Текст книги "Мед.ведь.ма (СИ)"

Автор книги: AlmaZa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

– Вот и славно, – докурил Джиён, потушив окурок о нефритовую пепельницу, уже стоявшую тут (видимо, не в первый раз выходит подымить).

Они вернулись в дом, где Элия всё с тем же искренним изумлением изучала каждую деталь интерьера, от пола до потолка. В этот момент её волновало миниатюрное воспроизведение того монумента с площади, с танцующими мужчиной и женщиной. Статуэтка была позолоченной, но копия точная.

– А вы знаете, кто эти двое? – спросила девушка у Дракона. Чживон же говорил ей, что его друг – умный.

– Конечно, – сиял мужчина, пока молодой человек отходил от него, возвращаясь к Элии. – это танский император Сюаньцзун и его возлюбленная – Гуйфэй, одна из четырёх легендарных красавиц Китая.

– Это она здесь повсюду изображена?

– Совершенно верно. В храме Ляоцзюнь, к которому поднял вас фуникулёр, по преданию, эти двое поклялись друг другу в вечной любви. А внизу, в Хуанци, они, собственно, жили. По одним сведениям, император увидел её впервые в одном из бассейнов, в купальне, по другим – во время танца. Очень романтичные тут места, вдохновляющие. – Джиён двинулся к ним, намереваясь проводить до дверей, и, оказавшись между ними, положил ладони на плечи ему и ей. Элия повела носом, учуяв запах табака. – Гуйфэй была родом из Шаньси, откуда вы сейчас приехали. – Чживон сделал всё, чтобы не реагировать. – Настоящее её имя Ян Юйхуань, то есть, из семьи Ян… – Они оказались у порога, возле которого Бобби уже вытянулся в струну со ставшими жёсткими мышцами. – Ладно, не буду утомлять всей историей, она печально кончилась, в назидание увлекающимся страстями, а вам нужно расслабиться с дороги, повеселиться. Вы будете пока что жить со мной по соседству, в домике вроде этого, но чуть ниже. Приятного отдыха!

Дракон закрыл тёмно-красную дверь за гостями и направился в левое крыло, минуя спальню, за которой расположилась пристройка, совмещающая в себе и ванну-джакузи, и небольшой бассейн, в который подавались горячие воды из источников, чьё благотворное влияние было полезно для сосудов, моторной системы и здоровья в целом. В этом бассейне отмокал друг Джиёна – Чхве Сынхён. Овдовевший год назад, он до сих пор не мог до конца прийти в себя, употреблял наркотики и беспробудно пил, в результате чего Джиёну пришлось буквально силой вытащить Сынхёна из дома и привезти на лечебно-оздоровительный курорт. Однако, вопреки чаяниями, под эрху и сяо, пиликающих народную ханьскую музыку из колонок стереосистемы, господин Чхве сидел с бокалом мерло и пустеющей бутылкой на кафеле.

– Где ты взял вино? – повёл бровью Дракон.

– В Китае нет сухого закона.

– Я заплатил официантам, чтобы они не приносили спиртное.

– Я заплатил охране, чтобы сбегали. – Джиён, вздохнув, сел на край ванны. Сынхён выглядел не намного лучше, чем неделю назад, когда никакущим его грузили на частный самолёт. Что с ним делать? – Что ты там плёл детишкам?

– Краеведческий экскурс. О прекрасной Гуйфэй и влюблённом в неё императоре.

– Красивая и грустная история.

– История об идиоте у руля власти не может быть грустной. Идиоты – смешны.

– Даже влюблённые?

– Тем более. И красивого в этом всём было мало.

– Сложить к ногам любимой женщины государство – разве не красиво? – прикрыл веки Сынхён, делая глоток.

