Текст книги "Мед.ведь.ма (СИ)"
Автор книги: AlmaZa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 49 страниц)
Ёнгук остановился и, достав руку из кармана чёрных кожаных штанов, указал на них.
– Кстати, тебе придётся пройти примерку и обзавестись вот такими. Добро пожаловать в команду, Эвр. Кличку менять не обязательно, но начинку надо. Не заставь меня пожалеть о решении, сделай так, чтобы через некоторое время я обнаружил в тебе цельный слиток высшей пробы, а не позолоченное говно.
– Золотые… – повторил себе под нос Чживон, идя следом за Ёнгуком. У него в детстве была книжка про древних воинов, там был рассказ о герое из славного воинства золотых, которые якобы когда-то существовали. Или были выдумкой, легендой. Тот герой был сильным и смелым, подражая ему, Бобби увлёкся борьбой, а потом вовсе забыл об этих сказках. Но, может быть, подсознание привело его в альтернативу благородному воинству – вольное братство. И вот, перед ним люди, утверждающие, что они – золотые, и он очутился среди них!
Хоуп догнал его, хлопнув по плечу.
– Ну что, Бобби, Гук тебя спас.
– Я понял.
– Готов к подвигам?
– Пока ещё не очень. Вы… действительно каким-то образом спасаете Корею?
– Корею? Нет, мы спасаем мир.
– Как?
– Избавляемся от таких, как ты, как верно заметил Эн.
– И всё?
– А много ли ещё надо? Нет плохих людей – нет плохих событий.
– И как вы определяете, кто плохой? Тот, кто вам не нравится, кто перешёл вам дорогу?
– Нет, мы сами по себе народ не обидчивый. За себя мы не загоняемся. Вот за детей и женщин – другое.
– А если я первый, принятый таким образом, то как золотыми стали остальные?
– Ну… – загадочно протянул Хосок, – золотыми не становятся – золотыми рождаются.
– Значит, у меня не получится? Ваш главный сказал, чтобы я не покрывал говно позолотой, но я же не родился золотым!
– Кто тебе сказал? – просиял Хоуп. – А ты попробуй не лепить на себя позолоту, а отряхнуться от говна. Кто знает, возможно, под ним всегда было что-то другое? – подмигнув новому соратнику, Хосок посерьёзнел: – Мне кажется, что в очень многих есть драгоценное и правильное, но, к сожалению, большинству, чтобы откопать это в себе, надо потерять работу, друзей, руку…Только обездоленные умеют ценить, только потерявшие – плакать.
– Только умершие – жить.
Чживон ухмыльнулся, намекая на себя, но он говорил всерьёз.
– Хорошо, что эта смерть была постановочной. У тебя есть шанс начать всё заново, Бобби. Воспользуйся им.
– Я постараюсь, Хоуп.
И золотые, в увеличившемся на одного человека составе, покинули подземелье, отправляясь каждый по своим делам, по своим домам. Кто-то наконец-то праздновать Новый год, а кто-то отмечать новую жизнь. Золотую жизнь.
ЭПИЛОГ
Если моё одиночное заточение в маяке можно считать жизнью в мужском мире, среди мужчин, то я, наверное, должна была привыкнуть к местам, где обитают одни парни. За последние два года я посетила дом, хозяйкой которого была женщина, один раз – в Шаньси. И всё-таки, войдя в съёмную квартиру золотых с Ви, я ощутила какую-то давно забытую дрожь невинности и незнания, как у школьницы, пришедшей к мальчику однокласснику, чтобы поделать домашнее задание. Я только воображала, что они себя так чувствуют, ведь не имела подобного опыта, в школу я не ходила, а курсы и занятия для получения аттестата не обязывали ни с кем дружить, там все были взрослыми людьми. Если мне кто-то и оказывал помощь, то Мао, с которой мы соседствовали.
В коридоре стояло множество ботинок, кроссовок, кедов, сапог, но вся-вся обувь была мужской, ни одной пары женских туфель или босоножек. На вешалках тоже самое можно было сказать об одежде: куртках, пиджаках, спортивных кофтах на молнии. Никакого зеркала у выхода, а, соответственно, никаких расчёсок, помад, сумочек, духов, шарфиков. На полке, над крючками, лежали два или три одноцветных тёплых шарфа, но это совсем не то, что женские. Те регулярно не имеют никаких функций, носятся не по погоде, меняются часто. Здесь же – необходимость и рационализм. Таково большинство гардеробов парней, наверное. Разувшись, я долго искала подходящий участок для своих ботинок, которые не вписывались в концепцию грубого мужского существования.
