Текст книги "Пыльными дорогами. Путница (СИ)"
Автор книги: Amalie Brook
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Подхватил витязь княжну на руки.
«Спас я тебя от змея лютого. Моя ты теперь, Зимушка».
Улыбнулась княжна.
«Имя хоть назови, суженый мой».
«Властимиром звать меня».
Набежали тут дружинники княжеские, проводили их в город. А на следующей седмице сыграли шумную веселую свадьбу. Весь Тиреж мед пил за праздничными столами.
Только вот в разгар веселья мелькнула фигура незнакомая. Прошла сквозь толпу женщина с закрытым лицом, в одеждах темных, легких, будто по ветру развевающихся. Подошла к молодым, кивнула легонько и ушла. Никто не видел, куда. Исчезла, будто в воздухе растворилась. Глаза ее только запомнили – белые будто ледяные. Сказывали чародеи, то сама ушедшая была. Решила поглядеть, кто змея могучего погубил.
А Властимир с Зимой прожили много лет счастливо и потомки их до сих пор по земле белардской ходят.»
Пока я сказку вспоминала, не заметила, как и до берега Марвы дошла. Дед Талимир ладно умел ее рассказать – тихо так, спокойно, будто колыбельную.
Улыбнулась я. Любовь и добро завсегда верх берут – уж в это верю.
Воды Марвы текли широким мутным потоком. Грязь и зловонье, стекающие со всего города, оказывались тут. Течение быстро уносило их, ненадолго очищая реку.
Рыбаки гомонили вокруг своих утлых лодчонок. Бабы, через раз смеющиеся, перекрикивались с ними, стоя на узком мосточке. Перед ними лежало грязное белье. Как только умудряются стирать в грязной воде? Ума не приложу. У нас-то в Растопше вода была чистая, родниковая.
Вдали виднелись маковки княжеского терема, а у него стояли лодьи со спущенным парусом. Не скельдианские то лодьи. На ихних вон паруса с драконами, воронами да волками лютыми. А на наших солнышко ясное всегда – красное на желтом.
– Эй, девица?
Я оглянулась.
– Не меня ль потеряла, огнёвая?
Мужик средних лет, в рубахе с закатанными рукавами, уперся в бока и с прищуром на меня глядел.
– Не тебя, работничек, не тебя, – откликнулась я.
– Жаль, чего ж? – засмеялся он, оглаживая короткую бородку. – А что ж тут делаешь? Никак на Марву полюбоваться пришла?
– Да не на что у вас тут любоваться, уважаемый. Одна грязь да вонь.
Он усмехнулся.
– А отчего ж чародейка тогда забрела в наши края?
– С чего взял? Посоха-то нет у меня.
– Посоха нет, а вот узор особый – то есть.
Он кивнул на меня.
Я быстро поднесла к лицу рукав и увидела, что среди обережных символов, Варвара вышила еще и руны.
– Откуда древний язык знаешь?
Мужик подошел ближе и поклонился мне.
– Ратко меня звать. Отец мой чародеем был в княжестве Зарецком.
Я поклонилась в ответ.
– Вёльмой зови.
Ратко приветливо кивнул.
– Идем что ли, поговорим? Дело к тебе есть. Помощь нужна.
– Куда ж идем? – опасливо оглянулась я.
– В хату мою. На берегу живем с женой.
Минуту я подумала. Боязно вот так вот с чужим человеком куда попало идти. Да только сам он имя назвал и помощи спросил. Нельзя просящего отвергать, не любят этого боги.
– Идем, Ратко, – согласилась я.
Дом у Ратко оказался темный и тесный. От печи, топившейся по-черному, кругом были копоть и запах дыма.
Жена его, молодая изможденная женщина, предложила мне угощение. А детей, двоих мальчиков, они выпроводили гулять.
– Тяжело вам тут видать? – спросила я, оглядевшись.
– Не жалуемся, – ответила Смиляна. – Ратко летом рыбу ловит, а зимой по-плотницки подрабатывает. На жизнь хватает.
Я слушала ее и не верила. Разве ж можно заработать на жену и двоих деток ловлей рыбы в Марве? В бедности они живут. Вон и на обед у них одна лишь рыба, брюква да свекла.