– Чтобы погубить в том числе и её? – Джиён покачал головой. – Сюаньцзун бросил политику, раздал должности родственникам Гуйфэй, кроме выпивки и искусством в компании своей наложницы больше ничем не интересовался. Он настолько потерял голову, что, когда случился кризис и люди обвинили в несчастьях Гуйфэй, он не смог предотвратить её смерти. Её не то вынудили покончить с собой, не то прикончил кто-то из придворных. Если бы император сохранил немного рассудительности, то они оба дожили до смерти вместе, а так его любовь обернулась против них. – Джиён поморщил носом. – Власть дала ему прекраснейшую из женщин, а прекраснейшая из женщин забрала эту власть. В этой цепочке правитель забыл, что откуда взялось. Отказываясь от власти, он отказался от того, что даровало ему Гуйфэй, и потерял всё разом. Становясь рабом возлюбленной невозможно оставаться её защитником. Репутация, Сынхён, великое дело для государей. С них спрос куда больше, чем с простых смертных.

– Я не верю, что ты болтал с братом Тэяна только о всяких баснях.

– Ах, да, я пообещал ему, что за его заслуги Тэян выйдет из тюрьмы через год.

– За его заслуги? Ты оформил уменьшение его срока ещё месяц назад, ты же и так собирался вытаскивать Тэяна?

– Да, но мне же надо было заинтересовать Бобби исполнением задания.

– Аферист.

– Но честный, – захохотал Джиён. – Кроме того, я обещал Тэяну приглядеть за его братом, которому и так то башку пробивают, то челюсть ломают от его неугомонного и свободолюбивого нрава. А что могло быть безопаснее, чем возня с невинной девчушкой? Он собирался на какие-то бои за деньги, когда я его переманил на это задание вольной волей Тэяна.

– А прямо ты Бобби об этом всём сказать не мог?

– И кто меня будет бояться в этом мире, если я всё всем буду рассказывать, Сынхён? Репутация, мой друг, репутация!

– Да иди ты со своей репутацией, – махнул на него мужчина и осушил бокал. – А что с девочкой? Она на самом деле провидица?

– Посмотрим, поизучаем. – Джиён поднялся. – Выключи ты эту депрессивную музыку. Я пять минут посидел, мне уже оскомину набило.

– А ты думаешь, почему я запиваю? Абсолютно то же самое ощущение, на сухую слушать невозможно. – Дракон нажал «стоп» на пульте управления, лежавшего неподалеку от бассейна. – Это не заставит меня перестать пить. Даже великий Ли Бо, живший тут, восхвалял выпивку. Хотя бы вот это: «Говорю я тебе: от вина отказаться нельзя, ветерок прилетел и смеется над, трезвым, тобой».

– Теперь я понял, почему ты столько бухаешь – слишком много барахла в голове, тяжело с такой.

– А с твоей легче?

– Как будто бы да. – Дракон последовал к выходу из большой купальни.

– Джи!

– Что? – обернулся он.

– Я смешон?

– Жалок.

– Это плохо?

– Это грустно.

– И красиво?

– Немного.

– Тогда это хорошо.

– Кому хорошо? Тебе? Мне? – Сынхён не ответил. Джиён вышел. Ничего, он ещё поставит его на ноги и образумит. Вновь раздались звуки эрху и сяо. Похоже, реабилитация займёт больше времени, чем предполагалось. А сейчас снова пора возвращаться к делам. Провидица знала, как кончится жизнь Дзи-си, что же было в пророчестве? Через шпионов и подставных людей Дракон узнал о его существовании, о страхе, который охватил когда-то суеверного и боязливого главаря Синьцзяна. Если внучка выдаст подробности, то ему не составит труда свергнуть этого типа, и кое-кого ещё. Сможет ли внучка выдать подробности? Оставалось немного подождать.

Примечания:

* Кто успел забыть – это название Китая, сноска с подробными объяснениями уже была в главе про Шэньси:)

**годао – автодорога государственного значения в КНР, разновидность самых важных и крупных трасс, чьё наименование начинается с буквы G (годао)