Ви прошёл чуть вперёд, поджидая меня у поворота на кухню. В проёме виднелся холодильник, поэтому я догадалась, что за назначение у того помещения. Слева были ванная и туалет, а прямо шли жилые комнаты. Именно оттуда показалось двое молодых людей в чёрной кожаной одежде. Они поздоровались со мной и Тэхёном, ему пожали руку. Тот, что выглядел моложе из-за расслабленной улыбки, заметил насчёт перевязи на ладони Ви:
– Ну ничего себе! Говорил тебе, заведи себе девчонку! Раньше надо было, пока кожу не стесал… – на этих словах он перевёл взгляд на меня. Я в этот момент скинула капюшон, согреваясь в прихожей. Моё лицо стало полностью просматриваемым, а белоснежные волосы выдали во мне альбиноску. – Ох ты ж… – перестал улыбаться этот парень и быстро оглядел меня всю. – Ведьмочка…
Я, разрумянившись от перепада температуры или стеснения, тоже его осмотрела и, когда наши глаза встретились друг на друге, я вздрогнула. Его взгляд!
– Ты! – узнавая, но медленно припоминая, где именно его видела, я стояла, как вкопанная. – Ты… мы не встречались, но ты… твои глаза! – Я поняла, что лицо мне его совсем ни о чем не говорит, а вот взгляд – да, именно его я и видела. И тогда мне вспомнилось, где именно. Испугавшись, я спрятала свои глаза, опустив их. – Ты тот, кто сводит с ума! Ты едва не залез мне в голову тогда… два года назад…
– Да, и если бы я этого не сделал, – вновь расплылся он, подойдя ближе, – ты бы узнала всё о нас, и выболтала Дракону. Здорово, что я тебя припугнул, да? – Высокий, он бросил на меня тень, погрузившую в темноту угол прихожей. Я всё ещё не поднимала глаз, смутно, но помня то ощущение бессилия, когда гипнотизирующие зрачки, вертясь, уволакивали сознание куда-то туда, где оно мне было не подвластно. – Я надеюсь, ты к нам насовсем? Больше сливать плохим дядькам не будешь важные сведения? – От моего неловкого молчания он обернулся к Ви. – Так что?
– Она насовсем, – ответил за меня Тэхён. – Завтра в Лог поедем.
– А-а, – протянул мастер введения в транс, снова возвращая ко мне внимание, – тогда рад познакомиться, я Сольджун.
– Элия, – под нос пробормотала я. Мне руку для пожатия не протянули, я думаю, по многим причинам: потому что с девушками здороваются иначе, потому что у меня ладони тоже забинтованные, что говорит о ранах, и потому что Сольджун, мне показалось, как и я, предпочитал лишний раз не обмениваться флюидами и энергетикой.
– А это Кота, – указал он на своего серьёзного спутника. По имени я предположила, что тот японец, и это подтверждала несколько отличавшаяся от Ви и гипнотизёра внешность. А также последовавшие слова: – Мы уезжаем на пару недель в Токио, – поведали не мне, а моему славному духу, слушающему и кивающему, – Сунён с Джело ждут нас там, Ямашита пытаются устранить всех соперников, надо бы попытаться оставить там хоть какой-то противовес. Мечтать о том, чтобы остановить столь мощный клан, поддерживаемый драконами, не приходится. Но совсем не вмешиваться мы не имеем права, иначе пострадает много людей.
– Жаль, что в Японии у нас пока слишком мало сил, – вздохнул Ви.