Много мне нищих доводилось видеть. Разными они были – кто стар, кто болен, у кого все отобрали, а кого и родные в белый свет пустили. Были те, кто сам все промотал да в побирушки заделался. Видела я и тех, кто ходил работу искал, на любую соглашался – хоть за медяк, хоть за миску похлебки. Разные были люди, разные им судьбы выпали.
Дед Талимир, помнится, наказывал мне сторого-настрого: «Сердце, оно живое, оно все услышит и узнает, все скажет, только слушай. Коли говорит, что не по своей воле человек нужду терпит, помоги. А коль скажет, мол, врет он, можешь и мимо пройти, раз уж сама сумы не боишься».
Смотрела я на Ратко и супругу его, Смиляну, казалось мне, не рады они такой жизни, не сами ее выбрали. Не след бы мне в чужие дела соваться да мимо пройти не смогу.
– Летом все легче нам, – говорила Смиляна. Приглядевшись получше, я заметила, что в тяжести она. – Да осень скоро грядет. Тогда уж и не знаю, как быть. Чем печь топить будем, не ведаю.
На глазах ее, под которыми круги усталости пролегли, слезы навернулись. Смиляна смахнула их краем передника и села рядом с мужем. Тот хмуро смотрел перед собой.
– Чем же я вам помочь могу? – спросила.
– Обмолвился я, что чародеем мой отец был. В княжестве Зарецком. Небедно мы жили – и дом, и слуги, и кони свои, и почет, и слава. Князю Янкару Кшескому служили. Сел он на трон вперед брата своего, пока тот в Гачине воевал. А как вернулся, место уступать-то и не захотел.
Я хоть и девкой темной была, а все ж знала, что в Зарецком завсегда усобицы шли. Князья тамошние – четверо братьев все не могли землю поделить. Все больше и больше хапнуть им хотелось. А хапать-то и нечего. Зарецкого ведь и на треть Беларды не хватит.
– Бежал Янкар в Феранию, как дружину его разбили. А отец мой в руки к брату его, Здорану, попал. Мать моя, его помощница, бежать успела. Мы с детьми и Смиляной тогда уж в Беларду ехали – предупредили нас, мол, уходить нужно. Велел Здоран отцу тайны князя Янкара выдать, а тот смолчал. Не тронул его Здоран, за то спасибо. Хитрее поступил. Своих чародеев позвал и велел им заклятие на его детей навести. На нас со Смиляной. С тех пор нет нам житья, нигде места найти не можем. Ребятишки хворают, а третий...
Смиляна негромко всхлипнула.
– ...с темным даром родиться может. Того больше всего боимся. И не знаем, у кого помощи просить. Денег у нас нет, отдать взамен нечего.
– Так чего ж в Дом Предсказаний не пошли? – развела руками я.
– Пошли бы... – вздохнула Смиляна. – Да только знать бы, к кому да как. Чужеземцы мы, зарецкие.
Ратко сидел мрачный, не поднимал глаз.
– Не любят ваши колдуны зарецких, – ответил. – Кто же станет со словом ушедшей спорить?
– Стало быть, ее слуга на тебя заклятие навел?
– А кто же? Отец мой молодым богам служил, а Здорана приспешники... Сама понимаешь.
– Сможешь нам помощь, девица? – на глазах Смиляны сверкнули слезы. – Уж не знаем, что и делать.
Я миг подумала.
Вижу, несчастны они, помощь нужна, а сделать сама ничего не сумею. Разве ж мне, непосвященной-необученной заклятие ушедшей снимать? Да сила моя другая.
– Обещать не буду, Смиляна, – молвила им в ответ. – Но все сделаю, чтоб другие откликнулись.
– Спасибо на добром слове, – чуть склонил голову Ратко. – Только сама чего не берешься?
– В учениках я еще хожу да и... не мне с ушедшей спорить. Сама ее силой связана.
Смиляна так и отшатнулась:
– Никак темная жрица?
– Заклинательница я. Сама не помогу, но того, кто может, уговорить постараюсь.
Когда я домой вернулась, уже повечерело. Трайта окунулась в свет коптящих факелов и снова стала тем городом, что меня пленила.
В очаге ярко горел огонь, разведенный Хельгой. Сама она была единственной гостьей. Сидела на месте Велимира у самого пламени и бегло вышивала чужеземный узор на белой ткани. На меня лишь взглянула и снова к работе вернулась.
– Нет никого, Хельга?
Скельдианка отрицательно мотнула головой.