Способности

Последовавший остаток дня вернул мне прежнего Вона, каким он был в Хэншуе, до появления Чонгука, чья агрессивность внесла окончательный разлад между мной, Ви и моим молодым человеком (как, по-прежнему, горделиво произносила это я про себя, вслух совершенно не в силах озвучить подобный статус, казавшийся мне интуитивно незакрепленным, чем-то не узаконенным, а чем – не ясно). Сопровождающий в чёрном костюме провёл нас чуть ниже по склону к домику поменьше, с вздёрнутыми вверх углами рёбер крыши; маленький зальчик, раздельный санузел и спальня в старинном китайском стиле очень мне понравились. А вот одна единственная кровать в спальне, пусть и большая… Я не знала, чего от неё ждать. Или, вернее, я не знала, чего мне ждать от себя и Вона. Дам ли я ему отпор, если он полезет приставать? И будет ли он приставать? А если он не будет, то что стану делать я? Вопросы роились кучей в голове, пока мы осваивались, разбирая свои скромные вещи из сумок. Вон сказал, что мы дня два тут пробудем точно, пока он кое-что уладит. Я так поняла, что с какой-то подработкой, потому что он сослался на Джиёна, своего друга, определённо богатого мужчину, иначе откуда всё то, что я наблюдала вокруг, вплоть до охраны? Но это давало и несомненные плюсы: я не переживала пока что за нашу с Воном сохранность. Если оберегают его знакомого, то и мы под купол этой опеки невольно подпадаем. Здесь не должны нас достать люди, желавшие мне зла. Относились к ним всё-таки золотые или нет? Когда-нибудь я узнаю ответ, хотя бы натренировав свои способности и заглянув в неведомые дали прошлого или будущего.

Ужин принесли прямо в наш павильончик. Ничего не нужно было делать, только принимать щедроты гостеприимства Джиёна. Мы с Воном разложились на кровати, включив для фона телевизор и, понимающие, что вновь можем отдохнуть под надёжной крышей, накинулись на еду. С сытного завтрака в доме Черин прошло много часов, а по дороге мы перебивались какими-то закусками и, естественно, такой крепкий и энергичный парень как Вон требовал внушительной порции пищи для восстановления сил. Я украдкой любовалась им, как он хватал палочками кусочки цыплёнка в кунжутном соусе, как проносил рис с овощами до рта, косясь на экран и иногда улыбаясь мне. От каждой его улыбки я краснела и отводила глаза. Небрежно разлохматившаяся челка, следы давних ссадин в виде тонких и едва заметных шрамов над бровью, неподалёку от губ, создавали Вону образ одновременно цельно-постоянный и неуловимо-ускользающий, что-то вроде ветра, потенциал которого вокруг нас всегда, но дуть начинает временами, а поймать его и вовсе дело неисполнимое. Из-за мыслей и сдерживаемых эмоций, которые отвлекали меня, я ужинала раза в два дольше, Вон же, закончив с едой, вытер салфеткой губы и принялся комментировать шоу, которые крутили по включенному каналу. Он шутил, смеялся и рассказывал о давних случаях, какие с ним приключались в дороге. Дорога занимала добрую половину его жизни, с тех пор, как он получил права на вождение мотоцикла. Вон говорил о пути и передвижении с фанатизмом и энтузиазмом, сравнимыми разве что с моим восторгом перед самим Воном. Только вот когда он повествовал о быстрой езде и ощущаемой при этом свободе, меня он словно и не замечал, и не видел, и становилось одновременно здорово от его азарта, передающегося мне, и тоскливо от его удаленности, не физической, а внутренней. В его зрачках бежала полоса, очерченная белыми сплошными или пунктирными линиями и уходящая к горизонту, и конца этому горизонту не было. Мне захотелось снова взять его руку и попытаться теперь уже увидеть его будущее, но стало страшновато. А что, если я увижу там что-то для себя нерадостное, неприятное, разочаровывающее? Если мы расстанемся, пусть даже нескоро, я не хочу об этом знать сейчас. Знать о конечности счастья, когда оно в твоих руках – это уже потерять его часть. Так устроены люди, они переживают о том, чего ещё нет и близко, но ведь и тучи на небе, предвещающие дождь через два-три часа, отменяют продолжительную прогулку. Я собрала посуду с кровати и переставила её на стол. Посмотрела на постель. Вон увлечено глядел начавшийся фильм, полностью вертящийся сюжетом на драках и боевых искусствах.

– Я пойду, ополоснусь с дороги, – сообщила я, гадая, к чему готовиться и готовиться ли?

– Хорошо, – кивнул Вон и, отвлекшись от экрана, с хитрецой посмотрел на меня. – Позовёшь потереть спинку?