– Ничего, со временем прибавится, – оптимистично пообещал Сольджун и, похлопав по спине Коту, который добавил что-то по-японски, потеснил меня от двери, чтобы они смогли выйти. Я отошла, подождав, когда всё стихнет. Мы с Тэхёном остались одни. Он тут же указал пальцем на кухню:
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо, я не проголодалась пока. – Я пошла дальше, с любопытством изучая обстановку; ничего особенного не было, но беспорядок свитеров и брюк, ремней и носков, книг и наушников, кружек возле телевизора, наручных часов на тумбочках не создавал отчужденный вид общежития, а как-то мирно и уютно погружал в домашнюю и тёплую обстановку жизни людей, которые были друзьями, редко спорили, вряд ли ссорились, отдавали ради благополучия других всё, что потребуется. Это было ясно по простоте и неприхотливости предметов. Я не увидела ничего навороченного или модного, дорогостоящего и фирменного. Где-то было прибранее и аккуратнее, где-то нет – только это и создавало неравенство среди живущих. Я пересекла зал и остановилась у следующей двери, приготовившись войти.
– Стой! Стой-стой-стой! – встревожился Тэхён и, просочившись между мной и дверью, перекрыл проход.
– Что случилось?
– Там бардак, – выпалил он. И по тому, как быстро это сорвалось с его языка, я поняла, что это ложь.
– Неужели? Только там? – хмыкнула я, оборачиваясь и как бы указывая, что у них по всей квартире было, где пропылесосить или хотя бы сложить вещи в стопки.
– Нет, но… там очень интимный бардак, – кивнул Ви, свидетельствуя самому себе этим подтверждающим кивком, таким значительным, что даже губы поджал, а это с ним случалось редко. – Труселя, ну, знаешь, всякое…
– Тэхён, – положив ладонь ему на плечо, я стала потихоньку его отстранять, – я не знаю, что ты там прячешь, но мне это не нравится. Разве мы не договаривались, что тайн больше не будет? – Я держала на нём свою руку смело. Не знаю, в бинтах было дело или ожогах, но за время перелёта из Китая в Корею, с самой больницы, у меня больше не случилось ни одного видения, чего бы ни приходилось касаться. И хотя я панически боялась, что пророчества вернутся, с каждым днём успокаивалась понемногу.
Подумав над моими словами и вспомнив заверения, которыми мы обменивались, признания и исповеди, Ви понуро отошёл в сторону, кусая нижнюю губу и косясь на меня, в то же время явно не желая встретиться со мной взглядом. Заинтригованная, я открыла дверь и вошла. Прямо передо мной находилась стена с двумя расшторенными окнами. Света это не давало, потому что январьский Сеул уже погрузился в фонарные сумерки, но в целом ещё всё просматривалось. Под каждым окном стояла кровать. Параллельно обеим стояло ещё по одной, возле стен, но чтобы обозреть всё, мне пришлось сделать шаг глубже и оглядеться. Я не успела спросить Ви, на которой кровати из четырёх спит он, потому что застыла в пол-оборота, одновременно найдя его спальное место и поняв, почему он не хотел меня пускать сюда, запоздало вспомнив о том, как выглядит их спальня. Нет, вовсе не в бардаке и беспорядке было дело, хотя он, лёгкий, присутствовал (но не в виде трусов, которыми меня хотел напугать Тэхён). Дело было в том, что вся стена над его кроватью была увешана рисунками в черно-белом цвете. Сделанные карандашом, они выглядели не мрачно, но грустно, очень дождливо-печально, хотя главная героиня всех этих рисунков на многих улыбалась. И этой героиней была я. В процессе рассмотрения изображений, одного за другим, я почувствовала, что мне и самой неловко теперь смотреть на Ви. Да, он сказал, что любит меня, мы выяснили всё, что касалось отношений между нами, но это личное, удивительное, настойчивое признание в его любви, не предназначенное для моих глаз, дополнило всё немного другими красками. Он признался в этом самому себе, не недавно, исходя из количества изрисованных страниц, открыто заявил об этом друзьям, всем тем, кто здесь бывает, хотя не сказал ни слова. Выходит, и Чонгук, и Шуга знают о чувствах Ви? Его любовь только для меня стала новостью, а теперь я вижу подтверждение, что она была не сочиненной случайно, ради очередной лжи.
Тэхён отвернулся на другую половину спальни, сам став озираться так, будто видел комнату впервые. Я заметила его пальцы, щупающие в кармане пачку сигарет. Заволновавшись, он захотел курить. Мне стоило сделать что-то с неловкостью, вызванной моим появлением. Поскольку благодарить, или хвалить, или… я не знаю, что я должна была сказать о десятках портретов себя самой, выполненных так изумительно и красиво? В общем, не умела я принимать такие ситуации, поэтому трусливо и глупо решила пока что уйти от этой темы:
– С кем ты делишь комнату? – Ви обернулся ко мне, словно я оторвала его от интересной экскурсии. Его приподнятые брови как бы говорили «прости, что? Я забыл, что тут кто-то есть кроме меня».