– Велимир в Дом Предсказаний ушел, а племянник его и не возвращался. Говорил, испытание ему назначили.
– Как так? – всплеснула руками я. – И мне ни слова?
Хельга сделала вид будто не поняла ничего. Только взглянула искоса – в глазах северянки огонек сверкнул – и ровным голосом ответила:
– Он лишь Велимиру и сказал, а я посуду убирала да услышала.
Обхватив себя руками будто холодно мне стало, дрожу, села рядом с ней у огня.
Светлый боги, дайте ему сил, спасите от злых чар.
Матушка – Ладьяра, помогаешь ты тем, кто любит, тем, кто помнит, кто ждет и очаг каждый вечер разводит, чтоб другому тепло было. Помоги, Ладьяра, моему хорошему, дай сил все вынести.
Самой мне уж не страшно было. Испытание скоро, а не боюсь. Только бы с Ладимиром все ладно сложилось.
– Есть не станешь? – спросила Хельга.
Не укрылось от нее, как я в лице переменилась. Да только та прислуга хороша, что на дела хозяев глаза вовремя закрывает.
– Нет, не хочется, – ответила. – А Осьмуша где?
Она невольно скривила губы.
– Оборотень снова ушел. Сказал, чародей Зоран его в ученики взял.
– Вижу, не по нраву он тебе?
Скельдианка отложила шитье и на меня взглянула:
– В моей стране таких как он серебряным клинком в сердце привечают, а после сжигают да пепел по ветру развеивают. Детям ночи не след среди людей жить. А вы его в дом взяли...
Хельга, всегда спокойная, брезгливо сморщилась и чуть-чуть не плюнула.
– А, если не виновен он в беде своей?
– И что с того? – не смягчилась она. – Он гибель людям несет, зло одно. Старейшины моей родины скорый суд таким чинят.
Взглянула я на северянку и боязно стало.
«Страшны не гнев да ненависть, страшно равнодушие», – как-то сказала мать. Помню, в тот день сосед жену свою до смерти чуть не забил на глазах всего села. Лишь мои отец с братом за бабу и заступились, остальные молча глядели.
– Старейшины, может, смеют суд да расправу чинить, а тебе не следует, – ответила я.
Хельга жестко усмехнулась.
– А и я и не спешу. Не мое то дело. Как и не твое, Вёльма. Рано нам судьбы вершить.
– Тихой ночи, Хельга, – сказала я и бесшумной тень выскользнула в коридор.
Прошла по темноте, наощупь все углы и повороты угадывая, к себе в комнату отправилась. Открыла окно и поглядела в звездное небо.
А и много же зерен сегодня предстоит птахе склевать!
В воздухе витал густой дымный запах, заглушавший даже постоянную городскую вонь. Откуда-то лилась музыка, слышались крики, а в соседнем дворе тоскливо выла собака.
– Светлые боги, оберегите Ладимира, оберегите любимого моего, – прошептала я, глядя на небо.
Уж не знаю, ответили или нет да только звездочка одна от полотна небесного оторвалась, вниз полетела. Добрый знак.
Страшное дело, если маешься, а помочь не можешь.
Измученная тяжкими думами, я едва-едва забылась тревожным сном перед рассветом. То ли в яви, то ли уж в дремоте почудилось мне будто призрачный кот прыгнул на кровать и ласково промурлыкал.
Почудилось. Сказала же Варвара – не станет Василёк помогать.
Проснулась я с болью в каждой косточке. Спала, плотно сжавшись. Колени у самого подбородка были. Охая, поднялась, разогнулась как древняя старуха, пошла одеваться.
Спустилась вниз да и застала там Велимира.
– Под утро мы только пришли, – ответил тот, когда спросила его. – Ладимиру вчера испытание было.
– Знаю уж. Прошел ли?
– Прошел, – кивнул чародей. – Ростих непростую штуку для него затеял.
– Слава вам, светлые боги, – прошептала я, глубоко выдыхая и улыбку сдержать не смогла.
– Никак боялась за него? – прищурился Велимир.
– Да как не бояться-то? Мало ли что случиться может. И не сказал же не слова! Молчком все!
– Видно оттого и не сказал. Знал, что тревожиться станешь. Тебе, Вёльма, самой скоро та же доля выпадет.
Я не ответила на его слова, только спросила, можно ли Ладимира увидеть.