– Вон… – смущенно взяла я одну ладонь в другую, не зная, как закончить фразу. Нужно дать понять, что я так быстро и просто к себе его не подпущу. Не потому, что не хочу, а потому, что не положено и неприлично. Как я буду выглядеть в его же глазах, если позволю войти к себе, пока принимаю душ? Всякая девушка, мне думалось, желает выглядеть добродетельной, ведь не на этом ли качестве основывается уважение к ней парней?

– Ладно-ладно, я не буду врываться, – заверил он тут же, возвращая внимание к телевизору. Успокоенная нравственно, но не чувственно, я отправилась мыться.

Ночью я пристроилась на самом краю кровати, боясь коснуться ненароком Вона, и обострить свои же натянутые нервы. Когда рядом был Ви, я так не переживала. Почему? Потому что считала его бесполым духом, а знай я, что он такой же парень, как Вон, каково бы мне было? Ви, то есть, Тэхён, говорил с Чонгуком что-то о лжи, когда я услышала их, что я приняла бы его за вора, застань в комнате… Неужели обман был не специальным, а вынужденным? Но это не отменяет того, что он пробрался в мою комнату и копался в моих вещах.

Вон внезапно коснулся меня, и я вздрогнула от неожиданности. В совершенной темноте, потому что окна выходили на неосвещенные заросли вершины Лишань, я могла видеть только слабые светлые пятна рук, плеч, лица и груди Вона, неприкрытые одеялом. Развернув меня к себе, он принялся целовать мои губы, прижимаясь всё теснее. Не разделенные почти ничем, кроме моего нижнего белья, мы в момент перешли черту безобидных и невинных отношений. Ладони молодого человека разжигали во мне желания, прежде неизвестные, но понимаемые. Я старалась не концентрироваться на этих касаниях, боясь, что погружусь в транс видений. Не закрывая глаз, я растеряно плутала пальцами по плечам Вона, не имея представления, что делают девушки, которым приятны поцелуи, но которые не хотят доходить до конца. За стенами домика поднялся ветер, и ветки сосен стали скрести по крыше. Рука Вона, дойдя до моего бедра, остановилась в ту секунду, когда я уже собралась упереться в него и не дать с себя ничего снять. Он пожелал мне спокойной ночи и, поцеловав ещё раз, вернулся на свою половину кровати. Разворошенная, как угли после костра, я уставилась в потолок. Тлеть, разгораться или гаснуть? Жаль, что он не обнял меня сзади, чтобы уснуть вот так, вдвоём. Это было бы мило. Но не все ведь любят спать с кем-то, не все умеют высыпаться в позах, непривычных для них. Если Вон предпочитает пространство в постели и отсутствие каких-либо преград на пути его спящего тела, то это свидетельствует о том, что не было у него до меня девушек, с которыми он выработал бы привычку спать в объятиях. Мне хотелось самой прильнуть к нему, но я не решилась, посмотрев на светлеющее во мраке отвернутое плечо. Всему своё время.

Следующие два дня уподобились началу медового месяца, так это всё было беззаботно, радостно, счастливо. Высыпаясь, мы завтракали, опять же, прямо в спальне. Вон звонил по внутреннему телефону и заказывал официантам те или иные блюда. Потом мы спускались на фуникулёре вниз и катались по окрестностям на байке, побывав и на кургане Шихуанди, и на раскопках его терракотовой армии, что находились немного в стороне, в крытых археологических амбарах. Я прошлась вдоль рядов глиняных воинов, вспоминая то утро, когда с тремя товарищами оказалась в Шэньси. Воистину, те призраки, вышедшие из тумана, очень напоминали этих, стоящих ниже уровня земли, в ямах-коридорах, умещавших даже колесницы. По предположениям ученых, участвовавших в раскопках, эти сотни солдат лишь малая часть из тех, которых ещё хранит земля. Поддаваясь впечатлительности, я начинала представлять, как эти воины оживали, обнаруженные археологами, и выходили наружу, чтобы взяться за оружие и отправиться служить Джоуми, чтобы оберегать императорское наследие до тех пор, пока Цинь Шихуан в каком бы то ни было виде не возродится.