– А… комнату? С Шугой, – он указал на кровать напротив своей. – Он тут спит. Там вон валентиночки и сердечки над изголовьем, это его девушка – Джинни ему оставляет на праздники всякие и даты знаменательные. Ты могла бы с ней познакомиться, если мы задержимся тут…
– Нет, я хочу поскорее увидеть дедушку, – сказала я, искренне не настроенная знакомиться с новыми людьми, терпеть суету большого города. Хочу в какой-нибудь дальний, тихий край, где будут надёжные и знакомые люди, и больше никого.
– Да, конечно, – согласился со мной Тэхён и продолжил: – Вон там Чонгук спит. Мы его дождёмся и с ним в Лог поедем, он тоже хотел. А четвертая кровать у нас кочевая. Чаще всего Чимин с нами обитает, ты его не знаешь ещё. Бывает, что другие: Джеро, Хансоль, Кидо… кого занесёт, короче.
– Понятно… – протянула я, вновь поворачиваясь к рисункам, и одновременно с тем, как моё лицо возвращалось к ним, лицо Тэхёна отвращалось от меня. Я сделала шаг к его кровати, и нутром почувствовала, как усиливается напряжение в моём Духе. Надо уже как-то заговорить об этом! – Ты очень хорошо рисуешь, – заметила я. Не отрывая взора от пола, Тэхён повернул подбородок к плечу, в мою сторону. Профиль прочертился в сумерках, таинственный, мужественный, и вместе с тем наивно-юный. В Ви было что-то такое… много всего одновременно, детскости и зрелости, храбрости и несмелости, прагматизма и романтики, обманчивости и искренности, умудренности и простоты, одиночества и единства с целым миром. Он переливался сотней граней, одна за другой они демонстрировали нового и загадочного Тэхёна, который постоянно оставался самим собой. Он был чудесен. Одна секунда наполняет его лицо и взгляд порочным пламенем, а следующая – невинной безгрешностью.
– Спасибо, но это так… баловство. Я самоучка. – Подойдя к окну, он взялся за ручку, собираясь приоткрыть его: – Ты не против, если я закурю? Подвинься так, чтобы тебе не дуло.
– Ничего страшного, кури, если хочешь. – Я села на его постель, спиной к картинкам. – Для самоучки ты хорош.
– Да ладно, пустое, – отмахнулся он, закуривая и затягиваясь, на морозном воздухе, наполняя его дымом и паром от дыхания. – Пока никого нет дома, курю в спальне! Конечно, Чонгук почувствует запах, но ничего не скажет. При ребятах я тут не курю.
– Кроме тебя ни у кого нет вредной привычки?
– У всех свои вредные привычки, – Ви улыбнулся, – когда нет меня и остальных, Шуга тут с Джинни шалит, Хансоль любит еду таскать по всей квартире, пока никого нет, иначе ругаемся, потому что потом везде крошки.
– Весело у вас, – хихикнула я.
– Это что! В Логе – вот жизнь! Когда увидишь монастырь, сама всё без слов поймёшь.
– А в монастыре ты тоже куришь?
– Нет, – покачал Тэхён головой, и в её наклоне выразилось какое-то непередаваемое почтение, которое он испытывает, едва упоминая место, где его воспитывали. – Там я умудряюсь дня два-три терпеть, вообще без сигарет. Потом, бывает, бегаю за забор. Но на территории – нет, там нельзя. Это же святыня.
– Может… не стоит мне, такой ведьме… ехать туда? – спросила я, запинаясь. На какое-то мгновение я ощутила себя недостойной идеального уголка мира Тэхёна. Сколько я начередила за эти два года! Есть ли мне прощение за то, что я выдавала чужие тайны и обезоруживала не самых плохих людей перед Драконом, раскрывая их планы? Ви спешно потушил сигарету об отлив со стороны улицы, и, положив окурок, подошёл ко мне, опустившись на корточки.