– Отдыхает он. Много сил истратил – лежит будто в лихорадке. Хельга отвар целебный делала.
– Хоть одним глазком бы увидеть, – не унималась я.
Велимир усмехнулся:
– Иди уж. Да только...
Я остановилась, выжидая его слов.
– О многом не мечтай. Сама знаешь, нет вам общей дороги. Дальше – твоя воля.
Не говоря ни слова, выскочила из комнаты и побежала наверх, к Ладимиру. И пусть нет общей дороги, пусть.
Люди одно говорят да разве ж сердце слушает?
На маленьком столике рядом с кроватью стояла кружка еще дымящегося ароматного отвара. Пряный травной дух окутал всю комнату и приятно щекотал нос.
Я тихонько вошла и присела на край кровати. Осторожно, чтоб ничем не потревожить спящего Ладимира. Выглядел он бледным и измученным. Казалось, постарел на несколько годков. Под глазами залегли темные круги, что бывают, если долго не спать.
Бедный мой, измучили его совсем чародеи. Решили видать всю силу увидеть. Да только я знаю, что много той у Ладимира – не мог он сплоховать и ни с чем уйти.
Внимательно я пригляделась и обрадовалась. Все боялась, что поседеть может как Варвара. А зачем молодому мужику седины? Рано еще их носить. Арьяр сказывал будто Ладимир всего на шесть годков меня старше – куда уж ему серебро-то примерять?
Посидела я, посмотрела на него, к дыханию прислушалась – ровное. Хоть век бы так и провела. Только бы знать, что все хорошо, все с ним спокойно.
Поправила одеяло и собралась уходить. Не удержалась только и пальцем по его щеке провела. Сама себе улыбнулась.
Много раз слышала как бабы замужние про своих мужиков говорили. Редко когда любимым звали, разве что жалели все. Теперь знаю, что как полюбишь сразу жалеть начнешь, захочешь ото всех бед его оградить и все для него сделать.
Встала с кровати и только-только отвернулась, как вдруг голос услышала.
– Поцеловала бы хоть, а то сразу бежать...
– Так ты не спишь?
Ладимир открыл глаза и чуть улыбнулся. Так как обычно, по-прежнему.
– Думал все, догадаешься иль нет?
Голос его стал хриплым от усталости.
– И что тебе все в забаву смеяться надо мной? – беззлобно проговорила я, возвращаясь к нему. – А как испытание, так ни слова не сказал.
– Тебе скажи – шум поднимешь да ночью не уснешь.
– Да и так не спала.
– Неужто волновалась? – глаза Ладимира, хоть и уставшие, светились по-прежнему.
– Дурень ты, – с сердцем прошептала я и склонилась к нему.
На губах Ладимира еще остался терпкий привкус трав, а целовал он меня все так же жарко. Обнял, к себе прижал.
– Останься со мной еще, – прошептал.
– Отдыхать тебе нужно да и если Велимир увидит?
– Велимир уж не младенец – все понимает. А ты все ж не уходи, хоть пока усну останься.
– Так и быть, раз просишь, – согласилась и крепче обняла Ладимира.
– Ох, лисица ты моя, – прошептал и поцеловал в макушку.
К вечеру Ладимир проснулся, в себя пришел. Про испытание, что выпало ему от Ростиха Многоликого, не ответил – потом, мол, расскажу как-нибудь.
Допытываться не стала, только взяла да и разом рассказала про Ратко и его заклятие.
– Опять ты, лисица, решилась в чужие судьбы играть? – только усмехнулся Ладимир.
– Какие уж игры? Тут бы человеку хорошему помочь.
– Вёльма, ты будто вчера на свет народилась. Ну вот почем знаешь, что хороший он? Что, если обмануть тебя решился?
– Колдун ты, Ладимир, а дичь такую говоришь, – улыбнулась я в ответ. – Не знаешь разве, что я также как ты человека вижу? Дар-то он и у меня есть.
– Колдун я в Подлесье был. В Трайте пока посох не получу, не смею ворожить, – в голосе слышалась обида.
Ростих Многоликий сам решился Ладимира учеником взять. Увидел, что сила в том настоящая и решился. Да только посох давать в руки не стал. Пусть, мол, ведун попривыкнет, кое-чему подучится. Не с руки в совет чародейский чужака пускать.
– Так что ты делать теперь будешь?
Я пожала плечами и взяла Ладимира за руку.