Мы обошли все термальные источники, купальни и бассейны, оставшиеся или восстановленные со времён династии Тан, прогулялись вдоль всех прудов, на которые когда-то вот так же любовалась красавица Гуйфэй, чью очередную статую, белоснежную, как гипс, я нашла возле воды. Полуобнаженная, императорская наложница застыла в веках, улыбаясь и символизируя любовь, которую ничто не властно разорвать. Но и у этой любви был печальный конец. С восхищением и жалостью я думала об этой женщине, каждый раз замедляясь, когда мы с Воном шли мимо её изображений. Хуанци, переполненный воспоминаниями о легендарных событиях и эпохах, несмотря на восторг и замирание души пред окружающим величием, вызывал грусть. Кроме того, к концу второго дня стала ощущаться непоседливость Вона. Ему снова не терпелось двигаться дальше, уехать куда-нибудь. Он говорил об этом вскользь, всего два раза, как о неблизкой перспективе, но всё же движения его рук при этом и взгляд, ищущий даль и ровный асфальт, по которому можно разогнать Волчицу, выдавали его стремление сменить локацию. Куда он в конечном итоге едет? Он знает? Я спросила его об этом прямо, но Вон ответил, что жить интереснее в движении, к тому же, зарабатывать тоже приятнее разной работой, а не рутиной на одном месте. Я смотрела на него, и в момент, когда моя надежда на спокойствие и семейную жизнь в доме, вроде того, каким владела Черин, подтачивалась, моё сердце жгло от любви к этому парню, которого тем сильнее мне хотелось понять, чем сильнее я не представляла, что за образ жизни для нас он избрал. Да и была ли мне разница? Ждут испытания и трудности, что-то, что не всегда мне понравится, или даже не будет соответствовать моим мечтам, но рядом будет Вон, всегда готовый помочь, спасти, поддержать. Может, в этом есть смысл и прелесть, срываться и уезжать куда-то, когда судьба не приносит никаких радостей? Может, искать их проще и слаще, чем пытаться создать? Главное, чтобы это колесение по свету не было бегом от самого себя, тогда оно точно ни к чему не приведёт.

Вечером мы опять поднимались в кабинке по канату. Она медленно ползла, открывая нам горизонт всё шире, богаче и раздольнее. Совсем поздно мы не возвращались, чтобы успеть до закрытия работы фуникулёра. Карабкаться на Лишань пешком целое испытание, которого мы успешно избегали. За два дня мы с Воном умудрялись выдыхаться и без этого, бродя по всем закоулкам района Линьтуна. Он отлучался от меня ненадолго, буквально часа на три за эти дни, для каких-то тех самых дел с Джиёном, ради которых сюда привёз меня, и, как сообщил сам, смог заработать. На мой вопрос «как?» Вон с улыбкой отмахнулся. Я перевела взгляд с земли на небо, к которому мы потихоньку становились ближе, но до которого всё равно не дотянемся.

– Смотри, месяц родился! – показала я пальцем на тощую проявляющуюся дольку луны, вертикально ухмыляющуюся тем, кто обитал внизу. Вон посмотрел, куда я указывала, и его улыбка стала беднее на радость.

– Вижу.

– Бабушка говорила, что я лунный ребёнок. Но советовала ориентироваться на солнце.

– Луна отражает солнечный свет, не всё ли равно? – помрачневший почему-то, откинулся на спинку стульчика Вон.

– Не знаю, – пришла я в замешательство. Да, у луны нет своего света, это правда, она только отзеркаливает.

Выйдя из кабинки, Вон сказал, что ему нужно отойти, чтобы я шла в дом, а он придёт позже. Не подав мне руки, как обычно делал, он поспешил вперёд, растворяясь среди тропинок, плутающих между соснами и кипарисами. Иногда смена его настроения, а следом и поведения обескураживала. Я добралась до двери и, когда вошла, оставила её открытой, чтобы Вону не пришлось стучать и ждать. Куда он ушёл? Опять к Джиёну?