– Не говори ерунды, Эя. Ты фея, разве забыла? Тебя там не хватало давно. Ты нужна там. – Я хотела в это верить, поэтому не стала спорить. Мы снова взялись за руки, это получилось непроизвольно, как взаимная поддержка. Тэхён нежно улыбался, искрясь озорными глазами. – А пока мы в плену у цивилизации, пошли смотреть мультики?
– Мультики? – удивилась я.
– Да, яркие, красивые, добрые мультики! Хочешь? – Для меня было шоком, с каким азартом и энтузиазмом предлагает это Ви, парень, бросившийся на горящую меня, не побоявшийся сгореть, убивающий плохих людей, владеющий боевым искусством.
– Хочу ли я посмотреть мультики? – растерянно пожав плечами, я смущено признала: – Пожалуй, хочу.
– Тогда, вперёд! Нам нужен пирог и кофе, сначала приготовим их, и пойдём к телевизору.
– Я не очень хорошо пеку пироги, честно сказать, и не делала этого уже так долго… – оправдывалась я, плетясь за Тэхёном. Он остановился и посмотрел на меня сверху вниз:
– Вообще-то, я бы тебя к плите и не подпустил. С огнём ты обращаешься не очень-то. – Вспомнив об огне, я на мгновение помрачнела, что вышло само собой. Тэхён тотчас решил, что задел меня. – Извини… это в шутку было…
– Я поняла, – расслабилась я, улыбаясь, как и до этого. – Так, значит, ты ещё и готовить умеешь?
– Лог учит не только дыхательной гимнастике и разбиванию морд.
– Я всё больше люблю его, – засмеялась я. Мы вошли на кухню и, вдвоём перемыв свалку грязной посуды в раковине, оставленную той шеренгой золотых, что тут проводят по одной-две ночи, на самом деле принялись готовить пирог, заодно обсуждая, какой мультик лучше посмотреть. Я их не очень хорошо знала, многие не видела никогда, поэтому Тэхёну приходилось коротко рассказывать начало сюжета, чтобы заинтересовать меня или, наоборот, чтобы я поняла, чего смотреть не хочу. Так отпала «Мулан», потому что в сценарии имелся дракон, потом «Русалочка», потому что она связалась с ведьмой (по этому же принципу отпали многие мультфильмы Хаяо Миядзаки, везде-то там были какие-то колдуньи!), затем выпал «Бэмби», потому что у него убили маму, и мы с Ви оба решили, что не в настроении глядеть такие истории. Жребий пал на «Кунг-фу панду». На полу перед экраном, накрыв ноги пледом, на котором расставили тарелки со всем, что ещё нашлось, помимо свежеиспеченного пирога, нас застал Чонгук, пришедший, когда на улице было уже совсем темно. Он скромно присел рядом с нами, заставив Ви поставить паузу.
– Ужинаете?
– Ага, и развлекаемся, – ответил Ви, но вместе с тем его взгляд, устремлённый на друга, был испытующим. – Ну так и… что там решили?
– Ёнгук заберёт с собой. В Нью-Йорк.
– О чём вы? – вмешалась я, поглядывая туда-сюда, на обоих молодых людей.
– Да так, – вздохнул Чонгук, откидываясь головой к стенке и прикрывая ненадолго глаза, – обычные будни золотых. Запускайте мультик дальше, давайте смотреть.
***
Бёль была смышленым ребёнком, да и вообще в двенадцать лет уже не ходят за незнакомцами, предлагающими конфеты. Поэтому её пришлось на самом деле украсть, а не заманить. Хорошее обращение и увлекательные закулисья «Пятницы» за пару дней успокоили девочку, которой объяснили, что её прячут ради её же безопасности, потому что её старший брат вляпался в неприятности. В это она поверила без труда, потому что знала, что Ханбин – хулиган. Какой именно и как он хулиганит, Бёль не совсем понимала, но то, что он «плохой парень», где «плохой» равнялось «крутому» жило в её сознании безусловно. Всё время пребывания в заточении, она больше волновалась о нём, чем о себе, ждала новостей о брате и возвращения домой. Впрочем, отсутствие надобности ходить в школу было отличным бонусом.