– Помочь Ратко и его семье хочу. Думала вот, ты мне поможешь? Сможешь ведь заклятие снять, а?
Колдун замотал головой и засмеялся:
– Уж знал, что ты всегда найдешь, куда влезть, но что ты еще и меня за собою утянешь...
– А ты как думал? Раз уж связался со мной, так теперь...
Он не дал договорить. Резко к себе притянул и поцеловал.
– С тобой свяжешься – ввек не забудешь, – проговорил после.
Снова ко мне потянулся да только я пальцем его губ коснулась.
– А не забудешь ли?
Ладимир серьезно, без тени улыбки, ответил:
– Не забыть мне уж тебя, лисица. И через сотню зим помнить буду...
Сказал и будто мурашки пробежали по коже. И верю ведь.
Не знала я, что бывает так. Смотрю на него, и сердце быстрее бьется, обнимает – словно таю. Не думаю ни о чем – не важно, какая судьба меня ждет. Главное, чтоб он со мной был.
Люблю и не нужно большего.
– Так что, поможешь мне? – спросила, отодвигаясь назад.
Ладимир только головой покачал:
– Хитрый зверь – лисица. Добьешься ведь чего хочешь, да?
– Добьюсь. Добьюсь ведь, Ладимир?
– Сладу с тобой нет. Ладно уж, поглядим...
Глава четвертая
Весть благую голубица белая на крыле своем несет, а дурное всегда пером вороньим как ночь черным пишется.
Явился у трайтовских ворот гость незваный. Шапка на нем черная, мехом светлым оторочена, доспех его не нашинский. Я таких сроду не видала. На поясе сабля кривая, за спиной лук да колчан со стрелами.
Лицом-то он и вовсе басурманин. Кожа смуглая, глаза черные будто с прищуром, бороды нет – только усы тонко выстриженные.
Въехал он в город, дружинников княжеских не побоялся. Показал им какую-то грамоту, печатью треугольной скрепленную. Отступили от него стражники, выпустили. Только недобро покосились на мешок, что у седла привязан.
Гость прямиком к княжьим теремам, не левый берег Марвы отправился. За ним четверо конных князя. Нельзя такого голубчика одного пускать в город.
И где проезжал он, всюду разговор умолкал, песни обрывались, гомон утихал. Будто вымирало все там, где копыто коня его ступит. Гость лишь недобро поглядывал вокруг, шепча неизвестные слова да поглаживая костяной свой перстень. Все, кто видел его, дела свои бросали и следом шли. Собралась целая толпа трайтовцев у княжеских теремов.
– Что ж творится это, Варвара? – спросила я у чародейки, когда копыта темного скакуна мимо тканевой лавки процокали.
Женщина оглянулась, мигом все бросила и на улицу вышла. Я за ней.
– Светлые боги, оберегите, – прошептала Варвара. – Беда к нам пришла, Вёлька. Идем следом за ней.
Мы направились следом за иноземным гостем. Лавочник, что минута назад нитки нам продать собирался, даже торговлю свою не успел прикрыть. Со всем людом пошел. Не до того ему стало.
– Кто ж это такой будет? – спросила я, разглядывая, как гость мирно покачивается в седле, как ветерок шевелит меховую оторочку шапки.
– Воин кагана Ихмета, посланник Гарнарского каганата. Уж полсотни лет их не бывало на нашей земле.
Услышала я слова эти и вмиг похолодела. Не забыть белардам той кровавой войны, когда гарнарцы весь юг дотла сожгли. Иные города до сих пор отстроиться не могут. Старики, кто видел все собственными глазами, богов молят, чтоб не повторилось такое. Недобрый то знак, что посланник к самой столице прибыл.
Где же Ладимир теперь?
Я оглядела толпу, привстав на носочки. Вдруг средь люда и увижу его. С утра он в Дом Предсказаний ушел, а я к Варваре, чтоб та узоры обережные вышивать научила. Поворчала на меня чародейка, мол, сидеть бы тебе дома да готовиться к испытанию. Но все ж согласилась и повела в лавку за тканью и нитками.
Народ весь хмурый, смурной. Ни слова, ни улыбки. Все будто затихли.
Старик-нищий, сидевший у стены дома, завидев гарнарца, подхватил свои лохмотья и заковылял прочь, призывая Ларьяна на помощь. Воин с саблей только бросил на него взгляд – злоба и презрение в нем были. Мы ведь с Варварой почти рядом с ним шли – все видели.