Пройдя в спальню, где привычно включила телевизор, я подошла к зеркалу. Начавшие отрастать волосы создали тот самый визуальный ужас, который бывал, когда я жила в Тибете. Белые корни у тёмных волос смахивали на проплешины, если не присматриваться. Нужно покраситься вскоре опять, потому что ждать, пока отрастёт достаточная длина – слишком долго. Расплетя косу, которую носила днём, чтобы не развевались пряди при езде на мотоцикле, я поизучала фиолетово-синий цвет, оставшийся после помывки. Да, лучше взять ещё черной-черной краски и затемнить всё полностью. Вона всё не было, и я решила принять душ до ужина, а не после, как обычно делала. Но и когда я вышла из ванной, молодой человек так и не пришёл. Меня стало одолевать волнение. Опустившись на кровать и уставившись на какую-то китайскую комедию, я не могла понять, в чём её суть, потому что думала о Воне. Куда он запропастился? Сходить к Джиёну и спросить? Я подошла к окну, за которым небо затягивало облаками. Ещё недавно было видно месяц и появляющиеся звёзды, а теперь почти ничего. Неужели намечается непогода? Ничего ведь её не предвещало.

Уже почти решившись на поиски Вона, я услышала его поступь. То есть, сначала я её не узнала, испугавшись, потому что она была немного не такой, как всегда. Но, попятившись в угол от неизвестности, я увидела на пороге спальни именно его, скидывающего один ботинок, который никак не хотел слезать следом за вторым, откинутым у входа в дом. В руке его была полупустая бутылка с золотистой жидкостью, которую он грохнул на тумбочку, чтобы отделаться от непослушной обуви. Я с изумлением глядела на него, принявшегося избавляться от куртки, что получалось тоже как-то дёргано и неумело. Да он же хорошенько выпил! Я не видела до этого, чтобы Вон хоть немного пьянел… даже на мой день рождения, когда он выпил шампанское… я выпила больше, и он вёл себя, как обычно. Но сейчас…

– Ты выпил? – зачем-то спросила я об очевидном. Вон поднял глаза и нашёл меня ими.

– Да, немного, – расплылся он, кивнув на бутылку. – Ещё немного захватил, допить тут.

– В честь чего ты вдруг это решил? – напряглась я, бессознательно, каким-то врожденным чутьём отрицательно относясь к выпившим до охмелевшего состояния людям.

– А почему бы нет? – пожал плечами он. – Я получил неплохие деньги, это уже один из поводов.

– Ты даже не поужинал? – не узнавая его, волнуясь и переживая (что с ним такое?), скрестила я руки на груди и так и стояла, разделяемая с ним кроватью. Он плюхнулся на неё с другой стороны.

– Как я мог? Мы же ужинаем вместе.

– Может, и выпить нам следовало вместе? – сердящаяся, стараясь сдержать гнев, я со злобой косилась на бутылку.

– Хочешь?

– Нет! – отрезала я.

– Тогда я закажу ужин, – пробубнил Вон и, подняв трубку, слегка заплетающимся, но верным языком обозначил обычный наш заказ. – Сейчас принесут. Садись, чего ты встала? В ногах правды нет.

– Я не понимаю, что произошло. Ты вдруг резко ушёл, я думала, что по делу, а ты напился…

– Не напился, а выпил, – поправил с насмешкой Вон. Как будто это что-то меняло!

– У тебя… бывают проблемы с алкоголем? – пытаясь успокоиться, села всё-таки я. А если ему нужна помощь? Если у него есть такой порок и тяга? Вон хмыкнул.

– Нет, у меня с ним всё отлично. Мы дружим, – посмеявшись, он поднялся за бутылкой и стаканом.

– Тебе не достаточно?

– Перед едой нужен аперитив, – подмигнул он, наливая себе. Я отказалась ещё до этого, и только это остановило меня сунуть второй стакан под горлышко. Пусть бы посмотрел, как это выглядит со стороны! Он замер со стаканом и, развернувшись на меня, задумчиво и приглушенно проговорил: – Я после ужина скажу тебе, зачем я выпил, ладно? – Что-то вразумительное, появившееся в интонации при этом, примирило меня на некоторое время с его состоянием.