Её вернули на Рождество, за несколько часов до того, как на ужин должен был прилететь их с Биаем отец. Сдерживая свои истинные эмоции, тревоги и ужасное волнение за сестру, чтобы не напугать её, Ханбин обнял Бёль в прихожей, подняв и закружив. Они минут пять не могли отойти друг от друга, улыбаясь, убеждаясь, что видят друг друга, продолжая обниматься. Наконец, Бёль первая, с деловым видом, поправив косички, перехваченные оранжевыми резинками, выдала:
– Хорошо, что с тобой всё в порядке. Ты разобрался с теми, из-за кого меня пришлось прятать?
– Разобрался? – Ханбин почти растерялся, но вовремя сообразил, что сестре выдали какую-то интересную версию происходящего. – Да, со мной всё хорошо, а… тебе сказали, почему тебя спрятали, да?
– Потому что ты во что-то вляпался, – пожала она плечами, гордая от причастности к какому-то «тёмному» делу.
– Да, так вышло, прости. С тобой хорошо обращались, правда? – натужно улыбнулся он.
– Всё было классно, не волнуйся. Несколько красивых девушек со странными именами учили меня играть на каягыме*, я выучила две коротких песенки. Эти девушки – твои бывшие? – Ханбин, не представляя, о ком идёт речь, мог только невнятно покивать, поправив:
– Нет, подруги.
– Мне кажется, они проститутки, – заметила девочка.
– Бёль! – ахнул Биай. – Что за слова? – Сестра потупилась, поняв, что немного забылась. Это же наивный старший брат, он думает, что она хорошая девочка и не знает, что она в школе жуёт жвачку на уроках, а иногда только делает вид, что занимается домашним заданием, в то время как переписывается с подружками в телефоне. И словечки она давно грубые имеет в лексиконе. А как весело было с этими накрашенными дамами! Они разрешали ей покрывать лаком ногти, мерить их туфли, клеить накладные ресницы. Некоторые из них знали в совершенстве иностранные языки, свободно на них говорили. Вот бы тоже научиться! – И вообще, – прощающе ухмыльнулся Ханбин, – ты что, подумала, что проститутки могут быть моими бывшими?
– Ой, с какими ты только не гулял, – закатила глаза Бёль. Брат усердно прятал от неё свою распутную жизнь, но всё же маленькая сестрёнка не стационарный аппарат, который можно задвинуть в сторону от событий. Какими-то урывками, возвращаясь из школы, выглядывая из окна, прибегая пару раз в университет к Ханбину, она всё равно что-то видела и узнавала. Делая вид королевского одолжения, она заявила: – Не бойся, папе я ничего говорить не буду. Он ещё не прилетел?
– Нет, но скоро будет. Иди, переодевайся, и будем готовиться к Рождеству! – Успокоенный, наконец-то сумевший без нервов сделать вдох и выдох, Биай проводил Бёль глазами в её комнату, и пошёл в свою спальню, где застал Хёну, собирающую свои немногочисленные вещи, мелочи, которые оказались тут, пока она временно проживала у него, в качестве поддержки: дезодорант, сменное бельё, кружевную сорочку, бижутерию, выходное платье и колготки. Зубную щётку она вытащила из стаканчика сразу, как только раздался звонок в домофон, рывком метнувшись в ванную. – Ты что делаешь? – нахмурился он.
– Собираюсь домой, – не оборачиваясь, не прекращала она своего занятия. – Сегодня Рождество, семейный праздник.
– Вот именно, сейчас приедет отец и… – Хёна распрямилась, отвлекшись от сумки. Посмотрела сосредоточенно в глаза Ханбину, пытаясь не выпустить из кулака волю.
– И я знаю, что ты не знакомишь его со своими любовницами, не любишь, чтобы он знал что-то о твоей жизни. И я не буду мелькать перед глазами Бёль, чтобы у ребенка не было примера распутной женщины. Я поеду к родителям, если что-то понадобится – звони. – Пока Биай, соображая что-то, вперивал руки в бока, стоя у двери, Хёна закончила сборы и, закинув ремешок на плечо, уже одетая, подошла к нему, звякнув тонкими браслетами, намекая на освобождение пути. Слегка нанеся на лицо косметику, в светло-кремовом джемпере и узких джинсах, она была очень красива. Эффектнее в университете девчонок найти было можно, а вот прекраснее в естественном стиле вряд ли. Не отходивший от двери парень явственно вспомнил, как захотел когда-то покорить её, затащить в постель, и для этого соблазнил, использовав все свои коронные штучки, сработавшие так хорошо, что соблазн держался до сих пор. – Ужин я приготовила, мясо разогреете, если остынет к приезду отца.