– И обвешан чем-то будто девица в зельев день, – кивнула я в сторону гарнарца.
На шее и запястьях воина все какие-то амулеты красовались.
– То не простые цацки, – ответила Варвара. – Обереги его кровавых духов.
Слыхала я про веру их чужеземную. Шаманы гарнарские все темной стороне кланяются. Жертвы приносят, кровью алтари окропляют. В нави ходить могут и с мертвыми говорить, отведав особый напиток. У тьмы силу берут, а та им только помогает.
Дошли мы наконец до княжеского терема, где сам Мстислав сидит на высоком троне. Гарнарец соскочил с коня, огляделся, после мешок свой от седла отвязал и вольно, без доклада и спроса, в княжескую залу направился. Шел так будто знал все, будто каждый день тут бывал.
Люд простой было за ним кинулся да стражники с бердышами путь преградили. Один прямо у нас на пути вырос, когда проскользнуть хотели украдкой в терем.
– Куда прете, бабьё? – сердито прикрикнул. – Назад, шальные!
– Глаза разуй, фетюк, – грубо ответила Варвара, – Иль не видишь, кто пред тобой? Простую бабу с чародейкой не различишь?
Она отодвинула ткань корзно и показала стражнику знак Дома Предсказаний. Тот мигом переменился в лице и отступил назад.
– Прости, уважаемая, ошибся я.
– То-то же. Помощница это моя, – Варвара на меня указала. – Ее тоже пусти.
Стражник снова встал на пути народа, угрожая бердышем. Только людям все равно было. Они зашумели, двинулись вперед, выкрикивая ругательства в князевых дружинников. Те постепенно отступали, видя, что от народа никуда не деться. Люд будто растерял страх, завидев гарнарца.
В широкой зале терема собралось много народу. Княжье вече, знатные горожане, чародеи, зажиточные купцы и воеводы. Мы с Варварой протиснулись вперед и стали по левую сторону среди купеческого люда.
Я высунулась вперед и осмотрелась в надежде увидеть своего Ладимира. Может, ему тоже удалось сюда пройти? Вон Ростих за князем стоит, по правую руку. Рядом с ним воевода Далибор, Всеслав. А по левую руку скельдианский посол сидит. Важный такой, в светлых одеждах и черном плаще, со знаком дракона на груди.
Я невольно шагнула вперед, чтоб лучше рассмотреть его. Волосы – пепел с серебром – на плечах мягкими волнами лежат. Лицо все также спокойно. На миг взгляды наши будто встретились. Почудилось мне, что прямо на меня взглянул и что-то сказал.
«Сольвейг...»
Да нет, показалось, это он советнику своему говорит. А то на гарнарца кивает и горячо о чем-то рассказывает.
Наконец князь Мстислав поднял правую руку и по знаку его гомон в зале утих.
Мстислав был уже немолод. Брови на суровом лице сведены, а на правой щеке глубокий шрам, полученный в битве. Одет князь в красное корзно поверх белых одежд. Поверх седых волос на нем был широкий золотой обруч, покрытый знаками обережными – символ власти княжеской.
– Досточтимое вече, храбрые мои дружинники, уважаемые купцы, мудрые чародеи и весь честный люд, что явились сюда, – громким голосом молвил князь. – Сегодня к нам прибыл особый гость – посланник Гарнарского каганата. Он принес вести от кагана Ихмета, войско которого уж четвертый день стоит у наших южных границ.
По залу протянулся гул.
– Беру вас всех в свидетели каждого его слова, – продолжил князь. – Пусть все вы услышите те вести, которые он принес. И пусть каждый из вас расскажет о них другим.
Гарнарец стоял, скрывая презрительную улыбку. От него так и веяло злостью. Казалось мне, он радуется будто в последний раз.
– Что поведаешь нам, гость? – наконец спросил его князь.
Гарнарец не поклонился, как полагалось. Не встал на колени, не принес даров. Лишь развернул грамоту, сломав печать, и стал читать по-белардски со страшным выговором. Приходилось вслушиваться, чтобы понять его.
