная. Лесьяр говорил будто после битвы с черным войском ждет нас лютый холод.

– Идем, Вёльма. Ежели на реку эту долго смотреть, так кого угодно тоска возьмет.

Я улыбнулась грустно:

– Будто ты знаешь, откуда тоска моя?

Арьяр промолчал, не ответил.

– Знаешь? – спросила. – Отвечай.

Он кивнул.

– Знаю, лисица, знаю. Винить ни тебя, ни его ни в чем не стану.

Слезы к глазам моими подступили, в горле ком засел.

И кто же ему разболтал? Уж не сам ли Ладимир в письмах? Нет, тот не стал бы. Разве что люд судачит? Да и Арьяр не дурак, догадался небось давно, не обманешь.

Скатилась лодьей слеза по щеке моей и упала в темную воду, а за ней и вторая ушла.

– Не плачь, Вёльма, не плачь, – Арьяр обнял меня за плечи – от ветров холодных укрыл, плащом незримым укутал. – Прости, если дурное сказал.

Еще он что-то говорил, слова какие-то пустые. Да только я не слушала.

Глядела на темные воды и знала, что уносят они не только слезы мои горькие. Вместе с ними уплывала прочь моя молодость. Не вернуться уж ей никогда да и мне прежней не стать.

Сгорела моя любовь горькая. Сгорела и пеплом унеслась в темные воды и сгинула. И не будет второй такой уж никогда. Растворилась в глазах его родных, где колдовской огонь сияет.

И да хранят Ладимира боги на чужой земле, и да будет с ним их благословение. Счастлив пусть будет.

Не быть нам вместе, как водам этим с северным морем не встретиться.

Конец