Ханбин не сдвинулся ни на миллиметр. Они столкнулись взглядами и давили ими, один на другого. Недовольно раздув ноздри, парень прислонился спиной к двери, захлопнув её. Теперь руки скрестились на груди.
– Распутная женщина, скидывай свою сумку и наряжайся к ужину, праздник, всё-таки.
– Семейный, – напомнила ещё раз Хёна. – Я не хочу униженно себя чувствовать при твоём отце, читать в его взгляде: «Зачем она здесь? Для чего ты её притащил сюда?». – Вздохнув, Ханбин потёр веки, подвигал челюстью, будто перемалывал слова. Они цеплялись за зубы, не желая вырываться, слишком непривычными были, не свойственными ему.
– Я купил подарок, и хотел вручить тебе его сегодня. – Он потянул сумку с плеча Хёны, и после её кроткого сопротивления всё-таки стащил прочь, бросив на кровать. – Это кольцо. Я представлю тебя отцу, как невесту, а не любовницу. – Хёна округлила глаза, руки её безвольно упали. – Пошли знакомиться с Бёль. Уверен, ты ей понравишься.
***
Хосок продолжительное время стоял перед дверью домой, сначала не доставая ключи, а потом достав, и не вставляя в замочную скважину. Он готовился морально к упрёкам Ханы, которые будут вполне заслуженными. Но разве мог он иначе? Понимая бессмысленность предметного задабривания, на этот раз он был без подарков и цветов. Жене не хватало именно его, чем же он заменит своё присутствие? Настроившись, Хоуп нарисовал на лице улыбку, приосанился, и, открыв дверь, перешагнул порог.
В зале горел свет, слышались звуки какого-то фильма. Хосок тихонько дошёл до туда и выглянул из-за угла. Хана сидела на диване, поджав под себя ноги, в халате, причесанная, но бледная, с покрасневшим носом. Вид у неё был блёклый, больной простудой. Молодой человек обеспокоенно поспешил присесть рядом, беря девушку за руки. В одной из них лежал пульт, который пришлось отложить в сторону.
– Хана, милая, с тобой всё хорошо? – Пошмыгав носом, она кивнула, забирая одну ладонь обратно, чтобы протереть влажные глаза. – Ты что, плакала?
– Я смотрю очень грустное кино, – указала она на экран. Хоуп быстро покосился в ту сторону и обнаружил идущего «Гринча, похитителя Рождества». Да, печальнее некуда. Вздохнув, он обнял Хану и прижал к себе, прислонив её голову к своей груди. Словно прорванная плотина, она зарыдала в его пуловер. Погладив её по волосам, Хосок попытался отделаться от мук совести, но ничего не вышло. Он был виноват в её состоянии, это он заставлял её плакать.
– Прости, Хана, серьёзно, прости, я знаю, что должен был быть с тобой на Новый год, но не вышло.
– Что извиняться? – справляясь со слезами, отстранилась она, такая юная, скромная, очень простая. В её лице не было никакого подтекста, никакой злобы, в этом была вся Хана – всё наружу, мысли, эмоции. Не очень разнообразные, но честные и добрые. В ней была обида, в ней родилось непонимание. Она пыталась сдерживать слова, что у неё чаще получалось, но не потому, что у неё был сильный характер, а потому, что она считала себя не умеющей красиво изъясняться. Рядом с ярким и говорливым супругом девушку регулярно сковывало смущение, осознание собственной мелкости, того, что она была избранна на эту роль незаслуженно. Хосок вспоминал, как отучал обращаться к нему на «вы», и осознавал, что часть этой пропасти между ними до сих пор не устранена. И дело не только в том, что Хану пугают его деньги, но и в том, что он не открывается ей полностью, не доверяет своих золотых секретов. – Зачем говорить «прости», – продолжила жена, достав из кармашка халата платок и вытерев лицо, – если продолжаешь поступать так же, как и раньше?
– Хана… – Хоуп замолчал. Что говорить? Она права. Он только и может, что извиняться, но изменить образ жизни он не в состоянии. Подарки не радуют, извинения не работают, исполнить желание жены и быть с нею рядом всегда он не в состоянии. Замкнутый круг, что делать? – Папа звонил?