– Мой повелитель, великий каган Ихмет Солнцеликий, властелин неба и земли, повелитель Красных степей, правитель Гарнарского каганата и трех земель Дорийской долины, передает князю Беларды Мстиславу Светлояровичу весть о том, что истекает срок, отпущенный ему. Великий каган не станет ждать дольше и, если через седмицу, князь Мстислав Светлоярович не согласится встать на колени и получить ясак – плату, войско моего повелителя войдет на земли Беларды и сожжет все на своем пути до самого стольного града Трайты.
Гарнарец поднял голову и посмотрел на князя, ожидая его реакции. Мстислав был спокоен.
– В доказательство своих намерений великий каган Ихмет шлет князю Мстиславу Светлояровичу дар – голову его родича – воеводы Вышеслава Братиславича.
Гарнарец свернул грамоту, потянул тесемку мешка и перевернул его. В зале кто-то вскрикнул, а после повисла тишина. Отрубленная голова, вывалившаяся из мешка, покатилась по полу и остановилась почти у ног князя Мстислава.
Я впервые видела такое. В искаженном мукой и уже попорченном тлением, лице, трудно было узнать когда-то великого человека, двоюродного брата Мстислава. Человеческая плоть не стоит ничего, как только ее покидает душа.
Невольно сжав кулак, я сдержала возглас. Гарнарец молчал, выжидая слов князя. Скельдианский посол что-то проговорил Мстиславу, а тот даже не повел бровью. Сидел он, вытянувшись стрелой, гордо смотрел на то, что осталось от его родича, и молчал.
– Мои боги велят привечать гостей, – наконец нарушил он тишину. – Если входит человек в твой дом, велено не трогать его, а велено принять, накормить и напоить. Посла же и вовсе следует ласково принять и выслушать. За то, что принес ты мне вести, благодарю. А за то, что принес голову моего брата, – князь на миг прервал речь, – за то, что принес голову моего брата, приговариваю тебя к смерти. Как радушный хозяин, окажу гостю почтение и дарую легкую смерть.
Гарнарец только улыбнулся будто не ему приговор вынесли.
– Мой повелитель просил привезти ему ответ от князя Мстислава.
– Уважим его, – молвил Мстислав. – Письмо сегодня же напишу и отправлю с самым быстрым соколом. Стража!
Дружинники сразу же схватили гарнарца под руки, разоружили его.
– Казнить сейчас же. На площади, – велел князь.
– Ты заплатишь за мою смерть своей кровью, – прошипел гарнарец. – Проклинаю тебя! Духами своего рода проклинаю!
Почудилось мне будто темное облако сгустилось вокруг Мстислава да вмиг и исчезло.
Увели гарнарца, а князь все вслед ему смотрел. Потом обернулся к Ростиху, а тот лишь кивнул легонько.
Народ в зале зашевелился. Кто-то ринулся прочь, чтобы казнь увидеть, а кто-то старался поближе пройти, чтобы слова Мстислава услышать.
Но князь ничего более не сказал. Поднялся и ушел в боковую дверь. Вече, чародеи, воеводы и скельдиане последовали за ним.
Я привстала на цыпочки, чтоб еще разок северянина увидеть да не смогла. Какой-то дюжий купчина все собою загородил.
– Идем, Вёльма, нечего тут, – потянула за руку Варвара.
Люд столпился на площади, где высился темный помост. Темным он был оттого, что злая сила вокруг скопилась. Того и гляди раздавит, к земле прижмет, навалится и головы поднять не даст.
Я оглянулась на Варвару. Та стояла и будто ничего не замечала – не видела и не чуяла.
Как вывели стражники гарнарца, я вовсе глаза зажмурила и невольно уши руками зажала. Отчаянные крики донеслись до меня со всех сторон. Просьбы о спасении, злой смех, вопли боли, проклятия вслед виновным. Смешались они с криками людей.
– Убить его, супостата треклятого!
– Смерть басурманину!
– На кол злыдня!
– Шкуру с него содрать! – завизжала толстая баба в красном сарафане.
– Голову его собакам!
– К ушедшей его! – сотрясал клюкой старик.
Я стояла, чуя, что голова вот-вот расколется на мелкие части. В ушах звенело, глаза слезились будто от едкого дыма, а по телу такая дрожь бежала, что и передать нельзя.
– Вёльма? Вёльма!
Варвара взяла меня за плечи и тряхнула.
– Чего это ты?
– Не могу, Варварушка, – прошептала я, стирая с лица слезы. – Все они будто зовут, все кричат, не могу не слышать...