За ужином, сытным и вкусным, Вон опустошил бутылку. Но закуска не впитывала в себя всё абсолютно, нейтрализуя градусы, поэтому под конец он был по-настоящему пьян. Нет, он стоял на ногах, хоть и покачиваясь, и даже не засыпал, но все его манеры, разговоры и взгляды принадлежали пьяному человеку. Когда я убирала посуду с постели, ветер поднимался, и опять ветки начинали стучать по крыше и даже скрипеть по стеклу окна. Поправив поплотнее шторы, одна к другой, без зазоров, я обернулась и наткнулась на взор Вона, исподлобья устремившийся ко мне. Сжавшись от обиды на то, что он позволил себе при мне стать таким, я всё-таки ждала объяснений. Он молчал.

– Ты сказал, что объяснишь, почему выпил. – Разгоряченный острой курицей и алкоголем, он ещё минут двадцать назад разделся до пояса и теперь, подобно охранному псу, завидевшему незнакомца, приближающегося к его территории, стал подниматься, чтобы подойти самому. От него пахло спиртным, стойко и жарко, так что и меня грозило бросить в пот от того только, что нахожусь близко с пышущим нетрезвостью Воном, выглядящим прочно, порочно и опасно, как если бы держал кнут, указывая на то, кто в доминирующем положении.

– Помнишь, я тебе как-то говорил, что не все парни могут быть наглыми и безрассудными? – Он подошёл так близко, что пряжка его ремня коснулась моего живота. Отклоняющийся корпусом назад, чтобы удобнее было смотреть мне в лицо, Вон протянул одну ладонь и положил мне её на щеку, а другую пристроил на талию.

– Помню, – несмело сказала я.

– А ещё я говорил, что чтобы позволить себе что-то, иногда нужно выпить для храбрости…

– Выпить, а не напиться! – упрекнула я его, но он уже притягивал меня к себе, откидывая волосы назад и приникая поцелуем к уху, возбуждено дыша в него, кусая за мочку, опускаясь губами ниже. – Вон, это всё можно было сделать и не напиваясь! Ты мне не нравишься выпившим.

– Ты ещё не узнала меня таким до конца, – шепнул он, продолжая сминать меня и влажно оставлять следы на шее. Его руки принялись меня раздевать. По крыше застучал дождь. Неожиданно, весь день погода была прекрасной.

– Вон, я не знаю, для чего тебе нужна была храбрость, но… – Он заткнул мне рот поцелуем, схватив пальцами за подбородок и проникнув внутрь языком. Я не любила вкус такого крепкого спиртного, но в виде коктейля из виски, уст Вона и пронырливого языка Вона, он показался мне сносным, и отдаленно приятным. Развязность, в которую превратился поцелуй, шокировала первые несколько секунд, а потом, сопровождаемая крепкими руками на моих бёдрах, возбудила и меня, хотя умом я понимала, что всё это очень нехорошо, и Вон не должен был напиваться для того, что задумал, и зря он задумал это так быстро. Я едва оторвалась от него, когда губы загудели от притока крови, родившегося в жадных засосах. – Вон, перестань, давай не будем этого делать так…

– Так – это как? – посмотрел он на меня, забравшись ладонями под майку и гладя мой худой живот.

– Вот так… спонтанно, спьяну.

– Спонтанно? А ты хочешь всё по сценарию? – Вон подхватил меня под бёдра и, поддерживая за них без труда, как если бы я ничего не весила, вынудил повиснуть на нём спереди, обхватив ногами торс, а руками шею. Теперь его выпирающая вперед пряжка упёрлась в меня прямо сквозь тонкую ткань трусиков. – Элия, это было бы так скучно, да и за что ты переживаешь? Я не настолько пьян, чтобы не понимать, что делаю…

– Вон, я просто… ну, не готова, что ли. – Он нахмурился.

– Не готова? А что нужно такого особенного для подготовки? – Положив меня на постель, Вон навис сверху. Где-то вдали послышались раскаты грома, и дождь усилился, тарабаня по крыше.

– Мы так мало знакомы… – Он опустил лицо к моей груди и, схватив майку за бретельку, потянул её. Я поймала его кисть, пытаясь остановить, но не сумела перебороть силы ручищи Вона. Он спустил майку наполовину, обнажив одну мою грудь, и впился в неё губами. Стыд и алая краска залили мне лицо и шею. – Вон, Вон! Пожалуйста…

– Я хочу тебя, хочу сейчас, – пробормотал он, мимолётно отвлекаясь и стаскивая вниз уже вторую половину майки.