– Да… да, – уцепилась за отвлеченную беседу и Хана, понимая, что иначе они поругаются. Ей не хотелось этого, ей хотелось успокоиться, что получалось с трудом. – Я сказала, что это наш первый Новый год вместе, мы хотим быть вдвоём, и он не стал настаивать… – к последним словам её голос опять задрожал и она принялась хныкать. Хоуп забрал у неё платок и сам вытер её глаза и щёки.
– Ну, всё, всё. Я вернулся. Теперь мы вместе. Улыбнись, солнышко, пожалуйста.
– Я не могу! – жалобно простонала Хана, однако с удовольствием вернувшись обратно в объятия мужа.
– Понимаю. Я не буду больше произносить пустых извинений, но я знаю, что должен был быть с тобой, милая…
– Дело ведь не в том, что ты должен, – подняла она на него глаза с мокрыми ресницами. – Хотел ли ты быть со мной в эти дни, Хосок?
– Будда, что за вопрос? Само собой, я хотел, – заверил он, но в то же время подумал, что в Китае было здорово. Он был в нескольких метрах от Черити Лавишес, ещё немного – надрал бы ей задницу. Отличная заваруха была на крыше! А чего стоили напряженные часы, проведенные бок о бок с врагом, который теперь стал одним из них! Хоуп не мог сказать, что жизнь золотого – это только долг. Ему это всё нравилось: разъезды, опасность, риск, нападения, драки. Он не мог бы жить без подобных авантюр во имя добра, это делало его судьбу насыщенной и что-то стоящей. Но это не значило, что ему не хотелось быть с Ханой. С тем же удовольствием он бы провёл те дни и с ней, но не порваться же ему? Те дела были важны, они наконец-то спасли Элию, девушку, которая погибла бы без их участия. А дома не было ничего срочного. Он выбрал правильно, он всё сделал правильно. Хоуп прислушался к звукам квартиры. – А твои родители? Они приезжали?
– Нет, – успокоилась Хана, сложив платок и убрав в карман. – Они хотели, но я сказала то же самое, что твоему папе. Иначе мама бы начала говорить плохое о тебе и нашем браке, что я зря вышла замуж, что все богачи – негодяи. А то ещё и позвонила бы твоим родителям. Нам же это было не нужно?
– Конечно, спасибо, что подумала об этом. Так… с кем ты отмечала Новый год? – поинтересовался легкомысленно Хоуп. Хана опустила глаза, промолчав. – Нет, правда, если ты приглашала подруг, я же не имею ничего против.
– Ты же знаешь, из-за того, что я слишком прилежно училась, подруг у меня не завелось. Есть школьные, но они не смогли бы приехать. Намджун звал праздновать с ним, с Юнги и Джинни, их родителями, но я не пошла. – Пронзённый очередным приступом раскаяния, Хосок нахмурил брови.
– Ты была совершенно одна эти дни?
– Да. – Он откинул голову на спинку, закрыв глаза. Да, ему-то в Китае скучать было некогда, а вот Хана тосковала в одиночестве, без кого-либо рядом, не зная, чем и для чего занимается её непутёвый, безрассудный супруг.
– И всё-таки, прости меня, Хана. Я тебя недостоин.
– Не говори так.
– Хана, я хочу, чтобы ты знала: я совершаю хорошие дела, это действительно важно, то, что я делаю. Я распоряжаюсь финансами, достающимися мне от отца, не совсем так, как он думает. Да, у меня есть очень дорогие вещи, для видимости, но на самом деле… большую часть своих средств я трачу на благотворительность. Я помогаю людям. Папа никогда не одобрил бы этого, он считает, что каждый человек должен помогать себе сам, и кормить тех, кто не прокормит себя сам – глупость, поэтому я скрываю от него всё, что делаю. Я помогаю не только деньгами, есть ещё ситуации… – Хоуп запнулся, но вспомнил, что жена не тот человек, от которого скроешь шрамы и ранения, она всегда видела, когда он возвращался из бойни. – Приходится сражаться, Хана, с оружием в руках. Мы спасаем людей. В этот раз мы спасли девушку, чуть моложе тебя. Она бы погибла, если бы мы не вмешались.