Чародейка только покачала головой.
– Всем тяжело вначале, когда дар просыпается. После уж привыкнешь, замечать перестанешь.
– Разве можно?
– Можно?
– Научи, Варвара.
Она неодобрительно на меня посмотрела.
– Рано еще. Да и не я должна... Ты, Вёльма, только скажи им, что не станешь слушать, не станешь отвечать. Только к живым прислушивайся, о духах не думай. Они не умолкнут, а тебе мешать перестанут. Сможешь?
Я часто закивала.
Духи... Знала я сказки о них. Говорили старики, что кругом те. Куда ни глянь, в какое место не приди – везде духи. Видят и слышат их лишь те, кому дар особый положен. Остальные лишь верить могут.
Не замечают люди оборотной стороны. А она у всего есть. У монеты золотой, что гербом княжеским отмечена. У платья расшитого – выверни на изнанку, и узоры уж не те. У луны-девицы, что второй свой лик от земли-матери прячет. У терема узорного – войдешь, а внутри пусто. А у яви нашей – навь.
Звучали все еще в моей голове крики их. Кто-то даже по имени звал. Окружили меня, невидимые, того и гляди за руку кто дернет. Да только не смогут.
– Не слушаю я вас. Отойдите. Не слушаю. Не слышу..., – зашептала я. – Помоги мне, Вела-вещунья. Протяни свою длань, не оставь.
Толчея среди люда сделалась невыносимой. Все так и стремились увидеть, как супостата поганого убьют. Князь ему легкую смерть обещал да народ недоволен остался.
В толпе нескольких сбили с ног. Бабы визжали, ругались на мужиков, мол, те за них не заступаются. Нищий в оборванной рубахе вскочил на телегу и, указывая пальцем в небо, стал выкрикивать что-то о гневе богов и близкой беде. Двое молодцов – стражников поспешили снять того и увести, не доводить народ до греха. В такой час лучше промолчать бы юродивому.
– Всех! Всех вас ушедшая обнимет! – кричала нищий, когда его тащили прочь.
– Ох, батюшки, ох, сгубили все... – причитала молодая баба с короткой, кажется, недавно обрезанной косой.
Вдруг стало тихо. Прозвучали краткие слова приговора.
Я подняла глаза, стараясь не слышать духов.
Гарнарец безумно улыбался. Лицо его будто судорогой исказилось. Только в глазах так и плескался бешеный страх. «Как зверь загнанный», – подумалось мне на миг. Показалось, задержись чуть палач и закричит он, завоет, упадет на колени и станет плакать.
Смерти все боятся. Воины, что мечтают в битве сгинуть. Старцы, что по домам сидят. Князья, купцы, чародеи – все страшатся мига, когда врата в навь им откроются. Не знают ведь, что за ними ждет.
Гарнарский воин опустился на колени, последний раз поднял глаза к небу и что-то прошептал. Своим богам видать помолился. А после легла его голова на плаху, сверкнула сталь острой секиры, высоко занесенной палачом, в луче солнца, вынырнувшего из облаков.
Раздался никому не слышный крик. Не духов, те умолки. Гарнарец, чья душа, сейчас металась, неслышно вскрикнул – лишь мы с Варварой и слышали.
В тот миг, как секира опустила, струей брызнула кровь. Алая и густая. У всех людей такая кровь. Тяжелые капли упали на доски помоста, отчего те побагровели больше обычного.
Над толпой пронесся гул. Часть люда сразу же стала расходиться.
– Пошли, Вёльма, – обняла за плечи Варвара. – Будет тебе на сегодня мучиться.
Я послушно зашагала. Лишь на миг оглянулась.
Голову гарнарца подняли, насадили на копье и оставили на площади. Пусть видит народ, что нет пощады нашим врагам.
– Крепко наш Мстислав задумался, – молвил Всеслав, чуть пригубив варвариного травяного отвара. – Теперь уж не миновать войны. Ихмет последний рассудок потерял, выше богов себя возомнил.
– Разве ж может человек такое удумать?
– Может, Вёльма, еще как, – кивнул заклинатель. – Ихмет ведь наследник Ихрима Стоглавого. Того самого, что дворец в Гарнаре отстроил.
– Больше отца своего хочет? – спросила, пробуя тот же напиток. Варвара говорила, что успокоит он и дрожь унять поможет.