– Вон, пожалуйста, давай подождём, давай сначала определимся с местом жительства…

– Я не могу больше ждать, красавица, я хочу тебя с первого взгляда, ты же знаешь, я полюбил тебя и… – Его пальцы потащили с меня трусики, забравшись под резинку. Я взвизгнула, хватаясь за них и пытаясь его остановить. Запах спиртного резал дыхание, так что почти слезились глаза. Послышался второй раскат грома, ещё более мощный, приближающийся.

– Вон, прошу тебя, Вон! – Я не могла представить себя без всего, при свете, под парнем, пусть он и мой молодой человек, но какой-то частью разума я поймала себя на мысли о том, что он мне как будто чужой, мы не настолько близки, чтобы случилось подобное. Он остановился, разъярённо подняв ко мне лицо. Я поспешила натянуть майку обратно.

– Что не так?! Что тебе не нравится?!

– Я… я… – «Не знаю» – это отсутствие довода. Я не могу сказать вот так глупо «не знаю», но больше сказать мне нечего. Что мне не нравится? Что он пьян, но это мы уже обсудили, и он признался, что выпил для храбрости. Что он слишком торопится? Но он всегда таким был, рубил с плеча, решал налету. В этом и есть Вон – в скорости и быстрых поступках. Он приподнялся и, надменно дёргая желваками, встал в ногах, возле кровати, уперев руки в бока.

– Ты не любишь меня? – спросил он.

– Я?! Да как ты мог подумать такое? Я же… поехала бы я с тобой, если бы не любила? Вон, ты что…

– Ты не любишь меня! – с презрением брызнул он этой фразой, искажённой пьяным негодованием. Вон резко направился к двери. – Если я тебе не нужен, так я уйду прямо сейчас, и беспокоить тебя больше не буду! Мы больше не увидимся, Элия, прощай! – С этой раскалённой и жуткой тирадой, он, не надевая футболки, схватил свою куртку и, напяливая на голое тело, совал правую ступню в ботинок. Я подскочила, не веря своим ушам. Нет, только не это!

– Вон! Вон, постой, пожалуйста! – Я подбежала к нему и, вцепившись в куртку, попыталась с него её снять обратно, но он крепко держал её, не сдаваясь. – Вон, останься, пожалуйста! У меня же никого кроме тебя нет! Я люблю тебя, люблю, правда! Пожалуйста, останься со мной, не уезжай никуда, не надо, Вон! – Я буквально обвисала на нём, спотыкаясь, суетясь вокруг него, преграждая ему дорогу к выходу. Он отпихивал меня, но не сильно, наперекосяк втиснувшись в куртку. Пьяный, шальной и будто обезумевший, он застрял в дверном проёме из-за меня, готовой упасть ему в ноги и молить, чтобы он остался, потому что без него я на свете одна, совсем одна, и люблю я его безумно, с пылом и страстью, какие даруются, возможно, один раз в жизни, и то не всякому. И я не знала, что более кошмарно: что останусь брошенной им, или что он, в таком состоянии, может сломать себе шею при спуске с горы, или мчась прочь на Волчице. – Вон, я молю тебя, послушай, я люблю тебя, правда!

После долгих пауз, препирательств и молчаливых тяжелых придыханий с укоряющими взаимными взглядами, Вон откинулся к стенке и закрыл веки. Я плакала и тряслась рядом, автоматически за что-то извиняясь и вытирая мокрые глаза и щеки. Небо, похоже, решило меня поддержать, и обрушило на Лишань потоки воды.

– Так не любят, Элия, – прошептал хрипло Вон, не размыкая век. Руки его сжались в карманах в кулаки. – Ты мне не доверяешь, ты не хочешь быть моей. Ты меня не любишь.

– Это не так, не так, – захлёбываясь рыданиями, держась на грани ужаса, что не удержу его и потеряю, я сломлено и украдкой, как бы прося разрешения, прижалась к нему и прильнула к его голой груди, положив на неё ладони. – Я люблю тебя, и хочу быть твоей. – Мы замолчали, но тишины не возникло; капли бились о крышу, стёкла и стены.